Текст книги "Последний клиент"

Автор книги: Константин Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

– Простите, но здесь стоянка запрещена! – обратился к водителю розовощекий крупный малый лет двадцати. Он служил в полиции полтора года и был вполне доволен своей профессией. Увы! Никогда более этого милого, застенчивого в быту паренька не увидят его наставники, так любившие подшучивать над наивным, исполнительным капралом, – жало тридцатисантиметровой отвертки вонзилось в его молодое, здоровое сердце, перечеркнув все перспективы на досрочное присвоение сержантского чина…

Обогнув пару кварталов – еще не было слышно немеющих от собственного визга полицейских автомобилей, – Галлахер оставил такси и спокойно, не привлекая внимания немногочисленных прохожих, завернул в проулок. Там он ознакомился с приобретением – им оказались девятимиллиметровый «Глок-17» с запасным магазином и перочинный нож с невероятным количеством лезвий. Его Род выбросил сразу и без сожаления, посчитав, что тридцати четырех патронов «парабеллум» для воплощения в жизнь первого этапа плана вполне достаточно. Теперь был необходим еще один автомобиль. И на этот раз желательно добытый естественным для законопослушных иностранцев путем. В Берне подобное дается без труда.

– Сквозит… – заметил Галкин, зябко передернув плечами. – А эта сука Грибман оставил нас в исподнем!

– Мне кажется, что у него другая фамилия, – заторможенно произнес Крокин, еле уловимым движением головы указав на что-то, находящееся за спиной Владимира.

– Другая – что? – Галкин, повинуясь неясному предчувствию, развернулся к двери – на пороге стоял высокого роста поджарый мужчина, в правой руке сжимая что-то, отдаленно напоминающее пистолет. – И ни хрена себе… – вяло шевельнул губами Галкин. – Но я надеюсь, что это за вами…

– Это еще бабушка надвое сказала… Может быть, не только… – прошипел Крокин, делая по возможности приветливое лицо. – Простите, вы что-то хотели? – осведомился он на родном для отставного сержанта языке.

Галлахер некоторое время молча стоял посреди холла, пытаясь понять, как ему выбираться из столь затруднительного положения. Он был готов ко всему – к крикам, к активному сопротивлению, но два почти раздетых джентльмена за столиком с колодой карт и несколькими пустыми стаканами – это казалось Роду каким-то противоестественным и странным. И совершенно неопасные, не защищенные в своей наготе мужчины смотрели на него, замершего истуканом, как на случайно забредшего на рождественскую вечеринку для взрослых Санта-Клауса.

– Я, пожалуй, присяду… – буркнул Галлахер и несколько неуклюже прошел через весь зал к столу, поближе к едва тлеющему углями камину. Тем не менее ствол его пистолета следил за возможными мишенями. – Очень холодно. Вы позволите мне присесть поближе к огню?

Его путешествие из Берна в Невшатель было нисколько не обременительным, не считая небольших снежных наносов на подъезде к озеру. Здесь, рядом с автозаправочной станцией, он припарковал свой «Эскорт» и минуты через четыре разговора с местным рабочим выяснил, каким образом он мог бы получить во временное пользование снегоход. Пара подобных игрушек стояла под навесом, и за незначительную плату разговорчивый смуглый паренек согласился уступить один из них, заправив бак по самую горловину. Справившись, в каком отеле незнакомец решил остановиться, заправщик протянул ему карту заправки с номером телефона:

– Когда наиграетесь, позвоните мне. Я вам подгоню ваш автомобиль и заберу свои сани.

В данный момент «Поларис» остывал неподалеку – в тридцати метрах от ограды виллы, с задней ее стороны, в кустах, щедро присыпанных снегом, – Галлахер рассчитывал, что при неблагоприятных обстоятельствах ему удастся добраться до него быстрее чем за двадцать пять секунд. Но сейчас Роду казалось, что торопиться ему не придется.

– Вы позволите? – снова обратился он к полураздетым господам тоном весьма воспитанного джентльмена.

Крокин, еще не осознав, о чем в данном случае идет речь, также благовоспитанно кивнул, махнув при этом рукой, что могло означать: «Да бога ради! Какие могут быть церемонии?» А Галлахер, распустив шнуровку, стянул башмаки и подставил затекшие и застывшие стопы теплу очага.

– Виски, джин? – услужливо предложил Крокин.

– Да, если можно… – кивнул Галлахер, по-прежнему не опуская пистолета.

– Вы к нам по делу? – Светскую беседу следовало бы заводить о погоде, но, уловив настроение гостя, Крокин решил помочь незнакомцу.

Володя, манипулировавший всего несколькими десятками фраз на английском, вообще потерялся в контексте беседы и выказывал свое участие лишь мимикой и жестами.

– Ваш приятель что, немой?

– Отчасти… Во всяком случае, если вы захотите о чем-то спросить его, вам придется обращаться к нему через меня.

– Кто он?

– Русский.

«Только этого не хватало!» – подумал Галлахер, и настроение его стало стремительно ухудшаться.

– Тогда начнем с вас… Кто вы?

– В данный момент – незаконно удерживаемый гражданин Великобритании. Фамилия моя Биркин. Мой паспорт у меня изъяли… Так что я вот здесь уже третий день.

– А этот русский? Он что, тоже заложник?

– Нет. Он один из них. В чем-то провинился…

– Сколько всего человек в доме?

Крокин считал быстро:

– Пятеро, из них две женщины и один немощный старик.

– Все русские?

– Да. Простите, не знаю, как к вам обращаться?..

– А что они хотят от вас?

– Денег, сэр, денег… Что еще могут требовать эти русские от цивилизованного человека?..

– И они у вас есть?

– Нет, то есть, конечно, некоторые средства имеются, но им же все мало…

– Сколько?

– Что, простите?

– Сколько у вас при себе денег?

– При себе? При себе нисколько… Откуда у меня с собой деньги?.. Ведь я же не знал, что меня станут похищать…

– А жаль… – разочарованно произнес Галлахер и нажал на курок. Пуля щелкнула по выпуклому лбу господина Крокина, выплеснув часть мозгов на спинку дивана. – Жаль, что так случилось, – попенял Галлахер, невыразительным взглядом скользнув по лицу оставшегося с ним один на один собеседника. – Неужели в вашей компании не найдется ни одного человека, способного не только разговаривать на понятном мне языке, но и удовлетворить некоторые мои потребности?

Галкин, заметив, что ствол пистолета в руке незнакомца готов проделать такую же, что и у Крокина, дырочку ему во лбу, мысленно напрягся, убеждая себя, что, в общем-то, это не больно – раз и квас… Крокин даже и не выдохнул… Хотя умирать теперь Галкину очень не хотелось.

– Может быть, я смогу вам помочь, мистер? – раздалось откуда-то сверху. Галлахер моментально сменил позу, готовый к стрельбе. На площадке лестницы, ведущей к комнатам для гостей, стояла очень привлекательная дама в почти прозрачном пеньюаре, и Роду трудно было определить, скрывал ли он или только подчеркивал стройность и красоту женского тела.

– Леди что-то хотела сказать? – Галлахер сменил линию прицеливания – теперь она вновь упиралась в вспотевшую переносицу Галкина.

Маркова спускалась по лестнице. В ее движениях не было ни нарочитой скромности, ни бесстыдства, но двигалась она так, что даже Володя, уже переживший мысленно собственную смерть, не мог оторвать от нее глаз. Дарья была бледна и холодна как лед. Но Галлахер не ощущал в ее приближении ни малейшей угрозы.

Вот она, женщина его мечты! Ему вновь открылось фантастическое полотно, живописуемое им в минуты вдохновения: именно эта женщина и он, солдат удачи, состоятельный, небрежно одетый в шикарный белый капитанский китель, на борту летящей по волнам яхты. Но чего-то не хватало в этом полотне, какой-то значительной детали… Деньги!

– Простите, леди, но я здесь по весьма важному делу…

– По какому же, если не секрет?

– Я прибыл за деньгами…

– Вот как? Значит, следует сделать вывод, что мы с вами – коллеги?

– Но не соперники, надеюсь?

– Думаю, что нет. Потому как в этом доме денег совсем пустяк – каких-нибудь тысяч пятьсот – шестьсот… А их мне, женщине современной и достаточно привлекательной, хватит на какие-нибудь месяца три – полгода… Не хотите же вы забрать их у меня все?

– Очень сожалею, мисс…

– Елена. А как зовут вас? – И продолжила на русском, не давая ответить Галлахеру: – Ну, ты-то что, мудила, яйца выкатил? И где твой алкаш-приятель? Налей мне быстро полстакана рома. И не думай доливать туда какой-нибудь дряни!

Произнесла всю эту фразу Дарья в размеренном темпе и со спокойной интонацией, лишь в финале чуть повысив голос. И все же Галлахера начало беседы на незнакомом ему языке насторожило.

– Не будете ли вы так любезны, мисс, разговаривать на английском. Или я пристрелю вашего приятеля…

– Вы его уже пристрелили. А что до этого – до этого мне и дела нет… Хотя, насколько мне известно, его жизнь кое-чего да стоит! Я попросила его налить мне чего-нибудь выпить… Да и вы не будьте букой – вон, изуродовали такую великолепную мебель… Давайте сядем и обсудим ваши претензии на мои капиталы.

– Идет! – Галлахер кивнул Галкину, давая ему разрешение заняться напитками, но не спуская с него пристального взора. Володя зазвенел бокалами.

– Не стану спрашивать, откуда вы прибыли и кто вам посоветовал обратиться к нам с подобной просьбой, – Маркова присела напротив Галлахера, пододвинула к себе пачку сигарет и зажигалку, – но мне кажется, что люди, сейчас отсутствующие здесь, могут воспринять ваши методы в достижении цели как негуманные… Я советовала бы вам поостеречься…

Галлахер согласно кивнул, принимая из цепенеющих рук Галкина стакан с виски:

– Не стану распространяться о моем богатом опыте в подобных делах, но только то, что я до сих пор жив и сижу перед вами, говорит о многом…

– Мы часто заблуждаемся на собственный счет… – Дарья многозначительно улыбнулась, и от этой улыбки бросило в дрожь не только исполняющего обязанности кельнера. Быстро поднеся бокал к губам, она сделала глоток и, чиркнув зажигалкой, выплеснула превратившееся в огненный факел спиртное в лицо Галлахеру. Род на мгновение ослеп. Вскочив на ноги, он инстинктивно поднес руки к лицу. Одежда на его груди запылала, и остатки рома в бокале добавили живости разгорающемуся костру. Род неловко отступил на несколько шагов назад, и только это движение спасло ему жизнь. Маркова, может, и не разбиралась в пистолетах, но предыдущий опыт доказывал, что с пяти шагов в лоб она попадает наверняка. Тем более в такой лоб, как у Галлахера. Первая и вторая пуля миновали его. Кое-как, где на ощупь, где руководствуясь интуицией, Род добрался до окна и, выдавив плечом раму, вывалился на улицу. Третья пуля просвистела над его головой, когда он уже бежал к спасительному кустарнику. До снегоката он добрался за секунды, мотор взревел, и «Поларис» тронулся, унося на себе посрамленного и еще более униженного солдата.

– Ну вот, кажется, я опалила себе ресницы… – Расстроенно, чуть не плача, Маркова опустилась в кресло и щелкнула, привлекая внимание Галкина, пальцами. – Налей-ка мне стакан коньяку, любезный, и сходи проверь, хорошо ли заперта дверь. И еще! Там твоя девчонка в полуобморочном состоянии – на ее глазах этот жлоб застрелил нашего общего приятеля… Боже, какие вы все кретины! Мозгов у вас хватает, только чтоб справиться с застежкой бюстгальтера… Хотя и это, глядя на вас, можно посчитать за благо… – Маркова бросила уничижительный взгляд на неодетого Галкина и повелительно указала стволом пистолета на входную дверь. – И разбудите вашего, как его там, подполковника… Что-то надо делать с трупом. И с загаженной мебелью… И откуда такая вонь? Кто-нибудь скажет мне, какая свинья оставила у камина свои башмаки?!

Служба спасения в лице Кирилла и его друзей прибыла на место происшествия только через полтора часа. И этот результат можно было засчитать за достижение, сравнимое с рекордом. Хотя весь фокус оказался лишь в цене: оплывший от беспробудного пьянства пилот какой-то микроскопической компании запросил с путешествующих по пять тысяч с брата плюс вертолет из Берна с фантастической наценкой за риск – ночь, плохая видимость и явное нетерпение заказчика…

– Что с телефоном? – спросил Кирилл, ворвавшись в холл. – Какого черта?.. Где все?

Перед ним в милых, с колючими огурчиками на голубом фоне трусиках, вспотев от напряжения, стоял Галкин с одежной щеткой в руке. В углу слева, с сигаретой и пистолетом, в кресле, – Маркова. Кирилл в секунду оценил ее состояние: глубокое алкогольное опьянение.

– Кирилл! Отбери ты, ради всего святого, пистолет у этой стервы! Она же меня застрелит!

– Але! На газоне! Не слышу ритмичного шарканья щеткой! – Дарья неверной рукой приподняла пистолет, направив его в область Володиного таза. – А вы кто такие? Тоже за деньгами?

– Слушай, Кирилл! Может, пойдем погуляем немного, – предложил Жуков. – А она либо напьется, либо расстреляет все патроны… Мы ее тогда, тепленькую, и спеленаем?

– Мысль неплоха… – промолвил Кирилл. – Да вот как к подобному шагу отнесется наш бывший юрисконсульт… Задница-то у него одна…

– Да что ей станет? Ну, попадет раз-другой. Никто от этого еще не умирал…

– Тоже верно, – согласился Кирилл. – Пусть себе развлекаются…

– Эй, мужчины! – донесся до них нетрезвый, с хрипотцой, голос женщины. – Труп с собой на прогулку прихватите…

– Разве у нас кто-то умер? – Кирилл в удивлении приподнял брови и, пройдя несколько шагов, остановился у дивана – там, на полу, лежал мужчина с пластиковым пакетом на голове и почти раздетый. По кусочку скотча, прилипшему к бедру, Кирилл идентифицировал его как тело, когда-то принадлежавшее несчастно влюбленному Крокину. – Что? Опять в порыве страсти нежной?

– Но-но! Я бы попросила верно расставлять акценты! – Освободившись от почти сгоревшей сигареты, Маркова наполнила свой бокал коньяком и выпила не поморщившись. – Эти ваши держиморды, – Дарья ткнула в оставившего на время в покое ковры Галкина, – и этот ваш подполковник, вместо того чтоб оберегать и служить, играли с моим дружком… – Здесь она, как показалось, совершенно не к месту икнула. – Играли в карты. На раздевание. Интересно было посмотреть, чтобы они поставили на кон, оставшись нагишом? Вон ту симпатичную задницу в голубом? А потом пришел какой-то член, вот с этим вот пистолетом… И застрелил нашего несчастного Крокина… Вот…

– Довольно складно, – подвел итог Кирилл. – А где же Грибов?

– А где же розы? – передразнила его Дарья. – Ваш Грибов? Спит ваш сучонок! А я, слабая женщина, отдувайся здесь…

– Это правда?

– Все так и было, – подтвердил Галкин. – Привалил какой-то черт, шлепнул Крокина, собрался было уж и меня… Вот ей спасибо! А то был бы полон дом покойников.

– Никто больше не пострадал?

– Девчонка его… – Маркова снова ткнула в направлении Галкина пистолетом, вызвав у Володи нервный тик. – Он Крокина на ее глазах застрелил…

– А где же сам виновник торжества?

– Удрал. В окно выпрыгнул… Так, как был, босиком и с паленой рожей… – Маркова зашлась в истерическом смехе и со злостью метнула пистолет в Галкина. – Сука ты, а не мужик! Чисти ковер!

– Вот уж и нет! – решительно парировал Володя и, встав с колен, отбросил в сторону щетку. – Теперь не дождешься…

– Володя! Ведь дама тебя просит! Сказано чистить – будешь чистить. Или мне свистнуть Колю? – Кирилл зацепил Галкина за ухо и швырнул его на ковер. – Пока не приведешь все в порядок, и не думай разгибаться… А ты, Андрей, поднимись-ка наверх, напинай в зад Грибова и старика Сокольских – до рассвета у нас три с половиной часа. За это время здесь должен быть наведен порядок. Дом этот мне не нужен, и покупать я его не стану. А значит, он должен выглядеть так, как в день нашего прибытия в Невшатель. Понятно?

– Уж понятней некуда… – Галкин попытался обидеться, но не получилось. Обижаться следовало на себя. – А с оконной рамой что делать будем?

– Разберемся. – Кирилл подошел к Марковой. – Ну, пойдемте, ваше стервозное высочество, спать. – С этими словами он подхватил ее на руки и понес наверх. – Вы свою программу на сегодня выполнили. С избытком. Пора и передохнуть…

Глава 17

Сон. Он сменяет день. Даже если день – ночь. Далекие, едва уловимые шаги. Они доносятся из коридора. Приглушенно, словно таясь, их звук просачивается сквозь щели дверей, и кажется, будто короткий ворс ковра с мягким скрипом сминается под подметками туфель. Звуки, рожденные движением, замирают. Слышится щелчок замка двери, и наступает ночь. Одновременно со щелчком замка в небольшом одноместном номере в другом конце коридора словно кто-то выключил сознание, и он провалился в бездонную яму, где нет ощущений, нет образов, отраженных прожитым днем, нет фантомов неутоленных желаний, нет ничего, кроме тьмы. Но не тьмы ночи – она-то имеет оттенки, плотность, звуки и запах. Здесь же нет ничего – только снова приглушенные шаги вдоль коридора, едва слышный скрип ворса, звук отпираемого замка…

Это не скрип подметок – какой-то странный, влажный звук… Лишь он один в кромешной тьме. И нет никакой угрозы.

Звук приближается, начинает приобретать очертания. Очертания? Звук? Какой-то бред!

Он лежит не шевелясь – сейчас все пройдет, снова щелкнет дверной замок, все стихнет – и в бездонную яму… В бездонную яму сна… Как будто кто-то надел ласты… Как их называют? Тюлени? Морские котики? Именно они так движутся по плоскому человеческому полу – их влажные широкие лапы ласково бьют по плитке, они приближаются – вот уже чувствуется их дыхание… Они говорят!

Он стремится разобрать скороговоркой звучащие слова – их произносят все медленней, почти по слогам, и он начинает понимать заключенный в них смысл…

– Почему ты ничего не сделал, Ян? Ты вновь повинен в смерти, которую мог предвидеть и которую мог не допустить!

«Предвидеть?» – пытается он спросить у приобретающего очертания звука. Но язык не слушается его – как будто там, в гортани, совершенно пусто. Нет там ни воздуха, ни связок, и язык беспомощно бьется во рту, будто рыба, умирающая на белом пляжном песке. И пронзенное ужасом сознание пробует найти, определить, узнать: кто или что пытается говорить с ним? Быть может, это смерть? Лишь она может знать его имя. Он хочет приподняться на локте, стремясь разглядеть форму, рождающую звук, но попытка тщетна – нет воздуха в горле, нет силы в мышцах. Руки – они здесь, рядом – лежат безвольно вдоль одеяла… Он ощущает пальцы, предплечья, но не более. Теперь он не может распоряжаться ими.

– Не только я. Ян, посмотри, сколько еще ожидает за моей спиной! – И внезапно он видит, узнает, начинает понимать! Это ювелир, в культе правой руки он держит носок с фалангами пальцев – из носка все еще сочится кровь. «Я не хочу тебя пугать, Ян, – произносит он с усмешкой, – видишь, я даже укрыл свое лицо…»

Ян поднимает взгляд – голова ювелира покрыта куском черной ткани, она пристала к лицу, впитав кажущуюся черной в свете ночи кровь. Звуки речи доносятся из невидимого рта как-то неестественно, нисколько не колебля дыханием прикрывающие голову складки темного платка. А сзади, за фигурой ювелира, – едва различимый силуэт пожилой женщины. Ее поддерживает коротко стриженный парень, и рядом с ним, у его коленей, какое-то существо… Ну, конечно, это Крокин, замерший в позе эмбриона, с подтянутыми к груди коленями – таким его оставили в занесенной снегом канаве. В груди еще так неприятно хрустнуло, когда Ян затаскивал тело в свой автомобиль. Не сухо, как ломается ветвь дерева, а словно там, внутри, что-то порвалось… А за ними? За ювелиром, Крокиным, кто там еще? Какая-то совсем молоденькая девушка с пожилым мужчиной! Они придвигаются ближе, от них тянет и смрадом, и холодом, и жаром одновременно – такое странное ощущение, как узнавание звука, как расшифровка языка мертвых… Сон? Но Яну никогда не снились сны. Не снились давно, так точнее. Лет тридцать…

«Тогда что это?!» – силится вскрикнуть он, но в коридоре неожиданно громко хлопает дверь и пропадают звуки, за ними их очертания, ощущение ужаса, смрада, и раскачивающиеся, словно два тряпичных маятника, обрывки тряпицы с мелко нарубленными фалангами пальцев – они пропадают тоже… Из коридора доносится привычный, чуть шелестящий звук поскрипывающих под подметками ковровых покрытий, он затихает, удаляясь куда-то, ночная тьма густеет, поглощая звуки, цвет и запах, и наступает сон. Без сновидений…

Сквозь шторы на окнах сочился свет. Значит, наступил день. Под спиной пружинил матрац гостиничной койки, на стене, словно щель, горел отраженный от снега луч солнца. Тихо. Стараясь не нарушить эту хрупкую тишину, мсье Франс поднялся с постели, словно тень, осторожно прокрался в ванную комнату, немного задержался там – бывший легионер соблюдал правила гигиены. Вещи уложил в дорожный чемодан, затем – короткий марш на первый этаж. За стойкой скучал безразличный ко всему портье. Служебная улыбка, расчет. Мсье Франс повернулся к портье спиной. Впереди стеклянная дверь, за которой – погожий день, его маленький «Рено», чуть припорошенный снегом, заботливо очищенный асфальт и свежо поблескивающие на солнце стекла кафе. Мсье Франс забросил чемодан в автомобиль, легко пересек улицу и звякнул колокольчиком у входа. Его встретила чуть полноватая невозмутимая хозяйка с заинтересованным взглядом, протянула вчерашнее меню, сохраненное без изменений. Быть может, в этом городке не любят ничего менять? Мсье Франс приподнял над головой шляпу:

– Доброе утром, мадам… Вчера, к сожалению, не сложилось… у вас отужинать. Но надеюсь наверстать.

Губы хозяйки шевельнулись, словно в раздумье, и сложились в приятную улыбку.

– Салат?

– С удовольствием. И, знаете, очень хотелось бы тушеной капусты с жареными сосисками…

– Вот как? И чтобы сосиски подрумянились, с чуть треснувшей кожицей?

– Да, именно! – Мсье Франс сам не отдавал себе отчета, отчего вдруг он решил изменить избранной, как ему самому казалось, раз и навсегда растительной диете. Может быть, во всем виновата ночь? – И, если можно, того самого вина…

Мсье Франс ел, наслаждаясь незатейливым вкусом поданного блюда. Он едал его не раз и не два – тогда, в давно прошедшем, он не находил в нем ничего особенного: вкусно, сытно, с мелкими темными зернышками тмина и ярко-оранжевой морковкой среди мелко нарубленных зеленых капустных листьев. И легкий аромат лаврового листа. Он ел, вспоминая вновь забытые ощущения. Чувствуя постоянный, согревающий его спину взгляд хозяйки. Как бы ему продолжить знакомство с этой милой и, судя по всему, одинокой женщиной? Пригласить ее в ресторан – это как-то по-мальчишески… Просто глупо! Стряпуху, и в ресторан! А что еще мог бы предложить этой женщине мсье Франс? Сходить в кино? Прогуляться с ним под ручку по окрестностям? Или скатиться на лыжах с горы? Или, дождавшись вечера, преподнести цветы, уговорить закрыть кафе пораньше и закатить пир? Прямо здесь, опустив жалюзи, оставив лишь небольшой свет над стойкой, и сидеть молча, рассматривая ее доброе лицо, ее плотное, полное жизни тело, аккуратные руки… Но как же быть с русскими? Мсье Франс не мог себе позволить пустить дело на самотек. Да и последний разговор с руководством утвердил его в собственном мнении: решать сейчас только решаемые проблемы и лишь затем действовать так, как и должно отставному легионеру. Чтоб, как говорят русские, комар носа не подточил. Мсье Франс вздохнул, сделал последний глоток из бокала и воспользовался салфеткой.

Так как быть? Мысли слегка путались – следовало бы рассчитаться, завести свой «Рено» и отправиться в Люцерн. По пути можно было бы продумать несколько рабочих схем, касающихся и предполагаемой сделки, и дальнейшей судьбы Галлахера, но взгляд женщины, настойчивый и мягкий, заставлял возвращаться к мыслям о цветах, ужине для двоих в совершенно пустом, уютном зале, о том, как приятно наблюдать за опускающимся на городок сумраком. Вдвоем…

– Але, папаша! – Мсье Франса так и передернуло – перед его столиком, фамильярно прихлопнув старика по спине, стоял один из вчерашних его знакомцев, мужчина в длинном плаще и шляпе с широкими полями. Стоял, нагло улыбаясь, но достаточно свободно обращаясь к нему по-французски: – Ну что, старина? Как капуста? Или на дамочку виды имеешь?

– Я бы попросил вас, молодой человек, держать себя в рамках! Вы что-то намерены мне сообщить?

– Что? – переспросил Жуков. – Ты, старый, чего-то не просекаешь, как я погляжу! Пойдем-ка со мной – наш командир желает перед отъездом перекинуться с тобой парой слов… – Андрей нахлобучил на мсье Франса шляпу и, подхватив его под руку, сдернул со стула. – Мадам? Пятидесяти франков будет достаточно за этот тараканий завтрак? – Походя бросив несколько купюр на стойку, Жуков без труда преодолел некоторое сопротивление мсье Франса и выволок его на улицу – к кафе мигом подкатил знакомый «Мерседес», и отставной легионер оказался в нем на заднем сиденье.

– Вы что себе позволяете, наглец! Уберите от моего лица руки!

– Спусти пар, урод! А то сейчас притормозим где-нибудь за сосенками и побеседуем с тобой так, как давно уже следовало, с первой же встречи. Или ты никакой вины за собой не чувствуешь? А, Коля? – обратился Андрей к сидевшему за рулем Николаю. – Он за собой никакой вины не ощущает, слышишь? Может, придавим его тихонько, гаденыша?

– Давай после, а то Кирилл ругаться станет – он и так со вчерашнего злой, как змей… Чуть нашего Галкина не зашиб… А вот будет команда, мы этого стручка и усовестим… И за японцев с кайлами, и за ковер с крокинскими мозгами… Все вспомним… – Этот короткий диалог не был доступен пониманию мсье Франса – перевести его ни на один из известных отставному легионеру языков никто из присутствующих так и не расстарался.

Они добрались до места встречи достаточно скоро – оказалось, что это не вилла, как рассчитывал мсье Франс, где он мог бы без помех и с комфортом перекинуться парой слов с русским, а какая-то гадкая обочина шоссе. Тем более что на свидании мсье Франс особенно и не настаивал, а Кирилл уже и не рассчитывал застать его в гостинице. Так что встретились они, можно сказать, совершенно случайно.

– Что-то с вами случилось, уважаемый? – спросил Кирилл, увидев недовольного, порывисто двигающегося господина, – «Мерседес» остановился неподалеку от той заправки. Где в достопамятный вечер отчаянный отставной сержант арендовал снегокат. Впрочем, никому и в голову не пришло приглядываться к стоящему под навесом средству передвижения, а тем более к работнику заправочной станции. Тот, мальчишка, давно уж сменился, а работавший ныне, какой-то подозрительной расцветки араб, до сих пор пытался осмыслить совершенно фантастическую историю, рассказанную его сменщиком, о каком-то обожженном рыжеволосом господине, прибывшем среди ночи за своим автомобилем босиком.

– Случилось?! – Вопрос прозвучал скорее как обвинение. – Ваши люди ведут себя несколько странно! Я был бы склонен списать подобное на недостаток воспитания, если бы не прямые угрозы, которые я слышал.

– Давайте не напрягать обстановку, мсье Франс. У всех нас прошедшая ночь выдалась довольно тяжелой, и некоторая вина в этом лежит, без сомнения, на вас – вы же проживаете, и достаточно давно, в стране, до определенной степени цивилизованной, вот и следовало действовать в соответствующем географическому положению духе. А за своих людей я готов принести формальные извинения… Принято?

– Даже если я скажу «нет»? Ничего же не изменится?

– Жизненный опыт в подобных вещах – неоспоримое подспорье. Но, собственно, я хотел вас видеть для того, чтобы уточнить некоторые детали предстоящей сделки. Связь вам со мной будет поддерживать достаточно сложно – я еще не решил, куда отправлюсь… И кстати, поразмышляв накануне, решил не предоставлять вам более соблазнов разрешить нашу проблему каким-нибудь нетрадиционным путем…

– Что это может означать? – занервничал мсье Франс.

– Ничего особенного. Во-первых, я хотел бы передать вам вот этот мобильный телефон. Пусть он будет постоянно с вами. Его номер мне хорошо известен, а следовательно, если вы будете соблюдать условия нашего соглашения, то выйти с вами на связь мне будет очень просто. Второе: при расчете, мне кажется, нам придется вернуться к варианту, который мы обсуждали с господином Веттеншапеном…

– А именно?

– Речь шла о деньгах. О наличных деньгах. И если не в какой-либо определенной валюте, то в государственных ценных бумагах на предъявителя. Но здесь существует некоторая техническая закавыка – скажем, бонды Швейцарской конфедерации мне не очень подходят в силу отсутствия у меня этого самого швейцарского гражданства. О чем я, впрочем, нисколько не сожалею. Следовательно, следует рассмотреть несколько вариантов, которые устроили бы меня максимально. И хотелось бы поставить вас в известность, что ни безналичные переводы, ни вся сумма в долларах или франках живьем меня не устроит. Так что этот момент мы можем и не обсуждать…

– Вопрос в доверии?

– Частично. В налогах, в доверии и, как уже я сказал, в бесценном в подобных случаях жизненном опыте. Что же касается наличных – представьте-ка себе, как это будет выглядеть в объеме?

– Так вы на чем-то остановитесь?

– Разумеется. Вы посоветуетесь с вашими работодателями, оцените свои возможности и поставите меня в известность. А я сам приму решение. Хотел бы попросить только об одном: если мы столкуемся с вами по форме оплаты товара, то хотелось бы, чтобы платежные документы – бонды, акции, векселя – были бы номиналом не менее ста тысяч долларов США. Вас не затруднит исполнить подобное условие?

Мсье Франсу только осталось пожать плечами: в тонкостях подобных расчетов у него не было существенного опыта, основными платежными документами для него были свинец, удавка да нож.

– К вечеру завтрашнего дня я сумею вам ответить на все ваши вопросы. Когда вы предполагаете провести сделку?

– Не стоит торопиться… Я не бедствую и смогу некоторое время попридержать товар, тем более что мы заинтересованы в этом оба, не так ли?

– Хотелось бы надеяться. А что с документами?

– Вы хотели бы на них взглянуть? – Кирилл достал из бардачка копии крокинских бумаг и протянул их мсье Франсу. – Они ли это?

Мсье Франс бегло просмотрел бумаги и кивнул.

– Думаю, что оригиналы у вас тоже имеются…

– Без оригиналов – никуда, мсье Франс. – Кирилл улыбнулся. – Спасибо, что согласились встретиться со мной, а я, не позднее чем завтра к вечеру, побеспокою вас телефонным звонком. И простите за нескромный вопрос: каким образом вы поддерживали связь с этим вашим…

– Галлахером?

– Именно с ним, с Галлахером? И как случилось, что этот человек вышел из повиновения?

– Он со мной лично незнаком. Я не считал необходимым вступать с ним в прямой контакт… А связь поддерживал письменно, присылая ему записки с указаниями и некоторые деньги… Вот и все…

– Увы! Не всегда простота функциональна… – вздохнул Кирилл, отступил на шаг и вежливо кивнул. – До звонка, мсье!