Текст книги "Деньги не пахнут 8 (СИ)"

Автор книги: Константин Ежов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц)

Деньги не пахнут 8

Глава 1

Тусклый свет в комнате дрожал, словно нервничал вместе с Джерардом. В воздухе стоял сухой запах бумаги и дорогих духов, а где-то под потолком тихо гудел кондиционер, выдавая напряжение собеседников лучше любых слов. Спокойное, почти ледяное лицо Сергея Платонова не менялось ни на дюйм, от чего под ложечкой неприятно скручивалось.

С трудом удалось проглотить вырвавшееся было ругательство. Ощущение было такое, будто в сухое горло застряло что-то острое.

С первого знакомства этот человек жил по своим меркам: тогда он без тени стеснения потребовал пятьдесят миллиардов за разрыв с Рейчел. И ведь говорил не ради красивого звука – полтора года, двенадцать миллиардов заработка, поразительная статистика.

Но сейчас он смотрел с лёгкой насмешкой, едва приподнимая бровь.

– Даже если сумасшедшие деньги на кону, пытался бы решить всё купюрами? – произнёс он тоном, от которого внутри холодок.

Пришлось отвечать спокойным голосом, будто сумма не имела значения и была чем-то вроде цены за обед в кафе. Ложное равнодушие почти скрипело на зубах.

Сергей задумчиво наклонил голову.

– Попроси такой алгоритм – месяц работы максимум, – сказал он небрежно.

Цифры в голове у Джерарда сложились быстро: сто тридцать миллионов в день, несколько миллиардов за месяц. Невыносимо абсурдная сумма. И всё же… отчаяние давило в виски тугими кольцами.

– Возможно ли растянуть оплату? Миллионов по пять в месяц… – голос звучал натянуто, как старые струны.

Деньги были, но трогать доверительный фонд значило бы объясняться с семьёй. А этого допустить было нельзя. Приходилось глотать собственную гордость, словно горькую, давно просроченную таблетку.

Но Сергей отрезал мгновенно:

– Называл цену тебе честно. И повторю: время ценнее денег. Даже предоплату не возьму, не то что рассрочку.

Логично, просто и неоспоримо. Как удар по столу.

В уголках губ Джерарда дёрнулась бессильная линия. Пришлось искать другой путь, цепляться за любую возможность.

– Связи, положение… это ведь могло бы пригодиться? – спросил он тихо, немного хрипловато.

Наследие маркизского рода – не пустой звук. Но ответ Сергея был острее бритвы.

– Спасибо, не нужно. Справляюсь самостоятельно. И разговор об алгоритме хочу закончить.

Глаза его стали холодными, как заиндевевшее стекло. Будто перед ним стоял не человек, а пустое место.

Тишина сгустилась вязким комком. Перед внутренним взором Джерарда мелькала мысль: никогда ещё деньги, влияние, фамилия не оказывались бесполезными. Но этот человек ломал правила.

Пришлось искать новую лазейку.

И тут голос Сергея смягчился, словно сменил тональность:

– Но если есть беспокоящий вопрос, могу дать консультацию.

– Консультацию? С какой стати? – прозвучало почти сдавленно.

– Перед Рейчел есть долг. Хотел бы его закрыть. Говори спокойно.

Имя Рейчел болезненно дёрнуло что-то внутри. Воздух будто стал гуще.

Под словами скрывалась ловушка, и она стала очевидной сразу.

– Если рассказать, долг между вами исчезнет… но тогда долг появится у меня, верно?

Улыбка Сергея оказалась безупречной, неприятно гладкой, как маска.

– Правда? Так бы вышло? – произнёс он с тем самым безупречным выражением, от которого внутри всё перекрутило.

Тонула комната в мягком полумраке, пахнущем горячим металлом от подсвеченных панелей и чем-то терпким, дорогим – духами, что оставляли после себя тонкую вибрацию в воздухе. На губах Сергея Платонова играла такая спокойная тень, что даже стены будто отступали назад, уступая место его невозмутимости.

Такое спокойствие само по себе давило сильнее громких угроз. Хорошо знал он цену любому долгу, прекрасно разбирался, как меняется положение сил, когда один человек обязан другому. И в его голосе сквозило это:

– Возникнет у тебя ко мне обязанность – окажу услугу.

Невыносимо тяжёлые слова. От них в груди будто холодным песком пересыпало.

Долг – не сделка. Это петля, которая затягивается тогда, когда другой решит, и неизвестно, чем потребует заплатить. А человек перед собой – тот самый, что уже однажды встряхивал державу так, что волны от его шагов доходили до самых дальних берегов.

Какие счета он предъявит позже? И хватит ли сил потом ответить на них?

Пока эти мысли тяжело ворочались в голове, Сергей коротко вздохнул, будто устал ждать, и поднялся. На кресле остался едва заметный отпечаток тепла.

– Если помощь не нужна, отправлюсь дальше. Дел ещё много.

Он и правда был готов уйти – шаг, и тень его исчезла бы за дверью. Пальцы сами сорвались с подлокотника, будто живые, и едва слышно прозвучало:

– Подожди!

Сергей остановился, обернулся – взгляд пустой, как поверхность спокойного озера перед бурей.

– Может… выпить перед отъездом? Тут вид с террасы красивый. К тому же говорил же, что хочешь взглянуть на бассейн…

– В отеле есть бассейн.

Повисла тяжёлая пауза. Она царапала слух.

– На развлечения времени нет. Пришёл лишь проверить, требуется ли помощь, а не бездельничать.

Становилось очевидно: такими словами его не удержать. Пришлось чуть наклониться вперёд, чувствуя, как внутри что-то саднит и упирается.

– Просто… есть одна вещь. Мешает. Хотелось бы услышать твоё мнение. Всего минут тридцать.

Сергей слушал молча. Тишина между фразами растягивалась, словно давила на виски руками. Взгляд его был таким, что легко читалось без слов: «Это всё, на что ты способен?»

Пришлось произнести то, что резало по самолюбию, словно острой бумагой:

– Поможешь… буду считать себя твоим должником.

И вот тогда уголки его губ изогнулись в победной ухмылке, от которой кожа на затылке неприятно стянулась.

Он кивнул, взглянул на часы.

– Тридцать минут… это шесть с половиной миллионов долларов.

Пауза. Почти невыносимая.

– Шучу. С брата Рейчел денег не беру. Близкие всё-таки люди, почти.

* * *

На крыше пахло ночной прохладой, мокрым камнем и дальними огнями. Сквозь прозрачный край бесконечного бассейна город отражался в воде – Сан-Франциско мерцал как россыпь звёзд, упавших на стеклянную гладь. Лёгкий ветер шуршал в листьях декоративных кустов, словно нашёптывая чужие секреты.

– Итак, что тревожит?

Сергей бросил на панораму лишь короткий взгляд – и сразу к делу.

Пришлось потянуть время, ощущая, как язык будто прилипает к нёбу.

Сергей снова посмотрел на часы. Пришлось торопливо поднять руку в успокаивающем жесте.

– Не то чтобы говорить не хочу… просто сложно решить, насколько можно вмешивать человека со стороны в дела рода…

И это была правда. Стоило старшим узнать о подобном – наследие могли отобрать так же быстро, как кладут печать на документ.

– Понимаю. Важные вопросы требуют осторожности. – Голос Сергея мягкий, но внутри – лёгкое давление, будто небо медленно опускается на плечи.

Пришлось собирать мысли, как рассыпавшиеся по полу стеклянные бусы. С чего начать? Как объяснить хаос, который тянулся уже целый год?

В прошлом году, следуя совету Сергея, были приобретены две марки кормов для животных за невероятные двадцать девять миллиардов долларов. Сумма бешеная, но бренды держались уверенно. Слияние, оптимизация – и открывалась перспектива мощнейшей синергии, почти слышно было, как шестерёнки рынка грядущего начинают проворачиваться.

Но проблема – в дядях. Их голоса всё ещё звенели в ушах:

– Деньги компании льёшь как из пробитого ведра.

– И на какую-то мелочь вроде корма для зверей?..

Даже мать смотрела с сомнением, сдвигая брови:

– Не кажется ли тебе, что ты забываешь о настоящем деле, разбрасываясь на такие проекты?

И что самое неприятное – доля правды в их словах была. Компания «Маркиз» всегда славилась кондитерской продукцией. Корма – лишь побочное направление, почти традиционная прихоть, не более.

Стены кабинета будто впитали в себя запах старых бумаг и пессимистичных разговоров. За тяжёлыми портьерами тлел закат, и его оранжевые отблески ложились на стол, на котором лежали пожелтевшие документы о прошлом рода. Там же хранилась и давняя история о том, как прадед Джерарда разделил сыновей: одному – наследие, другому – утешительный кусок бизнеса, из которого и вырос тот самый корм для питомцев.

Кондитерка всегда была сердцем империи, а корма – всего лишь игрушка, семейная прихоть. Так думали старшие, и запах их презрения стоял в воздухе, как запах затхлой коробки, которую никто не решается открыть.

Но внутри всё гудело иначе. Будто тихим треском шёлка звучала мысль:

«Кондитерское дело увядает».

С каждым годом люди всё чаще отворачивались от сладостей, словно от липкого соблазна, который уже не радовал. Шоколад, карамель – всё это пахло прошедшим временем, будто давно забытый праздник.

А вот мир, где домашние животные становились членами семьи, разрастался стремительно. С каждым месяцем пахло всё сильнее – свежими кормами, витринами зоомагазинов, упакованными в блестящие пакетики надеждами на здоровье любимца. Особенно молодёжь уже жила в этой новой культуре.

И в какой-то момент пришлось взорваться словами, сказанными слишком громко для семейного ужина:

– Нельзя игнорировать рынок кормов! Всё меняется! Именно там двигатель роста!

Старшие выслушали, переглядываясь, будто боялись испачкаться об эти современные идеи, и нехотя позволили:

– Попробуй.

А когда сделки на двадцать девять миллиардов уже были закрыты, началось обычное – запах недовольства, кислый, как перекисшее вино, потянулся через весь дом. Претензии, придирки, тонкие уколы.

Сначала приходилось утешать себя:

«Ну, такие уж они. Всегда были такими».

Семья Маркиз никогда не отличалась щедростью или доверием. Таков был их странный обычай, почти ритуал: отец всегда недоволен сыном, сын живёт в страхе допустить ошибку, а дяди, выросшие среди этих правил, лишь развивали их дальше.

Они любили говорить о смене поколений, но власть отдавать не собирались – держали её, как холодный клинок, которым приятно легонько поглаживать воздух, напоминая о превосходстве.

И всё равно внутри теплилось твёрдое:

«Ещё год…»

Всего год – и интеграция брендов завершится, и результаты заговорят громче любого скепсиса.

Но за последний месяц уверенность начала крошиться, словно шоколадная плитка в горячих пальцах.

Сначала появился соперник.

BlueFood – молодая компания с премиальными органическими кормами. Маленькая, но быстрые шаги её звучали по рынку громче, чем стук старых корпораций. Их доля росла стремительно, и отраслевые отчёты уже шептали тревогу.

– Стоило ли вкладывать миллиарды в такие крупные бренды? – цедили старшие, сидя в мягких креслах, пахнущих кожей, и явно наслаждаясь сомнением.

Намеки были прозрачны: лучше было бы купить что-то свежее, современное, вроде BlueFood.

Но внутри всё ещё держалось твёрдо: «Не всё так очевидно».

Бренды, что были куплены, имели мощную базу покупателей, верных годами. Достаточно было объединить их и выпустить премиальную линию – рынок сам бы лёг под такую мощь.

Но на этом беды не закончились.

Ударил сырьевой кризис.

Сначала молочка. В прошлом году цены росли, как бешеные. Пришлось быстро брать фьючерсы – иначе остаться бы без поставок. Но стоило закончиться лету, как рынок перевернулся: избыток, резкое падение цен, и теперь огромные объёмы были куплены по максимуму.

А какао?

Там всё наоборот – ливни, Эль-Ниньо, гибель урожая. Цены росли так стремительно, что на графиках они выглядели, как вертикальная стена. Спекулянты влезали десятками и разгоняли стоимость до безумия.

– Второй промах, – произносили дяди уже не язвительно, а почти приглушённым, опасным тоном.

И эти слова стягивали грудь так, будто кто-то накинул верёвку и начал медленно затягивать узел.

– Ещё одна ошибка – и всё.

У семьи был закон: трёх промахов наследник не переживает.

И именно в этот момент прозвучало предложение, от которого воздух стал ощутимо холоднее.

– Может, поручить Джерарду стратегию по Китаю?

Китай… главный фронт. Там компания получала половину всей мировой прибыли. Там сходились интересы и кондитерского направления, и агрессивной экспансии кормов.

Любой другой раз такое назначение пахло бы победой. Почти коронацией.

Но теперь… Теперь внутри лишь шевельнулась тревога, как тень от крыла хищной птицы.

Слишком многое вокруг Китая стало зыбким. Страна была огромной, но её экономике уже слышался хриплый, неудобный надлом.

Глухим гулом отдавалось в висках: стране требуется срочно свернуть с разбегающегося производственного пути и шагнуть в сторону экономики потребления. Но в воздухе, тяжёлом, будто после дождя, витало сомнение – справится ли она вообще с таким поворотом. На Уолл-стрит шептались уже почти с тревогой, называя Китай «диким козырем», картой, что способна перевернуть весь стол одним махом.

Сделать прогноз? Почти невозможно. Размышления звучали внутри сухим шорохом бумаги: продолжать ли расширение? Потянет ли народ страны безудержно дешёвое, или настало время выкатывать линейку премиум-брендов? А этот скользкий курс юаня – куда его снова занесёт завтра? Вопросы росли, как сорняки после летнего ливня – цепкие, колючие. Даже спецы разводили руками: ясности ноль.

Всё это досталось… по причине более чем прозрачной. Слишком уж непредсказуем стал китайский рынок. Дядюшки, будь они на моём месте, точно бы угодили в ту же яму – и это было бы ещё мягким итогом. Но вот если Джерарду удастся… Если вдруг прокатит… Тогда они выставят себя мудрыми старцами, выбравшими правильного человека. А если свернёт не туда – на голову обрушится весь груз обвинений. И скажут без малейшего дрожания в голосе:

– Джерард ещё не готов вести компанию.

Но где гарантия, что не пойдут дальше? Чувствовалось почти физически, как пахнет эта затея – влажно, прелой листвой, опасно. Как будто изначально задумывали выкинуть Джерарда за борт наследников. Эти люди способны на что угодно.

И тут мать, уловив что-то в воздухе, тихо предложила:

– Работай со мной.

Слова пахнули теплом, уютной древесной пылью, а на вкус были горьковатыми. Если разработать стратегию вместе, то в случае провала ответственность равномерно ляжет на двоих наследников сразу. Значит, никто не выбросит Джерарда из гонки. Логично, безопасно… правильно.

Но внутри что-то скрипнуло, будто недокрученный болт. Принять её помощь – значит снова примерить на себя удушающую систему «подстраховки», где всё главное решают старшие, а руки младшему оставляют только для черновой работы. Столько лет это давило, словно воротник, застёгнутый до боли.

Хватит. Больше терпеть невозможно. Столько сил вложено, столько подготовлено – осталось одно: время. Ещё год выдержать эту свистящую перед лицом бурю. Год – и приобретённые бренды наконец задышат полной грудью. Тогда первый провал превратится в первую победу, а любой, кто усомнится, подавится собственным сомнением.

Уже виделось, как наследник поднимается на вершину совершенно иначе – без старой плесени, без чужих указок. Своей силой. Своим умением.

Но этот год – решающий. И именно китайский рынок превращался в огромный туман, где рукой махни – пальцев не увидишь. Как шагнуть туда, где даже эксперты ходили ощупью?

Но тут внутри всплыло имя – Сергей Платонов.

Мысль хлестнула искрой: этот тип умудрялся с 80-процентной точностью предсказывать тенденции в здравоохранении. А если приложить его алгоритмы и к китайскому рынку… Кто знает, может, туман хотя бы чуть-чуть разойдётся?

– Закончил думы крутить? – голос Платонова прозвучал резковато, будто металл по кромке стола. Он выдернул из раздумий, оставив лёгкий привкус раздражения.

Раскрывать всё нельзя. Столько риска, столько семейной гнили. Пришлось начать издалека:

– Что-нибудь знаешь о китайском рынке?

Хотелось просто посмотреть на реакцию, уловить оттенки в голосе, понять – стоит ли идти глубже. Но Сергей вытянул уголок губ в усмешке – самоуверенной, ленивой, будто уже заранее видел, чем закончится разговор.

И за этой улыбкой, как всегда, шёл удар:

– Да. Сейчас довольно неплохо знаком. Китай всплыл в алгоритме.

– В твоём алгоритме…? Он что, глобальные рынки тоже читает? – слова едва не выскочили слишком резко.

Насколько было известно, его система была заточена под медицину. Но не успел спросить, как Сергей бросил фразу, от которой внутри всё холодком обдало:

– Да. Более того, он предсказал чёрного лебедя в Китае в этом году.

Воздух словно стал плотнее.

– Чёрного лебедя? – шепнулось где-то внутри.

Знакомое выражение – редчайшее событие, переворачивающее мир. Катастрофа, что рвёт экономику, ломает привычный порядок, оставляет после себя глухой звон в ушах.

– Это… произойдёт в Китае?

В той самой точке, где предстоит доказать, что наследник достоин титула. Сердце толкнулось, будто ударилось о что-то твёрдое.

Слова сами сорвались – почти шёпотом:

– Что именно грядёт?

Неожиданно Сергей Платонов выложил суть чёрного лебедя без единой паузы – слова упали ровно, холодно, будто стекло на каменный пол.

– Скоро китайский фондовый рынок обрушится.

Внутри будто что-то дернулось, звякнуло, как от резкого удара ложки о стеклянный бокал.

– Что?

У Джерарда глаза распахнулись так, будто в лицо плеснули ледяной водой.

– Китайский рынок сейчас раздут до нелепости. Шанхайский индекс за год вырос на сто пятьдесят процентов. Проблема в том, что весь этот подъём держится на маржиналке. Люди играют на заёмные деньги, всё завязано на кредитные плечи. По моим расчётам – это пузырь. И он лопнет.

От слов веяло чем-то сухим, металлическим, как запах перегретых проводов перед коротким замыканием. Трудно было поверить… но плевать: если говорит Платонов – игнорировать нельзя. Пришлось сглотнуть, почувствовав, как во рту похолодела слюна.

– Когда пузырь рванёт, всё не ограничится падением котировок. Доходы населения просядут. Потребительский рынок застынет. А если ещё валютные скачки наложатся…

Глухая пауза.

– …

У Джерарда напряглись скулы, словно кожу стянуло.

– Обвал китайского рынка!?.

А ведь на Китай приходилась почти половина выручки «Маркиз». Если прогноз Платонова сбудется – это не просто шторм, это цунами, сметающее всё: планы, позиции, наследственные перспективы.

Пришлось выдавить вопрос, будто выталкивая воздух из сдавленной грудной клетки:

– Когда… это произойдёт?

Время – вот что нужно было прежде всего. Момент, когда треснет, когда мир качнётся – знать его жизненно.

Но Платонов покачал головой:

– Точного момента не назвать. Это можно только ловить, отслеживать каждый новый сдвиг.

– Тогда… если заметишь признаки, сможешь сообщить?

– Нет.

Слово прозвучало жёстко, как щелчок по натянутой струне.

– … ?

Только что он говорил охотно, уверенно, как человек, готовый помочь хоть завтра. А теперь – стена.

– Помнишь ситуацию с «Генезисом»?

Конечно. Это невозможно забыть.

«Генезис» – та самая фармацевтическая компания, что взлетела на шестьсот процентов за два дня. Та самая, на которой Джерард проиграл Платонову с оглушающим треском.

И это был тоже чёрный лебедь.

– Чёрные лебеди всегда идут против логики. Даже самые подробные отчёты трудно поверить. Тогда ведь тоже было так?

Молчание легло тяжёлым полотном. Трудно спорить – действительно так было.

– Вот в этом и проблема. Такие события невозможно вписать в нормальную картину мира. В них не верят. Или верят наполовину. Или принимают только то, что удобнее. Из-за этого и случаются самые большие провалы. В случае «Генезиса» несколько старших партнёров в «Голдмане» потеряли состояние именно из-за того, что опирались на половинчатую информацию.

Платонов выдохнул – медленно, с уверенностью человека, который уже принял решение:

– Поэтому информация о чёрных лебедях передаётся только тем, кто соответствует определённым условиям. Это в том числе и ради твоей же безопасности, Джерард. И первое условие – это абсолютное доверие. Но…

Он посмотрел прямо, не мигая – взгляд давил, будто что-то невидимое сжало грудь.

– Ты не доверяешь.

В висках что-то дрогнуло. Джерард подался вперёд почти рефлекторно:

– Ситуация другая. Сейчас всё иначе. Ты всё доказал. «Генезис», Эбола – твои прогнозы подтвердились полностью.

Но Платонов лишь медленно покачал головой.

– Нет. Речь идёт не о доверии наполовину. Не о доверии, которое держится на прошлом опыте. Нужно безусловное доверие.

– Безусловное доверие.

Слова легли тяжёлыми камешками, едва слышно постукивая в голове – как капли, падающие на дно металлической раковины. И легли на воздух густо, будто в комнате распылили мелкодисперсный свинец. И всё же, если нужно вырвать из будущего сведения о грядущей катастрофе, придётся принять даже такие условия – выбора не оставалось.

Пришлось на секунду задержать дыхание, будто собирая остатки решимости в комок, и выдавить:

– Хорошо. Полностью доверюсь… тогда скажешь?

Фраза далась с трудом, словно горло перехватило тугой ремнём. Но Платонов лишь негромко выдохнул и отрицательно качнул головой:

– Благодарю за доверие, но этого всё равно недостаточно.

– Почему?

– Говорил же – это только первое условие. Есть второе, более основополагающее. Это «полномочия».

– Полномочия?

Слово резануло, как наждаком по стеклу. В висках кольнуло, а лоб непроизвольно нахмурился.

Платонов пояснил спокойно, почти ровным тоном:

– Да. Пусть ты доверишься мне полностью, но ведь компания «Маркиз» не движется от твоих решений? Без обид, но власть такого уровня у тебя пока не наблюдается.

* * *

И нечего было возразить.

Все эпизоды, что уже видел Платонов, говорили сами за себя: в День Благодарения мать проверяла Джерарда прямо у него на глазах; в споре он полагался на поддержку отца Рэймонда; а в вопросе с кормовым бизнесом приходилось ссылаться на «противостояние старших».

Так себя не ведёт человек, который держит в руках рычаг окончательного решения.

– Такая информация должна передаваться только тем, кто обладает высшей властью. Иначе ей лучше не делиться вообще. Правильнее будет, если переговорю с ними напрямую.

Чёрный лебедь предназначался лишь для ушей семьи, которая реально управляла компанией. Но для Джерарда это звучало пусто, бессмысленно.

Если всё так, толку от этой информации – ноль. Не засчитают, не посмотрят в его сторону, не признают способным вести компанию. Для наследника – мёртвый груз.

И, помимо прочего, существовала ещё одна проблема: старшие ни за что не поверят Платонову. Слишком молодой, чужой, неизвестного происхождения – человек «не из их мира».

– Так нельзя. Сам говорил – первое условие – это «безусловное доверие». Они тебе никогда не поверят. А если подать всё через меня, шанс куда выше…

– Нет. Уже сказал: если человек не обладает полной властью и безоговорочно не доверяет, информация может стать ядом.

– Но… другого выхода нет.

– Тогда значит так. Жаль, конечно.

Платонов пожал плечами легко, с той беззаботностью, от которой внутри всё стеклянно треснуло. Ему действительно было всё равно. Хоть «Маркиз» рухнет завтра, его это никак не заденет – следа на нём не останется.

– Да и не страшно. Когда накроет, вся отрасль качнётся. Падать будут многие, не только «Маркиз».

* * *

А Джерарду требовалось прямо обратное: когда других швырнёт о камни, нужно удержаться, выжить, показать разницу, доказать право вести компанию.

Горькая улыбка мелькнула сама собой, и стакан опустел одним рывком – горло обожгло спиртом, пахнувшим дубовой бочкой.

– Чтобы получить полномочия, нужна твоя информация. А чтобы получить твою информацию, нужны полномочия… Замкнутый круг, не?

– Не обязательно. Выход всегда найдётся – если искать.

Пришлось повернуть голову – Платонов уже смотрел в упор, а уголки губ дрогнули в знакомой манере. Та самая улыбка, от которой холодок скользит по позвоночнику, предвещая что-то опасное, выбивающее почву из-под ног.

Обычным такое предложение быть не могло.

Не могло – если Платонов улыбался именно так.

Пришлось выдавить вопрос, словно проглотить занозу: тяжёлым комом завис он в горле и всё-таки сорвался наружу, дрожащим шёпотом:

– Так что же…?

Сергей Платонов, будто заранее готовый к этой минуте, едва заметно улыбнулся и произнёс спокойно, почти холодно, словно речь шла о чем-то обыденном:

– Попроси, чтобы тебе отдали всю власть в Лентоне. Полностью. На год.

Слова эти ударили, будто внезапно распахнули окно зимой – мороз резанул по коже, дыхание сбилось, в висках застучало глухо. Воздух вокруг дрогнул.

Глухая пауза – и вытянутое лицо Джерарда, словно человек пытается понять, слышал ли он вообще такое. Пару секунд он просто смотрел на Сергея, как на сумасшедшего. Затем, будто опомнившись, резко вздохнул, замотал головой так, что волосы чуть не хлестнули по щекам.

– Это бред! Никогда они мне это не позволят!

Пришлось сдержать раздражённое цоканье языком – привкус металла коснулся зубов, будто кровь проступила от внезапной злости. Под ногами будто чуть дрогнул пол, хотя, конечно, это только ощущение.

«Хребта нет…» – вертелось внутри липким неудовольствием, словно пальцами коснуться плохо вытертого стола.

Джерард, наследник. Принц без короны, которому ещё предстоит добраться до трона, но который так упорно боится даже взглянуть на него.

Не лучшая ситуация и для собственных планов: в голове шуршали мысли, как сухие бумаги в беспорядке. Каждый шаг, каждое движение приходилось бы согласовывать с верхушкой семьи Лентон – с этими людьми, цепляющимися за власть мёртвой хваткой.

Никакой благотворительности здесь нет. Поток возможностей Лентона, их данные и политический вес – вот цель. Но всё это заблокировано цепями, пока Джерард остаётся только «наследником», а не правителем.

Значит, путь один – усадить его в кресло главы компании. Сделать из принца короля. Роль коронатора, лелеющего будущего монарха, выпадала именно Сергею.

Но сам Джерард словно прятался от собственной судьбы.

– Да хоть на год… Просить абсолютные полномочия… Ты не знаешь мою семью. Никто там не отдаёт власть. Меня там даже толком не признают… – выдохнул он, сжав кулаки, будто ему холодно.

От его слов воздух будто стал ещё более вязким. В уголках комнаты запах виски смешался с едва уловимой горечью апельсиновой цедры от стоящей рядом посуды.

Пробежал по коже лёгкий смешок – пустой и сухой: хлестнуло изнутри как горькая искра.

Признание… доверие… Эти слова звучали так наивно, будто речь о школьном сочинении, а не о банковских линиях, теневых комитетах и голосах совета директоров.

Если не дают – значит, берут. Это правило старше любого семейного клана. Трон не для тех, кто просит разрешения. Трон – для тех, кто садится.

Похоже, сам Джерард даже не представлял, что путь вверх можно не только заслужить, но и вырвать. Или, возможно, прекрасно понимал и просто старательно отводил глаза, опасаясь раскола, боясь, что семья разорвётся по швам.

Оттого роль Сергея становилась ещё яснее, почти осязаемой: вывести наследника на дорогу, по которой он боится ступить. Повести. Подтолкнуть.

В этом и заключено искусство создателя королей.

Сергей наклонился ближе, так что лёгкий запах чёрного кофе коснулся воздуха между ними, и произнёс негромко, но так, что слова резанули тишину:

– Попробуй. Как можно узнать результат, если даже не пытаться?

Слова Джерарда потухли, будто свеча под внезапным порывом ветра. Смысл сказанного Сергеем Платоновым шёл наперекор всякой логике, и воздух в комнате стал гуще, словно пропитался недоверием.

Но стоило вглядеться в саму цель Джерарда – и становилось ясно: логика там давно умерла.

– Здравый смысл, да… – прозвучало от Сергея, мягко, почти медовым тоном, но со стальным скрежетом под ним. – По всем правилам Джерарду лет через двадцать поставили бы подпорки, окружили бы советниками, обложили страховочными колесами… И только к пятидесяти осторожно подвели бы к креслу главы. Так устроена система.

Тишина уплотнилась.

Виски в стаканах хранили запах карамельного дуба, а тени на стенах будто слушали.

– То же самое и на рынке. Два года в банке, ещё два – в хедж-фонде, потом десятилетие, пока позволят рулить портфелем. Вот этот путь называется «правильным». Следовал бы он ему – получил бы собственный фонд к старости. Чтобы получить необычный результат, нужны необычные шаги.

Глаза Джерарда чуть дрогнули, словно в зрачках промелькнула вспышка осознания. Перед ним стоял человек, который доказал – можно сломать обычный путь, можно выбить себе дорогу кулаками, головой, зубами, чем угодно.

Но Джерард вдруг вскинул взгляд:

– Ты хочешь, чтобы… сделал то же самое, что и ты?

В словах его проскользнули сомнение и тонкая нота недоверия. Воздух между ними подрагивал, будто от перегретого металла.

Пришлось наклониться ближе, приглушить голос, чтобы не расплескать смысл:

– Путь Джерарда совсем другой. И цель другая. Никто не просит поднимать страну на уши, искать инвесторов в разгар кризиса или устраивать бури в прямом эфире. Всё начинается проще: нужно попросить у семьи право управлять Лентоном на один год.

– Говорю же – это нереально. Они не дадут.

– Конечно не дадут, – прозвучало спокойно, разрезая тишину, – если просто попросить.

На губах Сергея мелькнула спокойная, почти выверенная улыбка.

– Поэтому нужны условия, от которых нельзя отказаться. Например: обязаться покрыть любые убытки за год собственными средствами.

Воздух дрогнул.

– А ещё можно отказаться от части акций. Или – от наследства. Или пообещать уйти из управления навсегда, если результат окажется провальным. Такие слова заставляют слушать.

Холодный вздох сорвался с губ Джерарда:

– И не слишком ли легко тебе рассуждать, когда это не твоя жизнь под угрозой?

Пришлось слегка пожать плечами, чувствуя, как ткань рубашки мягко скользнула по плечам.

– Риск подобного масштаба приходилось брать и не раз. Или забыл, как предлагалось взять на себя половину убытков в прошлый раз?

В висках отозвался отголосок той сделки – будто металлический звон монеты на мраморе. Тогда зарплата в «Голдмане» казалась смешной подушкой безопасности.

«Если бы всё рухнуло, долг этот давил бы до могилы.»

Взгляды пересеклись – упрямые, прямые, как два лезвия.

– Награда никогда не достаётся без риска. Чем выше цель, тем глубже пропасть под ногами. Так устроена каждая игра, где ставки высоки.

Джерард замолчал. Губы его побелели от напряжения. Но через секунду он всё-таки прошептал:

– Но… слишком большой риск. А если… если последовать твоему совету – и всё провалится?

– Тогда потеряется всё. И место наследника – тоже.

Глухой стук сердца будто эхом ударил об стены.

– Ты предлагаешь двигаться с мыслью, что можно потерять всё?

Джерард был прав: бросаться в пропасть вслепую – безумие. Так делают только дураки.

Но именно поэтому и нужен коронатор, сидящий рядом. Тот, кто укажет, где ступенька, а где трещина.

– Цель не в том, чтобы избегать риска. Цель – держать его в руках, как приручённого зверя.

Джерард поднял глаза:

– И что… есть способ удержать такого зверя?

Пришлось встретить его взгляд спокойно, без колебаний, будто холодной водой плеснули на пламя: