Текст книги "1905-й год"

Автор книги: Корнелий Шацилло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Характерно было и другое: программа не только умалчивала о целом ряде важнейших вопросов (например, о том, быть в России монархии или республике, быть народному представительству однопалатным или двухпалатным), но и имела красноречивое заключение – положения программы «могут считаться обязательными лишь – постольку, поскольку, политические условия останутся неизменными». Допущение подобной оговорки «Союз освобождения» рассматривал как неизбежное и необходимое условие всякой политической программы, «преследующей цели реальной политики»^{123}.

«Борьба между самодержавием и революционным народом обостряется», – писал Ленин в связи с опубликованием этой программы в статье «Революционная борьба и либеральное маклерство». Либералам «надо лавировать между тем и другим, опираться на революционный народ (подманивая его «демократизмом») против самодержавия, опираться на монархию против «крайностей» революционного народа»^{124}. Отметив многочисленные оговорки программы, придававшие ей, по сути дела, не обязательный, а рекомендательный характер, Ленин пророчески добавлял: «Конституционно-демократическая» (читай: конституционно-монархическая) буржуазия сторгуется с царизмом на более дешевой цене, чем ее теперешняя программа, – это не подлежит сомнению, и сознательный пролетариат не должен делать себе на этот счет никаких иллюзий»^{125}.

Дальнейшие события подтвердили правоту ленинского высказывания. Через месяц, 22–26 апреля, в Москве прошел III общеземский съезд. Оп уже вполне определенно высказался не только за сохранение монархии, но и за введение в стране двухпалатной системы народного представительства. Верхняя палата должна была выбираться двухстепенно и состоять из делегатов земств и городских дум, нижняя – на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования. «Государственную власть наши прекраснодушные либералы стараются возможно более равномерно и «справедливо» поделить между тремя силами: монарх, верхняя палата (Земская палата), нижняя палата (Палата народных представителей): самодержавная бюрократия, буржуазия, «народ» (то есть пролетариат, крестьянство и мелкая буржуазия вообще)», – разоблачал либеральные проекты В. И. Ленин, настаивая на передаче всей полноты власти народу^{126}.

Проходивший тогда же, в апреле, съезд земцев-конституционалистов вновь выступил с требованием проведения выработанной им аграрной программы. Социальные и экономические требования выдвигались либералами не без задней мысли. Они, и в частности аграрная программа, рассматривались ими не только как способ разрешения острейшего для России аграрного вопроса, но и как средство для завоевания на свою сторону крестьянства.

Для создания социальной опоры в городе, прежде всего среди интеллигенции, «Союз освобождения» еще в конце 1904 г. принял решение образовать союзы по профессиям и придать им характер политических организаций. Тогда же, в ходе «банкетной кампании», возникли и первые союзы – «Союз инженеров и техников» и «Академический союз» (декабрь 1904 г.). Однако большинство союзов оформилось лишь после 9 января. Они объединили довольно широкие слои демократической интеллигенции, и большевики повели борьбу за завоевание этих союзов на сторону революции.

Уже первые месяцы революции наглядно продемонстрировали два факта. Во-первых, крах старой тактики либералов. 40 лет они просили «увенчания здания» – организации при царе совещательного органа из представителей земства – и 40 лет слышали от царей один и тот же ответ: «Оставьте бессмысленные мечтания!». Минуло немногим более месяца после начала революции, и царизм под давлением народа пошел на уступки.

Во-вторых, обнаружилось, что либералы боятся революционного народа, готовы «законодательствовать» совместно с представителями центральной власти. Даже самые левые из них, собравшиеся на III съезд «Союза освобождения», утверждали: «…экономические нужды крестьян, например прирезка земли и т[ому] под[обное], могут быть удовлетворены только законодательным путем при участии народа в законодательстве, а не местными средствами вроде разгрома усадеб и пр. К призыву к насилиям над личностью и имуществом частных лиц должно быть занято резко отрицательное отношение»^{127}.

Революция еще только-только разгоралась, а либералы уже мечтали о том, чтобы скорее начать «законодательствовать»!

«Первые уроки»

Находившийся в эмиграции В. И. Ленин с первого же дня революции получал довольно обширную информацию от большевиков Петербурга, Москвы, Урала и других промышленных центров, а также из прессы. Это дало ему возможность по горячим следам анализировать события в стране и делать выводы относительно тактика партии. Каждый помер газеты «Вперед» выходил с де-минскими статьями, а в четвертом номере было опубликовано сразу восемь очерков В. И. Ленина, посвященных началу революции, – «Революционные дни».

Прошел только месяц революции, а В. И. Ленин уже обобщил накопленный опыт, написал работу «Первые уроки». «Первая волна революционной бури отходит. Мы стоим накануне неизбежной и неминуемой второй волны, – так начинал свою статью вождь большевиков^{128}.

Действительность подтвердила правоту и дальновидность ленинского анализа. В январе в России бастовали 444 тыс. человек, в феврале – 293 тыс., в марте – 73 тыс. Это были огромные цифры. Мир не знал ничего подобного. 810 тыс. стачечников в течение трех месяцев! За 15-летие – с 1894 по 1908 гг. – в ведущих капиталистических странах не бастовало столько. Произошел подлинный взрыв: число забастовщиков за один январь в 10 раз превышало среднегодовой уровень предшествующего десятилетия, т. е. возросло в 120 раз! Таков был первый урок 9 января. «…Колоссальная страна со 130 миллионами жителей вступила в революцию… дремлющая Россия превратилась в Россию революционного пролетариата и революционного народа»^{129}.

Январские события подтвердили правоту большевиков, которые говорили о неизбежности революции и невозможности для рабочих ограничиться чисто экономическими методами борьбы. «Случилось то, – писал В. И. Ленин, – на что давно уже указывали социал-демократы, говорившие зубатовцам, что революционный инстинкт рабочего класса и дух его солидарности возьмет верх над всякими мелкими полицейскими уловками»^{130}.

Революция подтвердила и другой вывод большевиков: только пролетариат мог стать и действительно стал гегемоном, вождем революции. События показали, что массовое рабочее движение сразу же отодвинуло на задний план оппозиционных либералов, не согласных с крайностями царизма, но в конечном счете рассчитывавших договориться с ним, надеясь на его мирную эволюцию в конституционную монархию. Ведущей формой борьбы, определявшей ход и развитие революции, стала пролетарская стачка. Шумная «банкетная кампания» конца 1904 г. не была смертельно опасной для самодержавия – главным способом превращения дремлющей России в Россию революционную явилась именно массовая пролетарская стачка, что заранее предвидели большевики и к чему они упорно многие годы готовили пролетариат России. «…Специфически пролетарское средство борьбы, именно стачка, – указывал Ленин, – представляло главное средство раскачивания масс…»^{131}.

Но рабочий класс не ограничился только одной этой формой борьбы. Стачки почти повсеместно переплетались с демонстрациями, «стачечное и демонстрационное движение, соединяясь одно с другим в различных формах и по различным поводам, росли вширь и вглубь, становясь все революционнее, подходя все ближе и ближе на практике к всенародному вооруженному восстанию, о котором давно говорила революционная социал-демократия»^{132}. В течение одного месяца революции пролетарское движение проделало невиданный ранее путь: начавшись с мирной демонстрации, оно стремительно захватывало все новые и новые районы страны и ставило в повестку дня вопрос о переходе к вооруженному восстанию.

Первые дни революции дали некоторые уроки. Пролетариат России сделал вывод о необходимости вооружиться для отпора царским насильникам. Он готов был перейти к высшей форме революционной борьбы – вооруженному восстанию.

Первые месяцы революции показали, что «только экономическая борьба, только борьба за немедленное, непосредственное улучшение своего положения способна встряхнуть наиболее отсталые слои эксплуатируемой массы»^{133}. У самого многочисленного отряда российского рабочего класса – текстильщиков – преобладание экономических стачек над политическими было в это время, по словам В. И. Ленина, колоссально. В то же время росло число политических стачек. В январе из 444 тыс. стачечников 123 тыс. бастовали по политическим мотивам, а всего за первые три месяца 1905 г. политические требования выдвинули 206 тыс. рабочих. Большая часть политических забастовок была непосредственно связана с событиями 9 января и имела первостепенное значение в воспитании революционного духа и пролетарской солидарности всего народа. У передового отряда пролетариата – металлистов – политические стачки преобладали над экономическими.

Начавшаяся революция вскрыла недостаточную организованность движения. Она была первой в России, и у широких народных масс не хватало еще революционного опыта. План действия рабочих нередко вырабатывался уже в ходе стачки, рабочие часто выступали разрозненно даже в пределах города, не говоря уже о промышленном районе^{134}. Разновременное начало и конец стачек ослабляли силу натиска пролетариата, облегчали царизму борьбу с пим. Вопрос об организации народных масс сделался одним из основных, одним из главнейших для партии большевиков. «Девятое января 1905 года обнаружило весь гигантский запас революционной энергии пролетариата и всю недостаточность организации социал-демократов», – писал В. И. Ленин^{135}.

Далее. Революция обнаружила, что царская армия, в подавляющей своей массе состоявшая из крестьянских сынов, еще оставалась верной своим офицерам и безропотно выполняла их приказы. Отказы стрелять в народ при «усмирениях» оставались еще единичным явлением.

Главное же значение первых дней начавшейся революции состояло в том, что она сразу приняла массовый всенародный характер. Широта и массовость русской революции придали событиям в России всемирно-исторический характер. Во Франции, Германии, Австро-Венгрии, Англии, Бельгии, Голландии, Швеции, Испании, Румынии, Болгарии, Швейцарии проходили митинги и демонстрации перед зданиями царских дипломатических миссий, широко развернулся сбор средств в пользу семей жертв царизма, в пользу русской революции. Вожди социал-демократических партий всех стран отмечали величайшее значение начала революции в России для мирового пролетарского движения. «В победе над царизмом, которую теперь пытается завоевать русский рабочий класс, – писал в январе 1905 г. один из вождей германского рабочего класса Франц Меринг, – интернациональный пролетариат видит предпосылку для своей победы над капитализмом… Русская победа есть победа немецкая, европейская, интернациональная победа. Русская революция – интернациональная революция, и, так как в пей русский пролетариат играет руководящую роль, он еще позовет пролетариат цивилизированного мира на баррикады»^{136}.

Русская революция с первых же дней приобрела международное значение, а пролетариат России выдвинулся в авангард революционного пролетариата всего мира.

Глава III

КУРС – НА ВООРУЖЕННОЕ ВОССТАНИЕ

Третий съезд партии большевиков

Начавшаяся революция поставила перед партией большевиков новые задачи, такие, каких «ни разу еще и нигде не ставила история перед рабочей партией в эпоху демократического переворота»^{137}. Нужно было обеспечить руководство движением восставших масс, слить воедино различные потоки революционной борьбы, чтобы дружным натиском сокрушить ненавистное народу России самодержавие. Нужно было создать революционную армию из передовых отрядов трудящихся, снабдить ее оружием, выработать тактику революционных боев и обучить ей народную армию.

Эта титаническая работа проводилась верными соратниками В. И. Ленина под его непосредственным руководством. Один из пих, М. Н. Лядов, позже вспоминал: «Мы работали в России, объезжали комитеты, проводили в жизнь директивы Ильича. Мне пришлось частенько ездить нелегально за границу. Приедешь на неделю, расскажешь Ильичу все новости, нагрузишься его инструкциями, указаниями, советами и едешь обратно разыскивать товарищей по Бюро комитетов большинства. И всегда мы удивлялись, как верно, сидя там, в Женеве, Ильич умел оценивать положение вещей, как ясно перед ним вырисовывалась вся картина запутанных взаимоотношений, создавшихся в России… после кровавого 9-го января»^{138}.

Однако работа партии крайне осложнялась расколом, вызванным действиями меньшевиков. Для преодоления его большевики давно уже считали нужным созвать новый съезд партии, который должен был дать принципиальные ответы на вопросы, поставленные жизнью.

В конце января 1905 г. Бюро Комитетов большинства издало отдельную листовку «Извещение о созыве третьего съезда партии». 15 февраля газета «Вперед» опубликовала ее на своих страницах. «Перед рабочей партией, – писали большевики, – выступает новая задача, небывалая по своей важности и трудности. Эта задача политического руководства рабочим классом во время революции, задача найти и провести в жизнь общую тактику, при которой с наименьшей растратой драгоценной крови пролетариата им были бы достигнуты наибольшие политические и экономические завоевания в предстоящей ломке общественного строя России»^{139}.

Приглашения на съезд были посланы во все организации РСДРП. К 4 апреля выяснилось, что 21 партийная организация из 28, зарегистрированных ЦК, высказалась за ленинскую линию, за участие в работе III съезда партии. Большевиков поддержали почти все крупнейшие промышленные районы и главные центры: Петербург, Москва, Рига, Баку, Екатеринослав, Одесса, Луганск, Центральный промышленный район, Урал.

12 апреля 1905 г. в Лондоне открылся III съезд РСДРП. Делегаты добрались до Лондона с величайшими трудностями. Они представляли обе столицы, Украину, Центральный промышленный район, Прибалтику, Белоруссию, Урал, Кавказ и Закавказье. Посланцем от Одесского комитета был Ленин. В зале собрался цвет революционной социал-демократии – энергичные, молодые люди. Самому старшему из них – Михе Цхакая – во время работы съезда исполнилось всего 40 лет, единодушно избранному председателем съезда В. И. Ленину – 35. Закаленные в борьбе революционеры, почти все они уже успели испытать и тюрьму и ссылку. Мартын Николаевич Лядов и Розалия Самойловна Землячка, исколесившие с поручениями Ленина всю Россию, приобрели известность как выдающиеся организаторы партийной работы. Вацлав Вацлавович Воровский и Анатолий Васильевич Луначарский завоевали популярность благодаря своим блестящим публицистическим статьям, широкой эрудиции, ярким страстным выступлениям на собраниях и диспутах. С любопытством и уважением смотрели участники съезда на Максима Максимовича Литвинова и Леонида Борисовича Красина. Таких непохожих внешне! Один, казалось, с трудом сдерживал свой бурный темперамент. Другой был олицетворением спокойствия и хладнокровия. Роднила их боевая работа партии. За спиной того и другого стояли дерзкие побеги, организация тайных типографий, транспортировка в Россию оружия и нелегальной литературы.

Олицетворением доброты и приветливости являлась Надежда Константиновна Крупская. Не один делегат побывал в гостях у Ильичей – так называли супругов Ульяновых, и все знали, какая титаническая работа лежала на плечах верной подруги В. И. Ленина. До 300 писем ежемесячно приходилось шифровать и расшифровывать Надежде Константиновне, поддерживая связь с партийными организациями в России.

Но в центре внимания стоял вождь партии – Ленин. «Те товарищи, которые впервые познакомились с Ильичем, прямо влюбились в него, – вспоминал о III съезде М. И. Лядов. – Как часто слышались возгласы после задушевной беседы: «Да, с таким вождем не пропадем, он сумеет сколотить партию!»^{140}. «…Железная логика теоретика, трибуна и организатора революции увлекала всех делегатов», – вспоминал другой участник съезда – М. Цхакая^{141}. Ленин стал сердцем, умом и душой III съезда, работой которого он руководил как председатель; перу Ленина принадлежат проекты основных резолюций, в протоколах съезда насчитывается около 140 его выступлений и предложений.

В повестке дня съезда стояли вопросы о вооруженном восстании, о временном революционном правительстве, об отношении к политике правительства накануне переворота, к крестьянскому движению, к другим партиям.

Последний вопрос имел немаловажное значение в связи с тем, что начавшаяся революция носила буржуазно-демократический характер и в пей принял самое активное участие достаточно широкий круг социальных сил, интересы которых выражали многие политические организации (меньшевики, эсеры, анархисты, различные национальные социал-демократические партии). Большевики считали необходимым объединить все подлинно революционные силы и направить их в русло антицаристской борьбы. Но объединить так, чтобы не замазывать принципиальных разногласий.

В специально принятой III съездом резолюции «О практических соглашениях с социалистами-революционерами» большевики, подтвердив свое прежнее мнение об этой партии, констатировали возможность временных соглашений «социал-демократов с организациями социалистов-революционеров в целях борьбы с самодержавием»^{142}, однако ни в коей мере не ограничивающих самостоятельность социал-демократов и не нарушающих целостность и чистоту ее пролетарской тактики и ее принципов. Соглашения местных комитетов РСДРП с эсерами допускались только под контролем ЦК РСДРП.

На III съезде было также определено отношение большевиков и к отколовшейся части партии. Подвергнув критике (в специальной резолюции) действия меньшевиков и их отход от принципов революционной социал-демократии, III съезд предложил всем членам партии вести энергичную борьбу с меньшевизмом, отметив, что «участие в партийных организациях лиц, примыкающих в той или иной степени к подобным (меньшевистским. – К. Ш.) взглядам, допустимо при том необходимом условии, чтобы они, признавая партийные съезды и партийный устав, всецело подчинялись партийной дисциплине»^{143}.

Что касается отношения к национальным социал-демократическим организациям, которые уже возникли и продолжали создаваться во многих национальных районах страны, то большевики считали необходимым «предварительно разобраться в социальном составе и политических взглядах этих партий и организаций и наиболее близкие к революционной социал-демократии объединить в единую РСДРП, причем объединение на федеративных началах не могло быть допущено, так как это повело бы к разобщению рабочих различных национальностей и способствовало бы усилению влияния среди рабочих национальной буржуазии»^{144}.

Наиболее близкими к РСДРП были социал-демократия Королевства Польского и Литвы (СДКПиЛ) и Латышская социал-демократическая рабочая партия (ЛСДРП). Почти по всем основным вопросам они поддерживали большевиков в борьбе с меньшевиками, а их ведущие руководители – Ф. Дзержинский, Р. Люксембург, Ю. Мархлевский, Я. Тышка, Я. Ганецкий вместе с рядом других социал-демократов «создали впервые чисто пролетарскую партию в Польше, провозгласили величайшей важности принцип теснейшего союза польского и русского рабочего в их классовой борьбе»^{145}.

Прочные контакты устаповил Бакинский большевистский комитет РСДРП с мусульманской социал-демократической организацией «Гуммет», созданной специально для работы среди азербайджанского пролетариата. Основанная видными большевиками П. Джапаридзе, Н. Наримановым, М. Азизбековым, С. Эфендиевым, она много и успешно работала над сплочением многонационального рабочего класса Закавказья.

Иную – националистическую, сепаратистскую позицию занимал Бунд («Всеобщий еврейский союз в Литве, Польше и России»). Объединяя в основном полупролетариев, мелкобуржуазные элементы, Бунд по всем вопросам занимал меньшевистские позиции. Политика Бунда фактически вела к разделению рабочего класса России на национальные отряды и к объединению каждого из них со «своей» национальной буржуазией.

Главным, основным вопросом, который обсуждался на съезде и вокруг которого развернулась острая борьба между большевиками и меньшевиками, был вопрос о понимании особенностей начавшейся революции. Все сходились на том, что она носит буржуазно-демократический характер, по на этом согласие и кончалось.

Меньшевики утверждали, что раз революция буржуазно-демократическая, то в соответствии с опытом уже свершившихся подобных революций вождем ее должна быть буржуазия. Пролетариату поэтому не следует проявлять чрезмерной активности, ибо она напугает либеральную буржуазию, которая отшатнется от революции и тем нанесет ей непоправимый ущерб.

О, нет! – отвечали большевики. Исторические условия резко изменились, они совсем не те, что полвека назад. Сложилась мировая система капитализма, который не только созрел, но и перезрел, стал загнивать. История обрекла его на уход со сцепы. Человечество вступило в «период политических потрясений и революций»^{146}. В таких условиях буржуазия перестала быть революционной даже в тех странах, в которых, как в России, стоит на очереди не социалистическая, а еще буржуазно-демократическая революция. «Буржуазия оглядывается назад, боясь демократического прогресса, который грозит усилением пролетариата», – писал Ленин^{147}.

Роль вождя, гегемона революции, утверждали большевики, должна перейти к пролетариату, который заинтересован в самой полной, самой решительной победе революции. Того же хочет и другой класс российского общества – многомиллионное крестьянство, страдающее от сохранившихся в стране остатков крепостничества – политического бесправия, сословных ограничений, массового безземелья. Именно оно и только оно может быть верным союзником пролетариата в революции.

Большевики считали, что нельзя задерживаться на буржуазно-демократическом этапе революции: после свержения самодержавия и ликвидации других пережитков крепостничества необходимо развертывание борьбы в союзе с беднейшим крестьянством за социалистическую революцию против буржуазии города и деревни. Несколько позже для подцензурного публичного выступления В. И. Ленин так популярно, ясно и доходчиво разъяснил цели и задачи пролетариата России, возглавлявшего революционную борьбу ее народов: «Представьте себе, господа, что мне надо вывезти со двора две кучи сора. А телега у меня одна. И на одной телеге больше одной кучи вывезти нельзя. Как мне быть? Отказаться ли мне вовсе от очистки своего двора на том основании, что было бы величайшей несправедливостью вывозить одну кучу сора, раз нельзя сразу вывезти обе кучи? Я позволю себе думать, что тот, кто действительно хочет полной очистки двора, кто искренне стремится к чистоте, а не к грязи, к свету, а не ко тьме, будет рассуждать иначе. Если действительно нельзя сразу вывезти обе кучи, тогда вывезем сначала первую кучу, которую можно сразу достать и взвалить на телегу, – потом опростаем телегу и вернемся домой, чтобы приняться за вторую кучу… Сначала русскому народу надо вывезти вон на своей телеге весь тот сор, который называется крепостнической, помещичьей, собственностью, а потом с опростанной телегой вернуться на более чистый двор и начать укладывать на воз вторую кучу, начать убирать сор капиталистической эксплуатации»^{148}.

Буржуазно-демократический и социалистический этапы революции в России большевики рассматривали как два звена единого процесса, в котором гегемоном является пролетариат. «Пролетариат должен провести до конца демократический переворот, присоединяя к себе массу крестьянства, чтобы раздавить силой сопротивление самодержавия и парализовать неустойчивость буржуазии, – писал В. И. Ленин. – Пролетариат должен совершить социалистический переворот, присоединяя к себе массу полупролетарских элементов населения, чтобы сломить силой сопротивление буржуазии и парализовать неустойчивость крестьянства и мелкой буржуазии»^{149}.

Подчеркивая неизбежность перехода от революции буржуазно-демократической к революции социалистической, В. И. Ленин отмечал: «…от революции демократической мы сейчас же начнем переходить и как раз в меру нашей силы, силы сознательного и организованного пролетариата, начнем переходить к социалистической революции. Мы стоим за непрерывную революцию. Мы но остановимся на полпути»^{150}.

В решениях III съезда партии говорилось, что пролетариат полностью может выполнить роль вождя революции в том случае, если сумеет, во-первых, повести за собой крестьянство, во-вторых, изолировать и оттеснить от руководства революцией либеральную буржуазию, в-третьих, сплотиться «в единую и самостоятельную политическую силу под знаменем социал-демократической рабочей партии, руководящей не только идейно, но и практически его работой»^{151}.

Мысль о новой расстановке движущих сил в буржуазно-демократических революциях XX в. явилась важнейшим вкладом большевиков, и прежде всего их теоретика В. И. Ленина, в сокровищницу мирового марксизма. Впервые в истории разработки революционной теории был сформулирован четкий тезис: в условиях империализма гегемоном в буржуазно-демократической революции должен стать пролетариат, его верным и надежным союзником должно стать крестьянство, заинтересованное в решительной победе революции, в последовательном сломе всех остатков крепостничества, прежде всего в конфискации всех помещичьих, казенных, церковных, монастырских и удельных земель. Политической формой союза пролетариата и крестьянства должна стать революционно-демократическая диктатура пролетариата и крестьянства, которая, по мысли В. И. Ленина, могла сложиться в результате победы революции не только для закрепления уже достигнутых успехов, но и для их дальнейшего развития.

Установление такой диктатуры большевики считали объективной необходимостью в России начала XX в. Определяя характер власти после победы революции, Ленин писал: «Это может быть только диктатура, потому что осуществление преобразований, немедленно и непременно нужных для пролетариата и крестьянства, вызовет отчаянное сопротивление и помещиков, и крупных буржуа, и царизма. Без диктатуры сломить это сопротивление, отразить контрреволюционные попытки невозможно»^{152}.

Политическим органом такой диктатуры могло быть, по мнению большевиков, временное революционное правительство, куда вошли бы представители пролетарской партии «в целях беспощадной борьбы со всеми контрреволюционными попытками и отстаивания самостоятельных интересов рабочего класса»^{153}.

По вопросу о временном революционном правительстве мнения большевиков и меньшевиков разошлись. Меньшевистская конференция высказалась против участия социал-демократов во временном революционном правительстве, исходя все из той же посылки, что гегемоном в революции должна быть буржуазия. Испугавшись сотрудничества с пролетариатом, либеральная буржуазия, мол, не войдет в такое правительство, а без главенства буржуазии в революции последняя будет обречена на гибель.

Совершенно очевидно, что временное революционное правительство могло образоваться только в результате победоносного восстания.

Мысль о необходимости вооруженной борьбы за коренное преобразование России не оставляла Ленина буквально с первых шагов его политической деятельности. «Ильич не только перечитал и самым тщательным образом проштудировал, продумал все, что писали Маркс и Энгельс о революции и восстании, – вспоминала Н. К. Крупская. – Оп прочел немало книг и по военному искусству, обдумывая со всех сторон технику вооруженного восстания, организацию его»^{154}.

«Для нас, революционных социал-демократов, – утверждал Ленин, – восстание не абсолютный, а конкретный лозунг. Мы отодвигали его в 1897 году, мы ставили его в смысле общей подготовки в 1902 году, мы поставили его, как прямой призыв, лишь в 1905 г., после 9-го января»^{155}, т. е. тогда, когда в стране уже началась революция и широкие народные массы ясно показали свою готовность участвовать в вооруженной борьбе против самодержавия.

Прямой обязанностью и долгом революционной партии было заняться непосредственной и тщательной подготовкой к вооруженному восстанию.

Мобилизация сил

Подготовка всенародного восстания против самодержавия имела различные аспекты и велась большевиками в различных направлениях. Надо было объединить разрозненные усилия революционного народа, по-военному организовать его, вооружить, обучить хотя бы элементарным военным приемам. «Немедленное вооружение рабочих и всех граждан вообще, подготовка и организация революционных сил для уничтожения правительственных властей и учреждений – вот та практическая основа, на которой могут и должны соединиться для общего удара все и всякие революционеры», – писал В. И. Ленин^{156}.

Претворяя в жизнь решения III съезда, большевики стали применять так называемую тактику левого блока. Суть ее вождь большевистской партии определил следующим образом: «Мы, социал-демократы, можем и должны идти независимо от революционеров буржуазной демократии, охраняя классовую самостоятельность пролетариата, но мы должны идти рука об руку во время восстания, при нанесении прямых ударов царизму, при отпоре войску, при нападениях на бастилии проклятого врага всего русского народа»^{157}.

Без использования тактики левого блока невозможно было объединить усилия всех революционных партий в битвах с самодержавием (разумеется, тактика левого блока не исключала, а предполагала решительную идейную борьбу большевиков с врагами революционного марксизма: меньшевиками, эсерами, анархистами и т. д.).

Без использования тактики левого блока невозможно было в многонациональной империи, стране с очень сложной социальной структурой сплотить народы, широкие демократические массы и повести их на баррикады. Лозунг «Врозь идти, вместе бить!» как нельзя больше способствовал объединению всех революционеров.

Без использования тактики левого блока невозможно было создать революционную армию, которую, по мысли большевиков, следовало образовать из трех компонентов: 1) из вооруженного пролетариата и крестьянства; 2) из организованных передовых отрядов этих классов; 3) из готовых перейти на сторону народа войсковых частей. «Взятое все вместе, – писал В. И. Ленин, – это и составляет революционную армию»^{158}.

Главной силой в ней должен был стать пролетариат. «Только он, – отмечал В. И. Ленин, – может создать ядро могучей революционной армии, могучей и своими идеалами, и своей дисциплиной, и своей организацией, и своим героизмом в борьбе, перед которыми не устоять никакой Вандес»^{159}.