Текст книги "Последний клиент"

Автор книги: Константин Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– А две можно?

– Пожалуйста, принесите пару бутылок «Хеннеси» и не распечатывайте. – Дарья, неприятно растянув губы, улыбнулась и добавила: – Пусть это станет подтверждением наших добрых с вами отношений, мой милый…

Галстук-бабочка на манишке стюарда затрепетал от негодования, однако сам разносчик необходимых в пути продуктов питания, не дрогнув ни черточкой отглаженного лица, развернулся и понесся вдоль по проходу.

– А ты все «Баден-Баден»… Дураков нет! – удовлетворенно пробурчал вслед Грибман и с признательностью взглянул на свою соседку. – Вот, немчура хренова! Человеку так хочется… халявы… А они ни шагу ему навстречу!

– То ли еще ждет вас, едва вы спуститесь по трапу…

Что ждало Грибмана у трапа самолета? А ничего особенного. Они с Марковой довольно успешно миновали таможенный коридор, получили соответствующие печати в свои паспорта (в это мгновение у Грибмана слегка зашалило сердце – а вдруг документы мадемуазель Штайн окажутся недостаточно хорошо изготовлены? Но как раз документы Марковой никого не интересовали, зато портплед Грибмана был досмотрен с особым пристрастием). А на выходе Грибманом был замечен некто, замерший как страж у мавзолея, с плакатиком, исполненным на черт знает из какой помойки извлеченной картонке. На нем черным фломастером детским почерком было выписано по-русски: «Где мы, Грибман?» А за плакатиком – лицо в фуражке, чем-то напоминающее истукана с острова Пасхи.

– Меня встречают, Елена, я могу подбросить вас, куда вам надо?

– С удовольствием! – Маркова подхватила свой небольшой баул и вопросительно взглянула на чемоданы Грибова.

– Момент! – Серега подмигнул Николаю, и тот с должным уважением сгреб все имеющееся при попутчиках добро, подбородком указав в направлении прохода:

– Черный лимузин во втором ряду справа ваш…

Грибов, зацепив Маркову под руку, легким мальчишеским полугалопом поскакал к дверям – пусть знают все, что и ему, в некотором роде бизнесмену, не впервой раскатывать по заграницам в черных лимузинах.

Как только они расселись по местам и машина тронулась, Николай, занявший кресло водителя, полуобернулся к Грибову и протянул ему небольшую плоскую коробочку:

– Вам просили передать. Вы знаете, как этим пользоваться…

Сергей откинул крышку – в коробке лежала пара новехоньких браслетов, со швейцарской тщательностью покрытых хромом.

– Что это? – несколько невнятно спросила Маркова.

– Ну, неужели вы успели подзабыть, Даша? – Натянуто улыбнувшись, Грибман ловко пристегнул второе кольцо к ручке дверцы с правой стороны. – Вам этот предмет должен быть знаком, как никому… А вот что до остального – вам придется поднапрячь свою милую головку и сделать так, чтобы эти симпатичные украшения ненадолго задержались на ваших прелестных ручках.

– Да кто вы такие?!

– Спокойно, Дункель! – Серега вызволил из глубин пиджака на днях обновленное удостоверение, раскрыл его перед лицом Марковой и устно передал содержание документа: – Министерство внутренних дел Российской Федерации. Подполковник Грибов. Сообщаю вам, гражданка Маркова, что вы, покинув территорию России, нарушили обязательство по подписке о невыезде. Чем это вам грозит, узнаете позже. Я же имею все полномочия, обязывающие меня вернуть вас в лоно нашего уголовного судопроизводства независимо от состояния вашего драгоценного здоровья, знания иностранных языков и конфессиональной принадлежности. И еще хотелось бы отметить: в связи с тем что вы пересекли границу суверенного государства по подложным документам, на вас, на основании действующего на территории Швейцарской конфедерации законодательства, не распространяется положение о предоставлении убежища лицам, преследуемым за политические и прочие убеждения. В связи с вышеизложенным я предлагаю вам вести себя прилично, выпить со мной по рюмочке «Хеннеси» и отложить выяснение всех обстоятельств нашей встречи на более поздний срок…

– Ну, ты и пидор! – с отвращением произнесла Маркова.

– Und wenn es dir mit mir grob zu sein einfallt bekommst du ein in die Fresse und den Restweg bleibst du im Kifferraum! Werstanden?![1]1
  Если будешь хамить, то получишь по роже и весь остаток пути проведешь в багажнике. Понятно?! (нем.).


[Закрыть] Или ты думала, что в нашем ведомстве одни придурки и пьяницы службу несут? А ты что бельма выпучил, Коля? Лучше следи за дорогой!

Глава 9

В Люцерне, в здании на Ланденсандштрассе, его называли «наш мсье Франс». Разумеется, это касалось лишь сотрудников высшего звена. Остальная же публика, ежедневно посещавшая строение № 27 по вышеуказанному адресу, либо не знала о существовании этого господина вовсе, либо, имея некоторое отношение к службе безопасности, удостаивала его звания «генерал». Отношения к присвоению ему подобного воинского звания не имела ни одна армия мира, и ни одно правительственное учреждение, расположенное на территории Европы, не подозревало о существовании господина Франса. Если на сего субъекта имелась какая-нибудь информация, то в ней господин Франс был зафиксирован под иной фамилией. Слухи, циркулировавшие на весьма ограниченном пространстве «Сентенери», доносили до любопытствующего уже совершенно невероятные, а потому и едва ли правдоподобные домыслы о предшествующем карьере в концерне отрезке жизни господина Франса. Говаривали, что он был якобы наемником и принимал участие практически во всех южноафриканских конфликтах. Или являлся когда-то сотрудником МИ-5. Говаривали, опять же, что сам Де Голль лично вручал ему орден Почетного легиона, и рассказывали еще множество подобных небылиц. Достоверной информации о его персоне не было нигде, даже в архивах столь почтенного учреждения. Где он в данный момент имел честь служить. Но если бы кому-то пришло в голову основательно покопаться в прошлом мсье Франса, то едва ли он был бы удивлен, узнав, что своей нынешней фамилией сей господин пользуется лишь на протяжении последних восьми лет, что двадцать из последних двадцати восьми он отдал службе Иностранному легиону, где ему удалось дослужиться до чина лейтенанта. Что последняя воинская должность господина Франса звучала так: офицер службы контрразведки полка 1РЕП, расквартированного в те времена в окрестностях Тугурты.

Со времен воинской службы мсье Франс сохранил выправку строевого офицера, безукоризненную манеру одеваться и некоторые специальные навыки, приобретенные им в пору его пребывания на вилле «Сусини», печально известной тюрьме, инициативно организованной командованием Первого парашютного полка Иностранного легиона. Там мсье Франс наглядно убедился в эффективности проведения допросов с применением электрического тока и иных довольно архаичных приспособлений, взятых из арсенала средневековой испанской инквизиции. А что до ордена Почетного легиона, полученного якобы из рук самого Де Голля, то эти слухи не имели под собой абсолютно никакой почвы. Мсье Франс после событий 21 апреля 1961 года оказался одним из немногих сержантов при штабе полка, сумевших избежать не только трибунала, но и сохранить за собой присвоенное ему накануне воинское звание. К печали господина Франса, в связи с известными обстоятельствами, следовало бы добавить, что он, рассчитывающий перевестись по окончании расследования во Второй парашютно-десантный полк, был откомандирован в тринадцатую полубригаду и вошел в состав ее специальной группы, делавшей упор в своей работе на ликвидацию местного населения, неодобрительно покачивающего головами под звуки Марсельезы.

Таланты мсье Франса, приобретенные на вилле «Сусини», оказались востребованными и в этих подразделениях. Но все, что было связано со службой в легионе, надежно скрывалось за тонированными стеклами очков легионера. А руководству легиона, хранящему молчание о сути проводимых им операций в Алжире, не скоро удастся изложить все происшедшее в доступной для широкой общественности форме.

Мсье Франс. Если его путь от рядового до лейтенанта службы контрразведки мог быть как-то отслежен, то предыдущий отрезок жизни, национальность или хотя бы примерное местоположение дома, в котором он впервые увидел свет, – все это было не доступно ни одному смертному. Даже если бы его родители были живы, то их сын никогда бы не дал знать о себе. Только он сам, мсье Франс, или как его там еще, с ужасом вспоминал свое бегство из родного дома. Как он, преследуемый полицией, мерз и прятался в сточных канавах. Как ему приходилось вылавливать объедки из мусорных баков на задворках светящихся огнями реклам ресторанов… Но все это в прошлом. Теперь его не мучил неразрешимый вопрос о хлебе насущном и крыше над головой. Служба в легионе дала ему то, что теперь щедро оплачивается любой организацией в любой стране. Именно там, в легионе, мсье Франс понял, что для решения определенного рода задач нет необходимости рисковать собственной шкурой. Для этого пока достаточно человеческого материала, годного лишь в качестве пушечного мяса. Сам же бывший легионер не очень тяготился службой – в табели о рангах корпорации он занимал пост, не имеющий должностной инструкции, четко прописанных обязанностей, и в глазах знавших его сотрудников стоял на ступени между управляющим и начальником службы безопасности. Оттого он выглядел свободным художником, наведывающимся в свою мастерскую только в минуты накатившего вдохновения.

В действительности мсье Франс был фигурой более таинственной, чем мог бы предположить досужий клерк. Номинально являясь подчиненным управляющему делами депозитария, на самом деле он вступал с последним в контакт исключительно при возникновении экстраординарных ситуаций. Все же решения, имеющие стратегическое значение, обсуждались мсье Франсом с личным секретарем сэра Ротчайльда.

Отработав на «Сентенери» более восьми лет, мсье Франс обладал достаточным капиталом и, будучи человеком предусмотрительным, никогда не держал все яйца в одной корзине. Будь они даже куриными. Тем паче что характер его деятельности предполагал возможное столкновение с представителями разных полицейских ведомств различных государств. На пока ангел-хранитель берег легионера, позволяя ему предаваться некоторым слабостям, которые не только не уменьшали скопленный капитал, но и позволяли его приумножить. На первый взгляд подобный посыл мог бы прозвучать довольно странно, но только если не принимать во внимание образ жизни господина Франса. Его склонности и потребности. Мсье Франс не курил, не употреблял спиртного. Ел он немного и в основном овощи, которые приобретал на ежедневном рынке неподалеку от своей квартиры. Да и квартира ему не принадлежала – ее оплачивал наниматель, и обходилась она не так уж и дорого. У мсье Франса был автомобиль, шестьсот пятый «Пежо», машина неброская, мышиного цвета. Большей частью она простаивала в гараже под домом – мсье Франс был завзятым поклонником неторопливых променадов, особенно в чуть ненастную, с мелким дождичком погоду. Когда воздух относительно чист и прохладен. Что же до его слабостей, то некоторые нумизматы называют подобную склонность не иначе как тезаврацией. Но мсье Франс не собирал глупых золотых слитков – свой капитал одним телефонным звонком он мог бы перевести в полноценный, о четырех девятках драгоценный металл. Мсье Франс собирал монеты. Монеты всех стран и достоинств. Современные и бывшие в употреблении сотни лет назад. Собирая, подразумевается, покупал и, приобретая, ставил одно условие: монеты должны быть золотыми и только в идеальном состоянии. Всю свою коллекцию мсье Франс хранил дома, в особой комнатке, когда-то, по замыслу архитектора, долженствовавшей стать гардеробной. Монет было несколько тысяч штук, и чтобы разместить их на столь невеликом пространстве, мсье Франсу пришлось заказать местному краснодеревщику выдвижные витрины, под стекло и с подсветкой, которые, по желанию хозяина, одним движением руки утапливались заподлицо с обшитой дубовыми панелями стеной. Этот крохотный музей не имел более благодарного и знающего посетителя, чем мсье Франс. Он мог один часами перебирать выложенное по бордовому бархату богатство, вскрывать пластиковые пакеты и любоваться чеканными профилями почивших монархов.

Что еще можно сказать о мсье Франсе? То, что в данный момент его сокровища временно были оставлены без присмотра. То, что вот уже вторую неделю подряд он вынужден был коротать время в небольшом номере туристического отеля в Лозанне, спать урывками, питаться, заказывая еду из ресторана напротив, и по утрам недовольно пялиться в зеркало, разглядывая физиономию слегка состарившегося «гитлерюгенда». Подобные напряженные бдения случались не часто. Скорее даже редко. Последнее мероприятие, проведение которого полностью было возложено на суховатые плечи мсье Франса, имело место более шести лет назад. Именно тогда, устранив нежелательное для своих хозяев лицо, мсье Франс заимел в картеле, или хотя бы в его европейских филиалах, непререкаемый авторитет Именно тогда, в результате проведенной акции, он приобрел статус особо доверенного сотрудника и соответствующее новому статусу содержание.

Мсье Франс был, как уже говорилось, человеком осторожным, избегавшим ненужных контактов и старавшимся по возможности не раскрывать методы работы и средства, используемые для достижения поставленной цели. Все лица, которые в той или иной степени беспокоили службу безопасности картеля, он называл клиентами. Причем с интонацией, более присущей владельцу похоронного бюро. Но ни один человек, волею случая оказавшийся клиентом мсье Франса, не был удостоен чести быть погребенным в соответствии с принятыми ритуалами. Их, как правило, никто не хоронил. Они просто попадали в неизвестное никуда. В редких, особо щепетильных случаях мсье Франс давал некоторую надежду безутешным родственникам, посылая от несуществующего в этом мире клиента кратенькие почтовые приветствия из различных малонаселенных уголков земного шара. Это удавалось ему без труда, особенно если принять во внимание склонность мсье Франса к каллиграфии и его способность разговаривать на шести европейских языках по крайней мере. Английский, французский, немецкий, ретророманский… итальянский и испанский – все эти языковые премудрости мсье Франс освоил без труда – Иностранный легион всегда был и остается сборищем различных национальных отбросов. А вот на каком языке ему снились сны? Итальянец сказал бы, что мсье Франс, скорее всего, француз. Француз – что мсье немец. Немцы, со свойственной им обстоятельностью, доказали бы, что изучаемый субъект скорее чех, нежели венгр. Так что прийти к какому-то определенному выводу было невозможно.

Но мсье Франсу не снились сны. Никогда. И что еще отличало мсье Франса от основного числа дешевых соглядатаев-киллеров, так это способность предугадывать поведение своей потенциальной жертвы не только на основании полученной извне информации, но и исходя из психофизического портрета клиента, который мсье Франс писал в своем сознании мелкими и аккуратными мазками. Портрет же нынешнего клиента выглядел примерно так: лицо мужского пола, белый, лет сорока семи-восьми, рост – ниже среднего. Размер обуви сорок второй, кисти рук некрупные. Носит обручальное кольцо на правой руке. Лицо суховатое, с неразвитым подбородком и крупным, с горбинкой носом. Глаза средние, желтые, губы полные, неопределенной формы. Волосы редкие, темные, слегка вьющиеся. Лоб высокий, покатый. В теменной области имеется небольшая залысина. В определении национальной принадлежности поднадзорного лица у мсье Франса возникли некоторые сомнения – нос в сочетании с густыми дугообразными бровями относил бы клиента к южноевропейскому типу. Но светлая, без оттенка, кожа заставила мсье Франса отказаться от дальнейших умозаключений и причислить данного индивида к некоей разновидности российских граждан, у которых, вероятно, возникли некоторые трения с бывшими партнерами или спецслужбами. Клиент имеет привычку иногда поджимать губы, носить часы на правой руке и портмоне в заднем кармане брюк. Одевается прилично, но не броско. Голос высокий, слабоокрашенный, при разговоре немного торопится, повторяя по нескольку раз предлоги или артикли. В журнале регистрации отеля этот постоялец был записан под фамилией Биркин, имел при себе британский паспорт. Настоящая же фамилия клиента мсье Франса была Крокин, и, по имевшимся данным, этот господин располагал задокументированной информацией, которая иллюстрировала некие сделки картеля в России. И корпорации было бы очень нежелательно, чтобы эти документы вдруг каким-то образом попали на страницы газет.

Выбрав момент, мсье Франс навестил номер, занимаемый его клиентом, но результаты обыска ввергли его в некоторое уныние. Он не обнаружил там не только документов, компрометирующих его работодателей, но даже и самого намека на то, что двадцать шестой номер занимает не какой-то мистер Биркин, а Крокин Вячеслав Семенович. А значит, специальные навыки контрразведчика использовать представлялось преждевременным. Оставалось, как и прежде, прислушиваться к шуршанию за стеной, неустанно фиксировать перемещения в пространстве, записывая и расшифровывая телефонные переговоры клиента. А это было чрезвычайно нудным занятием для мсье Франса, стремившегося скорей закончить с эти делом и вернуться в Люцерн, к чеканным императорским профилям и брюссельской капусте. Вы-то сами когда-нибудь пробовали эту дрянь?

У Галлахера дела шли неважно. Вестей, да и денег от своего таинственного руководителя он не получал вот уже несколько дней. Хотя, с другой стороны, первые шаги в определенном ему свыше направлении были совершены: без особого риска он установил круглосуточное наблюдение за виллой, сам разглядывая ее временами через неплохую немецкую оптику. Его беспокойные близнецы также совершили пару вылазок на неприятельскую территорию – как и следовало из последнего поручения, Бивис с Бадхедом пробрались к стоящему на отшибе гаражу и организовали хозяину всего этого великолепия небольшой транспортный инцидент. Хотя в последний момент у сержанта екнуло в селезенке, когда поврежденный автомобиль принялся выписывать пируэты на заснеженном спуске. Ему в этот момент подумалось: не справься с управлением его подопечный – и отставному сержанту от сновидений, наполненных призрачными замками и красотками, прямой путь к прозе небольшой опрятной могилки на местном кладбище или же, при нежелательном стечении обстоятельств, к коммунальной, где-нибудь на дне расщелины, вместе с гурками-близнецами. И хотя расщелин в этих местах было достаточно, покоиться вместе с двумя придурками в красных пуховиках у Галлахера не было никакого желания.

Сержант, как ему и было указано, снял маленький номер в отельчике, вмещавшем в себя сорок подобных клетушек и бар. Близняшек же, посчитав, что они привлекают к себе слишком много внимания, загнал на самый верх горы, на лыжную базу, куда добраться можно было в совершенно не пригодных для этой цели жестяных кабинках, подвешенных, на взгляд командующего войском, на подозрительно тонких тросах. Это встало ему тем не менее в копеечку – жить внизу, не отдавая свободного времени различным спортивным упражнениям, было на порядок дешевле, хотя в лондонском доме, ист-сайдской дыре, на потраченные здесь деньги Галлахер смог бы просуществовать весьма комфортно не один месяц.

Тем временем на подконтрольной территории кое-что происходило. Кто-то из проживавших там мужчин то уезжал, то возвращался, и сержанту пришлось выставить круглосуточно действующий пост наблюдения, расположив его тремястами метрами выше виллы. Объяснял он подобную инициативу тем, что связь с его незримым патроном по каким-то причинам не состоялась, а упускать порученную ему работу, обещавшую, ко всему прочему, приличные дивиденды, не хотелось. Тем паче что проживавший на спортивной базе один лжеяпонец обходился вдвое дешевле, и в этом был какой-то смысл. А что там, на горе, никто не отличит одного Бодхеда от другого Бивиса, в этом сержант не сомневался. Плохо, что один из идиотов вечно таскал в своем рюкзачке своего волшебного слона и походил со стороны на маленького узкоглазого горбуна. Здесь всякий поймет, что горбатый японец – зрелище для местной публики слишком экзотическое, и Галлахер в приказном порядке изъял слона, установив его на своей прикроватной тумбочке в отеле. По ночам сержанту казалось, что эта скотина начинает светиться каким-то внутренним светом и вот-вот затрубит в свой изогнутый хобот.

Так прошло еще несколько дней. Становилось уж совсем невмоготу. И вдруг портье отеля, он же хозяин и бармен, передал грустившему на пару с кружкой пива Галлахеру солидного размера пакет. Сержант, скрипя всем, чем только можно, раскошелился на пару франков и опрометью бросился к себе в номер. В конверте он обнаружил пять тысяч долларов потертыми двадцатками и дальнейшие инструкции. Разумеется, инструкциями Галлахер эту писанину назвал бы с натяжкой, но деньги, присланные ему таинственным шефом, примирили его со всем, и с чужой рукой разработанным оперативным планом в том числе.

Той же ночью сержант поднял весь личный состав по тревоге и бросил его на штурм неприятельской цитадели. В кромешной тьме, в комбинезонах, наскоро скроенных из где-то украденных простыней, его небольшая армия вторглась на вражескую территорию и успешно продвинулась к стенам виллы. Погода стояла великолепная: тяжелый и густой снег гасил свет немногочисленных фонарей. Сержант на своем «Самурае» гарцевал на горе, прикрывая возможный отход, и наблюдал за своими солдатами через негодную для подобных погодных условий, но неплохую немецкую оптику. Он прекрасно осознавал, что положение его подчиненных достаточно скользкое – время года, полное отсутствие огнестрельного оружия и только подручный шанцевый инструмент в комплекте с парой ножей из местной сувенирной лавки. Бивис шел впереди, сзади прикрывал его Бадхед. Или Бадхед шел впереди… В общем, с позиции Галлахера ни черта было не разобрать. Когда один из гурков достиг цели – заднего входа в здание, – дверь перед его носом распахнулась, и что-то всосало так и не успевшего что-либо предпринять бойца вовнутрь. Но Галлахер знал, что гурки не отступят перед временными неудачами – они не раз выручали друг друга и в более сложных ситуациях. Сержант отчетливо видел, как прикрывавший тыл близнец выпрямился во весь рост и бросился в атаку. Дверь снова распахнулась ему навстречу и захлопнулась вновь, поглотив и второго отважного бойца.

– Кажется, самое время мотать отсюда… – не торопясь, словно молитву, произнес вслух Галлахер и взялся крутить стартером. «Самурай» не заводился. А меж тем дверь, на этот раз парадного входа, открылась. Теперь сержант все отчетливо видел и без хваленой импортной оптики. Из двери на ступени лестницы с удивительным проворством выскочил один из подопечных сержанта – очень крупный для данных климатических условий индивид – и на звук взревевшего-таки мотора чертова японского джипа послал с полтора десятка пистолетных пуль. Галлахер с ужасом считал рвущие воздух выстрелы. Ему казалось, что их гораздо более трех десятков. Он и полетел, или, как ему показалось, заскользил вниз по спуску на самой что ни на есть сверхзвуковой японской скорости. Теперь он думал только о том, как унести в целости ноги и где-нибудь в безопасном, при большом стечении народа местечке сообразить, что же произошло. Это местечко нашлось сразу в конце спуска – в приличного размера сугробе, где «Самурай» заглох, сделал себе харакири и завонял моторным маслом. Сержант, набив по инерции приличного размера шишку, вывалился из машины и побежал вдаль, где, кроме елок, тьмы и скальных стен, ничего не было. Осознав это не сразу, но со временем, навернувшись через какой-то буерак, Галлахер сбавил скорость и вовсе приостановил свой бег. В двух шагах от него стоял провонявший джип. И никого… Сержант поднялся, обошел машину и покачал головой – все полтора десятка отверстий были видны и без дополнительной подсветки. Где-то Галлахера спас подголовник, где-то – укрепленная снаружи запаска, но если бы сержанту пришлось столкнуться со стрелком в светлое время суток, то на его ирландское тело смело можно было бы откидывать макароны.

– И денег маловато! – заключил сержант и бодренько потрусил вниз, в сторону появившихся за поворотом огоньков. А вот как объяснять, что произошло с джипом, – над этим предстояло подумать. Ведь контора спросит именно с него, а не с того чудака с пушкой…

Кое-как разместив свое могучее тело на лежаке, Коля предавался грусти. Огромные толстые стены из дикого камня надежно укрывали от непогоды. Система электронного наблюдения, не хуже, чем в здании на Лубянке, – от непрошенных гостей. В нескольких стальных шкафах хранилось достаточное количество разнокалиберных стреляющих предметов – всего несколько человек, обладающих соответствующей квалификацией, смогли бы удерживать на подступах к вилле Кирилла до полка спецназа. И довольно продолжительное время: продуктов питания, воды, вина и горючего, обеспечивающего бесперебойное функционирование всех систем, хватило бы, при разумном расходовании, на год. Если бы обстановка усложнилась, то из второго подвального этажа можно легко эвакуировать участников сопротивления через расчищенный недавно самим Колей коридор. Он вел метров на двести от дома, к давно иссохшему колодцу. Последние сто лет им никто не интересовался – каменная кладка покрылась многолетним слоем мха, и с метра-двух, даже зная, что здесь может находиться выход на поверхность, было невозможно отличить запущенное ирригационное сооружение от груды сброшенных древним камнепадом скальных обломков. Вот бы завтра война! Но не от этого было грустно Коле. Его постоянного собеседника, Жукова, отправили встречающим за Галкиным. Ищенко со своей безразмерной супругой укрылся у себя на ферме, и только два бывших кролика, а теперь две огромные, еле передвигающиеся твари шуршали по углам да сорили своими катышами на каменные ступени лестницы. Что они жрали – одному их кроличьему богу известно. Если, конечно, у них таковой имеется.

Меж тем за стеклами монитора мела метель. Не такая, как в России, – снег был крупный, нелетучий и, падая наземь с решительностью Гастелло, покрывал объективы телекамер, не желая таять. Николай джойстиком переводил углы наклона в крайнюю нижнюю точку обзора, пытаясь освободиться от летящей с неба гадости, но удавалось ему это отчасти и на короткий промежуток времени – козырьки, прикрывающие недремлющий электронный глаз, при подобном направлении ветра были совершенно бесполезны. Нужно выползать наружу и протирать все хозяйство специально предназначенной для этой цели губкой, прикрепленной к концу длинного шеста. Хотя, мыслилось Коле, можно было бы приспособить для обогрева какие-нибудь спиральки или устроить обдув, используя для этих целей фен. Но ценные мысли должны были храниться в голове Николая до появления Жукова – он отвечал за бесперебойную трансляцию окружающего пространства и никому не позволял вносить усовершенствования в систему без его неусыпного наблюдения. Тем более Николаю, сумевшему перепутать миксер с электрочайником, который в силу невозможности дальнейшего использования пришлось выбросить. Еще на счету Николая пара загубленных микроволновых печей и пульт от переносного телевизора, по неосторожности утопленного в сортире: Николай поглощал телевизионные новости в невероятных количествах и пропустить хотя бы один из разделов был не в силах. Даже сидючи на толчке. Что касается отложившегося в его голове, то глупо ожидать пересказа увиденного и услышанного близко к тексту. Николай моментально делал для себя только ему понятные выводы и стирал поступившую аудиовизуальную информацию из своей памяти. Например, по поводу наводнения на юге США он выразился предельно кратко и содержательно: «Всем п…ц!» То есть, не зная установочных данных оценки события, было невозможно представить, что же на сей раз случилось в мире. То ли Тихоокеанский флот отомстил потомкам адмирала Того за Порт-Артур и Цусиму, то ли Куба распахнула свои границы и выпустила всех страждущих в свободное плавание к берегам невидимой с острова Свободы еще более свободной Флориды.

Неизвестно, сколько бы еще понадобилось времени Коле, чтобы настроить себя на очередной обход заснеженных пространств, если бы вдруг не пискнул датчик сигнализации зоны «С», перекрывающей часть участка, расположенного за зданием. Именно с этой стороны в прошлый раз в дом пробралась группа решительно настроенных бандитов. Николай подошел к монитору и перевел работу тыловых камер в режим ручного управления. На экране все та же белая муть, и не более.

Решительно напялив на голову вязаную шапочку, Коля довольно быстро достиг задней двери и, предполагая, что ветер успел нагнать к стенам дома значительные сугробы, резко ее распахнул. Послышался громкий «бум», и к ногам невозмутимого защитника виллы фон Корф беззвучно рухнул какой-то совершенно небольшой «партизанен» с ледорубом в руке.

– Вот неудача-то! – посетовал Коля и одним могучим движением втащил найденыша в коридор. – Ты откуда свалился, турист? – Он склонился над едва дышащим телом. – И странный какой! Японец, что ли? Вот и нехер по горам лазить-то, да в такую погоду! – Коля оставил туриста приходить в себя самостоятельно, так как его могучая интуиция подсказывала: обычно туристы теряются по крайней мере парами. Коля вновь отпер дверь, и точно – прямо на него, с альпенштоком над головой, словно видение, летел абсолютный слепок предыдущего. И теперь что-то подсказало Николаю – может быть, могучая интуиция, – что потерявшиеся космонавты, туристы и прочие бездельники не бегают по глубокому снегу с такой прытью и тем более не норовят своим спасителям пробуравить голову киркой. – Извините, но товарища Троцкого сегодня нет дома! – приветливо встретил Коля залетевшего в коридор туриста и, заметив, что его альпеншток зацепился за невысокий свод галереи, треснул бедолагу в пах ногой. Причем, по известным причинам, Коле не пришлось высоко задирать ногу – чуть выше собственного колена, а потому удар мог оказаться практически смертельным, попади Николай туда, куда, собственно, и целился. – Ты чего? – внятно спросил замычавшего человечка несколько расстроенный страж и стукнул собеседника легонько по голове. – Отвлекающий маневр! Вот вы что!

Коля метнулся по коридору, в сторону парадного входа, на бегу выдернул из буфетной полки всегда готовую к работе «беретту» и выскочил во двор. На дороге, ведущей в чахоточный пансионат, тридцатью метрами выше, кто-то с отчаянной решимостью пытался запустить двигатель автомобиля.

– Это надо! В такое время суток и без габаритных огней!