Текст книги "Пустышка (ЛП)"
Автор книги: Кора Кенборн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Мне абсолютно все равно на их разрыв.
Ложь. Я этим наслаждаюсь.
К пяти часам безымянные люди бубнят и бубнят о собранных деньгах, и я начинаю серьезно сомневаться в своем здравомыслии, потому как всё еще нахожусь здесь. Уже собираюсь упасть на спину и отрубиться, когда человек, явно принявший изрядную дозу кофеина, хватает микрофон и начинает объявлять о пожертвованиях.
Ой-ёй.
Мои глаза снова устремляются к Кэри. Он пристально смотрит на сцену, а мое сердце начинает бешено колотиться. Я была очень настойчивой в своем желании сделать пожертвование анонимно, акцентируя внимание, что нигде не должно упоминаться, откуда поступили средства. Но вот мужчина объявляет непристойную сумму, и Кэри откидывает голову назад и закрывает глаза, словно все понимает.
Ну конечно он понимает. У кого еще могут водиться такие бабки?
Однако к его чести, он больше никак не выражает познания, от кого поступило пожертвование. Он просто улыбается и хлопает, как любой другой участник.
Великолепно сыграно.
На этом я закончила. Я исчерпала запас «жестов доброй воли». Давайте будем честными, я та, кто я есть, и добровольно провести весь день на благотворительном забеге – и без того огромный шаг для меня. Обычно я просто подписываю чек и наслаждаюсь похвалами за свое благое дело.
Упс. Еще одна ложь.
Я даже чек не подписываю. Мой бухгалтер в состоянии сделать все за меня.
Почувствовав отвращение к себе, встаю и смахиваю траву с зада. Беру телефон, чтобы сообщить Бьянке, что возвращаюсь домой, как вдруг тошнотворное чувство поселяется глубоко в животе.
Жужжание. Энергия. Это дерьмо невозможно забыть. Я жила ради этого. Достигла этого. Я научилась чувствовать их до их появления. Я была вне игры очень долго, поэтому ощутила их присутствие слишком поздно.
Я замечаю, как мелькает волнение на скучающих лицах местных новостных съемочных групп. Камеры восстают из мертвых, а репортеры приглаживают волосы в ожидании. У всех них имеются свои причудливые ритуалы перед прямыми эфирами, но каждый из них лихорадочно поглядывает в свой телефон.
О, черт, ничего хорошего точно не светит.
Я уже рассматриваю возможность спуститься к набережной и спросить одного из участников гонки, не в курсе ли они, что происходит, но тут оживает мой сотовый.
БАРРИ: Недавно уволенный младший бухгалтер в твоей фирме слил инфо твоему публицисту. Тот посчитал, что для поддержания имиджа будет неплохо сделать сообщение для прессы. Прости, девочка.
УИЛЛ: Что, черт возьми, происходит? Я смотрю за новостями. Ты же обещала обойтись без скандалов!
БЬЯНКА: А я предупреждала, что что-то подобное произойдет.
Пока я читаю каждое сообщение, вокруг меня взвизгивают шины, хлопают двери и раздаются голоса. Интуиция подсказывает мне кто приехал, но я все равно поднимаю глаза. Люди с грудой оборудования бегут к толпе в такой спешке, словно их задницы горят.
Папарацци.
Вот дерьмо!
Мой эгоцентричный и скоро-будет-уволенный публицист подставил меня самым отвратным образом. Вот что читали местные новостные команды на своих телефонах. Историю о моих пожертвованиях, которые национальные СМИ получили еще до того, как я отправилась на прогулку. Новости, которые, должно быть, только что взорвали интернет.
Пожалуйста, пусть им будет известно только это.
Трудно пропустить лимузин Малкольма. Они знают, что я здесь. Логично было бы бежать. Сесть в машину и свалить. Но я этого не делаю, потому вижу, как журналисты движутся к Кэри и толпой нападают на него.
Когда они начинают пихать микрофон ему в лицо, я теряю рассудок.
– Стойте! – За секунды я подлетаю к палаткам, не задумываясь, в каком виде предстаю перед всеми. Но все настолько загипнотизированы голливудскими репортерами и пиявками-папарацци, что никто даже не замечает, как я пробираюсь сквозь толпу. Пытаясь продвинуться вперед, слышу Арти, мудака-ведущего из «Голливудского эксклюзива».
– Кэри Кинкейд, что вы можете сказать о Шайло Уэст? Вы знали о ее пожертвовании в два миллиона долларов Центру имени Элизабет Кинкейд, открытом в память о вашей покойной сестре?
Я сжимаю кулаки и жду.
– Что? – Кэри потрясен, как я и ожидала. Почему бы и не удивиться? Я хорошо постаралась, чтобы скрыть это от него.
После ответа наступает затишье, и, глядя на бешеную толпу, я переосмысливаю свое опрометчивое решение броситься на съедение волкам. Прежде чем у меня появляется возможность по-тихому уйти, довольно крупный мужчина в первом ряду оглядывается через плечо. Наши взгляды встречаются, его глаза сужаются, а затем расширяются в узнавании.
Он подпрыгивает вверх-вниз – довольно-таки впечатляюще для человека его размеров – и машет пухлыми руками.
– Эй, все! Там она! Шайло Уэст!– И тычет на меня своим пальцем-сарделькой. Толпа расступается, как Красное море перед Моисеем, демонстрируя меня паре синих сердитых глаз.
Острая линия подбородка Кэри дергается, он шагает вперед, затем отступает, как будто не может решить, хочет меня поблагодарить или придушить. В конце концов, он оказывает рядом со мной и скрещивает руки.
– Зачем ты это сделала?
Смятение в его глазах разрывает мое сердце. Я просто хотела помочь. Слова его матери о потери бизнеса и его переживания из-за просроченных счетов меня глубоко ранили. Я была уверена, что он посчитал бы деньги от меня подачкой и отказался бы от них, хотя мне не составит труда выручить их с мамой. У меня все равно денег больше, чем я когда-либо смогу потратить.
Можете мне поверить, потратиться я пыталась.
Прежде чем я могу ему это сказать, Арти проскальзывает своей головой с зализанными волосами через толпу и сует микрофон мне в лицо.
– Наши зрители хотят знать то же самое. Ты такая щедрая, Шайло, или у вас с Кэри Кинкейдом назревает служебный роман?
Я моргаю, внезапно ослепленная вспышками камер.
– Что?
М-да, отвечая таким образом на его вопросы, я вряд ли смогу развеять эту теорию.
– Мы тут навели справки, – продолжает он, – вы вместе учились в средней школе. Мистер Кинкейд работал на вашу семью, верно?
– Ага. – Микрофоны прижимаются еще ближе по мере того, как слова вылетают из моего рта, и я сразу хочу засунуть их обратно. – Нет! Ну, то есть, не совсем.
Черт. Черт. Черт. Черт.
Они абсолютно точно ухватятся за мою нерешительность, словно пиявки, и высосут любую правду. Что сделано, то сделано. Необходимо минимизировать ущерб и взять контроль над ситуацией. Сделав глубокий вдох, расправляю плечи и улыбаюсь до тех пор, пока щеки не начинают болеть. Но тут появляется эта сука, будто я ее примагничиваю.
– Кэри? Какого черта здесь происходит? – Тарин подкрадывается к нему сзади и кладет руку ему на плечо.
Невозможно не заметить ее огненно-красные ногти. Нет, скорее когти. Что вполне уместно, потому что она словно стервятник, готовый сожрать остатки от Кэри после того, как с ним расправятся СМИ.
– Заткнись, Тарин, – буркает Кэри и отстраняется от нее. Судя по всему, она его нервирует. Можно ли винить его за это? Думаю, я могла бы притвориться, что меня не беспокоит ее присутствие, но хрена с два я это сделаю.
Арти облизывает губы: запах споров и свежей крови делает твердым его, скорее всего, обычно вялый член.
– А вы кто?
– Девушка Кэри. – От меня не ускользает ее «пошла-на-хер» взгляд, обращенный на меня. Тем не менее, я все еще улыбаюсь, потому что эта идиотка прыгнула выше головы. Папарацци ее сожрут живьём и выплюнут косточки.
Ты играешь в моей песочнице, сучка.
– Накал страстей, у нас любовный треугольник. – Арти вскидывает бровь, а в его глазах мелькают значки доллара. Клянусь, что он либо обосрется от счастья, либо кончит в штаны. А может все сразу.
– Черт возьми, так и есть! – шипит Тарин. Когда до нее доходит, как уродливо она себя продемонстрировала, она прочищает горло и расплывается в забавно широкой улыбке. – Он совершенно не заинтересован в ней. – Вспышки камер освещают ее лицо, подчеркивая небольшое подрагивание в правом уголке рта.
Кэри размахивает руками, наблюдая за десятком папарацци, кищащими вокруг.
– Нет, послушайте, если вы просто выслушайте меня…
Только вот никто не будет его слушать. Здесь витает запах скандала, а значит, журналисты пойдут на все, чтобы его найти или создать новый, который способен разрушить карьеру или испортить жизнь. Однако я умею играть в их игру лучше, чем они. Если я и делаю что-то хорошо, так это дергаю за ниточки этих уебков, заставляя их танцевать как марионеток. Шагнув вперед, я делаю то, что для меня естественно.
Оказываюсь в центре внимания.
Жаль, что меня нет времени, чтобы проверить, уложены ли волосы на левую сторону лица. Поспешно приняв решение, снисходительно подмигиваю Арти и делаю то, что должна.
– Если бы мне уделили минутку времени, я уверена, что смогла бы все для вас прояснить.
Следует обязательная демонстрация улыбки, достойная красной ковровой дорожки. Краем глаза замечаю, как Кэри смотрит на меня, но это не имеет значения. Моя участь решена, лишь бы избавить его от вредоносного штурма СМИ.
– Да, я пожертвовала два миллиона долларов Центру имени Элизабет Кинкейд, частично в память о моей бывшей однокласснице Элли Кинкейд. Однако пожертвование охватывает гораздо больше, чем наследие одного человека. Я отдаю долг этому обществу.
Я делаю паузу и осматриваюсь, чтобы убедиться, покупается ли пресса на что-нибудь из этого. Отмечая, что все глаза устремлены на меня, я приступаю к словестному потоку рвотного дерьма, которое приходится извергать из своего рта.
– Речь идет о поддержке организации, которая помогает молодежи из группы риска в Миртл-Бич, штата Южная Каролина. Это мой способ поблагодарить жителей родного города за то, что они позволили мне проходить здесь службу. Мое присутствие, как-никак, что подрывает их мирные жизни. Дамы и господа, сделанное мной не связано с прошлыми дружескими отношениями или хвастовством банковским счетом. Так я выразила желание быть частью чего-то большего. Чего-то, что принесет пользу для будущих поколений.
Мать вашу, что за парящие ощущения? Кажется, что я наблюдаю за всем этим со стороны, не в состоянии заткнуться. Я моргаю, пытаясь удержать улыбку, пока фотоаппараты быстро сменяют друг друга. Папарацци в шоке. Толпа в шоке. Кэри в шоке. Черт возьми, я сама в шоке.
Потому что думаю, что сказала правду.
После этого всего медиа-волки уходят, довольные своей сенсационной историей и думающие, что я Мессия.
Придурки. Я скорее Сатана.
Во второй раз, менее чем за пятнадцать минут, я напоминаю себе, что мне, вероятно, следует сесть в лимузин Малкольма и отправиться домой. Во второй раз менее чем за пятнадцать минут я игнорирую свой внутренний голос и подхожу к Кэри.
И опять голос Тарин, от которого я замираю на месте, поражает мои барабанные перепонки.
– Не делай эту ошибку, Кэри. Если ты публично унизишь меня, ты знаешь, что произойдет.
Они ссорятся. Слава Богу, папарацци ушли, потому что эти двое не в состоянии ругаться тихо. Тарин сжимает руки в кулаки, а Кэри обхватывает ладонями свою шею, таращась в небо.
– Мне ни к чему эта головная боль, – рычит он, пытаясь быть тихим.
– Она снова пытается выделиться! На событие в честь памяти твоей сестры! – кричит она, не заботясь о том, кто ее слышит. – Как всегда.
Глаза Кэри метают огненными стрелами. Опустив руки, он движется к ней.
– Ты думаешь, это ее вина? Вали отсюда, Тарин. Она сделала анонимный взнос. Если тебе не знакомы эти слова, то это означает, что она не хотела признания. Хотела этого избежать.
Поняв, что стою с открытым ртом, быстро закрываю его. Он знает. Он понимает меня. Кто-то, наконец-то, меня понимает. Мечтаю о кнопке перемотки, чтобы я могла нажимать на нее и снова прослушать эту речь.
– Ты ее защищаешь?
– Да. Полагаю, что да.
Она слишком долго смотрит на него, затем делает шаг вперед с беспощадной улыбкой на губах.
– Откажитесь от денег. Скажи ей, чтобы пошла к черту перед камерами.
Нет!
Кэри тоже делает шаг с такой же безжалостной ухмылкой. Высокомерной. Опасной. Сексуальной.
– Может послать к черту тебя перед камерами?
Тарин задыхается от негодования. С каждым его шагом она отступает. Они двигаются в идеальном хореографическом танце, и я не могу дождаться грандиозного финала.
– Меня задолбали твои угрозы и ты в целом, – резким тоном добавляет он. – Я уже бывал на самом дне, и поднимусь снова, если придется. Бей изо всех сил, но замахивайся сильнее, Тарин. Потому что как только я встану, то приду за тобой.
– Ты еще пожалеешь.
Пристально всматриваясь в ее лицо, Кэри опасно улыбается.
– Очень на это рассчитываю.
Я никогда не была той, кто следует правилам, особенно когда дело доходит до правил, касающихся только что порванных отношений. Так что когда Тарин проваливает, я похлопываю Кэри по плечу. Когда он оборачивается, я выпячиваю бедро и широко раскрываю руки.
– Таа-даам... сюрприз!
– Наслаждаешься представлением? – Он скрещивает руки на груди и изучает меня с головы до ног. Это нервирует. Я чувствую себя газелью на открытой равнине, за которой наблюдает стая гепардов.
– Каким именно? – пытаюсь снять напряжение.
– Выбирай: гонка, медиа-цирк или Тарин. Думаешь, я не знал, что ты здесь, Шайло? Тебя трудно не заметить.
– Почему тогда не подошел?
– И пропустить такой эффектный выход? – говорит он, имитируя мои размахивания руками. – Не в этой жизни.
Меня внезапно осеняет, что толпа поредела. Зрители покинули поле, команды собирают вещи, а рабочие демонтируют оборудование. Я сделала то, что хотела избежать – испортила мероприятие в честь его сестры.
– Прости, – шепчу я, ссутулившись.
– За что? Тарин?
Я поникаю.
– Блин, конечно нет, я же говорила, что она тебе не подходит.
– А кто подходит? Ты? – Он поднимает пальцем мой подбородок.
Да. Миллион раз да.
– Это не то, что я имела в виду. – Скидываю его руки. – Перестань ерничать. Я о пожертвовании.
– Не важно. Я его не приму.
Не примет. Ох уж эта дурацкая частица «не». Она такая короткая, что иногда можно решить, что просто ослышался. Наверно именно это я и сделала.
– Извини, мне показалось, что ты сказал, что не примешь деньги.
– Это и сказал.
На минуту я потеряла сознание, потому как внезапно обнаруживаю, что бью Кэри в грудь обеими руками
– Ты только что ткнул палкой бешеного медведя, Кэри. Тарин вернется с двумя заряженными пистолетами.
Он на удивление спокойный, учитывая, что на него нападает полусумасшедшая женщина.
– Нет.
Я сказала полусумасшедшая? Ох, этот корабль уже уплыл. Добро пожаловать на борт безумного круиза.
Я снова его толкаю. На этот так сильно, чтобы умудряюсь сдвинуть его на несколько шагов назад.
– Какого хрена? Ты берешь деньги Тарин, но мои недостаточно хороши?
– Черт возьми, Шай, мне не нужны твои деньги, – орет он, потеряв самообладание. – Зачем тебе это делать, а? Почему сейчас?
– Я просто пытаюсь все исправить.
Его глаза немного дикие, когда он хватает меня за руку.
– Ты хочешь все исправить? Пойдем.
ГЛАВА 25
Кэри
Не могу сказать чем руководствуюсь – действую на чистом инстинкте. Я в ярости. Я в шоке. Мне стыдно. Но больше всего я устал сдерживаться. Я хочу ее. Она нужна мне. Я собираюсь ее получить.
– Да, я в порядке, Малкольм. Езжай домой. С мамой все сама улажу, – закончив звонок, Шайло открывает дверь в затемненное фойе и бросает свой телефон и сумочку на тумбочку. Прежде чем она успевает среагировать, я захлопываю дверь и встаю прямо за ней.
– Дома кто-нибудь есть?
Она делает паузу, но не оборачивается.
– Бьянка тусуется на каком-то благотворительном ужине. – Она тяжело дышит из-за явной нервозности.
Отлично. Так и должно быть. Я же теперь настоящий преступник.
– Тогда нам никто не сможет помешать.
– Хочешь поговорить здесь? – Девушка отодвигается в сторону, протягивая дрожащую руку к переключателю света, но прежде чем она успевает его коснуться, я разворачиваю ее.
– Нет. Хватит с меня разговоров. Пошли в твою комнату.
– Кэри, я не думаю, что…
После кражи ее денег, появления папарацци и ошеломляющей новости о пожертвовании, я стою на краю бездны. Но еще не свалился.
Я прижимаю Шайло к стене и зажимаю ее запястья над головой. Из ее горла грохочет протест, который я душу своим ртом. Я не прошу, я требую, раздвигая ее губы языком и целуя ее со всем накопленным голодом. Ее тело плавится, оно жаждет меня.
И я собираюсь этим воспользоваться.
Хватаю ее запястья одной рукой, другой сжимаю ее подбородок и приподнимаю его, чтобы встретиться с ней глазами.
– Это не было гребаной просьбой. Веди.
Через десять коридоров, две лестницы и одиннадцать дверных проемов, она открывает дверь в комнату, которая выступала в главных ролях во всех моих подростковых фантазиях. Однако когда Шайло отступает и пропускает меня, я стою там как вкопанный и тупо таращусь.
Спальня белая, вычурная и со стольким количеством кружева и рюшей, что я не уверен, спит она здесь или приносит девственниц в жертву.
– Это твоя спальня? – вскидываю бровь.
– Ага. Бьянка украсила ее, когда мне было двенадцать. С тех пор так не может уяснить, что я немного подросла.
Но даже если бы она не сказала, что комната принадлежит ей, я бы догадался. Прямо над дорогим белым деревянным комодом огромное зеркало покрыто теми же долбанными мешками для мусора, что и внизу. Еще более жуткое зрелище – зеркало в полный рост на другой стороне комнаты завернуто, как рождественский подарок садисту, в тот же черный пластик и перемотано серебристой клейкой лентой.
– Зачем ты это делаешь? – Придвигаюсь ближе к пакетам.
– Поиграем в «Правду или действие»?
Я пожимаю плечами.
– Окей, хочешь поиграть – поиграем. – Оглянувшись через плечо, ни выказываю никаких эмоций. – Правда или действие, Шайло. Почему ты закрываешь зеркала мусорными пакетами? И не пытайся накормить меня фигней про то, что они разбились.
Она сглатывает комок в горле и опускает глаза в пол.
– Я выбираю действие.
Я это предвидел.
– Сними майку.
– Что? Ни за что.
– Правда или действие, Звездочка. Ты сама выбрала. Не я устанавливаю правила.
– Иногда я тебя ненавижу. – Сжимая нижнюю часть белой майки в кулаках, она снимает ее и отбрасывает в сторону. – Счастлив?
– И лифчик.
– Нет! Мы так не договаривались.
– Ты все еще можешь ответить на вопрос. В конце концов, идея-то твоя.
– Пошел на хуй, Кэри. – На ней такого же типа бюстгальтер с застежкой спереди, что и раньше. Одним движением запястья она раскрывает его и опускает лямки с плеч. Мне приходится вдохнуть поглубже, потому что в голове сплошная пустота. Все, о чем я могу думать, это как бы снова обернуть губы вокруг ее сморщенных пуговок и ласкать их, пока колени Шайло не задрожат.
– Моя очередь, – объявляет она, выводя меня из ступора. – Почему ты принимаешь деньги Тарин, а мои – нет?
Потому что я уже, блять, украл их, вот почему.
– Действие.
Она ухмыляется и сканирует меня с головы до ног, задерживаясь в месте, где мой дружок пытаются прорваться через молнию.
– Я бы заставила тебя снять штаны, но, похоже, что это будет тебе на руку. Поэтому снимай футболку и помучайся.
Проклятие. Ненавижу, когда дерьмо оборачивается против меня.
Потянувшись руками за спину, хватаю майку и стягиваю ее через голову. Дыхание Шайло учащается, пока ее глаза изучают моё тело.
Хватит с меня игр. Она полуголая, и я знаю, чего хочу. А еще знаю, что сделаю, прежде чем возьму ее. Подойдя к девушке, поднимаю ее и бросаю на кровать. Она едва достигает матраса, как словно безумная вскакивает на колени.
– В чем твоя проблема?
Игнорируя ее, я показываю на зеркало.
– Срывай эту херь, Шайло.
Она не отвечает. Просто ждет, когда я уступлю ей, как всегда делал в прошлом. Но я жду, позволяя неудобной тишине окутывать нас.
Она опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья сквозь густые ресницы.
– Ты не знаешь, о чем просишь.
В ее глазах полыхает ненависть, когда ее взгляд переключается на зеркало, обернутое в черное убожество. Я сыт этим по горло. Если она собирается двигаться в том же направлении, я не собираюсь сидеть и ждать, пока она не уразумеет. Оставив ее на краю кровати, иду к зеркалу.
Протянув руку, наклоняюсь вперед и собираю пластиковое провисание в каждую руку, удостаивая Шайло взглядом через плечо.
– Хочешь сказать какое-нибудь напутствие, Звездочка? Потому что твоя одержимость официально закончилась.
– Кэри, нет!
Я уже привык, как мое имя скатывается с ее языка за последние несколько недель, но не в сочетании со словом «нет».
– Что меня останавливает?
– Я останавливаю тебя. Думаю, ты уже в курсе, что я хочу тебя, но клянусь, Кэррик Кинкейд, если ты сорвешь пакет, тебе не будут рады на пороге моего дома, не говоря уже о моей кровати.
Не похоже, что она шутит. Она готова вышвырнуть меня из-за ебаного зеркала! Ничто еще не приводило меня в такую ярость. Не потому что она использует секс, как орудие. Черт, я якшался с Тарин, а эта сучка королева секс-войны. Нет, меня бесит, что из-за одного несовершенства Шайло считает себя уродиной.
Это дерьмо должно прекратится.
Держа конец пакета, срываю его под протестующие вопли позади меня. Как только я открываю витиеватое зеркало, в голове уже созрел план дальнейших действий. Я поворачиваюсь к девушке и кладу руки на ее бедра.
– Почему ты так со мной поступаешь? – в ее голосе просачивается такая обида, что я мысленно спрашиваю себя, не слишком ли далеко зашел.
Заставляю свою совесть заткнуться. В этом нет ничего нормального. Кто-то должен вытолкнуть ее из свитого ею жалкого гнезда и вернуть в реальный мир.
А иногда толчки бывают жестокими.
Обхватив каждую ее лодыжку рукой, пододвигаю девушку к концу матраса.
– Вот что произойдет, Звездочка. Ты будешь смотреть в зеркало, не обращая внимания ни на что, кроме выражения на своем лице, когда ты кончаешь.
Тело Шайло дрожит. Не ясно из-за страха или из-за ожидания, но мне все равно. Я хватаю пояс ее шорт и спускаю их по ногам, позволяя им немного поболтаться на пальцах ног, прежде чем они спадают на пол.
Приподнявшись, вцепляюсь за ниточки по обе стороны ее бедер.
– Они тебе очень нравятся?
Она моргает несколько раз, прежде чем покачать головой.
– Отлично. – С легким рывком тонкие трусики разрываются, а я долго осматриваю тело Шайло, впитывая то, что всегда принадлежало мне.
Мать вашу. Она причина, по которой мужчинам на середине обыденного разговора приходится извиняться, заметив ее на обложке журнала. Она идеальна, и сегодня она моя.
– Шай, – простанываю я, оседая между ее ног. – Ты будешь смотреть за своим взлетом от моего языка, а потом...
Ее глаза медленно закрываются.
– Да?
Придвигаясь к ней так, что мы оказываемся лицом к лицу, я проскальзываю пальцем в ее глубину. Она охает, заставляя стонать меня самого.
– Ты будешь выкрикивать мое имя, видя в отражении то, что вижу я.
– Ходячую катастрофу?
Я добавляю еще один палец.
– Совершенство. Ты покончишь с этой херью с мусорными мешками, даже если мне придется выебать ее из тебя.
Мне надоело играть в игры. Разговор окончен. Время действовать.
Когда я расстегиваю кнопку на своих штанах, мой член благодарно выпрыгивает. Ее глаза следят за каждым моим движением. Взяв ее ладонь, опускаю ее на свою длину. Шайло моя. Это становиться понятным, когда она в ожидании облизывает свои губы.
– Ласкай меня, Шайло.
Она выполняет просьбу, пробегаясь пальцами вверх, прежде чем потереть большим стальную штангу около головки моего члена. Что-то прохрипев, сжимаю ее ладонь в кулак.
Позволяю ей еще немного поиграть, прежде чем остановить
Часть меня хочет надрать себе задницу. Шайло Уэст дрочит мне, а я брыкаюсь. Но речь не обо мне. Я хочу показать женщине, которая сколотила состояние на своей красоте, что ее шрамы для меня ничего не значат.
Закинув ее ноги на свои плечи, немного сдвигаю нас для лучшего обзора в зеркале.
– Смотри или я остановлюсь.
Одарив внутреннюю часть ее бедра влажными поцелуями, нападаю на место, о котором Кэррик мечтал всю старшую школу. Я уже готов потерять сознание от одного только запаха. Шайло стонет, когда я прослеживаю длинным взмахом языка от одного конца ее лона до другого. Убедившись, что она все еще смотрит в зеркало, проникаю в ее глубину и продолжаю лизать под ее громкие стоны. Того и гляди прибегут соседи, дабы убедиться, что здесь никого не убивают.
– О, Боже, да! – Шайло царапает кровать, как дикое животное. Наконец, ее охватывает волна наслаждения, и она откидывает голову назад. – Кэри!
Вот оно. Имя, которое я хочу, чтобы она кричала каждый чертов раз. Приватно, публично – мне наплевать. Я хочу, чтобы Шайло кончала с моим именем на устах, чтобы каждый знал, что она принадлежит мне.
Семь лет назад Шайло Уэст была моим миром. Я жил и дышал ею. Я пожертвовал своим будущим ради нее. А потом семь лет ненавидел за это, обвиняя во всех смертных грехах и дерьме, до которого опустился. Теперь, прямо перед тем как заявить на нее свои права, я хочу биться руками в грудь. Я выиграл. И собираюсь ее заклеймить.
Моя.
Хороший бы мужчина простил. Но я не такой. Шайло тоже далеко не хорошая. Два минуса в этой ситуации не дают плюс, но это не делает происходящее неправильным. К тому же, я знаю, что ей нужно. Всегда знал. Даже когда она этого не признавала.
Сбросив штаны и боксеры на пол, наклоняюсь над ней, пока она вжимается щекой к белому одеялу. Подцепив пальцем ее под подбородок, я заставляю ее встретиться со мной взглядом.
– Не прячься, Звездочка. Это было лишь началом. Зато теперь ты будешь везде искать зеркала.
– Началом?
– Не строй из себя невинность, детка.
Она не успевает сказать то-то в ответ. Я поднимаю ее и переворачиваю. Забравшись за ней на кровать, обхватываю ее лодыжки и ставлю на колени. Немного повернув ее голову, нападаю на ее рот в свирепом поцелуе, прежде чем направить ее бедра мне навстречу.
Тогда меня осеняет.
– Шай, пожалуйста, скажи, что ты на таблетках. Мне нужно почувствовать тебя.
Ложь. Мне нужно ее пометить.
Моя.
– Пожалуйста, скажи, что с ней ты пользовался презервативами, – отвечает Шайло, оглядываясь через плечо. – Я должна быть уверена.
– Всегда.
Она кивает, ее волосы спадают на лицо.
Спасибо, блять.
Не в состоянии больше ждать, вонзаюсь в нее сзади и наслаждаюсь ее стонами, когда заполняю ее до упора. Я вроде все контролирую, но когда стенки Шайло сжимаются вокруг меня, мне приходится закрыть глаза и сделать глубокий вдох. Понятия не имею, как долго не двигаюсь, прижимаясь грудью к ее спине, пока Шайло не тыкает ногтем в мое бедро.
– Кэри? – Вырвавшись из дымки, поднимаю взгляд и замечаю, что она изучает меня в зеркале с нахмуренным от тревоги лбом. – Что случилось?
Ничего. Я хочу прикоснуться к тебе, словно люблю, но трахнуть, словно ненавижу.
– Шайло... – медленно выдыхаю ее имя, зная, что взорвусь от малейшего движения.
Подтянувшись, она заводит руки за голову и зарывается пальцами в мои волосы.
– Что ты хочешь?
Я хотел, чтобы происходящее стало актом нашего искупления, но каким-то образом все обернулось возмездием.
– Хочу трахнуть тебя жестко.
Взглянув на наше отражение, она тянется к спинке кровати и обхватывает пальцами дерево, пока костяшки не белеют.
– Давай.
Она не представляет, какую дает мне власть. Мой член пульсирует, я уже на краю и готов сорваться. Без предупреждения она сдвигается вперед, затем отталкивается, снова полностью погружая меня в себя. Толчок заставляет меня схватить ее за волосы и потянуть.
– Ты хочешь, чтобы я сделал тебе больно? – набрасываюсь я, потеряв остатки самообладания.
– Да.
Либо отчаяние в ее глазах, либо бешеное движение крови, пульсирующее в моем стволе, но я падаю в бездну. Я наматываю ее волосы на кулак и тяну, чтобы прижать губы к ее уху.
– Держись крепче, и не отводи глаз от зеркала.
Вонзив пальцы в ее бедро, резко вхожу и выхожу.
Крики Шайло заполняют комнату, ее ногти оставляют длинные царапины на дереве каркаса кровати.
– Твою мать!
Опьяненный похотью и обезумевший от необходимости владеть ею, выпускаю ее волосы и обвиваю пальцами ее горло.
– Кому ты принадлежишь?
– Тебе, – хрипит она.
Этого мало. Я сжимаю сильнее, вдалбливаясь в нее жесткими толчками, от которых у нас двоих наверняка появятся синяки.
– Назови. Мое. Имя.
– Кэри Кинкейд! – стонет она, и это гребаная музыка для моих ушей.
Мне удается выплюнуть только одно слово.
– Моя.
Как только ее стенки содрогаются и сжимают мой член, я впадаю в анабиоз. Время останавливается, но я мчусь по американским горкам без тормозов. Простонав ее имя в ее позвоночник, мой разум притупляется, как и каждый раз, когда я вижу ее.
В жизни и в постели Шайло заставляет меня чувствовать себя беспомощным и ведомым.
Глядя вверх, я встречаю ее застекленный взгляд в зеркале, и знаю, что нет возврата к какому-либо плану или любой фазе.
Все изменилось.
ГЛАВА 26
Шайло
Первое, на что я обращаю внимание, проснувшись, – время на будильнике.
10:15. Я не спала так долго уже очень давно. Меня даже не беспокоил один из моих обычных кошмаров. Я все время спала. Мирно.
Хах.
Второе, что я замечаю – я не одна. Мгновение не пронимаю, что происходит, прежде ко мне возвращаются воспоминания о клубке из наших рук и языков. Я занималась сексом с Кэри. Моим другом детства. Моим самым большим сожалением. Моим врагом. Моим боссом. Человеком, который дирижировал моим телом, словно целым симфоническим оркестром, пока меня не поглотил огонь.
Времена меняются.
Ну и третье, я смотрю на себя. Меня охватывает странное чувство. Не знаю что делать – удивляться или смеяться. Я не видела своего собственного отражения более девяти месяцев. Как только врачи сняли повязки и сказали, что раны заживут, но шрамы останутся навсегда, я замкнулась. Впервые в жизни оказалась растеряна. Мое лицо было для меня всем.
Тщеславная и поверхностная. Да, это про меня.
Красота – это все, что меня когда-либо выделяло. Единственное, что делало меня особенной – идеальная кожа, отличная костная структура и тот факт, что люди платили мне за то, какая я красотка. Но взглянув после аварии в гребаное зеркало, я поняла, что все кончено.
Ну а затем пошли сеансы у психиатра, где затрагивались мои теории о том, что шрамы стали наказанием за гибель Киркланд, а если на них не смотреть, то я подсознательно считала, что она не мертва. Это немного ненормально, но главное, что в этом есть смысл. Завешивая зеркала, я не только пряталась от своего отражения, но и блокировала реальность. Я могла притворяться, что ничего не произошло. Что не было никаких шрамов. А когда незнакомцы смотрели на меня, жалея, я делала вид, что они просто поражены встречей со звездой.
Потому что я все еще была красивой. Все еще идеальной.
Изучая изодранные остатки пластика и клейкой ленты, я смеюсь. Смеюсь, потому что, поднявшись и взглянув в зеркало, не обращаю внимания на шрамы. Только на слабые фиолетовые отметины на шее. Я прикасаюсь к ним и нажимаю пальцами там, где он дотрагивался до меня, вспоминая все свои ощущения, когда я передала ему контроль. Как он заставил меня сражаться с моими демонами и изгнать их.
