Текст книги "Пустышка (ЛП)"
Автор книги: Кора Кенборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)
Мое тело застывает. Да пошла она. Она ничего обо мне не знает. Семь лет назад ей было на меня похер. Ни одного звонка. Никаких писем. Ни единого извинения.
– Ну, погоди, стерва…
Я поднимаю руку, заставляя Тарин замолчать. Она надувается, но повинуется.
– А откуда ты знаешь, какой я? – я так резко спрашиваю, что вполне могу порезать своим тоном стекло. – Судя по всему, мы все получаем то, что заслуживаем.
– Ты стал жестоким?
– Ты закончила мыть полы, пустышка?
Тарин хихикает, как только я издаю последнее слово. Я злюсь, но не чувствую удовлетворения, которого ожидал. На самом деле меня тошнит. Я нанес Шайло удар ниже пояса, потому как никогда в жизни не называл ее так. Я дрался с ребятами, которые обзывали ее Пустышкой за спиной. Возвращался домой с разорванной одеждой и подбитыми глазами из-за этого жестокого прозвища. Мне было насрать как обзывают меня, но ее честь я защищал.
А теперь просто уложил им на лопатки.
– Это было бесценно! – смеется Тарин, целуя меня в челюсть.
– Иди домой, Тарин.
Я отстраняюсь от нее. Весь этот день был одним большим выносом мозга, с меня хватит.
– Но мы собирались вечером в «Лайт хаус»!
Блять. Я забыл, что несколько дней назад мы планировали заглянуть в местный дайв-бар. Но прямо сейчас обсуждать всякое дерьмо с Тарин последнее, что мне нужно. Мне необходимо уединение с бутылкой «Джек Дэниэлс» и ебаное отсутствие стресса.
Я провожу пальцем по ее щеке.
– Мне нужно кое-что поделать с мальчиками сегодня вечером. Сходим туда завтра.
Да я заслуживаю чертову награду киноакадемии за такую игру!
– Но, Кэри... – скулит она, выпячивая нижнюю губу.
– Завтра, Тарин.
Я не подчиняюсь ее приказам, и уж точно никуда не пойду сегодня вечером. Конец истории.
Тарин сдается и уже собирается уйти, но прежде щипает меня за задницу и засовывает язык в мою глотку напоследок. Настроения для этого у меня особо нет, но эй, я все еще парень, а члену плевать на мой настрой.
– Пока, детка, – шепчет Тарин. С последним поцелуем она поворачивает ледяной взгляд к Шайло и закатывает глаза. – Свидимся, уголовница.
Как только дверь захлопывается, я иду в сторону своего офиса.
– Иди домой, Шайло.
– Я еще не домыла, – тихо бормочет она, выдавая кровоточащую обиду моим последним оскорблением.
– Утром домоешь. Я с тобой закончил.
И ухожу, не дожидаясь моего ответа. В моей голове полный бардак, и она тому причина.
Полагаю, что ее забирает водитель матери, когда свет фар замирает перед окном моего офиса, а затем исчезает. Шайло не удосужилась попрощаться перед отъездом. Хорошо, я бы все равно не открыл ей дверь.
После часа сидения в кресле я, наконец, открываю средний ящик стола и вытаскиваю журнал, засунутый в самую даль. Ее первая фотосессия в «Максим». Он у меня уже давно, это видно по сморщенным страницам и пятнам.
Фотография черно-белая, но здесь Шайло божественна и чем-то напоминает Мэрилин Монро. Ее локоны спадают на плечи, а черные стринги и крошечный черно-серебристый бюстгальтер с шипами язык не поворачивается называть одеждой. Сиськи выпирают из верхней части лифчика, а она сама прислоняется к спинке кожаного дивана, прижимая пальцы к губам. Она смотрит в камеру глазами с тёмным насыщенным макияжем и приоткрытым ртом, так и умоляя присунуть в него кое-что.
С наступлением темноты я позволяю себе верить, что мой член живет своей жизнью.
Покупая этот журнал, я понимал, что Шайло станет звездой. Именно в тот момент стало ясно, что она никогда не вернется.
Чем больше я на нее смотрю, тем сильнее напрягается мой член. Я возбужден настолько, что вполне могу пробить дыру в штанах. Одной рукой поглаживая снимок Шайло, другой опускаю молнию на джинсах. Простанываю, как только обхватываю ладонью член. Много времени на это не уйдёт. Трёхчасовая перебранка с Шайло стала сплошной бесконечной прелюдией. Смотрю на ее полузакрытые глаза и раскачиваю кулак, увеличивая темп. На лбу выступают капельки пота, когда мой взгляд опускается на её сиськи. Я на автопилоте облизываю пересохшие от накопленного внутри меня тепла губы. Я не могу думать, только с трудом заглатываю воздух.
Жестче.
Быстрее.
Стон. Основание позвоночника посылает электрические удары в голову, останавливая любой мыслительный процесс, уничтожая клетки мозга.
– Блять, Шайло!
Свободной рукой сминаю фотографию, извергая свой адский оргазм. Хотя все оргазмы взрывоопасны, если я думаю о Шайло. Как и всегда.
Выдохшийся, проклинаю себя за глупость, падая обратно в старое скрипучее кресло. У меня осталось меньше двадцати четырех часов, чтобы успокоиться и снова встретиться с ней лицом к лицу. С единственной женщиной, которая все еще способна преодолеть ненависть и вызвать похоть.
Разве не очевидно, кто сильнее? Сижу тут с пятнами спермы на джинсах, потому что даже семь лет отвращения блекнут после всего семи минут пребывания рядом с ней.
В старшей школе я считал ее самой красивой девушкой на свете, но семь лет спустя она стала еще женственней. Даже со шрамами. Даже с тем ебанутым затруднительным положением, что привело ее сюда. Даже с моей глубоко укоренившейся ненавистью к ней, я все еще мужчина, и у меня все еще есть член, который, независимо от того, что она натворила, все еще хочет ее, а это плохо.
Как я докатился до такой жизни? С другой стороны, это упрощает мои планы. Что будет дальше остается только догадываться. Я всегда верил, что когда-нибудь мы с Шайло Уэст снова пересечемся. Мечтал о похожем сценарии: я буду сильным, с порядком в голове, а сломленная Шайло на коленях будет вымаливать моё прощение. Я обязательно отомщу, но сначала использую её.
ГЛАВА 7
Шайло
Я оборачиваюсь в мягкое белое одеяло на кровати королевского размера, предварительно оторвав от него кружевную накладку. Вздыхаю с отвращением, переворачиваюсь на спину и изучаю своё ложе принцессы с четырьмя колонами и легкой, прозрачной тканью, накинутой сверху.
О чем, черт возьми, я думала, будучи подростком? Здесь словно спит невинная принцесса Диснея, что не имеет смысла. С этими сучками меня объединяет только жизнь в замках, родители-засранцы, убийственные каблуки и бойфренды с IQ обертки презерватива.
Да-да, именно обертки. Потому что у самого презерватива есть цель.
Но моему созерцанию всей этой экзистенциальной ерунды мешает открывающаяся дверь спальни, за которой в розовом велюровом костюме с монограммой стоит мама. В ее руках серебряное блюдо.
– У меня есть морфий и «Ксанакс», что будешь, дорогая? – она смотрит на меня с широко распахнутыми глазами с макияжем, который все еще идеален не смотря на поздний час, и подталкивает поднос ко мне. В центре расположены два пузырька с таблетками и хайбол, предполагаемо наполненный водкой.
– Мама, – медленно протягиваю я, – меня как бы проверяют на наркотики. Не думаю, что уплетать нарко-скиттлс – умный перекус перед сном.
Она пожимает плечами и ставит поднос на прикроватную тумбочку.
– Делай как знаешь. – Она вытряхивает розовую таблетку и запивает ее половиной жидкости из бокала, даже не поморщившись, и плюхается рядом. – Как можно быть такой асоциальной? Ты пришла с работы и сразу побежала наверх, даже не поужинав.
– Это не обычная работа. – Я переворачиваюсь и стону в подушку. – Это общественные работы.
– Не думаю, что всё так уж плохо.
– Я подметала и мыла.
– Полы?
Открываю глаза и начинаю таращиться в наволочку.
– Нет, газон. Кэри очень придирчиво относится к своей траве.
Мой сарказм теряется, когда мама петляет подбородком и щурится, как бы погружаясь в глубокий мыслительный процесс.
– Кэри. Кэри. Кэри…
Давайте спустимся с небес на землю. Моя мать не самый смышленый в мире человек. Мое жалкое подобие отца женилось на ней явно не из-за ее интеллекта или разговорчивости. Могу только предположить, какими ротовыми навыками она его зацепила.
Ох, ужасно так говорить о своей матери. С другой стороны, это делает меня плохим человеком, только если это неправда. В маленьком городишке люди любят посплетничать. Так что доверьтесь мне. Это правда.
– Кэррик, – ворчу я, плюхаясь на спину, пока ее мозг не перегрелся. – Кэррик Кинкейд. Мой новый босс.
– О, точно. – Она сжимает губы от упоминания его имени. Я отворачиваюсь, потому что, к сожалению, она в курсе каждой уродливой детали. – Как он поживает? Помнится, Кэррик выглядел так, как будто ему не помешало бы подкрепиться.
– Ага, ну, судя по всему, теперь он Кэри и с тех пор он достаточно плотно ел. – Я сглатываю, вспоминая, как его крепкую грудь облепляла футболка. – С момента моего ухода он тренировался. Он неплохо подкачался.
И с головы до ног облеплен татуировками.
И пирсингом.
А волосы отросли и спадают на глаза, как у опасного преступника.
А его улыбка больше не сладкая, скорее смертельная.
– Шайло, ты где-то витаешь? Будто за миллион миль отсюда с этой глупой улыбкой на лице.
– Нет.
Я хмурюсь и провожу пальцами по губам.
Черт, я действительно не в себе.
– Просто представила с какой скоростью будет тянуться время. Три года покажутся вечностью. – Я сажусь, вытаскиваю подушку из-за спины и прижимаю её к груди. – Совершенно точно он не собирается облегчать мне задачу.
– Ну, кроме ужасного ручного труда, ты можешь завести и новых друзей.
– Там только малолетние преступники, которые шатаются туда-сюда дни напролет, мама. А я даже не могу запереть свою сумочку, потому что шкафчики находятся в душевой, где они постоянно отираются.
Она смотрит в окно, но затем резко оборачивается.
– А как насчет того милого молодого человека, который заходил сюда до твоего прихода? Он хотел представиться мне и узнать, как прошел твой день. Эм, кажется, его звали Уолтер что-то там…
Я смотрю на неё, пока она похлопывает пальцем по уголку рта.
– Уильям Эмерсон?
Всегда готовая женить на мне любого мужика с красивой улыбкой и толстым кошельком, мама в надежде приподнимает брови, еще больше привлекая внимание на расширенные от «Ксанакса» зрачки.
– Да! Точно! Уильям. О, он прекрасно выглядел. Он такой же приятный в общении, как и на вид? Кто его люди?
Из меня вырывается стон. Богатые южане всегда беспокоятся о том, кто твои «люди». С кем ты в родстве. С кем общаешься. В чьих силах предоставить твоей дочери образ жизни, к которому она привыкла, прежде чем вышвырнуть ее задницу из дома.
– У него здесь нет людей, мама. Он из Миссури.
– Это не значит, что он ни с кем не связан, дорогая. – Похлопав меня по руке, она слегка покачивается (эффект вдарившего по ней депрессанта). – Уоррен Баффет3 со Среднего Запада, тебе это известно?
Нет, вообще-то, нет. И если честно, я в шоке, что она это знает.
Кто эта женщина и что она сделала с моей матерью?
Хммм. После травки люди становятся философами. Возможно, «Ксанакс» делает мою маму умной.
– Уилл Эмерсон – мой надзиратель. – Я отодвигаюсь от мамы, когда она скользит по простыне ко мне. – Что-то мне подсказывает, что спать с ним – билет в один конец в тюрьму.
– Я просто спросила, – мямлит она, уже едва разлепляя веки. – Ты можешь делать вещи и похуже.
– Уже.
Я болтаю о том, как было бы круто поскакать на моем надзирателе, с пьяной матерью именно поэтому.
Да-да, не стоит бросаться камнями, Шайло.
Однако даже если бы на интрижке с Уиллом не стояло табу, в моей голове нет для него места. Каждый доступный укромный уголок и трещинка заполнены греховным телом Кэри. Меня возбудил даже отданный им приказ, сказанный тоном, словно я была не лучше жвачки, прилипшей к его ботинку.
Ну и что это говорит обо мне?
Я никогда не была подстилкой для мужчин. Во всех своих отношениях я была главной. Я решала когда любить и когда оставлять, а если кому-то что-то не нравилось, то он мог смело катиться на хрен. В очереди всегда стоял счастливчик, готовый занять вакантное место.
Но то, как милый и послушный Кэри зарычал на меня с выражением чистого отвращения, зажгло фитиль в моем животе, который кипит до сих пор. Даже то слово, которое пробило дыру в моем сердце, не смогло потушить это пламя.
Мда, со мной определенно что-то не так.
– Мама?
– Хммм? – Приоткрыв один глаз с откинутой головой, она смотрит на меня.
– Неужели я настолько безнадежна, что людям на меня наплевать?
Я не хочу знать ответ, но слова Кэри преследуют меня.
Она долго молчит, а потом уголки ее рта поднимаются в улыбке.
– Единственные, кто не может прощать, дорогая, это те, кому это не нужно. Что касается остальных, ну, обычно те, кому мы сделали больнее всего, последние, кто не верит, что мы достойны второго шанса.
Мой рот отвисает, когда она самодовольно подмигивает.
Воздух в моей спальне вдруг чувствуется насыщенным и тяжелым. Оттолкнувшись от кровати, я накрываю маму одеялом и направляюсь к двери. Уже почти полночь, но мне нужно прогуляться по пляжу и проветрить голову.
Когда я открываю дверь, голос моей матери раздается мне вслед.
– Шайло?
– Да?
– Ты стоила ему всего и ушла, ничего не потеряв. Кем бы он сейчас не был, ты сама его создала.
Сердце вырывается из грудной клетки, когда за мной захлопывается дверь.
***
Трижды переставляя будильник, я, наконец, зарываюсь в не распакованном чемодане. Выбираю дизайнерские джинсовые шорты и обрезанную черную майку VeraWang, за которую когда-то отдала семьсот долларов не моргнув глазом. Раньше бы меня удовлетворил мой выбор, но как только моя нога оказывается в центре, я понимаю свою ошибку. Мой прикид абсолютно неуместен в прославленном подпольном бойцовском клубе, заполненном вонючими подростками.
По какой-то причине я чувствую, что Кэри здесь нет. Я в ступоре и шокирована тем, что ощущаю его присутствие. Боже, я в городе меньше двадцати четырех часов, а уже чувствую эту связь. Эта мысль не дает мне покоя, но я толкаю ее в глубину своего сознания и продолжаю идти в конец главной комнаты.
Вот она. Красная швабра.
Долбанный кусок дерьма.
– Ты испачкаешь все эти дорогие нитки. – Взглянув в сторону, встречаюсь с глазами пропавшего без вести полузащитника «Оклендских рейдеров». Этот огромный как в высоту, так и в ширину парень чмокает воздух и подмигивает мне. – Возможно, ты захочешь их снять.
Опустив глаза, я семеню мимо него, чувствуя взгляды, по крайней мере, десяти татуированных мальчишек-переростков, которые напоминают тюремную банду. Я не понимала, что задерживала дыхание, пока деревянная палка не оказывается в моей руке. Вцепляюсь в нее со всей силы, словно каратист с черным поясом, готовый снести чью-то голову.
– Не делай этого, Снежинка. Эта хрень только поцарапает, но боли не причинит. Череп Крохи защищен жиром, понимаешь, о чем я?
Я вскрикиваю и кружусь на месте вместе со шваброй и ведром. Пуэрториканец со вчерашнего дня усмехается с поднятыми руками, пытаясь избежать попадания всплесков воды из ведра.
– Какого черта? Не пугай меня так!
– Извини, – говорит он, стряхивая капли с ботинок. – Ты проходила мимо с этими сумасшедшими девчачьими глазками, и создалось впечатление, что ты собиралась сыграть в «Убей муху» с мозгом Крохи.
– Мне не нравится, как он на меня смотрит.
– Оглядись, здесь все так смотрят. Ты первая первоклассная сука, которую мы видали за последние годы.
– Я не сука... Эммм... – Я пялюсь на его белую футболку и рваные джинсы, пытаясь вспомнить его имя.
Нет, все верно. Я абсолютная сука.
– Фрэнки, – напоминает он, избавляя меня от страданий. – И остынь, Снежинка. Это просто общее название, которое мы используем для женщины. Не дуйся.
– Тогда почему просто не сказать «женщина»?
– Почему бы просто не сказать Крохе отъебаться?
Его взяла.
– Почему ты зовешь меня снежинкой?
Фрэнки не помешан на мне, как другие. Он смотрит мне в глаза при разговоре. Не привычно, что мужчина от меня не тащится, и это немного выводит меня из равновесия. Оглядываюсь через плечо на стену тестостерона, все еще рассматривающую мой зад, и задаюсь вопросом, может ли Фрэнки стать моим союзником в этой адской дыре.
– Все в порядке, – уверяет он, читая мои мысли и игнорируя вопрос.
– Они ведь не... Не думают обо мне, правда?
Он смеется.
– Конечно, думают, но я бы не беспокоился по этому поводу. Они, наверное, не в состоянии двигаться после вчерашнего.
– А что было вчера?
Он снова улыбается белой, как его футболка, улыбкой.
– Их члены, вероятно, болят от частой дрочки.
Я делаю немыслимое – краснею.
– Судя по всему, у тебя нет подобных пробем.
Он пожимает плечами.
– Чтобы заманить меня, следует приложить побольше усилий, леди.
Фрэнки не похож ни на одного из моих знакомых. Я никогда не встречала кого-то, кто так же свободно себя вел при встрече со мной. Знаю, это звучит самонадеянно, но я на самом деле такая. Уверенность – это ключ, и ясно, что если я планирую выжить в этом аду в течение следующих трех лет, то мне стоит держаться.
Вытряхивая меня из тумана мыслей, Фрэнки выхватывает швабру из моих рук и кладет вместо нее смятый пластиковый пакет. Я смотрю вниз на то, что выглядит как набор зубных протезов внутри сэндвич-мешков.
– Босс оставил приказ, – объясняет он, указывая на полку у дальней стены, по крайней мере, с десятью чашками, выстроенными в ряд. – Ты сегодня ухаживаешь за каппами.
Снова туда взглянув, я замечаю пластиковую ванну под полкой, и почти боюсь спросить, в какой мерзости их нужно замачивать.
Кстати, о птичках…
– Где Кэри?
Я старалась казаться беспечной, но не уверена, что у меня получилось.
– Полагаю, с Тарин.
Фрэнки избегает зрительного контакта, разрывая маленькие бумажные квадраты с какими то таблетками.
– Они хорошо смотрятся вместе, – слова прилипают к моему горлу как патока.
Медленная улыбка растягивает губы Фрэнки, когда он поглядывает на меня боковым взглядом.
– Ревнуешь, Снежинка?
– Я? – С отвращением морщу нос. – Черт возьми, нет. Я свалю отсюда через три года. Мне плевать на всех в этом городе.
– Именно так мне и говорили.
Не говоря ни слова, Фрэнки снова кивает в сторону полки, и я как робот повторяю за ним. Он поручает мне наполнить каждую чашку водой и бросить таблетки внутрь. Думаю, Кэри хотел, чтобы я делала все сама, но я не собираюсь отказываться от помощи.
– Когда он начал драться? – спрашиваю я, пытаясь казаться незаинтересованной.
Задумавшись на мгновение, Фрэнки вытаскивает каппу из пакета, помеченного именем Крохи, и бросает в шипящую жидкость.
– Чувак машет кулаками столько, сколько я его знаю. Думаю это уже около четырех лет. Он научил меня всему.
– Но разве драться – это не плохо?
Он приподнимает темную бровь.
– Разве кокс – это не плохо?
Ауч.
Стоило догадаться, что здесь будут пировать подробностями моего падения. Хочу сказать, блять, да я засветилась в новостных лентах по всему миру. Почему бы, черт возьми, сплетникам Миртл-Бич не насладиться этим? Остается только надеяться, что мне не придется сталкиваться с этим изо дня в день в течение трех лет.
– Слушай, я тебя не осуждаю, – смягчается он. – Черт, меня арестовали за продажу травки. Я занимался этим, чтобы хоть как-то встать на ноги и иметь крышу над головой. Мы не пытаемся здесь надрать друг другу задницы. Босс научил нас, когда надо остановиться, так что на ринге мы тупо выбиваем из себя злость.
Я оглядываюсь через плечо.
– Тебе точно не больше восемнадцати. Откуда в тебе злость?
Фрэнки хихикает и бормочет что-то по-испански.
– На какой машине ты ездишь, Снежинка?
Я молчу, потому что моя машина – груда обломков.
– Куда бы я не поехал, мой единственный доступный транспорт – автобус.
Не могу представить, каково это – ездить на общественном транспорте. Не думаю, что когда-либо там вообще бывала. Или хотя бы рядом. Или в одном квартале. Мама говорила, что бомжи используют общественные автобусы в качестве писсуаров, а посидев на сиденьях можно подхватить венерическое заболевание.
Фрэнки раскидывает остатки капп по чашкам и смотрит на меня, когда я тянусь за шваброй со вчерашнего дня.
– А твой дом? Насколько он большой?
– Какое это имеет отношение к делу?
– Просто ответь на вопрос.
Я вздыхаю, прислонившись бедром к ручке.
– Пять тысяч квадратных футов.
– Я жил в приемной семье с чуваком, который выбивал из меня дурь каждый день. Так продолжалось, пока я не уходил спать на скамейку.
Он ждет от меня реакции, сжимая рукой затылок лысой головы, как будто она все еще хранит отпечатки боли.
– Фрэнки, я... – Я понятия не имею, что сказать. Я не особо хороша в ситуациях, где требуется сочувствие. Если честно, то я не уверена, что обладаю этим геном.
– Сколько ты зарабатываешь в год? – продолжает он свои пытки.
Ох, парень. Сейчас начнутся настоящие страсти.
– Девять миллионов.
Мой голос едва громче шепота, потому что даже для моих ушей это звучит ужасно претенциозно. Кто, мать вашу, заслуживает девять миллионов долларов за то, что выпячивает губы и светит жопой?
Фрэнки даже не вздрагивает.
– Я зарабатываю пятнадцать тысяч пятьсот долларов, и охуенно счастлив получать их. Знаешь почему? Потому что я знаю, что это все, что босс может себе позволить. – Он обводит комнату рукой. – Центр приносит дерьмовые деньги, но он держит его ради нас.
– Я понятия не имела.
– Ты спросила меня, почему я называю тебя Снежинкой, – начинает он, смотря, как я прижимаю к себе ручку швабры. – Это из-за того, что твоя кожа белее этого мира.
Я ничего не отвечаю. Не могу. К этому разговору невозможно вернуться. Вместо этого я концентрируюсь на мытье, словно оно атрофирует все клетки моего мозга. В конце концов, я замечаю, что Фрэнки ушел, присоединившись к остальным или к чуваку на ресепшене, поэтому провожу остаток утра, самостоятельно выясняя, что необходимо сделать. Я никогда в жизни не убиралась. Тем не менее, последнее, что я хочу сделать – это привлечь к себе внимание, так что к обеду я грязная, уставшая и не уверенная, что все сделала правильно.
Или если всем все равно, то уверена, что Кэри – нет.
ГЛАВА 8
Кэри
Я пересаживаюсь в другое неудобное кованое кресло, ругнувшись, когда локоть снова соскальзывает с крошечного круглого стола. Ресторан высшего класса чересчур вычурный: приглушенное освещение, тканевые салфетки и меню без цен. Место с таким меню – это то, что я не могу себе позволить.
Но Тарин на это насрать.
С тех пор, как Шайло вернулась в город, у нее совсем снесло крышу. Думаю, она скупила все элитные магазины в округе. Она превращается из Тарин Макдениэлс в подражательницу Шайло Уэст.
Это чертовски пугает.
– Что случилось, Кэри? – спрашивает она, делая глоток воды.
Судя по всему, моя нервозность очевидна.
Когда я не отвечаю, она устраивает целый спектакль, разглаживая салфетку на коленях.
– Вчера ты казался довольно дружелюбным с Шайло.
– Что ты хотела, чтобы я сделал – ударил ее по лицу?
– Это было бы хорошим началом.
Я держу язык за зубами, пока разодетый официант приносит дорогущий салат с жареной курицей для Тарин, увенчанный каким-то непонятным сыром, который я даже не могу выговорить. Даже думать не буду, как эта дурацкая еда отразится на моих финансах.
Похоже Тарин решила замять эту тему в пользу расчленения своей еды на крошечные кусочки, но я не закончил. Закидываю жареное мясо себе в рот и изучаю лицо Тарин.
– У тебя блестят глаза. Можно подумать, что тебе есть за что мстить.
Она перестает кромсать листья салата и беспристрастно пожимает плечами.
– Возможно.
– За что? Только не говори, что ты все еще таишь обиду за титул королевы бала после стольких лет. Это было бы грустно.
Это ненужная насмешка, но абсолютно заслуженная.
– На чьей ты стороне? – резко спрашивает она.
– На своей.
Блять, где-то я это слышал...
– Не забывай, кто тебе помог оказаться там, где ты сейчас. – Её глаза на мгновение чернеют, прежде чем тень сходит и на ее лице расползается улыбка. – Разве мы не команда, Кэри? Сколько ночей мы провели в постели, обсуждая, как втопчем эту сучку в грязь? Так вот, шанс просто свалился нам с неба.
Как бы мне не хотелось это признавать, но Тарин права. Она прекрасно понимала, что что-то произошло в ночь выпускного и в ночь, после которой Шайло уехала, но делиться подробностями я никогда не собирался. Этот секрет я хранил около семи лет, пока слишком большое количество «Джека Дэниелса» и потрясающий минет не заставили меня раскрыть тайну, которую я поклялся держать при себе.
Если уж быть до конца откровенным, я и делиться своими планами мести не планировал. К сожалению, после того, как я рассказа всё Тарин, темнота во мне утроилась. Ночь за ночью мы напивались, занимались сексом и строили планы о том, как Шайло будет расплачиваться. Тарин подпитывала мою ненависть.
Правда я не ожидал, что усилия принесут плоды.
– О чем ты? – Я моргаю, пытаясь сохранить выражение лица бесстрастным. Тарин стоит выслушать. Идеи не могут быть лишними. Шайло отплатит за всё двойной ценой в любом случае. Свой первоначальный план я выполню, что бы ни навоображала Тарин.
– Ну, она отделалась легким испугом, правильно? – риторически спрашивает она, оставляя вилку на тарелке. – Приговор должен был быть гораздо жестче за то, что она сделала с той бедной девочкой.
– Само собой.
– Мой отец адвокат, Кэри. Невозможно вырасти в семье адвоката и не научиться чему-нибудь. Я кое-что выяснила про маленькую договоренность с Шайло. Все знают, что ее отец купил ей свободу.
Уверенность в ее голосе сводит меня с ума.
– Куда ты ведешь?
– За ней строгий контроль, детка. Одно неверное движение – и ее очаровательную задницу отправят в исправительное учреждение для женщин в Калифорнии. И тогда, наконец, справедливость восторжествует.
– А что получаешь ты?
– Вычеркиваю ее из твоей жизни. Думаешь, что я тупая? Я видела, как ты смотрел на нее. – Снова взяв вилку, она пронзает кусок курицы. – Теперь она в шоу уродов, а снова оказываться на втором месте я не собираюсь, Кэри.
Я бы назвал ее скорее раненым воином, чем уродом. Опустошенный взгляд на лице Шайло, когда я назвал ее пустышкой, мелькнул в моем сознании, но я помалкиваю.
– Ты отправишь человека в тюрьму ради собственной выгоды? Это немного ненормально, Тарин.
Она закатывает глаза.
– Не веди себя как святоша. Хочешь поговорить о ненормальностях? Вспомни, как фантазировал о ней, трахая меня?
Я вздрагиваю от обвинения. Как бы мне хотелось, чтобы мы выпили достаточно виски и забыли то, что я тогда разболтал, но я все ясно помню. Я сказал, что хочу причинить Шайло боль. Не только эмоционально, но и физически. Хуже всего было то, что Тарин, казалось, загорелась этой идеей.
Она права. Мы оба ненормальные. Вся наша договоренность ебанутая.
Но я продолжал делать это месяцами. Пока не появилась Шайло. Теперь все кажется бессмысленным.
– Как ты планируешь это сделать? – интересуюсь я, отодвигая тарелку. – Похоже, Шайло не понравилось сидеть за решеткой. Не думаю, что она добровольно что-то сотворит, что спровоцирует ее возвращение туда.
Жуткая улыбка изгибает губы Тарин, когда та вонзает вилку в лист салата.
– Предоставь это мне. Я слежу за ней и найду слабое место. Такое есть у всех.
Остальная часть трапезы проходит в тишине. Тарин радостно ковыряется в салате, а я изучаю ее лицо. Она говорила на полном серьезе. Часть меня задается вопросом, не заходим ли мы слишком далеко. Отправить кого-то в тюрьму – не шутка. Тарин играет в Бога с жизнью другого человека, и если я сижу и никак не препятствую, то кем это делает меня?
Потом вспоминаю, как Шайло играла в Бога с моей жизнью без всяких сожалений в течение семи лет.
Оплатив счет и проводив Тарин до машины, обещаю отвезти ее вечером в «Лайт Хаус». Все внутри меня рвется в центр на ринг, чтобы очистить голову, но в моей голове каша. Мне нужно обдумать свои собственные планы, прежде чем разбираться с Тарин.
Также нет смысла отрицать очевидное. Я стопроцентно хочу Шайло, учитывая реакцию на нее моего тела.
Я заставлю ее влюбиться в меня. И получу то, что так сильно жажду.
А потом уничтожу.
***
Я изучаю улицу. Одна моя рука застыла на двери в центр, а тело находится в странном положении. Любой проезжающий мимо скорее всего решит, что я сумасшедший.
Вполне вероятно, что так и есть.
Я собирался подождать до завтра, пока не разберусь со своими планами относительно Шайло, но мои ноги сами привели меня сюда. Похоже я действительно жажду отмщения. Или может слишком взбудоражен происходящим. Более вероятный сценарий, что я просто не могу перестать думать о ней.
Открыв дверь, липкая влажность улицы смешивается с прохладным воздухом центра, создавая свистящий звук, от которого все глаза присутствующих поворачиваются в мою сторону.
Каждый. Глаз.
Я направляюсь к столу Фрэнки и принимаюсь рыться в груде упаковок от фастфуда.
– Где, блять, почта?
Переводя взгляд в сторону, я ловлю на себе бессердечный взгляд серых глаз Шайло. Несмотря на то, что она стоит с метлой, едва заметный черный топ и крошечные шорты, делают ее кем угодно, только не горничной.
– Я не знаю, шеф, – отвечает она, вдыхая так глубоко, что ее сиськи приподнимаются над верхней частью майки. – Возможно, если ты спросишь не по-свински, то я отвечу.
Кровь закипает, и я очень хочу нагнуть ее над этим столом и продемонстрировать, как я реагирую на неуважение ко мне. Вместо этого сжимаю ладонь в кулак вокруг просроченного счета, оплачивать который не собираюсь.
– Сегодня приходила почта, мисс Уэст? – Мышцы на моей шее напрягаются, когда я подчеркиваю каждое слово скрежетом зубов.
Я ненавижу приклоняться перед кем-то, и уж тем более перед ней. Самодовольной усмешки на ее лице практически хватает, чтобы заставить меня отправить в полет стол через всю комнату. Она обманывает себя, если думает, что одержала верх. Тарин уже планирует сделать какое-то дьявольское дерьмо, чтобы втоптать её в грязь, пока я нахожусь в процессе приготовления сюрпризов от меня.
Мне даже немного её жаль. К тому времени, как она покинет Южную Каролину, она пожалеет, что не получила тюремный срок. Законные страдания и месть – два разных зверя. Один предназначен для наказания и искупления, в то время как другой создан для причинения боли и разрушения личности.
Жаль, что ее гордость не позволяет ей заткнуться, чтобы понять это.
– Ну, я не знаю, – мурлычет она, подходя ближе. – Я здесь всего два дня, так что не до конца ознакомилась с графиком поставок. Возможно, если бы ты был рядом, чтобы вести свой бизнес, то был в курсе таких вещей.
Вот и все. Снисходительное отношение и барские замашки, которыми награждали меня всю жизнь, брошены мне прямо в лицо человеком, который все это воплощает. Мне требуется вся моя сдержанность, чтобы не обхватить пальцами ее шею и не сжать – просто чтобы услышать, как она умоляет меня остановиться. Я ненормальный? Возможно, но это желание осталось со мной со дня похорон сестры, когда я обхватывал руками металлические прутья, притворяясь, что это бледная кожа Шайло.
Тогда я хотел услышать ее мольбы. И того же хочу сейчас.
