Текст книги "Деньги не пахнут 8 (СИ)"
Автор книги: Константин Ежов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Но признание только усилило её смятение. Пальцы предательски дрогнули, задевая край стола.
– Почему?.. Ради чего ему такая цена? – промелькнуло у неё в голове. Даже собрав все внешние голоса, они всё равно не получат большинства. Значит, в этой сделке есть нечто, что скрыто под гладкой поверхностью.
Может быть, хитроумный план, заранее согласованный между Рэймондом и Сергеем Платоновым. И стоило ей только подумать о Рэймонде, как что-то болезненно кольнуло – она вспомнила, зачем вообще начала этот разговор.
Она хотела разрушить их союз.
– Лучше бы тебе не слишком доверять Рэймонду, – начала Патриция, уже собираясь перечислить его старые предательства, каждую мелкую подлянку, оставившую следы, будто порезы бумагой на пальцах.
Но Сергей Платонов мягким движением поднял руку, остановив её.
– Мы с ним не строим доверия. Только обмен выгодами. На расстоянии вытянутой руки. Поэтому именно тебе, а не ему, я предлагаю место директора.
Слова прозвучали спокойно, но в них чувствовался тонкий металлический звук – как если провести ногтем по краю хрупкого бокала. Он отрезал её аргументы, прежде чем они успели стать оружием.
– Так что… ты принимаешь?
Патриция не смогла ответить сразу. Внутри всё путалось: соблазн этой невозможной должности, её долг перед Рупертом, тень подозрения, будто всё это – ловушка с приманкой, блестящей как ртуть.
Но сильнее всего давило другое – чувство, что она предаст Руперта. Восемь лет работы, ожиданий, терпения… восемь лет, растворившихся бы в ничто.
«Однако…»
Что она изначально хотела получить от Руперта? Доступ к президенту. Возможность приблизиться к политике. Сделать первый шаг к собственным амбициям – возможно, однажды стать губернатором.
А то, что предлагал ей Сергей Платонов, было несравнимо выше. Место, которому кланялись бы мировые лидеры. Оракул, а не эксперт. Институт, предсказывающий события, от которых содрогнётся планета.
И самое главное – его прогнозы уже неоднократно сбывались. Без единой осечки.
Именно эта безукоризненность и пугала.
– Мне нужно время, чтобы подумать, – наконец сказала она, стараясь говорить ровно, хотя сердце стучало чаще обычного.
– То есть ты откладываешь решение? – мягко уточнил он.
– Это слишком неожиданно… и слишком серьёзно.
Сергей Платонов изучал её тихо, пристально. Затем медленно кивнул.
– Понимаю. Но если ты возьмёшь паузу, мне придётся предложить это место следующему кандидату. Времени почти не осталось.
Патриция почувствовала, как спазмом сжалось горло. Она сглотнула – звук вышел сухим, болезненным.
– Следующему… это же не Гарольд? – спросила она хрипловато.
– Именно он, – спокойно ответил Сергей.
Эти два слова ударили по ней жаром. Пальцы сжались в кулаки сами собой, ногти впились в ладони. Неважно, ловушка это или нет – мысль о том, что столь мощная должность может достаться Гарольду, была невыносима.
Сергей Платонов, уловив мельчайшее дрожание в лице Патриции, тихо усмехнулся – почти неслышно, словно под ботинком хрустнула сухая веточка. В его голосе прозвучала мягкая, едва ощутимая вибрация:
– Дам тебе время до вечера. Сообщи решение до ужина.
* * *
По дороге обратно, к месту, где собрался весь род, воздух пах свежескошенной травой и холодным металлом охотничьих ружей. Лёгкий ветер перебирал листву, создавая шорох, похожий на чьё-то шептание.
Патриция не приняла предложение сразу – но никакого разочарования это не вызвало. Наоборот, осторожность в её голосе звучала как качественный маркер.
«Лучше так. Директору и положено быть настороже.»
Слишком быстрое согласие насторожило бы сильнее любого отказа. Это значило бы, что человек не понял всей тяжести ноши, которую ему пытаются вручить.
Только одно упущение закралось неприятным холодком: забыл сказать, что приступать к работе ей нужно уже на следующей неделе. Документы давно подписаны, юридическая конструкция создана, счета открыты, помещения готовы – не хватало лишь человека, который сядет в высокое кресло.
При этом с самого начала было решено: директором должна стать фигура из семьи Маркизов. Причина простая – доступ к политическим связям, к нитям, которые протянулись от Вашингтона до европейских столиц.
«Если уж выбирать жрицу, то почему бы не ту, чья кровь и так тянет к власти?»
Должность обещала превратить её в подобие современной пифии – женщину, к которой приходят за советом прежде, чем менять мир. Но занимать это кресло самому не хотелось ни при каких обстоятельствах. Слишком много серой рутины, слишком мало воздуха. А уж при следующем президенте… даже дышать рядом будет опасно. Вспыльчивый, непредсказуемый, разрушительный – как человек, который не понимает, что его слова могут вызвать штормы на противоположной стороне планеты. Или наоборот, слишком хорошо это понимает и натурально на этом зарабатывает сам и даёт обогатиться близкому окружению.
К тому же советское прошлое – слишком неудобный багаж для такой должности. Пусть этим занимается белый представитель местной старой семьи – будет меньше лишних вопросов.
Приходила мысль назначить Джерарда, но идея быстро увяла. Ему бы с должностью исполнительного директора справиться – а здесь работа куда жёстче, нуднее, изматывающее-точная. Пусть сосредоточится на управлении, а тяжёлые предсказания оставит другим.
Так что кандидатов осталось всего двое: Патриция и Гарольд.
Джуди со всей страстью отстаивала первую.
– Патриция осторожная. И главное – её годами отодвигали от крупных постов только из-за того, что она женщина. Она хочет доказать, что способна на большее.
Но был ещё один, куда более веский довод:
– Гарольд… нет. Категорически. Родился со всеми привилегиями, заносчив, не умеет чувствовать атмосферу в комнате и напрочь лишён такта. Он не справится ни с одним чувствительным вопросом.
Проще говоря, Гарольд был ярким примером хорошо упакованной пустоты.
Но слова Джуди – лишь ориентир. Оценить его компетентность предстояло лично. И как по заказу, шанс появится уже сегодня днём.
После обеда намечалась охота: потому должен был присоединиться к первой группе.
К моменту, когда стрелки часов приблизились к полудню, перед глазами открылась почти театральная картина: раскидистый луг, ровными рядами – белые шатры, под ними – столы, сияющие стеклом, серебром и блюдцами. Лёгкая прохлада окутывала холодные тарелки, воздух был наполнен запахом запоздалого жаркого и сладких фруктов.
Люди щебетали, пересказывали утренние происшествия с таким пафосом, будто речь шла о великих трофеях. Приходилось держаться рядом с Рэймондом – для вида, для роли.
И, конечно, именно тогда, когда трапеза подошла к концу, явился Гарольд. Запах его дорогого одеколона, резкий, с цитрусовой остротой, пришёл раньше, чем он сам.
– Ну что? – улыбнулся он слишком широко. – Готов присоединиться к первой группе?
– Хотелось бы, но навыки… сомневаюсь, что дотягивают.
– Не переживай. Я буду твоим напарником и всему научу, лично.
Он произнёс это так, будто делал огромную честь.
«Ну вот, опять.»
На периферии зрения Рэймонд и Джерард закивали так послушно, что это выглядело почти карикатурно. Ни тени недовольства, ни попытки остудить пыл Гарольда – ничего.
Хотя должны бы… Или хотя бы показать, что не в восторге.
Разумеется, даже если бы кто-то из них решился перечить, решение всё равно оставалось бы за Гарольдом – хозяин, мастер, последнее слово всегда за ним. И всё же… хоть кто-нибудь мог бы хотя бы возмутиться, пробормотать что-то несогласное, поднять бровь.
Но никто не шелохнулся.
«Они же не такие тупые обычно…» – пришла мысль, как горечь на языке.
Похоже, привычка. Пресловутое следование за хозяином въелось у них под кожу, в кость, в спинной мозг – слушают, не думая. Рефлекс.
Уже собирался бросить им предупреждающий взгляд, когда рядом раздался мягкий, но неожиданно звонкий голос:
– Можно… можно и мне быть напарницей?
Это Рейчел. Как всегда тихая, но в этот раз в её голосе мелькнуло что-то озорное.
– В этом нет необходимости, – отрезал Гарольд, хмурясь.
Но Рейчел лишь чуть смутилась, опустила глаза, словно прятала улыбку, и тихо добавила:
– Просто это большая ответственность… Не хочу никому мешать. Да и устала немного, хотелось бы помедленнее. Можно?
Она посмотрела на Гарольда так, что большинству мужчин пришлось бы усилием отрывать взгляд. Нечасто она позволяла себе такую мягкую, почти игривую интонацию – едва заметную, но цепляющую.
«Не сработает…» – подумал хмуро. Гарольд, как и Патриция, был из тех, кто держит линию. Не из тех, кто ведётся на подобное.
Но случилось невозможное.
– Хорошо. Пусть… пусть Рейчел поедет, – бросил он как будто нехотя, но согласился же.
На миг даже воздух вокруг словно застыл.
«Он что, правда разрешил?.. Он что, недооценил Рейчел?»
Объяснения не находилось. Всё выглядело нелепым, как глупая ошибка. Или…
«Может, Джуди была права?» – её слова о предельной неповоротливости Гарольда всплыли в памяти. Раньше казались преувеличением, но…
После дневной охоты сомнений не осталось.
* * *
Первая группа ушла вперёд так стремительно, будто не стибрели у нас обычную прогулку на лошадях, а рванули на скач в боевом рейде. Воздух резал лёгкие, ветер хлестал по щекам, и каждый поворот давался с усилием, будто мышцы вспоминали давно забытое ремесло.
Лошадь подо мной дышала тяжело, горячий пар поднимался от её шеи, смешивался с запахом мокрой кожи, пыли и хвойного леса.
Гарольд, казалось, понял, что рядом со мной Рейчел лучше не держать.
– Пусть подходит только если потребуется, – бросил он, стараясь отгородить нас.
Но…
Он исчезал. Постоянно. Будто его и не назначали присматривать. Мелькнёт где-то впереди, потом пропадёт. И оставляет одного. Каждый раз.
Самое дикое случилось у ручья.
Лошадь остановилась как вкопанная, передние копыта упёрлись в мокрый камень у кромки воды. Я чувствовал, как под моими ладонями дрожат её мышцы – страх воды у неё сидел глубоко. Потому пытался подбодрить, говорил ей тихо, наклонялся к уху, но она словно застыла, тяжело, резко выдыхая.
И никого вокруг.
Только журчание воды, запах влажного мха и холодный ветер, от которого по спине ползли мурашки.
– Гарольд… Ты хоть понимаешь, что ты мастер? Любой сотрудник какого-нибудь парка развлечений проявил бы больше ответственности… – злость бурлила внутри.
К счастью, Рейчел нашла меня довольно быстро – очевидно, заметив, что пропал.
– Лошади боятся воды инстинктивно, – сказала она мягко, кладя ладонь на шею животного. Её пальцы двигались так спокойно, что даже у меня пересохшие от напряжения губы чуть расслабились. – Если всадник не помогает, можно легко потерять равновесие. Особенно на переходах. Опасно.
Тон у неё был спокойный, как у человека, который знает, что делает. Под её руками лошадь наконец сделала шаг, потом ещё один, дрожь постепенно уходила.
Только благодаря ей всё не закончилось переломом.
И вот тогда Гарольд, появившись словно из кустов, выдал своё «лучшее» замечание.
– Ха-ха! Ну и талант же у тебя! Большинство новичков себе ноги ломают при первом же переходе!
Я чуть не выронил поводья.
«То есть ты знал… и всё равно ушёл?» – мысль была ледяной.
– Некоторые люди просто рождены с даром! – продолжил он, пытаясь, видимо, польстить, но звучало это как издёвка.
«Он что, реально идиот?» – прозвучало внутри устало.
Человек подобного уровня рядом с будущим президентом?..
– Да ни в коем случае.
Катастрофа. Иное слово не подходило.
Джуди была права на все сто.
Патриция явно лучший кандидат в директора.
Глава 8
Всю дорогу от поля охоты до особняка внутри крутилась только одна мысль: «Пусть Патриция примет разумное решение…» Но, конечно, наружу такие желания не выпускались – не время и не место.
Когда мы вернулись к дому, воздух ещё пах пылью скачки, нагретой солнцем конской шерстью и лёгкой горечью пота. Я специально подошёл к Гарольду на глазах у второй группы и, будто с искренней благодарностью, сказал громким голосом:
– Спасибо тебе за сегодня. Сначала всё казалось слишком, но благодаря твоей помощи справился. Ты мне жизнь спас.
Гарольд засмеялся, хлюпнув смехом, словно сам не ожидал таких слов.
– Ха-ха, да брось ты…
– Нет, серьёзно. Чудо, что ноги обе на месте.
Я видел, как Патриция напряглась. Лицо её застыло словно маска – она услышала именно то, что должна была услышать. Нужно было, чтобы у неё внутри зашевелилось беспокойство: вдруг Сергей Платонов действительно склоняется к Гарольду? Страх иногда помогает принимать верные решения.
Хотя сам внутри думал только одно:
«Пожалуйста… прими предложение.»
* * *
После ужина Патриция и Гарольд отправились в кабинет Руперта – обсудить результаты дня. Коридор пах старым деревом и сигарами, а в камине кто-то недавно возился – в воздухе висел лёгкий запах углей.
Руперт, едва они вошли, сразу повернулся к Гарольду. Как всегда, предоставил ему первую возможность отчитаться.
– Ну, как всё прошло?
И Гарольд, расправив плечи, как будто собирался нагло покорить весь мир, начал заливаться:
– Мы добились значительного прогресса. Вот если бы вы видели, как высоко Сергей Платонов меня ценит!
И понеслась его привычная тягучая речь – в которой правда всегда занимала меньше места, чем воздух между его зубами.
– Особенно момент у ручья! – он повысил голос, будто это был эпизод великой битвы. – Когда у него вдруг помутился рассудок, я тут же пришёл на помощь! Он был так благодарен, что буквально назвал меня своим спасителем! Ха-ха!
Патриция напрягла пальцы так, что костяшки побелели. Ещё утром она бы отмахнулась – мол, Гарольдовский бред, как всегда. Но после того, что она видела на дороге, как мы разговаривали… теперь это выглядело куда правдоподобнее.
– Не может быть… разве он уже договорился с ним? – мелькнуло у неё.
Сергей говорил, что тоже рассматривает Гарольда на пост директора аналитического центра. А если на охоте, пока их не было видно, что-то произошло? Новый этап? Обмен обещаниями?
Гарольд продолжал нести несусветную околесицу:
– Психологический контакт установлен. Доверие сформировано. Он даже начал отдаляться от Реймонда – это прямое подтверждение влияния моих советов!
Руперт приподнял брови:
– Правда? И что же ты ему советовал?
Тут Гарольда и прорвало. Он замялся, прокашлялся, отвёл взгляд.
– Ну… это было не столько советом… скорее намёком. Начальным ориентиром. Такие вещи требуют времени, резкие перемены вредны… главное – создать доверие. А оно уже есть. Теперь можно переходить к следующему этапу…
Патриция тихо выдохнула. Вся его тирада сводилась к одному: ровным счётом ничего он не сделал. И ей это было только в радость. Если бы у Гарольда даже появилась возможность скрыть какие-то договорённости, он наверняка бы выдал себя. Осторожность – не его сильная сторона.
Руперт же слушал его с удовольствием, даже с удовольствием ленивой кошки, разогревшейся у камина.
– Ты хорошо работаешь с людьми. Думаю, что справишься.
– Не сомневайтесь! – Гарольд расплылся в довольной улыбке, – Сегодня на ужине я укреплю связь с Сергеем Платоновым и постараюсь понять, что у него на уме. И, возможно, склоню его на вашу сторону.
– Так быстро? Сегодня? – удивился Руперт.
– Разумеется! Как только он почувствует всю мощь фамилии маркиза, он неизбежно изменит своё мнение.
Разговор был пустым, как бочка, по которой долбит палкой заскучавший ребёнок. Гул – есть, смысла – ноль.
Патриция внутренне усмехнулась.
– Иногда быть тупым – это даже преимущество.
Когда подчинённые слишком умны, Руперт начинал нервничать, оглядываться, искать в каждом сопернике будущего узурпатора.
И было почему.
Когда-то он сам оказался жертвой собственной щедрости. Руперт, как старший сын, должен был унаследовать весь бизнес семьи маркиза. Но ещё тогда, когда между ним и его братом Десмондом была настоящая братская близость, он сделал предложение отцу:
«Пусть Десмонд займётся зообизнесом. Я хочу полностью отдать себя кондитерскому направлению.»
Но судьба повернула не туда.
Кондитерская империя под руководством Руперта рухнула, словно пирог, где забыли муку. Новинки, на которые он делал ставку, покупатели отвергли без размышлений. А конкуренты – те же Nettlé и Hershey’s – поднялись как раз на этом фоне.
А вот сфера домашних животных, отданная Десмонду, наоборот – выстрелила. Рынок рос стремительно, и брат, сам того не желая, начал затмевать Руперта. Семья раскололась на две стороны: провал Руперта и успех Десмонда.
С тех пор Руперт лишь убедился: слишком способные подчинённые – угроза.
И именно поэтому он так ценил Гарольда.
Пустой, самодовольный… и абсолютно безопасный.
Старая семейная легенда о двух братьях – способном младшем и бесполезном старшем – давно превратилась для Руперта в занозу под кожей. Отец, усталый от провалов, в конце концов лишил его права распоряжаться делами и разделил власть между сыновьями. С той поры у Руперта будто что-то надломилось: он стал панически бояться умных подчинённых, словно они были не людьми, а волками, вынюхивающими его слабость. Поэтому окружал он себя мягкими, пустыми, удобными людьми – такими, как Гарольд.
Патриция невольно вспомнила, как сама когда-то допустила ошибку. Вела себя слишком умно, слишком прямо… демонстрировала остроту ума там, где надо было напускать туманную простоту. Если бы с самого начала притворялась дурочкой, может, уже давно сидела бы в кресле директора комитета. Но теперь приходилось платить за проявленную жадность: её прозорливостью пользовались, но по-настоящему не доверяли.
Руперт перевёл взгляд на неё. Его глаза блеснули тускло, как лампа, на которую давно забыли сменить плафон.
– Ну? – спросил он.
Патриция чуть выпрямилась, вдохнула, ощутив запах старой кожи, нагретой лампой бумаги и терпкий аромат кофе, застывшего в кружке у края стола.
– Мне удалось выяснить, какие соглашения заключили Сергей Платонов и Реймонд.
Голос её был ровным, но внутри всё дрожало – слишком многое зависело от правильного оттенка слов.
Руперт вскинул бровь.
– Правда?
– Да. Сергей Платонов хочет открыть политико-исследовательский центр на основе своей алгоритмической разработки. Реймонд обещал поддержать проект. Если Джерард станет гендиректором, фамильная политическая инфраструктура маркизов поможет закрепить институт на рынке.
Здесь она говорила правду – настолько аккуратную, насколько требовала ситуация.
Но затем в её голос легла мягкая, гладкая, но стопроцентная ложь:
– Сергей Платонов собирался назначить Реймонда директором этого учреждения.
Руперт нахмурился, словно увидел соринку там, где должен был быть чистый лист.
– Реймонд?
– Именно так. Я пока не знаю всех деталей института, но посчитала, что это тревожный знак, и вмешалась. Убедила его, что на Рейmонда лучше не полагаться. К счастью, он отказался от этой идеи.
Это было выдумкой от начала до конца.
Если Сергей Платонов когда-нибудь будет с Рупертом говорить напрямую, ложь раскроется. Но Патриция была уверена: такой разговор маловероятен. Сергей не тот человек, чтобы тратить время на пустые церемонии.
Руперт прищурился.
– Ты хочешь сказать, он изменил своё решение из-за твоих слов?
– Не только. Он предложил мне занять место директора.
Это была истина.
И теперь нужно было подать её так, чтобы добиться главного – заставить Руперта самому принять решение, которое она уже приняла для себя.
Руперт наклонил голову:
– Тебе? С чего бы?
– Точного мотива не знаю. Я сказала, что подумаю, но всё равно прислушаюсь к вашему решению.
Внутри неё звучала совсем другая мысль: оставить себе обе дороги. Не отказываться ни от того, что предлагал Сергей Платонов, ни от плодов восьмилетней работы под Рупертом. Пока не прояснится, куда ветер дует, – держать равновесие.
Руперт барабанил пальцами по столу. Дерево глухо отзывалось: «тук… тук… тук…».
– Если ты откажешься? – спросил он наконец.
– Тогда он, вероятно, вновь предложит пост Реймонду. Мне кажется, лучше, если за дело возьмусь сама. Тогда смогу сдерживать его, а возможно, и внести раскол между ними.
Руперт слушал, но взгляд его блуждал – он, кажется, уже наслаждался ощущением власти, медленно взвешивая её слова, как ювелир крошечный драгоценный камень.
Но вдруг тишина стала слишком долгой.
Патриция почувствовала холодок в груди.
Одна ошибка. Она упустила важное: Руперт терпеть не мог последствия. Любил решать, но ненавидел отвечать.
Она быстро добавила:
– Если будет ошибка, я приму всю ответственность на себя.
Лицо Руперта расслабилось.
– Хорошо. Решай сама.
* * *
Ужин был устроен в имении Десмонда, в домике у озера, что стоял немного в стороне от основного здания. Там пахло дорогой древесиной, свежим воском, шампанским и чуть влажным воздухом, который просачивался внутрь через щели в рамах.
Стеклянные стены заливали помещение золотистым светом заката. Под потолком мерцала огромная хрустальная люстра, а за панорамными окнами озеро тихо вспыхивало отблесками солнца. По глади медленно скользили лодки, и казалось, будто смотришь картину, написанную художником, который слишком любил вечерний свет.
Но рядом со мной стояла Рейчел – и, кажется, она не замечала ничего из этой красоты.
Белое платье подчёркивало её бледность так, словно кровь отхлынула от лица. Пальцы её дрожали, будто она стояла не в зале, а на холодном ветру зимней ночи.
– Сдержишься? – тихо спросил её.
Она не ответила сразу – только сглотнула, и в тишине было слышно, как где-то далеко накатывает волна на берег.
Рейчел, побледневшая до цвета бумаги, пыталась держаться, когда Джерард с тревогой наклонился к ней. Она втянула в себя воздух, словно заставляя лёгкие работать через силу, и выдавила улыбку:
– Всё будет нормально. Такое уже бывало…
Но в голосе дрожал тончайший металлический отблеск страха, и именно он ударил по памяти, будто кто-то дернул занавес в голове. Перед глазами всплыло давнее событие… та давняя вода, ледяная, тягучая, тёмная. Девочка Рейчел, захлёбывающаяся в волнах. И мужчина, что бросился спасать – и уже не вышел обратно.
Может быть, это тот самый проклятый берег. А может, и нет – при настоящей травме место не играет роли. Любое озеро превращается в пасть. Так же, как любая больница для меня – напоминание о том, где всё однажды оборвалось…
– Ты совсем нездорово выглядишь. Может, вернуться? – тихо предложил я, но Рейчел резко мотнула головой.
– Нельзя.
Тут Джерард подался ближе, почти касаясь плечом, и шепнул:
– Если она уйдёт, дядя решит, что мы переметнулись к другому. Сейчас любое отсутствие могут истолковать как знак…
Какая же это семейка… Маркизы – особая порода. Мне доводилось общаться с богатыми людьми в прошлой жизни, но рядом с этой родословной все хедж-фондовые хищники казались шумными, но понятными зверями. Те, кто заработал всё сам, идут в атаку, ищут слабости друг друга, сцепляются, как боксёры на ринге. А наследники… другая история. Пугающе оборонительные, настороженные, будто каждый день ждут удара в спину. В их мире любое слово, взгляд или жест превращаются в политический сигнал. Они живут в постоянном стуке собственных мыслей – как в клетке из эха и подозрений.
– Какой чудесный вечер, правда? – выдавила Рейчел, приветствуя гостей. Её улыбка была натянутой, кожа под ней – восковая, холодная.
Она делала обход зала, а я держался чуть поодаль, наблюдая, как её шаги становятся всё тяжелее. Когда круг был завершён, приблизился тихо, незаметно:
– Этого хватит. Все увидели, что ты здесь.
– Что?
– Пора домой.
– Но я же уже сказала…
Не дал ей договорить. Достаточно одного движения.
– Ай!
Бокал, словно сорвавшийся у меня из пальцев от усталости, наклонился; густое, тёплое вино разлилось по её белоснежному платью, как кровь по снегу. А потом продолжил «несчастье»: тарелка в другой руке мягко ткнулась ей в плечо, и соус с икрой размазался по ткани.
– О, чёрт! Прости! Соскользнула рука, после долгой езды никак не привыкну… – сказал громко, так, чтобы слышали все рядом.
Глаза Рейчел распахнулись. Она глянула на себя – вся перемазана, унижена, мокрая – и только потом поняла, что происходит, и прошептала едва слышно:
– Это… Шон?
Не отвечая, размахнулся платком, демонстративно пытаясь стереть пятна – и только ухудшая картину.
Гости тут же сбежались, как пчёлы на запах медового переполоха.
– Рейчел, милая, так тебя и застудить недолго…
– Иди наверх, умойся, переоденься…
– Да-да, лучше сразу под душ…
И вот, стайка взрослых уже уводит её прочь, обсуждая, как глупый мальчишка всё испортил. Оглядел зал. Даже те, кто стоял у дальних столов, бросали взгляды в нашу сторону. Отлично. Она пришла, все её заметили, и её уход теперь не выглядит решением. А вынужденным следствием неловкости.
– Пошли, я провожу до машины.
Снял пиджак, укутал её плечи, выводя из зала. На улице, среди сыроватого вечернего воздуха, вдали от посторонних глаз, Рейчел вдруг захохотала – звонко, облегчённо. Цвет вернулся к её лицу.
– Чувствую себя сообщницей в афере, – сказала она с заговорщицким блеском в глазах.
В ответ только приложил палец к губам – мало ли чьи уши слушают.
Она тут же смолкла, но, наклонившись чуть ближе, прошептала…
Рейчел, устроившись в машине, улыбнулась немного растерянно, почти виновато:
– Иногда кажется, что вечно у тебя в долгу, Шон…
На это лишь усмехнулся и качнул головой:
– Давай считать, что мы квиты. Если бы не ты, то, наверное, до сих пор валялся где-нибудь у ручья со сломанной ногой.
Перед глазами всплыло то утро у воды: холодный ветер, запах сырой земли, дрожащие в лужах отблески солнца… и Гарольд, который бросил меня там, словно я вовсе не человек, а лишняя поклажа. В груди снова всё сжалось, будто там затрещал какой-то старый провод.
– Я ещё легко отделался. Хожу – и уже спасибо.
Но Рейчел вдруг перестала слушать. Её взгляд скользнул мимо моего плеча, как будто ветер принёс что-то знакомое.
– Патриция?
Обернулся – и действительно, Патриция стояла неподалёку, неподвижная, будто выросла там из сумерек. Очевидно, она пошла за нами, заметив, как мы вышли.
Рейчел сразу всё поняла. Мягко кивнула, словно передавая меня под опеку.
– Я поеду. И… не переживай из-за вечера. Кстати, раз ты уже здесь, пройдись вдоль озера. Ночью оно особенно красивое.
Она взглянула на Патрицию на прощание – взглядом, в котором читалась тёплая просьба: «присмотри за ним». Затем машина мягко тронулась, оставив за собой след выхлопа, запах горячего металла и шелест шин по гравию.
* * *
Когда её автомобиль растворился в темноте, мы с Патрицией неторопливо двинулись вдоль озера. Вода под ветром слегка шуршала, тонкие волны хлёпали о деревянные сваи, пахло влажными листьями и холодным камнем.
– Ты думала над моим предложением? – спросил без обиняков, слушая, как под ногами хрустит гравий.
Ответ был совсем не тем, которого ожидал.
– Если мы ещё ни разу не работали вместе, делать окончательный выбор рано. Как насчёт испытательного срока?
Я приподнял бровь:
– То есть временное назначение?
– Да. Исполняю обязанности директора, а когда мы оба будем уверены – закрепим всё официально.
Проще говоря, она хотела сначала сесть в кресло, а окончательное решение отложить. Ход умный. Осторожный. Но уверенный.
– Хочешь для начала понять вкус этой должности? – уточнил я.
– Это не только тест для меня. Но и для тебя. Если тебе покажется, что не тяну – сможешь снять меня в любой момент.
Смело сказано. Умно сказано.
– Допустит ли Руперт такую середину?
– Уже получила его согласие.
Вот это неожиданность. Значит, она заранее просчитала шаги.
– Ты куда проницательнее, чем изначально думал… – не удержался я от искреннего признания.
Патриция слегка усмехнулась, но потом её слова вдруг легли неровно, будто камешек под ладонь.
– Если тебе неудобно… забудем об этом. Возможно, тебе проще работать с кем-то бесполезным.
– Это ещё что за логика?
– Тупой менее опасен. Его проще контролировать.
Тихо рассмеялся в ответ, чувствуя, как холодный ветер касается щёк.
– Ты неправильно меня поняла. Мне нужны умные. Очень умные. Иначе получим президента, которому советует такой идиот, как Гарольд. Представь картину.
Картина была настолько нелепа, что даже озеро будто содрогнулось от стеснённого смешка.
– Хорошо, – сказала она, – пусть будет испытательный срок.
– Тогда договорились.
Она на миг запнулась, словно ступила на неустойчивый камень.
– Ты… точно нормально к этому относишься?
– К чему именно?
– К тому, что я могу использовать тебя.
– И что?
Её глаза расширились, как будто сказал что-то невероятно странное. Наверное, старые семейства действительно растут в мире, где каждый шаг – оборона.
– Все используют всех, – сказал легко, с улыбкой. – Мне нравится, когда обе стороны получают выгоду.
На Уолл-стрит такие слова звучали бы почти как комплимент. Там чем проще мотивы человека – тем проще держать его в руках.
Гораздо труднее с теми, кто действует из чистых убеждений, не прося ничего взамен. Такие, как Рейчел…
Она идёт так, как подсказывает сердце. Это делает её неуязвимой для расчётов. И пугающе непредсказуемой.
А Патриция – наоборот. Ровная. Понятная. Прозрачная. Удобная.
– Твой первый рабочий день – в следующий понедельник.
– В… в следующий? – она будто споткнулась о собственные слова.
– Да, похоже, скоро может случиться что-то крупное.
Эти слова эхом всколыхнули память – жаркое, душное лето моей прошлой жизни, когда воздух над раскалённым асфальтом дрожал, а цикады орали так, словно им платили за каждую ноту. Но теперь у меня не было ни малейшего права ждать до тех далёких сроков.
Я решил ускорить события.
– В понедельник объясню всё подробнее.
Попрощавшись с Патрицией, вернулся в дом. Внутри пахло смешением древесного лака и чуть выдохшегося кофе. Тишина приятно холодила уши после уличного гомона. Я достал телефон – гладкий, немного тёплый от ладони – и набрал короткое сообщение.
«Ты свободен завтра после обеда?»
Получатель: Пирс.
Пора было начать возвращать долг.
«Может, не стоило писать заранее?» – мелькнуло у меня в голове, пока большой палец зависал над экраном. Я хотел лишь предупредить его, чтобы держал время свободным… но Пирс ответил так быстро, будто ждал у телефона, прижавшись к нему ухом.
«Мне подходит любое время и любое место.»
«А можно хотя бы намёк, о чём пойдёт речь?»
«Можем поговорить по телефону прямо сейчас?»
Он, ни секунды не колеблясь, запросил звонок.
«Как уже говорил, не могу принимать звонки. Свяжись с моей секретаршей, она подберёт время.»
Но, несмотря на чёткую границу, которую провёл, телефон продолжал настойчиво вибрировать, будто сердился. Потому убрал его, переключив в авиарежим, и решил больше не думать о Пирсе.
Сейчас важнее было другое.
«Я разобрался с родственниками по боковой линии… Но их голоса – всего двадцать процентов. Чтобы получить контрольный пакет, этого недостаточно.»
