Текст книги "Недостреленный (АИ)"

Автор книги: Константин Читатель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

Сегодняшний остаток дня мы с Гришей провели за совместным наблюдением. Посетители ходили не то чтобы часто, но больше двух десятков прошло. Были простые люди, мастеровые, бывало и женщины небогатого вида. Видели мы и заходивших бывших военных, в шинелях без погон и фуражках. В цивильном тоже попадались, но по военной выправке было понятно, что не штатские. Зачем я заварил и влез в эту кашу? Честно признаюсь, захотел я поймать Савинкова. Вот уж кто-кто, а он пользы стране ни до революции, ни после не принёс: бывший эсер-террорист, бывший незадачливый министр в правительстве Керенского, сейчас опять заговорщик-террорист. Захвати я его, и пользу принесу, и авторитет у меня сильно повысится, который можно будет использовать на пользу делу.

Собственно, на Савинкова нас и Петерсонс ориентировал – показал фотокарточку, на которой я его и узнал, но виду не подал, конечно, только вгляделся внимательно. Кроме Савинкова нам поручили замечать всякого вида иностранцев, выглядевших "не по-нашенски", так как ЧК подозревала (и небезосновательно, как я помнил из своего времени) посольства бывших союзничков по Антанте в помощи всякого рода заговорщикам. Занимались этим они, как я понимаю, не от любви к России или из благородных побуждений "помочь свергнутой законной власти и устроению порядка", а из вполне корыстных желаний продолжить военные действия на восточном фронте, чтобы Германия не снимала отсюда благодаря перемирию свои дивизии и не отправляла их на западный фронт, где от этого страдала Антанта.

К концу дня поток посетителей прекратился. Мы договорились с Гришей, что он еще подежурит и понаблюдает вечером, а я появлюсь завтра с утра. Мне надо было возвращаться домой, там Лиза уже, наверное, волнуется, да и не было, как я помню из мемуаров, у савинковцев вечерних собраний. А Гриша пусть смотрит, если ему хочется, не могу же я ему сказать: "я точно знаю, они только днём собираются". Перед уходом я постучал к нашему дворнику, где в доходном доме мы сняли полуподвальную комнату, и за небольшую денежку купил немного деревянного хлама, который и принёс Грише со словами: "На, вот, печку потопи, ночи нынче ещё холодные, а ты в бушлатике вон, замёрзнешь к утру как цуцик". В комнате на топчанах не было даже одеял. Я-то, хоть и потеплело на улице, пока ходил в шинели и папахе, благо, жары ещё не наступило. Гриша хорохорился по молодости и пробурчал: "Да ладно, мы привычные", но взглянул на меня по-другому, с благодарностью, что ли.

Дома меня ждала немного взволнованная Лиза, я успокоил её словами о скучном, но срочном деле, и мы вместе поужинали, а то у меня уже живот стало подводить от голода. Обед бывает хоть и не особо сытный, но хоть какая-то была бы пища, но за этой беготнёй я и его пропустил. Лизе я сказал, что завтра иду не в милицию, а по заданию ЧК, и Розенталя должны предупредить по телефону. Задание нудное, и, скорее всего, на несколько дней, и в милицию я пока ходить не буду.

Утром я обнаружил Гришу на нашем наблюдательном пункте слегка продрогшим и с покрасневшими глазами. Он сжег весь дровяной хлам, которого было не так много, но к утру стало холоднее, да ещё и в сырой комнате, которую печка не могла прогреть и высушить полностью. Не удивительно, что с таким жильём, в скученности, в плохо проветриваемом сыром помещении, да ещё и со скудным питанием в девятнадцатом и начале двадцатого века была так широко распространённой чахотка, какие бы болезни под этим общим названием не скрывались. Матрос ходил по комнате и махал руками, чтобы согреться. Сказал, что не спал всю ночь, чтобы "выследить контру", но за ночь не то, чтобы кто подозрительный, но и вообще никто по адресу заговорщиков не заявился.

Я отослал его спать, сказав, чтобы он пришёл после обеда и еды какой-нибудь принёс. Ночью, как я и думал, деятельность штаба савинковцев замирала, и смысла следить по ночам никакого не было. Посетители к доктору, указанному на вывеске, стали появляться уже с утра, но не так, чтобы много. Опять шли горожане, мастеровые, даже женщина с ребенком была. Заходили и мужчины по виду не из рабочих, но сегодня таковых было не много. Савинкова не было, "иностранцев" тоже.

Такая же небогатая ситуация с визитёрами повторилась и в несколько последующих дней. Гриша мрачнел и рвался "всех там накрыть". Я уже начал тревожиться, что всё впустую, или ещё хуже – мы спугнули их организацию, и по этому адресу уже ничего важного нет. И ответственность за организацию наблюдения на мне! На четвёртый или пятый день наблюдений наше сидение в полуподвале надоело нам с Гришей до посинения, причём, чуть ли не буквального. Мне даже шинель не всегда помогала в сыром и прохладном воздухе.

Однако, к концу этого дня мужчин молодого и среднего возраста пришло в лечебницу больше обычного. Даже один из мужчин был вполне прилично одет, в хорошем пальто и шляпе-котелке, "иностранец" или нет, мы не знали, но похож. Разговаривая ранее с дворником, мы узнали от него слух о том, что будто бы в этой лечебнице и "мужские срамные болезни лечут, от гулящих баб подхваченные, вот мужики, особливо военные, сюды и ходют". Вот уж не знаю, сами савинковцы такую легенду для прикрытия пустили, или народ на выдумки и слухи горазд, но сегодняшних "пациентов" надо брать, пока они "заразу" дальше не разнесли. Ждать больше я не видел смысла. Савинков здесь не появлялся, а чем дальше, тем больше была вероятность, что их штаб могут переместить в другое место. Главного заговорщика у них я не поймаю, ну что ж, не буду у авторов будущей "Операции Трест" хлеб отнимать. Этих бы не упустить. Поэтому я отправил Гришу в ЧК:

– Вот что, Григорий. Ждать более нельзя, а то спугнём. Нынче у них заседание, видать. Вон и иностранец, кажись. Так что дуй в ЧК и вызывай десяток бойцов.

– Это мы мигом, – отозвался матрос. – А ты тут чево?

– А я тут посмотрю, чтобы контра не разбежалась, а ежели что, постараюсь задержать. Только как придёте, частью сразу в двери, а частью под окна им пост поставьте, чтобы наружу не сиганули, – посоветовал я парню.

– Ну, дык, поняли, не маленькие, – на ходу буркнул Гриша, взбегая по небольшой лесенке из полуподвала на улицу.

Сам я вышел из доходного дома, спокойно поднялся на крыльцо лечебницы и открыл дверь. Кроме цели, заявленной Грише, у меня был план подбросить ЧК данные о будущем Ярославском мятеже, но для этого надо было соорудить подходящее объяснение об источнике. Поднявшись по лестнице, я потянул за ручку дверь в квартиру докторов, которая оказалась незапертой, и остановился на пороге, оглядывая пустую полутёмную прихожую. "Ничего ж себе, конспираторы, расслабились! На шухере никто не стоит," – удивлённо подумал я.

Светильников в прихожей не было, лампа под потолком не горела, и свет в помещение проникал через световые окна – застеклённые промежутки над комнатными дверями. На стоявшей вешалке висели шинели, пальто и тужурки. Из прихожей были входы в комнаты, за двустворчатыми дверями одной из них, которая, по всей видимости, была столовой, доносились мужские голоса. Я попытался прислушаться. Говорили не тихо, но слов было не разобрать.

Вдруг раздаётся звук открываемой двери где-то за поворотом коридора, стук шагов, и в прихожую входит одетый в шинель без погон светловолосый военный. Он, удивлённый неожиданностью, останавливается и глядит на меня:

– Прошу простить, но лечебница на сегодня закрыта, – говорит он с лёгким акцентом и смотрит на меня, ожидая ответа.

Я догадываюсь, что должен произнести какой-то пароль или условную фразу, но я же её не знаю!

– А то думал, что дохтур ещё принимает, – объясняю я своё появление, – а оно вона как.

Военный понимает, что я не "свой", и отвечает:

– Приходите завтра в положенное время, на вывеске написано, до двух пополудни. Прошу вас выйти.

Я поворачиваюсь к входной двери, берусь за ручку, открываю дверь и делаю шаг наружу. Военный идёт вперёд и приближается ко мне. В это время шум спорящих голосов усиливается, и из-за дверей столовой, перекрывая всех, доносится чей-то голос: "Восстание против большевистской мрази надо поднять через месяц, когда союзники высадят десант!"

Я поворачиваю голову на звук. Военный бросает быстрый взгляд на вход в столовую и смотрит на меня. Я смотрю на него. Он понимает, что я слышал. Я понимаю, что он понимает, что я слышал. И я догадываюсь, что…

– Пойдёмте, я вас провожу, – произносит военный, в упор глядя на меня, и делает шаг ко мне.

Я отступаю и догадываюсь, что меня сейчас будут заставлять молчать. Возможно, навсегда.

Военный выходит вслед за мной на лестничную площадку и плотно прикрывает за собой дверь. Его рука делает стремительный выпад, я отшатываюсь, приложившись спиной об стену, и мимо меня проносится блестящая стальная полоска, зажатая в руке противника. Хватаюсь за эту руку и дёргаю к себе, вниз и закручиваю напавшего вокруг себя. Подавшийся вперёд враг немного теряет равновесие и летит навстречу стене, впечатавшись в неё корпусом и головой, но успевает подставить перед собой вторую руку и смягчить удар. Его рука с ножом вырывается из захвата, и я отскакиваю назад.

Противник делает несколько взмахов ножом, заставляя меня отступать. Он, похоже, не хочет поднимать тревогу, думая, что я случайный посетитель. Я не хочу поднимать шум, надеясь не спугнуть заговорщиков. Мы молча и тяжело дыша делаем круг по просторной лестничной площадке. Я вспоминаю про револьвер в кармане шинели, не глядя привычным движением спешно достаю его, и противник, видя такой железный аргумент, решается на рискованный выпад, стремясь успеть закончить со мной. Я, отклонившись, бью по его руке своей левой, а правой с зажатой в ней рукояткой нагана размахиваюсь по его голове. Он пытается уклониться, но моя рука рукояткой револьвера попадает ему в висок, и военный со стуком падает на пол. Нож вылетает из его ладони и отлетает в угол, и я бросаюсь к ножу и хватаю. Военный не двигается. Смотрю на него, сую нож в карман, пытаюсь отдышаться и привести мысли в порядок…

С шумом открылась дверь внизу, и раздался топот ног по лестнице. Неизвестные бойцы окружили меня с лежащим противником, наставив на меня винтовки, но появившийся Петерсонс развеял их настороженность:

– Что за происшествие, товарищ Кузнецов?

– Это из ихних, – сказал я. – Мог предупредить и тревогу поднять. Вот, пришлось его того… наганом по голове…

Чекист понимающе кивнул, а я добавил:

– Там слышно было, как энти совещаются. Я услышал, будто в Ярославле и Муроме хотят мятеж поднять, в начале июля, когда десант Антанты на севере высадится.

Петерсонс помрачнел и толкнул входную дверь в квартиру-лечебницу. Там до сих пор никто ничего не услышал, и собрание СЗРиС не было потревожено. Вооруженные винтовками и наганами чекисты вбежали в прихожую и стали открывать внутренние двери. В столовой было несколько мужчин, сразу замолчавших. Кто-то из них побледнел. Один по-рабочему одетый человек с низкими бровями и слега выступающим вперёд подбородком встал и, глядя исподлобья, сказал:

– По какому праву вы врываетесь в лечебницу? Кто вы такие?

– ЧК Городского района, – отрезал Петерсонс, показывая бумагу. – Вот мандат. Вы все задержаны по подозрению в контрреволюционном заговоре. Назовите себя и предъявите документы.

– Пётр Михайлов, мещанин, – назвал себя этот человек, и вслед за ним нестройными голосами стали называть себя и остальные.

Из других комнат привели мужчину, представившегося доктором, и крупного сложения женщину, назвавшуюся сестрой милосердия. Чекисты начали переписывать задержанных и обыскивать комнаты. Тут в комнату протолкался Гриша:

– А мы там внизу стоим, думаем, ну, сигать начнут, а мы их раз! и сцапаем! А они в окна не лезут.

– Можете снимать пост под окнами, – распорядился Петерсонс. – Товарищ Кузнецов, займитесь осмотром помещений. Григорий – в караул снаружи…

У людей в комнате нашли половинки косо отрезанных визитных карточек и списки сокращенных или зашифрованных фамилий и адресов. Часть мужчин предъявили документы военнослужащих Красной армии и частей московского гарнизона. Были офицеры и из латышских дореволюционных частей, большинство военнослужащих из которых образовала полки красных латышских стрелков, но были и противники новой власти, вступавшие в различные офицерские организации и к Савинкову.

В дальнейшем оказалось, что доктор из лечебницы был действительно доктором, в самом деле лечившим больных, и оставленная ЧК засада опрашивала пациентов, которые его и признали. Мужчина, назвавшийся Михайловым, был полковник Перхуров, начальник штаба "Союза Защиты Родины и Свободы". Московская организация СЗРиС была разгромлена, но Савинкову удалось ускользнуть, и на ставших теперь известными адресах он не появлялся. По полученным явкам ВЧК выслало своих людей в Казань, где тоже было отделение подпольной организации, скапливавшее оружие и готовившее силы.

А в конце мая у меня было неожиданное радостное известие. Вернее, радостное отсутствие ожидаемого известия – чехословацкий корпус не поднял мятеж, ни 25-го, ни 26-го, ни вообще в мае! Как я узнал из разных источников (из газет и по слухам в милиции и ЧК), весь корпус уже в мае успели переместить за Урал, и в европейской части России не осталось военных частей корпуса, разве что были чехословаки-интернационалисты в частях Красной армии. Даже в Челябинске оставалось мало чехословаков, или даже не было вовсе – их отправили дальше в сторону Новониколаевска и через Транссиб на Дальний Восток, куда, собственно, и планировалось по договорённости с Чехословацким Национальным Советом в России.

Мне захотелось от радости даже почему-то сплясать, хлопая ладонями себя по туловищу и коленям и притопывая на месте. Это ж сколько жизней сохранилось! Возможно, и благодаря моему вмешательству! История, выходит, уже свернула с линии моей прежней реальности, в которой, как я помнил по истории Гражданской войны, многотысячный чехословацкий корпус, сохранивший (часто даже вопреки договорённостям с Советским правительством) вооружение и имевший воинскую структуру со своими командирами и военными частями, поднял мятеж в конце мая восемнадцатого года на территории от Пензы до Владивостока, подстрекаемый посольствами стран Антанты и при согласии Чехословацкого Национального Совета, настроенного, в целом, антибольшевистски.

В моей бывшей истории корпус как организованная и вооруженная крупная сила захватил власть на огромном пространстве, а у большевиков не было подготовленных военных соединений, чтобы ему что-то противопоставить. Самим чехословакам, собственно, не была нужна местная власть, они стремились уехать домой таким, правда, долгим путём через Владивосток и на кораблях союзников, а задержки в пути, разруха и неразбериха вызывали у них раздражение, подстрекаемое и усиливаемое соответствующим внешним влиянием. Чехословакам, как, впрочем, и многим, было понятно, что в подобных условиях развала и анархии у кого сила, тот и прав. Поэтому перевозка корпуса по пути следования часто сопровождалась и захватами ими паровозного и вагонного парка, и угрозами железнодорожникам. Антанте же, конечно, было выгоднее использовать корпус не везя его кружным путём, а прямо здесь, в России, свергнув власть большевиков и направив чехословаков на германский фронт по прямому наикратчайшему пути на запад.

Подняв мятеж практически одновременно в разных местах своего нахождения, координировав действия различных частей по железнодорожному телеграфу, в предыдущей версии истории чехословацкий корпус стал занимать города Поволжья, Урала и станции и города вдоль железных дорог в Сибири. В начале июня не без помощи подпольной офицерской организации белочехи захватили Самару, в которой возникло эсерское правительство Комитета членов Учредительного Собрания (КОМУЧ). За Уралом в захваченном Омске было образовано Временное сибирское правительство параллельно с КОМУЧем. Открыто стали выступать различные офицерские организации и формировать воинские соединения с набором населения, которое, впрочем, шло весьма неохотно. Самым известным из белоофицерских военных руководителей стал подполковник Каппель, фамилию которого я помнил даже по фильму "Чапаев". Выступление белочехов плеснуло масла в огонь и в оренбургском казачестве. Борьба атамана Дутова, зажатого где-то на дальних станицах, и совсем было затихшая, возобновилась с новой силой.

Не справляясь силами имеющейся добровольной Красной армии, в моей бывшей реальности в самом конце мая ВЦИК принял постановление о принудительном наборе в РККА, и началась мобилизация. Был создан Восточный фронт во главе с левым эсером Муравьевым, тем самым, который позднее, будучи командующим военными действиями против чехословаков и КОМУЧа, после восстания левых эсеров поднял мятеж, попытался замириться с чехословаками и "объявил" с Волги войну Германии. Но в июне, не предполагая этих событий, советская власть сочла, что его военный опыт борьбы с Центральной Радой на Украине и с Красновым можно использовать в Поволжье.

Однако РККА, будучи недавно организованной, разрозненной, из необученных и зачастую недисциплинированных бойцов, уступала чехословакам, белогвардейцам и казакам Дутова всё большую и большую территорию. В той истории в начале июля Дутов занял Оренбург. В конце июля был захвачен Екатеринбург, в котором незадолго до этого местной ЧК по распоряжению Свердлова была расстреляна вся царская семья, включая молодых девушек и больного ребёнка. В начале августа Каппель с чехословаками занял Казань, где, как я помнил, захватил существенную часть золотого запаса Российской империи, хранившийся там, и который большевики не успели весь эвакуировать. Золото попало в руки КОМУЧа, затем в 1919 году перешло Колчаку, что-то досталось и чехословацким легионерам и было увезено потом в Чехословакию в конце Гражданской войны.

Последствия мятежа чехословацкого корпуса в прежнем варианте истории стали очень серьёзным шагом ко взаимному массовому террору. При захвате населённых пунктов чехословаки расстреливали членов местных Советов и защищавших их красноармейцев, а также сочувствующее население. Пленных восставшие чехословаки не брали, а убивали всех красноармейцев, в том числе и раненых. Запрещали хоронить убитых, и расстреливали близких казнённым людей, пытавшихся это сделать. За летние месяцы в захваченных чехословаками и правительством КОМУЧа Самаре и Сызрани казнено около тысячи человек в каждом городе, хотя, возможно, в Сызрани немного меньше. Еще большее количество человек, как правило, арестовывалось, например, в Самаре было к началу августа таковых более 2000 человек. Также около тысячи человек было расстреляно после взятия чехословаками и оренбургскими казаками города Троицка. После взятия Каппелем совместно с белочехами Симбирска в городе расстреляно около 400 человек, и арестовано около 1500. После взятия в августе тем же Каппелем и белочехами Казани в городе было расстреляно более тысячи человек, как красноармейцев, так и гражданских. За лето 1918 года в Поволжье общее количество расстрелянных белочехами и правительством КОМУЧа превышает 5000 человек.

Кроме расстрелов в Поволжье практиковали применение пыток с использованием специальных пыточных инструментов, содержание арестованных в концлагерях, а также институт заложников, которые расстреливались или гибли от тяжёлых условий содержания. В "поездах смерти" с Поволжья по Дальний Восток погибли более трети из четырёх с лишним тысяч заложников. На фоне этих мер денежные контрибуции, налагаемые на рабочих и крестьян захваченных населённых пунктов смотрятся уже какими-то актами гуманизма.

Такие же внесудебные расправы практиковали и казаки. В захваченном казаками атамана Дутова Оренбурге было арестовано более 6 тысяч человек, из которых 500 было замучено при допросах. В Челябинске было увезено в тюрьмы около 9000 человек. В Илеке казаками было вырезано около 400 человек "инородных". На территории оренбургских казаков учредили военно-полевые суды. Аналогично военно-полевые суды из двух-трёх человек действовали также и в местности под управлением КОМУЧа.

Ответные меры советских органов летом 1918 года в той реальности в описываемое время не дотягивали ещё по уровню массовости до "белых" репрессий: расстрелы за контрреволюционную деятельность исчислялись пока лишь десятками, но не сотнями и тысячами, как в случае чехословацких, белогвардейских и казачьих расправ. Время "красного террора" в моей бывшей истории наступило позднее. Как превентивную меру весной-летом большевики проводили регистрацию бывших офицеров царской армии как одних из самых активных участников антибольшевистского сопротивления и использовали взятие заложников.

Нельзя сказать, однако, что до времени, когда в прежнем варианте реальности произошёл мятеж чехословацкого корпуса, в стране была тишь да гладь. В обеих версиях истории, в прежней и в нынешней, в России шла эскалация насилия с февральской революции 1917 года, агрессивность росла, вседозволенность увеличивалась. Во время свержения самодержавия на флоте прокатилась волна убийств флотских офицеров толпами матросов. В это же время горожанами были убиты или избиты некоторые царские чиновники и многие служащие полиции. Из-за распространения безверия среди солдат, революционных волнений и, возможно, по причине напоминания о прежних "царских" порядках после февраля 1917-го участились случаи издевательств над войсковыми священниками. В армии самосуды над офицерами происходили в течение всего года, особенно после неудавшегося выступления Корнилова летом 1917-го.

После февральской революции по разным причинам резко увеличился разгул преступности, чему сильно способствовал и слом системы охраны правопорядка. Появилось и развилось такое явление, как самосуды толпы над преступниками, действительными или мнимыми. В семнадцатом году был всплеск сельских беспорядков, крестьянские толпы захватывали земли, причём не только помещичьи, но и крестьян-"отделенцев", происходили стычки и между деревнями. Частым делом стали нападения на помещичьи имения, усадьбы грабились, сжигались, хозяев часто убивали.

В такой сложной обстановке, придя к власти, большевики отменили смертную казнь постановлением от 26 октября 1917 года. Однако, эта отмена не смогла помешать самосудам толпы, расправам "революционно" настроенных отдельных граждан, внесудебным расстрелам и различным эксцессам. Через четыре месяца в декрете "Социалистическое отечество в опасности!" от 21 февраля 1918 года смертную казнь пришлось восстановить. Впрочем, расстрелы на месте грабителей и бандитов население только приветствовало.

Пока, тем не менее, несмотря на большое количество фактов убийств различными вооруженными лицами, расправ толпы и расстрелов на месте грабителей и бандитов, террора как такового не было – все происшествия носили индивидуальный характер насилия над отдельными людьми. Даже пугало для некоторых людей, зачинательница "кровавой гебни" – ВЧК, во всех своих комиссиях по всей стране за первое полугодие 1918 года расстреляла около 200 человек, преимущественно за бандитизм и уголовные преступления.

Тревожный звонок подступов к массовым расправам прозвучал в начале 1918 года. В Киеве, бывшем тогда под властью Центральной Рады, местная антисоветски настроенная власть расстреляла более полутысячи (или около 700) рабочих. После чего командир отрядов Красной гвардии на Украине Муравьёв, (тот самый, кого назначат позднее командующим Восточным фронтом), взяв Киев, расстрелял около тысячи человек. Тот же Муравьев в своей армии боролся с грабежами, использую расстрелы преступников, хотя расстрелы как метод наказания в то время были отменены декретом Советской власти. Дыбенко, защищая Петроград от немцев, в начале 1918-го под Нарвой тоже применял расстрелы. Через пару месяцев их обоих отдали под суд за самочинные расстрелы и преступное нарушение декрета Советской власти. На строгом наказании Муравьева настаивал Дзержинский, но и Муравьева, и Дыбенко, тем не менее, позднее отпустили.

Однако первым явлением по-настоящему массовых репрессий стала жестокость в гражданской войне в Финляндии, что могло послужить и одним из толчков, пока косвенным, к подобным действиям и в России. В небольшой стране с населением в три миллиона в столкновениях финской гражданской войны военные и гражданские потери составили около 25 тысяч человек. После подавления "красной" стороны в Финляндии "белофиннами" было ещё сверх того расстреляно и казнено с изощрённой жестокостью около 8 тысяч "красных финнов", в том числе и их семей с женщинами и детьми, а 90 тысяч человек оказались в тюрьмах и концентрационных лагерях, и более 12 тысяч человек из них умерло от голода и истощения. Это было массовое и планомерное уничтожение побеждённых противников и членов их семей. Кроме того, проводилась этническая чистка от славянского населения. При взятии Выборга белофиннами было убито более 3 тысяч русских, что составляло более половины русского населения города.

Естественно, большевики не могли не обращать внимания на факты массовых расправ над своими сторонниками и гражданским населением в Финляндии, как в моей бывшей истории, так и в текущей. В первой половине 1918 года поднимался вопрос и были выступления о применении красного террора к противникам Советской власти уже в России, но пока подобная тема поддержки не получила, хотя и в местной реальности я встречал возмущённые газетные статьи.

К счастью, следующего витка массовых репрессий, случившегося в бывшей истории после мятежа чехословацкий легионеров, в здешней реальности удалось избежать. Кроме того, кстати, я узнал, что в местной реальности золотой запас был уже перевезён из Казани в Москву. Возможно, моё подброшенное письмо возымело действие на большевиков не только в отношении чехословаков, но и золота. Во всяком случае, я мог предполагать, что именно моё вмешательство было причиной более благоприятного развития истории. И, главное, я сделал доброе дело, как и положено творить добрые дела – скромно и не афишируя своё участие. Иначе благодарности от различных сторон я мог бы и не пережить. Что мне явно не удалось, как я видел по событиям, это изменить отношение новой власти с казачеством и к казачеству. Имеющиеся стереотипы, былые столкновения революционеров всех направлений с казаками, подавлявшими волнения, имеющиеся старые счёты давали существенный отрицательный субъективный фактор. Такой же субъективный фактор действовал навстречу со стороны казаков, относившихся к "иногородним", к обычным крестьянам и рабочим с чувством некоей обособленности и превосходства. Объективным же фактором служили имевшиеся привилегии казаков, к которым они привыкли и не хотели их лишаться, в частности, отдельное казачье самоуправление, владение оружием и, наверное, главное – существенные привилегии в наделении землёй.

Однако, и то изменение истории, что произошло в здешней реальности, наверное, благодаря вмешательству, думал я, это очень и очень немало. Это тысячи спасённых жизней, и не только в непроизошедших боевых действиях на невозникшем, по крайней мере, в начале июня, Восточном фронте. Во-первых, раз мятежа чехословаков пока не случилось, а в европейской части России их уже вовсе нет, то Поволжье, Урал и Сибирь не охвачены войной, и поэтому хлеб с Поволжья и Сибири может поступать в центральную и северную Россию, а значит, голод и нехватка продовольствия не будут такими острыми, как в прежней истории. Во-вторых, военные действия, вызванные мятежом чехословацкого корпуса и вторжением иностранных интервентов явились тогда, в другой истории, одной из весомых тяжестей, упавших на чашу весов взаимного террора в Гражданской войне, какового здесь может и не произойти. Но на интервентов, к сожалению, я никак не мог повлиять.

Всё же я надеялся, что здесь, в этом мире, массовых расправ не случится, как не случилось, во всяком случае, пока, чехословацкого мятежа. Вон, июнь на дворе, а восстания нет, чехословацкий корпус уже почти весь в Сибири на пути к Владивостоку, удовлетворённо думал я. Так что поглядим, есть повод смотреть в будущее с некоторой долей оптимизма.

Интересные ссылки. [18]18
  Красная книга ВЧК. В двух томах. Том 1. Глава «Союз защиты родины и свободы».
  http://www.plam.ru/hist/krasnaja_kniga_vchk_v_dvuh_tomah_tom_1/p3.php
  И.Ратьковский. Дзержинский. От "Астронома" до "Железного Феликса". "Организация Савинкова"
  http://iknigi.net/avtor-ilya-ratkovskiy/145143-dzerzhinskiy-ot-astronoma-do-zheleznogo-feliksa-ilya-ratkovskiy/read/page-18.html
  Какъ писать въ старой орѳограф╕и?
  https://arzamas.academy/materials/1164
  Лысков Д. "Великая русская революция, 1905–1922. Чехословацкий корпус как фактор войны и революции."
  https://history.wikireading.ru/70521
  И.С. Ратьковский, М.В. Ходяков. История советской России. Начало фронтального периода гражданской войны
  https://knigi.link/sovetskoy-rossii-istoriya/nachalo-frontalnogo-perioda-grajdanskoy-25754.html
  В.Горелик. Несчастный случай на станции Челябинск
  http://www.proza.ru/2018/05/01/719
  В.Горелик. От Волги до Енисея
  http://www.proza.ru/2018/05/02/986
  В.Горелик. Вслед за белочехами
  http://www.proza.ru/2018/05/06/1010
  В.Горелик. Создание Восточного фронта
  http://www.proza.ru/2018/05/08/974
  В.Горелик. Комуч
  https://www.proza.ru/2018/05/10/832
  В.Горелик. Наступление Дутова
  https://www.proza.ru/2018/05/14/800
  В.Горелик. Отступление красных с Урала
  https://www.proza.ru/2018/05/19/764
  В.Горелик. Между чехословаками и океаном
  https://www.proza.ru/2018/05/20/820
  В.Горелик. Рейд на Казань
  http://www.proza.ru/2018/05/24/891
  Убийства флотских офицеров в период февральской революции 1917 г.
  http://history.milportal.ru/2014/05/ubijstva-flotskix-oficerov-v-period-fevralskoj-revolyucii-1917-g/
  Военные священники в сонме новомучеников и исповедников Российских
  http://www.pravoslavie.ru/44668.html
  "Бескровная" Февральская революция.
  http://ruskline.ru/history/2014/03/18/beskrovnaya_revolyuciya/
  Преступность и революция: как изменился криминальный мир в 1917 году.
  http://1917daily.ru/criminal/
  Народная уличная насильственная расправа над преступниками в 1917.
  https://www.politforums.net/historypages/1531474108.html
  Васильев М.В. "Эскалация гражданского конфликта 1917–1918 гг."
  http://northwestarmy.ru/vasilev-maksim-viktorovich-eskalaciya-grazhdanskogo-konflikta-1917-1918-gg/
  Крестьянская революция 1917 года.
  https://valivanch.livejournal.com/137027.html
  Становление института смертной казни в Советской России (1917–1922)
  https://s30556663155.mirtesen.ru/blog/43787453716/Stanovlenie-instituta-smertnoy-kazni-v-Sovetskoy-Rossii-(-1917-1
  Корнилов В.В. Донецко-Криворожская республика. Революционное правосудие.
  https://history.wikireading.ru/256071
  Щербаков А.Ю. Гражданская война. Генеральная репетиция демократии. "Отступление. По закону или по совести?"
  https://www.litmir.me/br/?b=215213&p=39#section_63
  "В первое полугодие 1918 г. все ЧК России расстреляли 200 человек". И.Ратьковский.
  https://arctus.livejournal.com/496802.html
  Как погибла "красная Финляндия"
  http://ruskline.ru/analitika/2018/01/29/kak_pogibla_krasnaya_finlyandiya/
  И.С.Ратьковский. Лето-осень 1918 года: хроника чехословацкого мятежа.
  https://ispecspb.ru/assets/ispec/public/magazines/Мир экономики и права/2013/Мир экономики и права 11–12/Ратьковский_47-55.pdf
  И.Ратьковский. Хроника белого террора в России. Репрессии и самосуды (1917–1920 гг.)
  https://www.litmir.me/br/?b=562107&p=1
  И.Ратьковский. Хроника красного террора ВЧК. Карающий меч революции.
  https://www.litmir.me/br/?b=600429&p=1


[Закрыть]