Текст книги "Собирая реальность"

Автор книги: Константин Рогов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

17. Прошлое: разрыв

Они отрезали мне правую руку. Все, что ниже локтя отправилось в контейнер хирургических отходов, а оттуда – в печь, где сжигают ошметки человеческих тел. Я не давал на это разрешения, слишком занятый в то время бесцельными блужданиями по закоулкам собственного разума. Кома, аппарат искусственного дыхания, бесконечные консилиумы врачей. Позже, все в один голос утверждали, что это было необходимо. У меня так и не хватило духу посмотреть снимки. К счастью, страховка кое-как покрыла расходы на лечение.

Лежа в больничной палате и часами разглядывая обмотанную бинтами культю, я, как помню, больше всего страшился разговора с Джуди. А его так и не произошло.

Она не появилась в клинике, не позвонила и, когда я решился набрать номер, сделала вид, что ничего не произошло.

"Привет, Джуди".

Молчание.

"Привет, Шон".

"Э-э-э... как ты там?"

"Все хорошо".

Молчание.

"Я...Джуди, я..."

"Мне надо идти, Шон. Поговорим как-нибудь в другой раз, ладно? Пока".

Другого раза так и не случилось.

Позже, навестивший меня Тэд признался, что Джуди перебралась к Бену. Этот парень беспокоил меня и прежде, постоянно мелькая на горизонте в то время, когда мы еще встречались. Друзья детства – что может быть хуже? Эти двое знакомы друг с другом долгие годы, вместе росли и взрослели. Они пережили то, о чем я понятия не имел, с принужденной улыбкой слушая их милую болтовню.

"Бен, а помнишь?.."

"Да, Джу, это было нечто!"

Я ловил понимающие, проникновенные взгляды, сжимал зубы, замечая мимолетные, ничего, казалось бы не значащие, прикосновения и изо всех сил пытался сдержать готовую выплеснуться ревность.

Разумеется, меня предупреждали, но любые попытки поднять эту тему в разговоре с Джуди наталкивались на стену холодного раздражения.

"Шон, ты опять?! Перестань!"

Я переставал, отступая в тень. Поговорить с Беном по-мужски? Хороший совет, если не учитывать того, что пока я просиживал за учебниками, Бен занимался боксом. Конечно, и эту проблему можно было бы решить, но ценой тому могли стать мои отношения с Джуди и я терпел, боясь потерять ее. То, что я рассказываю похоже на исповедь, верно? Пожалуй, после аварии я перестал верить в Бога.

Угрюмое затворничество продолжалось около года. Я забросил учебу. Подражая героям телеэкранов, я попытался утопить горе в крепких напитках двойной очистки, но быстро выяснил, что мой желудок не приспособлен для подобных развлечений. Я отпустил жидкую бородку, принялся мечтать о мести и перестал отвечать на звонки. Наверное, потому тот парень и явился ко мне лично.

На вид ему было около тридцати, но тогда я плохо разбирался в азиатах. Он подарил мне визитную карточку и надежду на чудо. "Экспериментальный образец протеза, – сказал он. – Специальная программа отбора кандидатов в опытную группу".

Через двадцать четыре часа спустя: я в кресле, на борту самолета, направляющегося в Японию, и еще совсем не понимаю, что это последнее решение прежнего Шона Купера. Мне девятнадцать.

18. Настоящее: Элис

Вечером Алан собирает оставшихся работников «Криолаб 8» в конференц-зале. Они рассаживаются по местам, хмурые и нахохлившиеся, все как один обряженные в траурные костюмы. В воздухе пахнет отчаянием, разбитыми надеждами, спиртным и антидепрессантами. Мне все это знакомо, я через это прошел.

Алан склоняется над черной головкой микрофона, стучит по ней пальцем, вызывая в зале глухое раздражение, и начинает речь.

Я сижу справа от него, внимательно наблюдая за реакцией служащих и, время от времени, делая пометки. Лица угрюмы. Эти люди больше не верят, что Бог их любит. В определенном возрасте подобное разочарование оказывается ударом от которого человеку уже никогда не оправиться. Мне, пусть это и прозвучит горькой издевкой, повезло: я был молод и вскоре получил второй шанс.

– Мы целиком и полностью разделяем вашу скорбь, – монотонно говорит Алан. – И заявляем, что семьям погибших, кроме положенной страховки, будут выплачена дополнительная компенсация. Я также готов заверить всех присутствующих, что несмотря на столь тяжелую потерю, мы готовы и дальше поддерживать существование компании, для чего будут выделены дополнительные средства. Мы намерены пригласить на работу лучших специалистов, после того, конечно, как проведем тщательные консультации с вами, нынешними сотрудниками "Криолаб 8". Часть из вас вскоре получит предложения о повышении, соглашаться на которые вам придется, сообразуясь с вашими собственными соображениями о профессиональной пригодности и желании работать на данных должностях. Мы верим, что знаменитый дух "Криолаб 8" не будет утерян, как не будет утеряна и преданность делу, стремление к развитию и совершенствованию...

Я перестаю слушать. Алан умеет общаться с людьми, но эта речь подготовлена юристами. Словесная шелуха – единственный продукт, который юристы умеют производить лучше всех на свете. Еще раз обведя взглядом зал я встаю и, не обращая внимания на мрачные взгляды, выхожу в коридор.

Здесь пусто, только суховатая блондинка с крупными чертами лица ведет безмолвный диалог с кофейным автоматом. Хотя, быть может, это монолог.

– Добрый вечер.

– А, это вы! – Блондинка разглядывает меня без особого любопытства. – Пастырь проверяет свое стадо?

– Просто решил поинтересоваться, почему второй человек в компании не счел нужным присутствовать на общем собрании.

– Пустопорожняя болтовня! – Женщина решительно рубит воздух ребром ладони. – Проповедь для верующих, чтобы укрепить слабых духом и создать видимость интереса к мнению работающих, кинув подачку профсоюзу. Я работала во многих компаниях, мистер Купер и хорошо представляю себе, как принимаются решения.

– Вижу, вы меня знаете.

– Безусловно. А вы, конечно, знаете меня.

– Безусловно, – отвечаю я. – Вы – доктор Элис Оушен. Будьте любезны, просветите меня, как именно принимаются решения.

– На самом верху, за закрытыми дверями, людьми, которые ничего не смыслят в том, о чем судят.

– Звучит почти, как комплемент.

– Вы отлично знаете, что это не так.

– По правде говоря, не понимаю причин столь откровенной враждебности.

– Поднимите вверх правую руку, пожалуйста, – просит доктор Оушен.

– Это необходимо?

– Мне надо хотя бы приблизительно знать, с чем придется иметь дело.

– Вы умеете расположить к себе.

– Так же как и вы, мистер Купер.

– Знаете, я надеюсь, вам не придется иметь с этим дело, но в ближайшие дни постараюсь переслать вам документацию на протез.

– Мы не сможем сохранить его вместе с вами. Придется отрезать. Впрочем, не переживайте. Если в будущем вас сумеют оживить, то пришить новую руку труда не составит.

– Я прекрасно это понимаю. Более того, я именно на это и надеюсь.

– Хоть кто-то что-то понимает, – фыркает Элис. – Давайте присядем.

Мы чинно усаживаемся на потертый кожаный диванчик, рядом с чахлым фикусом и журнальным столиком, погребенным под грудой медицинских журналов. Докутор Оушен прихлебывает кофе. Я закуриваю, ожидая продолжения. Если я не ошибаюсь, то ей нужно выговориться. Весьма разумный способ сохранения семейного благополучия: вывалить все на малосимпатичного незнакомца, вместо того, чтобы нести накопившуюся злость домой

– Так вы хотите знать, почему я здесь, мистер Купер?

– Кажется, мы возвращаемся к началу разговора. Вы сказали, что не желаете слушать пустопорожнюю болтовню. Признаться, когда я сидел там, в зале, меня посетили схожие мысли. Я вспомнил, что как-то выступал свидетелем на судебном процессе. Мои дядя и тетя затеяли тяжбу по разделу имущества. Обычное дело, если у вас есть брачный контракт, но во времена их молодости о таких вещах никто не задумывался. Любовь превозмогает все, любовь не ведает преград и все в таком духе.

– Потрясающе интересно.

– А вы потрясающе саркастичны, доктор. Итак, я сижу на судебном процессе, слушаю, как распинаются адвокаты, смотрю, как багровеет судья и вдруг понимаю, что не понимаю. Простите за каламбур, но именно так – я вдруг перестал понимать смысл сказанного. Каждое отдельное слово адвоката несло в себе совершенно определенный смысл и все вместе они складывались во вполне осмысленные предложения, но я под страхом пожизненного заключения не смог бы даже кратко сформулировать, о чем он говорит. Это навело меня на мысль о том, что юристы – побочная ветвь развития человечества, люди оперирующие совершенно иными категориями, говорящие на ином языке и конструирующие вокруг себя иные реальности.

– Это и есть ваша теория? – Элис фыркает. – Все дело в профессиональном жаргоне и не более того.

– Я считаю, что профессиональный жаргон влияет на людей в гораздо большей степени, чем принято считать.

– Почему бы вам не попробовать написать монографию на эту тему? Глядишь, получите докторскую степень.

– И снова менять визитные карточки? – Я стряхиваю столбик пепла в кадку с фикусом. – Благодарю покорно. В любом случае, я не сказал бы, что теория, но мне и моим друзьям нравится рассуждать в подобном ключе.

– В таком случае это скорее вы относитесь к людям конструирующим вокруг себя иные реальности.

– Я всего лишь собираю те кусочки, которые мне лично кажутся наиболее симпатичными, но вы даже не представляете себе насколько близки к истине в том, что это касается мистера Алана Смарта.

– Умник – он умник и есть. Знаете, мистер Купер, вы совсем не такой, каким я вас представляла, но это не меняет сути дела. Я здесь потому, что кому-то здесь нужно работать. Совещания и собрания – это одно, а дело – совсем другое.

– Мне нравиться ваш деловой подход доктор. Давайте и в самом деле поговорим о деле. Я хочу, чтобы вы подготовили еще две капсулы к срочной криоконсервации. Они должны быть готовы к приему э-э-э...

– Пациентов. Мы называем наших клиентов пациентами, как и в любом другом медицинском учреждении. Слова "труп" и "тело" несут по мнению отдела маркетинга негативный подтекст.

– Удивительные люди маркетологи, правда? Итак, капсулы должны быть готовы к приему пациентов двадцать четыре часа в сутки.

– Обычно, мы постоянно поддерживаем в полной готовности две капсулы. Как вы понимаете, наши пациенты не имеют возможности стоять в очереди. Счет идет на минуты.

– Прекрасно. Значит две, как обычно, плюс еще три о которых я вас прошу.

– Вы хорошо себе представляете, сколько это будет стоить?

– Совершенно не представляю. На взгляд дилетанта – морозильник, он и есть морозильник. Сколько стоит полный контракт? Чуть больше ста тысяч, если я не ошибаюсь?

– Я могу представить вам подробный финансовый отчет...

– Меня это ничуть не интересует, – перебиваю я. – Могу напомнить вам, что я сейчас представляю объединенные интересы трех основных владельцев пакета акций "Криолаб 8". Не далее как вчера мы довели нашу долю до семидесяти восьми процентов.

– Это было нетрудно, – Элис Оушен выразительно пожимает плечами. – Акции рухнули в одночасье. Мы лишились почти всех специалистов и, боюсь, ваш пакет скоро обесценится вместе с нашей компанией.

– Вы продали акции, доктор Оушен?

– Собираюсь. Пока они еще чего-то стоили.

– Вы совершите ошибку. Мы намерены сохранить "Криолаб 8" на плаву.

– Хотела бы посмотреть как вам это удастся. Вы ведь ничего в этом не смыслите.

– Это еще раз подтверждает вашу теорию о том, как принимаются подобные решения, – лучезарно улыбаюсь я и встаю. – До свидания.

– До свидания, – кивает она.

– Кстати, доктор?

– Да? Что-нибудь еще?

– Я припомнил один разговор с друзьями. Нам интересно, часто ли в заведениях, подобных вашему, видят призраков?

– Призраков?

– Да, знаете, ведь ваши... пациенты, они строго говоря уже не живы, но еще и не мертвы окончательно.

– Официально это называется криостазисом или криокомой, – сухо отвечает Элис. – Мы здесь занимаемся наукой, мистер Купер, а не выдумками. Обратитесь с бюро по исследованию паранормальных явлений.

– Местный профессиональный фольклер, – не отступаю я. – Не говорите мне, что такой вещи не существует.

– Не существует. Даже если допустить существование приведений, как вы верно заметили, наши пациенты не мертвы, хотя, конечно, при температуре минус сто девяности шесть градусов мозговой активности не наблюдается.

– Ладно. Спасибо и на этом.

Через четыре часа я и Алан вылетаем на встречу с Мегги. Во время полета я размышляю о словах Элис Оушен. Она права в том, что касается нашей некомпетентности, но это не имеет значения. Нам придется сохранить "Криолаб 8" в качестве последнего варианта отступления. Вклад мертвецов в призрачное будущее.

19. Прошлое: Мегги

Мистер Курода Таики, сухощавый, желтолицый человек умер весной. В эту пору цветет сакура, проститутки зарабатывают втрое больше, чем обычно, а число несчастных случаев, связанных с чрезмерным употреблением антидипрессантов взлетает до небес.

Его смерть поставила нас в тупик. Мы не знали, что делать дальше и никому не было до нас никакого дела. Немногочисленные сотрудники знавшие, чем мы занимались, задавали осторожные вопросы, выбирая для этого безлюдные, не оборудованные камерами видеонаблюдения места. На все вопросы я благоразумно отделывался безмолвным пожатием плеч, демонстрируя плохое знание японского.

Курода Таики был единственным, кто принимал решения, а для отдела кадров мы представляли всего лишь испытательную группу. Никто из нас особенно не удивился, когда мы получили известия об увольнении. Исключением стал лишь Малыш Том экспрессивно поинтересовавшийся у нас: "Они понимают, мать их, что делают?!"

Я молча пожал плечами.

"Я этого так не оставлю! – бушевал Том, багровея. – Я не позволю выбросить меня на улицу, как какого-то сосунка!"

Павел похлопал его по спине и успокоил, обещав все уладить.

После похорон Тома (трагический инцидент связанный с ванной и электроприбором), мы пожали друг другу руки, дали типичные для подобных прощаний фальшивые заверения "держать связь" и разошлись в разные стороны.

Через неделю я вышел на улицу и обнаружил, что жизнь не так уж плоха, как казалось раньше. Протез не доставлял мне неудобств. Приличная физическая форма привлекала падких на европейцев японок. Полученные знания позволяли взглянуть на окружающую действительность по-новому. Солидный счет в банке обещал, по крайней мере, пять лет беззаботной жизни.

Я слонялся по улицам, разглядывал людей, читал газеты, смотрел новости, пил горячий саке, ел суши, прошел любительский курс школы Согецу по искусству составления икебан, с удовольствием открыл для себя кендо и театр Кабуки. Я получил несколько заманчивых предложений от работодателей, но не ответил ни на одно из них.

В конце марта я посетил выставку о которой вы вряд ли слышали. Это потому, что хищных журналюг и праздных зевак на нее не приглашают. Кому захочется, чтобы двадцать шестая работающая методика излечения ВИЧ стала достоянием общественности? Ее купят, едва ли обменявшись десятком слов. Кому захочется, чтобы в продажу поступили дешевые электромобили, двухместные летающие "тарелки" и крохотный прибор, хитрое излучение которого способно за два дня превратить вашего назойливого соседа в трясущегося психопата? Проныры утверждают, что это глобальный заговор направленный против человечества, но я думаю, что все дело в экономике. Пока правительства, озабоченные темпами распространения ВИЧ-инфекции, выделяют огромные средства на профилактику и борьбу с этим заболеванием, фармацевты делают на этом рынке огромные деньги. Пока у нас достаточно нефти и никому в авто– и нефтяной промышленности не хочется, чтобы доля электромобилей превысила нынешний мизерный процент. Пока существуют назойливые соседи и всем хочется иметь способ избавиться от них, не привлекая внимания полиции.

Молчаливые соглашения поддерживают экономику в состоянии устойчивости и даже кое-какого роста. Когда начнется спад, то придет время нововведений и новые разработки с триумфом выйдут на сцену, как вышли когда-то персональные компьютеры, личные вертолеты и, после долгой неразберихи, смартфоны.

– Люди торопятся жить.

Это была первая фраза которую я услышал от девушки с влажными, черными кудрями, спадающими на бледный лоб. Она стоит рядом, задумчиво разглядывая прототип персонального доктора – массивный, уродливого вида браслет.

– Некоторые оправдывают это стремлением успеть побольше, – замечаю я, чувствуя необходимость как-то отреагировать. – Жизнь коротка, а дома, деревья и дети относятся к категории вещей недолговечных.

– Лошадиная доза стимуляторов впрыснутых в кровь безмозглым автоматом за двадцать четыре часа до наступления крайнего срока готовности проекта не поможет внести имя в анналы истории.

– Премия и должность повыше создают иллюзию продвижения к чему-то большему. Фраза "гордись сынок, твой папа начинал с простого работяги" давно стала хрестоматийной.

Девушка поворачивается ко мне, пристально разглядывая. Я, в свою очередь, пользуюсь возможностью полюбоваться вздернутым носиком и удивительно красивыми, широко распахнутыми глазами.

Тогда она напомнила мне персонажа анимэ, но этому не стоит придавать значение, в Японии о них напоминает очень многое.

– И как вас зовут, мыслитель? – с резковатой усмешкой спрашивает она.

– Шон.

– Мегги.

Мы обмениваемся рукопожатием, продолжая пытливо разглядывать друг друга.

– Знаете, Шон, по поводу достижений и анналов истории, я хотела бы сказать одну вещь, для протокола.

– Мне нравится ваш стиль выражать мысли. Продолжайте, прошу вас.

– Если бы мне выдалась такая возможность, то я, вместо того, чтобы корпеть над строчками кода, подожгла бы храм. Как Герострат.

– Герострат в юбке? – Я возвращаю усмешку. – Кто бы мог подумать, что феминизация зайдет так далеко?

– Вам не нравятся феминистки?

– Мне кажется, стремясь заткнуть нас за пояс, вы невольно перенимаете все, что видите, соревнуясь, как в хорошем, так и в плохом.

– Считаете, что уничтожить чудо света, чтобы увековечить имя в истории – это плохо?

– Кто знает? Я не был знаком с Геростратом, не мне судить. Может быть, у него был зуб на церковников, а неуемную жажду славы ему приписали позднее, в отместку?

– Так или иначе, он выиграл. Этим нельзя не восхищаться.

– Думаю, отчасти вы правы. Чашечку кофе?

– Почему бы и нет, если вы уже осмотрели выставку. – Девушка передергивает плечами и достает из сумочки зеркальные очки. – Вы уже заключили контракт?

– Мое присутствие здесь вызвано праздным любопытством.

– Не думаю, что праздное любопытство может привести в такое место, как это.

– Работа приходит и уходит, а любопытство и корпоративный пропуск остаются.

– Кажется, наши истории в чем-то схожи. Я работала на Atropa Systems. Слышали про такую?

– Еще бы! Я работал на японцев. О них вы точно не слышали.

Мегги медленно и понимающе кивает. Мы вместе шагаем к выходу. Мимо проплывают стенды заставленные чудесами науки и техники, которые вдруг перестают меня интересовать.

– С удовольствием обменяюсь с вами историями, если вы обещаете никому не рассказывать.

– Говорите, что работли на японцев, про которых я не слышала... Так что, вам придется меня убить?

– Боюсь, сначала они убьют меня, а я еще не поджег нужный храм. Дайте мне немного времени и шанс.

– Я и сама ищу нечто подобное.

– Шанс?

– Цель.

Такие люди, как Мегги, появляются в жизни неожиданно и мы обычно пропускаем тот поворотный момент, когда они становятся слишком важны, чтобы можно было жить дальше, не страдая от того, что их нет рядом.

20. Настоящее: «Дель Коронадо»

Здесь пахнет пылью и запустением. Мне приходят на ум выцветшие от времени моментальные фотокарточки «Polaroid», неуклюжие, исцарапанные диски CD-ROM, пожелтевшие от времени корпуса настольных десктопов Dell, изумляющие архаичностью форм и размерами.

Образы смешиваются, определяя восприятие реальности.

– Отель "Дель Коронадо", – откашлявшись говорит Алан. Хриплый голос звучит неуместно в мертвой тишине. – Построен в тысяча-восемьсот-каком-то году. Известен тем, что в нем снимали классические фильмы с кинозвездой Мерлин Монро. Взорван шесть лет назад некой радикальной группировкой отколовшейся от ASC [13]

[Закрыть]. Я реконструировал его по фотографиям, чертежам и так далее.

– "И так далее" – звучит ну очень убедительно, – замечает Мегги.

– Конечно, не все удалось воспроизвести с исторической точностью, но получилось, мне кажется, достаточно уютно.

Номер обставлен с архаичной роскошью. Пол устелен коврами с геометрическими узорами. Занавески на окнах насыщенного пурпурного цвета.

Я выглядываю наружу. Заходящее солнце подсвечивает мир оттенками оранжевого. Воздух недвижим. Тощие пальмы производят на меня удручающее впечатление.

– Жутковатое ощущение.

– Почему? – Алан напрягается. Он не любит, когда его талант дизайнера ставят под сомнение. – Думаешь, получилось хуже, чем пустыня?

– Не то чтобы хуже, – говорю я. – Просто пустыня э-э-э... пустынна по определению. А таким местам, как отели, положено быть многолюдными, заполненными постояльцами и любопытствующими. Это то же самое, что город в котором нет ни одного человека. Противоречит самому назначению места и нашему представлению о нем. Такое чувство, будто здесь произошло нечто жуткое.

– Призрак, – говорит Алан.

– Да, отель-призрак, – соглашаюсь я. – Японский фильм ужасов.

– Нет-нет, я говорю о призраке. Я сконструировал и поселил сюда призрака, совсем как в реальности.

– О чем это ты? – спрашивает Мегги, усаживаясь на покрытую кремовым пледом софу. – Какой призрак?

– В одном из номеров обитал призрак девушки, умершей от несчастной любви. Достаточно известный факт или удачный рекламный трюк не столь уж важно, но я подумал, что будет хорошей идеей поместить его сюда.

– Не сказала бы, что такой уж удачной.

– Он совершенно безвреден, – уверяет Алан. – Молчаливая девчушка, которая появляется то там, то здесь, то, – он неопределенно машет руками, – где-нибудь еще.

– Элис Оушен уверяла меня, что призраков не существует. Даже в криолабораториях. И, кстати, вопрос на засыпку: почему они все умирают от любви?.. Кто за то, чтобы выпить?

– Я, – отзывается Мег.

– Алан, где холодильник?..

– В соседней комнате, рядом с дверью.

– Алан? Тоже пиво?

Утвердительный кивок.

Новехонький холодильник не вписывается в обстановку. Он смотрится столь же дико, сколь смотрелся бы кондиционер под окном средневекового замка. Алан схалтурил, воспользовавшись стандартной библиотекой, что не совсем в его духе, но всегда можно сослаться на недостаток времени.

Когда я возвращаюсь, Мегги и Алан обсуждают положение "Криолаб 8".

– Нам требуется обновить персонал, – говорит Алан. – Мы с доктором Оушен составили список подходящих по квалификации кандидатур. Мегги, я перебросил его на твой смартфон, будь любезна, проверь, кого из них можно переманить. Можешь предлагать завышенные оклады, премии, гибкий график, все необходимые условия для проведения исследований...

– Если понадобится, выкручивай им руки, – добавляю я. – "Криолаб 8" нам сейчас нужен, как никогда раньше.

– Шон, – ее внимание обращено на меня, – насколько серьезно положение?

– Дело дрянь, – говорю я, со щелчком открывая банку. – Пункт первый – безопасность. Меня чуть не угробили в Мехико. Команду криоинженеров угробили в Торонто. И в том и в другом случае почерк одинаков: некто перехватывает управление автопилотом и устраивает аварию. Что мы знаем об этом? Практически любая машина защищена от подобного вмешательства – раз; оборудована дополнительными сенсорами, которые блокируют автопилот в случае опасности – два. Мегги?

– Любую защиту можно взломать – раз, – нараспев произносит Мег, подражая мне. Она похожа на преподавателя колледжа, читающего лекцию. Преподаватель колледжа в плассированной юбке и вызывающе красной юбке с золотистым гербом Советского Союза. – Автопилот постоянно консультируется с GSP, так что взлом – это лишь технический вопрос. Дополнительные сенсоры можно вывести из строя немного покопавшись в авто – два.

– Еще одно очко в пользу теории о покушениях – это сообщение, полученное мной в аэропорту. "Приятно прокатился, Шон?". Довольно глупая и непрофессиональная шутка.

– Я проверила, – вставляет Мег, – оно зафиксировано по GSP. Как только Шон проходит таможенный контроль – вуаля! – оно на его смартфоне. Шон, ты не хочешь прокатиться в Текскоко?

– Это еще зачем?

– Было бы неплохо узнать, оставлено ли там такое же.

– Мне почему-то совершенно не любопытно. Даже знать не хочу, – ворчу я. – Итак, подытожим пункт первый: кто-то пытается нас достать. Пункт второй: кто? Идеи есть?

– Эй-Си? – в голосе Мегги сквозит сомнение. – Но почему они не взяли тебя, Шон, когда ты закладывал взрывчатку? Это было бы прекрасным способом легально прихлопнуть нас всех.

– Я бы вас не сдал.

– Да какая разница есть у них твое признание или нет? Юристы нас с потрохами бы съели.

– Я уверен, что это не Аtropa Systems, – твердо говорит Алан.

– И откуда такая уверенность? – Мегги скидывает опостылевшие туфли, закидывает ноги на журнальный столик и с наслаждением шевелит пальчиками. – Они тебе отчеты пишут что ли?

Алан раздраженно откидывает со лба прядь волос.

– За два дня до того, как мы свалили из Кливленда я получил сообщение, точно таким же способом, как и Шон.

– Все мы получаем сообщения тем или иным способом. Ничего необычного.

– Там было сказано: "Не забудь крем для загара, Алан. Проверь 1821".

– Он знал, что мы летим в Мексику, – говорю я. – Он, она или они. Ты должен был нам сказать, Алан...

– Вот откуда это загадочное один-восемь-два-один, – с явным удовлетворением говорит Мегги. – А я-то ломала голову откуда у тебя сторонний источник информации.

– Почему у меня не может быть стороннего источника информации? – раздраженно спрашивает Алан.

– Ты – ботаник, Алан, – безжалостно объясняет Мег. – Может у Шона еще остались какие-то старые связи, о которых я не знаю, но ты – простой американский дизайнер, который разбирается в инфосфере не больше, чем какой-нибудь русский крестьянин в ядерной физике.

– Ты выяснила что-нибудь? – вмешиваюсь я прежде, чем Алан соберется с мыслями и затеет перепалку.

– Пока ничего, Шон, но я надеюсь скоро получить инсайдерскую информацию. Еще два-три дня.

– Я облегчу тебе жизнь, – говорю я. – Проверь индийский филиал Эй-Си. Они разрабатывают программное обеспечение для автопилотов. В смысле, для автопилотов, которые устанавливают на машинах.

– Почему ты раньше не сказал? – спрашивает насупившийся Алан.

– А ты, гений, все еще уверен, что это не Аtropa Systems? – спрашиваю я в ответ. – Все козыри у них на руках, разве нет?

– Это может быть кто угодно. Может мы перешли дорогу якудзе или индийским террористам... кто у них там? Какай-нибудь Красные Бригады или еще что.

– Национальный социалистический совет Нагаленда, – сообщаю я, – но сильно сомневаюсь, что им есть какое-то дело до наших дел Эй-Си. Они предпочитают просто взрывать бомбы то там, то сям. Я могу позвонить своему приятелю Джеки Амару, он кажется все еще снимает слезоточивые инди-тра-ла-ла-дешевки в Болливуде.

– Позвони. Это может оказаться важным.

– Насчет якудза еще более сомнительно. Они ненавидят Аtropa Systems. Считают их наглыми американскими выскочками, а не трогают только потому, что надеются рано или поздно скупить на корню, как скупили голливудские киностудии.

– А ну-ка хватит! – Мегги звонко хлопает в ладоши. – Решили поиграть в секретных агентов? Или международных террористов? Красные Бригады, якудза... Может хватит пудрить друг другу мозги?

Мы с Аланом некоторое играем в гляделки. Никто не хочет раскалываться. Я отвожу взгляд первым.

– Давай поговорим об этом позже, Мег. Я не готов.

– Алан?

– Пока ничего не могу сказать.

– Мудаки.

– Ага, – Алан открывает еще одну банку. – Я поразмыслил над этим и считаю, что нас хотят запугать. Или кто-то пытается предупредить нас о том, что Эй-Си вышла на охоту за нашими головами.

– Или нас просто пытаются половчее подставить, – дополняю я. – Наживка на крючке и они ждут мы в нее вцепимся... Я думаю, нам следует отложить обсуждение этого вопроса до тех пор, пока Мег не раздобудет побольше информации о индийском филиале.

– Согласна, – говорит Мегги. – Что нового на информационных фронтах?

Алан поворачивается и нарочито небрежно щелкает пальцами.

Черно-белый телевизор в углу комнаты начинает шипеть прокручивая отвратительного качества запись. Я глотаю ледяное пиво от которого ноют зубы и смотрю на экран.

– Вице-президент Эй-Си Ричард Гоу провел вчера пресс-конференцию в Melia Mexica Performa [14]

[Закрыть], – поясняет Алан. – В основном это был часовой треп по поводу научно-исследовательского центра, но под конец он разразился гневной тирадой в адрес Irrational Design.

– А сколько у нас там акций? – спрашиваю я.

– Около тридцати процентов от общего пакета, – незамедлительно отвечает Мегги. – По нынешнему курсу чуть больше шестидесяти миллионов евро.

– Гоу обвинил Ай-Ди в нарушении ряда патентов, – Алан презрительно усмехается. – Много визга о небрежном отношении к авторским правам и ничего конкретного. Этот урод спит и видит себя вторым Стивом Баллмером[15]

[Закрыть].

– Положение обязывает, – роняю я. – Как думаете, они копают под нас?

– Похоже на очередное шоу для прессы. Все прибыльные компании работающие по GUE у них как кость в горле. Ай-Ди просто попал под раздачу.

– Я могла бы покопаться в грязном белье мистера Гоу, – Мегги задумчиво обкусывает ноготь. – Нарушить десяток законов о приватности и вытащить на свет божий все скелеты из шкафа этого ублюдка.

– Можно взорвать его мерседес, – говорю я, – но это противоречит нашему правилу: никаких личных вендетт. Наша цель – Аtropa Systems, а не ее служащие.

– Иногда, – Алан аккуратно ставит пустую банку на ковер и, примерившись, расплющивает ее ногой, – это звучит просто безумно. Понимаете о чем я?

– Те сумасшедшие, кто считает, что они могут изменить мир, в конце концов его и меняют [16]

[Закрыть], – вставляет Мегги. – Ребята, вы, конечно, те еще мудаки, но все равно мои друзья.

– К чему это ты?

– К тому, что мудаки из Эй-Си определенно моими друзьями не являются. Мы закончили с проектом в Мехико. Пришла пора сделать еще что-нибудь.

– Например? – интересуется Алан.

– Что-нибудь очень плохое.

– Знаешь, Мег, если бы Гоу видел сейчас твое лицо, он наложил бы в штаны, – говорю я.

– Гоу здесь ни при чем. Сью звала меня погостить у нее недельку-другую, но прямо сейчас мне совсем не хочется брать отпуск. Три дня безделья и я взвою от тоски.

– Я в общем не против, но вы, кажется, забываете, что кто-то пытается отправить нас на тот свет. Не лучше было бы и в самом деле залечь на дно?.. Ладно, ладно, не смотрите на меня так, я просто напомнил. В конце концов я обеспечиваю безопасность.

– Вот и обеспечивай на здоровье. Кто тебе мешает.