Текст книги "Лирика 30-х годов"

Автор книги: Константин Симонов

Биография речки Рыбинки

 
Рыбинкой звали тебя.
Века
Несла ты названье свое.
В тебе отражались
Камыш, облака,
Стрелецкий кафтан и ружье.
В тебе молодицы мочили холсты,
Вьюнов головастых ловили дети.
Вчера под землей, размывая грунты,
Ты вырвалась вновь из столетий,
Ты в нашу штольню направила бег,
Выбив подпорки ребро.
Тебя в бетон одел человек
И положил над тоннелем метро.
Ты будешь катиться через него
В звонкое завтрашнее столетье,
Хоть, может, названия твоего
Больше никто не встретит.
 

«Пусть жизнь твоя не на виду…»

 
Пусть жизнь твоя не на виду, —
Какое счастье жить и знать,
Что не на ветер дни твои идут,
Что в жизни цель тебе ясна,
 
 
Что не напрасно бьет дождями лето,
Зимою вьюги обжигают лоб,
Что есть в большой работе пятилеток
Твоя работа, рук твоих тепло.
 

Чу

 
В Киргизии, где скалы
Стоят плечо к плечу,
Несется голубая,
Вся вспененная Чу.
В камнях сырых ущелий,
Как снег, ее оскал,
Она в песок стирает
Косые ребра скал,
Но не могла пробиться
Всей яростью струи
Ни к морю за барханы,
Ни к водам Сырь-Дарьи.
Она сильна, и горы
За нею высоки,
Но выпивают силу
Сыпучие пески.
Жестка, суха пустыни
Горячая щека, —
И высыхает речка
В литых солончаках.
Киргизия, не так ли
И жизнь твоя текла,
Пока с рекой Советов
Ее ты не слила.
 

«От южных морей до таежной глуши…»

 
От южных морей до таежной глуши,
До вечных мерзлот Полярного круга
Пускай все дорожки запорошит
Белая – с яблонь и с вишен – вьюга.
 
 
Город от пыли и духоты
Задохся в булыжнике, в скверах редких;
Пускай к домам подступают сады,
Врываются в окна мокрые ветки.
 
 
Зеленая тень шевелится на раме,
Скользит по железу и кирпичу;
Пускай стоят под всеми ветрами
Сады и заводы плечом к плечу.
 

«Не бери пример с подруг, не надо…»

 
Не бери пример с подруг, не надо.
Ты других не хуже, не грубей.
На окурках след губной помады
Лишь брезгливость вызовет к тебе.
 
 
Лучше в рот возьми сирени
Ветку, горькую от рос,
Чтоб любимый днем весенним
Терпкий привкус на губах унес.
 

Березка

 
Ее к земле сгибает ливень
Почти нагую, а она
Рванется, глянет молчаливо, —
И дождь уймется у окна.
 
 
И в непроглядный зимний вечер,
В победу веря наперед,
Ее буран берет за плечи,
За руки белые берет.
 
 
Но, тонкую, ее ломая,
Из силы выбьются… Она,
Видать, характером прямая,
Кому-то третьему верна.
 

«Любовью дорожить умейте…»

 
Любовью дорожить умейте,
С годами дорожить вдвойне.
Любовь – не вздохи на скамейке
И не прогулки при луне.
 
 
Все будет: слякоть и пороша,
Ведь вместе надо жизнь прожить.
Любовь с хорошей песней схожа,
А песню не легко сложить.
 

Календарь

 
Скамейка почернела
От времени в саду.
Давно ль пылила вьюга, —
Вновь яблони в цвету.
Но не замедлит время —
Опять подует снег…
Спохватишься – седеешь,
Намного убыл век,
А все торопишь время,
Как будто на пути
Оно мешает в жизни
До главного дойти,
Жалеешь, что не третье,
А первое число,
Что сад не цветом яблонь,
А снегом занесло.
 

Две даты

 
Я знаю – смерть придет, не разминуться с ней,
Две даты наберут под карточкой моей,
 
 
И краткое тире, что их соединит,
В какой-то миллиметр всю жизнь мою вместит.
 
 
А если бы сложить все пройденное мной,
Я обойти бы смог раз восемь шар земной.
 
 
Работать с детских лет вставал я на заре…
Пусть лягут, как стихи, две даты и тире.
 
 
И, если ты мне друг, у гроба повтори,
Что, мол, ни в чем длиннот не выносил старик.
 

«Пчела кружилась над цветком…»

 
Пчела кружилась над цветком,
Сбирая хоботком
Добычу трудную свою,
Что станет всем сладка,
Но отшумел в степи июнь —
Недолгий век цветка.
И жизнь твоя, как ни долга,
Пройдет, как век цветка.
Но так ли песню нам сложить,
На том ли кончить нам,
Когда народу вечно жить
И вечно жить цветам?
 

«Мне кажется порой, что я…»

 
Мне кажется порой, что я
Вот так и буду жить и жить на свете!
Как тронет смерть, когда – кругом друзья,
Когда трава, и облака, и ветер —
Все до пылинки – это жизнь моя?
 

«Была недолгой жизнь цветка…»

 
Была недолгой жизнь цветка…
Зима. Метелица метет,
Буран влетает в сени.
Но аромат цветка живет
В сухом колхозном сене,
В струе парного молока
Звенит степная жизнь цветка,
И если песня хороша,
Любую тронь строку —
Пусть вьюги все запорошат —
И в песне жить цветку.
 

«Перед тобой лежит стихотворенье…»

 
Перед тобой лежит стихотворенье,
И хорошо припасть к иной строке,
 
 
И слушать, слушать, как поет в ней время,
Как бьется жилка на твоей руке.
 
 
Я плачу над счастливою строкой,
Пусть написал ее не я – другой.
 

Зерно

 
В гробнице найдено зерно
Сухой египетской пшеницы.
Тысячелетие оно
Лежало в каменной гробнице.
 
 
На солнце вынесли его
И в землю бросили. И вот
Поднялся колос золотой,
Зерном тяжелым налитой.
 
 
Нас время судит без уловок.
Что будет через сотню лет,
Когда отыщут наше слово
И также вынесут на свет?
 

«Начало пятого, но мне не спится…»

 
Начало пятого, но мне не спится.
Мутнеет вьюга, ночь летит в рассвет.
Земля, как заведенная, вертится…
Пройдет и пять и десять тысяч лет,
И дальний век (мы и о нем мечтали)
Вот так же станет вьюгами трубить.
В той, даже мыслям недоступной дали
Хотел бы я хотя б снежинкой быть,
Чтоб, над землею с ветром пролетая,
На жизнь тогдашнюю хоть раз взглянут,
В морозный день над тополем порхнуть
И у ребенка на щеке растаять.
 

Потомкам

 
Вас нет еще: вы – воздух, глина, свет;
О вас, далеких, лишь гадать могли мы, —
Но перед вами нам держать ответ.
Потомки, вы от нас неотделимы.
 
 
Был труден бой. Казались нам не раз
Незащищенными столетий дали.
Когда враги гранатой били нас,
То и до вас осколки долетали.
 

Михаил Светлов

Осень

 
Мечется голубь сизый —
Мало ему тепла…
Новгород,
Суздаль,
Сызрань
Осень заволокла.
 
 
Тянется косогором
Осени влажный след…
Осень степей, которым
Миллион с хвостиком лет.
 
 
Тащится колымага
Грустными лошадьми…
Осень, в зданье рейхстага
Хлопающая дверьми.
 
 
Руки закинув за спину,
Вброд перейдя реку,
Осень – глуха и заспана —
Бродит по материку.
 
 
Плачется спозаранку
Вдоль глухих пустырей
Осень тевтонов и франков,
Осень богатырей!..
 
 
Давайте, товарищи, дружно
Песню споем одну
Про осень, которую нужно
Приветствовать,
Как весну!
 
 
Много хорошего выйдет народа
В такое хорошее время года!
 

«В каждой щелочке…»

 
В каждой щелочке,
В каждом узоре
Жизнь богата и многогранна.
Всюду – даже среди инфузорий —
Лилипуты
И великаны.
 
 
После каждой своей потери
Жизнь становится полноценней —
Так индейцы
Ушли из прерий,
Так суфлеры
сползли со сцены…
 
 
Но сквозь тонкую оболочку
Исторической перспективы
Пробивается эта строчка
Мною выдуманным мотивом.
Но в глазах твоих, дорогая,
Отражается наша эра
Промелькнувшим в зрачке
Трамваем,
Красным галстуком
Пионера.
 

«Прорывая новые забои…»

 
Прорывая новые забои,
Тяжкие ворочая поля,
Звали мы тебя с собою,
Ты отнекивалась, но пошла, земля.
Ты с трудом свои катила воды,
Древними порогами скребя…
Мы твои сокровища, природа,
Выдумали сами за тебя.
Где Петлюра шел, где пели песни
Печенеги Нестора Махно,
На высоком небе Днепрогэса
Сколько нами солнца зажжено!
Удивилась нашему приходу
Беломорья вековая тишь,
И теперь ты кубарем, природа,
С Повенчанской лестницы летишь.
Ты карабкалась по неприступным кручам,
Лирикой ленивою звеня…
Мы тебя читать стихи научим
Только после трудового дня.
Ты пройдешь, кругом покрыта пылью,
По площадкам взрытых пустырей,
Мы тебя навеки зацепили
За шестнадцать крепких якорей.
 

Песня о Каховке

 
Каховка, Каховка – родная винтовка…
Горячая пуля, лети!
Иркутск и Варшава, Орел и Каховка —
Этапы большого пути.
 
 
Гремела атака, и пули звенели,
И ровно строчил пулемет…
И девушка наша проходит в шинели,
Горящей Каховкой идет…
 
 
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
 
 
Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,
Как нас обнимала гроза?
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Ее голубые глаза…
 
 
Так вспомним же юность свою боевую,
Так выпьем за наши дела,
За нашу страну, за Каховку родную,
Где девушка наша жила…
 
 
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
 

Вступление к поэме

 
К пограничным столбам
Приближаются снова бои,
И орудия ждут
Разговора на новые темы…
Я перебираю
Воспоминанья свои,
Будто чищу оружье
Давно устаревшей системы.
 
 
Я по старой тропе
Постаревшую память веду,
Я тебя, комсомольская юность,
Имею в виду!
Над моей головой
Ты, как солнце, взошла горячо,
Как шахтерская лампочка,
Издали светишь еще.
 
 
Годы взрослого пафоса —
Юность моя пожилая!
В день твоих именин
Я забытых чудес пожелаю:
Ты поройся в архивах,
Манатки свои собери,
Хоть на остров сокровищ
Бездумно иди на пари!
 
 
И прожектор опять освещает
Район Запорожья,
Но в украинском домике
Тихо, спокойно, темно…
Бродит юность вокруг
И боится жильцов потревожить,
Встало детство на цыпочки
И заглянуло в окно.
 
 
Лунный свет задел слегка
Все четыре уголка
Этой комнатки знакомой
Комсомольского губкома.
Сквозь оконное стекло
Время в комнатку текло,
И на стенке ходики
Отсчитывают годики
 
 
Здесь когда-то родился
И рос молодой Комсомол,
Здесь мы честно делили
Пайков богатейшие крохи.
Дружба здесь начиналась!
Сюда я впервые вошел
В сапогах, загрязненных
Целебною грязью эпохи…
 
 
Я тебя вспоминаю —
Смешная, родная пора!
Ты опять повторись —
Хоть чернилами из-под пера!
 
 
В боевом снаряженье
Опять мы с друзьями идем,
И, как детский рисунок,
Огромный закат над Днепром.
 
 
Ночь непрекращающихся взрывов,
Утро, приносящее бои.
Комсомольцы первого призыва —
Первые товарищи мои!
 
 
Повторись в далеком освещенье,
Молодости нашей ощущенье!
Молодость моя, не торопись!
Медленно – как было – повторись!..
 
 
Никогда не стану притворяться,
Ничего на свете не хочу —
Только бы побольше вариаций
Этих повторяющихся чувств!..
 

Полине Осипенко

 
Сквозь легенды, сказанья, былины
Далеко ль до бессмертья идти?
«Очень близко!» – сказала б Полина,
Но не может произнести…
 
 
Ни слезой, ни печалью не надо
Омрачать наш прощальный салют,
Если с русскою женщиной рядом
Боевые легенды идут.
 
 
Этот образ, знакомый и милый,
Разве время от нас заслонит?..
Вся страна перед свежей могилой
Близким родственником стоит.
 
 
И никто не пройдет стороною,
Каждый замысел, каждый порыв,
Все мечты свои перед тобою,
Как живые цветы, положив.
 
 
Чтоб сквозь годы другим поколеньям
Славу женщинам передать —
Самолетом, стихотвореньем —
Всем, что может быстро летать!
 

Яков Шведов

Паутинка

 
Мы идем незнакомой тропинкой,
И куда нас она приведет?
И над нами в полях паутинка,
Золотая от солнца, плывет.
 
 
Привела нас тропинка на Волгу,
И над песенной русской рекой
Говорю я сердечно и долго
О любви и о дружбе с тобой.
 
 
Над рекой синеватою дымкой
Опускается ранняя мгла,
И на плечи нам вдруг паутинка,
Золотая от солнца, легла.
 
 
И тогда ты смущенно сказала,
Не сводя синих ласковых глаз: —
Паутинка, любимый, связала
Наши чувства и думы сейчас.
 
 
Не случайно простая примета,
Но она не пройдет без следа,
Теплый день уходящего лета
Не забыть нам теперь никогда.
 
 
И опять по знакомой тропинке
Мы в обратный пускаемся путь,
И не можем с плеча паутинку,
Золотую от солнца, смахнуть!
 

Орленок

 
Орленок, орленок,
Взлети выше солнца
И степи с высот огляди!
Навеки умолкли веселые хлопцы,
В живых я остался один.
 
 
Орленок, орленок,
Блесни опереньем,
Собою затми белый свет.
Не хочется думать о смерти,  поверь мне,
В шестнадцать мальчишеских лет.
 
 
Орленок, орленок, гремучей гранатой
От сопки солдат отмело.
Меня называли орленком в отряде,
Враги называют орлом.
 
 
Орленок, орленок,
Мой верный товарищ,
Ты видишь, что я уцелел,
Лети на станицу, родимой расскажешь,
Как сына вели на расстрел.
 
 
Орленок, Орленок,
Товарищ крылатый,
Ковыльные степи в огне,
На помощь спешат комсомольцы-орлята,
И жизнь возвратится ко мне.
 
 
Орленок, орленок,
Идут эшелоны,
Победа борьбой решена.
У власти орлиной орлят миллионы,
И нами гордится страна!
 

Виссарион Саянов

Золотая Олекма

 
Дай мне руку, пойдем со мною
В тот вьюжный край,
Он полонил мне сердце тишиною,
И снегом зим, и свистом птичьих стай.
 
 
Так горбоносых желтобровых птиц
Эвенк охотник ждет, и на рассвете
Слепят огни бесчисленных зарниц,
И гнет пурга тяжелых кедров ветви.
 
 
Тайга бежит по белым склонам, вдоль
Последних побережий,
Где по заливам высыхает соль
И где во мхах таится след медвежий.
 
 
Там сердца моего заветная отрада,
Край детских лет,
Родной страны холодная громада,
Я – твой поэт.
 

«Года прошли – и сердцу пособили…»

 
Года прошли – и сердцу пособили,
И жар остыл неукротимых лет,
По наледям моей родной Сибири
Прошел мой путь, как узкий лыжный след.
 
 
В глухую ночь в тайге кричит сохатый,
За много тысяч верст он слышит соловья.
Так я иду, кругом снегами сжатый,
Но, знаю, близко выручка моя.
 
 
Два-три словца, в которых бродит солод,
Оставлю я, иль песенку одну, —
В седой тайге, где звездный край расколот,
Все будут славить девушки весну.
 
 
И, может быть, среди других, мне равных,
Пройду походкой медленной своей,
И невзначай строку повторит правнук,
Когда в снегах, как в думах, Енисей.
 
 
Ведь свет гостил в тех песнях небогатых,
Придет пора – я другу принесу
Сказанья давних дней о кедрах и сохатых,
Тайги сибирской дикую красу.
 
 
И этот край, прославленный и зримый,
Где каждый колос выстрадал я сам,
Как часть твоей судьбы неповторимой
Я по складам потомству передам…
 

Михаил Голодный

Юность

 
По Москве брожу
Весенней,
В гуле улица живая.
Профиль юности
Бессмертной
Промелькнул в окне трамвая.
 
 
Небо мая
Надо мною
Расплескалось в тихом звоне.
Профиль юности
Бессмертной
Тонет в синем небосклоне.
 
 
Боевой отряд
Проходит,
Боевое знамя рядом.
Профиль юности
Бессмертной
Тенью прянул над отрядом.
 
 
Рвется Щорса конь
В атаку.
Замер Щорс на ткани пестрой.
Профиль юности
Бессмертной
Пролетел над шашкой острой.
 
 
Что же это? Сон?
Виденье?
Молодость страны живая?
Профиль юности
Бессмертной
Промелькнул в окне трамвая.
 

У гроба Николая Островского

 
Спустите знамена! Трубач, не играй!
Мне хочется крикнуть: «Орленок, вставая!
Вставай, мой товарищ, мой друг боевой,
С врагами не кончен решительный бой!»
 
 
Но мертвый не скажет живым ничего,
И губы спокойны, как совесть его.
Сказал он, что думал, о бурях земли —
Рожденные бурей проститься пришли.
 
 
Идут они тихо, безмолвной толпой,
Им кончить придется решительный бой.
Идут они тихо, глядят на него,
И лица спокойны, как совесть его…
 
 
Взвевайтесь знамена! Трубач, не играй!
С орленком родимым прощается край!..
 

«Долго дорогая…»

 
Долго дорогая
Смотрит на меня,
С книгой засыпая,
Не гасит огня.
 
 
Вздрогнет с полуслова,
Взглянет в полусне,
Засыпая снова,
Улыбнется мне.
 
 
Улыбнется сладко,
Бросит взгляд тайком:
Все ли там в порядке
За моим столом.
 
 
Пусть молчу часами,
Пусть для всех – другой,
Для нее я самый,
Самый дорогой.
 
 
Самый, самый славный,
Лучших в мире нет.
Для нее я главный
На земле поэт.
 

Песня о Щорсе

 
Шел отряд по берегу,
Шел издалека,
Шел под красным знаменем
Командир полка.
Голова обвязана,
Кровь на рукаве,
След кровавый стелется
По сырой траве.
 
 
«Хлопцы, чьи вы будете,
Кто вас в бой ведет?
Кто под красным знаменем
Раненый идет?» —
«Мы сыны батрацкие,
Мы за новый мир,
Щорс идет под знаменем —
Красный командир.
 
 
В голоде и в холоде
Жизнь его прошла,
Но недаром пролита
Кровь его была.
За кордон отбросили
Лютого врага,
Закалились смолоду,
Честь нам дорога».
 
 
Тишина у берега,
Смолкли голоса,
Солнце книзу клонится,
Падает роса.
Лихо мчится конница,
Слышен стук копыт,
Знамя Щорса красное
На ветру шумит.
 

Партизан Железняк

 
В степи под Херсоном
Высокие травы,
В степи под Херсоном курган.
Лежит под курганом,
Овеянный славой,
Матрос Железняк, партизан.
 
 
Он шел на Одессу,
А вышел к Херсону —
В засаду попался отряд.
Полхлеба на брата,
Четыре патрона
И десять последних гранат.
 
 
«Ребята, – сказал,
Повернувшись к отряду,
Матрос-партизан Железняк, —
Штыком и гранатой
Мы снимем засаду,
И десять гранат – не пустяк!»
 
 
Сказали ребята;
«Херсон перед нами,
И десять гранат – не пустяк!»
Прорвались ребята,
Пробились штыками,
Остался в степи Железняк.
 
 
Веселые песни
Поет Украина,
Веселая юность цветет,
Подсолнух высокий,
И в небе далекий
Над степью кружит самолет.
 
 
В степи под Херсоном
Высокие травы,
В степи под Херсоном курган.
Лежит под курганом,
Овеянный славой,
Матрос Железняк, партизан.
 

Александр Жаров

«Тает снег…»

 
Тает снег.
Все краски небосвода
Радужно, затейливо, пестро
Собрались у мраморного входа
Самой лучшей станции метро.
 
 
С крыши падает поток счастливых
Золотых апрельских слез.
Манят пассажиров суетливых
Солнечные зайчики мимоз.
 
 
Первый спутник вздохов неизбежных,
Покоритель стольких нежных глаз —
Робкий и застенчивый подснежник
У киоска остановит вас.
 
 
И опять пленит голубизною,
Опьянит дыханьем новизны…
Это все, друзья, не что иное,
Как живые признаки весны…
 
 
Девушку с улыбкою крылатой,
Вместе с ней влюбленного юнца
Тихо опускает эскалатор
В здание подземного дворца.
 
 
Им не к спеху. Здесь они, как дома,
Я иду за ними стороной.
Признаки весеннего подъема
Неотступно следуют за мной.
 
 
Видно, так положено поэту!..
Поезда стремительного бег
Вдруг понес сквозь тьму к дневному свету,
На бульвар, где тоже тает снег.
 
 
Над верхами стриженых деревьев
Небосвод прозрачен и высок.
Вторит голосам о новом севе
Ручейка веселый говорок.
 
 
И по всей Москве в предмайском гаме
И по всей земле страны
Шествуют созвучными шагами
Все приметы трудовой весны.
 

Алексей Недогонов

Моя родословная

 
Черная судьба моих отцов
прямо начинается от бога.
По путям разбуженных ветров
ты ушла, слепа и босонога,
от любви,
от жизни,
от людей
в тяжкие потемки – без возврата —
праведным носителем идей
рыжего Никиты Пустосвята.
Это все – трагедия твоя.
И, живя за склонами Урала,
ты слагала песни про края,
где твоя весна не умирала.
Кто она? Кому она сродни?
 
 
…Воды протекли.
Встают в тумане
желтые сивушные огни.
Песни о Степане-атамане.
Заговоры.
Лобные места.
Царские парады.
Эшафоты.
Золото священного креста,
и орлов недвижные полеты.
Так туман сгущается,
и в нем,
растеряв пути свои косые,
подвигами,
войнами,
огнем
бредит деревянная Россия.
Но в ответ из вытравленной мглы
только вой полуночного волка…
– Где твои двуглавые орлы?
– Где твоя тупая треуголка?
 
 
…Осень.
(И ленинская рука —
над башней броневика!)
Снова воды утекли в моря;
и передо мною, увядая,
встала родословная моя —
стреляная,
битая,
худая,
бородой поросшая,
в дыму,
вышла на дорогу – на прямую…
 
 
Что от родословной я приму?
Что для светлой радости приму я?
 
 
Я приму лишь только цвет крови,
только силу,
только звезды мира.
– Ты меня на битву позови, —
это будет именно для мира.
Я возьму товарищей,
свинца,
хлеба фунт
и песенку поэта.
У моих товарищей сердца —
из железа,
радости и света.
Мы возьмем свое наверняка!
Мы пройдем
с большим огнем заряда
по путям последнего парада!
 
 
Дайте башню для броневика!
Возникайте, бури,
если надо!
 

«Близок бой…»

 
Близок бой.
И вот сквозь дым багровый,
дым долин,
летящий до морей,
я встаю.
Клянусь последним словом
в преданности Родине своей.
 
 
Ты поверь,
не ради легкой славы
я давно скрепил с тобой родство.
Эти песни счастья, эти клятвы
в мир идут от сердца моего.
 
 
Ты прими их и не дай померкнуть…
 
 
Слава, слава, как ты далека!..
 
 
Хутор.
Степь.
Бездомный кружит беркут.
Длинные проходят облака.
 
 
Никнут у покинутого шляха
желтые худые ковыли,
да летит диковинная птаха
на четыре взмаха
от земли.
 

Прощание

 
Поздней осенью
снова к Стамбулу летят журавли,
листья клена идут
на повторную завязь земли…
Ветер, дымный и горький,
придет от азовских лиманов.
Я забуду про все.
Я вернусь на полгода назад.
Я пойму, для чего у низовий дождей
и туманов
с журавлями к Стамбулу
кленовые листья летят…
 
 
Здесь бродили с тобой мы
по аллеям осенним,
песни тихие пели,
болтали, шутя, про любовь.
Только часто моим
не всегда гостевым настроеньям
ты дарила букеты степных
и чуть-чуть горьковатых цветов…
 
 
В этот медленный час,
по бокам тишину колыхая,
по полынным степям
боевые скользят поезда.
Чахнут рейнские травы!
Поднимаются кули Шанхая!
И совсем не спокойно течет
 на Амуре вода!
Значит, близко стучат
золотые часы расставанья,
и нежданные встречи
караулят меня впереди.
Скоро будет война!
Поцелуй ты меня на прощанье
и в далекий поход
поскорее меня снаряди!
 
 
Мною эта минута
вовеки не будет забыта —
опрокинулась в пропасти
комнатной жизни арба…
Завтра будет война!
По заставам грохочут копыта,
и над пашнею мира
ревет боевая труба.
 
 
В этом я не виню
ни себя,
ни тебя, дорогая.
Только страшно:
со мною оставшись один на один,
мир кощунства не спит,
одинокое сердце пугая
тишиною грохочущей
старых батальных картин.
 

Предчувствие

 
Ой, в долине гуси гоготали,
говорят в народе – не к добру.
Ласточки-касаточки летали,
яворы скрипели на ветру.
 
 
В курене вразвалку спали дети,
а у коновязи фыркал конь.
Ой, в долине рано, на рассвете,
вспыхивал
и потухал огонь.
 
 
В это время ветер бил о стену
и сдувал последнюю звезду…
Сапоги обую,
френч одену
и к долине тихо побреду.
Так и сделал.
 
 
Звезды золотые!
Блеск шелома!
Ржание коня!
Предо мною времена Батыя
Встали
и глаза свои косые
прямо обратили на меня.
 
 
Грянули мечи —
и… я проснулся.
Охладивши сонное лицо,
френч надевши,
в сапоги обулся,
молчаливо вышел на крыльцо.
 
 
Ночью шла гроза,
корежа клены,
сны ломая,
руша погреба.
 
 
… Мимо пролетают эскадроны,
и ревет военная труба.
 

Мужество

 
Истребителю Петру Геращенко
 
 
Не так легко нам на сердце носить
разлуку лет с тоской неистребимой:
мы отвыкали вслух произносить
родное имя девушки любимой.
 
 
Мы бредили экзотикой морей
и тем святым, что в жизни не видали…
Незримый дух, как призрак, у дверей
стучал и звал в неведомые дали:
 
 
В Маньчжурию, в барханную дыру,
где степь венчала славою иною…
Мы там, дружа с орлами на ветру,
почувствовали крылья за спиною.
 
 
И лезли в небо, словно бы шутя,
нас в бой влекла не оторопь людская…
И мы дрались, стервятников когтя,
неистощимым солнцем истекая.
 
 
И мне ль забыть рассказы о войне,
тоску ночевок, зыбкий сон бархана,
и цирика на диком скакуне,
и бомбовоз над прахом Тамерлана!