Текст книги "1905-й год"

Автор книги: Корнелий Шацилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

В армии царили безрассудное повиновение, раболепие, мордобой. «Казарма в России была сплошь да рядом хуже всякой тюрьмы; нигде так не давили и не угнетали личности, как в казарме; нигде не процветали в такой степени истязания, побои, надругательство над человеком»^{222}.

Революционный кризис 1905 г. всколыхнул армию. «Позорная роль палачей свободы… не могла не открывать постепенно глаза и самой царской армии. Армия стала колебаться», – отмечал В. И. Ленин^{223}. После 9 января до середины июня 1905 г. произошло 34 массовых выступления солдат. Активизировалась деятельность революционных организаций в армии и на флоте^{224}.

В начале 1905 г. «Матросская централка» стала разрабатывать план подготовки восстания на Черноморском флоте. Предполагалось провести его одновременно на всех кораблях, когда они выйдут в учебное плавание. Сигнал к восстанию должен был подать броненосец «Екатерина II», где имелась самая сильная социал-демократическая организация и наиболее революционно настроенная команда. Намечалось арестовать офицеров, корабли привести в крупные черноморские порты и превратить их в опорные пункты революции.

Однако восстание вспыхнуло стихийно.

12 июня из Севастополя в район Одессы (к Тендровской косе) вышел броненосец Черноморского флота «Князь Потемкин-Таврический». 13 числа он бросил якорь и стал готовиться к учебным артиллерийским стрельбам. Утром 14 июня среди команды поползли тревожные слухи. Отправленные в Одессу за продовольствием матросы сообщили, что в городе идет всеобщая забастовка, началось строительство баррикад, одесские газеты пишут о восстании в Лодзи, о столкновениях с войсками в Варшаве и Иваново-Вознесенске. Взбудоражил потемкинцев и рассказ о том, что экономный офицер купил, тухлое мясо и в обед им предстоит хлебать щи, в которых вперемешку с капустой будут плавать черви.

Собравшийся на тайное совещание судовой комитет бурно обсуждал, что делать дальше. Часть членов комитета (он состоял из представителей различных партий) настаивала на немедленном восстании, но большевику Г. Н. Вакуленчуку удалось убедить нетерпеливых, что преждевременное выступление может принести только вред. Комитет решил призвать матросов к пассивному бойкоту, отложив вооруженное выступление до общефлотского восстания. Однако события приняли неожиданный оборот.

Узнав, что команда отказалась от обеда, командир броненосца приказал выстроить ее на верхней палубе. Угрозы и уговоры не подействовали, и тогда был вызван вооруженный караул. Матросы решили, что случайно выхваченным из их рядов «зачинщикам» грозит расстрел. Внезапно из толпы раздался возглас: «Братцы! Довольно терпеть! Ведь они хотят расстреливать наших товарищей! Бей их, извергов!»^{225}. В тот же момент прогремели два выстрела: старший помощник командира корабля убил одного из матросских вожаков – большевика Вакуленчука. Годами копившаяся ненависть солдата к барину-офицеру, вековая ненависть крестьянина к помещику выплеснулись наружу. Матросы разобрали оружие, убили четырех самых ненавистных офицеров, остальных арестовали в каютах. Власть на корабле перешла в руки восставших. Рядом с «Потемкиным» на рейде стоял миноносец № 267. И он поднял красный флаг: с помощью потемкинцев его офицеры были арестованы и отправлены на броненосец.

В этот день палуба на «Потемкине» выглядела необычно: впервые за более чем 200-летнюю историю русского флота на военном корабле состоялся матросский митинг. Одного взволнованного оратора сменял другой: шли выборы новых командиров, которым предстояло руководить революционным кораблем, обсуждался и принимался план действий на ближайшие дни: идти в восставшую Одессу и помочь ей в борьбе с самодержавием.

Вечером 14 июля в по-южному шумной Одессе царило оживление. Из уст в уста передавалась новость: в порту под красным флагом стоят два восставших корабля!

«Известие о восстании на «Потемкине» пришло в то время, – писал представитель Одесского комитета РСДРП, которому удалось побывать на броненосце, – когда вся Одесса была страшно возбуждена, когда движение пролетариата поднялось на небывалую прежде ступень и принимало все более и более грозные формы. Пересыпь вся стояла. Рабочие тысячами рвались в бой. В городе забастовка разрасталась с каждым часом. Забастовщики уже были на улицах, они были уже демонстрантами… были баррикады, были кровавые стычки с полицией и войсками»^{226}.

«Контактная комиссия», созданная большевиками, членами Одесского комитета РСДРП II. Лазаревым (Афанасием) и М. Корниевским (Томичем) совместно с меньшевиками и бундовскими организациями, предложила матросам «Потемкина» высадить десант, соединиться с рабочими и захватить власть в городе. Но потемкинцы ожидали подхода всей черноморской эскадры, рассчитывая, что она перейдет на сторону революции. Высадить десант они отказались, полагая, что это раздробит силы восставших матросов.

Восстание тем временем ширилось. 15 июня в порт вошло посыльное судно «Веха». Его команда, узнав о событиях на «Потемкине», присоединилась к нему. Офицеры «Вехи» были арестованы, а матросы пополнили ряды борцов с царизмом.

Поздно вечером в тот же день потемкинцы послали ультиматум городским властям: они потребовали прекратить расправу над жителями города и обеспечить безопасность матросам, решившим на следующий день торжественно похоронить убитого Вакуленчука. Восставшие обратились с воззванием и к одесскому гарнизону: «Просим немедленно казаков и армию положить оружие и присоединиться всем под одну крышу на борьбу за свободу, пришел последний час нашего страдания, долой самодержавие!»^{227}.

Но одесским военным властям удалось удержать солдат в повиновении и стянуть верные правительству войска из близлежащих городов. Из Севастополя в Одессу на бой с «Потемкиным» была вызвана вся черноморская эскадра. Командовавший ею адмирал получил из Петербурга от морского министра грозную телеграмму: встретить «Потемкина», предложить его команде покориться, «если же будет получен отказ, то немедленно потопить броненосец… дабы не дать возможности «Потемкину» успеть открыть огонь по городу и судам. Спасающуюся команду «Потемкина», если будет сопротивляться, расстреливать, а остальных сдавать командующему войсками для заключения под стражу»^{228}.

Пока эскадра собирала силы и шла к Одессе, события в городе принимали для властей все более и более грозный характер. 16 июня состоялись похороны Вакуленчука, превратившиеся в грандиозную политическую демонстрацию. Когда ее участники возвращались с кладбища, осмелевшие власти приказали солдатам открыть по ним огонь. В ответ заухали орудия «Потемкина». В городе началась паника: состоятельные жители молили военное командование поскорее «навести порядок». Последнее принимало самые энергичные меры. Из Петербурга в Одессу и Севастополь летела одна правительственная телеграмма за другой. Все они требовали не останавливаться ни перед чем, вплоть до потопления «Потемкина» со всей его командой. На крутых одесских берегах устанавливались дальнобойные орудия, в Севастополе на броненосцы спешно грузился дополнительный боезапас: командование готовилось к бою с мятежным броненосцем.

Утром 17 июня радисты «Потемкина» перехватили сообщение о том, что к Одессе приближается почти весь Черноморский флот. Судовой комитет принял решение встретить его в море. «Потемкин» и миноносец № 267 приготовили боевое оружие, «Веху» превратили в госпитальное судно для приема раненых. Днем под Одессой произошел бой, получивший название «немого». В настороженной тишине сближалась эскадра с буревестником революции. На стороне первой грозная сила: пять броненосцев, минный крейсер, семь миноносцев. На стороне «Потемкина» – сочувствие всех матросских сердец.

Никто не открывал огонь первым. Офицеры боялись, что матросы не только не выполнят их приказа, по и выйдут из повиновения, потемкинцы же не хотели быть зачинщиками братоубийственной бойни. С наведенными на адмиральский броненосец орудиями «Потемкин» дважды под прицелами эскадры пересекал ее строй. Наконец экипажи на эскадре не выдержали войну нервов. Броненосец «Георгий Победоносец» поднял восстание. Матросы бросились на командирский мостик и потребовали поддержать «Потемкина», угрожая в противном случае перебить и выбросить за борт всех офицеров. В ответ на запрос, что происходит на броненосце, командующий эскадрой получил ответ: «Команда «Георгия» решила свезти офицеров на берег и присоединиться к «Потемкину».

Положение для царских властей стало совсем угрожающим, когда начались волнения на третьем броненосце – «Синопе». Его команда вышла на время из подчинения офицерам: матросы высыпали на верхнюю палубу, бросали в воздух бескозырки, кричали «ура» в честь восставших.

Потеряв всякую веру в надежность своих матросов, командующий эскадрон приказал взять курс на Тендру, подальше от мятежных кораблей. Однако там ждал его новый сюрприз: утром 19 июня руководимые большевиком А. Петровым матросы учебного корабля «Прут» захватили его в свои руки и отправились в Одессу, чтобы присоединиться к «Потемкину».

По что делать дальше? Ответ на этот вопрос матросы найти не могли, а получить совет от революционеров Одессы не удалось: попытки одесских большевиков – Е. М. Ярославского и члена комитета РСДРП рабочего В. А. Хрусталева – связаться с восставшими не увенчались успехом. Опоздал и посланец вождя большевиков.

Когда в Женеве, где находился заграничный центр партии, стало известно о восстании на «Потемкине», В. И. Ленин вызвал к себе опытного большевика М. II. Васильева-Южина.

«Разговор был недолгий, – вспоминал тот.

– По постановлению Центрального Комитета вы, товарищ Южин, должны возможно скорее, лучше всего завтра же, выехать в Одессу, – начал Ильич.

Я вспыхнул от радости:

– Готов ехать хоть сегодня! А какие задания?

– Задания очень серьезные. Вам известно, что броненосец «Потемкин» находится в Одессе. Есть опасения, что одесские товарищи не сумеют как следует использовать вспыхнувшее на нем восстание. Постарайтесь во что бы то ни стало попасть на броненосец, убедите матросов действовать решительно и быстро. Добейтесь, чтобы немедленно был сделан десант. В крайнем случае не останавливайтесь перед бомбардировкой правительственных учреждений. Город нужно захватить в наши руки. Затем немедленно вооружите рабочих и самым решительным образом агитируйте среди крестьян. На эту работу бросьте возможно больше наличных сил одесской организации. В прокламациях и устно зовите крестьян захватывать помещичьи земли и соединяться с рабочими для общей борьбы. Союзу рабочих и крестьян в начавшейся борьбе я придаю огромное, исключительное значение.

Владимир Ильич явно волновался и, как мне тогда казалось, несколько увлекался. В таком состоянии я раньше никогда не видел его. Особенно меня поразили и, каюсь, очень удивили тогда дальнейшие его планы, расчеты и ожидания.

– Дальше необходимо сделать все, чтобы захватить в наши руки остальной флот. Я уверен, что большинство судов примкнет к «Потемкину». Нужно только действовать решительно, смело и быстро. Тогда немедленно посылайте за мной миноносец. Я выеду в Румынию.

– Вы серьезно считаете все это возможным, Владимир Ильич? – невольно сорвалось у меня.

– Разумеется, да! Нужно только действовать решительно и быстро. Но, конечно, сообразуясь с положением, – уверенно и твердо повторил он»^{229}.

Когда Васильев-Южин добрался до Одессы, восставших кораблей там уже не оказалось… Офицеры и кондукторы на «Георгии Победоносце» сумели убедить колеблющихся отколоться от «Потемкина», и в ночь с 18 на 19 июля броненосец сдался властям. Получив об этом телеграмму, царь наложил резолюцию: «После самого скорого следствия и полевого суда надо привести приговор (конечно, смертный – Николай в этом не сомневался. – К. Ш.) в исполнение перед всей эскадрой и городом Одессой»^{230}.

«Потемкин» заметался по Черному морю. 22 июня он пришел в Феодосию и потребовал снабдить его углем и водой. Власти отказались. Матросы попытались получить все необходимое силой, но встретили вооруженный отпор. Команда «Потемкина» решила уйти в Румынию и оттуда вести революционную пропаганду. 24 июня броненосец в сопровождении миноносца № 267 прибыл в румынский порт Констанца. В переданном по радио обращении «Ко всему цивилизованному миру» восставшие матросы заявили: «Мы требуем немедленного созыва Учредительного собрания всего народа на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. Долой самодержавие!»^{231}. 25 июня потемкинцы сдали свой корабль румынским властям, а сами разбрелись по Европе.

Красное знамя недолго развевалось на «Потемкине», но его увидела вся страна, весь мир. Престижу царизма был нанесен жесточайший удар. Правительство не смогло справиться с восставшим броненосцем, который остался «непобежденной территорией революции». Хотя выступления матросов носили печать плохой организованности и стихийности, они имели ярко выраженный политический характер и свидетельствовали о попытке «образования ядра революционной армии»^{232}.

События на Черноморском флоте показали, что заколебалась главная опора самодержавия – его вооруженные силы. Со времени восстания па. «Потемкине» до октября 1905 г. в России произошло нс менее 42 массовых выступлений солдат и матросов. Чем дальше развивалась революция, тем чаще переходили на ее сторону вооруженные силы царизма, превращаясь в одну из серьезных угроз ему.

Либералы «краснеют»

После событий в Одессе, Лодзи и на Кавказе ранее «порозовевшие» либералы стали «краснеть»^{233}.

В результате развития революции в стране и работы большевиков (в «Союзе учителей» активно действовал М. II. Покровский, в «Союзе медицинского персонала» другой видный большевик – С. И. Мицкевич) происходило быстрое полевение профессионально-политических союзов, особенно тех из них, которые объединяли широкие массы трудовой интеллигенции и крестьян. П. Н. Милюков с горечью вспоминал, что ему самому очень скоро пришлось отойти от «Союза союзов»^{234}, когда, по его мнению, тот послушно пошел за большевиками. Впоследствии «Союз союзов» дошел до бойкота виттевской думы и поддержки Декабрьского вооруженного восстания в Москве. Однако, прекрасно зная двуличие либералов, большевики упорно и успешно проводили ленинскую тактику в революции: отстраняли либералов от попыток руководить революцией и направлять движение демократических масс.

О двуличии либералов, в частности, ярко свидетельствует такой эпизод. 24–26 мая в Москве состоялся так называемый «коалиционный съезд», в котором приняли участие представители земств и городских дум. Съезд был вызван «патриотической» тревогой либералов за непрерывные поражения в русско-японской войне и страхом перед влиянием этих поражений на рост революции. С целью уговорить царя побыстрее дать стране необходимые, по их мнению, реформы либералы приняли специальный адрес к Николаю II. Но, упрашивая царя созвать народное представительство, они ни словом не обмолвились ни о его характере (законодательное или законосовещательное), ни о порядке выборов, указав лишь, что выборы должны быть проведены «ровно и без различия всеми подданными Вашими».

Для передачи адреса съезд выбрал специальную делегацию в составе самых солидных «отцов либерализма» (среди 14 делегатов оказались 4 князя, граф, барон, 6 дворян и 2 купца). Подготовленная С. Н. Трубецким речь была пределом угодничества. Трубецкой задушевным, отеческим тоном убеждал царя подумать о России и исполнить свои обещания.

Что же сказал «задушевным тоном» царю князь? «В эту минуту, – заявил он, – вы страдаете больше всех лас», «народ не утратил патриотизма, не утратил веры в царя», «в нем (в народе. – К. Ш.) зарождается мысль, что обмалывают царя… царь хочет добра, а делается зло… царь указывает одно, а творится совершенно другое…»^{235}и т. д. и т. п. «Первые шаги буржуазного предательства» – так назвал свою статью в газете «Пролетарий» В. И. Ленин^{236}, анализируя проникшие в печать сведения о характере делегации и речи Трубецкого.

Николай II обещал либералам созвать «народное представительство», а для того чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, какой характер оно будет носить, царь вслед за делегацией либералов торжественно принял депутацию от курского дворянства и черносотенных организаций – «Союза русских людей» и «Отечественного союза». Эти депутаты настаивали на сохранении неограниченного самодержавия и создании при царе законосовещательного органа, выборы в который должны быть строго сословными. Царь заверил крайних монархистов, что «все будет по старине». Николай И не скрывал своего презрения к либералам, с их трусливой тактикой, и всем своим поведением подчеркивал, что считается только с силой и уступать без боя не намерен^{237}.

Упорное нежелание царизма пойти хотя бы на минимально необходимые, с точки зрения либералов, уступки, а главным образом непрекращавшийся рост революционного движения в стране вызвали дальнейшую радикализацию тактики либералов. Они настолько «покраснели», что применили совсем необычный для них прием: решили обратиться за помощью к народу, интересы которого земские депутаты, отправившиеся к царю, только что хотели предать. Следующий съезд земских и городских деятелей, собравшийся в Москве ровно через месяц, 6–8 июля, рассмотрел результаты беседы с царем и признал ее итоги неудачными. «Когда мы ехали в Петергоф 6(19) июня, – заявил на съезде один из инициаторов посылки депутации И. И. Петрункевич, – мы еще надеялись, что царь поймет грозную опасность положения и сделает что-нибудь для ее предотвращения. Теперь всякая надежда на это должна быть оставлена. Остался лишь один выход. До сих пор мы надеялись на реформу сверху, отныне единственная наша надежда – народ. (Громкие аплодисменты.)… Наш долг – употребить все усилия, чтобы избежать кровопролития. Многие из нас отдали долгие годы на службу родине. Теперь мы смело должны идти к народу, а не к царю»^{238}.

Впервые в истории русского либерализма съезд принял обращение «К обществу», в котором, обеляя царя и обвиняя во всех грехах только правительство, призывал: «Соединенными усилиями всего народа надо выступить против государственного разорения, которое от приказного строя умножается и ширится по нашей земле». В обращении вновь повторялось требование созыва «народного представительства», а населению рекомендовалось «мирно обсуждать свои нужды и высказывать свои пожелания». Заканчивалось обращение знаменательными словами: «Путь, нами указываемый, путь мирный. Он должен привести страну к новому порядку без великих потрясений, без потоков крови и без тысяч напрасных жертв»^{239}.

Причину обращения либералов к народу точно и ясно объяснил В. И. Ленин. «Либеральная буржуазия идет к народу, – писал он. – Это верно. Она вынуждена идти к нему, ибо без него она бессильна бороться с самодержавием. Но она боится революционного народа и идет к нему не как представительница его интересов, не как новый пламенный боевой товарищ, а как торгаш, маклер, бегающий от одной воюющей стороны к другой»^{240}.

Кроме обращения «К обществу», съезд принял в первом чтении (еще не получив парламента и не став властью, либералы старались тщательно блюсти все парламентские обычаи) проект конституции (монархия и двухпалатная система) и осудил булыгинскую Думу. Впрочем, довольно скоро земцы отказались от этого осуждения^{241}.

Быстро забыли они и обращение «К обществу». Не успели высохнуть на нем чернила, как земцы поспешили вступить в переговоры с царскими министрами об официальном проведений очередного земского съезда. Чувствуя приближение народной бури, царизм пошел на уступки либералам, разрешил съезду собраться официально, но поставил его под контроль правительственного чиновника, дав ему право в случае необходимости закрыть съезд. «Съезд состоялся (12–15 сентября в Москве. – К. Ш.) таким образом, на совершенно иных началах, чем предыдущий: тогда полиция запретила его, грозила разогнать, составила протокол, назначила после съезда сенаторское следствие. Теперь земцы и полиция столковались и согласились заранее», – отмечал В. И. Ленин^{242}.

Съезд отразил начавшееся поправение земских либералов. Он единодушно одобрил участие в выборах в законосовещательную думу, смягчение «крайностей» программы «Союза освобождения». Некоторые либералы высказались против включения в воззвание к избирателям пункта о принудительном отчуждении частновладельческих земель и против предложения предоставить Польше автономию. Так начало осуществляться соглашение земской буржуазии с самодержавием.

Хотя часть либералов считала соглашение с царизмом еще преждевременным, многие из них уже удовлетворились сделанными царизмом уступками и были непрочь заключить с самодержавием мир.

Революционная борьба народов России, заставившая сначала «порозоветь», а затем и «покраснеть» либеральную буржуазию, неизбежно начинала теперь толкать ее вправо. Дальнейший подъем революции ускорил консолидацию либеральной буржуазии, переход ее от бесформенных интеллигентских союзов к созданию настоящих политических партий и усилил ее стремление столковаться с царизмом за счет народа.

Глава V

ДЕМОКРАТИЯ ОПОЯСАНА БУРЕЙ

«Долой булыгинскую Думу!

Да здравствует республика!»

Летом 1905 г., когда революция поднялась на новую ступень, у правительства не хватало сил, чтобы навести необходимый, с его точки зрения, порядок. Все было против царизма: русско-японская война приносила одно поражение за другим; чиновники сбились со счета, подытоживая количество забастовок, демонстраций, митингов и других революционных выступлений рабочего класса; губернаторы завалили министерство внутренних дел просьбами о присылке солдат для расправы с восставшими крестьянами, а военные власти требовали казаков для подавления взбунтовавшихся войск; даже либеральное общество вышло из повиновения и перестало быть покорным. Царские министры, изнуренные борьбой «с крамолой», решили вновь применить политику «кнута и пряника».

После заключения Портсмутского мира (23 августа), возвратив солдат, они надеялись получить «кнут». Пе одержав победы над «врагом внешним», можно было попытаться теперь одолеть «врага внутреннего».

Большевистский Центральный Комитет РСДРП, в специальной листовке обращаясь к рабочим и крестьянам по поводу Портсмутского мира, писал: «Мир заключен, но только с Японией. К счастью, не заключен еще мир в другой войне, которую ведет Россия, – в войне русского народа с царским правительством. Эта война теперь только разгорается, и она не кончится, пока русский народ не одержит полной победы над старым порядком – над самодержавием царя и чиновников, за которыми стоят помещики и капиталисты. Предательское нападение царских войск 9 января в Петербурге на безоружных рабочих, которые шли просить царя о помощи, всеобщие стачки и кровавые столкновения народа с войсками во всех больших городах России, бесчисленные стычки и в городах, и в деревнях, и на окраинах, и в центре России, отчаянные битвы в Лодзи и Одессе, да, это идет жестокая война, война народа с его угнетателями и грабителями. Народ почувствовал, наконец, что от нынешнего порядка ему нечего ждать, кроме эксплуатации, голода, издевательства, насилия. Он почувствовал это, он восстает и берется за оружие. Рабочие городов идут во главе этой борьбы, они доведут ее до конца»^{243}. «Кнут» и предназначался им. Что же касается «пряника», то его готовили другим.

В летней резиденции царя, в Новом Петергофе, в июле – почти одновременно с Портсмутскими переговорами – пять дней шли заседания. Более 40 царских бюрократов и великих князей под председательством самого Николая II обсуждали проект законосовещательной думы, выработанный под руководством министра внутренних дел А. Г. Булыгина.

6 августа Николай II подписал манифест об учреждении так называемой булыгипской Думы.

В манифесте царь заявлял, что его всегда «озабочивала… мысль о согласовании выборных общественных учреждений (земств и городских дум. – К. Ш.) с правительственными властями и об искоренении разлада между ними, столь пагубно отражающегося на правильном течении государственной жизни»^{244}.

Созвать Думу Николай II повелел к началу 1906 г. Право выбирать в нее резко ограничивалось. Им не пользовались лица моложе 25 лет, женщины, военнослужащие, а главное – устанавливался довольно высокий имущественный ценз.

В. И. Ленин отмечал, что законосовещательная Дума должна была быть созвана «на основе такого грубоцензового, сословного и непрямого избирательного права, которое является прямо издевательством над идеей народного представительства»^{245}. Из 143 млн., составлявших население России, только 4 млн. получили возможность участвовать в выборах: это были помещики, буржуазия, зажиточные крестьяне.

В специальной листовке большевики писали, что в результате самоотверженной борьбы народа с самодержавием «правительство поняло неминуемую для него опасность и спешит заключить как можно теснее союз с помещиками и капиталистами, им оно бросает кусочек своей власти – дает им Государственную думу. Заодно оно уже пытается обманом привлечь к себе крестьян – им также дает выбирать представителей в Думу. Но какие выборы! В четыре этажа. Выборные волостные сходы выбирают выборщиков, те опять из себя выборщиков и уже эти представителей в Думу. И это без всякой свободы слова и обсуждения, под внимательным надзором полиции, земских начальников, предводителей дворянства, губернаторов по всем ступеням выборов от первой до четвертой. Поистине выборы от кулаков и земских начальников! И такой грубой хитростью правительство думает провести народ…»^{246}.

Заключение Портсмутского мира и издание закона о булыгинской Думе, по мнению В. И. Ленина, положили «начало повой полосы в истории русской революции»^{247}. Вопрос теперь стоял так: достигла ли революция своего апогея и должна постепенно убывать, входя в рамки нормальной и законной жизни, или ей предстоит развиваться дальше в направлении к вооруженному восстанию.

Либералы склонялись к первому. И хотя большинство из них не удовлетворял законосовещательный характер Думы, и хотя известная часть из них не соглашалась и с избирательным законом, все они высказались за участие в выборах.

Большевики были уверены, что революция еще далеко не исчерпала своих возможностей и разгар ее впереди. Поэтому они выдвинули идею активного бойкота булыгинской Думы. Центральный Комитет РСДРП предложил всем местным партийным комитетам разработанный им «Общий план кампании по поводу Государственной думы…»^{248}. В нем детально разрабатывался весь комплекс мер, которые должны были сорвать маневр царизма и способствовать дальнейшему росту революционного движения. ЦК советовал наладить местным комитетам выпуск нелегальных листовок, повсеместно организовывать митинги, собрания и другие массовые выступления, создать группы агитаторов, в том числе для работы и в непролетарских слоях населения (крестьяне, ремесленники, учащиеся), применяя везде выдвижение «в агитации передового революционного лозунга» – призыва к вооруженному восстанию^{249}.

Кроме того, местным комитетам ЦК предлагал в борьбе с царской затеей: «1) Организовать отряды рабочих, могущих проникнуть во все предвыборные собрания для проведения там своей резолюции. Если нм не дадут говорить, то они постараются сорвать собрание. 2) В тех городах, где полицейские условия не настолько сильны, что можно бояться превращения всякой демонстрации в бойню, устраивать частичные демонстрации во время предвыборной агитации. 3) Подготовить ко временя выборов общероссийскую политическую стачку с организацией везде, где это возможно, насильственного рассеяния собраний выборщиков, если последние сами добровольно не согласятся на требования народа распуститься или если другими какими способами нельзя войти с ними в соглашение для бойкота выборов. 4) Подготовить пролетариат (особенно петербургский) для непосредственного вмешательства в работу Государственной думы (если только правительству удастся созвать ее) с целью заставить ее принять резолюцию о самораспущении или разогнать ее силой»^{250}.

В «Общем плане кампании», выработанном ЦК РСДРП, указывалось, что местные большевистские организации в борьбе с булыгинской Думой должны идти на объединение со всеми демократическими силами и заключать по конкретным вопросам соглашения с другими социал-демократическими партиями. Стремясь к созданию левого блока, большевики в отличие от меньшевиков резко рвали с теми, кто готов был на прямое или косвенное пособничество затее царизма с булыгинской Думой. «… Мы будем считать изменником и врагом свободы и народа всякого, кто примет сознательное участие в царской комедии выборов и представительства как избиратель, выборщик или член Государственной думы. Мы заявляем, что народу необходимо представительство, основанное на началах, совершенно противоположных тем, по которым строится Государственная дума. Народу необходимо единое собрание представителей, обладающее всей полнотой государственной власти, избранное при полной личной и гражданской свободе путем всеобщей, равной, прямой и тайной подачи голосов»^{251}.

Большевики объясняли массам, что такого народного парламента не дождешься от царя, что без ожесточенной борьбы всего народа против самодержавия, против монархии не добиться установления демократической республики. «Осуществить такой строи может только вооруженное всенародное восстание против царского правительства и всех темных сил, его поддерживающих. Подготовка и организация такого восстания составляют теперь главную очередную задачу для всех сознательных борцов за народное дело… Мы призываем всех сознательных граждан и все партии, преданные народным интересам и делу народного освобождения, всеми силами противодействовать постыдной комедии выборов и представительства – обману народа. Мы призываем их соединять свои силы для немедленной совместной подготовки, всеобщего и повсюду одновременного протеста против правительства насильников и лицемеров, для организации этого протеста в виде всеобщей политической стачки и вооруженных демонстраций повсюду, где они возможны»^{252}.

Местные комитеты (Московский, Петербургский, Северо-Западный, Казанский) активно знакомили трудящихся с резолюцией ЦК РСДРП об отношении к Государственной думе, листовкой ЦК «Ко всей учащейся молодежи», призывавшей бойкотировать выборы. В сентябре 1905 г. только один большевистский Московский комитет РСДРП издал 10 названий листовок и прокламаций тиражом почти в 80 тыс. экземпляров и переиздал 5 листовок ЦК РСДРП. Всего в этом месяце большевики распространили среди рабочих Москвы почти 100 тыс. своих изданий. «Политическая агитация в рабочей среде и в крестьянстве никогда не шла в России так широко, так планомерно и так глубоко, как теперь», – отмечал В. И. Ленин^{253}.