Текст книги "Недостреленный (АИ)"

Автор книги: Константин Читатель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

– Так вот, Андрей Георгиевич, я ни в коей мере не прошу вас рассказывать об этих предложениях, или, упаси Бог, доносить, или делать что-либо иное, противное вашей офицерской чести, – сказал я. – Но вы меня очень обяжете, если категорически отбросите от себя мысль об участии в борьбе с большевиками, никаким образом, ни в рядах Добровольческой армии, ни в тайном обществе. Лучше отказаться под любым благовидным предлогом.

Обе женщины заинтересованно посмотрели на меня, а на лице мужа Софьи Александровны были заметны признаки удивления.

– Позвольте полюбопытствовать, с чем связана ваша просьба? – поинтересовался мужчина.

– Дело в том, что мы с Елизаветой очень тепло относимся к вашей супруге, – попытался я смягчить смысл дальнейшего высказывания, – и нам не хотелось бы допустить, чтобы Софью Александровну настигло горе вашей гибели в бесперспективной борьбе с большевизмом, и её саму коснулись какие-либо тяготы как жены врага новой власти.

– Вы считаете борьбу с узурпаторами власти бесперспективной… Не поделитесь размышлениями, почему? – спросил офицер жестким голосом.

– Да, поделюсь. Это простая арифметика. Сколько всех офицеров было в вашем полку, вспомните? А сколько нижних чинов? Если между ними в настоящих условиях будет столкновение, вы и сами можете ответить на свой вопрос, кто одержит победу, – ответил я. – А нижние чины из крестьян или рабочих. Как вы думаете, захотят ли они воевать против большевиков, дающих одним землю, а другим фабрики и избавляющих от угнетения капиталистов?

Лицо Андрея Георгиевича потемнело:

– Вы привели страшный пример… Я знаю, как озверелая толпа солдат расправлялась со своими офицерами, с которыми до этого ходили в атаку на общего врага. А судьба генерала Духонина известна всей армии…

– "Не приведи Бог видеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный!" – процитировал я.

– Да, великий русский писатель оказался в очередной раз прав, – медленно сказал Андрей Георгиевич, взглянув на меня по-другому.

– Бунт толпы беспощаден и жесток, как вы видели сами, и бессмысленен, как разделяющий народ и ослабляющий нашу с вами страну, – продолжил я. – Но не высший ли свет довёл народ до такого состояния бунта, когда большинство уже не видит возможности жить по-прежнему? В феврале год назад, как вы помните, никто не вступился за бывшего самодержца. В октябре семнадцатого никто не вступился за Временное правительство. Большевики взяли власть в то время, когда никто больше не мог властвовать. И их поддержало подавляющее большинство народа, крестьяне и рабочие.

– То есть вы предлагаете смириться и потворствовать мятежу?

– "Мятеж не может кончиться удачей – в противном случае его зовут иначе." – вспомнил я еще одну цитату, правда, не знал, переведена ли она на русский уже или ещё нет.

– А вы не похожи на озверелого бунтовщика из большевиков… – с удивлением в голосе констатировал Андрей Георгиевич.

– И вы тоже не похожи на кровопийцу и угнетателя народа, – вернул я ему высказывание. – Если вам невыносимо жить здесь при новой власти, то мой совет, лучше мирно уехать за границу, хотя там жизнь тоже не обещает быть лёгкой. Но в борьбе против большинства народа во главе с большевиками проигрыш неизбежен.

Взгляд Андрея Георгиевича стал задумчивым.

– Я тщательно обдумаю вашу просьбу, – пообещал он.

– Будет замечательно, если вы согласитесь с ней и с моими доводами, – вежливо ответил я. – Ещё замечу, что в Добровольческой армии очень мало нижних чинов, одни офицеры, и то лишь небольшая часть офицерского корпуса. А часть офицеров служит в созданной красной армии большевиков. Вы можете сопоставить соотношение сил. Борьба Добровольческой армии выглядит как война с собственным народом. Генерала Корнилова отряды красной гвардии уже выбили из Ростова, и могу вам пообещать, что он не войдёт в Екатеринодар, как планирует. Прошу проверить потом мои предположения.

– Я услышал ваши слова, – сделал короткий кивок Андрей Георгиевич.

– А сейчас мы с Елизаветой откланяемся и оставим вас с Софьей Александровной, – завершил я, обменявшись взглядами с Лизой. – Всего доброго!

– Всего вам хорошего! Отдыхайте! – повторила за мной Лиза.

– Александр, Елизавета, буду рада вас видеть, – приветливо произнесла Софья Александровна.

– Был рад знакомству, – нейтрально сказал Андрей Георгиевич. Мы с Лизой вышли из квартиры.

Надо признаться самому себе, в моей просьбе был и ещё один, эгоистический момент. Если муж Софьи Александровны ввяжется в вооруженную борьбу с Советской властью, то рано или поздно это станет известно ВЧК, а затем неизбежно всплывёт и то, что мы с Лизой часто бывали у них в гостях. Нам с моей девушкой такие осложнения вовсе ни к чему, да в моём состоянии без памяти прежнего владельца тела совсем не нужно привлекать излишнее внимание. Буду надеяться, что в Андрее Георгиевиче возобладает благоразумие, и что Софья Александровна, присутствовавшая при нашем разговоре, уговорит его не вступать в гибельную авантюру.

Весна в восемнадцатом году была ранняя, огромные количества неубранного за зиму снега растаяли, и на улицах лежала грязь вокруг больших и малых скоплений талой воды. Одним вечером в начале апреля мы с Никитиным возвращались домой, перепрыгивая через лужи или обходя совсем широкие озёра. Шли мы молча, уставшие после тяжелого дня, набегавшись по разным адресам, опрашивая людей, и поучаствовав в облаве на рынке. Незадолго до привычного места нашего расхождения по разным маршрутам, Павел повернул ко мне голову, потом посмотрел в сторону и сказал:

– Саш, тут меня вчера Розенталь вызывал… поговорить. Всё расспрашивал… тобой интересовался…

Интересные ссылки. [15]15
  История Московского Трамвая.
  http://tram.ruz.net/history/
  История московского трамвая в фотографиях.
  https://moya-moskva.livejournal.com/4343763.html
  Бунин И.А. "Окаянные дни"
  http://online-knigi.com/page/5260?page=1
  Лысков Д. Великая русская революция, 1905–1922. И вновь о Триумфальном шествии Советской власти.
  https://history.wikireading.ru/70515
  Лысков Д. Великая русская революция, 1905–1922. Казачьи области: испытание свободой; Добровольческая армия: испытание террором.
  https://history.wikireading.ru/70517
  В.Горелик. По пути на Дон
  http://www.proza.ru/2018/03/02/1834
  В.Горелик. Падение Каледина
  http://www.proza.ru/2018/04/01/1300
  В.Горелик. Кубань против Корнилова
  http://www.proza.ru/2018/04/08/961
  Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т.1, Глава XXVI. Офицерские организации
  http://militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/1_26.html
  Деникин А.И. Очерки русской смуты. Т.2, Главы XII–XXVII.
  http://militera.lib.ru/memo/russian/denikin_ai2/2_12.html
  Волков С.В. Зарождение добровольческой армии
  https://history.wikireading.ru/251654
  Щербаков А.Ю. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии. "Только пуля казака во степи догонит"
  https://www.litmir.me/br/?b=215213&p=30#section_53
  Щербаков А.Ю. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии. Глава 9 "Начало Большой игры"
  https://www.litmir.me/br/?b=215213&p=35#section_58
  Щербаков А.Ю. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии. "Кем были белые?"
  https://www.litmir.me/br/?b=215213&p=36#section_61
  Щербаков А.Ю. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии. "Кем были красные?"
  https://www.litmir.me/br/?b=215213&p=38#section_62
  Щербаков А.Ю. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии. "Господа офицеры"
  https://www.litmir.me/br/?b=215213&p=40#section_64
  100 лет назад Москва снова стала столицей. Как это было.
  http://moscowwalks.ru/2018/03/16/100-moscow-capital/
  Бонч-Бруевич В.Д. По личным воспоминаниям.
  http://www.illuminats.ru/home/29-new/4429-soviet-russia
  Мальков П.Д. Записки коменданта Кремля. Комендант Кремля.
  http://www.e-reading.club/chapter.php/37072/17/Mal%27kov_-_Zapiski_komendanta_Kremlya.html
  В.Горелик. Между столицами
  http://www.proza.ru/2018/04/05/959
  Армия России XVIII–XX(начало) век. Погоны.
  http://saper.isnet.ru/uniform/pogon-c.html
  "Не дай Бог увидеть русский бунт, бессмысленный и беспощадный." Серов В.В. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений.
  https://info.wikireading.ru/229227
  Харингтон, Джон. Википедия.
  https://ru.wikipedia.org/wiki/Харингтон,_Джон


[Закрыть]

Глава 10

Весна в восемнадцатом году была ранняя, огромные количества неубранного за зиму снега растаяли, и на улицах лежала грязь вокруг больших и малых скоплений талой воды. Одним вечером в начале апреля мы с Никитиным возвращались домой, перепрыгивая через лужи или обходя совсем широкие озёра. Шли мы молча, уставшие после тяжелого дня, набегавшись по разным адресам, опрашивая людей, и поучаствовав в облаве на рынке. Незадолго до привычного места нашего расхождения по разным маршрутам, Павел повернул ко мне голову, потом посмотрел в сторону и сказал:

– Саш, тут меня вчера Розенталь вызывал… поговорить. Всё расспрашивал… тобой интересовался…

У моего нынешнего тела мимические мышцы лица не очень подвижны, поэтому мне в какой-то мере везёт – воспринимаю все с каменной мордой, держу покер-фейс. Так и сейчас, не дернувшись, поворачиваюсь к Паше и отвечаю:

– Ну, я против нашей власти не умышляю, я ж не контра… – а у самого пульс застучал, и в мыслях: "Вот недавно ЧК вспоминал, неужели что-то заподозрили?! Или это от мужа Софьи Александровны тянется?… Да не… никого из Романовских не арестовывали, и мной бы не стали интересоваться… Тогда что?! Биографию проверяют?"

– Да и всем ясно что ты свой, – не сомневался во мне Павел. – Я так Розенталю и сказал, свой, мол, в доску, рабоче-крестьянский. Башковитый, смелый, чего ещё?

– Ты, Пашка, настоящий друг, – искренне сказал я ему.

– Ну так, ты, да я, да Ванька, вместе под пулями бывали. Если вам не верить, то кому, – отозвался Павел.

Ночью я не сразу уснул, перебирал в уме, на чём меня могут подловить. Выходило, что ни на чём: предъявить мне нечего, с контрреволюцией не связан, "из крестьян", на руки, лицо и почерк можно глянуть. Разве что биография неясная, но пока, вроде, до подробного анкетирования сотрудников не дошло. Если что, буду кивать на контузию и амнезию. Единственным тонким местом, на мой взгляд, являлось знакомство с Романовскими… Лишь бы этот Андрей Георгиевич не вляпался в какой-нибудь заговор…

Наутро мы с Лизой вышли как и всегда, вместе. Солнце уже взошло, и воздух пах весенней сыростью. Спешили редкие прохожие, прогрохотала по неровной улице проехавшая телега. Пару раз я подхватывал стоящую перед большой лужей Лизу и так, поддерживая её под попой в вертикальном положении, переносил на другую сторону, а она румянилась смущенной улыбкой и шептала: "Люди же смотрят…"

С утра был краткий разбор дел, после которого Розенталь посмотрел на меня и махнул головой в сторону кабинета:

– Кузнецов, зайди-ка ко мне.

"Вот сейчас и узнаю, что за вопросы," – подумал я.

В кабинете комиссар плотно закрыл за мной дверь и сел за свой стол:

– Садись, Кузнецов.

Я присел за стол с потёртым зелёным сукном на один из старых гостевых стульев в кабинете, где мы иногда сиживали, обсуждая сложные дела.

– Тут мне наше из нашей районной ЧК звонили, товарищ Петерсонс, – продолжил Розенталь. Я, не дрогнув ни мускулом на лице, внимательно посмотрел на него. "Всё-таки ЧК… – начал волноваться я. – Что они могли на меня нарыть?"

– Так вот, всё, что ты узнаешь, не должно попасть никому постороннему. Это является нашей революционной тайной, со всякими суровыми последствиями. Понял, Кузнецов? – строго посмотрел на меня Розенталь.

– Понял. Никому не говорить, – невозмутимо кивнул я, а сам, успокоившись, подумал: "Значит, не обо мне речь."

– Отправляйся в нашу ЧК по вот этому адресу… – Розенталь назвал улицу и дом. – Скажешь там, нужен товарищ Петерсонс. Поступишь временно в его распоряжение, на несколько дней. Из нашей уголовно-розыскной милиции можешь еще кого-то встретить – об этом не болтать. Всё вам скажут на месте. Ясно?

– Ясно, товарищ Розенталь, – ответил я. – Вопрос есть.

– Задавай.

– Если здесь спросят, там ребята из группы, куда я пропал, чем объяснять? – поинтересовался я.

– Скажешь, на разработку одного дела направили. Без подробностей. Всё у тебя?

– Всё, – быстро подумав, ответил я. – Могу идти?

– Сейчас тебе документ выпишу, – Розенталь набросал несколько слов на четвертинке листа, подписался и вручил мне. – Иди. Как товарищ Петерсонс вас всех отпустит, так вернётесь, – Комиссар милиции поднялся из-за стола.

– Понял, – я тоже встал и вышел из кабинета.

Пошел в канцелярский отдел, открыл дверь и заглянул внутрь. Лиза подняла голову от работы, увидела меня, улыбнулась. У меня тоже почему-то потеплело на душе. Глазами попросил её выйти ко мне в коридор:

– Лиз, меня Розенталь направил на одно задание, могу задержаться. Не знаю, как вырвусь. Если ночевать не приду, не волнуйся…

– Хорошо, постараюсь… – встревоженно посмотрела на меня девушка. – Всё равно буду переживать… Сашенька, это не опасно?

– Я буду осторожным, ты же знаешь, – ободряюще улыбнулся я. – Да и задание не тяжелое. Рассказать не могу, ты же понимаешь?… – сделал я очень важное лицо.

– Да, да, понимаю, – покивала Лиза и прыснула от смеха.

– Ну вот. Всё будет хорошо, – обнял я девушку и коснулся губами её виска. – Ты самая красивая…

Лиза молчала и счастливо улыбалась мне в ответ.

– Ну, мне пора. До скорой встречи! – я отошел на шаг, не отрывая от неё взгляда, потом развернулся и пошёл к выходу. У двери наружу я развернулся, Лиза еще стояла и смотрела мне вслед, и я, задержавшись на пару секунд, снял папаху, поднял её и помахал. Лиза несмело покачала ладошкой в ответ…

После переезда всех центральных советских учреждений в Москву ВЧК тоже переехала в новую столицу. При этом по всему городу оставалось еще деление местных чрезвычайных комиссий по районам, и они, кажется, будут работать параллельно с ВЧК еще больше года. Наш район назвался просто и незамысловато – Городской. Он занимал весь центр Москвы к северу от кремлевской набережной, всё Бульварное кольцо вплоть до Садового. Улицу, где находится ЧК Городского района, я знал, и дом с нужным номером отыскал быстро.

Сразу за двустворчатыми входными дверями районного логова кровавой гебни стоял усатый часовой невысокого роста, в черном пальто и кепке. Рукой с въевшимися в кожу маслом и сажей он держал стоящую у ноги винтовку с примкнутым штыком, и острие штыка возвышалось над его широкой кепкой. Зачем в таком узком проходе часовой с винтовкой да еще со штыком, я не понял, винтовка здесь могла пригодиться только в качестве шлагбаума.

– К кому идёте? – спросил рабочий с неожиданным для его роста басом.

– Мне нужен товарищ Петерсонс, – сказал я. – Вот направление от товарища Розенталя, – я протянул часовому бумагу от комиссара милиции.

– Товарищ Синцов, тута товарищ из милиции к товарищу Петерсонсу, – крикнул часовой в сторону. Из боковой дверки в помещение, бывшее раньше чуланом, а ныне служившее караулкой, выглянул коренастый матрос. Он по-морскому, широко расставляя ноги, подошел к нам, прочел документ, вернул его мне и мотнул головой:

– Ну пошли, что ли, покажу.

Мы поднялись по лестнице на второй этаж и немного прошли по коридору. Остановившись у одной из дверей, матрос постучал, приоткрыл дверь, сунул голову внутрь и сказал:

– Товарищ Петерсонс, тут ещё товарищ из милиции.

– Пусть заходит, – раздался голос из кабинета.

Матрос посторонился, пропуская меня в помещение и закрывая за мной дверь. У дальней стены стоял уже привычный мне в этом времени канцелярский стол с зеленым сукном, за ним сидел Петерсонс, запомнившийся мне в день ограбления Софьи Александровны. На стульях вдоль стен сидели больше двух десятков человек, среди которых я увидел и три лица, знакомых по уголовно-розыскной милиции.

– Здравствовать всем! – произнес я присутствующим. – Товарищ Петерсонс, я от товарища Розенталя, фамилия Кузнецов, – подошел я к столу и протянул рукописный документ.

Петерсонс мельком взглянул на листок, и кивнул:

– Я вас помню. Обезвредили грабителей-анархистов с поддельным мандатом ЧК.

– Да. Точно, – подтвердил я. Мои знакомые из милиции удивлённо переглянулись, видимо, эта история не просочилась в коллектив, а я помалкивал.

– Присядьте на свободный стул, товарищ Кузнецов, – указал мне Петерсонс в сторону стены и обратился ко всем. – Объясню, товарищи, зачем мы вас собрали. В Москве назрела опасная ситуация. Группы анархистов, контролируемых МФАГ и независимых, сращиваются с уголовной средой, проводят грабежи населения, захватывают особняки в ключевых местах города, накапливают оружие и продовольствие. По некоторым данным, анархисты взаимодействуют с контрреволюционными эсеровскими и офицерскими организациями. Всероссийская чрезвычайная комиссия и лично товарищ Дзержинский решили покончить с анархо-бандитизмом и беспорядками. Чрезвычайной комиссии нашего Городского района поставлена задача штурма захваченных анархистами на нашей территории особняков на Малой Дмитровке. Это "Дом анархии" под номером шесть и особняк под номером шестнадцать. Вы признаны надёжными товарищами, имеющими опыт войны или вооруженных боёв и подпольной работы. Непосредственно перед штурмом нам будет придан отряд красноармейцев московского гарнизона. Ваши предложения, товарищи?

После утреннего разговора с Розенталем я находился в бодром настроении от известия, что ЧК не интересуется лично мной и моим прошлым, и наверное поэтому у меня сорвалось с языка:

– Надо бы рекогносцировку на местности провести, уточнить диспозицию, – блеснул я грамотными словами.

– Вот вы, товарищ Кузнецов, как человек военный… – обратился ко мне Петерсонс, а я вспомнил поговорку: "инициатива имеет инициатора", – и займётесь чуть позднее изучением местности и составлением диспозиции. С вами пойдёт товарищ Кравец, – темноволосый мужчина средних лет с жестким лицом утвердительно кивнул. – А сейчас обговорим действия при взятии особняков, учете и размещении задержанных анархистов…

После обсуждения мы с Кравецом отправились на Малую Дмитровку. Зашли сначала по адресу дом шестнадцать. Это оказалось небольшое одноэтажное здание с боковыми двухэтажными крыльями, окон было много, и расположены они были невысоко от земли. Пройдя мимо по улице, мы не заметили никаких признаков укрепления особняка. Дверь свободно открывалась редкими входящими и выходящими посетителями, часовых не наблюдалось, за окнами в комнатах здания виднелось совсем малое количество народу. Одно крыло здания, по всей видимости, совсем пустовало.

– Здесь даже штурмовать не придётся, – сделал я предположение, когда мы прошли далее по улице. – Оцепить здание и предложить сдаться.

– Согласен, – кивнул немногословный Кравец. – Трудностей здесь не вижу.

Мы проследовали по Малой Дмитровке, подходя к "Дому анархии". Это было большое здание с очень высоким вторым этажом, наполненное народом. В окнах второго этажа по краям дома торчало два пулемета Максима. У одного из подъездов за несколькими рядами лежавших мешков, наверное, с песком, стояла маленькая горная пушка. Окна нижнего этажа были наполовину заложены или забаррикадированы. У подъезда с пушкой стояли, курили и разговаривали вооруженные люди. В окнах второго этажа виднелись стоявшие или ходившие мужчины с винтовками, время от времени выглядывающие на улицу. Мы прошли по противоположной стороне улицы, стараясь не глазеть в открытую. Я случайно поднял глаза наверх и увидел дальше по улице на соседнем с "Домом анархии" здании стоявшего на крыше и курившего вооруженного наблюдателя.

Дойдя до Страстного бульвара, мы свернули направо за угол, прошли немного и остановились.

– Как то они очень насторожены, похоже, штурма ожидают… – высказал я свои подозрения.

– Похоже на то, – опять кратко сказал Кравец. – На крыше видел?

– Видел, – кивнул я. – Наблюдатель. Незаметно не подойдешь. И пулеметы с пушкой. Штурмовать будем, убьют многих. Однако, есть одна идея, проверить нужно.

Кравец, наклонив вбок голову, взглянул на меня. Я кивком предложил обогнуть дом на Страстном бульваре и углубиться во дворы…

Во второй половине дня мы вернулись в помещение районной ЧК. Наш доклад с предлагаемым планом штурма выслушал Петерсонс и затем задумался, потирая переносицу.

– Мне видится, в "Доме анархии" знают они о штурме, – предположил я в конце. – Ну или догадываются. Просто так не сдадутся.

– Что, значит, потребуется сверх отряда красноармейцев, товарищ Кузнецов? – спросил Петерсонс.

– Пару пулемётов нужно и лент побольше. А ещё хорошо бы гранаты, пригодятся, – сказал я.

– Согласен, – кивнул молчавший до этого Кравец, когда Петерсонс посмотрел на него.

– Будут пулемёты, добудем, – пообещал Петерсонс, – и гранаты. Сегодня на совещании в ВЧК доложу товарищу Дзержинскому. Всем быть здесь к семи часам, решение будет принято по результатам совещания. Сходите в столовую, подкрепитесь. До вечера еще далеко.

– Ясно, ждём, – сказал я, а Кравец по своему обычаю молча кивнул.

После скудной по обыкновению пищи вся команда по анархистам собралась в кабинете, обговаривая детали действий при штурме и после него. Ожидая вечера и ночи, наблюдал за работой ЧК, слушал обрывки разговоров чекистов. Из всего услышанного и увиденного у меня сложилось впечатление, что в этот период большую половину деятельности ЧК составляли уголовные дела, соседствуя на этом поле с московской уголовной милицией. Надо признать, что работы обеим организациям хватало, поле было непаханное. Бандитизм разрастался и представлял угрозу для непрочного порядка, который пыталась установить новая власть. А борьба с контрреволюцией в эти месяцы еще набрала обороты, да и само вооруженное сопротивление советской власти было далеко до своего пика.

Сбегал ненадолго домой, вернулся к семи вечера. Петерсонс озвучил решения коллегии ВЧК: все особняки анархистов будут браться в ближайшую ночь на 12 апреля. Вечером подъехали на грузовике два пулеметных расчета, четыре латышских стрелка для станкового и двое для ручного. И если один из пулеметов был "максим", то второй у меня вызвал неожиданный восторг. Это был настоящий "льюис", как в виденном мною в детстве фильме "Белое солнце пустыни"! С характерным кожухом на стволе, с толстым ребристым диском с винтовочными патронами, в который их помещалось почти под сотню в четыре ряда. У второго номера был с собой запас сменных снаряженных дисков. Пока оставалось время я рассматривал и любовался этим автоматическим ручным оружием. Ну как ручным – пулемет с патронами весил килограмм пятнадцать, быстро не побегаешь, но переносить можно. Упросил пулеметчиков объяснить устройство и обращение с "льюисом", стрелки согласились, делать было до ночи нечего, а может сыграло роль моё солдатское обмундирование, и они не стали отказывать такому же солдату.

Выдали всем еще немного хлеба в качестве сухого пайка, который я откусывал по маленьким кусочкам и смаковал. К полуночи приехали красноармейцы. Набор в Красную армию был еще добровольным, большей частью это были преобразованные отряды рабочей красной гвардии, пока еще в своей цивильной одежде, с минимальной выучкой. Командирами, с мартовского решения Совнаркома, привлекались офицеры старой армии, которых называли военспецами, для надзора над которыми в Красной армии введен институт военных комиссаров.

Отрядам красноармейцев раздали их задачи, и все стали выдвигаться. Красноармейцы с сопровождающими из районной ЧК охватывали кварталы с особняками анархистов в кольца окружения. Мы же с Кравецом и пулеметчиками стали подходить к Малой Дмитровке со стороны двора доходного дома номер три. Он находился напротив "дома анархии" и был выше его.

Тихо стукнули в дворницкую. Встревоженному дворнику Кравец показал чекистское удостоверение и взял у него ключи. Мы поднялись по чёрному ходу вверх по лестнице и дошли до чердачной двери, на которой висел амбарный замок. Открыв взятыми ключами дверь, стараясь не скрипнуть петлями и ни чем не лязгнуть, занесли пулеметы на чердак. Осторожно подошли к чердачным полукруглым окнам, выступающим из покатой крыши. Внизу как на ладони в предутреннем слабом свете была Малая Дмитровка и "Дом анархии" напротив. Сверху открыто просматривалась горная пушка и несколько человек, присевших рядом с ней за рядами мешков. В широких и высоких окнах особняка анархистов внизу были видны пулеметчики у своих пулеметов и несколько темных фигур, расположившихся с винтовками у окон. Два наших пулеметных расчета заняли места у двух чердачных окошек и распределили цели.

На улице послышался голос с предложением сдаться, обращенный к обитателям особняка. Анархисты отреагировали на удивление быстро, видимо, были готовы. Их пулеметы сразу выдали очереди, у пушки засуетился расчет, заряжая и наводя орудие куда-то вдоль улицы. Наши пулеметчики короткими очередями стали поливать пулеметные команды анархистов, застучал отбойным молотком "максим", затрещал "льюис" трещоткой, а ребристый диск "льюиса" поворачивался при стрельбе. Подавив пулеметные точки в особняке, наши пулеметы дали несколько очередей по пушке, и её команда бросилась врассыпную. На "льюисе" сменили диск, и затем "максим" и "льюис" причесали окна особняка с высунутыми винтовочными стволами, послышался звон разбитых стекол.

Анархисты отпрянули от окон и, догадавшись, начали стрелять из глубины комнат, где их не могли достать летящие сверху пули. С улицы послышалось еще одно предложение сдаться, в ответ беспорядочная стрельба только усилилась, из окон наружу полетели гранаты, разрываясь впустую, так как штурмующие не подходили близко, скрываясь за ближайшими зданиями. Запас боеприпасов у анархистов был немалый, они его не жалели. Пулеметы с чердака постреливали, не подпуская анархистов к их пулеметам и отгоняя от окон, не давая прицельно стрелять.

Я глядел вниз, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, потом посмотрел на Кравеца. Тот с краткой усмешкой сказал:

– На штурм хочешь? Давай, двигай. Молодой ещё…

Я, кивнув, выскочил из чердачной двери и застучал на бегу ботинками по лестнице. Выбежал из двери чёрного хода во двор дома и, обогнув его, осторожно выглянул из-за угла на Малую Дмитровку. Из окон стреляли, выходить из-за укрытия было страшновато. Пули били в мостовую и стены дома, выбивая камешки. Но мне нужно было в особняк… В этот момент несколько красноармейцев стали подбегать к окнам здания, из глубины которых велась стрельба. Часть нападающих упала и осталась лежать на мёрзлой утренней улице, но оставшиеся забросили в окна гранаты. Внутри раздались взрывы, потом послышались крики, и стрельба анархистов начала стихать. Подбежали другие бойцы и ворвались в подъезды "дома анархии", и я, держа в руке револьвер, устремился вместе с ними в общем потоке.

Были слышны еще несколько гранатных разрывов внутри здания, потом всё стихло. Стрельба прекратилась. Анархисты стали сдаваться, как только красноармейцы оказались внутри особняка и начали разбегаться по коридорам, наставляя на находившихся там людей винтовки. В комнатах лежали трупы. На пулемет, ствол которого торчал из окна, привалились двое убитых, матрос в расстегнутом бушлате и офицер в форме. В другой комнате рядом с окном лежал на винтовке парень в студенческом мундире. В какой-то комнате было несколько погибших: кто-то был с оружием, под столом в углу лежала мёртвая молодая женщина с несколькими ранами на теле, и на самом столе лежали объедки, стояли банки из под консервов и разбитые бутылки из-под шампанского – в этой комнате, похоже, разорвалась граната. Здание повсюду было замусорено объедками, на полах разлиты были лужи из спиртного, обои со стен были частично сорваны.

Я быстрым нагом шёл по коридорам, заглядывая в комнаты. Где же тут штаб, кабинет начальства или что там у них?!.. Здание постепенно заполнялось штурмующими, берущими его под контроль, времени у меня было мало. Вот в одной комнате не было живых, только труп офицера с винтовкой у окна и убитый в штатском, приличного вида и хорошо одетый мужчина средних лет у задней стены, лежащий рядом с "браунингом". Я оглянулся – никто не видит – и сунул мужчине во внутренние карман пиджака сложенный лист бумаги, плод моих трудов одного из воскресений в кабинете у Романовской, и сразу вышел из комнаты в коридор.

Дальше начались запланированные после взятия особняка действия. Анархистов обыскивали, выводили на улицу, строили в колонну и красноармейцы с усиленным конвоем повели их в Кремль на гауптвахту к латышским стрелкам, где по плану было решено размещать всех задержанных. В самом особняке начался обыск – мы обходили все помещения, осматривали все закоулки и предметы мебели, сносили в выделенные для этого комнаты найденные в большом количестве украшения с драгоценными камнями, серьги, ожерелья, золотые кольца и часы, серебряные портсигары, и даже серебряная посуда. Отдельно складывалось различное вооружение и боеприпасы, и даже ручные гранаты. Изучались и документы убитых, составлялись описи найденного.

Я подошел к Кравецу:

– Слушай, товарищ Кравец, можно мне выдать оружие из трофеев? Я распишусь, что взял, если надо…

– Ты с чем ходишь? – задал он вопрос.

– С личным наганом. А патроны в милиции выдают.

– И что хочешь? Пулемет не дам… – произнёс Кравец с серьёзным лицом.

– Я бы браунинг взял с магазинами к нему. И кобуру.

– Добро, – не стал возражать Кравец. – Внесу запись. Идея штурма твоя была толковая, бери.

Я выбрал из кучи оружия пистолет Браунинга с вензелем "FN" на щечках рукояти. Он был заметно короче моего револьвера, плоский, что удобно для ношения, и ощутимо полегче, ну не в два раза, но в полтора точно. В руке лежал гораздо удобнее, а низкое расположение ствола должно при стрельбе меньше смещать ствол от направления на цель. Калибр, правда, семь миллиметров, останавливающее действие будет не велико, девяти миллиметровый бы лучше. Но они и тяжелее и размером поболее будут. Ладно, что есть, то есть. Взял к нему еще пару дополнительных магазина по семь патронов. И отыскал две кожаных кобуры и ремни от портупеи. А то на дворе весна, глядишь, и лето незаметно придёт, не таскать же летом шинель с револьверами в кармане. Показал всё Кравецу, и он вычеркнул взятое из описи с пометкой.

После завершения обыска найденные ценности и оружие отвезли в ЧК, в особняке выставили часовых, а мы после бессонной ночи поехали в комендатуру Кремля для сортировки задержанных, которых со всей Москвы оказалось несколько сотен. Чекисты в первую очередь освободили идейных анархистов с дореволюционным стажем, известных по революционной борьбе, со многими из них вместе отбывали на каторгах и ссылках. Потом мы принялись за остальных, выясняя степень идейности, когда присоединился к анархистскому движению, в каких акциях участвовал. Посторонних людей, примкнувших к анархистам случайно и не участвовавших их действиях после проверок также освобождали. Было выявлено по картотекам около сотни лиц с уголовным прошлым, уже судимых ранее за грабежи и убийства, их, а также других подозреваемых в подобных преступлениях через сутки передали нам в уголовно-розыскную милицию.

На следующий день в московских газетах ВЧК поместило следующее объявление:

"От Всероссийской Чрезвычайной Комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Совете Народных Комиссаров.

Всероссийская Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией при Совете Народных Комиссаров приглашает всех граждан, пострадавших от вооруженных ограблений, явиться в уголовно-розыскную милицию (3-й Знаменский переулок) для опознания грабителей, задержанных при разоружении анархистских групп, в течение 3 дней от 12 ч, до 2 ч., считая первым днем 13 апреля."

В Кремле нас покормили в местной столовой, пища была такая же скудная, как и в нашей. К вечеру 12 апреля мы уже валились с ног. Сказывалась усталость и недосыпание. Нас распустили по домам, мне и моим сослуживцам из милиции было предписано вернуться на Третий Знаменский и продолжить работу с задержанными там, проводя опознания их пострадавшими и определяя степень участия задержанных в преступлениях.

Я пришел домой вечером, Лиза уже была там, увидев меня, очень обрадовалась, но поняв моё состояние, быстро покормила меня ужином, на задавая вопросов. Мне хватило сил умыться, а после свалился спать и проспал до утра.

В ближайшее воскресенье мы с Лизой зашли ненадолго к Романовским отдать одолженную для чтения книжку. Поздоровавшись с хозяевами дома, вернули Софье Александровне книгу и собрались было покинуть квартиру, но были остановлены приглашением от хозяев. Жена Андрея Георгиевича завела какую-то свою беседу с Лизой, а сам полковник был более приветлив, нежели в предыдущую встречу, и пригласил меня в кабинет. Он предложил присесть в кресло и угостил сигаретой. Я, поблагодарив, отказался, объяснив, что не курю. Андрей Георгиевич же взял из картонной коробки с небольшим количеством оставшихся сигарет одну себе и пояснил:

– А я, знаете ли, Александр Владимирович, пристрастился к этой привычке, и, если не возражаете, закурю. Вот, дымлю изредка, с хорошим табаком нынче сущая беда. Но я не об этом хотел с вами поговорить.

Я не возражал и внимательно посмотрел на хозяина кабинета, приготовившись выслушать.