Текст книги "Искатель. 1968. Выпуск №5"

Автор книги: Константин Паустовский

Соавторы: Джордж Генри Смит,Владимир Малов,Гюнтер Продёль,Орест Мальцев,Борис Смагин,В. Добкин,Юрий Тарский,Лев Константинов,Хуан Лопес
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

– А я тогда была маленькой и страшно завидовала тем, кто ходит на свидания.

Посмеялись: тесен мир. Шел мирный светский разговор, какой бывает у малознакомых людей, желающих больше узнать друг о друге.

– Как вы очутились в этих местах? – спросила Леся.

– В городе жил мой отец – очень уважаемый в здешних местах человек. Где он, я не знаю. В родительском доме сейчас большевистская ЧК заседает. Страшно подумать, что оплевано и уничтожено все, что было дорого… После фронтов подался к Петлюре, был ранен, думал отлежаться у отца – я еще не знал, что он вынужден был бежать отсюда ночью, как какой-нибудь каторжник. Приехал, а здесь никого… Затянулись раны, отлежался, ушел в степь, собрал лихих хлопцев, у которых есть о чем поговорить с красными, и айда саблей махать…

– Вот этой? – Леся указала на клинок, лежавший на скамье.

– О, у этой сабли богатая история! Я ее снял с убитого комиссара. Знатно рубился красный, если бы Гундосый не снял его из маузера, не одолеть бы в сабельной схватке. Комиссаровы пальцы прикипели к рукояти, пришлось отрубить. Но что за клинок! Восточной работы, древний, теперь такие не делают. Видно, во многих руках побывал, вспоен кровушкой…

Леся взяла оружие. Тускло сверкнула золотая чеканка на ножнах. Рукоять завершалась серебряной головкой сказочной птицы.

– Феникс… По преданию, сгорев, эта птица возродилась из пепла…

– Мы пройдем через любое пламя, чтобы победить, – очень серьезно сказала Леся.

В горницу заглянул адъютант.

– Вернулись наши. Все нормально. Дома комбедовцев выжгли, а самих в колодец отправили – испить водицы. Одному живот землей набили – пусть жрет нашу землю, – он грязно выругался.

Леся отвернулась к окну, смотрела, как прибывшие бандиты сгружают с тачанок узлы, какую-то утварь.

– Отбивались? – спросила она через плечо.

– Какое там… У них и оружия не было. Темнота деревенская.

Гундосый помялся: видно, хотел что-то сказать, да не решался.

– Ну что там? – резко спросил Свининников.

– Ребята обижаются… Давно ничего подходящего но брали – все горшки да ухваты. Надо бы эшелончик перехватить, а то разбегутся к добычливым…

– Все бы грабить, – вскипел Свининников, – а что великие идеи кровью захлебываются, так до этого никому дела нет…

Последние слова были явно рассчитаны на связную центра. Но она не поддержала атамана.

– Люди рискуют жизнью, и требование награды за риск вполне справедливо.

Она сказала это громко, так что услышали бандиты, топтавшиеся в сенях. Оттуда кто-то крикнул:

– Правильно скумекала, хоть и баба. Жалованья нам небось не платят.

– В борьбе издержек не избежать. И мы обязаны их компенсировать. А вот настраивать против себя местное население накануне сложной операции, вызывать озлобление не разумно, – тихо убеждала атамана Леся.

– Не понял, – у Свининникова портилось настроение. Не хватало еще, чтобы эта девчонка стакнулась с его головорезами, поучала его.

– Уничтожили пятерых, восстановили против себя сотню…

– Так что же, сидеть сложа руки?

– Я вам уже сказала: собирать силы для главного. У меня очень мало времени, поэтому прошу торопиться. Я думаю, стоит без промедления собрать всех… – она замялась, – повстанческих командиров… Да… Посоветоваться, разработать план.

– Командуете?

– Нет, советую и предлагаю…

– А стоит ли вообще заваривать эту похлебку?

– Решайте сами. Риск есть риск, а война есть война. Но если вы колеблетесь, я хотела бы встретиться с вашими людьми. Их мнение важно и для вас и для нашего дела.

Свининников поинтересовался, нет ли у Леси личных просьб.

– Разместили меня прилично. Хорошо бы время от времени выйти в степь, погулять, побыть одной. А ваши повстанцы, наверное, и за ворота не выпустят?

– Я распоряжусь…

На подворье хутора чубатые, обвешанные оружием бандиты плотным кольцом окружили пулеметную тачанку. Многие, несмотря на жару, были в сапогах и кожушках. Щетинились давно не бритые физиономии. Взлетали над головами кулаки, подтверждая правоту очередного оратора. На тачанке, у пулемета, стояла Леся. Рядом Свининников со своим штабом.

Говорила Леся.

– Вы проливаете кровь за свое будущее счастье, чтобы жить так, как вам хочется. Окончится эта жестокая война, и каждый из вас вернется домой, к своей земле. Всей своей крестьянской душой стремитесь, чтобы такой день настал как можно быстрее. А что получается? Неделя за неделей проходят в набегах, не приносящих вам ни победы, ни славы. Что изменится, если вы вырубите еще несколько большевиков? На их место придут новые, запасутся винтовками и в следующий раз встретят вас пулями. Для Советов эти ваши укусы болезненны, слов нет, но не смертельны. А время уходит. Все больше селян тянутся к большевикам. По нашим сведениям, даже зажиточные мужики становятся на их сторону, потому что по горло сыты гражданской войной, а Советская власть помотает им наладить хозяйство…

Из толпы понеслись улюлюканье и свист.

– Как же, они помогут… Всю землю забрали…

– Продотряды все закрома вылизали…

– Чуть что – реквизиции…

– Землю отобрали не у всех! Многим ее дали. Большевики перешли от продналога к продразверстке. Несмотря на тяжелейшие условия, они помогают крестьянам зерном и машинами…

– Вы что, за Советскую власть агитируете? – закричал Свининников.

– Я излагаю обстановку такой, какой она сложилась на сегодняшний день. Ваши люди должны знать правду. Правильно я говорю? – обратилась Леся к бандитам.

– Правильна-а…

– Валяй излагай про текущий момент…

– Не маленькие, разберемся что к чему…

– Но нам с Советской властью не по пути! Голытьбе – другое дело. А то что же получается: у тебя отбирают твой пирог, отрезают по ломтю Ивану, Петру да Марье, а остальное возвращают – на, угощайся! Кто держал в зубах весь пирог, не согласится на его шматок.

Леся говорила очень спокойно, почти не повышая голоса. И странное дело, ее слушали довольно внимательно – ведь речь шла об их собственном будущем. Имело значение и то, что эта дивчина прибыла откуда-то очень таинственно и с ней шептался сам Свининников.

– А если Красная Армия разобьет Деникина и возьмется за вас? Выстоите вы против богунцев или против Котовского?

В кольце, окружившем тачанку, прошел легкий гул. Да, против Котовского не выстоять…

– Выход один: пока большевики заняты сражением на фронтах, наносить им удары здесь. Такой план разработали наши руководители в Киеве. Он требует объединения сил. Вам поручается взять город…

Бандитская сходка снова заволновалась.

– Ты дывысь, хоч дурна, так хытра…

– У городи коммунистов багато, так боны тоби його и виддадуть…

Леся подняла руку, переждала выкрики.

– В городе коммунистов мало, почти все они ушли на фронт. Там есть и наши люди, они нас поддержат. И второе. На железнодорожной станции скопилось огромное количество вагонов с ценными товарами. Их задерживают, потому что в первую очередь пропускают эшелоны с хлебом. Вы хотите возвратиться к мирной жизни не с пустыми руками. Вам нужно будет подправлять разрушенные хозяйств». А чем? Села нынче нищие – в них ничего не возьмешь. Вы же заслужили вознаграждение за свои боевые труды, за то, что жертвуете жизнью, когда другие греются под боком у солдаток… Удачный штурм города вознаградит вас за все.

Леся сказала совсем доверительно:

– Верные люди сообщают, что на станции есть эшелоны с мануфактурой, солью, ценными товарами…

Это сообщение пришлось по душе «борцам против большевизма». Пограбить, пожить вольготной разгульной жизнью, пустить красных петухов над хатами ненавистных бедняков – да, это им любо!

Кто-то первым истошно завопил: «На город!..»

– Знаешь хутор Стригуна? – спросил Петренко у Виктора.

Виктор покачал головой. Чекист и чоновец склонились над картой.

– Смотри – вот он. – Петренко ткнул остро отточенным карандашом в еле приметную точку. – Этот хутор – база Свининникова. И отсюда он совершает набеги по всей округе. Удачно бандит окопался – сил у нас в этом районе никаких. Добраться к хутору большому отряду незамеченным – невозможно. По всему пути – кулачье, подкулачники, Свининникову сразу донесут. Он снимется – тогда ищи ветра в поле. А выжидать дальше нельзя – каждый день гибнут люди. Где выход?

У Сторожука сверкнули глаза.

– Поручите нам: подберемся по одному, незаметно, забросаем гранатами. Главное – внезапность…

– Не сможете. Это ты не по-комсомольски рассуждаешь: раз – и в дамках. Не обижайся, но дело это посерьезнее, чем кажется. Свининников – бывший офицер, и разведка, охранение у него поставлены отменно. Противника нельзя недооценивать. И кроме того: уничтожим его, останется Бокун, атаманы помельче. Если громить, так всех вместе. Одним ударом – и конец…

– Ого! – обрадовался Виктор. – Масштабы!

– Были бы у нас силы, вышибли бы их по одному, по очереди, не давая объединяться. Это лучший вариант. Но раз сил у нас нет, приходится рисковать. Сейчас появились кое-какие возможности, не буду о них рассказывать. Рано еще. У нас с тобой задача более конкретная. На хуторе находится наш человек. С ним необходимо встретиться, получить нужные сведения. Ты этого человека знаешь…

– Ваш товарищ? – уважительно спросил Виктор.

– Наш. Ты его еще из комсомола собирался исключить…

– Неужели…

У Виктора вытянулось лицо. Захлопал ресницами, полез рукой в потылицу – вот так так!

– Да. Она там под видом связной антибольшевистского центра. Когда посылали, учитывали все: настоящую связную мы перехватили, у Ларисы есть образование, соответствующий внешний вид, чтобы произвести впечатление на Свининникова, она умеет держать себя как интеллигентная барышня из бывших. Мы узнали, что Свининников ищет связь с центром, вот мы и пошли ему «навстречу». Специально для Ларисы никакой легенды не придумывали – так ее труднее будет на чем-либо зацепить. Только имя сменили – Леся. Задача у нее сложная, но пути к ее решению выбраны простейшие. На это вся надежда – не придет Свининникову в голову, что его так запросто купили.

– И Лариса уже там?

– Да. Ни одна душа живая об этом не должна знать. Ни одна: иначе не только сорвется операция – погибнет наш прекрасный товарищ. Я тебе одному рассказываю. Потому что к хутору Стригуна пойдешь ты. Согласен?

– Еще бы! Везде пройду, если нужно.

– Мешочников видел? Сходи на станцию, еще посмотри: как одеты, как разговаривают, что на что меняют. Сойдись с ними, узнай цены, выясни ходкие товары. Ты будешь спекулянтом: не голодным рабочим, который последнюю рубашку на меру зерна меняет, а барыгой, живоглотом. К таким у кулаков больше доверия – свои, ворон ворону глаз не выклюет. Уяснил картину?

Петренко говорил короткими рублеными фразами. Лишних слов он вообще не любил, а тут чувствовалось – продумал все до мелочей.

– Но это на случай, если столкнешься с подручными Свининникова или других атаманов. У тебя задача иная. Подойдешь к хутору незаметно. Лариса вечером выйдет гулять в степь. Вот тогда ты и объявишься. Но так, чтобы былинка не шевельнулась, чтобы даже ветер шепоток на хутор не принес…

Виктор вскочил, вытянулся.

– Можете не сомневаться, товарищ председатель ЧК. Выполню все в лучшем виде!

– Ну что ж, давай обсудим детали.

Проговорили они долго. Петренко попросил чаю, и кто-то из сотрудников притащил им пузатый купеческий самовар.

– Свининниковский, – улыбнулся чекист. – Знал бы сынок, о чем идет разговор у папенькиного самовара…

По городку ползли тревожные слухи. Откуда-то стало известно, что крупные банды собираются совершить на него налет. Обыватели злорадствовали: дождались большевички! Но на всякий случай чинили ворота, вешали пудовые замки, прятали ценное в тайники – «зеленые» выбирают все подчистую. Им дела нет – кто свой, кто чужой.

Ревком принял решение раздать весь наличный запас оружия в надежные руки.

Чоновский патруль задержал подозрительного типа. Парень лет двадцати шатался по базару, крупно выпил и в подпитии похвалялся, что красным крышка. Пытался оказать сопротивление, да зря – молотобоец из мастерских Вася Коробко легонько его пристукнул, а потом смущенно объяснял: «Я не хотел его так, чтоб свалился, кто ж его знал, что такой хлипкий».

Петренко сам допрашивал арестованного.

– Значит, крышка? – спросил насмешливо.

– Вроде того, – нагло скалился парень, – так уси говорять.

Тут же при парне Петренко звонил кому-то, сообщал о полученных сведениях, предлагал разработать план эвакуации.

– Осторожнее, товарищ председатель, – кивнул конвойный на задержанного.

– Неопасно, – рассеянно бросил чекист. – Завтра отправим его в губернскую ЧК.

Ночью арестованный сбежал. Оказалось, прогнили доски пола, он сделал подкоп и… Дежурный по ЧК за потерю бдительности был наказан: десять суток ареста, отсидеть после окончания гражданской войны. Так сработала еще одна пружина петренковского плана.

Чоновцы каждый день собирались на пустыре. Супрун водил их в «атаки», учил отрывать ячейки. Ребята до одури собирали и разбирали затворы, пронзали штыками соломенные чучела. На одном из них кто-то краской написал: «Свининников – гад и контра».

Сторожук добрался до хутора в три дня. Быстрее не смог: пришлось идти пешком, только дважды попадались попутные подводы. Лямки мешка оттянули плечи. И без того дышавшие на ладан башмаки разлетелись в прах. Дороги серыми лентами пересекали степь, подкатываясь к самому небу. Виктор избегал сел, только один раз зашел, чтобы наменять чего-нибудь из еды.

По совету Петренко он держался как нахальный, уверенный в себе мешочник – сам черт ему не брат. В селе напросился на обед к солдатке. Отмерил ситца, а солдатка выставила на стол чугунок борща, разваристую картошку, самогон. Во время обеда в хату вошли двое, поздоровались. По тому, как торопливо поставила хозяйка новые стаканы на стол, как уговаривала выпить, Виктор понял: гости пожаловали не простые.

– Чего меняешь? – спросили.

– Ситец, – Виктор лениво ворочал ложкой в густом, до одури пахнущем борще.

– Слышал, что на станции недавно вагон с мануфактурой исчез. Не оттуда ли ситчик? – задумчиво протянул один.

– Оттуда, – равнодушно подтвердил Виктор.

– Грабишь?

– Да не без того…

– Покажи документ.

Виктор отложил ложку, достал из-за пазухи наган, положил на стол:

– Вот…

Пришельцы захохотали.

– Видно птаху по полету.

– Отмерь им ситцу, – прошептала хозяйка.

Виктор с треском оторвал два куска: берите, мол, девкам на подарки, горячее целовать будут.

– Люблю, когда уважение оказывают, – сказал высокий парень.

Когда они ушли, хозяйка с боязнью проговорила:

– Это сынок Марка Панасовича заходили…

Кто такой Марко Панасович, Виктор не стал уточнять.

К хутору подошел днем. Долго кружил вокруг по степи, оглядывая подступы, запоминая, где можно укрыться. Нашел глубокий овраг, поросший кустарником. В его склонах пастушата вырыли ямы-схованки, там можно было пересидеть непогоду. Виктор залег в рожь неподалеку от хутора.

Ему хорошо было видно, как бандиты возятся у лошадей. Потом к хутору проскакали двое верховых, спешились у крыльца, небрежно бросили поводья. «Шишки», – решил Виктор. И из хутора неслись всадники: один, второй, третий…

«Эх, парочку бомб бы туда», – размышлял Виктор. Он даже ощутил тяжесть бомбы в руке, представил, как он хлебами подползает вплотную к дому, набитому бандюками. Но у него было другое задание, и Сторожук с сожалением отбросил мысли о внезапном налете.

Время тянулось медленно. Он было вздремнул, когда на дорогу, вливавшуюся из хутора в рожь, вышли двое. Ларису Колосову Виктор узнал сразу: тоненькая, стройная, в той же белой блузке, в которой и на работу ходила. Рядом с нею вышагивал приземистый широкоплечий мужчина лет тридцати. «Свининников», – догадался Сторожук.

Они шли неторопливо, оживленно переговаривались. Виктор слышал все так отчетливо, будто они стояли с ним рядом.

– Петлюра совершил огромную ошибку, когда сделал ставку на опереточные атрибуты старого украинского казачества. Ему бы надо было прочесать огнем всю Украину… – разглагольствовал Свининников.

– Он и пытался. Не дали, – перебила Лариса, – народ не дал. Вы задумывались, почему его разгромили? Потому что народ…

– Леся, серденько, вы рассуждаете, как большевичка.

– При чем тут эти большевики? Наша партия сейчас отметает любые иллюзии: только факты, действительная расстановка сил. Иллюзии – удел слабых. Смотрите: по всей Украине против большевиков действуют вооруженные отряды. Ни в решительности, ни в жестокости им не откажешь. Почему же их постоянно бьют? Даже самых сильных – проходит несколько месяцев, и – как это вы говорите? – крышка? Уж на что хитер был Григорьев… А где он? Батько Нестор пристрелил после того, как разгромили красные. По пьянке, потому что не было уже за Григорьевым силы, а битые атаманы никому не нужны. Так в чем же причина?

В том, что крестьяне и рабочие в массе своей поддерживают большевиков и помогают им. И если у нас сейчас нет лозунгов, которые отняли бы народ у большевиков, нам остается одно: покончить с Советами несколькими внезапными стремительными ударами, поддержанными извне. Только это!

«Ишь ты, – удивился Сторожук, – послушать, так выдающийся борец против большевиков. Ведь вот такие умные, трезво мыслящие враги наиболее опасны…»

Свининников шел рядом с девушкой, небрежно постукивая веточкой по голенищу сапога. «Контра ползучая, – кипел яростью Сторожук, – увивается…»

Атаман и Леся гуляли долго, и Виктор понял, что в этот. вечер ему с девушкой не встретиться. Приходилось ждать.

Встреча состоялась на следующий день. Лариса вышла в степь одна. Виктор окликнул ее:

– Скажите, яна этом хуторе телку не выменяю?

– Была, но уже нашелся покупатель.

Это был пароль, и они обменялись им серьезно, хотя узнали друг друга сразу.

– Как там у нас? – спросила Лариса.

– Неспокойно. Еще один бандит объявился, какой-то Сависько. Хлеба в городе нет, а на базар больше не везут, бандитов боятся: уже прошли слухи о налете. Ну, а в остальном все по-старому. Вот только еще несколько ребят ушли на фронт. Просился и я – не отпустили. Поредела ячейка сильно. Алешу-гармониста схоронили. Был в патруле, перестрелка, погиб парень, одним словом. Да ты о себе расскажи, у нас-то все нормально…

Лариса слабо улыбнулась.

– Ничего себе нормально – патрули, голод, мобилизация… Это у меня жизнь райская: отъедаюсь, отсыпаюсь, веду светские беседы, дипломатические переговоры с атаманами. Ладно, давай о деле, а то еще хватятся меня, пойдут искать. Передай Петренко: на хуторе побывали атаманы почти всех окрестных банд. С планом налета на город согласились – пограбить хочется. Тем более что лазутчики из города подтвердили – крупных сил там нет. Я упорно внушаю Свининникову, что он может стать вождем всех антисоветских сил в этом районе, если их объединить и подкрепить это объединение крупным успехом. Потому и старается.

– Тебе он верит?

– Здорово помог пароль. Пришлось, правда, немного помитинговать. Пока никаких подозрений не выказывал. Наоборот, чересчур внимателен, боюсь, как бы не предложил сыграть бандитскую свадебку. Да, самое главное: к налету банды будут готовы недели через две. За это время вы должны успеть подготовиться к встрече.

– Трудно тебе? – сочувственно спросил Сторожук. И сам ответил: – Конечно, трудно, о чем говорить. Но ты держись, Лариса, боевой ты наш друг. Не думал я, что ты такая смелая. А я-то хорош: белоручка, мол, ты, мамина доця, буржуечка недобитая. А ты прямо герой!

– Будет тебе, Виктор! Что пустое говорить. Сам видишь – так надо!..

Условились, что Виктор через недельку заявится снова – узнать точные сроки и маршрут налета. Попрощались.

Леся уходила к хутору медленно, плечи ее сникли, и даже на расстоянии чувствовалось, как тяжело ей возвращаться в бандитское логово.

А Виктору надо было вновь шагать десятки километров, избегая настороженных, враждебных глаз.

Шло заседание ревкома. Присутствовали не все: кто вместе с рабочими патрулями охранял город, кто с продотрядом ушел в степь. Докладывал Петренко. На город готовится бандитский налет, он возможен в ближайшие дни. Опасность огромная. И в связи с этим вырастает ответственность каждого коммуниста. Если город будет сдан – бандиты перережут железнодорожную нить, по которой идет хлеб с юга в крупные промышленные центры. А там голод. Председатель ЧК предлагал сформировать еще один отряд особого назначения, поставить под ружье всех способных держать винтовку. Все силы должны быть мобилизованы на разгром банды.

Кое-кто предлагал приступить к эвакуации советских учреждений: необходимо позаботиться о людях, ценностях, документах.

– Подумаем, – неопределенно отвечал Петренко. – Это крайний выход. Город должен держаться до последнего.

Приняли резолюцию: «Считать важнейшей задачей текущего момента защиту города от налета. Объявить военное положение». Военное положение в городе существовало всю революцию и гражданскую войну, но ревком считал полезным еще раз напомнить об этом.

После заседания председатель ревкома и Петренко остались наедине.

– Ты всерьез думаешь об эвакуации, товарищ Петренко? – спросил предревкома.

– Нет. Но полезно сделать вид, что мы не уверены в своих силах, паникуем. Более того, я бы днями вывез из города несколько второстепенных учреждений – об этом сразу станет известно Свининникову. Пусть бандиты смелеют.

– Хорошо. Скажи, ты уверен в успехе?

Петренко свел брови. За последние дни он исхудал, под глаза легли темные круги. Сказывались бессонные ночи, усталость, невероятное нервное напряжение.

– Могут быть случайности. Может не выдержать Колосова. Или бандиты что-нибудь пронюхают об операции. Да мало ли что может стрястись! Но это наш единственный выход. Судьба операции в руках у Колосовой. Только бы продержалась дивчина…

Вот уже который час Лариса доказывала главарям банд: город должен быть взят утром в понедельник.

– Мы по-другому делаем, – упрямился Вокун. – Лучший день – воскресенье. Люди на базар едут еще с вечера. С ними войдет часть наших. А потом паника, переполох – все нам на руку.

– Может, вы и правы. У вас опыт, вам виднее. Но в воскресные дни город охраняется особенно усиленно, разве не так? ЧК к вашей тактике приноровилась. Вот и нужно вы брать такой день, когда нас меньше всего ждут!

– То правда, правда, – кивали атаманы, и… все начиналось сначала.

Они сидели за столом пятеро, чьи имена наводили страх на всю округу. Но крупными считались только банды Свининникова и Бокуна, остальные помельче – два-три десятка головорезов. Атаманы были одеты кто во что – в пиджаки, френчи. Бокун натянул на себя суконную поддевку. Свининников щеголял в кожаном галифе и такой нее куртке, перетянутой офицерскими ремнями.

На столе мутнел в бутылях самогон, но к нему почти не прикасались – дело предстояло серьезное, сначала надо было договориться, а выпить успеется.

Адъютанты атаманов ржали, как стоялые жеребцы, у крыльца.

Леся сидела у края стола – строгая, неприступная, деловитая. Свининников представил ее на совещании как представительницу киевского антибольшевистского центра. Какие именно организации входят в этот центр, уточнять не стал. Атаманам импонировало, что о них знают аж в Киеве и направили оттуда своего представителя.

– Наши люди сообщают, что в городе паника. На вокзал вывозят имущество и архивы, – докладывал Свининников. – Гундосый побывал в лапах ЧК, так председатель при нем договаривался об эвакуации. Винтовки пораздавали рабочим, но это не страшно: застанем врасплох, выбьем поодиночке…

Атаманы кивали головами: так, так, выбьем…

– Ну, так на чем порешим? Навалимся с разных сторон или все вместе, кучно, прорвемся в город и уже там их покромсаем? Я за второе. Так сподручнее, все силы под рукой. А то выйдет: я до тебе в Киив, а ты до мене в Полтаву. – Свининников был горд: наконец-то затевалось дело, достойное его офицерского прошлого.

– Разом воно сподручнее, – поддержал Бокун.

На том и порешили. План был такой. Банды собираются в десяти верстах от города и вместе двигаются по направлению к нему. Неподалеку от городских окраин разворачиваются для атаки – впереди тачанки с пулеметами. Стремительным ударом сбивают реденькие заставы красных, тачанки врываются на центральную площадь, где ревком, ЧК и другие учреждения. Налет поддерживается «изнутри», еще с вечера в город войдет ударная группа с задачей во время нападения усилить панику.

День налета – понедельник.

Атаманы сели на лошадей и ускакали – готовить банды.

Леся смущенно улыбнулась.

– Дорогой Михаил, если вы так же решительно будете брать город, как мое сердце, то победа нам обеспечена.

Она порылась в складках свитки, извлекла откуда-то массивное обручальное кольцо.

– Его мне надел жених. Он полковник, сейчас в Польше. Очевидно, в ближайшее время мы услышим его имя – назревают новые события. Ему я обещала хранить верность. Но… – Леся лукаво улыбнулась глазами, – нынешняя жизнь странная и изменчивая. Все может быть…

Раззадоренный атаман не удержался от бахвальства:

– Мы возьмем этот город, Леся. Мы выпотрошим их, как карасей. И тогда я пошлю за вами нарочного с вестью– город ваш, Леся…

– Зачем нарочного, я буду с вами, рядом…

– Вы останетесь здесь. Нет смысла подвергать вас опасности. Управимся сами. Вы будете находиться на хуторе, ожидать нас. Как только закончим – сразу уйдем в степи, отсидимся. Вдруг большевики подтянут крупные силы…

– Но я не смогу спокойно сидеть на хуторе и ждать…

– Леся, спорить бесполезно. Вы для меня дороже города. Было бы глупо рисковать вашей жизнью.

Он не стал ей объяснять, что им движут не одни нежные чувства. Вчера вечером сбежавший из ЧК Гундосый отвёл его в сторону и горячо зашептал:

– Не подобаеться мени ця дивка, чуешь, отамане? Хочбый мене, а чую я, щось воно не тэ. Ти и залыш тут, так воно вирнише буде. Колы що – удавлю…

Свининников тогда еще вызверился на него, чуть не ударил: какие могут быть подозрения и у кого? Успокоившись и трезво поразмыслив, все-таки решил последовать совету адъютанта. Лучше бы иметь ее при себе, ну да вдвое прошито – крепче держит.

Леся понимала, что, если начнет настаивать, это может вызвать подозрения у осторожного Свининникова: он хотел иметь заложницу на случай неудачи. Оставалось надеяться, что выручат свои.

Они шли по принарядившейся в сиреневый вечерний убор степи. Свининников говорил о любви, обвенчанной с тяжелыми испытаниями. И в этом недоучившийся студент не мог удержаться от слащавой патетики. Леся думала: «Виктор был позавчера. До города ему – три дня. Должен успеть. Не имеет права не успеть».

– Послезавтра ваш день, Михаил, – говорила Леся Свининникову. Они шли по степи, сиреневой от заходящего солнца. Воздух казался настоянным на запахе спелых хлебов, был густым и прозрачным.

Свининников тяжело ступал коваными сапогами, вдавливая в пыль полевые цветы. Он был чисто выбрит, подтянут.

– Вот скоро и расстанемся, Леся, – сказал он. – Когда-то теперь свидимся? Очень вы мне пришлись по сердцу…

Степи подступили вплотную к городу. Прямо у околиц окраинных домов начинались разливы ржи. Рожь стояла высокая, в рост человека, тяжелый колос гнулся к земле. Синими искорками вкрапливались в желтизну колокольчики. Скоро уборка, придут мужики с косами, ляжет рожь под косой на горячую, насквозь прогретую солнцем землю. А пока стоит не шелохнется под едва приметным степным ветерком.

В нескольких километрах от города дорога ныряет в глубокий овраг. Овраг ни обойти, ни объехать: крутые склоны, непролазный кустарник. С противоположной городу стороны ползет по пологому склону, а потом круто поднимается вверх.

Здесь идеальное место для засады. Это знал Петренко, но это же знал и Свининников. Бандиты одолевали овраг небольшими группами под прикрытием пулеметных тачанок. Но не прогремел ни один выстрел, не шевельнулся ни один куст. Банда, наконец, выкатилась из оврага и поползла по дороге струящейся лентой: всадники, повозки, пешие. Миновав опасное место, бандиты и их вожаки на какое-то время забыли об осторожности. Строгий порядок был нарушен, смешались в обычную толпу пулеметные тачанки. После крутого подъема не так просто было развернуть тачанки к бою.

Здесь, в ровной как стол степи, отряд особого назначения, коммунисты и комсомольцы встретили бандитов. Они лежали в хлебах много часов подряд, ожидая непрошеных гостей. Вереница тачанок и конников втянулась в засаду, как змея в бутылку. И тогда ударили взахлеб пулеметы. Они в считанные мгновения размочалили голову и хвост колонны, вышибли бреши в ее боках. Звонко хлопали винтовочные залпы. Бывшему унтер-офицеру Супруну, ныне красному инструктору, удалось все-таки кое-чему научить чоновцев. Захваченный горячкой боя, он лихо командовал: «Прицел – постоянный… залпом…»

Потом чоновцы, городские рабочие, горстка красноармейцев, коммунисты поднялись в атаку. Это была страшная атака: штыки довершили то, что не успели пулеметы.

Виктор Сторожук и ребята из мастерских искали Ларису Они осмотрели каждого убитого и раненого, обошли пленных. Один из бандитов сумрачно процедил:

– Панночка з Кыева на хутори зосталысь…

Прибежал Петренко.

– Свининникова не видели?

– Нет…

– Ушел, гад! Виктор, на коней и – за ним!

Наспех собранная группа – Петренко, Сторожук, чекисты и чоновцы – унеслась в степь. Гулко стонала земля под неистовым карьером. Группа неслась туда, где пламенело солнце.

Не успели.

Неподалеку от хутора Стригуна, на перекрестке степных дорог Петренко и Сторожук наткнулись на изуродованное бандитскими саблями тело девушки.

…Петренко сказал:

– Похороним в городе, как бойца революции. Здесь поставим камень с надписью. Чтобы годы прошли, а новые люди шапки снимали перед ее светлой памятью!

– Я его догоню, – сказал комсомолец председателю ЧК.

– Возьми ребят с собой, бомбы и патронов побольше, – посоветовал тот. И очень по-штатскому добавил: – Не смею задерживать…

Виктор возвратился в город через несколько дней. Он пришел к Петренко хмурый, отрешенный от всего – глаза лихорадочно блестели, рука на перевязи. Молча положил на стол чекиста саблю атамана. Петренко не стал ни о чем расспрашивать. Он повертел саблю, протянул было Виктору: «Возьми». Потом передумал:

– Пусть пока у меня побудет. Вручим тебе торжественно, перед строем и надпись сделаем, чтобы память была…