Текст книги "Семь печатей тайны (главы из романа)"

Автор книги: Константин Мзареулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Расколовшееся в VIII столетии магометанство породило десятки течений. Адепты суровой шиитской секты исмаилитов утверждали, что в каждого их имама последовательно воплощается Душа Мира. В те же времена возникло (также шиитское) движение монахов-суфиев, искавших мистического слияния с божеством. "Аллах есть весь мир,– утверждали суфии,– а весь мир есть Аллах". Комментируя эти теологические выверты, профессор Лапушев высказал предположение, что исмаилиты и суфии, говоря о Боге или Мировой Душе, имели в виду кереметь, бхагу или Безликую Силу. Ведь именно бхага незримо заполняла всю Ойкумену, изредка открываясь смертным и наделяя людей сверхъестественным дарованием. Веком позже от исмаилизма отделилась секта гашишийнов, то есть "любителей гашиша". Эти фанатики успешно совмещали мистические упражнения с беспощадной борьбой против неверных, то есть всех немусульман. С особой ярости они истребляли вторгшихся на Ближний Восток рыцарей-крестоносцев. Стоит ли удивляться, что арабское слово "хашишийун", превратившись в "ассассин", вошло во все европейские языки, означая "убийца". Вскоре суфии создали ордена дервишей – странствующих монахов, давших обет нищеты. Важной частью дервишского мистицизма был ритуал, именуемый "зикра", в ходе которого фанатики приводили себя в экстаз шаманскими плясками и при этом изредка достигали общения с миром духов. Самое замечательное, что хашишийуны и дервиши возникли, как секты внутри шиизма, однако были признаны даже суннитским духовенством, которое отнюдь не отличалось веротерпимостью. Похоже, вожди официального ислама попросту побаивались имамов таинственных орденов... Одним из таких имамов был Кади-Муршуд Эрхакан – высокопосвященный иерарх одного из самых свирепых монашеских орденов. В окрестностях Карса, где он жил в середине прошлого века, ходили мрачные легенды о безжалостном колдуне-чернокнижнике, а также о кровавых обрядах, творившихся в подземельях капища Кара-Сарай. Тридцать лет назад, когда наступление Кавказской армии сделало Карс русским городом, осмелевшие жители тех мест переловили, забили камнями, а затем сожгли несколько десятков дервишей, служивших Эрхакану. Однако самому имаму удалось бежать, и чародей обосновался у подножья Арарата неподалеку от города Ыгдыр. В конце восьмидесятых у Кади-Муршуда родился сын Тугрул. О существовании нового персонажа стало известно, когда младший Эрхакан объявился в окружении Венского Оракула. Поначалу разведки великих держав не слишком серьезно относились к модному медиуму, поэтому прошлое профессора Вельт-Карда и его подручных изучалось без должного рвения. Затем, когда Садков на "Титанике" побеседовал со Стидом, Черным Иеронимом заинтересовались всерьез, но главное внимание командированный в Вену штабс-ротмистр Барбашин уделял, конечно, самому Оракулу. Тем не менее, в донесениях Барбашина неоднократно упоминался и Тугрул Эрхакан, который поступил в Венский университет незадолго до мировой войны. Агенты сообщали, что турецкий студент настойчиво изучает европейскую магию, в особенности – историю и ритуалы секты люцифериан, завоевавшей множество сторонников во второй четверти XIV века и почти поголовно истребленную инквизицией. Тугрул также поддерживал знакомства в кругах мистических обществ, включая розенкрейцеров, франк-масонов и даже немногочисленных альбигойцев. На спиритических сеансах графа Вельт-Карда он ассистировал в роли реципиента, погружаясь в экстатический транс с помощью опиума и других наркотиков. По-настоящему Венского Оракула обложили агентурой лишь за пару месяцев до сараевского теракта, и тогда стало ясно, что в логове масонского прорицателя промышляют сразу два феномена. Безусловно, граф Иероним обладал сильнейшим даром ясновидения, однако его молодой ассистент тоже был не прост. Унаследовав от родителя азиатское искусство колдовства, Тугрул Эрхакан овладел и многими тайнами черной магии Старого Света. В наркотическом трансе он читал мысли собравшейся на сеанс публики, общался с духами и передвигал предметы на солидном расстоянии. По слухам, магический дар Эрхакана многократно усиливался, если Вельт-Карда приносил на сеанс таинственный предмет, который обычно хранился в позолоченном футляре. С началом войны, когда английский агент Рейли убил Венского Оракула, турок вернулся на родину, и на этом его след терялся. В прошлом году, когда русская армия заняла район Ыгдыра, Барбашин посетил те края, но обнаружил только сгоревший дом Кади-Муршуда. Местные жители говорили, что старый чародей умер лет шесть назад. И вот теперь снова дал знать о себе его отпрыск...

Покончив с чтением, кавторанг снял трубку и попросил телефонную барышню соединить с Рябиковым. Услышав приветствие Антона Петровича, генерал-квартирмейстер дрожащим голосом потребовал: – Немедленно приезжайте ко мне! У парадного подъезда Генерального штаба Садкова ждал заиндевевший адъютант, без задержек препроводивший визитера в кабинет шефа российской разведки и контрразведки. – Что удалось выяснить? – хмуро осведомился Рябиков. – В общих чертах, ваше превосходительство... – Оставьте звания! – генерал раздраженно отмахнулся.– Я читал краткий отчет, который вы прислали утром. Скажите прямо: мог он сотворить заклинание, чтобы поразить два корабля с похожими именами? – Наверное, он в самом деле умеет делать нечно подобное,– неохотно признал Садков.– Не знаю, заклинания ли двух "Марий" подорвали, или там что другое было, однако Эрхакан славился подобными проделками. Помните закон алгебры? Ежели перед скобкой стоит множитель, то на это число следует умножать все члены внутри скобки. Генерал-квартирмейстер оторвал взгляд от бумаг, снял пенсне и недоуменно посмотрел на подчиненного. Он явно не понял смысл аналогии. Подозрительно сдвинув брови, Рябиков осведомился: – При чем тут математика? В IX Отделении давно смирились, что колдовство является таинством не менее строгим, нежели математические выкладки, но объяснять этот факт непосвященному не имело смысла – все равно не поверит. Антон Петрович решил подойти с другой стороны: – Я нашел данные о его способностях, собранные нашими агентами в четырнадцатом году. Эти донесения подтверждаются сведениями английской разведки, которые нам переслал князь... – Пореже упоминайте это имя,– прервал его генерал.– Ваш бывший начальник сейчас в опале... Но продолжайте. – Видимо, он научился использовать Безликую Силу, чтобы воздействовать на родственные явления,– резюмировал Садков. – Например, на корабли с одинаковыми названиями? – Или на один корабль, но через одинаковые промежутки времени. Или на людей, пошивших платье у одного портного. И так далее. Кроме того, большую роль в его чарах играло число тринадцать. Возможно, поэтому взрывы дредноутов разделены сроком, кратным чертовой дюжине дней. Выслушав объяснения нового делопроизводителя, генерал чертыхнулся и добавил невнятно насчет глупых бабкиных сказок. Затем после долгого раздумья поинтересовался, сохранилась ли связь с агентом, который следил за графом Иеронимом, имамом Тугрулом и всей этой гоп-компанией. Садков отрицательно покачал головой: после начала войны завербованный Барбашиным венский художник Адольф был призван в армию, на чем все контакты с агентом прекратились. – Собственно говоря, этот придурок и не знал, что передает сведения нашей разведке,– уточнил Антон Петрович.– Как говорится, болтун – находка для жандарма. – Зря шутите,– строго сказал Рябиков и протянул Садкову два листа гербовой бумаги.– Почитайте, сударь. Может быть, избавитесь от игривого настроения. Настроение у капитана второго ранга было отнюдь не игривым, но жизнь и служба научили Антона Петровича сардоническому отношению к любым неприятностям. Он пробежал взглядом по первому документу. Жандармское управление Крыма доносило, что некоторые офицеры опознали Эрхакана на предъявленных фотографиях. Этот человек был известен посетителям севастопольских ресторанов, поскольку выступал в этих заведениях под видом французского иллюзиониста. Мсье Жан-Факир, как он себя называл, покинул Крым за два дня до взрыва на "Императрице". Вторая бумага показалась невероятной, хотя ветеран Девятого отделения должен был, как будто, привыкнуть к подобным проделкам фатума. Недоверчиво покривившись, Садков процедил: – Может быть он еще Атлантиду на дне озера Ван разглядел? Или совокупление Змия с Богородицей? Генерал-квартирмейстер, махнув обеими руками, жалобно сказал: – Чудеса – это по вашей части, а я совсем с толку сбился. Государь из Ставки телеграмму прислал: дескать, встревожен и требует разобраться...Рябиков спросил с надеждой в голосе: – Помнится, у вас в штате собственный колдун имеется. Может, он сумеет остановить басурмана? – Скорей уж ведун, а не колдун, если вы про доктора Морозова,– Садков развел руками.– На него надежды мало. Дар у Морозова слабенький. К тому же у бедняги жар. Врачи говорят, встанет с койки не раньше февраля. Генерал сокрушенно прокомментировал: дескать, против сильнейшего вражеского чародея мы не можем выставить даже слабенького знахаря. За этим последовал очевидный вывод, что поражение неизбежно. Честно говоря, Антон Петрович понимал ситуацию точно так же, однако он постоянно держал в памяти другие текущие дела своего отделения. Разумеется, сразу пришел на ум подпоручик, который должен был со дня на день предстать перед кавказским трибуналом. Генерал принял идею Садкова без энтузиазма, но в таком положении полагалось хвататься даже за самую ненадежную соломинку. – Отправляйтесь немедленно,– приказал Рябиков. – Только обеспечьте мне паровоз с вагоном и открытый семафор до самого Тифлиса,– попросил кавторанг.– А не то я буду добираться неделю. – Никаких паровозов,– сказал генерал.– Полетите аэропланом.

Абхазия. 10 января 1917 года.

Два дня шторм швырял их по волнам, то унося в открытое море, то возвращая ближе к берегу. Лишь в самые тяжелые минуты Тугрул обращался за помощью к магическому камню, стараясь направить шхуну на нужный курс. Даже преданные нукеры Масуд и Намуг начали роптать, умоляя хозяина использовать всю силу заклинаний, чтобы усмирить непогоду. Гёруджу не снизошел до объяснений эти тупоголовые все равно не способны были понять, что Камень всего лишь собирает энергию стихии. Растратив накопленный за много месяцев запас, он провалил бы величайшее предприятие тысячелетия. Ведь амулеты безумно медленно, крупицу за крупицей, впитывают мощь Мирового Духа. Наконец наступила последняя ночь путешествия, когда ярость шторма начала ослабевать. В отсутствие капитана судно плохо слушалось руля, но полуграмотный матрос-штурвальный сумел довести шхуну до кавказских берегов. Четверо спутников спустились в шлюпку, а Тугрул собрал на палубе оставшихся в живых моряков, подчинил своей воле их примитивные мозги и негромко заговорил, плавно водя ладонями: – Сейчас вы поднимете паруса и возьмете курс к дому. Вы не должны попасть в плен к урусам. Если же враг все-таки схватит вас, то вы никогда не видели ни меня, ни моих слуг. Матросы тупо смотрели на него остекленевшими взглядами. Под гнетом внушения рыбаки напоминали Эрхакану заводных кукол, которыми пытались удивить его венские приятели. Эти глупцы не знали, что мастера Востока создавали такую механику много столетий назад. Достигнув суши, они бросили лодку и поспешили удалиться от линии прибоя. Дорога привела на закругленную вершину горы, где Тугрул разрешил сделать привал. В первую очередь следовало узнать, куда забросил их ураган, но чародей не мог отказать себе в удовольствии. – Следите за морем,– сказал он, вынимая из футляра бинокль фирмы "Цейсс".– Магия сказала мне, что шхуна будет потоплена русским миноносцем. Паруса суденышка белели в лучах рассвета уже довольно далеко от берега, а с юга к шхуне приближался трехтрубный военный корабль. Разобрать детали с такого расстояния было невозможно, однако в трансе позапрошлой ночи он видел, что команда откроет огонь по миноносцу, и обозленные русские потопят рыбаков. Так и есть, носовая пушка окрашенного в серый цвет корабля выбросила облачко дыма, после чего выпустили снаряды другие орудия. Вокруг шхуны поднялись столбы воды, потом было точное попадание, и взрыв разворотил борт суденышка по центру корпуса. Шхуна повалилась на бок и быстро затонула. – О, эффенди,– простонал Кемал.– Сколь велика ваша мудрость. У остальных не было сил что-либо сказать, и они только кланялись повелителю. Почувствовав твердую землю под ногами и лишний раз убедившись в могуществе чародея, нукеры заметно приободрились. – Быстрее кончайте с едой, и пойдем искать "языка",– распорядился Эрхакан. Через час, спустившись по склону, они встретили в лесу дровосека. Загипнотизированный крестьянин поведал, что это место называется Гудаута и находится в двадцати верстах севернее Сухума. – Умри,– приказал Тугрул. Упав на снег, абхазец забился в конвульсиях, но скоро затих. Пятеро посмеялись над жалким дикарем и направились к городу.

Тифлис. 12 января 1917 года.

Воздушное путешествие оказалось удовольствием значительно ниже любых допустимых пределов. Огромный бомбовоз "Илья Муромец" прилетел в кавказскую столицу, сделав по пути пять посадок для заправки бензином и мелкого ремонта. За сутки аэроплан покрывал не больше тысячи верст – два перелета длительностью по четыре-пять часов. Особенно тяжелым выдался последний отрезок пути после вылета из Екатеринодара – пять сотен верст ужасной болтанки. На военный аэродром неподалеку от Тифлиса кавторанг прибыл измученный, как после трехдневного шторма в Индийском океане. Встречавший его немолодой офицер в черкеске-чохе поверх мундира, увидев позеленевшее лицо гостя, сердобольно поинтересовался: – Вам нехорошо, генацвале? – Бывало хуже, хотя и редко,– слабым голосом откликнулся Садков.– Где мои подчиненные? – В городе, с хевсуром возятся,– офицер-грузин оценивающе оглядел воздушного пассажира.– Вот что, дорогой, сначала вас нужно на ноги поставить, а потом уже про дела поговорим. Тут поблизости отличный духан имеется. Битый час полковник Мамия Каландадзе отпаивал Антона Петровича крепчайшим чаем и рассказывал последние новости. К немалому облегчению Садкова, подсудимый подпоручик Кадаги Дастуриев, благодаря вмешательству Барбашина и Лапушева, был признан невиновным. По словам Каландадзе, молодой офицер всего лишь отомстил бандиту-абреку, который тремя годами раньше вырезал всю семью Дастуриевых. Согласно законам гор, это было не преступление, а долг настоящего джигита, но некоторые люди не понимают местных обычаев, сказал полковник. Когда Садков поинтересовался колдовским дарованием Дастуриева, полковник заметно смутился и стал отвечать уклончиво. Антону Петровичу даже показалось, что батоно Мамия не решается говорить на эту тему. – Понимаете, генацвале, эти хевсуры – самый дикий народ Грузии,– сказал Каландадзе.– Живут высоко в горах, где даже весной снег по колено. Даже разговаривают не по-нашему: все слова будто наши, картвелийские, но дико звучат, словно их чеченец произносит или черкес. У них свои обычаи, понимаешь... Всякие темные обряды...– полковник экспансивно замахал руками.– В общем, "дастури" у них называют жрецов. Еще у хевсуров есть другие жрецы – всякие, понимаешь, хуци, деканози... Антон Петрович привычно задал наводящий вопрос: – Они, конечно же, служат не христианскому Богу? – Не христианскому и не мусульманскому. Их вера появилась в горах много тысячелетий назад. – Как они зовут своего бога? – Не знаю, генацвале,– Каландадзе потупился.– Хевсуры не любят выдавать своих тайн. Понимаете? Понять это было несложно. Садков прожевал последнюю лимонную дольку, запил кислоту терпким кипятком и почувствовал, что его тело избавилось от головокружения и тошноты, а руки-ноги двигаются почти нормально. – Молодец, дорогой, снова ожил,– обрадовался полковник.– Сейчас скажу духанщику, чтобы сделал хороший шашлык и подал кахетинского вина. Лучше лекарства не бывает! – Потом,– отрезал Антон Петрович.– Сначала нужно встретиться с остальными. Далеко ли ехать? – Не больше часа,– буркнул Каландадзе. Грузин явно был обижен неучтивостью гостя – от трапезы здесь отказываться не полагалось.

Коллег из Девятого отделения Антон Петрович обнаружил в гарнизонной гостинице. В комнате профессора, кроме самого Тихона Мироновича и ротмистра Барбашина, сидел молодой человек богатырского сложения с угрюмой миной на давно не бритом лице. Кадаги Дастуриев (а это был именно он) оказался колоритной личностью и внешне вполне соответствовал распространенным представлениям о диких кавказских горцах. Только что выпущенный из-под стражи подпоручик был одет в длинный кафтан, заметно отличавшийся от традиционной грузинской чохи с гозырями. Бритую голову его закрывала теплая войлочная шапочка, напоминавшая туркестанскую тюбетейку. По-русски Дастуриев говорил правильно, хоть и громыхал ужасающим акцентом. Чуть позже выяснилось, что он получил неплохое образование и, что очень понравилось Антону Петровичу, хевсур ни разу не назвал капитана второго ранга подполковником, как это делали многие армейские офицеры. Необъяснимой казалась поначалу лишь странная реакция подпоручика на появление исполняющего должность делопроизводителя. Едва разглядев в дверях Антона Петровича, хевсур изменился в лице и все время постреливал в сторону Садкова тяжелым взглядом, в коем отчетливо читались растерянность и недоумение. Словно Кадаги встретил вдруг дальнего родича. Или, быть может, очередного кровного врага... Поздоровавшись за руку с профессором и подпоручиком, Садков мрачно повернул лицо в сторону Барбашина и небрежно поднес ладонь к козырьку картуза. Привстав, ротмистр мотнул головой. Непосвященный принял бы их жестикуляцию за обычный обмен приветствиями между начальником и подчиненным, так что из присутствующих только Лапушев понял сцену правильно: Садков не простил жандарму участия в заговоре против Распутина. Стремясь поскорее преодолеть возникшую неловкость, Тихон Миронович проговорил, удивленно подняв брови: – Антон Петрович, голубчик, как вы успели так быстро? Неужели в тот же день следом за нами выехали? Ох, как ужасно работают железные дороги – наш состав по много часов на каждой станции задерживался... – Лететь на аэроплане – тоже не сахар...– Садков криво усмехнулся.Господа, должен сообщить умеренно неприятные известия. У нас появился новый противник из числа феноменов. А единственного человека, который мог бы нам помочь...– он бросил на ротмистра испепеляющий взгляд,– ...один из присутствующих месяц назад... Сразу сообразив, какого рода помощник им сейчас требуется, профессор поспешно спросил: – Вы с Бадмаевым советовались? – Естественно. Ни он сам, ни кто-либо из его учеников не пригодны для этой затеи. Нам не лекари нужны, а... Тут не вынесла душа гостеприимная полковника Каландадзе, который вскричал: – Господа, умоляю вас, отложите эти разговоры хотя бы на полчаса. Кровно обидите, если откажетесь отобедать. Садков вдруг почувствовал, что смертельно голоден, и поневоле вспомнил, как Мамия всю дорогу расхваливал искусство повара из соседнего духана. "Некоторые дела можно будет обсудить за столом",– подумал исполняющий должность делопроизводителя. При этом он, хоть и не был ясновидящим, догадывался, что посещение ресторанчика получасом не ограничится.

Шашлыки из свинины и баранины оказались выше всяких похвал, а вино в бочонке привело всех в восторг. Да и сама обстановка в подвале, наполненном душными ароматами грузинской кухни, не предрасполагала к серьезным разговорам. К завершению трапезы Садков так и не успел поведать о последних событиях, и только узнал историю Дастуриева в трактовке Лапушева. Профессор восторженно поведал, как Кадаги, достигнув транса, отправил свой разум в астральную субстанцию бхаги, благодаря чему сумел узнать имя обидчика и где тот скрывается. После этого Дастуриев ворвался в жилище родичей абрека и совершил возмездие. – С избытком,– удовлетворенно проурчал поручик, обгладывая кабаньи ребра.– Он убил четверых моих близких, а я ему – шестерых. И самому абреку тоже горло перерезал. – Молодец, кацо! – воскликнул Каландадзе.– Настоящий сын гор! Я же вам говорил, господа, хевсуры не знают страха и не умеют прощать обиды. Садков прервал его восторги: – Это, конечно, прекрасно, но про ту историю пора забыть. Меня интересует, действительно ли наш юный друг владеет искусством ясновидения. – Я – кадаги, ваше превосходительство,– гордо произнес подпоручик.– Это не только имя. Это – звание. Лапушев и Каландадзе наперебой стали объяснять, что у горных племен нет фамилий в русском понимании и что молодой хевсур взял нынешнее имя, когда поступал в школу юнкеров. В горах его знали, как "кадаги из рода дастури", но то было не имя, а, скорее, должность. По словам профессора, словом "кадаги" хевсуры называли предсказателей будущего. По отцовской линии в роду подпоручика было несколько жрецов в ранге дастури и хуци, а у него самого в раннем детстве проявились способности оракула-медиума. Симптомы были хорошо знакомы – точно так же Безликая Сила находила своих служителей и в других частях света. Похожие примеры Лапушев встречал у шаманов Сибири, Северной Америки, Полинезии. Однажды утром, когда его дед открыл храмовый праздник, двенадцатилетний внук жреца-дастури лишился чувств на глазах всего селения, дрожал всем телом, выкрикивал непонятные слова, бредил наяву, на время потерял память. Спустя несколько дней припадок повторился, и тогда народ признал мальчика за кадаги, избранного самим Хати – главным божеством хевсурского народа. – Вы часто делали верные предсказания? – спросил Садков. Дастуриев, который по-прежнему не отводил от кавторанга непонятно-настороженного взгляда, пожал плечами и равнодушно ответил: – Много ли можно предсказать в маленьком горном селении... Когда пойдет снег, нападут ли волки на отару, мальчик или девочка родится у соседа... В шестнадцать лет я впервые увидел себя одетым в офицерский мундир и уговорил отца послать меня на учебу в Тифлис. Видите, я действительно стал офицером. – Боюсь, вы не смогли нас убедить,– заметил Барбашин.– Многие юноши мечтают о военной карьере, и многие впоследствие становятся военными. Это – не предвиденье. Вы просто добились, чего хотели. Подпоручик с насмешливой гримасой покосился на жандарма и, все так же пристально глядя на Садкова, неожиданно заявил: – Однажды Хати показал мне далекое будущее. Там я увидел себя и вас, господин капитан второго ранга. – Меня? – удивился Садков.– И что же со мной случилось? – Я сразу узнал вас в гостинице,– продолжал Дастуриев, пропустив мимо внимания откровенную иронию собеседника.– В том видении вы были очень старый, совсем седой. И мое отражение в зеркале тоже было лет пятидесяти. Как будто дело будет происходить лет через двадцать пять или тридцать... Мы стояли в порту – я, вы и еще один человек. Наверное, очень большой командир, мы его боялись. Он был родом из Мегрелии, потому что часто обращался ко мне по-грузински и говорил с мегрельским акцентом. Каландадзе услужливо дал справку: – Мегрелы – это народ с черноморского берега. Недовольно поморщившись, Кадаги возобновил свой рассказ про порт, где стояли военные корабли. Но главное внимание персонажей его видения привлекала подводная лодка, на рубке которой были нарисованы латинская буква "U" и другие знаки – в основном, цифры, которых он не запомнил. – Мегрел сильно сердился,– говорил Дастуриев.– Кажется, он считал, что субмарины не должно быть там, он ждал чего-то другого... И еще: на всех нас были очень странные мундиры – без погон, только значки на петлицах. Полковник слушал хевсурского оракула, разинув рот, и все время оглядывался на Садкова, будто ждал подтверждения. К его огромному разочарованию, приезжие не выказали интереса к рассказу Кадаги. Гости тоже выглядели разочарованными, но вдруг их лица вытянулись, когда подпоручик проговорил: – В конце концов я передал мегрелу футляр с волшебным амулетом и сказал, что с его помощью однажды спас нас всех от смерти, когда мы замерзали в каких-то снегах... А вы добавили, что при помощи этого же камня расправились с призраком русалки...– он опустил глаза.– Простите, господа, что отнял у вас столько времени. Дастуриев встал со скамьи, едва не задев макушкой потолок. Чиновники IX Отделения ошеломленно переглядывались, затем Лапушев промямлил примирительно: – Нет-нет, голубчик, вы не правы. Мы услышали весьма любопытную историю. Повелительно кашлянув, Садков добавил: – На сегодня достаточно. Подпоручик, ждем вас завтра утром в гостинице. А вы, полковник, поскорее разузнайте, где живет капитан Никольский, летчик из восемнадцатого авиационного отряда. Остальных ждет продолжение сюрпризов.

Сняв шинель, Антон Петрович сел в кресло и проговорил, нервно барабаня пальцами по подлокотнику: – Надеюсь, никто из вас не рассказывал этому мальчишке мою историю с броненосцем-призраком? Лапушев уверенно подтвердил, что данная тема в присутствии Дастуриева не обсуждалась. Подпоручик явился в гостиницу, чтобы принести благодарность за участие в его деле. Случилось это около трех часов дня, то есть незадолго перед неожиданным появлением Садкова, так что на разговоры у них времени не было. Если исключить глупые совпадения (например, хевсурский шаман встречался прежде с кем-нибудь из офицеров "Авроры", от которых и услышал про "Русалку"), приходилось поверить в его дар ясновидения. – Странную историю он поведал,– недоверчиво заметил Барбашин.– Какой-то мегрел без погон, наш новый начальник совсем седой, подводная лодка... Откуда наше дитя гор вообще знает о подводных лодках? Профессор запальчиво возразил: дескать, Дастуриев показал себя весьма начитанным юношей, а командование охарактеризовало его, как отличного офицера. Досадливо поглядев на часы, Садков предложил обсудить способности горского медиума чуть позже и начал излагать последние, то есть трехдневной давности, новости. Когда он приблизился к кульминации, Лапушев и Барбашин даже дышать стали реже, напряженно внимая каждому слову. Они были потрясены, но быстро вернули способность трезво мыслить. Первым заговорил Тихон Миронович: – Делать сразу два дела – это, милостивые государи, непростая задача. Нужно было, Антон Петрович, всех наших прихватить: и Павлидиса, и Тростенцова... – И вдобавок драгунский полк лейб-гвардии,– огрызнулся Садков.– У нас вовсе не два дела, а только одно. Его неожиданно поддержал Барбашин, который очень редко соглашался с давним соперником. Жандармская логика была проста и понятна: трудно поверить в случайные совпадения, и если капитан Никольский действительно обнаружил то, о чем все сразу подумали, то Эрхакан направляется на Кавказ исключительно из-за этой находки. Забыв личную неприязнь, они стали обсуждать, как сподручнее отловить каналью. Решили, что искать Эрхакана в Тифлисе не имеет смысла, а потому надо поскорее пробираться к легендарной горе. Благо, уже два года гора находилась на землях, занятых русскими войсками. За окнами сгущались ранние сумерки, и Садкову после воздушных приключений ужасно хотелось выспаться. Уединившись в своем номере, он задремал, Однако, когда около восьми вечера вернулся Каландадзе, Антон Петрович бодро встал и снова натянул шинель. Никольский снимал комнату в Авлабаре – районе в верхней части города. Два фаэтона быстро доставили профессора и офицеров к нужному дому. На стук вышел хозяин, который сначала обрадовался, поскольку решил, что прибыли новые постояльцы. Убедившись в своей ошибке, он был раздосадован и разговаривал неохотно. Из ответов домовладельца удалось понять, что капитан-авиатор ушел на концерт и вернется неизвестно когда. – Сегодня в Александровском саду большой концерт,– подтвердил полковник.Знаменитый певец Вертинский приехал. Весь цвет города собирается. Потом большой банкет будет. Хотите, найду для вас билеты? На концерт отправился только Лапушев. Обер-офицеры IX Отделения поехали в штаб городского коменданта, где собрали старших чинов полиции, жандармскогоуправления и военной контрразведки. Сыскные службы получили фотоснимки Эрхакана, которые Садков привез из Петрограда. В ответ старшие чины заверили, что басурману не уйти, только верилось в это с трудом. – Вернусь в гостиницу, а то сейчас свалюсь и усну прямо здесь,непрерывно зевая, сообщил Антон Петрович.– Утром еще раз наведаемся к Никольскому. – Отдыхайте,– неприязненно ответил Барбашин.– А я возьмо парочку городовых и покараулю летчика возле его квартиры. Чем раньше переговорим с этим капитаном, тем лучше. – Тоже верно,– согласился Садков.– Как только он появится, сразу везите в гостиницу. И не стесняйтесь будить меня среди ночи. – Не постесняюсь,– заверил жандарм.

Тифлис. 13 января 1917 года.

Садков рано лег и рано проснулся. За окном было темно и тихо. Капитан второго ранга хлебнул воды из графина и безуспешно попытался снова уснуть. Только вместо сна его одолевала тревога, граничившая с паникой. Антон Петрович понимал, что их команда имеет слишком мало шансов в битве против столь грозного врага. Потом он все-таки задремал, но тот час же был разбужен стуком в дверь. Накинув шинель, Антон Петрович пошел открывать. В коридоре переминался с ноги на ногу городовой с рукой на перевязи – сквозь неаккуратно намотанные бинты проступали свежие пятна крови. Запинаясь, ранний гость сообщил, что послан ротмистром Барбашиным. Говорил раненый очень много, но бестолково, сбиваясь на излишние подробности. Как удалось понять Садкову, с полчаса назад кто-то пытался вломиться в квартиру Никольского, и случилась перестрелка, после которой осталось не меньше двух трупов. Поскольку из путаного рассказа невозможно было понять никаких подробностей, новоназначенный глава Девятого отделения переспросил: – Ротмистр жив? – Живы они,– полицейский угодливо закивал.– Живы и невредимы. Велели передать, что ждут вас. Там, ваше превосхо... Не желая выслушивать очередную порцию бессмысленной болтовни, Антон Петрович поспешил прервать его: – Летчика-то видели? Ну, жильца той квартиры... – Никак нет,– не слишком убежденно отозвался полицейский.– Вроде бы только те двое прошмыгнули, которые стрелять начали. Того, который меня кинжалом полоснул, его их благородие ротмистр Барбашин застрелили. А другой в ответ стрелять начал, околоточного Матвеева, вечная ему память, насмерть убил и убёг. Их благородие не догнали разбойника и велели мне... – Это я уже слышал, и причем неоднократно,– утомленно вздохнул кавторанг.– Ступайте, я все понял. Торопливо одеваясь, Садков обдумывал неожиданное происшествие. Разумнее всего было бы предположить, что в Авлабаре действовали Эрхакан и его сообщники – работа в самый раз для этой банды. Из ориентировки Интеллидженс Сервис было известно, что колдун направился на Кавказ, потому что узнал о сделанной здесь важной находке. Безусловно, речь шла о наблюдениях капитана Никольского, ибо более важной находки представить было сложно. Когда Садков спустился по лестнице в вестибюль, перед ним выросла громоздкая фигура в одежде кавказского фасона – длинный теплый тулуп, расшитый войлочными накладками, голова и лицо скрыты цветным башлыком. От неожиданности шеф IX Отделения вздрогнул и невольно потянулся к кобуре, но тут же узнал Дастуриева. – Господин подпоручик, что вы делаете здесь в столь ранний час? поразился Антон Петрович. Казалось, хевсур был удивлен его вопросом: – Вы же сами сказали, чтобы я пришел с утра... "А ведь оно и к лучшему,– подумал Садков.– Будет у меня надежный сопровождающий".