Текст книги "Последний клиент"

Автор книги: Константин Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

Глава 5

На слегка помятом «Бронко» Юра подвез Грибмана прямо к управлению. Сергей, продремавший весь путь от Новгорода до Москвы, выглядел несколько пожеванным. И неудивительно – с полночи жрать водку с новгородской ментурой и ощущать себя после этого как маленький, в пупырышках, огурчик? Если только маринованный. И все же, невзирая на некоторую слабость в членах, Грибман довольно бодро миновал КПП, так же бодро поднялся в отдел и только на пороге своего кабинета перевел дыхание.

– «Деньги! Деньги-деньги, денежки…» – Сергей залез во внутренний карман пальто и, ощутив их шершавую упругость, без особого труда пришел к выводу, что все происшедшее с ним не сон. Теперь стоило поразмыслить, как обезопасить себя и с тыла, и с флангов. О вероятном нападении по всей линии фронта он догадывался или хотя бы предполагал. А тем временем параллельно генеральной цепочке размышлений в голове Грибова крутилась, ускользая, невнятная и короткая мыслишка, засевшая в темя еще с момента созерцания неразличимого, но определенно застывшего подо льдом Волхва. «Надо позвонить! Но куда? Куда звонить-то?» – Сергей снял телефонную трубку, несколько минут посозерцал до блеска вытертую пепельницу на краю стола и набрал служебный номер Скворцова. Шансов застать его на месте было немного, но попытаться стоило. Гудок в трубке прогнусавил нахально раз десять, и наконец-то кто-то решился ответить.

– Это подполковник Грибов, из главка. Мне бы Скворцова…

– Его пока нет, но звонил…

– Без шуток?

– Какие шутки! Он своего клиента в «Серпы» оформляет. Что передать?

– Передайте, что звонил Грибов. Пусть он меня разыщет, как только нарисуется. И еще! Пока он со мной не свяжется, пусть сидит тихо, как «мышь в гумне»…

– Хорошо, передам…

– Сам передаст! – Грибман, извиваясь ужом, выполз из своего пальто, открыл сейф и сунул туда свои, но чужой кровью заработанные денежки. Следом за деньгами последовал было ПМ, но Грибов, бросив влюбленный взгляд на толстую пачку «зелени», засунул его обратно в кобуру.

Даром таких денег умникам, подобным ему, не платят. А следовательно, кто-то может возжелать их обратно. Либо… Подполковник щелкнул пальцами, изобразив пистолетный выстрел, и нервно поежился. А что? Все случиться может. Или случилось, но он пока об этом не догадывается… Прояснив себе самому возможное развитие событий, он натыкал на телефоне свой домашний номер. В этот раз связь оказалась на высоте – Нинон была дома и, вполне вероятно, все еще под ватным одеялом. А почему бы бывшей «поварешке», поднимавшейся ранее ни свет ни заря, не понежиться в теплой постели? Или в холодной? Ну конечно, в холодной! – рассудил Грибов. Его-то дома нет. Хотя… хотя пара соседских мужланов уж как-то слишком скользко улыбались, завидев его в сопровождении дамы. Или даму в его сопровождении?

– Але! Кто это?

– Это твой пупсик. Ты все еще расслабляешься?

– Слушай, Грибман! Ты что, охренел, что ли?

– А что случилось, моя ненаглядная?

– Где ты, змей, шлялся, зараза? Всю ночь какие-то уроды по телефону названивали. Все «где ты» да «где ты»… Я им что, справочная ГУВД?

– Как представлялись?

– Как, как… С работы, говорят, беспокоим. Шеф тебя ищет… Я им, баранам, говорю – в командировке он. А они не верят. Все со смешками – позже, мол, позвоним. Так, гады, и названивали, до половины восьмого…

– А потом, видать, подустали и спать завалились…

– Что ты сказал? – Тон у ненаглядной оставался, как и прежде, раздраженным, и не знай Грибман свою подругу жизни достаточно, можно было бы решить: быть головомойке с применением летающих тарелок и иных неопознанных объектов. Но к чему тогда надо было менять «часы на трусы»? Прежняя пассия Грибова также не отличалась кротостью нрава.

– Да ладно, проехали… Кстати, когда у тебя залетный период?

– Всегда, придурок! И сейчас, и через полчаса… А если сразу не получится, можно и повторить… Период! Мне кажется, что он длиной во всю мою жизнь!

– Что ж, устроим небольшой перерывчик… Месяцев на девять… Управишься в срок?

В трубке послышался мягкий, приглушенный смех:

– Я-то, милый, как юный пионер в турпоходе. Вот тебе бы не оплошать…

– А я как юная пионерка…

– И ни грамма?

– Мамой клянусь!

– Мамой? Ты когда, любимый, последний раз ее могилку навещал?

«А действительно! – подумал Грибман. – Все водка да работа. Работа да водка. Замкнутый круг какой-то!..» И снова сказал вслух:

– Хорошо, деточка моя. Буду вечером, готовь… Тьфу ты, черт! Ты ж готова. Это мне надо…

– Точно. Жду.

Сергей нежно чмокнул трубку, движением фокусника положил ее на рычаг и заглянул в приоткрытую дверцу сейфа.

«Все верно: деньги – в банк, сперму – сам знаю куда. Завещание – нотариусу. Если меня в ближайшие выходные какая-нибудь зараза не шлепнет, останусь жить в своих детях… Но вот как написать завещание в пользу своих сперматозоидов? Ведь Нинка, – к бабке не ходи, – а с горя сразу после похорон в абортарий сбегает, а на оставшиеся деньги закатит поминки года на два… Так что нужно как-то иначе!»

* * *

Из коридора донесся дружный топот копыт – словно стадо баранов направилось на летний лужок. Грибман высунул из-за двери голову и обомлел: все его отдельские подчиненные, при эполетах, раздраженно рассасывались по своим норам.

– Вы чей-то, ребята? – произнес он негромко. Но рассыпавшийся на отдельных милицейских индивидов строй его не замечал. – Понедельник!!! – крикнул Грибман. – А, мать вашу! Эй, ты, матрос, ядрена вошь! Чтой-то ты так вырядился?

Посчитавший себя за матроса остановился и мутным взглядом уперся в небритую физиономию своего начальника.

– Ты что это при параде? Девки из ХОЗУ обещали заглянуть на огонек?

– Так, товарищ подполковник, вы ж сами предупредили всех, чтоб в понедельник, на развод, все прибыли по форме…

– Каюсь, грешен… – Серега постучал себя костяшками пальцев по лбу. – Ну и как? Навестил нас министр?

– А фигли? Делать-то не хрена – то стены мажь масляной краской, то брюки с лампасами надень. Пожарник хренов!

– Отставить! Слишком много хренов! – Грибман почесал кончик носа (к чему бы это?), посмотрел в проход опустевшего коридора и поинтересовался, на сей раз на полтона ниже: – А меня там не искали?

– Климыч прикрыл…

– Святой человек! Тоже когда-нибудь министром станет…

– Станет, как же! Ликеро-водочной промышленности…

– А что? Неплохой пост, к слову! И с планом по производству, и по реализации всегда все в норме… Ладно, сбегай к секретчикам, пусть пришлют ко мне кого-нибудь…

У «матроса» по лицу разлилось эдакое ведро разочарования и уныния.

– Что такое, Иванов? Желаете в Новый год по отделу подежурить?

– А я и так в графике…

– А кто на Рождество?

– Генка Некрасов…

– Не «Генка Некрасов», а старший опер, майор Некрасов! Вот попускай еще пузыри – его на Рождество и подменишь!

– Да ладно вам! Бегу уж…

– Вот и бежи! – крикнул он в спину удаляющемуся с рекордной для водоплавающих черепах скоростью «матросу».

На столе звякнул телефон внутренней связи. Грибов селезенкой ощутил – Климыч рыщет. А с Климычем играть в салки-прятки-догонялки – дело безнадежное. Отловит и столько навешает!

– Грибов…

– Ты чо, сучий хвост?! Ты че, хрен лупоглазый? Для кого все это, а?

– Простите, товарищ подполковник, но я что-то не врублюсь никак? Че «че»? Че «для кого»?

– Ты меня не выдуривай, хрен со свистком! Мажь жопу вазелином и дуй ко мне.

Дверь кабинета тихонечко приоткрылась, и в помещение впорхнуло небесное создание килограммов за сто. Галька из секретки. Дверь за собой так же тихонечко прикрыла, глазки в угол завела и ножку подогнула. То ли в коленке, то ли еще где. Их, ножек, было так мало, что, казалось, гнутся они исключительно в тазобедренном суставе. Серега прикрыл дымящуюся телефонную трубку рукой и махнул ей – давай, проходи, неча здесь кривляться…

– Але! Товарищ полковник, але! – Но Климыч продолжал упражняться в стихосложении. Причем любимейшие его рифмы были непереводимы. – Тебе бы боцманом на рыболовном траулере… – Грибман с размаху приложил трубкой об стол – благо телефон был произведен еще до эпохи застоя – и осторожно прижал ее к уху.

– Что там у тебя? Цирроз из порток вывалился?

– Да нет, товарищ полковник. Аппарат случайно со стола смахнул…

– Хреном, что ль?

– Да нет, на навазелиненной жопе оскользнулся… Так я попозже забегу, хорошо?

– До обеда!

– Есть, товарищ комдив! Бу сделано! – Серега еще раз шваркнул трубкой, на этот раз о телефон, и сам испугался произведенного им грохота. Но виду не подал: – Садись за «Ундервуд»…

Галчонок еще раз стрельнула глазками и присела, свесив окорока по обе стороны сиденья.

– Шапку на Климыча. Рапорт. – Грибман поискал глазами на поверхности стола папку с копиями документов по Пулковской таможне, выдвинул пару ящиков – и там ничего, не считая пары шкаликов с козлами на этикетках. – С вами, козлы, я позже побеседую! – пообещал Грибман и уставился на машинистку. – Рапорт. Написала? Далее: «Довожу до вашего сведения, что тринадцатого декабря текущего года при проведении оперативных мероприятий, совместно со следственным отделом горпрокуратуры, сотрудниками ФСК по Северо-Западу и оперативными работниками нашего отдела, была предотвращена попытка незаконного вывоза с территории Российской Федерации валютных ценностей…» – Грибман притормозил. – Сколько там, хоть убей, не помню… Сорок или пятьдесят? Или будем считать в розницу, как у нашего пожарника принято? – И продолжил: – «На сумму восемьдесят семь миллионов долларов США. Подозреваемые в покушении на контрабанду в особо крупных, по предварительному сговору и прочее, направлены в соответствии с инструкцией о распространении полномочий оперативных служб на территории РФ. Заместитель начальника отдела подполковник Грибов».

– Все?

– Все, Галчонок. – Серега сладко улыбнулся и поднял трубку городского телефона. – Иди, хорошая моя. Мне нужно пообщаться со своей агентурой. Но помни! Я у тебя в долгу…

– Да ладно уж! – Галя вильнула неким подобием хвоста и испарилась.

– Эй, «Аякс»? Мне Юру-водителя позовите скоренько… – Грибов с нетерпением поглядывал на недремлющие стрелки часов. – Юра! Папка моя у тебя? Ага… Слушай, будь другом, подвези ее на вахту и оставь у дежурного. Скажешь – для меня. А я тогда ничего не скажу твоему начальству… О чем? Сам знаешь, так что не дуркуй, шевелись После обеда? Да после обеда мне жопу через край суровой ниткой зашивать придется. Будь хорошим мальчиком, а? – Грибов выдернул из каретки отпечатанный рапорт и расписался. – Вот теперь и Климычу будет чем помахать на коллегии…

– Что ты мне суешь? – Климыч оторвал от стола набрякшее после утренней вздрючки лицо и двинул к удобно расположившемуся в кресле Сергею пачку бумаг. – Я тебе что? Чтец-декламатор? В этой галиматье и в три дня не разобраться!

– А чего?! – встрепенулся Грибов. – Вот справка по делу, вот акт таможни… Вот резюме…

– Резюме!!! – прорычал шеф. – У тебя, как я вижу, своей работы не хватает?! У самого в отделе бардак!

– Вообще-то я сторонник коллективной ответственности…

– То есть?

– То есть не у меня, а у нас… У нас в отделе бардак, товарищ полковник…

– Ты меня не путай! У вас, у нас… Мне надлежит мыслить стратегически! Со всяким прибывающим мудачьем отношения налаживать! А тут ты со своими… – Климыч приподнял верхний листок: – Восьмью миллионами долларов…

– Не восьмью, а восьмьюдесятью! Почувствуйте разницу! И разговор мы ведем о реально проведенной операции.

– Операции?! Как те два знатных овощевода? Дебейки и Акчурин… Это у них операция, пусть и неудачная… А у тебя самодеятельность! Кружок кройки и шитья, хирург хренов! Кто планировал? Кто давал указания? – Предлагая вниманию Грибова эти вопросы, Климыч пытался осмыслить, какие на сей раз неприятности могут последовать вслед за рапортом подчиненного.

– Вот замечания о кройке и шитье в этом случае мне кажутся неуместными… Не в прокуратуре, чай. Что касается планирования и руководящих наставлений – вот. – Грибов вынул из папки листок и передал его Климычу. – Здесь, в верхнем углу, достаточно наложить визу – и все в ажуре…

– Ага… – Климыч, напряженно сопя, пробежал грибмановскую бумажку, обратил внимание на дату и взял в руки перо. – Каким днем я должен подписать?

– Пятницей…

– Я о числе, олух!

– Одиннадцатым…

– Что «одиннадцатым»?

– Одиннадцатым декабря…

Шеф черканул в верхнем углу и бросил лист через стол:

– Что ты намерен с этим делать?

– На этот раз не я, а вы.

– Ну, я?

– Составьте победную реляцию – и к руководству…

– И дальше?

– А дальше ставим палку в актив и ждем несколько дней.

– Чего?

– Изменения меры пресечения для Марковой…

– А кто это?

– Долго объяснять. Придется начинать сначала. А вы как я вижу, не в настроении.

– А где Маркова?

– В «Тишине». Числится за Скворцовым.

– Это из горпрокуратуры?

– Точно так.

– А с какого ей будут менять меру?

– Основной свидетель, проходящий по этому делу, армянин, дай бог памяти, как его… копыта кинул в Бутырке. И теперь у следствия нет оснований содержать ее под стражей. Тем более ее подельник отправился сегодня в «Серпы», и, мне кажется, он там надолго задержится…

– Копыта, говоришь, кинул? В «Серпы»… Хм…

Грибов прекрасно осознавал, что подобное известие не очень обрадует Климыча. Нужно подсластить. План в голове Сергея высветился окончательно – отступать с выбранного пути он не собирался:

– Ну, помер… Подумаешь, невидаль! – Грибман встал и вихляющей походкой обошел стол начальника. – А чтобы вам было не так утомительно выслушивать мои предложения по этому делу, предлагаю пройти в мои апартаменты.

– И что?

– А там и обсудим, какие именно результаты вы ожидали от деятельности знатных овощеводов, тем паче что у меня там томится пара субъектов, готовых дать некоторые разъяснения по поводу возникающих у вас ко мне вопросов.

– Это кто такие?

– Пара рогатых парнокопытных дятлов из Дагестана. Они уж заждались. Да и телефон у меня трещит не так часто, как в вашем убежище.

– Ага! В убежище от подобных тебе идиотов. – Климыч со скрипом поднялся, расправил богатырские плечи и резко выдохнул в нос. – Ну пойдем, послушаем, что нам поведают дагестанские парнокопытные… Дятлы…

Серега мигом подскочил к шефу, взял его под руку, и они вместе отправились по коридору.

– Если вы слышали, с месяц назад в Архангельском был забит до смерти некто Розанов, глава Алмазного инвестиционного фонда…

Около половины седьмого отдел затих. Климыч, сославшись на неотложные дела, отправился добирать в одну из своих дежурных точек. Там ему всегда были рады. Не прочь отправиться туда же был и Грибман, но Климыч, в отличие от Сереги, был человеком достаточно скрытным и делиться секретами своего перманентно нетрезвого состояния не стремился. Ко всему, сквозь путаницу телефонных проводов в кабинет Грибмана просочился звонок Скворцова, и Сергей, памятуя о некоторых недовыполненных семейных обязательствах и нарушенных клятвах давно почившей в бозе мамой, решил совместить назревающий разговор со своей благоверной и присутствие сотрудника прокуратуры. Кто знает, чем может обернуться пустячная бытовая склока, не окажись рядом представителя карательных органов.

Выйдя на улицу, Сергей потоптался у театральной афиши – легкий, как насмешка, снежок сыпался с небес так спокойно и медленно, что Грибману прямо сейчас и непременно захотелось коньяку. Он уж начал было водить своим породистым носом в направлении ближайших очагов культуры, как возле него остановился весьма потрепанный «Москвич» с намерзшей на заднем стекле капелью, из нутра которого, не пытаясь опустить стекло, принялся размахивать рукавами пальто какой-то мужик. Грибман, сочтя подобные жесты за приглашение, стукнулся костлявой задницей о продавленное сиденье. Оказалось, что это всего-навсего Скворцов. Как всегда, до неприличия трезвый и до зевоты озабоченный.

– Чтой-то мы подзадержались? Хотел было отваливать…

– Да пошли они все!.. – ругнулся Скворцов, в сердцах хлопнув по пискнувшему от неожиданности рулевому колесу. – Тебе-то чего надо?

– Да у меня все есть… – сыто и загадочно улыбнулся Грибов. – И у тебя вроде все в норме? Смотрю, на шикарном авто раскатываешь?

– Это еще надо хорошенько подумать, кто на ком…

– Папина небось?

– Бабушкина… – Скворцов нервно вырвал из пачки сигарету и с ожесточением вогнал кнопку прикуривателя в панель.

– Что, попа болит? – участливо поинтересовался Грибов.

– Угу. А у тебя?

– Да нет. Я работу на дом не беру. Дамочка моя ножи точит и в скалку гвозди забивает…

– Острием наружу?

– Тешу себя, что шляпками. – Сергей вытащил прикуриватель и передал его своему приятелю. – Ну что, браток, погнали?

– Куда это?

– Ко мне. Ты меня прикроешь от праведного гнева моей половины, а я изолью всю накопившуюся горечь. Для прояснения, как говорится, ситуации.

– Так начинай! – Скворцов включил передачу и медленно отчалил.

– С шефом я переговорил. Он прикрывает нашу деятельность. Но вот как только зайдет разговор о конфискате, придется выкручиваться. Господа из фонда такой визг поднимут, что и чертям тошно станет.

– Да и фиг с ними! Перетопчутся Все бумаги у нас в руках.

– Конечно, не подкопаешься, если под себя копать собственной лопатой.

– А что, есть противопоказания?

– Есть рудокоп. С корочками ФСК. Они всю бодягу сначала замешивать станут. И неизвестно, что у них из всего этого выбродит…

– Или кто?

– Или…

– Есть идеи?

– Да вот думаю пока. Как у тебя с раскладом по Розанову?

– По факту смерти Гаспаряна назначено служебное расследование в рамках управления по исполнению…

– Сейчас, как же! Цирик цирику глаз не выклюет. Ты-то что предпринял?

– Своему ироду рапорт на стол.

– А он его в ящик!

– А куда же?

– А знаешь, братец, почему?

– Ну-ка?

– А потому что не в пример тебе и господину Галкину твой ирод знает фамилию предыдущего управляющего этими любителями дорогостоящих цацок.

– И кто же он?

– Дружище Мостицкий. Владелец заводов, домов, пароходов…

– И что этот Мостицкий?

– Как выяснилось, на последнем собрании акционеров он отказался принять программу Розанова, которая предполагала одностороннее увеличение квот по продажам, и снял свою кандидатуру с голосования…

– То есть взял самоотвод?

– Видать, он хорошо себе представлял разницу между «само» и «громоотводом».

– Очевидно, кто-то намекнул ему о возможном печальном исходе подобных инициатив. Вот узнать бы, кто именно?

– А посложнее вопроса у тебя не найдется? Например, почему трава зеленая?

– А что, и на этот вопрос у тебя ответ есть?

– У меня по ботанике в школе твердое «три». Как и по физике…

– Ну, допустим, что Мостицкий знал заранее о возможных неприятностях с этими лишними алмазами. Так с какого хрена ему было не предупредить Розанова?

– Вот здесь ответ очевиден – ему бы задали вопрос: занимая пост управляющего, чьи интересы вы преследовали? Это раз. Второе: попросили бы рассказать о фазе первоначального накопления капитала, а также об источниках кредитования всех его финансовых мероприятий. А ты прекрасно знаешь, как эта публика любит распространяться о своих успехах на ниве выколачивания денег в абсолютно нищей стране. Мелькают по «ящику» господа картавые, беспрестанно похлопывающие себя ладошкой по карману. Похлопывают и стенают: «Любите нас, любите! А если не полюбите, то все вы антисемиты, фашисты и сволочи…»

– А твой приятель Галкин?

– А что Галкин? Он тоже не очень спешит ассимилироваться. Вон и девку в жены взял с прибабахом. Да ко всему прочему еще и Инга.

– Это он чтоб свою маму не расстраивать…

– Допускаю. Хотя всю сознательную жизнь косил под русского. А теперь, возможно, и у него возникли противоречия меж положением титульной нации и внутренним содержанием.

– А что Мостицкий?

– Да у него одних должностей с полтора десятка. И везде, куда ни сунься, в учредителях. Вот занялся бы, выдернул его и поспрошал…

– Куда теперь-то? – Скворцов криво ухмыльнулся.

– Направо, под арку, третий подъезд.

– Может быть, мне не стоит подниматься?

– На съедение хочешь меня оставить?

Скворцов заглушил двигатель и вышел из машины.

– Только не дол… – начатую фразу за него закончил приглушенный хлопок, и приятель Грибмана как-то безобразно упал в снег у переднего колеса.

Сразу за первым последовал второй выстрел – в лицо Сергея ударили осколки лобового стекла. Грибман, резко пригнувшись за панель, вырвал из кармана ПМ и выкатился из машины. Третья пуля ударила в левое плечо: чуть ниже и правей – и прощай, Нинон! Он перевернулся через спину, не спуская глаз с темнеющего входа в подъезд. А еще вчера лампочка горела! И восемь раз подряд нажал на спусковой крючок. Грохот такой, что уши заложило. Сергей, с трудом отыскав точку опоры, поднялся, с жалостью взглянув на расстрелянный пистолет, – перезарядить его было некому: запасная обойма в сейфе, да и левая рука повисла, как мокрая простыня на веревке в безветренную погоду.

– Выходи, сука! – срываясь на визг, заорал он. В темноте подъезда что-то стукнуло, послышался какой-то невнятный, тестообразный шлепок, и из дверей, буквально в чем мама родила, выскочила обезумевшая мадам. Полы халата расстегнуты, колени в грязи, и только по гордо вздымающейся груди Грибман узнал в ней свою ненаглядную.

– Сережа! – крикнула она. – Там в темноте кто-то… И я упала!

– А нехрен бегать по ночам, черти тебя б забодали! – Грибов обошел «Москвич» и склонился над Скворцовым. – Поднимись в квартиру, вызови ментов и «скорую». И Климычу позвони на «трубу». Его номер – первый в моем большом блокноте.

– Первый на букву «К»?

– Вообще первый, понятно?

– Да, – с некоторым сомнением проговорила Нинон. Она отправилась было к подъезду, но тут же замерла. – А как быть с этим?..

Сергей оставил тело Скворцова – теперь о нем позаботится патологоанатом – и, скрипя зубами, доковылял до двери подъезда. За ней темным мешком лежал труп, и под него натекло уже немало кровушки. Сергей ткнул тело носком ботинка – голова трупа откинулась в сторону.

– Нинон! Сними с него… – Грибман указал пустым стволом на темный лыжный шлем, натянутый до подбородка.

– Ну нет! Не могу!

– А как на кухне, курей на газу палить?! Не могу! Давай!

Нинон брезгливым движением стянула шлем с головы стрелка, и Сергей, нагнувшись, из оставшихся сил подтянул лицо убитого к свету:

– А я тебя знаю, сучья маска! Раньше надо было тобой заняться, старый ты пидор! – Грибман разжал кисть, и голова стрелка звонко стукнула в бетон. – Слушай, Нинон! Сегодня мы с тобой размножаться не будем… А вот грамм триста коньячку я бы выпил…