Текст книги "Пустышка (ЛП)"
Автор книги: Кора Кенборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Но в комнате, забитой несовершеннолетними мальчиками, пристально наблюдающими за нами, я отступаю назад и стискиваю челюсть. Вместо желаемого я бросаю какое-то ругательство и опрокидываю никому не мешавшую полупустую банку «Кока-Колы» на пол.
Заметив расширенные глаза Шайло, игнорирую прилив крови к моему члену и разворачиваюсь, чтобы уйти, но она хватает меня за руку и дергает с удивительной силой. Ее серые глаза потемнели, а губы сжаты. Я знаю, что из ее рта вот-вот полыхнёт огонь, но он все равно выглядит соблазнительно. Я бы сказал, трахабельно.
Господи, эта женщина может остановить дорожное движение взглядом или убить покойника.
Я вырываюсь из ее хватки.
– Проблемы?
– Ты собираешься за собой убирать? – И глазами указывает на липкую газированную лужу.
– Нет.
– Это ты устроил беспорядок, а не я.
Я смеюсь.
– Это у тебя в руке швабра, а не у меня.
Подняв взгляд, она тычет пальцем в мою грудь.
– Я здесь целый час все убирала. Ты сделал это нарочно, придурок! Убирай за собой сам. Я не рабыня!
В груди что-то закипает, уничтожая всю мою сдержанность. Я держал себя в узде до сего момента, но как только Шайло бросает швабру под мои ноги и разворачивается, чтобы свалить нахрен, что-то внутри меня щелкает.
Негодование берет надо мной верх, и, откинув ногу назад, я пинаю банку. Пока внимание Шайло поглощено дурацким куском металла, скользящим по полу, я обхватываю ладонью её шею и сжимаю пальцы. Она испуганно вздрагивает и сосредотачивает свое внимание на моем лице – именно там, где оно мне нужно. В ее глазах мелькает удивительная смесь гнева и отвращения, когда я прижимаюсь ртом к ее губам.
Я наслаждаюсь этим, готовый уничтожить ее мир.
Ошеломленная поначалу, она быстро приходит в себя и сопротивляется. Тем не менее, ее рот приветствует мое вторжение, не смотря на борьбу ее кулаков. Я углубляю поцелуй, не в силах остановиться.
Сжимаю ее волосы, желая притянуть девушку ближе. Желая большего. Ее губы ни на что не похожи. Такого я не испытывал годами – смесь фейерверка и обречения на адские муки, пробивающая мою грудную клетку. Поцелуй становится интенсивнее, обрушая защиту Шайло – ее губы приоткрываются на встречу с моим языком.
Затем до меня доносятся шепотки и тихий смех. Я вспоминаю, где нахожусь и кто за нами наблюдает.
Вашу ж мать!
Шайло склоняет чашу весов в свою пользу.
Снова.
Похоть затмила мою ненависть.
Снова.
– Звездочка, – шепчу я, отрывая рот и опуская губы к ее уху. Наши щеки соприкасаются, как шелк с наждачной бумагой.
Ей требуется несколько минут, чтобы найти свой голос.
– Да?
Я хочу, чтобы она взбесилась, поэтому выжидаю несколько секунд, прежде чем скользнуть большим пальцем по мягкому углублению у основания ее горла.
– Пока ты в этих стенах, ты моя рабыня. Ты будешь делать то, что я хочу, когда хочу, как хочу и где хочу. Тебе ясно?
– Кэри…
При виде ее опухших от моего поцелуя губ, возмущенный умник, которого я знал всю свою жизнь, исчезает, его заставила уйти женщина, которую до недавнего момента я не видел долгое время. Та, которая опустила голову, когда я назвал ее пустышкой. Та, кто наконец-то ощутила каково это – чувствовать запах страха.
То, как она реагирует на мою власть, делает со мной невероятное. Этому здесь не место.
Слишком много власти.
Я провожу подушечкой большого пальца по нежной коже ее горла и убираю губы от ее уха, проводя ими по линии ее челюсти. Я знаю, что за мной наблюдают. Это шоу не только для нее, но и для ребят, которых я считаю своей семьей.
Облизнув кольцо на своей губе, оставляю легкий поцелуй на щеке Шайло.
– Я спросил, все ли ясно, или нужен еще один спектакль перед аудиторией?
Хотя я не могу видеть выражение ее лица, я чувствую, как ее тело напрягается, и точно знаю, что она оценивает обстановку. Очевидно, что в эту секунду она встречается глазами с десятком пускающих слюни, похотливых подростков. Победа за мной.
– Да, – хрипло шепчет она.
– Да, что?
– Да, все ясно, мистер Кинкейд.
Я не могу не улыбнуться. Я знаю Шайло лучше, чем она сама. Она не злится из-за поражения. Она взбешена, потому что возбуждена, а больше всего она ненавидит терять контроль над своими эмоциями.
Шах и мат, детка.
– Вот видишь, было же не так уж и сложно? – И просто чтобы еще раз доказать мою точку зрения, и просто потому, что ее гребанный наряд сводит меня с ума, я скольжу рукой к ее заднице и награждаю ее громким шлепком. – Теперь убери это дерьмо.
Отказываясь удостаивать ее еще одним взглядом, открываю дверь и захлопываю ее за собой. Я даже не вздрагиваю от душераздирающего вопля, который заглушает удар тяжелой двери или последующего грохота, который как предполагаю, исходит от ведра с водой, капли чего обрызгивают девушку.
Считаю ли я себя мудаком за это шоу? Возможно. Мама бы в шоке упала на колени в церкви, чтобы помолиться за мою душу, если бы увидела как я обращаюсь с другим человеком.
С другой стороны, моей матери никогда не приходилось терпеть адскую любезность этой женщины. Когда-то я был хорошим мальчиком с многообещающим будущим и достойной душой, стремящейся к белым крыльям и легкой загробной жизни. Одна ночь, два года за решеткой и семь лет ненависти подрезают любые крылышки.
Я продал свою душу давным-давно. Сначала Шайло. Потом Тарин.
Назад к светлому дороги нет.
Они обе научили меня этому.
ГЛАВА 9
Шайло
В связи с тем, что штат Калифорния лишил меня водительских права, а водитель мамы повез ее на какую-то встречу домохозяек, я застряла в центре, где поедаю злаковый батончик из торгового автомата, к которому не приближалась с незапамятных времен.
Фрэнки поехал на автобусе в город, чтобы встретиться с Уиллом. Похоже, обычно всем заправляет Кэри. Но после того как наш босс дал волю рукам, а затем свалил, сверкая пятками, единственным более-менее достаточно взрослым человеком, который в состоянии взять на себя ответственность за здание и всех внутри него, осталась лишь я.
Везёт же мне.
Последние десять минут я провела один на один с парнями, наблюдающими за каждым моим шагом, прежде чем схватила батончик мюсли с диетической колой и усадила свою задницу на каменную скамейку перед зданием. Мне все равно, даже если этим я нарушая двадцать всевозможных законов. Кэри сам виноват, что оставил за главную едва вышедшую из подростковой поры и ныне осужденную, которая не представляет, что, черт возьми, нужно делать.
Надеюсь, он вынесет урок, если это гребаное здание превратится в огненный шар.
Мудак.
Я провожу пальцами по линии губ, где он меня целовал, а затем опускаю их к ключице. Прикосновение Кэри не испугало меня. В его глазах был не только гнев или похоть. Не могу точно описать что, а попытка рационализировать свою собственную реакцию вызывает смущение.
Решив выбросить Кэри Кинкейда и его губы из головы, я заставляю себя разглядывать людей. Как обычно, после полудня на улицах Миртл-Бич похоже на тусовку в шубе во влажной сауне. Вздохнув, бросаю недоеденный батончик на скамейку и прищуриваюсь от ослепительно яркого солнца, поднося банку с колой к губам.
– Обед как у анорексички? Приятно видеть, что некоторые вещи не меняются, Шайло.
Даже несмотря на слепящее солнце, которое мешает мне видеть лицо говорящего, снисходительный голос я узнаю в мгновение ока. Ошибиться невозможно, потому что он до боли напоминает мой. Я склонна распознавать свои собственные манеры, учитывая факт, что я росла пастухом овец. Печально, что Тарин держится за мои старые повадки вместо того, чтобы имитировать мое новое, более изощренное высокомерие.
Вчера ее присутствие рядом с Кэри застало меня врасплох, поэтому я позволила им увидеть редкий момент моей слабости. Больше такого не повторится. Очевидно, сто ждет от меня реакции, поэтому я намеренно делаю еще один длинный глоток диетической колы, прежде чем облизать губы и поставить банку на лавку.
– Могу сказать то же самое о тебе, Тарин. Тебе двадцать пять – а ты все еще гоняешься за моей тенью. – Покачав головой, указываю на свой контур на тротуаре и смеюсь. – О, смотри, вот же она. Миссия выполнена, ты свободна.
Она делает несколько шагов влево, чтобы встать передо мной. Мне приходится приложить чертовски много усилий, чтобы не рассмеяться. Платье из древней коллекции Александра Маккуина и лабутены с распродажи – это как крик о помощи. Мне почти ее жаль.
Я выпрямляю спину, чувствуя себя собой впервые за несколько месяцев.
– Не волнуйся, Шайло, – насмехается она, положив руку на бедро. – Я не буду подходить слишком близко. Мне известно, что происходит с твоими лучшими подружками, когда они зависают с тобой. – Драматично моргая, прижимает ладонь к краю рта. – Они у-ми-ра-ют.
– Хм, как грустно.
– Что, черт возьми, это значит?
– Ну, принимая во внимание твою логику, возможно, мне стоило провести еще несколько дней в городе после выпуска, подружка. – Ослепительно улыбнувшись, поднимаю нагретую банку со скамейки и снисходительно подмигиваю Тарин, прежде чем сделать глоток.
Ухмылка исчезает с ее лица, а ее красные ногти впиваются в бедро.
– Ты никогда его не вернешь. Он тебя ненавидит.
– Уверена?
Начесываю волосы вперед на левую часть лица и зеваю.
– Он мне все рассказал. Помнишь выпускной? – Она смотрит на меня ожесточенным взглядом, который отражает мой собственный. – Я всегда знала, что ты эгоистка, но нет слов, чтобы описать кого-то, кто сознательно разрушает жизнь такого хорошего человека.
Тарин задевает меня за живое и прекрасно это осознает. Я не могу считать предательством, что Кэри рассказал ей о той ночи, но мое сердце все равно разрывается. Оно болит из-за единственного мужчины, которого считало достойным доверия.
То, что он сказал мне вчера, когда я вошла в его офис, должны быть, правда. Кэррика Кинкейда больше не существует. Кем бы ни был Кэри Кинкейд – его я не знаю.
Но играть роль великой мученицы своей бывшей подружке я не позволю.
– А ты была хорошим человеком тогда, Тарин? Для Кэри, м? Никогда не опускала его и не оскорбляла?
– Пошла ты. Говори, что хочешь, но не из-за меня он был за решеткой, когда его сестра сделала последний вздох.
С тем же успехом она могла ударить меня в живот. Я могу снести ее оскорбления. Могу сравнить ее укусы с бульварными сплетнями. Но не могу бороться с правдой.
– Так я и думала, – ухмыляется она, заправляя прядь длинных каштановых волос за ухо. – Он, возможно, бегал за тобой как больной любовью щенок в детстве, но теперь он взрослый мужчина. Он наконец-то видит тебя такой, какая ты есть. Может у тебя и девять жизней, но в конце концов они закончатся.
– Будь осторожна, подруженька. Кто-то может посчитать это угрозой.
Она молча смотрит на меня пустым взглядом. Наконец, ее губы расползаются в улыбке.
– Домывай полы и вали домой. Этот город был лучше без тебя, и снова вздохнет спокойно, когда ты уедешь. А пока держись подальше от меня и от Кэри. Этого разговора никогда не было, ясно?
– Или что?
Я не слишком хорошо воспринимаю пустые угрозы. Они меня чертовски раздражают.
– Как думаешь, чья семья предоставила ему капитал для строительства этого центра? Реально думаешь, что какой-то уважаемый банк дал кредит уголовнику?
Мне плохо.
– Это угроза?
Она наклоняется и машет своим пальцем у меня перед лицом.
– Нет, ну что ты. Всё ты перекручиваешь. Я лишь хочу сказать: как пришла, так и уходи.
Когда ко мне возвращается способность говорить, Тарин дошла до середины парковки. Я даже не понимаю, что все еще держу колу, пока не слышу скрежет металла и не ощущаю тёплую газировку на моих голых ногах. Я собираюсь вернуться внутрь, когда звук двигателя привлекает мое внимание. Вопреки здравому смыслу, я смотрю на машину Тарин: девушка высовывает голову из открытого окна.
– О, и на всякий случай, если у тебя возникнет мысль зайти в «Лайт Хаус» – не стоит. Если ты, конечно, не хочешь посмотреть, как его руки обнимают меня. Лучше надень браслет на лодыжку и потусуйся со своей мамашей-алкоголичкой. – Ее пронзительный смех смешивается с визгом шин, срывающихся с парковки.
Взбесившись, что не успела ответить, я делаю единственное, что могу. Поднимаю средний палец и держу его высоко в воздухе, пока задние фары не исчезают за углом. Как только уверяюсь, что Тарин уехала, выпускаю длинную цепочку проклятий и, схватив батончик мюсли со скамейки, швыряю его через газон.
К черту Тарин. К черту Кэри. И к черту Фрэнки за то, что оставил меня одну разбираться с дерьмом, которое даже не входит в мои обязанности.
Снова ругнувшись, топаю по траве, поднимаю батончик и захожу в центр.
ГЛАВА 10
Шайло
Если говорить о продуктивности проведенного дня, этот даже не стоит оценки. После возвращения Фрэнки, весь остаток дня я прячусь на кухне, занимаясь поножовщиной над бедной посудой. В какой-то момент он заходит и видит меня с прихватками для посуды и стейк-ножом в руках. Покачав головой, уходит обратно.
– Время закругляться! – Фрэнки потирает ладони в попытке смыть остатки плохого дня и кивает какому-то новому парню, остающемуся на ночное дежурство.
Плохой день – это преуменьшение года.
Закинув метлу в шкаф, я закрываю дверь и запираю ее снаружи. Полы все еще немного грязные, но для пятиминутной уборки на скорую руку – не так уж плохо.
И пошел Кэри куда подальше, если его что-то не устроит. Он может обсудить проблемы со мной, если соблаговолит почтить нас своим присутствием.
– Все в порядке, преступница? – Фрэнки пробирается ко мне, крутя ключи от центра вокруг пальца. – Лезвия нигде не припрятала?
Я хочу злиться, но его глупая улыбка заразительна. В середине попытки заставить себя хмуриться, я обнаруживаю, что ухмыляюсь ему в ответ. Когда, черт возьми, мне начал нравиться этот парень? Мне же никто не нравится!
– Да. Я в порядке. Только обед не удался.
Если это кому-то вообще интересно. Думаю, всем будет все равно, даже если меня собьет автобус.
Что неплохо, учитывая, что чувства взаимны. Меня больше беспокоит то, что мой гнев проистекает не из-за насмешек Тарин. Он вспыхнул, потому что Кэри не удосужился вернуться в центр после нашей ссоры. Этот мудак поцеловал меня и куда-то свалил.
Молча добираясь до входной двери, я достаю телефон, чтобы позвонить Малкольму, водителю мамы. Но это мне мешает сделать Фрэнки, тыкающий в экран мобильника.
– Где сегодня веселишься, Снежинка?
– Нигде. Я опасный беглец, помнишь? – Хотя эти слова должны сквозить сарказмом, их серьезность их поражает меня. Вздохнув, отвожу телефон подальше от него. – Мои дни вечеринок сочтены, Фрэнки. Я собираюсь домой.
– По пятницам все отрываются в «Лайт Хаусе». Там ди-джей и все такое.
Мои глаза расширяются.
– Я не могу пойти в бар, Фрэнки. Ты меня вообще слышал? У меня испытательный срок и хожу на реабилитацию.
– Как и я, и что с того? Хочешь сказать, что не можешь пойти в ресторан, послушать музыку и выпить лимонада?
– Слушай, просто я не думаю...
Встав передо мной, Фрэнки опускает ладонь на мое плечо.
– Хорошо, поговорим серьезно? Я понимаю, что ты боишься встретиться с этими засранцами. Черт, я бы тоже обмочил свои штанишки... Наверное. Но что ты собираешь делать дальше, Шайло? Прятаться в течение следующих трех лет? Люди знают, что ты здесь. Женщина, бери кота за яйца, прежде чем он цапнет тебя за сиськи!
Люди склонялись передо мной всю мою жизнь. Когда я говорила прыгать, они спрашивали как высоко. Это началось еще в школе и усугублялось по мере увеличения моей известности. Я могла посмотреть кому-нибудь в лицо и сказать, что небо розовое, а картошка растет на деревьях, и было неважно, верили мне или нет. Никто не спорил.
Почему? Потому что я – Шайло Уэст. И если я хочу, чтобы картошка росла на деревьях, то, клянусь Богом, она будет там расти.
Смешно, да?
Но люди в этом городке жаждут не просто моей крови. Они хотят мою голову.
– Какого хрена ты ухмыляешься? – спрашивает Фрэнки, подняв подбородок.
– Ты назвал меня Шайло.
– Ты зарезала прихватку. Я осторожничаю, ясно? Не особо обольщайся.
Опустив глаза, я провожу руками по своим все еще липким ногам и шортам с пятнами от диетической колы.
– Сначала мне нужно переодеться.
– Тебе нужно больше, чем просто сменить одежду. – Стряхнув мои волосы с плеч, он проводит пальцем по моему лицу и выгибает бровь. – Когда ты в последний раз расчесывалась и делала гребанный макияж?
– Не знаю. У меня дома нет зеркал.
– Почему?
У нас что, полно времени, чтобы это обсуждать?
– Просто так.
Меня внезапно заинтересовали трещины в полу, на которые я начинаю таращиться. Спустя вечность, Фрэнки прочищает горло и снова постукивает по экрану моего телефона.
– Позвони своему водителю.
***
– Ладно, что за фигня? Ты гей?
Через час я стою посреди своей спальни для долбанной принцессы и выгляжу так, будто собираюсь на подиум. Фрэнки нарядил меня в кружевное платье без бретелек винного цвета с таким низким вырезом, что мне пришлось утроить обычное количество ленты для тела, чтобы не произошло никаких казусов с одеждой.
Фрэнки громко ржет, держась за живот и практически согнувшись пополам.
– Черт возьми, нет, я не гей, – удается ему выдать. – Женщина, я испортил столько твоих фотографий... – он вытягивает кулак и эмитирует мастурбацию, отчего я поднимаю обе руки в капитуляции.
– Хорошо, хорошо, понятно.
Я отворачиваюсь, чтобы скользнуть в шпильки, как вдруг слышу его ругательство.
– Я вырос среди кучки приемных сестер и познал много всякой хрени. Но если ты кому-нибудь это расскажешь, я тебя убью. Договорились?
– Принято к сведению.
Воцаряется тишина, пока парень не подходит к двум закрытым зеркалам.
– Почему они закрыты мусорными мешками?
Вопрос меня ни капельники не удивляет. Если честно, я искренне шокирована, что он не спросил об этом сразу. Большинство людей сули нос не в свое дело, как только переступили порог комнаты и увидели мумифицированные стекла, похожие на музейные экспонаты. Полагаю, за это он заслуживает прямого ответа.
К сожалению, его он не получит.
– Я говорила. Не люблю зеркала.
– Странновато для модели, не находишь?
Подхожу к гардеробу и пытаюсь нанести макияж.
– У всех нас есть свои причуды. Да?
Его ответ – простой кивок.
– Понял тебя.
Затем подталкивает меня к двери.
– А теперь шевели булками. Надо добраться до «Лайт Хауса» и показать этой сучке что к чему. Ты со мной или ты со мной?
Уж не знаю, что он имеет в виду, но во мне растет непреодолимое желание заставить его мной гордиться, потому я киваю, словно игрушка с качающейся головой, пока он маневрирует мной через дверь спальни.
– Я с тобой, – уверяю его, будучи в полной готовности покорить мир.
До тех пор, пока два маленьких слова из моего предыдущего разговора с Тарин не взрываются в моем мозгу, заставив меня остановиться.
– Погоди, ты сказал «Лайт Хаус»?
Фрэнки лишь усмехается и закрывает за собой дверь.
ГЛАВА 11
Кэри
В фильме «День сурка» Билл Мюррей проживал один и тот же долбаный день снова и снова. Теперь я понимаю его боль. Одна и та же херня день ото дня. Вроде каждого момента, проведенного с Тарин.
Сидя напротив нее в «Лайт Хаусе», я закатываю глаза и провожу ладонью по небритому подбородку. Несмотря на то, что ди-джей иногда ставит сносные треки, немного Роба Зомби не компенсирует беспрерывную ерунду из ее уст о Шайло.
Что, черт возьми, во мне такого, что заставляет меня тяготеть к сумасшедшим женщинам? Какая-то мутация в ДНК? Родители у меня вполне нормальные. Отсутствуют дальние родственники с навязчивыми желаниями смерти. Так какого хера я постоянно прыгаю от разрушительного к мстительному, а потом к ядовитому?
Может, мне стоит подлечиться?..
– Так вот, она просто восседает там, будто владелица этого гребаного места, и знаешь, что потом заявляет? – Размахивая уже третьей «Короной экстра» в воздухе, Тарин повышает голос, когда жидкость разливается по всему столу. – Эта сука пытается сказать, что я все еще преследую ее тень и приказывает свалить!
Я быстро подношу пиво ко рту, чтобы скрыть улыбку. Тарин всегда жила в тени Шайло. Шайло эгоистичная стерва, но у Тарин мелькают вспышки чего-то более темного, словно ее цель – разжечь огонь, чтобы тупо посмотреть, как он горит.
Я сдержанно хихикаю от мысленного уточенного образа Шайло с поднятым средним пальцем. В ней явно осталось что-то от обычной девчонки.
Разумнее сменить тему разговора. Однако когда дело доходило до Шайло, я никогда не веду себя мудро.
– Она сказала что-нибудь еще?
– А что? – Тарин хмуриться сильнее.
– Да просто. Поддерживаю разговор.
Ложь.
Во-первых, она сама начала о ней трещать. Черт, еще одна ложь. Шайло вертелась у меня в голове с той минуты, как мы пришли сюда. Блин, да сразу как я проснулся! Нельзя позволить старым чувствам возродиться. Я сыт по горло ее персоной, но сейчас все по-другому. Что-то, блять, твориться с моей головой.
– Нет, она больше ничего не сказала. – Правый уголок рта Тарин подергивается, и я борюсь со вздохом. – Она все еще двуличная сука, какой была в школе.
А еще я ненавижу людей с выборочными воспоминаниями.
– Ты ничем от нее не отличалась.
Полузакрытые глаза Тарин пылают горечью прямо перед тем, как ее внимание сосредотачивается на чем-то за моим плечом.
– Помяни дьявола...
Я оборачиваюсь. У меня тяжелеет в животе, а кровь приливает в область штанов, когда я понимаю, что привлекло внимание Тарин. Они стоят вместе в дверях. Его рука прижата к ее спине, и она ни хрена не возражает.
Фрэнки и Шайло.
Уж не знаю, в каком шкафу стриптизерши она побывала перед приходом сюда, но мне хочется поблагодарить ее на коленях просто за существование. Платье на девушке заставляет мальчиков поскорее стать мужчинами, а мужчин – холостяками. Оно обтягивает во всех нужных местах и достаточно короткое, чтобы в мгновение возбудить любого обладателя члена. Не знаю что хочу сделать сильнее и что этим собираюсь доказать: выпрыгнуть из кабины и набить морду Фрэнки или трахнуть Шайло на столе.
Я делаю свой выбор, как только Фрэнки меня замечает. Он указывает головой в мою сторону и подталкивает охваченную паникой Шайло к нашему столику. Как только они приближаются, я скидываю руку Фрэнки с талии Шайло.
– Ты не должен находиться в баре.
Дерьмо. Когда, черт возьми, я выбрался из кабины?
Фрэнки невозмутим.
– Вы правы. Хорошо, что я в ресторане. Весьма удачно, что здесь подают еду. – Прижимая руку к краю стола, он поднимает одну из моих картошек фри и улыбается. – Мне же только восемнадцать.
– Ты позвал ее сюда? – шиплю я, указывая на Шайло. – На чьей ты стороне?
– Ее? – Шайло моментально упирает руки в бока и оттопыривает бедро для акцента. – Она стоит прямо здесь, придурок. Это общественное место. Я имею такое же право приходить сюда, как и ты. – Она выдерживает мой взгляд, отчего мой член становится еще тверже. – Извини, Фрэнки, я подожду тебя у бара.
Развернувшись на своих превысоких каблуках, Шайло пробирается на другой конец зала, покачивая задом. Мне всегда хотелось увидеть Шайло на подиуме. И стоит отметить, что у нее офигительная походка.
По-видимому, я не особо скрытно оценивал активы Шайло.
– На этот раз сучка права, – огрызается Тарин, хлопнув рукой о стекло и скользя по виниловому дивану кабинки. – Когда прочистишь мозги, позвони мне. Я ухожу, счастливо оставаться со своими друзьями.
Я начинаю легкий протест, но она оказывается на середине пути к выходу, бормоча обо мне гадости.
Фрэнки усмехается и плюхается на освобожденное место.
– Остыли от шоу чуть ранее?
– Пошел на хуй, Малой.
– Шайло не такая уж плохая. Не совсем мой тип, но не та злая сука, о которой вы постоянно твердили.
– Не прикасайся к ней, – автоматически бросаю я.
Фрэнки улыбается.
– Какое вам до этого дело? Вы ненавидите ее... помните?
– Мне на нее наплевать. Я забочусь о тебе и центре. Нет желания наблюдать, как она разрушает одного из вас.
– Не беспокойтесь обо мне, босс. Я могу о себе позаботиться, – заявляет он, раздражающе подмигивая. Глаза, которые блестели весельем, вмиг ожесточаются, когда он поворачивается в сторону бара. – Зацените. Похоже, не мы одни взбудоражены.
Я заметно напрягаюсь, увидев, на что он показывал. Какой-то богатенький парень сидит слишком близко к Шайло, притягивая ей фруктовый коктейль. Она отказывается. До меня доносится его приглашение потанцевать, отчего каждая вена на моей шее вот-вот лопнет от напряжения. Эта сюжетная линия мне отлично знакома. Я играл главную роль еще в школе, так что полностью ожидаю, что она попросит его отвалить. Тем не менее, белый шум заполняет мои уши, когда Шайло скользит взглядом в мою сторону, а затем улыбается и берет его за руку.
Иногда мне снится, будто вокруг меня творится дерьмо, а я ничего не могу с этим поделать, потому что тело парализовало. Как будто руки и ноги утопают в зыбучих песках. Вот такие же у меня чувства, когда руки мудака опускаются в сантиметре от ягодиц Шайло.
– Лучше уберите их.
– Убрать что?
Схватив соломинку из стакана, Фрэнки постукивает ею по моим плотно сжатым кулакам.
– Вот их. Вы не должны бить физиономии. У вас Тарин, помните? К тому же вы вроде как сами послали Шайло в ад.
– Может быть, мне там не хватает компании.
Фрэнки качает головой и расправляется с остатками моей уже холодной картошки в течение следующих двух песен. Я не могу отвести от них глаз, хотя меня это не должно волновать. Кто бы ни вонзил следующим свой член в Шайло Уэст – это наименьшая из моих проблем. Мне стоит сосредоточить внимание на том, как успокоить Тарин, пока она не оторвала мне башку.
Вот. Только. Не. Получается.
В голове все перепуталось. Каждый раз, когда я думаю, что разложил все чувства к Шайло по полочкам, она вытворяет что-то настолько неожиданное, что мне только и остается, как сидеть в кабинке и бороться с восемнадцатилетним мальчишкой за подвяленный картофель фри.
Происходит что-то не в ее стиле. Она знает, что я наблюдаю за ней, поэтому карябает ногтями заднюю часть шеи этого придурка. Шайло устраивает представление, чтобы свести меня с ума, и это работает. Чем ближе их тела прижимаются друг к другу, тем сильнее меня бьет озноб.
С меня хватит. Ударив по столу, скольжу по сиденью.
– На хуй это.
Прежде чем я успеваю встать, мое внимание привлекает разговор позади меня. Я разворачиваюсь и замечаю двух парней, которые следят за спектаклем на танцполе. Они один в один похожи на кретина, лапающего Шайло.
Тот, кто стоит ко мне лицом, указывает на нее.
– Видел ее лицо?
Меня поражает желание ее защитить. Я открываю рот, чтобы сказать ему катиться на хрен, но его друг не дает мне это сделать.
– Да, чувак, я даже не поверил, что она на самом деле та самая Шайло Уэст, пока Кевин не показал фотку. Она была горячей. Но да, эта штука на лице отвратна, мужик.
Кровь внутри меня закипает.
Первый парень отпивает свой напиток.
– Я бы все равно ее трахнул. Просто напялил бы мешок ей на голову. Не думаю, что между ног у нее что-то подобное.
Я сказал, что у меня закипает кровь? Да я могу срать чистой лавой.
Они заканчивают болтать, чтобы дать друг другу пять, предоставляя мне время для принятия важного решения: следует ли мне убить их сейчас или подождать, чтобы позже сбить их машиной.
– Поверить не могу, что ты поставил пятьдесят долларов, что Кевин не сможет сфотографировать ее лицо.
Нет, нет, нет, нет, нет.
– Ты хоть представляешь, сколько денег такое дерьмо будет стоить? – Он смеется и поднимает свой напиток в сторону танцпола. – Кроме того, похоже, сегодня он получит не только фотографию, но и полакомится.
Я подскакиваю с места и нахожусь уже на полпути через комнату, прежде чем мозг регистрирует бормотание Фрэнки.
– Эй, босс, куда это собрались?
Игнорирую его и прорываюсь к танцполу. Понятия не имею, что делаю или хотя бы почему делаю. Я оказываюсь между ними и толкаю его плечо. От потрясения он спотыкается, но падение останавливает обозлившаяся парочка позади.
– Какого черта, приятель? У тебя проблемы?
Он выглядит глупо – так же, как и все остальные мудаки, с которыми Шайло встречалась в школе, что заставляет меня хотеть ударить его еще сильнее. Его лицо красное, как ад, вероятно, потому что он понимает, что я собираюсь надрать ему одно место.
Я делаю шаг вперед.
– Да, у меня проблема – ты.
Опускаю взгляд и замечаю телефон с включенной камерой на полу. Наполненный яростью, пинаю его и смотрю, как он летит по деревянному полу и врезается в дальнюю стену.
– Эй, – кричит придурок мне в лицо, как будто действительно собирается что-то сделать. – Ты заплатишь за это.
– Назовем это справедливостью.
– С чего бы?
– Потому что ты идиот. Убирайся отсюда, пока я что-нибудь тебе не сломал.
Как если бы ей было не все равно, Шайло прыгает между нами и прижимает ладонь к груди каждого.
– Кэри, прекрати!
Словно это помешает мне как следует ему навалять.
Придурок смотрит на меня, явно не уверенный в моих намерениях. Чтобы подтвердить свои слова, я оттаскиваю Шайло за спину и снова толкаю его в плечо.
– Хочешь фотографию, ублюдок? Сделай мою. У тебя будет вечное напоминание о том дне, когда содержимое задницы оказалось у тебя в глотке.
Вот и все.
– Ты того не стоишь. – Подняв руки, он качает головой на Шайло и отступает с танцпола.
Своей попыткой предотвратить сцену я сам ее создал. Несмотря на то, что музыка продолжает играть, никто не разговаривает и все глаза устремлены на нас. Всеобщим источником развлечений стала опальная модель и болван, который в очередной раз размахивает из-за нее кулаками.
Разумнее всего было бы развернуться и уйти. Однако опять же, когда дело доходит до Шайло, я никогда не делаю так, как нужно.
Повернувшись, хватаю ее за талию и притягиваю к себе. Впервые за семь лет она так близко. Не могу решить на что это похоже: на кошмар, в котором утопаешь, или на долгожданное возвращение домой, но в любом случае, весь воздух покидает комнату, оставляя меня дышать лишь ею.
Дождем и солнцем.
– Кэри, что ты делаешь?
Понятия не имею, что ей сказать. Сам не знаю, что, черт возьми, я творю, но мы не можем просто улыбнуться и свалить с танцпола, словно ничего не произошло. Мои пальцы скользят ее бедрам, останавливаясь в том же месте на нижней части спины, которого касался Фрэнки при появлении здесь.
– Минимизирую ущерб. Ты будешь спорить со мной весь вечер или хотя бы раз попытаешься помочь? – Я жду ее неизбежного сарказма, но вместо этого она глубоко вдыхает и обнимает меня за шею. Но, верная себе Шайло показывает не то, что думает, судя по тому, что я чувствую. А чувствую я острые ногти, впивающиеся в чувствительную кожу у основания моего черепа.
– Зачем ты это сделал? – она нарушает наше молчаливое противостояние.
– Шайло, он засранец.
Она борется с ухмылкой.
– Ты сделал такой вывод, наблюдая за нами через бар?