Текст книги "Испытание желанием"
Автор книги: Кортни Милан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
С течением времени эти семейные связи почти прервались. Другая женщина на ее месте сделала бы попытку оживить их, однако Кейт оправдывала себя тем, что у нее есть собственный круг друзей. Она совсем не испытывала необходимости добавлять к нему родственников своего супруга.
Что ж, именно так все и произошло, и теперь каждый из собравшихся в этой комнате, если только узнает о том, что она сделала, сочтет ее врагом.
Самый главный ее враг как раз подошел, чтобы, в свою очередь, поприветствовать ее мужа. Высокий и худощавый, граф Харкрофт был одного возраста с Недом, но выглядел как восемнадцатилетний юноша – годы не оставили отпечатка на его лице. «Граф производит впечатление идеального мальчика, золотого ребенка», с горечью подумала Кейт. Он превосходно играл в крикет, был настоящим шахматным гением и с видом знатока мог высказаться по поводу пасторальных мотивов в живописи фламандских художников. Харкрофт много времени уделял благотворительности, не позволял себе ни единого бранного слова и регулярно посещал церковь, где мелодичным баритоном исполнял духовные гимны.
Он также регулярно избивал свою жену, стараясь наносить удары по тем местам, где синяки незаметны. Это было его законным правом, правом супруга Луизы, и если ему станет известно, что Кейт ее спрятала, он может довести дело до суда, требуя вернуть Луизу обратно.
Кейт намеревалась не дать ему ни малейшего шанса.
Нед пожал руку Харкрофта и вопросительно посмотрел по сторонам.
– А где же Луиза? – прямо спросил он. – Она, наконец, родила? Надеюсь, не заболела опять?
Воцарилась тишина. Три гостя обменялись взглядами. Кейт напрягла спину. Леди Блейкли вновь села в кресло и расправила свое фиалковое платье. Она старалась не смотреть на Неда. Напротив, она перевела взгляд на своего мужа, который пожал ей руку, словно возлагая на нее обязанность сообщить правду.
– Мы не знаем, где она, – просто сказала леди Блейкли. – Но ты ведь только вернулся. Не беспокойся об этом.
Конечно, они прибыли, чтобы поговорить с Кейт. Не очень хороший знак, особенно если учесть, что никто из присутствующих в комнате даже не взглянул в ее сторону.
– Дженни, – осторожно спросил Нед, – ты что, пытаешься меня от чего-то защитить?
Улыбка на лице леди Блейкли завяла.
– Полагаю, что если я и достиг чего-то за последние несколько лет, так это права знать правду. Мне кажется, я доказал вам, что могу быть полезным.
– Нед, я совсем не то имела в виду. Я просто подумала…
Нед выставил вперед руку:
– Что ж, прекрати думать просто. – Он произнес это легко и непринужденно, но опять что-то словно промелькнуло между ними, и леди Блейкли кивнула.
О, как глупо, как нерационально было испытывать эти уколы ревности! И тем не менее они ранили ее, ранили даже не потому, что она подозревала, будто между ними что-то есть. Леди Блейкли была искренне предана своему супругу. Однако этот обмен взглядами говорил о доверии и дружбе между ними, дружбе, которую Кейт так и не удалось завязать со своим мужем. Все, чем она могла довольствоваться, – краткие встречи за завтраком и еще более краткие ночи, в которых было больше надежд и ожиданий, чем истинной страсти. Она копила эти надежды три месяца и наблюдала, как они постепенно обращались в пепел в течение долгих трех лет.
– Если кто-нибудь и имеет право знать правду, – достаточно резко заметила Кейт, – так это я. Луиза была одной из моих самых лучших подруг. Я думала, что после того, как она успешно разрешилась от родов три недели назад, опасность миновала. Неужели с ней что-то случилось? – Кейт вовсе не надо было притворяться, она и в самом деле испытывала сильную тревогу за судьбу подруги. – С ней все в порядке? Вы приехали, чтобы отвезти меня к ней?
Во время всей ее речи Харкрофт не сводил с нее холодного, подозрительного взгляда. Однако как бы Кейт внутренне ни дрожала, какой бы страх ни испытывала, она не позволила себе показать нечто большее, чем обычное дружеское беспокойство.
Леди Блейкли, должно быть, также не заметила ничего подозрительного в ее словах. Она лишь тяжело вздохнула:
– Мне не так просто говорить вам это, но Луиза ушла…
– Ушла? – переспросил Нед и резко поднял голову.
– Неужели вы… вы хотите сказать, что она… скончалась? – задала страшный вопрос Кейт с хорошо разыгранной озабоченностью в голосе.
– Я имею в виду, – уточнила леди Блейкли, – что она пропала. В последний раз ее видели вчера около полудня, и мы отчаянно пытаемся ее разыскать.
– Может быть, она попала в руки к вымогателям, разбойникам? – предположила Кейт. – Вы не получали писем с требованием выкупа?
Нед обратился к Харкрофту:
– Харкрофт, бывало, ты забавы ради разыскивал пропавшие книги в Бодлианской библиотеке[9]9
Бодлианская библиотека – старейшая библиотека Англии, с 1602 г. носит имя сэра Томаса Бодли, возродившего старинную оксфордскую библиотеку. Несмотря на принадлежность Оксфордскому университету, долгое время обладала негласным титулом Национальной библиотеки Великобритании.
[Закрыть]. Как же ты мог оказаться настолько невнимательным, что потерял свою собственную жену?
Харкрофт взволнованно пригладил рукой волосы. Кейт с горечью подумала, что он хорошо играет роль убитого горем мужа.
– Понимаешь… – мягко заметил Харкрофт, – она так страдала в последнее время. Эта ее болезнь… Наверное, она и есть причина всего произошедшего. Знаешь, после того, как она родила ребенка… Врач сказал, что у некоторых женщин после родов это случается. Что-то связанное с чрезмерным возбуждением, которое не выдерживает женская чувствительность. Она была сама не своя после рождения Джереми. Женский разум такой хрупкий и деликатный, ты понимаешь… Она сильно изменилась за время вынужденного пребывания в постели после родов. Стала менее послушной, более возбужденной. С нею постоянно случались истерики.
Харкрофт пожал плечами. В этом жесте промелькнуло столько беспомощности и отчаяния, что Кейт невольно скривила губы. Уж кем-кем, а беспомощным Харкрофт не был. Кейт подавила настоятельное побуждение схватить своей деликатной женской ручкой стоявшую рядом масляную лампу. Она ощущала возбуждение и стремление быть непослушной прямо сейчас… Так почему бы ей не пойти на поводу у своей деликатной женской чувствительности и не запустить эту тяжелую бронзовую лампу прямо ему в голову?
Однако, какое бы удовлетворение ни принесло ей это несложное упражнение, оно вряд ли бы решило проблемы Луизы.
– И нет, – продолжил Харкрофт, повернувшись к Кейт, – нет никаких признаков насилия. Кто бы ни забрал ее… – В его голосе появились резкие, неприятные нотки, и он закончил свою речь, смотря Кейт прямо в глаза. – Кто бы это ни был, он собрал чемоданы для Луизы и тщательно упаковал все детские пеленки. Они взяли также и моего сына, и кормилица не слышала при этом ни звука, ни крика, которые бы, несомненно, насторожили ее.
– О нет! – воскликнула Кейт. Она натянула на лицо маску искренней симпатии и сочувствия и достойно встретила гневный взгляд Харкрофта. – Только не маленький Джереми! Каким же надо быть больным, испорченным, ужасным недочеловеком, чтобы задумать причинить зло этому крошечному ангелу?
Несмотря на то что в ее словах заключалась лишь полуправда, эмоции, которые ею двигали, были искренними. Кейт лишь надеялась, что все присутствующие истолкуют их как проявление симпатии по отношению к Харкрофту, а не как гневные обвинения, каковыми они, несомненно, и являлись.
Он не мог знать, что было у нее на уме, но воспоминания, которые она пробудила своей взволнованной речью, вряд ли подействовали на него утешительно. Губы его скривились, и он отвернулся.
– Как уже сказал, – пробормотал он, – я не получал ни угроз, ни требований.
– Чем я могу помочь? – спросил Нед. – Полагаю, именно за этим вы сюда и приехали, так? Поскольку услышали, что я вернулся? Потому что… – Он прервался и внимательно оглядел устремленные к нему лица собравшихся. – Но нет, никто из вас не знал ничего о моем возвращении.
– Они прибыли сюда, чтобы поговорить со мной, – в наступившей тишине раздался голос Кейт. – Узнать, не сообщала ли Луиза мне нечто важное.
Маркиз Блейкли подошел к ней еще ближе. Он был высоким, и Кейт ни разу не видела, чтобы хоть что-нибудь могло поколебать его уверенность в себе. Лорд Блейкли производил чертовски устрашающее впечатление, и она невольно отшатнулась.
– А она что-нибудь вам говорила?
Кейт задумчиво покачала головой, будто стараясь припомнить.
– Мы планировали увидеться на балу у семейства Хэтэуэй в ноябре, если позволят дороги. Она ничего не упоминала при мне о каких-либо других планах.
Почти правда. Это Кейт побудила ее к действиям. Кейт разработала весь план, Луизе оставалось лишь только согласиться.
Кейт продолжала:
– Она ничего не говорила мне о своем желании побывать где-нибудь или… Или, да простят мне собравшиеся, что я касаюсь столь деликатного предмета, но при данных условиях это необходимо, у кого-нибудь. Луиза совсем не та женщина, которая может сбиться с пути…
После этих ее слов воцарилось разочарованное молчание.
– Может быть, все же, – продолжил расспросы Харкрофт, – вы вспомните что-нибудь, что она когда-либо говорила об окрестностях Берксвифта. Вчера вечером одинокая женщина, похожая по описаниям на Луизу, вышла из наемного экипажа в Хавертоне, всего в пяти милях отсюда. Экипаж был нанят в Лондоне. Этот эпизод весьма примечателен.
– Одинокая женщина? Без ребенка? И куда же она направилась?
– Да, без ребенка. Однако столь точное соответствие приметам Луизы – женщина с темно-рыжими волосами и голубыми глазами…
– Я уверена, что это не она, – покачала головой Кейт. – Луиза никогда бы не оставила Джереми. Ни за что.
Именно на этом держался весь ее план – убедить Луизу позволить Кейт отвезти ее новорожденного сына в Лондон, чтобы сбить с толку возможных преследователей и затруднить поиски. Женщина с младенцем на руках и так достаточно примечательна, а если учесть еще ее весьма яркую внешность, то позволить Луизе путешествовать таким образом было равноценно тому, чтобы зажечь маяк в безлунной ночи.
– Возможно, – рискнула Кейт, – если вы расскажете мне о том, что произошло накануне и что, вероятно, могло спровоцировать ее отъезд, это поможет мне вспомнить что-то.
Она не хотела быть единственным человеком в этой комнате, говорящим неправду. Пусть, наконец, Харкрофт объявит, что он ударил ее в живот и пообещал сломать ручку малышу Джереми, если она хоть кому-нибудь об этом расскажет.
– У меня есть лучший способ оживить ваши воспоминания, – с угрожающим видом Харкрофт почти вплотную приблизился к ней.
На секунду Кейт инстинктивно от него отшатнулась. Ей, более чем кому-либо еще, было известно, на что он способен. Нед также сделал шаг вперед и встал рядом с ней. Конечно, глупо было сознавать себя более безопасно рядом с человеком, бросившим ее на долгие три года, но именно так она себя и почувствовала.
– Возможно, – вкрадчиво произнес Харкрофт, будто совсем и не угрожал ей еще минуту назад, – со временем ваша память прояснится. Обязательно сообщите мне, если вспомните что-нибудь важное.
– О, даже не сомневайтесь. Я немедленно пошлю вам письмо, если мне хоть что-нибудь придет на ум.
Харкрофт покачал головой:
– В этом, я полагаю, не будет необходимости. Нед, дружище, ты спрашивал, чем можешь мне помочь? Наемный экипаж высадил мою жену в двух шагах отсюда, и мне не поступало сведений, что женщина с ее приметами покинула эти места. Я уверен, она где-то рядом.
Кейт ощутила неприятный холодок где-то между лопатками. Харкрофт посмотрел на нее холодным, бесчувственным взглядом, будто ему были прекрасно известны ее мысли, будто он увидел каждый ее волосок, вставший дыбом от его безжалостных слов.
– Я лишь только прошу, – заключил он, – чтобы мне было дозволено и впредь пользоваться вашим гостеприимством, пока я занимаюсь здесь поисками.
Это было нехорошо. Очень нехорошо. Кейт изобразила на губах подобие улыбки, пытаясь привести в некий порядок свои смятенные мысли.
– Конечно, – вежливо сказала она, – я сейчас же распоряжусь, чтобы нам принесли чай, и вы расскажете, чем я могу быть полезна.
Глава 4
– Дженни, – проговорил Нед, едва Кейт покинула комнату, – прежде чем мы начнем обсуждать проблемы, связанные с поисками Луизы, я должен кое-что узнать у тебя.
Дженни, сидевшая на гобеленовом диванчике подле мужа, улыбнулась Неду и кивнула, предлагая присесть. Нед занял стоявшее рядом кресло и наклонился к ней ближе. То, что он собирался сказать, уже больше часа не шло у него из головы. Учитывая все обстоятельства, было не очень честным предъявлять ей претензии и беспокоить ее этим вопросом. И все же…
– Почему ты не написала мне, что модным развлечением лондонских великосветских повес стало пари, заключенное с целью соблазнить мою жену?
Нед не мог припомнить, чтобы когда-нибудь Дженнифер Кархарт вела себя трусливо. И все же она отвернулась, закусив губу.
– Через океан письма идут так долго, – помедлив, ответила Дженни, отводя от него взгляд. – К тому же леди Кэтлин, Кейт, я хотела сказать, так уверенно держала себя в этой ситуации. Не думаю, чтобы ей нужна была моя помощь, и, откровенно говоря, вряд ли бы она одобрила мое вмешательство. Кроме того, тебе… – Она внезапно умолкла, смущенно водя указательным пальцем по своей ладошке.
– Мне – что?
– Тебе нужно было время, чтобы все осмыслить. – Дженни потянулась и незаметно расправила лацканы его фрака.
– О боже! – только и мог вымолвить Нед.
Все эти годы одной только Дженни в полной мере были известны его юношеские страхи и комплексы. Когда он едва не погубил свою жизнь, она помогла ему собрать ее по кусочкам. Дженни была ему как сестра, и она без преувеличения спасла его в свое время от смерти. Возможно, именно поэтому она до сих пор старалась защитить его, будто он все еще был неразумным ребенком, нуждающимся в ее заботе и постоянном внимании.
– В следующий раз, – спокойно произнес он, – скажи мне.
– Что тебе сказать? – раздался голос Харкрофта, и Нед неохотно обернулся. – Ты, несомненно, рассказываешь нам о большом успехе твоего индийского вояжа?
– Если под словом «успех» ты подразумеваешь тот факт, что мне удалось раскрыть правду, то да.
Гарет взглянул на него и наклонился вперед:
– Все так плохо?
– Даже гораздо хуже, чем об этом говорилось на последних заседаниях парламента. Корабли компании[10]10
Имеется в виду Ост-Индская компания.
[Закрыть] регулярно обстреливают китайские поселения в устье Жемчужной реки[11]11
Чжуцзян, третья по величине река в Китае.
[Закрыть] только потому, что Китай лишил нас права торговли индийским опиумом. Не самые славные страницы британской истории[12]12
В данном случае описываются реальные события так называемой Первой опиумной войны (1840–1842).
[Закрыть]. Когда мы покончим с нынешней проблемой, надо обязательно обсудить, что можно предпринять в связи с этим в палате лордов. Я сделал некоторые заметки.
– И тебе так легко удалось вести записи?
– Достаточно легко, – широко улыбнулся Нед. – Стоило только избавиться от докучливых претензий офицеров, пытавшихся мне помешать.
Харкрофт махнул рукой:
– Мы можем обсудить поподробнее это позже. А теперь нам нужно выработать план. Я считаю, прежде всего, надо организовать…
– Я полагал, нам следует дождаться возвращения Кейт, – удивленно перебил его Нед. Он никогда не думал, что Харкрофт может вести себя столь невежливо и даже оскорбительно. А начинать беседу без Кейт, будучи у нее в гостях, представлялось Неду верхом неприличия.
Харкрофт пренебрежительно махнул рукой.
– Господи, нашел о чем беспокоиться! Чем, по твоему мнению, она может нам помочь? Отправиться за покупками? – Он покачал головой. – Если бы моя жена пропала на Бонд-стрит, я бы обязательно обратился за помощью к леди Кэтлин.
Пальцы Неда сжались в кулак от этого намеренного оскорбления, нанесенного его жене.
– Да, да, – Харкрофт презрительно махнул рукой в сторону Неда, – я понимаю. Ты чувствуешь себя обязанным возмутиться. Но попробуй мыслить разумно. У некоторых женщин просто не хватает ума ни на что другое, кроме легкомысленных поступков. Я с тобой согласен, кое в чем она просто великолепна. Например, в организации балов, музыкальных вечеров и приобретении тысяч шляпок и перчаток. Поверь мне, Нед. Мы все будем просто счастливы, если леди Кэтлин окажет нам помощь в составлении обеденного меню.
И именно в этот момент в сопровождении слуги с подносом в гостиную вошла Кейт. Она не смотрела на Неда. Она не смотрела ни на кого. И она ничего не сказала по поводу предмета их беседы. Леди Кэтлин вообще ничего не сказала. Однако по тому, насколько сосредоточенно Кейт занялась угощением гостей и распределением изящных фарфоровых чашечек и традиционных огуречных сэндвичей, Нед мог определенно заключить, что она прекрасно расслышала последние слова Харкрофта. И они сильно задели ее, причинив боль.
Что хуже всего, никто не пошевелился, чтобы ее защитить. Даже он сам. И судя по тому, как Кейт посмотрела на заварочный чайник, она все поняла.
Усаживаясь, она намеренно выбрала самый отдаленный от них стул, словно для того, чтобы подчеркнуть свою непричастность к общей беседе. Харкрофт начал развивать перед ними свой план опроса сельских жителей и найма платных ищеек, а Кейт так и продолжала тихо сидеть, уставившись в свою чашечку. Нед не мог подобрать слов, чтобы описать неуютное чувство, мгновенно охватившее его при одном только взгляде на Кэтлин. Она вела себя благожелательно и с достоинством, до кончиков ногтей оставаясь именно той дочерью герцога, на которой он женился.
И ей было очень больно. Глядя на нее, Нед невольно чувствовал, будто… будто он упустил, забыл что-то важное.
Конечно, не ее. Он бы никогда не мог забыть Кейт. И не клятвы, которые он давал ей у алтаря. Нед вел долгую и мучительную борьбу с самим собой, пытаясь одновременно заботиться и любить Кейт и держать ее подальше от той тьмы, что была внутри его, тьмы, что могла однажды вырваться наружу.
Нет, после всего того, что она сказала ему в коридоре, он был абсолютно уверен, что неправильно, неприемлемо вел себя по отношению к ней, и не очень представлял себе, как все исправить. И удастся ли ему это вообще. Кейт сказала, что их брак может взлететь на воздух, как высохший осенний листок при малейшем дуновении ветра, и он не знал, как вдохнуть в него жизнь. Как сделать это, не тревожа собственных темных демонов, укрощенных, но навеки оставшихся в его душе? Единственное, в чем он прекрасно отдавал себе отчет, так это в том, что если он промолчит сейчас, если не попытается хотя бы смягчить причиненную ей боль, то никогда не сможет честно взглянуть на себя в зеркало.
Он поднялся и подошел к ней. Где-то позади него Харкрофт продолжал свои разглагольствования.
– В наши дни, – посетовал тот, – все забыли о правах мужа. Все эти возмутительные новшества!..
Возвышаясь за спиной у жены, Нед видел ее густые ресницы. Кейт не накрасила их сегодня, и когда она смотрела в свою маленькую чайную чашечку, ее ресницы дрожали. Не поднимая глаз на Неда – он вообще был не уверен, что она заметила его и поняла, насколько близко он к ней стоит, – Кейт тяжело вздыхала и добавляла в чай одну ложку сахара за другой.
Они совсем мало прожили вместе, однако даже тех нескольких месяцев кратких совместных чаепитий было вполне достаточно, чтобы запомнить, что его жена никогда не клала сахар в чай.
– Факты же говорят о том, – напыщенно провозгласил позади них Харкрофт, – что сама Британия как таковая была основана на правах супруга.
– Права супруга, – прошептала Кейт. – Боже упаси!
– Кейт?
Кейт вздрогнула, ее чашка стукнулась о блюдечко.
– Уже второй раз за эти несколько часов вы подходите ко мне сзади. Вы хотите причинить мне увечье?
Судя по ее последнему выражению, она была не очень высокого мнения о браке – не важно, шла ли речь о леди Харкрофт или о ней самой. Возможно, они сравнивали свои впечатления. Он не знал, что делать, кроме того, как вызвать у нее улыбку.
– Неужели я невольно помешал приватной беседе между вами и вашей чашкой?
Кейт изумленно посмотрела вниз. Даже Неду было заметно, что жидкость в чашке стала просто сиропообразной от огромного количества растворенного в ней сахара. Сколько же ложечек сахара она туда положила? Однако Кейт ничего не ответила.
– О, должно быть, это и вправду так, – продолжал Нед, – о чем я искренне сожалею, поскольку вам и вашему чаю есть много чего обсудить. Однако позволено ли мне называть его просто чаем? – Кейт окинула его удивленным взглядом. – Мне бы меньше всего хотелось оскорбить ваши усилия по превращению его в сироп.
Невольная улыбка тронула ее губы, она отставила свой невыпитый, переслащенный напиток. И – о чудо! – Нед сам не понял почему, но он протянул руку и коснулся ее пальцев. Было чертовски приятно ощущать их изящные, нежные косточки в своей ладони.
– О, постойте, постойте, – заметил Нед. – Я совершил ужасную ошибку. Но вы должны простить меня. За эти годы я совсем позабыл про этикет и правила старшинства. Вы – дочь герцога, чай ваш личный враг, и вы являетесь единственным его законным истребителем. Этикет же гласит, что…
– Ничего подобного! Я вовсе не… – растерялась она.
Однако появившийся после его слов веселый блеск в ее глазах не погас. Может быть, если ему удастся еще раз заставить ее рассмеяться, он сможет вернуть все обратно. Возможно, ему удастся заполнить юмором эту пропасть между ними.
– Ах, так вы не дочь герцога? – Он огляделся по сторонам в преувеличенном замешательстве. – А кто-нибудь еще здесь знает об этом? О, я никому не скажу, поверьте!
Ее рука дернулась, и ему удалось выиграть еще одну ее невольную улыбку. И это Нед тоже хорошо помнил – его попытки вызвать у нее смех во время завтрака с дежурными сэндвичами и ее притворно суровые выговоры за то, что она едва не подавилась от кашля. Это было довольно рискованным занятием даже при ярком свете дня.
– Прекратите дурачиться, – сделала она ему замечание.
– А почему бы и нет? – Он протянул руку и коснулся ее подбородка.
Кейт подняла голову. И тогда он вспомнил, почему беседы с ней представлялись ему столь опасными. Потому что она так смотрела на него. Прошли годы. Но на мгновение тот взгляд, которым она смотрела на него, показался таким же древним и загадочным, как тот, что Далила однажды бросила на Самсона. Это был взгляд, говоривший о том, что Кейт видит его насквозь, что она прекрасно различает за пеленою юмора совсем не веселую реальную причину его отъезда. Она смотрела на него так, будто понимала, как отчаянно он пытался сохранить контроль над собой, не потерять самообладания… и как близко она подошла к тому, чтобы разрушить все его усилия.
Его жена представляла для него опасность с самого начала их брака. В ней странным образом сочетались открытость и сбивающая с толку таинственность – загадка, которую ему так хотелось разгадать. Он хотел бы поразить всех ее драконов – да он запросто придумает их, даже если у нее и нет достойных пресмыкающихся противников. Короче говоря, он внезапно осознал, что опять впадает в то юношеское безрассудство, которое ему удалось побороть в себе с таким трудом.
Он бежал от этого. Он покинул Англию якобы для того, чтобы проинспектировать владения Блейкли на Востоке. Это было рациональным, вполне разумным и расчетливым предприятием, и он доказал, что и сам может быть разумным и расчетливым. Он вернулся домой, будучи свято уверен, что на этот раз избавился от всех своих юношеских безрассудных фантазий.
– Вы что, решили разыграть из себя шута горохового для меня? – На ее лице словно были написаны те же страхи и угрозы, что смущали его и раньше.
Он увидел боль и грусть оттого, что бросил ее, и почувствовал свое собственное отчаянное желание их восполнить. Однако он заметил и нечто большее – она стала сильнее и тверже, чем та женщина, почти девочка, которую он оставил три года назад.
Он вернулся в Англию, намереваясь окружить свою жену джентльменской заботой и участием. Он хотел доказать всем раз и навсегда, что заслуживает доверие, что уже не тот глупый, безрассудный мальчишка, ищущий непосильной ноши.
А Кейт заставляла его хотеть невозможного.
Когда она улыбалась, теплота ее выражения преобразовывалась в некое горячее чувство, осколки которого проникали ему под кожу, как раскаленные иглы. Они врезались ему в грудь, цепляли его за ребра и неудержимо влекли к ней.
На одно безумное, отчаянное мгновение он подумал о том, чтобы открыть ей свою душу. Ему захотелось, чтобы она обо всем узнала – о его борьбе за самообладание и стабильность, о той тяжелой битве, которую ему удалось выиграть. Он стремился также понять, почему она сидит в этой гостиной так, будто не принадлежит к собравшемуся здесь обществу.
И это было полным безрассудством. Он столько сделал для того, чтобы обрести контроль над своими желаниями и побуждениями, и вовсе не собирался терять его ради милой улыбки. Пусть даже эта улыбка принадлежит его жене.
– Нет, – наконец произнес он. – Вы абсолютно правы. Я покончил с юношеским дурачеством и не строю из себя шута. Даже ради вас, Кейт. Даже ради вас.
Нед ощутил запах сена и навоза, едва вошел в конюшню. Хотя проход между стойлами был сухим и чистым, он осторожно ступал по недавно устланному соломой полу. Кобыла, на которой он прибыл из Лондона, повела мордой, словно принюхиваясь, и Нед достал из кармана кусочек моркови. Он положил его себе на ладонь и протянул, лошадь аккуратно слизала его языком.
– Если вы, господин, ищете этого нового дьявола в лошадиной шкуре, так он не здесь.
Заслышав этот старческий, хорошо знакомый ему голос, Нед обернулся:
– Ты говоришь о Чемпионе? Где же он?
Ричард Плам поскреб мозолистой рукой морщинистую щеку. Это был единственный комментарий, которого мог ожидать Нед от старого конюха по поводу избранного им для этой лошади имени. В памяти знакомым эхом отозвались слова Плама, сказанные им еще много лет назад молодому хозяину: животным не нужны красивые имена. Они все равно не понимают, что они значат. Имена лишь ложь, придуманная для своего удобства двуногими существами.
– За свою жизнь я повидал множество лошадей, – начал старый конюх.
Нед терпеливо ждал. Плам провел столько времени с животными – начиная от лошадей на конюшне и заканчивая небольшой сворой охотничьих собак на берксвифтской псарне, что иногда забывал о том, что обычный человеческий разговор имеет начало и конец, некоторый естественный порядок обмена вопросами и ответами. Казалось, Плам был уверен, что в беседе есть только один говорящий – он. Однако, если его не перебивать и не подгонять дополнительными вопросами, старик обычно сам исправлялся и продолжал.
– Этот еще не самый худший, кого я видел. Но и не лучший. Что есть у него от рождения, то есть, лошадь не переделаешь. Даже если мы и подкормим его малость, чтобы появилась плоть на этих костях, он всегда будет слабым. Но его норов… Он подозрителен и зол так, будто сам дьявол засел в его стойле. Я не доверяю ему рядом с моими кобылами.
Формально говоря, это были кобылы Неда, но Нед не стал исправлять старого слугу. А он-то надеялся, что утренний приступ ярости Чемпиона всего лишь следствие плохого обращения в прошлом.
– Звучит не очень обнадеживающе.
– Гм. – По-видимому, мистер Плам был уверен, что это угрюмое хмыканье является вполне удовлетворительным ответом, потому что положил руки в карманы и взглянул на Неда. – Животное нуждается в добром отношении в первые годы жизни, мистер Кархарт. И если… м-м-м… ваша лошадь… – Нед заметил, что Плам тщательно избегает называть жеребца Чемпионом. – Если ваша лошадь никогда не видела добра от людей, кончено дело. Это нельзя поправить. Ни за день, ни за неделю, ни даже за год. И в этом случае уже ничего не поделаешь.
– Ты сказал «ничего», – спокойно поинтересовался Нед, – но действительно ли ничего нельзя сделать?
– Конечно нет, – Плам мотнул головой, – всегда можно сделать что-то, да? Что ж до этого жеребца – возьмите пистолет и нажмите на курок. Это – лишь милосердие поступить так с таким, как он. То, чему животное не научилось, пока молодое, оно вряд ли поймет в старости…
Нед отвернулся, импульсивно сжав кулаки. Он почувствовал внезапный приступ тошноты. Не для того он спас Чемпиона, чтобы дать ему погибнуть от какого-то дурно понятого милосердия. В голове промелькнула картинка: пистолет, отливающая серебром рукоятка, играющий на ней солнечный зайчик.
Нет.
Он не пожелает такого конца никому, даже несчастной, худосочной старой кляче.
– Как далеко все это зашло?
Мистер Плам пожал плечами:
– Кто знает, нельзя сказать ничего определенно… Следует поступать разумно, сэр. Если вы спросите меня, то я сомневаюсь, что животное стоит усилий.
Он снова прервался, надолго замолчав. Нед принялся отбивать пальцами ритм на ноге. Нетерпеливая мелодия, порожденная избытком энергии. Еще один дурной знак.
– От него совсем мало пользы, сэр.
– Польза. – Нед с силой сжал ладони. – А зачем ему быть полезным?
Плам встретился с ним глазами:
– Польза – это то, ради чего созданы животные, мистер Кархарт. Бесполезных животных не держат[13]13
Весьма примечательный диалог для того времени. В начале XIX в. в Великобритании только зарождается движение за наделение животных определенными правами. Несколько попыток придать этому движению законодательную базу поначалу вызвали лишь всеобщие насмешки и провалились. В 1821 г. член парламента Ирландии полковник Ричард Мартин выдвинул законопроект о правильном обращении с лошадьми, за что был осмеян членами палаты общин Великобритании, предположившими, что следующей его идеей будет наделение правами ослов, собак и кошек. Однако благодаря самообладанию, чувству юмора и увлеченности полковника Мартина, получившего от короля Георга IV прозвище Человечный Дик, в 1822 г. был принят так называемый «закон Мартина», который стал первым из известных законов в защиту животных. Нарушителя ожидал денежный штраф (до пяти фунтов стерлингов) или двухмесячное тюремное заключение за «избиение, плохой уход или жестокое обращение с любой лошадью, кобылой, мерином, мулом, ослом, быком, коровой, телкой, бычком, овцой или другим скотом».
[Закрыть].
Однако Неду прекрасно было известно, что значит ощущать себя бесполезным. Он был никому не нужным внуком, даже не наследником. И вел себя как настоящий болван, идиот, в чьих руках любое достойное дело становилось настоящим посмешищем. Его дед ничего не ожидал от Неда, а Нед, молодой дурак, делал все, чтобы оправдать такое к себе отношение.
Но теперь он кое-чему научился. Он изменил себя, пока для этого не стало слишком поздно.
– Куда ты его поставил?
– В старый загон для овец. Он пуст в это время, когда все овцы переведены на нижние луга.
– Он еще придет в себя, пообвыкнется.
– Гм. – В устах Плама это было весьма емкое междометие. Он мог вместить в него целую речь о своем неверии в слова Неда. – В душещипательных историях малыш спасает лошадку, и конь приносит ему кубок на скачках в Аскоте[14]14
Одни из самых престижных скачек в Британии. Впервые состоялись в 1807 г.
[Закрыть]. И это хромоногое, слабое животное становится победителем только потому, что его хорошо кормили и баловали ласковыми словами. Но такое случается только в сказках, мистер Кархарт. Это обычная рабочая лошадь, да еще и совсем на исходе своих сил. Даже если вам удастся как-то утихомирить его, чтобы надеть на него упряжь, и убедить его идти в запряжке с другой лошадью, жеребец все равно останется норовистым и пугливым на всю жизнь.
– Норовистым, – повторил Нед. – Что ж, с этим вполне можно жить.
Плам окинул его долгим взглядом и неодобрительно покачал головой.
– Очень на это надеюсь. Очень. На том лугу еще лежит сено, – заметил он. – Мы собирались убрать его на сеновал, прежде чем пойдут дожди. Сегодня вечерком я разыщу парочку парней с фермы и отправлю туда.
– Не беспокойся, – заметил Нед. – Я сам этим займусь.
После этих слов конюх надолго замолчал.
– Вы этим займетесь, – наконец повторил Плам, смотря себе под ноги. Он не произнес больше ни слова, ведя себя так, будто Нед только что объявил, что он не просто собирается сохранить бесполезную лошадь, а, по меньшей мере, обладает пятью головами.
