Текст книги "Секрет государственной важности"

Автор книги: Константин Бадигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Выползло на поверхность всякое вражье. Пришли и ушли белочехи. На короткое время власть народного собрания – и снова белогвардейщина. Черные дни правления братьев Меркуловых, и теперь впереди маячит фигура диктатора Дитерихса. Товарищ Андрей в партийном подполье заслужил славу мастера трудных дел. Он отличался неутомимостью и каким-то особым чутьем, прекрасно ориентировался в меняющейся обстановке. Он доставал деньги, оружие, выходил на рискованные встречи с нужными людьми – и всегда удачно…

Скрипнула дверь в прихожей. Товарищ Андрей прислушался. В комнату осторожно вошел Руденко.

– Здравствуй, здравствуй, Василий! – поднялся ему навстречу подпольщик и, не подавая руки, неожиданно спросил: – Послушай, у тебя дети есть?

– Мальчонка, в Спасске с матерью живет, – удивился Руденко.

– Ну, тогда ничего, давай руку. А то у меня младшенькая корью хворает. Боялся, твоих не заразить бы. Не знаешь, у нас рыбки продаются где-нибудь?

– Рыбки? На базаре какие хочешь. У нас с собой две корзины еще живых…

– Золотые рыбки, игрушечные.

– А-а, понятно. В магазинах на Светланке раньше продавали, теперь не знаю.

Вскоре дверь снова приоткрылась, вошел представитель союза грузчиков Павел Федорович Кондрашев.

– Прости великодушно, товарищ Андрей, запоздал, – сказал он, вытирая лоб синим полотняным платком.

Товарищ Андрей посмотрел на приглашенных, поправил шелковый поясок с кистями на русской рубахе, пригладил на стороны чуть седеющие волосы, тронул маленькие усики.

– Итак, начнем… Тебе, Павел, удалось проверить, куда направляется «Синий тюлень»? – обратился он к Кондрашеву.

– Да. Туда. В Императорскую. Беляки ярятся на партизан за убитых офицеров.

– Большой отряд пойдет на пароходе?

– Около шестидесяти человек, – не сразу ответил Кондрашев. – Солдаты из батальона особого назначения. Сибиряки.

– Не понимаю, – словно про себя сказал товарищ Андрей, – на что они надеются? Партизаны сидеть на месте не будут, уйдут в лес. Вряд ли там их достанут солдаты – они никогда не отважатся рыскать по тайге. А больше в этой гавани карателям нечего делать. Ты уверен, что именно туда направляется отряд?

– Вполне.

Кондрашев имел основание отвечать на вопросы твердо. Лишь накануне он долго разговаривал с унтер-офицером Тропаревым. Откровенная беседа состоялась в ресторане «Поплавок» после двух бутылок холодной, со льда, водки. Представитель союза грузчиков исподволь, терпеливо выпытывал, куда и зачем идут солдаты на «Синем тюлене». Ответ был один: в Императорскую, на расправу с партизанами. Опьянев, Тропарев был несносен: лез целоваться, щекотал усами и бородой; он то проклинал партизан, то пытался петь рыкающим голосом что-то церковное. В конце концов Кондрашев решил, что деньги на водку ушли не зря и что унтер-офицер говорил правду.

Наконец он увидел грузовые документы, заготовленные для «Синего тюленя». Порт доставки грузов – Императорская гавань.

– Ну что ж. Мы должны выручить партизан, – помедлив сказал товарищ Андрей. И все-таки сомнения не оставляли. Его даже сердила излишняя уверенность Кондрашева. «Но что можно предложить иное? Пустые гадания. Я не имею никаких оснований не верить людям. А главное, при всех обстоятельствах карателей надо уничтожить». И он решил не разубеждать собеседников. – Вот ты, товарищ Кондрашев, докладывал, что народ на этом судне свой, крепкий. Давай покажи на личности, обсудим вместе.

Моряков «Синего тюленя» Кондрашев знал неплохо.

– Владимир Туманов, – начал он, раскурив трубку с прогнутым коротким мундштуком. – Человек лучше не надо, машинист, на судне три года плавает. А потом Петряков Фома, кочегар, а еще Тимчук – радиотелеграфист. Эти тоже не подведут. – Кондрашев задумался, помолчал. – Лобков Василий, Ванюшин Тимофей – матросы. И они надежные ребята: сколько оружия в Святую Ольгу мы с ними перетаскали, не счесть… Два дня назад и я еще одного на пароход подослал, тоже неплох – Глушенко Семен, знаете небось? Вот и весь мой доклад.

Товарищ Андрей потрогал пробор, усики.

– Гоже. Народ, вижу, сильный… Ох и табак у тебя едучий… Ну-ка, Василий Петрович, выскажись, ты на Добровольном флоте людей лучше всех знаешь.

– На подбор ребята, – подтвердил с гордостью Руденко, – гвардия, таких ни на одном судне нет.

О рейсе «Синего тюленя» он ничего не знал. На Русский остров слухи не доходили. Почувствовав сомнения товарища Андрея, Василий Петрович решил не откладывая выяснить все, что можно.

– Павел, устрой меня в артель, – толкнул он приятеля локтем. – Дня на два, грузчиком, а?

– Можно, – согласился Кондрашев, – сегодня же сделаем.

Товарищ Андрей записал что-то себе в блокнот.

– Ну, а теперь обсудим, как быть с оружием для партизан, – сказал он, подняв голову. – Нам удалось добыть несколько сот винтовок, патроны и четыре новых пулемета. Все это надо отправлять срочно…

Обсуждение затянулось. На улице показались прохожие. Громыхая по камням железными ободами колес, потянулись в порт грузовые извозчики. На вокзал торопились китайцы с рогульками за спиной. Слышались гнусавые выкрики торговцев-разносчиков. Солнце поднялось над Русским островом, теплый луч ударил в окошко и заиграл на столе.

– Ну, как будто все, – сказал товарищ Андрей. Он потянулся и широко зевнул. – Рановато сегодня встал, четырех не было… По нынешним временам болтать напрасно языками опасно. Старшим на «Синем тюлене» назначим, пожалуй, Туманова? Пусть что хотят делают, а каппелевцы не должны быть в Императорской. И Тимчуку строго наказать: держать нас в известности – морзянка у него в руках. На радиостанции наши сидят, тут же дадут знать, коли что… Тебе, Василий Петрович, партия велит все, что здесь говорено, обеспечить. С командой еще раз поговори, время наступает горячее. И осторожнее, себя береги, – добавил он. – Контрразведчики твои подвиги долго не забудут.

– А если «Синего тюленя» потопить придется, тогда как? – вдруг спросил Кондрашев.

Товарищ Андрей задумался.

– Топить пароход негоже, – решил он. – Народное ведь добро. Денег больших стоит. А потом, сколько их у нас, пароходов-то, – раз, два и обчелся… Пусть ребята что другое придумают… Как, Василий Петрович?

– Правильно, – поддакнул Руденко.

– Ишь ты, потопить пароход! – вдруг рассердился товарищ Андрей. – Каждый дурак сумеет, дело нехитрое… Ну, – замялся он, – еще слегка на мель посадить, ежели необходимость к тому будет… это можно. Но только слегка, чтобы вреда большого не сделать. – Он пригладил волосы. – Ну уж если и потопить, то… Вы смотрите, власть возьмем – с нас строго спросится, коли судно зря затопим… Погоди, погоди, товарищ Кондрашев, – живо обернулся он, заметив, что грузчик заправляет трубку новой порцией самосада. – Вот как выйдем на волю, тогда и дымись. После твоей махорки на стенку ползти впору. Да и образа в комнате. – Усмехнувшись, товарищ Андрей показал на темные иконы в серебряных ризах. – Негоже, закадишь святых.

Кондрашев молча спрятал кисет в карман.

– Вопросы есть? – спросил товарищ Андрей. – Нет. Ну давайте расходиться. Порядок не нарушать, каждый иди своей дорогой.

Последним из домика на Эгершельде вышел машинист Руденко. Негромко звякнув щеколдой калитки, он круто взял вправо, в торговый порт. Чуть погодя на крыльцо вышел хозяин дома грузчик Игнатенков. Присев на перильца, он проводил глазами своих гостей, пока они не скрылись из виду.

Отсюда хорошо открывался Русский остров. На рейде дымились военные и торговые корабли под разноцветными флагами. Виднелись мачты и трубы стоящих у причалов пароходов. А далеко впереди белел парус; он казался снежным облачком, плывущим над самым морем.

Глава третья
ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ЯПОНСКОГО КОМАНДОВАНИЯ И АМЕРИКАНСКИЙ ПРОПОВЕДНИК

Владивосток живописно раскинулся на склонах прибрежных сопок. На Светланской, главной улице, протянувшейся через весь город, немало красивых зданий, отличных магазинов, ресторанов, торговых контор.

Противоположная сторона бухты покрыта пышной растительностью. По вечерам в саду «Италия» гремела музыка. Летний ресторан сада работал как обычно. Многие ездили отдыхать на «тот берег»…

Полковник Курасов шагал по шумной Светланке. На улице множество военных в русской форме: гимнастерки, фуражки с кокардами. Но какое смешение мундиров, какая пестрота погон и лампасов!.. С тяжелым чувством смотрел он на них: жалкие остатки… Во что превратилось доблестное русское воинство!.. Неожиданно он вспомнил, как под Красноярском белочехи отобрали паровозы у «верховного правителя» Колчака. Его поезд долго стоял обезглавленным на каком-то разъезде. Стыд, позор. Русские офицеры долго не могли смотреть друг другу в глаза. Сердце полковника сжалось. Он остановился у дверей дешевенькой гостиницы: «Электр. освещение. Паровое отоп. Цены вполне умеренные. Гарантируется приятное пребывание».

«А твоя грудная жаба? Надо лежать, – вздохнул Курасов. – „Гарантируется приятное пребывание“! Скажите! Может быть, мне перебраться в эту гостиницу?» Он усмехнулся.

Во что превратилась война? Курасов посвятил всю жизнь войне. А итог? Армия разваливается. Убегают не только солдаты, но и офицеры. Где друзья и где враги? Многие офицеры, в недавнем прошлом блестящие гвардейцы, похвалялись, что уничтожение «взбунтовавшейся черни» стало их профессией. Профессия русского человека – уничтожать русского человека. Боже мой!.. За полушубок, за старые валенки, случалось, убивали, не задумываясь, безоружных людей…

У входа в кинотеатр собралась толпа. Пьяный японский офицер грубо толкнул пожилого русского подполковника. Женщина, которую тот держал под руку, упала. Подполковник резко обернулся к японцу. Курасов услышал пронзительный взвизг. Толпа расступилась, и подполковник быстро прошел мимо. Народ стал расходиться. На тротуаре остался зарубленный шашкой японский офицер. С другой стороны улицы бежали японские солдаты. Курасов мысленно пожал руку подполковнику.

Замешательство на улице продолжалось недолго. Солдаты унесли труп, дворники засыпали кровь песком. Несколько человек, первые попавшиеся под руку, были арестованы японской полицией.

И снова потекла обычная жизнь.

«Распоясались господа самураи, – думал Курасов, – если не учить – совсем на шею сядут».

На Светланской оживленно. Даже слишком оживленно для серого, будничного дня. Улица полна разношерстной публики. Много японцев, китайцев и корейцев в национальных одеждах. Среди военных – не только русские. То и дело над головами прохожих виднеются коричневые панамы американских солдат. Японские и американские патрули… Курасов сжимал кулаки, встречаясь с отрядами низкорослых солдат в мундирах цвета хаки с узкими красными поперечными погончиками. Уже четыре года они стучат по русской земле грубыми ботинками. Сбоку, красуясь, шли офицеры с короткими саблями.

Цокают копытами лошади. Кричат разносчики газет. Квакают автомобили. Заборы, рекламные тумбы и щиты густо заклеены пестрыми, броскими объявлениями.

Во Владивостоке найдешь людей со всех концов России. Разные люди, но одно у них общее: это беженцы. Их пригнал сюда страх перед Советской властью. Кого только здесь не было!.. Город не мог разместить всех беглецов (многие годами жили в вагонах), не мог предоставить работу. Процветали азартные игры, грабежи и убийства. Авантюристы всех мастей, жулики, громилы нашли здесь превосходную среду. Все торгуют и всем торгуют. Некоторые приехали во Владивосток с чемоданами, набитыми золотом и драгоценностями, другие снимали последнюю рубаху и несли на Семеновский базар. И всех их томил ужас перед новым, грядущим, необоримым. А как же местные, владивостокские? Здесь не только Меркуловы. Большинство коренного населения – скромные трудовые люди. Им нечего продавать, нечем торговать. Они не боялись Советской власти, ждали ее. И не только ждали… Уж кому-кому, а Курасову хорошо известны подполье и партизанские дела.

«Грозный» полковник контрразведки имел веские основания для беспокойства. Все явственнее надвигалась развязка. Советская Республика набирала силы, народ повсюду стоял за свою власть. Белым силам и японцам приходилось все жарче.

Огромный красочный плакат в окне магазина отвлек внимание Курасова от невеселых мыслей. Он остановился, прочитал:

КОНКУРС ЖЕНСКОЙ КРАСОТЫ!

Бывший театр «Аквариум»,

уг. Алеутской и Пекинской

В субботу, 20 июля, состоится организованный газетой «Вечерняя звезда» конкурс женской красоты с выбором первой красавицы г. Владивостока в 1922 году. В жюри конкурса входят: литераторы, поэты, журналисты, художники и представители общественности. Число билетов ограничено.

«Как раз время… Эх-хе-хе», – вздохнул полковник.

На углу Китайской ему встретилась полная высокая женщина с пустыми глазами, смотревшими поверх толпы. На груди белая лента. По ней черными буквами написано: «Я гибну – но вас я презираю».

Женщина шла прямо на Курасова. Он посторонился.

Международный клуб. Светланская, 23. У дверей объявление:

«Буфет снабжен самыми лучшими заграничными винами. Единственный клуб во Владивостоке по своей художественности и уютности. Карточный стол. Готовят вкусно, подают красиво. Ежедневно карты и лото с котлом и призами».

В этот час в клубе было свободно. Полковник сел за столик у окна и развернул газету. Китаец с восковым лицом и в белой куртке принес кофе и рюмку коньяка.

В газете мало интересного. Зверства большевиков, голод в Москве и в Петербурге. Карикатура на комиссаров… Речь Спиридона Меркулова с пророчествами на август. Компания «Кайзерлинг» сообщает об отходе в очередной рейс пароходов «Тунгус» и «Алеут».

На третьей странице – подробности ареста председателя правления Добровольного флота Компаниона и его помощников. Всесильного Компаниона содержат под стражей на канонерской лодке «Манджур». Директором-распорядителем Доброфлота назначен капитан первого ранга Харин.

Курасову хорошо известна подоплека дела Компаниона: он не захотел выполнить приказ Меркулова – отдать доходы флота правительству.

Интервью атамана Семенова. Сообщение специального корреспондента из Дайрена «Русский самурай»… Как ненавидит полковник этого атамана! На мгновение перед ним возникла коренастая фигура в казачьей папахе, заплывшее жиром лицо цвета малосольной семги, самодовольно закрученные черные усы, чуть раскосые глаза. Ненасытное вожделение к власти сделало этого человека японским прислужником. Под их диктовку он заключил соглашение о созыве в Чите Народного собрания… «Заигрывать с гнилыми демократишками… Дурак! – Курасов сжал кулаки. – Политика Семенова повела к дальнейшему расколу в армии. Многие командиры отказались признать его главнокомандующим. А демократишки? Атаман решил, что завоюет их признание, – как бы не так! Народное собрание большинством голосов выразило ему недоверие… Говорили, что у Семенова чай подают полковники. Неизвестно, полковники ли за лакеев, или лакеи возведены в полковники. Тьфу!..»

Курасов не стал читать сообщение специального корреспондента из Дайреиа. «Газетные звонари, подрукавные литераторы…» Он перевернул страницу. Эта усеяна рекламой и короткими сообщениями:

«Суточный приток экспортных грузов за вчерашний день – 160 вагонов».

«Восстановление мертвого города. Жители Николаевска-на-Амуре направляются обратно в свой город. Из двух тысяч сохранилось 60 домов».

«Для проверки действий отдела снабжения военно-морского ведомства назначена комиссия под наблюдением члена правительства И. И. Еремеева»…

В клубе тихо, будто в церкви после службы. Официанты ходят неслышно, как привидения. Редко-редко звякнет ложка – кто-то размешивает сахар. Или прошелестят газетные листы. Кашлянет кто-нибудь. И опять тихо.

«Лекция старейшего депутата Народного собрания князя А. А. Кропоткина»… «Старая лиса, хлебом не корми – дай покрасоваться на любой трибуне».

«Вернулся из Посьета катер „Призрак“. Готовится к отходу по побережью пароход „Монгугай“…»

Наконец, на вкладном листе полковник обнаружил обширную статью о земском соборе времени XVII века.

«Артиллерийская подготовка, – подумал Курасов. – Дитерихс рыхлит себе историческую почву. Что ж, посмотрим».

Он знал гораздо больше, чем напечатано в газете. За каждой строкой прятались недомолвки, сомнения, тревоги. Мало кто теперь верил в то, что написано, все старались догадаться, что стоит за красивым словом, за каждой пышной фразой.

Огромные часы, гордость клуба, пророкотали четыре. К Курасову подошел худощавый японец. Подняв шляпу, японец раскланялся.

– Разрешите присесть за ваш столик, полковник?

– Прошу, рад вас видеть.

– Оо-о, я также…

Курасов не был намерен тратить время на лишние любезности и заявил прямо:

– Я вас слушаю.

– Японское командование было бы вам очень благодарно за услугу. – Офицер изобразил улыбку. Каждую фразу он сопровождал извинениями и поклонами. – Конечно, все совершенно доверительно.

– Десять тысяч иен, – не ожидая дальнейшего, сказал полковник. Разговор об этой услуге начался не сейчас.

Японец перестал улыбаться.

– Японское командование считало…

– …считало, что нашло простака, – перебил Курасов. – Подумайте сами, капитан, какой мне смысл отдавать вам документы? Ради чего? За вашу улыбку? Я никогда не питал к вам, дорогой коллега, нежных чувств. Как русский, я считаю большим хамством вашего командования захват Приморья. Как монархист, я не признаю никаких республик, поэтому терплю вас как неизбежное зло. Надеюсь, вы не обиделись?

Лицо японца было бесстрастно.

– Однако, господин полковник, вы, русский человек, берете деньги за…

– Пожалуй, довольно, капитан Тадзима, не уходите и не уводите меня в сторону. Короче: если вы согласны, я передам вам двадцать обстоятельных досье на интересующих великую Японию наших политиков и военных деятелей. – Полковник усмехнулся: у него-то было свое мнение об этих политиках и о мечтаниях великой Японии.

Тадзима молча курил сигарету, рассматривая висевший на стене красочный герб города Владивостока: на зеленом щите золотой тигр взбирается на серебряную гору, увенчанную зубчатой башней-короной. У тигра червленые глаза и язык. В нижней части щита – скрещенные якоря, обвитые александровской орденской лентой…

– Ваши условия будут доложены моему командованию, – невыразительно сказал японец, оторвавшись от герба. И вкрадчиво добавил: – Уверен, что досье превосходны. И… нельзя ли уточнить состав этих двадцати?

– Отчего же, – пожал плечами Курасов, – деловой вопрос! – Он назвал японцу несколько фамилий, присовокупляя короткие уничтожающие характеристики. – Вы довольны? – закончил он. – Позвольте предсказать, что этих господ вам, Японии, скоро придется взять на иждивение. А я, заметьте, капитан Тадзима, хочу быть независимым, когда… – он чуть помедлил, – независимым в моей будущей жизни.

Японец облизнул сухие, бледные губы. Сам разведчик, он привык иметь дело со всякими людьми, но его, хотя он ничем не выдавал это, поразила откровенность и беспощадная язвительность Курасова. А в ней не было ничего удивительного. Кадровый русский офицер, он искренне презирал всех выскочек и проходимцев, которых только что перечислил. А в политической игре они уже были не нужны, даже мешали. Курасов умел различать бутафорскую и реальную силу.

А самое главное, ему нужны были деньги, как можно больше денег. Он хочет жить для спасения России.

– В досье, – сказал полковник, – есть не только прошлое, настоящее, но и будущее этих господ… Кстати, – перевел он разговор, – как вы переносите здешний климат?

– Очень отлично, – поспешил ответить японец, – как дома.

– Однако дома вы не ставите в спальне и кабинете корыта с водой, – с легкой насмешкой говорил Курасов. Он-то знал, как тяжело переносит сухость воздуха Тадзима.

– Немного сухо, да. Но это ничего, совсем ничего… Я доложу японскому командованию свое положительное мнение. – Японец растянул в улыбке тонкие губы. Потом он сказал: – Японское командование просит вас еще об одном одолжении.

Тадзима явно угодничал. Но сквозь его улыбку проглядывали крепкие зубы.

– Слушаю.

– Завтра уходит в море пароход «Синий тюлень». На нем… эта… экспедиция… Японское командование хочет послать офицера. Мы обращались к поручику Сыротестову, но он сослался на вас. Требуется ваше разрешение.

Японец снова улыбался и кланялся.

«Откуда он узнал о „Тюлене“? И чего ради Сыротестов направил его ко мне? – недоуменно подумал полковник. – Впрочем, мне-то что? Бессмысленно скрывать от японцев операции против партизан, тем более эту. Она ничего никому не даст. В тех районах нужны совсем другие действия. Напрасная трата средств. Партизан надо бить в местах более близких, в Анучинском гнезде, например. Но что делать – экспедиция утверждена правительством». Однако Курасов отметил про себя внимание Тадзимы и тех, кто стоял за ним, к экспедиции.

– Я, собственно, не против. В таких делах мы всегда за сотрудничество. Поручик Сыротестов получит указание…

Как всегда, Курасов, столкнувшись с чем-то неясным, уже не мог отмахнуться от него, пока не докапывался до сути. «Что японцу делать на „Синем тюлене“? – думал он. – Посмотреть, как повесят нескольких красных? Вряд ли. Может быть, их что-то интересует в Императорской гавани? Да нет, они и так чувствуют там себя довольно уверенно. Попробуем прощупать степень их заинтересованности».

– Кстати, и у меня будет небольшая просьба, – сказал полковник, – помочь патронами нашим карателям. И еще: выдать из ваших складов теплое белье и сапоги для солдат.

Японец закивал и вынул записную книжку.

– Хорошо, хорошо, я доложу. На пароходе всего шестьдесят солдат, не так ли? Уверен, что ваша просьба будет выполнена. Мы благодарим вас, полковник.

«Легко согласился, голубчик… Здесь что-то есть», – размышлял Курасов. Оп тоже взялся за перо.

– Фамилия вашего офицера?

– Капитан Тадзима.

– Вы сами? – откровенно удивился полковник. – Что ж, мне остается пожелать успеха. Надеюсь, вернувшись, вы приготовите прекрасный доклад, как бороться с партизанами. – И подумал: «Тадзима не нуждается в развлекательной морской поездке. Это хитрый лис».

– Благодарю, благодарю. Сегодня, полковник, вы получите ответ. И на вашу просьбу, и об условиях передачи документов на лиц, которых вы так талантливо обрисовали.

Японец распрощался. Курасов проводил взглядом его быструю фигуру, мелькнувшую за окнами клуба, и, допив кофе, тоже стал собираться.

«Посмотрю-ка я сам на этот „Синий тюлень“, – решил полковник, выходя на улицу. – Почему это мой токийский коллега так заинтригован советскими партизанами?»

Пароход стоял у пассажирского причала, как раз напротив правления Добровольного флота. Это было старое, но еще крепкое судно со скошенными мачтами.

Из пыльных и темных складов грузчики носили к борту «Синего тюленя» тяжелые мешки не то с сахаром, не то с рисом. Мешки укладывали на стропы из манильской веревки. Когда груза подбиралось достаточно, строп уходил в трюм.

Моросило. По небу плыли тяжелые, низкие облака. Трехцветный флаг на корме парохода набряк и обвис.

Потоком двигались по причалам ломовые извозчики. На телегах разные товары, порой самые неожиданные: унитазы, мешки с мукой, телефонные аппараты, связки кожи, ящики консервов. Навстречу им шли повозки, пустые или груженные тяжелыми бочками с рыбой. Железные ободы колес оглушающе гремели по булыжной мостовой. В воздухе висела брань извозчиков. Цокот лошадинных подков. Истошные голоса виро-майнальщиков. Грохот лебедок…

«Синий тюлень» стоял между двух судов. По корме приткнулся небольшой пассажирский пароход местной линии, а с другой стороны высились борта норвежского транспорта.

Грузчики двигались непрерывной цепочкой. У каждого на голове будто капюшон – пустой мешок. Курасову рабочие казались все на одно лицо – серыми, плоскими. Глаза его бездумно скользили по запорошенным амбарной пылью фигурам… Но кто это? Полковник поймал быстрый взгляд одного из грузчиков и мгновенно насторожился. Что-то знакомое… Это был человек, с которым Курасов меньше всего ожидал сейчас встретиться.

Полковник напряг память. Лицо лишь промелькнуло, и все же он заметил синеватый косой шрам через бровь. И вдруг он вспомнил все. Две недели назад этот человек удрал из контрразведки в самом разгаре следствия. Бежал вместе с конвойным солдатом. Смутьян и красный агитатор! Курасов был уверен, что он связан с партийным подпольем. Стараясь казаться безразличным, полковник сунул руку в карман и отвел предохранитель на кольте. Как только беглец появится еще раз, он позовет солдат и арестует его. Прошло несколько минут, но грузчик с рассеченной бровью как в воду нырнул. «Ну конечно, он тоже узнал меня и поспешил убраться», – сообразил полковник.

Немало крови попортил портовый народ полковнику Курасову. Это через их руки шло в тайгу оружие для партизан, медикаменты, продовольствие. Грузчики были хитры на выдумку и неуловимы, а те, что попадались контрразведке, отказывались что-либо говорить. Владивостокские портовые рабочие были силой, с которой приходилось считаться.

Живая цепочка не прерывалась. Один за другим шли грузчики с мешками на плечах. Некоторые оборачивались к полковнику, и ему казалось, что они смеются над ним.

Курасов понял, что тут ему больше ждать нечего. «Надо скорей организовать погоню», – решил он. Переступая через стальные тросы, удерживающие пароходы у причалов, он еще раз прошелся взглядом по «Тюленю» и повернул к выходу в город. У широкого мола, в тесной будке стрелочника – самое укромное здесь место, – его ждал грузчик Кукин, платный осведомитель контрразведки.

– Василий Руденко, – торопливо заговорил он, – с утра работает на погрузке «Синего тюленя», обедал в кочегарском кубрике, грузчики неспокойны, все время шепчутся. Посылайте людей, Руденко можно взять…

– Небольшого роста, широкий в плечах, бровь рассечена? – спросил полковник, вытирая мокрое от дождя лицо.

Кукин кивнул головой.

Большевистский агент, арестант Василий Руденко. Дьявольщина! И полковник сам спугнул его… Досадно! Вряд ли еще представится такой случай. Курасов понимал, что грузчики волнуются не случайно, тут без Руденко не обошлось.

«Идиот, надо было доложить еще утром!» – чуть не крикнул шпику полковник.

– «Можно взять»!.. – передразнил он. – Попробуй возьми!

Осведомитель сразу увял. «Черная гвардия» боялась начальника контрразведки.

– Но я оставил Соломаху следить за ним, господин полковник. Не упустим…

– Ладно, – бросил Курасов, успокаиваясь. «Соломаха ловкий агент. Может быть, тот, со шрамом, на этот раз не сорвется с крючка. Посмотрим». – Еще что?

– Этих надо убрать, иначе «Синий тюлень» может и не выйти из порта. – Сыщик сунул в руку полковнику бумажку.

– Прекрасно… Но если Руденко не найдете, вам несдобровать.

Несколько огорченный всем этим, полковник направился было домой. Но тут его настиг американский проповедник Томас Фостер.

– О-о, дорогой полковник! – воскликнул американец, распространяя вокруг спиртной дух. – Как я рад вас видеть! Я собирался к вам, и вдруг вы здесь. Прошу, зайдите в наш клуб, тут совсем недалеко.

Курасов согласился. Его заинтересовало, что хочет от него проповедник. И кроме того, у полковника были основания присмотреться к этому клубу. Ему докладывали, что как будто здесь встречаются партизаны, используя клуб по-своему. «Спросим, кстати, и об этом. Как-никак клуб и общество, которое его содержит, под особым покровительством американского консула Макгауна». К американцам Курасов относился совсем не так, как к японцам, – врагами их не считал. Наоборот, он чувствовал признательность. Без янки, полагал он, японцы в Приморье распоясались бы вовсю. В вину американцам Курасов ставил лишь слишком, по его мнению, демократическое поведение генерала Гревса. Вместо помощи он только мешал верховному правителю Колчаку, что всегда удивляло полковника. Но это дела минувшие.

«Наконец! – подумал Курасов. – Совсем не плохо переждать надоедливый дождик под крышей уютного клуба». Он не без удовольствия последовал за проповедником.

В пакгаузе из гофрированного железа, куда они вошли, американцы оборудовали клуб общества «Христианскийсоюз молодых людей». Над входной дверью – его эмблема: равнобедренный треугольник, на сторонах которого написано: «Ум, душа, тело». В клубе буфет, спортивный зал. В буфете подается бесплатно кофе и печенье. Дешево продается шоколад. В этот клуб обычно пускают только моряков.

Но иногда бывают и другие посетители. Об этом говорил красочный плакат у дверей клуба:

БЕСПЛАТНО – СЕГОДНЯ – БЕСПЛАТНО

исключительно для учеников и учениц

знаменитая картина (длина 15000 футов)

ЖИЗНЬ И СТРАДАНИЯ ИИСУСА ХРИСТА

Инициаторы ХСМЛ совместно с редакцией газеты «Владиво-Ниппо»

Начало ровно в 1 час дня

Для посетителей клуба цена билетов от 1 до 2 иен.

Организаторы из ХСМЛ устраивают танцы и всякие развлечения, а главное, не забывают другую работу, более существенную. И все это под маской религиозного общества. Одной из значительных персон в этом клубе был проповедник Томас Фосгер, широкоизвестный морякам как любитель выпить. Одет он был всегда в обыкновенный черный костюм, в котором ничего церковного – только белый воротничок застегивался сзади.

Томас Фостер усадил полковника в укромном местечке на тяжелый дубовый стул, подсел сам. Они закурили. Несколько минут прошло в молчании. И проповедник и Курасов, прикрывшись облаком табачного дыма, обменивались пытливыми взглядами.

– У меня большая просьба к полковнику, – начал Томас Фостер без предисловий. И подчеркнул: – Личная просьба.

– К вашим услугам, – охотно отозвался Курасов.

Поглаживая толстыми пальцами корешок маленького молитвенника в черном кожаном переплете, проповедник сказал:

– Тут, рядом с нами, грузится пароход «Синий тюлень». Мне стало известно, что он идет на север… как это сказать… наказывать партизан… Я хотел бы участвовать в этой экспедиции. Может быть, мне удастся с помощью святого слова спасти партизанских юношей от Страшного суда. Бог наш, Джисус Крайст, велел быть милосердными. – Фостер поднял глаза к потолку. – Мое призвание – помогать молодежи… Если вам угодно, меня поддержит мистер Макгаун.

Полковник в который раз за этот день изумился. И этот на «Синий тюлень»!.. Теперь он не сомневался, что рейс парохода вызывает интерес куда более глубокий, чем очередная карательная вылазка. В отряде Сыротестова у него были свои. Нужен, решил он, понадежнее глаз и в судовой команде. Японец, грузчик с рассеченной бровью, целый список ненадежных, а теперь – американский проповедник… Курасов был прекрасно осведомлен, что деятельность этого попа выходит далеко за стены клуба, но все же…

«Ну ничего, поживем – узнаем», – в этом Курасов не сомневался. К нему в кабинет сходилось много нитей. А сейчас он не видел причин отказать американцу.