сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 33 страниц)
— Ты уверен, что сможешь сделать то, что должен сделать, когда окажешься в Чикаго? Ты не будешь отвлекаться на мысли об отце?
Ненависть промелькнула на лице Фабиано.
— Я долго ждал. Я могу подождать еще несколько недель или месяцев. Тебе не о чем беспокоиться. Я буду рядом с Римо, каким бы безумным ни был его план. Я сомневаюсь, что это мотивировано только стратегическими мотивами.
— У Римо никогда не бывает таких планов. Он хочет играть с Данте, хочет разорвать наряд изнутри. Римо лучший в играх разума.
— Да. Римо знает, как обращаться с мозгами людей, — мрачно усмехнулся Фабиано.
Кавалларо и Скудери скоро поймут свою ошибку, связавшись с Каморрой.
Г Л А В А 24
• ────── ✾ ────── •
КИАРА
Ничто не приносило мне столько утешения, как исполнение песни Нино, что было иронично, учитывая, что это наполняло меня сокрушительной тоской и грустью одновременно.
Когда мои пальцы добрались до той части, где я осознала свои чувства, мелодия стала низкой и темной, как будто пианино не хотело играть ноты, как будто я не хотела признаваться в своих чувствах самой себе.
Нино вошел и некоторое время молча смотрел на меня. Я не отрывала взгляда от клавиш пианино, играя песню до конца, дрожа, когда низкие ноты исчезли.
— Что это значит? — пробормотал Нино. — С тех пор, как ты начала песню, она развивалась все больше и больше.
Я подняла на него глаза.
— Это история моих чувств к тебе, — призналась я. — Как я поняла, что люблю тебя и что ты никогда не сможешь полюбить меня в ответ.
Как обычно, мое горло сжалось при моем появлении. Выражение лица Нино слегка смягчилось, серые глаза наполнились теплом, и сегодня я не могла этого вынести. Этого симулированного чувства, каким бы хорошим он ни был, никогда не будет достаточно. В глубине души я знала это.
— Прекрати, — резко прошептала я.
Его глаза сузились, и он придвинулся ближе, его движения были грациозными, как всегда. И даже это меня возмущало. Он мог быть таким красивым, умным и сильным, но он никогда не мог быть тем, к чему я стремилась: эмоциональным. Я посмотрела в его красивое холодное лицо.
— Ты слишком хорош в этом. Слишком хорошо имитируешь привязанность, притворяешься, что любишь меня. Иногда так хорошо, что я почти верю, что ты действительно можешь любить меня, Нино. — слезы навернулись на моих глазах.
Слабая. Чертов дура. Как еще называл меня Римо? Он был прав во всех отношениях.
Нино оперся на рояль, глядя на меня сверху вниз.
— Может быть, мне не нужно симулировать, — сказал он тем же ровным голосом. — Может быть, я люблю тебя.
Это стало последней каплей. Я не могла больше терпеть. Я вскочила со скамейки, желая, чтобы он понял, как это разрывает меня на части, зная, что я люблю кого-то, кто никогда не мог понять, что значит смотреть на другого и чувствовать, что ты разобьешься, если этого человека отнимут у тебя. Я схватила его за рубашку, поворачиваясь к своему гневу.
— Не лги мне. Я говорила тебе не говорить мне этих слов, если ты не имеешь их в виду. Так что просто не надо.
Я отпустила его рубашку, ошеломленная выражением его глаз. Казалось, они сгорали от волнения. Насколько хорошо он притворялся?
Сглотнув, я развернулась, мне нужно было уйти, прежде чем я позволю себе снова попасть в ловушку этой ужасной симуляции. Чистая, низкая нота прозвучала, когда я была на полпути вверх по лестнице, и я замерла, прислушиваясь к разворачивающейся мелодии. Это была прекрасная мелодия, каждая нота дополняла другую. Она была хорошо сложена, но лишена эмоций. Это была мелодия, которую мог создать компьютер, потому что это была просто связка нот, связанных вместе, чтобы угодить среднему уху. Ее можно было слушать за ужином с незнакомыми людьми, потому что она никогда не заставляла учащаться пульс, не разрывала струны сердца и не наполняла тело сладкой тоской. Никогда не хотелось плакать от одной только силы эмоций.
Потом что-то изменилось. Сначала это было едва уловимо, легкая икота в идеальной композиции. Более темные ноты требовали внимания и сопровождались короткими, высокими нотами, пока они не сражались друг с другом и, казалось, были идеальной композицией. Я медленно повернулась, боясь того, что увижу.
Нино сидел за роялем с закрытыми глазами, склонив голову набок, а его пальцы порхали по клавишам. Он представлял собой зрелище со своими ужасными татуировками, бесчисленными шрамами и идеально вылепленным бесстрастным лицом. Я была уверена, что сколько бы я ни прожила, я никогда не увижу ничего более захватывающего дух, чем Нино, выталкивающий чудесные ноты из моего пианино.
Совершенная композиция боролась с расстроенными нотами, а затем внезапно, необъяснимо, они больше не боролись за доминирование. Они обнимали друг друга, и это было более совершенное сочетание, чем любая рассчитанная симфония, потому что она несла в себе тоску и надежду, страх и смирение, любовь и ненависть. Она несла все это, и я не могла защитить себя от этого.
Слезы, которые я сдерживала, выскользнули наружу, и я обхватила себя руками за грудь, как будто это могло остановить мое сердце. Когда смолкла последняя нота, я стояла и дрожала.
Нино открыл глаза и посмотрел на меня. И тогда я поняла, что если то, что я увидела в глазах Нино, то, что я увидела на его лице, было симулировано, то я смогу жить с этим, потому что это наполнило мое сердце таким теплом, что обожгло меня изнутри.
— Что это? — спросил он хриплым голосом.
Я шагнула к нему.
— Что?
— Скажи мне, — сказал он, вставая. — Что это, если не эмоции?
Я смотрела, не в силах понять, что он говорит, не смея надеяться.
— Песня ... Что ты чувствуешь?
Нино медленно подошел ко мне и посмотрел так, словно я разрушила все, во что он верил. Он остановился прямо передо мной, стоя на две ступеньки ниже меня, так что мы были на уровне глаз, и я едва могла дышать.
— До тебя все было спокойно. Был порядок и логика.
Я вспомнила начало его песни, эту прекрасную композицию.
— А теперь? — я испустила хриплый выдох.
— Теперь, — прорычал он, и его лицо исказилось, — Теперь хаос.
Я сглотнула. Что мне было делать с таким откровением? Он испугал меня, обхватив ладонями мои щеки, приблизив наши лица, тяжело дыша мне в рот, его глаза были почти отчаянными.
— И ты хочешь вернуть спокойствие, — прошептала я.
Его брови сошлись на переносице, когда он посмотрел на меня. Он наклонил голову и поцеловал меня, мягко и медленно, ничего похожего на то, что я ожидала увидеть в его глазах.
— И да, и нет. Возможно. Я не знаю, — тихо сказал он. — К этому нужно привыкнуть.
И эта глупая надежда, что когда-нибудь Нино сможет ... Нино полюбит меня, снова поселилась в моем сердце.
НИНО
Римо с опаской наблюдал за мной, засовывая в багажник еще несколько пистолетов. Через несколько часов они с Фабиано уедут в Чикаго. Через полчаса мы встречались в Сахарнице, чтобы сделать последние приготовления.
— Я все еще думаю, что должен поехать с вами, — твердо сказал я. — Вы с Фабиано непредсказуемая комбинация в Чикаго.
— Фабиано знает об этой организации больше, чем кто-либо из нас, и ты должен убедиться, что здесь ничего не происходит. Ты можешь навести порядок, если мы с Фабиано не вернемся.
— Твои шансы вернуться увеличатся, если я поеду с вами.
— Последние две недели ты вел себя странно, Нино. Думаю, тебе лучше остаться здесь.
Я нахмурился. Я лучше справлялся с собой, и кошмары прекратились. Но я уже не был тем, кем был раньше. Этого нельзя было отрицать.
Римо тронул меня за плечо.
— Что происходит? Мне стоит волноваться?
— Я не такой, каким был раньше, — начал я, не зная, как описать ему то, что сам едва понимал. — Я чувствую. Это все еще борьба, все еще не то, что чувствуют нормальные люди, я уверен в этом, но это есть.
Римо стал очень тихим.
— Это из-за Киары?
Я кивнул.
— Благодаря ей. Она боролась с демонами своего прошлого и заставила меня понять, что я тоже был скован воспоминаниями, управляемый чем-то, что, как мне казалось, я оставил позади.
Римо отвернулся, ярость исказила его лицо.
— Наша мать должна была умереть. Отец должен был убить ее после того, как вырезал из нее Адамо. Я должен был убить ее, когда пришел к власти, но она все еще там. Все еще чертовски жива.
Я тронул Римо за плечо.
— Она почти мертва. Тень человека. Она прошлое.
Римо отрывисто кивнул и встретился со мной взглядом, в его глазах было что-то темное и опасное. Я знал этот взгляд и видел его много раз прежде.
— Ты все еще рядом со мной теперь, когда ты стал таким мягким из-за Киары?
Я сжал его предплечье над татуировкой Каморры, и он повторил этот жест.
— Мы братья. Не только по рождению, но и по выбору, и я буду стоять рядом с тобой до последнего вздоха. Ничто этого не изменит. Киара знает это и принимает. Я тебя прикрою. — я сделал паузу. — И я не собираюсь размягчаться, не волнуйся. Эти новые ощущения ... я боялся, что они ослабят меня, что я больше не смогу быть тем, в ком ты нуждаешься, но они этого не делают и не сделают. Я все еще не чувствую ни капли жалости или вины, когда убиваю и мучаю ради нашего дела, и это не изменится.
Римо кивнул и отпустил меня. Для него все было решено. Он знал, что я все еще был там для него.
— Теперь, когда я знаю, что ты можешь позаботиться о Вегасе, пока меня не будет, мне придется сосредоточиться на похищении счастливой невесты.
Я покачал головой. Римо был одержим. Я должен был быть голосом разума в этом и убедиться, что наш план действительно сработал. Эмоции не изменят того факта, что я был голосом логики между нами двумя. Что я всегда буду лучше контролировать свои эмоции, но Римо будет следовать своему плану, что бы я ни говорил.
Киара освободила меня от оков прошлого, и я желал того же Римо. Но Римо есть Римо, и он никогда не позволит девушке увидеть в нем то, что не вызывает страха и ужаса.
• ── ✾ ── •
Когда я вернулся домой рано вечером, Киара была в саду и практиковалась в стрельбе из ружья. С тех пор как она впервые взяла в руки пистолет, она стало намного лучше. Адамо был рядом с ней, время от времени поправляя ее руки. Через три недели, в свой четырнадцатый день рождения, он будет принят на службу, а теперь он ещё больше отдалился от Римо, Савио и меня. Единственным человеком, с которым он разговаривал ежедневно, была Киара. Она выстрелила еще раз, попав в яблочко. Адамо улыбнулся. Потом он заметил меня и напрягся. Сказав что-то Киаре, он ушел.
Киара направилась ко мне, все еще держа пистолет в руке. Она сияла, выглядела чертовски гордой, и мое сердце снова сделало странное сальто. Это всегда пугало меня.
— Ты это видел? — спросила она, остановившись передо мной.
— Ты хороший стрелок.
Ее брови сошлись на переносице.
— Все в порядке? У тебя опять странное выражение лица.
Я взял ее за руку и повел в особняк. Она без колебаний последовала за мной, но время от времени бросала на меня смущенные взгляды. Когда мы вошли в спальню, я взял у нее пистолет и положил на тумбочку.
Потом притянул ее к себе и поцеловал. Ее руки поднялись к моей груди, поглаживая и дергая, а ее рот двигался напротив моего. На вкус она была как мята с шоколадом, и я никак не мог насытиться.
Подняв ее, я положил ее на кровать, затем забрался на нее сверху, прижимая мой твердый член к ее центру. Она застонала мне в рот и выдернула рубашку из брюк. Я сел и быстро сбросил рубашку, прежде чем снова опуститься на мягкое тело Киары.
Ее руки скользнули по моей спине к шее, притягивая меня ближе, и я поцеловал ее сильнее и прижался бедрами к ее тазу. У нее перехватило дыхание.
— Нино. Я нуждаюсь в тебе.
Я стянул ее рубашку через голову, затем втянул ее грудь в рот через кружевной лифчик, когда моя рука спустилась к ее шортам. Я расстегнул их и скользнул рукой в ее трусики, по ее мягким волосам и между складок, находя ее горячей, влажной и готовой.
Блять. Я разорвал ее шорты вниз по ногам, затем сделал быструю работу с ее трусиками, а также спустил свои штаны и трусы, прежде чем вернулся между ее ног и вошел в нее одним глубоким, жестким движением. Мы застонали, и ногти Киары впились мне в спину. Я зарычал, когда мои яйца дернулись. Я направил одну из ее ног вверх, а затем начал трахать ее медленными, жесткими толчками.
Она не сводила с меня глаз, пока я извлекал из ее губ один стон за другим. В ее глазах светилось доверие и любовь. Теперь я это видел. Я не был уверен, почему у меня когда-либо были проблемы с чтением этих эмоций в ее взгляде. Моя собственная грудь сжалась, и мое мертвое сердце наполнилось гребаными эмоциями.
Блять, это было больно, но это была лучшая боль, которую я когда-либо чувствовал. Я обнял Киару, притягивая наши тела еще ближе, нуждаясь в ее гребаной близости, потому что только она заполнила дыру в моей груди. Только она могла заглянуть в черную бездну моей души и найти в ней что-то милое.
У меня перехватило горло, но я выдавил из себя слова, которые хотела сказать уже несколько дней.
— Я люблю тебя. — мои толчки дрогнули, когда я услышал эти три слова вслух, услышал, как они сорвались с моих губ.
Киара напряглась подо мной, ее глаза расширились, и я, черт возьми, взял себя в руки и снова вошел в нее.
— Ты любишь? — прошептала она.
— Да, с моим чертовым мертвым сердцем. Каждой гребаной клеточкой своего существа.
Она ахнула, когда я направил свои толчки выше, и ее глаза все еще показывали непонимание, как будто она не могла поверить в это. Я протянул руку между нами, касаясь ее клитора, и завладел ее губами.
Она выгнулась, содрогаясь, и я тоже отпустил ее. Я держал глаза открытыми, наблюдая, как великолепное лицо Киары исказилось от удовольствия. Мне всегда нравился секс. Это было самое близкое, что я мог почувствовать, но секс с эмоциями был чем-то совершенно другим. Это было гребаное совершенство.
Я остался на Киаре, даже когда начал мягко целовать ее еще раз.
— Ты любишь меня. — прошептала она. — По настоящему?
— Я люблю тебя. По настоящему. Никакой симуляции любви или привязанности, потому что с тобой мне не нужно симулировать. Ты вытащила эту мертвую часть меня из прошлого и оживила ее. Я не умер пятнадцать лет назад, но и не жил ... до тебя.
Она прижалась ко мне еще крепче.
— Я люблю тебя, Нино. Часть меня умерла шесть лет назад, но ты помог мне снова жить.
Мы оба были изранены нашим прошлым, но вместе мы боролись с нашими демонами и вышли как чемпионы. Никогда еще победа не была такой приятной.
К О Н Е Ц