Текст книги "Последний клиент"

Автор книги: Константин Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Мотор взревел, и Николай, сочтя свое поведение вполне естественным, высадил в надсадный звук работающего двигателя всю обойму пистолета. Тем не менее уже через секунду он увидел пролетающий мимо выезда с виллы какой-то маленький ящик, на полном газу стремящийся вниз.

– Эх, бляха-муха! Был бы «калаш» – пополам бы распилил!

С минуту постояв на свежем воздухе и поразмыслив о правомерности своих действий, Коля вздохнул и отправился отзваниваться руководству. Это было не просто проблемой – Коля никогда не оправдывался ни перед кем хотя бы потому, что его об этом никто никогда не просил. Но позвонить Кириллу было необходимо – один он мог указать Коле, как ему следует действовать дальше.

– Это я, Николай… Сколько времени? Ну, около трех… Чего звоню? – Коля потеребил пятерней взопревшую от переживаний щеточку волос на репе, еще пару раз вздохнул и неуверенно продолжил: – Понимаешь, тут какие-то люди приходили… Кого спрашивали? – Коля посмотрел на придавленных двухсоткилограммовой штангой близняшек и снова пошевелил рукой волосы, припоминая происшедшее. – Они не сказали… Кто? Да я знаю? Японцы какие-то… Может, и туристы. С этими, как их, с кайлами… Ну, это чем канал имени этого… Беломора строили… Да здесь они, рядом вот… Нет, ничего не говорят… Почему? Да не могут… Ага… Да нет, так, слегка… И это! Тут еще какой-то черт на машине, значит… Я в него слегка выстрелил… Да откуда ж мне знать? Слегка, говорю. Вроде как удрал… Кому, говоришь? Ага… А ты утром. Все понял! Да нет, не буду больше. Если слегка… Есть! Все!

Коля выдохнул неизрасходованный воздух, заглянул в список телефонов под рубрикой «На крайний случай» и позвонил Ищенко.

– Не ори! Я все равно не понимаю! Мне Ищенку надо… Николай…

Ищенко прибыл только через полчаса. Вид его был довольно помятый – перед тем, как улечься, видать, принял пару стаканчиков граппы…

– Что за шум?

Коля посмотрел на него, поморщился, словно от зубной боли, и отхлебнул только что заваренного чая из кружки.

– Вон синие, вишь? Один, значит, бродил по территории. Я его случайно дверью пришиб. А этот… – Николай присмотрелся к лежащим, – который к тебе, значит, ближе, на меня с этим, как его, с кайлом! Я сначала думал, туристы какие. Заблудились. Сейчас-то дураков немерено… Ан нет! У них на горушке тачка стояла. Видать, ждала. А я как выскочил, так она и деру…

– Кто деру?

– Я ее имени не знаю… Маленькая такая.

– И что нам с этим всем делать?

– Кирилл сказал, чтоб ты ментам позвонил и чтоб этих забрали от меня. Христа ради, сказал… А сам приедет к утру, часов в десять. Обещал…

Ищенко, скрипнув подметками влажных сапог, присел на корточки перед близнецами и со вниманием терапевта прислушался к их прерывистому дыханию.

– Ты бы снял с них свою железяку? А то, может статься, никто и не узнает, каким макаром ты их добыл. А значит, за это могут и судить…

– Ага, судить… – недовольно повторил Коля, но штангу снял. – Этих вот надо молодцов судить! А если бы не я? Вот ты, к примеру? Они б тебя всего кайлами б и истыкали… Звони в полицию, пусть приедут.

– А ты бы их связал, что ли?

– Это зачем? Никуда они не денутся. Теперь…

Полицию прождали еще с час – дороги замело прилично, и, видать, полицейские автомобили пришлось оборудовать цепями. С обычным нарядом прибыл и знакомый Николаю по прошлому происшествию полицейский с иностранной фамилией. Ее Коле никто не называл, но и так было видно, что рожа противная. Он-то насел на Николая со своими вопросами, которые, в силу некоторого языкового барьера, задавал через Ищенко. Вопросы были одинаковые: когда именно, где именно, кто именно, в какую кто очередь, и так далее. Один только вопрос принудил Николая призадуматься. Полицейский с рожей спросил, из какого оружия Николай стрелял по джипу – полицейские его обнаружили там, где «Самурай» и испустил свой дух.

Ищенко вмиг сообразил, что здесь расставлена простенькая ловушка, попасть в которую было бы очень не умно, и тем не менее, будучи человеком в некоторой мере законопослушным, он перевел вопрос полицейского следующим образом:

– Этот хрен итальянский хочет узнать, есть ли у тебя нарезное огнестрельное оружие, которое ты использовал при стрельбе по какой-то машине?

– Ну, маму его! Я же не настолько идиот! – возмутился Коля и, обратившись к офицеру впрямую, продолжил: – У меня, понимаешь? Есть оружие… Если мишень маленькая, то я стреляю по ней из пальца. Вот так вот: «Пух!» – Коля наставил указательный палец на жандарма, чем несколько взволновал любителя спагетти. – А если мишень побольше… – Он повертел головой вокруг, подбирая подходящий для демонстрации предмет, а потом возьми и внезапно вдарь кулаком по стоящему рядом столу. Предмет мебели громко хрустнул, моментально лишившись одной из своих досок и пары ножек. А простоял он здесь, в подсобке, не один десяток лет и изготовлен был отнюдь не из ДСП. – Вот так вот, понял?

Пока полицейский с иностранной фамилией приходил в себя, Ищенко, насколько возможно детальней, переводил речь Николая.

– И вообще! Какого хрена этот, как его…

– Итальяшка хренов, – подсказал Ищенко.

– Вот именно! Чего это он вдруг не спрашивает этих узкопленочных, а? – И неожиданно для всех продемонстрировал Тони-Анджело жест, которому его как-то научил известный мелкий пакостник Жуков. Жест был крайне неприличный и являлся абсолютным всеитальянским оскорблением.

Рожа полицейского, и без того неприятная, налилась краской, он несколько раз нервно сморгнул и процедил:

– Передайте этому дебилу, чтобы он не покидал территории виллы без моего разрешения…

А Ищенко возьми да переведи все содержание последней фразы без купюр…

Надо сказать, что сравнение с дебилом Николая слегка задело. Он протянул левую руку и ухватил итальянца за локоть. На свободной своей руке он принялся загибать пальцы, предваряя каждое движение кратким описанием неприятностей, которые ожидают чудака полицейского в случае, если тот еще раз посмеет оскорбить Колю. Николай так о себе и сказал, в третьем лице: «Ко-лю». А Ищенко благоразумно отказался от перевода затянувшегося монолога, так как в обратном случае паре-тройке полицейских через несколько минут не на что было бы надеть не только фуражки…

Что утро все-таки наступит, выяснилось в восемь тридцать три. Именно в это время Николай приступал к своему ежедневному моциону. Привычный к подобным извращениям организм впрыснул в кровь некоторую порцию адреналина, но Коля, опустошенный перипетиями прошедшей ночи, с явным отвращением посмотрел на лежащую у разломанного стола штангу и сказал:

– Вот уж хрен сегодня!

– Что? – звонко откликнулся задремавший рядом Ищенко. – Опять кто-то?

– Да нет, батя, пора просыпаться. На дворе снегу по колено, нужно шнек запускать. А то командир приедет, а у нас такой бедлам…

– Бедлам – это дом для умалишенных в Англии был. Когда-то, – блеснул своими познаниями мажордом.

– Вот и я о том же: стол сломал, полиция приезжала… Мало нам неприятностей. Лучше отщелкать бы этих япошек, да в тазики, да с водичкой, да на мороз. А как застынут – с горочки со свистом. Пусть себе потом выясняют, кто там, когда и откуда и в какую очередь…

– Да, нехорошо получилось… – поддержал на нудной ноте Ищенко и как-то лениво заводил носом. – Слушай, Колюша, а не выпить ли нам для услады души по бокальчику? А то со вчера как-то… – Ищенко покрутил перед собой ладошками, изобразив не очень ясную, но спиралевидную конструкцию. – А я тебе шнек заведу и лопаткой, где надо, а?

– Не, мне нельзя, командир приедет и этот, с рожей. Опять будет приставать с вопросами: из чего стреляли да из чего стреляли… Из задницы, козел! А ты давай, если хочешь, дорогу-то показывать не надо?

Ищенко дорогу в закрома знал преотлично. Но вот беда: с год как был объявлен барином указ – вино барское не трескать, на службу являться вовремя и гостей, если таковые на вилле имеются, своим пьяным безобразием не пугать! Да и было с чего указ издавать – на какой-то день, не то независимости, не то первого урожая, Ищенко с Жуковым так натрескались, что, выползши из подвала в виде осьминогов двуглавых, наскочили на даму, посетившую с визитом барыню для приятного времяпрепровождения. А дамочка-то не из местных – вся из себя от Кензо и на каблуках миллиметров в сто двадцать. Идет она с барыней, по-французски о последнем показе голых жоп на Елисейских Полях рассуждает, а тут из галереи два пьяных вурдалака, которым уж и не разобрать, какая из всех этих ног чья. Ну, дамочка и посчитала все ступеньки донизу. Аж восемнадцать штук. Барыня в голос, ребенок в голос, а Жуков отцепился от Ищенко и обратно, в погреб. Тоже руку сломал. А потом сутки барину на глаза не показывался…

Ищенко усмехнулся в соломенные усы и потопал проторенной дорожкой.

– На черта же тогда указ такой нужен, если его никто и так не нарушает… А как та дамочка-то упала, оказалось, на ней исподнего и вовсе нету. Видимость одна…

Пока Ищенко приводил себя в порядок, Коля убирал снег. С полгектара уже убрал. Взмок крепче, чем на тренировке по поднятию тяжестей. Еще с полгектара осталось, а тут и мажордом из дома вышел – глазки ласковые, как у Ильича, с небольшим прищуром. Огляделся вокруг, крякнул, пристукнул каблуком о гранитные ступени:

– Эх, хорошо же до чего, Колюша! Вот бы только фрау моя сюда на лыжах не приперлась…

Коля представил себе ищенковское идолище размера семьдесят два – семьдесят четыре, на лыжах и с карабином за спиной, и зашелся смехом:

– Щас… Щас она в биатлон с тобой играть будет, старый ты хрен… Да сюда теперь лишь на тракторе! А что до фрау – ей только на дирижабле. Ее и в сухую погоду земля с трудом носит!

Биатлон ли, нет, а в ворота с визгом пробуксовывающих колес вкатился джип, по капот закиданный снегом.

– Здорово, бойцы! – весело крикнул Кирилл.

– Здравия желам, ваш-бродь! – так же бодро ответствовал Ищенко. Вот только Коля, отсмеявшись, вяло махнул рукой и, заглушив свой снегоуборочный агрегат, двинулся к дому.

– Ну ты чего, Коля?

– А! – махнул он в сердцах. – Не заладилось… Первый раз за все время как один остаюсь… Вот, случилось…

– А что случилось-то? – с наигранным удивлением спросил Кирилл.

– Да полиция. Говорит, что я джип подстрелил…

– Так это ты его? Еду, вижу, в сугробе торчит что-то непонятное… А откуда ты по нему стрелял?

– Да вот прямо отсюда, от входа…

– А он где был?

– Да там где-то. Не видно было, на слух загружал…

– Значит, так, Коля, за отличную стрельбу по движущейся мишени в экстремальных, можно сказать, условиях и полной темноте, жалую тебе… – Кирилл обернулся к Ищенко. – Старый, у тебя красных революционных шаровар не сохранилось?

– Что? Какие шаровары?

– Да, надо бы тебе кассет с советскими фильмами подбросить. Не все же санту-варвару смотреть… Жалую тебе, Коля… поскольку шаровар не предвидится… вот этого коня. – Кирилл торжественно вдавил в жесткую ладонь Николая ключи от джипа и, не ожидая благодарности, отправился к дому. – А по поводу неприятностей не переживай – пошли их всех нахер…

– Неприятности? – наконец издал звук на время онемевший Коля.

– Да кого хочешь, того и посылай. Если что, всех купим.

– Так уж и всех? – С ехидцей прозвучал за спиной голос Ищенко. – И князя нашего небось купите?

– Вот князя вашего, пожалуй, едва ли. И не потому, что стоит он на сегодняшний день четыре с половиной миллиарда, а потому, что собой не торгует.

– Да, дешевле шлепнуть… – подметил Коля, уступая дорогу Кириллу.

– А четыре миллиарда чего? – засеменил вслед всем Ищенко. – Франков наших или лир италианских?

– Нет, уважаемый, ихних долларов. Но все это довольно условно. А насчет покупки – это я к местной жандармерии прицениваюсь. Может, действительно, дешевле шлепнуть? Пойдем-ка в дом, перекусить с дороги надо…

– Пойдем, барин, пойдем, богатый ты наш, – заторопился Ищенко. – А ты, Коля, что?

Коля стоял перед новым, всего несколько дней назад купленным «навигатором» и не трогался с места. Стоял, вертел в руках ключи на брелоке и неотрывно пялился на автомобиль:

– А вы на чем, командир?

– На «Шевроле». Ты выгони его из гаража и проверь. Обратно на двух машинах поедем.

– Понял, – тихо произнес Николай и медленно побрел к гаражу, чуть ли не на каждом шагу оглядываясь на блестящую огромную игрушку. Видать по всему, Новый год скоро…

Галлахер уже был в точке, на посту, откуда он обычно наблюдал за происходящим на вилле. Он видел, как к усадьбе подкатил полицейский автомобиль, как из него вышел какой-то тип и направился ко входу. Но так и не дойдя пары шагов, остановился – навстречу ему уже спешил хозяин дома, в рубашке, с распущенным галстуком. В руке он держал бокал с напитком, во рту тлела сигара. Он довольно небрежно перекинулся с прибывшим парой слов, затем указал на горы, именно в том направлении, где сейчас притаился сержант, на дом у себя за спиной, после чего несколько раз ткнул указательным пальцем в грудь полицейскому. После такой вот непродолжительной беседы мужчина достал из заднего кармана какой-то плоский квадратный предмет и передал его полицейскому. И, ни слова более не прибавив, развернулся и захлопнул за собой дверь. Полицейский потоптался неловко, повертел переданную ему штуковину. Сколько Галлахер ни старался, но хваленой немецкой оптики так и не хватило, чтоб рассмотреть поподробней, что же это за штука. Он забрался в свой автомобиль и покатил с горы вниз.

– Да… – протянул сержант. – Но нас так просто из игры не выкинешь! Мы знаем, за что и как бороться! – Под этот вот прихлоп он извлек себя из сугроба и на предельной скорости направился к тем самым сомнительным вагончикам, на которых, по его мнению, каждый день, рискуя, жизнью, забирались в горы и спускались с них отважные туристы. Он бежал, прикидывая, как теперь вывернуться из истории с простреленным джипом… Вариантов было несколько. Если он заявит о том, что вчера, любуясь местным ландшафтом, проезжая по дороге от пансионата к городу, попал под обстрел какого-то идиота, его тотчас потащат сначала в страховую контору, а потом в полицию. А в полиции… а в полиции под замком сидят два его верных придурка помощника. И что они уже успели наплести полицейским, неизвестно… Оставить все, как есть? Тогда придется сматывать удочки и прощаться с оставленным в прокатной конторе залогом. Хорошо, что расплачивался наличными… А если оставить залог, тогда казенных денег останется совсем немного. Но в крайнем случае можно воспользоваться собственными средствами… И тогда… нужно непременно выйти на контакт с заказчиком!

Галлахер, уже задыхаясь, притормозил, оглянулся вокруг: нет ли неподалеку его таинственного шефа? Похоже, нет. Десятка полтора лыжников, старый дед в какой-то непонятной меховой шапке и с тростью… Решено! Мигом в отель, собрать вещички, и… И тут сержант, втиснувшись в вагон, понял, что взять еще одну машину напрокат не удастся – в Вадуце всего одна контора и машин там раз-два и обчелся.

– Тогда такси! Черт с ними, с деньгами. В отель, к банкомату и такси. И стоять и ждать – выезд из города все равно один.

Галлахер ни на миг не задумался о дальнейшей незавидной судьбе несчастных близнецов. Судьбу двух абсолютно не приспособленных к самостоятельной жизни гурков он не связывал со своей никакими, даже самыми гнилыми нитками, и то, что один из них сидит в камере без утренних мультиков и без своего собрата по брахмапутре, старого вояку не заботило. Выполнить задание, получить причитающееся, а потом, где-то в северной Италии, глядя из окна с видом на склон, покрытый шпалерами кислого винограда, прослезиться от навеянных пейзажем трогательных воспоминаний. И запить скупые солдатские слезы чем-нибудь вдохновляющим на дальнейшее успокоение и умиротворение…

Глава 10

В аэропорт мсье Франс прибыл одновременно со своим клиентом, воспользовавшись личным автомобилем. Крокин вызвал из отеля такси, а мсье Франс, предвидя, что ему едва ли придется возвращаться назад по произвольно выбранному маршруту, еще за сутки арендовал неприметный «Рено». Машина внешне неказистая и давно уже снята с производства, но чтобы угодить мсье Франсу, прокатчику пришлось изрядно попотеть, обзванивая филиалы и выясняя, есть ли у них нечто подобное. Разумеется, старался он не просто из любезности – клиент обещал оплатить полную страховку наличными и сразу. Каково же было удивление разгонного шофера гаража проката, когда он вручал клиенту ключи и документы! Клиентом оказался потрепанный годами мужчина, одетый в давно вышедший из моды плащ на подстежке и шляпу с узкими полями, почему-то называемую тирольской. Но не старомодная шляпа или отсутствие современных линий в покрое верхней одежды господина, заказавшего автомобиль, поразили его – полное равнодушие к предоставленной спортивной машине и к сумме за услуги, назначенной гаражом. Это навело работягу на мысль, что именно с подобным выражением лица некоторые устраивают себе последний в жизни праздник. Хотя если есть желание самовольно покинуть бренный мир, то лучше сделать это на «БМВ» седьмой серии – ее прокат потенциальному самоубийце обошелся бы в те же деньги, удовольствия – на полторы тонны металла больше. Не считая кожаного салона и кондиционера. Но у каждого свои причуды.

Никто пока не собирался бить автомобили о различного рода препятствия – «Боинг» успешно преодолел расстояние от Москвы до Цюриха, выплюнул из своего брюха едва успевших заскучать пассажиров и умер, подобно большой серебристой рыбе, выброшенной нервной волной на каменистый берег. Клиент Крокин нервничал: его руки беспрестанно что-то искали. Сперва они ощупывали пояс плаща, затем принялись теребить перчатку, а когда и это занятие наскучило, взялись за зажигалку и пачку сигарет. Ни цветов, ни таблички с призывом обратить немедленно внимание на господина Крокина у встречающего не было. Исходя из анализа поведения клиента, мсье Франс сделал один-единственный и совершенно верный вывод: Крокин не собирается встречаться со своей дамой, а последует за ней, попытаясь выяснить по дороге, действительно ли его подруге удалось покинуть Россию без осложнений. Мсье Франс похвалил предусмотрительность клиента и отправился к стоянке автомобилей. Сейчас для него самое главное – не потерять из виду только что прибывших пассажиров.

Он подогнал авто к кольцевой развязке перед зданием аэропорта – по центру стояли на постаментах воплощения последних достижений технической мысли баварского завода с ценниками на стеклах – плати и уезжай. С бутылкой шампанского в придачу. А к ногам ожидаемой Крокиным дамы, которую сопровождал какой-то хлюст в длинном кашемировом пальто, подкатил лаковый черный лимузин с темными, как полярная ночь, стеклами. Лимузин громыхнул дверцами и двинулся, но не на восток, как предполагалось в ориентировке, а в совершенно ином направлении. На юго-запад, к Берну.

Последний раз мсье Франс предпринимал столь дальние заезды по асфальтовым просторам Швейцарии лет пятнадцать назад и из чисто романтических соображений. Тогда, в восемьдесят третьем, ему почудилось, что он наконец дозрел до того состояния, когда одинокому мужчине пора обзавестись постоянным партнером. И желательно женщиной. Дамочка была лет на десять его моложе и для своего возраста очень свежа. Но две недели, проведенные вместе на горном курорте, неподалеку от французской границы, показали, что его избранница, а звали ее Бланш, совершенно равнодушна к его прошлым боевым заслугам, к невероятно облагораживающим красотам озера Невшатель и прочим пустякам, приводившим в то время мсье Франса в щенячий восторг. Ее больше волновали вопросы собственного комфорта, наличие в отеле квалифицированной педикюрши и количество звонкой монеты, лежащей без употребления на счету ее одервеневшего от холостяцкого быта ухажера. А что касается его страсти к коллекционированию – ее она слегка поддерживала, усматривая в предмете поклонения мсье Франса всего лишь золото, которое, правда, можно приобрести в банке за гораздо меньшие деньги. Мадемуазель не понимала, как можно потратить за какие-то десять – пятнадцать граммов желтого металла несколько десятков тысяч франков. Пусть даже это золото плавилось несчастными инками или задиристыми македонянами черт знает как давно.

Итог? Иллюзии рассеялись. Бланш была отправлена следить за состоянием банковских счетов к своим потенциальным женихам сначала в Понтарлье и далее в Лион, а мсье Франс вернулся обратно в полк, к опостылевшей штабной работе, так и не обретя успокоения на белом прохладном плече любвеобильной француженки. Вот и теперь, накручивая на спидометр вторую сотню километров, мсье Франс в некотором замешательстве фиксировал знакомые названия городков – все ближе машина, которую он преследовал, оказывалась к месту его несостоявшегося медового месяца, к месту, где завершились, так и не начавшись, его единственные в жизни любовные приключения. Где завершился так и не прочитанный им любовный роман.

Жизнь полна совпадений – лимузин свернул с главной дороги, пронесся мимо памятного мсье Франсу небольшого отеля и, снова свернув на огороженную высокими коваными воротами аллею, остановился перед домом. Мсье Франс еще тогда, пятнадцать лет назад, обратил внимание на этот дом. Он совершенно выпадал из общего характера местной застройки. Ему бы самое место где-то среди засеянных вереском английских пустошей. Сложенный из оштукатуренного кирпича, длинный, как круп английской кобылы, с четырьмя флигелями по углам, он стоял посреди идеально ровной лужайки, обрамленной с боков старыми, разлапистыми лиственницами. Мсье Франс отчетливо помнил и лозу дикого винограда, покрывающую стены двухэтажного фасада, и запах угольных брикетов, придававших этому месту неподдельное очарование, и полное отсутствие праздношатающейся публики вокруг. И теперь все то же.

Лимузин подкатил к дому, из его дверей вышел мужчина, выставил из багажника привезенные гостями вещи и проводил прибывших вовнутрь. И все умерло. Только едва заметная дымка многочисленных труб над крышей убеждала наблюдателя в том, что там есть жизнь, скрытая даже от зоркого глаза мсье Франса. Дымка таяла, разгоняемая чуть шевелящимися кронами лиственниц. Так же, как растаяли прежние романтические иллюзии мсье Франса. А так же иллюзии по поводу простоты настоящего дела. Все складывалось для наблюдателя не так, как хотелось.

Мсье Франс развернул свой «Рено» и направился к отмеченному прежде отелю. Следовало принять душ, перекусить и поразмыслить на досуге, как поступать дальше. Но и у отеля его ждало разочарование – на парковке уже копошился его клиент Крокин, каким-то чудом сумевший удержаться на расстоянии. Теперь бывшему легионеру следовало подыскать иное место для отдохновения. Даже такой тупица, как Крокин, смекнет, что к чему, заметив рядом сопостояльца по Лозанне.

Вот такой выдался у мсье Франса день, совершенно не подходящий для оптимизма.

– Ну, наконец-то мы все вместе! – Кирилл поприветствовал только что прибывшего Грибмана, Николая, стаскивающего с головы форменную фуражку, и вышедшего на шум подъехавшего автомобиля Галкина, основного виновника всех последних и достаточно обременительных мероприятий. – Хотя, как мне кажется, кого-то в нашей компании недостает? А? – Кирилл резко повысил голос, прострелив вздрогнувших от неожиданности гостей свирепым взглядом. – Господин Грибов, насколько мне известно, прибыл сюда в качестве сухопутного лоцмана нашей смертоносной дамы, рискуя, заметьте, угодить в «желтый дом» с такой же помпой, как и его недавний протеже. Не говорю уж о худшем! – Кирилл продвинулся на несколько шагов по устилавшему холл ковру, снял с каминного экрана кочергу и словно перстом указующим, почти что ткнул ею в грудь пытающейся заявить свой протест Марковой. – С вами, сударыня, у нас будет отдельная беседа, а пока посидите молча… А теперь я хотел бы прояснить для себя, да и для всех вас нашу диспозицию. Насколько я окажусь прав в оценке, покажет время, но как я понял, организация автокатастроф не в вашем стиле, не так ли, моя милая? А вот трагическая гибель господина Скворцова, соратника господина Грибова… Считайте, что вы попали в достойную компанию. Здесь полно убийц, бандитов… Знаете, есть даже пара идиотов.

Галкин обиженно шмыгнул из угла носом. Ему, как никому другому, как теперь модно выражаться, был понятен намек на не совсем адекватное отношение к текущему моменту некоторых близких ему родственников.

– Хотя могло быть и хуже. Ведь ни для кого не секрет, что всех наших уважаемых сотрудников и их близких привело сюда не стремление к перемене обстановки. А если, ко всему прочему, подсчитать понесенные моей организацией убытки, то вся финансовая деятельность московского филиала по итогам года может считаться равной нулю. Не так ли, Вова? Или ты заключил, что стал совсем взрослым мальчиком и теперь можешь решать проблемы наравне со взрослыми дядями в длинных брюках, давно отлучившихся от соски? Я не терплю в своей конторе предпринимателей! У меня только служащие, понятно всем?

Галкин снова пошевелил носом, прекрасно понимая, что упреков не избежать. Потому как бежать было некуда. Со свихнувшейся девчонкой, впавшим в окончательный маразм ворошиловским стрелком? Плюс два трупа… И ни копейки денег…

Кирилл решил сменить позу и занял одно из удобных мест у окна. Теперь он мог забавляться сколько угодно, слушая попытки оправдаться или заявить протест, не опасаясь, что его ерничество раскусит кто-нибудь из присутствующих – слишком ярок был свет, льющийся из дивного по своей убогости сада.

– Галкин мне кое-что рассказал о ваших достаточно странных отношениях с лицами мужского пола, сударыня. Я даже отметил некоторую закономерность: все мужчины чего-то в вас не чают. Не думаю, что в данном тексте речь идет о душе, если она, конечно, не располагается чуть ниже вашей талии… И еще одна странность – страсть, владевшая ими, оказалась настолько пагубна, что все они, словно сговорившись, расставались со своей жизнью насильственным путем. Тюрьму и психиатрическую клинику я засчитаю вам как производственный брак. Вы не против? А ты, Сергей, не протри своим бесстыжим взглядом капрон на очаровательных ножках нашей гостьи. Помни, тебя ждет дома верная и добрая женщина и тебе решать, будет ли она встречать тебя с бодрым маршем или чем-нибудь более увесистым.

– Да я просто, от нечего делать… – Грибман щелкнул костяшками пальцев и попытался переключить внимание на батарею бутылок, выстроенных на столике в трех метрах от него.

– А если от нечего делать, то сходи на второй этаж. Там, в спальне, томится не менее привлекательное создание, и хотя оно нынче немного не в себе, пожирать ее глазами – занятие менее опасное. Тем более что Галкин тебе вроде как друг? Но мы отклонились от темы нашей конференции. Когда я выслушал версию нашего уважаемого любителя женских ножек, – Кирилл с незаметной усмешкой отвесил поклон насупившемуся Грибману, – и сравнил ее с показаниями нашего уважаемого, но, увы, бывшего юрисконсульта, то в моем отравленном качественным алкоголем мозгу кое-что прояснилось. Не собираюсь подвергать критике умственные способности членов следственной бригады, занимавшейся этим делом, и тем не менее в действительности сценарий был таков: госпожа Маркова и некто, по причинам, которые нам предстоит выяснить, решили немного подзаработать и досрочно уйти на заслуженный отдых. Для этой цели был необходим, во-первых, пенсионный фонд, а во-вторых, некоторое количество бывших советских граждан, которое смогло бы убедить этот самый пенсионный фонд, что время выплат и компенсаций пришло. Но, как известно, на всем просторе нашей матушки-родины еще ни один фонд не был создан для того, чтоб как-то облегчить жизнь неимущим и страждущим. Напротив, четко следуя формуле «без богатых бедных не бывает», они окучивают ожидающую волшебных звуков публику, изымая из их кубышек и наматрасников последнее, может быть, и не очень-то праведно нажитое. Так что расставаться с таким вот образом сформированным капиталом едва ли был резон даже у столь уважаемого предпринимателя, как Розанов. А тем более поощрять ненасытную в своих страстях Маркову. Но для убеждений Розанова мадам Маркова выбрала не слово – оно, к несчастью для некоторых, не аргумент. В результате предварительных контактов, скажем так, первого рода телохранитель Снетков мочит своего благодетеля Розанова, а затем ловит черепом пулю от нашей чрезвычайно привлекательной гостьи. Она же, с неким господином армянской наружности, перетаскивает тело Снеткова в автомобиль и скрывается. Я оставлю за скобками некоторые фотографии интимного характера – это может бросить тень на незапятнанную репутацию дамы. Но здесь следует отметить некоторые моменты: рассчитывая маршрут движения еще одного олуха, втянутого в эту авантюру втемную, госпожа Маркова немного ошиблась в расчетах – это я говорю о том самом электроодеяле, обнаруженном в багажнике вместе с трупом Снеткова. Если бы все шло по плану, то наши славные органы были бы введены в заблуждение при измерении ректальной температуры потерпевшего, а Маркова и ее сообщник успели бы сделать так, как и задумано, не оставив после себя ни ствола, ни улик, ни тем более алмазов. Мне теперь трудно сказать, чем руководствовался прибывший вслед за двойным убийством журналист, но об этом можно узнать у Вовы, хотя, как видно, на подобную тему он общаться с народом не желает. Жадность? Воровская удаль? Или любовь? А далее… а далее, как назло, все развивалось не так, как просчитывалось. Маркова, вы меня извините, не успела унести свои стройные ножки… Помните, как в песне про оленя: «Не уноси прекрасных ног…» – Кирилл исполнил строку с большим чувством и сам себе хлопнул в ладоши. – Мадам не успевает скрыться, а труп в багажнике армянина… Зачем что-то менять? Известно: самое верное – это спрятать тело под кроватью одного из возможных подозреваемых. И дело в шляпе. Пока умные ребята будут царапать себе когтями темя, Маркова уже на Канарах… Но не все так просто в моей схеме. Так, например, личность, стрелявшая в уважаемого всеми нами товарища Грибова, оказалась начальником службы безопасности фонда. А этот, с позволения, фонд с недавнего времени вступил в конфликт с картелем… Так кто заказывал музыку? Госпожа Маркова? У меня такое впечатление, извините, но мне кажется, что вы рветесь изо всех сил ответить на этот вопрос…

– Перестаньте паясничать, не знаю, как вас там. Сейчас у меня одно желание – принять душ и переодеться. А если это по каким-то причинам невозможно, то позвольте хотя бы заткнуть уши…

– Как пожелаете, но хотел бы вас предупредить, что вам так или иначе придется ответить. Часом раньше, часом позже – вам теперь уже без разницы… – Последнюю фразу Кирилл произносил совершенно равнодушно, отвернувшись в противоположную от оппонента сторону. Однако боковым зрением он подметил легкую судорогу, пробежавшую по бледному лицу Дарьи… – Теперь о неизвестном мне Снеткове. Кратко мне портрет этого человека обрисовали, я справился по своим каналам о его безупречном конторском прошлом, и знаете, для меня его поступок по-мужски непонятен. Для того чтобы замочить своего шефа, с которым Снетков впарил не один вагон памперсов, была необходима очень серьезная мотивация. А отсюда вывод: ему было сделано предложение, от которого он отказаться не смог… Это с каких шишей, простите меня? Откуда средства для реализации столь трудоемкой схемы? Или Снеткову никто платить и не собирался? – Кирилл встал, закурил сигару, с иронией преподавателя обозрел застывшие лица присутствующих и, сделав несколько шагов к сидящей рядом с Грибманом Марковой, остановился подле нее. – Но вот кто-то вскрикнет: «А камни?!» Увы, камни, как кое-кто уже успел убедиться, еще не деньги. Реализовать такую груду камней смог бы человек калибра Розанова. У него есть имя, он совладелец фонда, и его товар примут за милую душу. Но Розанов мертв. Значит, есть еще кто-то? Маркова? Ее бы просто кинули. Даже предварительно не изнасиловав. Куда-нибудь с мостка, в темные воды… Вот вам еще один кандидат в покойники образовался – Снетков, Гаспарян, Розанов, Маркова… Этот старый хрен из охраны не в счет. Может быть, Крокин? Как вы думаете, госпожа Маркова? Насколько мне известно, он часа полтора назад запарковал свой автомобиль у местного отеля. Скоро мы сможем познакомиться с ним лично. Но пока я скажу: нет, только не Крокин. Хотя технически выполнить эту операцию ему по силам – он варится в этом котле уже достаточно давно и покрылся толстенным слоем накипи. Но, мне кажется, что Крокина следует причислить к уже озвученному списку мертвецов.