Текст книги "Георгий Победоносец. Жизнеописание и деяния"

Автор книги: Константин Ковалев-Случевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

2. В городе Рамле, неподалёку от Лидды, предположительной родины святого Георгия, показывают приезжим колонну, связанную с историей некой женщины. Называют её «колонной вдовы», а текст истории – из числа первых чудес великомученика – «Чудо о колонне вдовы». Хотя это могло случиться и с церковью в самой Лидде, которая также перестраивалась, и не раз. Смысл истории состоял в том, что храм, где покоились мощи святого, решили отремонтировать и поставить новые колонны. Их привозили по морю от места производства. В процессе изготовления колонн появилась благочестивая вдова, которая оплатила одну из них. Но у неё не хватило денег, чтобы погрузить её на судно. Вмешался появившийся святой Георгий, пометив икону цифрой. Когда судно приплыло на место и пришвартовалось для разгрузки, колонна уже находилась на берегу. А затем, по метке великомученика, была поставлена в определённое место в храме.

3. Спасение от лихих людей – одна из забот во все времена. Этому посвящено «Чудо о спасении от разбойников», по одному из сюжетов случившееся в Дидии (в Пафлагонии), также в храме с престолом во имя святого Георгия. Храму помогал юноша, перевозивший крупные пожертвования в другое место – в храм Михаила Архангела. Однажды он поехал ночью и, увидев свет в пещере, подошёл и попросился переночевать. Женщина впустила его. А узнав о богатой посылке, предоставила ему постель. Юноша не знал, что её муж и сын были разбойниками, а он попал в разбойничий вертеп. Проснувшись, гость услышал разговор вернувшихся хозяев. Те решили его ограбить и убить. Отправившись с ним, они остановили его в пустынном месте. Юноша взмолился святому Георгию о спасении. Тотчас же появился всадник на коне, забрал его и доставил по назначению. Разбойников он наказал, вертеп сжёг.

4. Особенное «Чудо об иконе Георгия Победоносца», первоначально называемое «Чудо о сарацине, пустившем стрелу в икону св. Георгия», или «Чудо об обращении сарацина», также произошло в Рамле, когда Палестину захватили арабы. Оно приоткрывает некоторые темы, связанные с почитанием святого Георгия и в мусульманском мире. Один из захватчиков зашёл в храм и выстрелил из лука в икону великомученика. Однако стрела вонзилась не в икону, а в руку самого араба. Священник подарил ему Житие святого и посоветовал повесить в доме его икону. В итоге араб принял крещение, стал проповедником христианства и даже мучеником за веру.

5. Ещё одно деяние, связанное с городом Лидда и напоминавшее христианам византийского мира о необходимости обязательного выполнения обещаний, особенно данных в молитвах, называется так: «Чудо о воине и коне». Пересказал его галльский епископ Аркульфа, побывавший здесь в качестве паломника. Как-то в Лидде квартировало огромное войско. Один воин дал обет в храме Святого Георгия, что если он вернётся домой живым, то подарит святому своего коня (как бы он это сделал, в виде жертвы или просто передачи из рук в руки, или подарил бы церкви – это остаётся за рамками повествования). Многие затем полегли в том походе, но герой «Чуда» вернулся невредимым. Воин решил исполнить обет. Но по-другому – в виде вполне эквивалентного пожертвования. Он пришёл в храм и положил у иконы святого Георгия немалые деньги – стоимость коня – 20 солидов. После этого он вышел и сел на коня, чтобы уехать. Но конь стоял как вкопанный. Воин увеличил плату на 10 солидов. Безрезультатно. Доведя сумму до 60 солидов и увидев, что ничего не получается, владелец коня вынужден был исполнить обещание. Он оставил и коня, и деньги «у иконы» (скорее всего у храма).

На самом деле чудесных рассказов можно привести немало и посвятить им отдельную книгу. Известны были ещё чудеса «О пастухе», «О пироге», «О видении сарацина», «Об убитом воине», «О поясе святого»... Список достаточно велик.

Количество чудес святого Георгия, как и количество вариантов их изложений, со временем увеличивалось. Рассказы становились настолько «привычными» и известными, что уже мало кто сомневался в том, что всё так и было. Никто не разделял чудеса на прижизненные или посмертные, не пытался доказать, что таких событий не могло быть. Кроме специалистов, для которых и сегодня открывается гигантское поле, широкое пространство для проведения исследовательских работ с целью познания сущности христианской святости и правдоподобности чудесных деяний.

Змееборчество: чудо о змие или о драконе?

Верь, чтобы понимать.

Августин Блаженный, IV в.

О легенде, о феноменальной истории, рассказывающей о древнем чудовище, ископаемом звере, крылатом драконе или змие, терроризирующем жителей стран и городов, написано уже много. Любой школьник сегодня может изложить аргументированную теорию об эволюции летающих ящеров, насмотревшись кинофильмов вроде «Парка Юрского периода». Мы не станем повторять или перечислять мнения и выводы учёных или изобретательных писателей-фантастов. Поговорим сразу о сути. Особенно в связи с тем, что поражение копьём змия в настоящее время напрямую ассоциируется с именем святого Георгия Победоносца.

Суть легенды обычно связана с неким существом, которое легко узнается, ибо является летающим змием (или драконом), который поедает людей. Чтобы спастись от него, договариваются с ним, что будут периодически доставлять ему одного из жителей для страшной трапезы. Лирическая составляющая истории связана с темой, что часто на съедение чудовищу отдаётся молодая девушка. И когда очередь доходит до дочери короля (царя, принца), то вдруг её спасает герой, который и убивает зверя.

Любопытно будет познакомиться с изложением данной истории, которое было сделано в «Золотой Легенде» Иакова Ворагинского. Его Житие святого Георгия Мученика в общем посвящено рассказу о змие.

«Святой Георгий был витязь и родился в Каппадокии (здесь и далее в цитатах из «Золотой Легенды» о святом Георгии приводится текст в переводе В. С. Ржевской, хотя слово «витязь» по отношению к святому Георгию лучше было бы заменить на «рыцарь». – К. К.-C.). Однажды он пришёл в провинцию Ливия, в город, называемый Силена. Около того города был водоём или пруд, подобный морю, в котором жил дракон, отравлявший всю страну. Люди однажды собрались вместе, чтобы убить его, но, увидев его, бежали. И, когда он подошёл к городу, он отравлял людей своим дыханием, и по этой причине люди города давали ему каждый день по две овцы в пищу, чтобы он не причинил вреда людям, а когда не стало хватать овец, стали давать ему овцу и человека. Тогда был издан приказ в городе, что следует избирать из детей и молодых людей города путём жребия, и всякий, на кого падёт жребий, будь он знатный или простой, должен быть отдан дракону, когда жребий падёт на него или на неё. И случилось, что многие из жителей того города были тогда отданы дракону, так что жребий пал на царскую дочь».

Этот почти стандартный сюжет был широко известен. Важным моментом для средневекового читателя был рассказ о том, как царь совершал весьма «демократический» поступок – жертвовал своей дочерью ради блага всего народа.

У Иакова Ворагинского царь пытается торговаться с жителями, предлагая им вместо дочери золото и серебро. Но народ требует действий согласно договору (уговору). И он подчиняется, отводит принцессу к месту, где её должен забрать дракон. И тут появляется главный герой повествования.

«Она увидела, что мимо идёт Святой Георгий, и когда он увидел госпожу, он спросил у неё, что она там делает, и она сказала:

– Иди своим путём, прекрасный юноша, чтобы тебе не погибнуть со мною!

Тогда он сказал:

– Скажи мне, что с тобою и почему ты плачешь, и не бойся ничего.

Когда она увидела, что он хочет знать, она рассказала ему, как её отдали дракону».

По Иакову Ворагинскому мы не можем себе представить масштаб сражения или битвы с драконом. Его – сражения – словно бы и не было. Оно не рассказано в подробностях. Хотя произошло чудо. Но оно оказалось не эффектным, не картинным, не похожим на грандиозную сказку.

«Явился дракон, – продолжает Иаков, – и бросился на них, а Святой Георгий был на лошади, и выхватил меч, и украсил его крестным знамением, и поскакал смело против дракона, который к нему приблизился, и поразил его копьём, и тяжело его ранил, и бросил его на землю. А после сказал девушке:

– Дай мне твой пояс, и обвяжи им шею дракона, и не бойся!

Когда она это сделала, дракон последовал за нею так, будто был он зверь кроткий и ласковый. Тогда она повела его в город, и люди бежали по горам и долам, говоря: “Увы! Увы! всем нам погибель!”

Тогда Святой Георгий сказал им:

– Ничего не бойтесь, но, без дальних слов, верьте в Господа Иисуса Христа, и креститесь, и я убью дракона.

И приняли крещение царь и весь народ, и Святой Георгий убил дракона и снял ему голову, и велел бросить его в поля, и на четырёх телегах, запряжённых быками, вывезли его из города».

Апофеоз христианизации населения некоего государства был налицо. Далее в тексте Иакова Ворагинского указывается, что приняли крещение 15 тысяч человек. Царь построил храм в честь Матери Божьей и Святого Георгия. Он же предложил святому Георгию большое богатство, но святой отказался, указав раздать деньги бедным.

Похожие мифы бытовали задолго до христианских времён. Они вообще имеют надмирный или общеисторический, цивилизационный характер.

По этой причине иногда возникали сомнения в реальности существования самого святого Георгия, так как «за его спиной» действовала плеяда различных «змееборцев»-предшественников. Отсюда и многие гипотезы о связи этой легенды с дохристианской мифологией.

Долгие тысячелетия в развитии цивилизации на Земле, в разных культурах и верованиях существа типа змея или дракона символизировали что-то вроде «зла» или «тьмы». Но это в европейских религиях. В Китае, например, дракон – как раз наоборот – зверь, приносящий достаток и добро в дом. А европейцы противопоставляли крылатым чудовищам героев-воинов, способных их усмирить или победить. И за этими смельчаками стояло то самое спасённое «добро» или «свет».

В знакомых воину Георгию древнегреческих мифах сам лидер божественного пантеона – Зевс – побеждал стоглавое, извергающее огонь чудовище, называемое Тифоном. Красавец Аполлон также боролся со змеем по имени Пифон. Гераклу не повезло, на его пути не встретился такой дракон. Разве что страшная гидра и некое морское чудовище. Но всё-таки не то знаменитое огнедышащее существо.

Большинство учёных считают взаимозависимыми два сюжета – «чудо о змие» святого Георгия и «убиение морского чудовища» из античного мифа о Персее и Андромеде. И там, и там зверь досаждает и угрожает народу, и в обоих легендах герой освобождает царевну (дочь царя, принцессу), отданную на съедение зверю.

Литературные истоки можно заметить и в древнем описании жертвы, принесённой царём Трои Лаомедонтом, который предложил свою дочь Гесиону морскому чудовищу Кето, посланному Посейдоном в гневе за то, что он не получил свою дань, когда строил с Аполлоном городскую стену. Чудовище убил Геракл.

Эти мифы передавались из уст в уста, записывались в книгах, рисовались на посуде, чеканились на медалях и монетах. Но язычники не воспринимали зверя как космическое зло. Скорее как временное препятствие на пути к благоустроенной и счастливой жизни. Христиане же увидели в змее-драконе исчадие ада, того самого змия, который искусил Адама и Еву, вверг человечество в пучину суровой реальности, заставив покинуть созданный Творцом Рай.

Такой змей был уже не просто ящером из прошлого, а настоящим врагом людей. Уничтожение его превращалось в космический акт возвращения к истокам добра, в Отчий дом, в райские кущи. А герой, это свершивший, становился самым почитаемым из великих подвижников.

Так оно стало и со святым Георгием. Укрепившись в сознании христиан как победитель змея-дракона, он не только занял одно из лидирующих место в пантеоне христианских святых, но и получил посмертное и величественное, неотъемлемое имя – Победоносец!

У автора труда «Жизнь Константина», античного писателя и историка Евсевия, мы находим рассказ, как сам император Византии Константин I Великий приказал создать свой собственный портрет, где его изобразили в виде победителя дракона. Затем по его приказу портрет повесили на стену во дворце, на самом видном месте. В реальности такого императорского подвига не могло быть, это все понимали. Как и понимали аллегорию – император являлся победителем язычества, а значит – зла и тьмы невежества. Для осознания христианства как государственной религии (а именно это тогда и произошло) такой шаг со стороны власти был крайне необходим.

Почему тогда не повесили на стену дворца портрет святого Георгия, побивающего змия, вполне понятно. Его почитание ещё не успело развиться до такой степени, сюжет с ним как со змееборцем появится позднее. Спустя буквально сто-двести лет начнут появляться там и тут храмы во имя великомученика Георгия. И тогда все забудут о Константине-змееборце, в памяти останется только воин Георгий...

Самыми ранними христианскими рассказами об этом подвиге, предположительно, были повествования из «первоначальных страстей» (Primo Passio). Ужасный дракон являлся некоей местной угрозой, например блокировал дорогу. Христов воин приходил к людям на помощь и, сотворив крестное знамение (или даже с помощью самого крестного знамения, видимо, жестом, на расстоянии), – отрезал ему голову. Путь был свободен. То был обычный поступок христианского героя, основанный на подобных деяниях его античных предшественников, таких как Персей или Геракл. Однако святые воины не были непосредственными преемниками античных героев. Значение свершённого ими подвига символически отображало борьбу святых воинов со злом в этом мире. Даже в некотором роде «гламурная» история спасения от дракона принцессы есть лишь очередная попытка на более «душевном» уровне рассказать о столкновении тьмы и света.

Вот что по этому поводу писал выдающийся учёный С. С. Аверинцев в статье о Георгии Победоносце для энциклопедии «Мифы народов мира»: «Он отвращает от человека и домашних животных также змей, что связано с его ролью змееборца (драконоборца): легенда приписала ему умерщвление хтонического чудовища, этот популярнейший подвиг богов-демиургов (напр., Мардука, Ра, Аполлона, Индры, отчасти Яхве) и героев (напр., Гильгамеша, Беллерофонта, Персея, Ясона, Сигурда и др.). Повествуется, что возле некоего языческого города (локализуемого иногда в Ливане, иногда в Ливии или в др. местах) было болото, в котором поселился змей-людоед; как всегда в таких случаях, ему выдавали на съедение юношей и девиц, пока черёд или жребий не дошёл до дочери правителя города (мотив Андромеды). Когда она в слезах ожидает гибели, Георгий, проезжающий мимо и направляющийся к воде, чтобы напоить коня, узнаёт, что происходит, и ждёт змея. Самый поединок переосмыслен: по молитве Георгию обессилевший и укрощённый змей (дракон) сам падает к ногам святого, и девица ведёт его в город на поводке, “как послушнейшего пса” (выражение из “Золотой легенды” итал. агиографа Иакова Ворагинского, 13 в.). Увидев это зрелище, все горожане во главе с правителем готовы выслушать проповедь Георгия и принять крещение; Георгий сражает змея мечом и возвращает дочь отцу. Этот рассказ, в котором Георгий выступает одновременно как богатырь, как проповедник истинной веры и как рыцарственный заступник обречённой невинности, известен уже в низовой, полуофициальной византийской агиографии».

Современный английский исследователь Кристофер Уолтер (Christopher Walter) в статье «Истоки культа святого Георгия» (The Origins of the Cult of Saint George, 1995) пишет: «Святой Георгий спасает принцессу от дракона. Это был обычный подвиг, как у античных героев, так и у ранних христианских святых, чтобы защитить человечество от отвратительных зверей. Ни у одного святого ещё не было монополии на это деяние. Даже женщины-святые, например, святая Параскева, – убивали драконов. Следовательно, нет никакой причины идентифицировать ранние безымянные изображения святых, убивающих змия со святым Георгием. Напротив, таким героем вряд ли будет святой Георгий, который в ранний период, первоначально изображался верхом на лошади, убивая... человека (предположительно и скорее всего – императора Диоклетиана. – К. К.-С.)».

С. С. Аверинцев так показывает влияние легенды о святом Георгии и змие на европейскую христианскую традицию: «Особой популярностью эпизод драконоборчества пользовался со времён крестовых походов в Западной Европе, где он воспринимался как сакральное увенчание и оправдание всего комплекса куртуазной культуры. Крестоносцы, побывавшие в местах легендарной родины Георгия, разносили его славу на Западе, рассказывая о том, что во время штурма Иерусалима в 1099 г. он участвовал в сражении, явившись как рыцарь с красным крестом на белом плаще (т. н. крест св. Георгия, в Англии с 14 в.; Георгий, считается св. патроном Англии). “Приключение” битвы со змеем, бесстрашно принятое на себя ради защиты дамы, вносило в религиозно-назидательную литературу и живопись дух рыцарского романа; эта специфическая окраска легенды о Георгии приобрела особое значение на исходе западного средневековья, когда приходящий в упадок институт рыцарства делается предметом нарочитого культивирования (созданный именно с этой целью около 1348 г. английский Орден Подвязки был поставлен под особое покровительство Георгия)».

Кристофер Уолтер, рассуждая о защите от демонов, пишет также: «Всё это свидетельствует о вере конца четвёртого века в силу святых не только как заступников, но также и как героев, активно вмешивающихся в жизнь земных людей... Столетие назад учёные-рационалисты часто считали само собой разумеющимся, что ранние христианские святые были “реинкарнациями” языческих героев. 23 христианских учёных, особенно болландисты, подвергались преследованиям, потому что их попытки отличить факт от легенды приводили к не очень приятным результатам... Тем не менее болландисты придерживались мнения, что многое или даже большинство из того, что рассказывалось о первых мучениках, было не точным, но свидетельства в пользу их культа в целом были достоверными».

У С. С. Аверинцева находим: «Тема драконоборчества вытесняет все другие мотивы иконографии Георгия, ложится в основу многочисленных произведений искусства».

Однако самые ранние изображения убийства дракона святым Георгием появились не сразу, с «опозданием» по отношению к его иконографии в целом. Они находятся в Каппадокии. Из них в числе ранних – в Гёреме, в капелле VI века (изображение, вероятно, конца IX – начала X века, и это требует подтверждения), а также в капелле у Каранлык-килисе (XI век). Доказуемое ныне раннее изображение святого Георгия на коне, борющегося со змием, находится в церкви Святой Варвары (Tahtali Kilise или «Деревянная церковь», Соганлы, Каппадокия) и датируется 1006 или 1021 годами. К такому выводу пришёл Гийом де Жерфанион в своей книге «Скальные церкви Каппадокии» (G. de Jerphanion. Les dglises rupeslres de Cappadoce). Он был французским иезуитом, географом, фотографом, лингвистом, археологом и византинистом. И он был первым учёным, проводившим систематические исследования в Каппадокии. Ему принадлежат многочисленные труды, ас 1925 по 1942 год он постепенно публиковал свой пятитомник о Каппадокии с иллюстрациями.

Так где же и когда могло произойти чудо повержения змия?

Считается, что всего в мире сохранилось более двухсот рукописей, рассказывающих об этом подвиге святого Георгия. Уточним – христианских рукописей.

По одной из версий считается, что, по всей видимости, это чудо могло произойти в Сирии. Названия городов в этих текстах были близки к сирийским. Но не повторяли их с точностью. Поэтому версия осталась лишь версией. У святителя Дмитрия Ростовского, в некотором роде последователя болландистов, появляется град Верит, или Бейрут (Ливан), рядом с которым был другой городок, около которого змей и обитал. Там же встречаем название Силена, Селевий или Селевкий. И это всё, что мы имеем для ориентации в историческом пространстве.

Значение и сакральный смысл деяния всадника-воина – святого Георгия змееборца – были очень важны, вне зависимости от разнообразия мнений о месте, где всё могло происходить. Изображения поражения змия могли иметь и некоторый мистический смысл. Как в повести православного писателя Ивана Шмелева «Неупиваемая чаша», где герой, крепостной художник Илья Шаронов занят росписью монастырской стены, где он должен изобразить святого Георгия, но у него получается нечто странное: «Младой Георгий на белом коне победно разил поганого Змея в броне, с головой как бы человека. Дивно прекрасен был юный Георгий – не мужеского и не женского лика, а как ангел в образе человека, с бледным ликом и синими глазами-звёздами».

Продолжая тему «странностей» в изображениях «чуда о змие», мы отметим особую тему, связанную с пониманием того – кто же на самом деле изображён в качестве жертвы в сцене побивания копьём со стороны святого Георгия. А именно – что за существо змий (змей) или дракон?

Потому что различие тут есть, и существенное.

В спор об этом вступают как специалисты в сфере мифологии или даже изучения животного мира, так и специалисты в области геральдики, ибо странное существо столетиями входило в состав мировых гербов или символов, включая государственные.

Поговорим о геральдике, о том, каково геральдическое значение «странного животного» в европейской культуре и истории.

Начнём с того, что никто из тех, кого мы будем упоминать или цитировать, наверняка никогда не видел в своей жизни ни крылатого змия, ни дракона. То есть речь пойдёт о мифическом, легендарном, возможно выдуманном или основанном на древних представлениях о птероящерах существе, которое имеет до сих пор важное значение в культуре и политике. Ни много ни мало.

Ещё русский историк XIX века, один из первых классификаторов и авторов книг по русской геральдике А. Б. Лакиер, пытался объяснить, кто же это такой – дракон. Он называл его символом «нечистой силы, язычества, невежества», который предстоял на рисунках в виде ящера, обладающего ногами-лапами, жалом-языком, крыльями как будто от гигантской летучей мыши и даже рыбьим хвостом. То есть это было не двуногое существо, а имевшее почти пять конечностей – ноги, руки-крылья и хвост, способный совершать действия на таком же уровне, как и перечисленные части тела.

Современный исследователь Г. И. Королёв отметил неправоту Лакиера, считая, что «утверждение о рыбьем хвосте неверно. Рыбий хвост оканчивается хвостовым плавником раздвоенной формы, которого у дракона нет. У дракона – драконий хвост (с одной стреловидной лопастью)».

Из этой цитаты, правда, не ясно – что такое «драконий хвост», ибо подтвердить его описание после реальной встречи с ним вживую – вроде бы невозможно. Хотя...

Но кроме шуток – Лакиер в связи с русской эмблематикой чаще упоминает не дракона, а змея, почти отождествляя их.

Известный немецкий учёный, профессор Ганс Бидерманн, используя достижения археологии, этнографии, искусствоведения, филологии, психологии и других наук, показал в своём труде «Энциклопедия символов» истоки символики в верованиях и образе жизни доисторических людей, в культуре древних мировых цивилизаций, в восточном и европейском средневековье. И он пишет: «В центральном круглом медальоне знака (креста) ордена на розовом (с 30-х гг. XIX в. – красном) фоне помещалось изображение св. Георгия на коне, поражающего копьём змия. Некоторыми это изображение неверно трактуется как борьба с драконом, но дракон в геральдике олицетворяет добро. Причину ошибки следует искать в том, что и дракон, и змий изображаются в геральдике крылатыми, но дракон – с двумя лапами, а змий – с четырьмя. Последняя тонкость, оставаясь незамеченной, и приводит к ошибочному трактованию изображения змия как дракона».

Когда святой Георгий в 1781 году «вернулся» на герб Москвы, то, по описанию, он поражал копьём змия. Столетие спустя змий «превратился» в дракона. Почему и зачем? Вернее – есть ли разница?

Русский гербовед, генеалог, историк (опять же, немецкого происхождения) П. П. Винклер в своём труде о гербе России попытался описать дракона, словно бы видел его, хотя речь шла об обобщённом образе зверя, полученном в итоге долголетних изучений мировой геральдической символики. И это существо должно было быть «с головою и ногами орлиными, туловищем крокодила и крыльями летучей мыши».

Ещё один крупный учёный, русский историк, специалист в области генеалогии и геральдики, действительный статский советник, камергер, профессор, хранитель Оружейной палаты в XIX столетии Ю. В. Арсеньев, утверждал различия между драконом и змием так: дракон – двулапый, задние лапы заменены у него хвостом, а змей – четырёхлапый (крылья – это тоже лапы).

Г. И. Королев считает, что «древнерусское напечатное пресмыкающееся изображалось одинаково: с двумя лапами, с крыльями, длинной шеей и длинным извивающимся хвостом без “драконьего” окончания... Рассматриваемое существо фигурирует в древнерусском искусстве – в иконописи, в книжной миниатюре. Оно изображалось в сюжетах Св. Георгия (чудо Георгия о змие). В Радзивилловской летописи, сохранившейся в списке конца XV в., имеются миниатюры с этим существом, в одном случае участвующим в искушении благочестивого человека (ползущая змея, не то лев, не то барс, и крылатое, двулапое, изрыгающее пламя пресмыкающееся), а в другом – символизирующее половцев, разбитых русскими князьями в 1112 г. (бескрылое, безлапое, извивающееся животное, поражаемое одним из воинов)».

У русских, наряду с общемировыми, был, как известно, и «свой змий». И величали его Змей Горыныч. Сразиться с ним ходили разные богатыри. Он изрыгал пламя, бывал одноглавым и трёхглавым.

Но то был змий. Тот самый, «библейский», олицетворяющий собой силы зла, противник людскому счастью и добру.

А змий, как известно, существо реальное. То есть обычная змея, хотя в легенде и очень большая, наделённая могучей силой и волшебными способностями.

А вот дракон...

Считается, что введено в оборот слово «дракон» в русском языке было в XVI столетии, его «заимствовали» у греков. И дракон отождествлялся со змием, то есть в России считали, что это одно и то же. Так и переводили с греческого: если появлялся «дракон», то становился «змием».

Это было понятнее русскому читателю. Он хорошо понимал, о чём идёт речь.

Почему же в XIX столетии в России геральдического змия стали называть драконом? Во всём виновата жажда к знаниям, в первую очередь – к знаниям в сфере западноевропейской геральдики. А ей был более близок дракон, а не змий. Упоминание дракона на русской почве поэтому становилось более престижным, являлось признаком образованности и умения разбираться в сложностях европейского интеллектуального наследия.

Проще можно сказать, что слово «змий» звучало несколько более простовато и не благородно, нежели дракон. Змий был для отечественных дружинников и богатырей, а дракон – для легендарных, закованных в железо рыцарей; змий казался ползучим гадом, а дракон – царственным противником для рыцарского поединка. Змий был скользким и противным, а дракон – мощным и скрытым под диковинным заповедным панцирем.

Различия ощущались. И они вошли в обиход. Дракон потихоньку «выдавливал» змия с изображений на важных символах государства и даже в сюжете со святым Георгием. Но «не смог» этого довести до конца. Оба зверя остались в употреблении для геральдики. И мы по сей день иногда разбираемся – что да как, откуда и почему. Хотя ещё в Писании сказано было: «из корня змеиного выйдет аспид, и плодом его будет летучий дракон». Конечно, трудно комментировать Синодальный перевод Библии на русский язык, совершенный в начале XIX столетия, в результате чего и появился в этой фразе дракон.

Ещё несколько слов о драконе как геральдическом символе. По западным словарям это всё то же четырёхногое существо, с крыльями и длинным хвостом. Дракон без крыльев зовётся «линдворм», а если без ног – «серпент». Ещё есть «виверн» – чешуйчатый дракон с парой лап, орлиными когтями и двумя крыльями, обычно с раздвоенным языком, мощным «шипованным» хвостом, а если морской – то с хвостом вроде рыбьего. В одном из словарей о драконах находим такой список модификаций или «родственных связей» этого «животного»:

Амфиптер (летающий змей с драконьей головой, крыльями, без рогов и клюва), Амфисбена (большая змея с двумя головами), Василиск (царь змей), Виверн (чешуйчатый дракон, о нём см. выше), Гидра (многоголовое чудовище из греческих легенд), Линдворм (змей или морской змей), Оороборос (змея, кусающая собственный хвост), Якул (минизмей или дракон с крыльями, иногда с передними лапами).

В другом англоязычном справочнике находим такое описание дракона: «Дракон, Dragon – один из наиболее известных геральдических монстров; принятыми признаками дракона являются: четыре лапы с когтями, разбитые на части грудь, брюхо и внутренняя поверхность бёдер, длинный и прямой хвост со стреловидным окончанием, высунутый язык и перепончатые крылья от летучей мыши».

Описания всяческих животных, включая змей и змиев, можно было встретить в Бестиариях (лат. bestia – «зверь») – средневековых сборниках иллюстрированных зоологических статей, где они подробно обрисовывались в прозе и стихах, порой с аллегорическими и нравоучительными целями.

Не менее интересны упоминание и изображение драконов в мировой картографии. В данной сфере известной стала латинская фраза: «Hie sunt dracones» («Вот драконы», или «Здесь драконы»). Впервые она появилась на карте Lenox Globe («земной шар» из собрания Джеймса Ленокса), датируемой около 1510 года. Она хранится в Отделе редких книг Публичной библиотеки Нью-Йорка (New York Public Library), куда попала коллекция Ленокса. Хотя сама фраза – более древнего происхождения.

Фраза эта в средневековой картографии использовалась для обозначения опасных или ещё неизученных территорий (характеристика неведомой земли, terra incognita), где обычно изображали морских чудовищ или иных страшных существ. Римские и средневековые картографы использовали для неизвестных областей и другое сочетание слов: «Hie sunt Leones» («Здесь львы»).

В наши дни фраза о драконах проникла в компьютерное программирование. Иногда программисты используют выражение «Hie sunt dracones» для обозначения особенно сложных и непонятных разделов или фрагментов исходного кода программы, дабы предупредить пользователей об этом. Например, в некоторых версиях браузера Mozilla Firefox данная фраза появляется, когда пользователь пытается открыть конфигурацию среды браузера.