Текст книги "Московская хроника 1584-1613"

Автор книги: Конрад Буссов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 21 страниц)

Наместник послал к ним несколько отрядов конных копейщиков, которые должны были помешать подобным их намерениям, но московиты на них не обратили никакого внимания. Московитские стрельцы (это аркебузники) так в них палили, что много и людей и коней полегло на месте. Если бы не было в крепости набранного из немцев и других народностей полка мушкетеров, а также и поляков, то в тот день едва ли остался бы в живых хотя бы один из этих 5000 конных копейщиков, ибо московиты уже сильно взыграли духом, увидав, как много поляков сбито с коней и какое множество отрядов отступило. Они так ужасно кричали и вопили, что в воздухе стоял гул; к тому же в тысячи колоколов били тревогу.

400 мушкетеров выполняют свой долг. Когда поляков столь бесславно проводили пулями и стрелами снова до ворот Кремля и на них напал великий страх, капитан иноземных ратников господин Яков Маржерет в восемь часов по нашему времени выслал из Кремля на Никитскую улицу три роты мушкетеров, в совокупности всего только 400 человек. Эта улица, длиною в четверть путевой мили, имела много переулков, в которых за шанцами и больверками укрылось 7000 московитов, нанесших большой урон полякам. 400 мушкетеров напали in nomine Domini[405]405
  Во имя господа.


[Закрыть] на николаитов (die Nicolaiten) за первым больверком и так успешно стреляли, что те по многу человек сразу, как воробьи, в которых стреляют дробью, падали на землю. Поэтому с добрый час был слышен ужасающий гул от московитского боевого клича, от гудения сотен колоколов, а также от грохота и треска мушкетов, от шума и завывания небывалой бури, так что поистине слышать и видеть это было очень страшно и жутко. Солдаты тем не менее так стремительно нападали по всей улице, что тут уж московитам стало не до крику и они, как зайцы, бросились врассыпную. Солдаты кололи их рапирами, как собак, и так как больше не слышно было мушкетных выстрелов, то в Кремле другие немцы и поляки подумали, что эти три роты совсем уничтожены, и сильный страх напал на них. Но те вернулись, похожие на мясников: рапиры, руки, одежда были в крови, и весь вид у них был устрашающий. Они уложили много московитов, а из своих потеряли только восемь человек.

С того берега Неглинной (это маленькая речушка в городе) снова послышался сильный крик московитов, которые сделали и там на улицах шанцы и сильно били в набат. Тогда эти три роты отважились пойти и туда тоже, и бог помог им одержать там победу. В течение двух часов они бились с московитами на одном и том же месте, пока не одолели их. Но затем снова собралась толпа на Покровской улице. И так как через некоторое время 400 солдатам стало невмоготу так долго и так далеко бегать с тяжелыми мушкетами в руках и столько часов биться с врагом, стрелять, рубить и колоть, то полковник Борковский выпустил несколько отрядов конных копейщиков, которые должны были прийти им на помощь. Московиты вынуждены оставить город. Поскольку они не могли добраться до московитов на конях по разрытым улицам, полковник приказал поджечь на всех улицах угловые дома, а дул такой ветер, что через полчаса Москва от Арбата до Кулижек была вся охвачена огнем, благодаря чему наши и победили, ибо русским было не под силу обороняться от врага, тушить огонь и спасать оттуда своих, и им пришлось поэтому обратиться в бегство и уйти с женами и детьми из своих домов и дворов, оставив там все, что они имели. Так оправдалась старая военная латынь, которая была поговоркой в древности в Риме и стоит в девятой эклоге из “Буколик” Вергилия: “Ut possessor agelli diceret: haec mea sunt, veteres migrate coloni”[406]406
  Чтобы хозяин участка сказал: “Это мое, выселяйтесь, прежние обитатели”.


[Закрыть]. В этот день выгорела третья часть Москвы, и много тысяч людей погибло от пуль, мечей и от охватившего их огня.

Улицы, где стояли ювелирные и оружейные лавки, были до того завалены мертвыми телами, что ноги проходивших там в некоторых местах едва касались земли. Большие трофеи. Воинские люди захватили в этот вечер в ювелирных и других лавках огромную и превосходную добычу золотом, серебром, драгоценными каменьями, жемчугом, дорогими украшениями, парчой, бархатом, шелком и т. п.

На следующую ночь остальные русские укрепились у самого Кремля, в Чертолье, где накануне пожара не было. Точно так же и живущие по ту сторону Москвы-реки тоже построили шанцы напротив Кремля, водрузили на укреплениях свои знамена и стали расхаживать от одного шанца к другому. Треугольник. Те, что были в Чертолье, занимали треугольник, образуемый большой Белой стеной, и находилось там около тысячи стрельцов. Они подобным же образом сделали шанцы на улицах, по обе стороны от стен, полагая, что наши станут штурмовать с лобовой стороны. Замосквореченские сделали шанцы у наплавного моста против Водяных ворот, поставили туда пушки и упорно стреляли по нашим. Они тоже, как и другие, предполагали, что наши придут с лобовой стороны.

Московиты со своими “преимуществами”. То, что произошло 20 марта. Но капитан Яков Маржерет применил замечательную военную хитрость. Он предоставил им укрепляться и сторожить, а сам, поскольку лед на Москве-реке был еще крепкий, вывел своих мушкетеров через кремлевские Водяные ворота на реку и, оказавшись таким образом между врагами и их укреплениями, мог нападать направо и налево, как ему вздумается. Помимо того, на льду стояли двенадцать польских конных рот, наблюдавших, не подойдет ли кто-либо слева на смену чертольцам, но те оставались в своих шанцах. Капитан Яков Маржерет прошел с солдатами по льду вдоль Белой стены до пяти башен, затем обогнул город и вошел через городские ворота, находившиеся в тылу врага, который не ждал отсюда опасности и держал эти ворота открытыми для своих друзей, находящихся в других больверках или шанцах. Благодаря этому русские и проиграли, ибо они охраняли больше передние шанцы, чем ворота в тылу. Наши неожиданно для них в один миг напали на шанцы, быстро на них взошли, всех побили насмерть, подожгли шанцы и все Чертолье.

Пан Струсь с 1000 всадников. Когда это увидели те, которые были на других шанцах по ту сторону реки, они пали духом, и, надо думать, совсем в ужас их привело то, что как раз in punkto[407]407
  В то мгновение.


[Закрыть], когда наши поляки стали выбираться на берег, чтобы иметь больше простора, пришел из Можайска пан Струсь с 1000 отборных конников, которые стали рыскать по городу, где им вздумается, жечь, убивать и грабить все, что им попадалось. Солдаты держались храбро. Сравняв с землей Чертолье, наши солдаты отправились и на ту сторону реки Москвы, тоже подожгли шанцы и все дома, до которых они могли добраться, и тут уж московитам не помогли ни крик, ни набат. Нашим воинам помогал и ветер и огонь, и куда бы московиты не отступали, за ними гнались ветер и пламя, и ясно было, что господь бог хочет покарать их за кровавые убийства, клятвопреступления, лихоимство и эпикурейское содомитство.

Тут можно было видеть, как люди толпами бежали за город в ближайшие монастыри. К полудню уже не было ни малейшего сопротивления, и не видать было московитских воинов. Так в течение двух дней великая Metropolis (столица) Russiae (имевшая в окружности более 4-х немецких миль) обратилась в грязь и пепел, и не осталось от нее ничего, кроме Кремля с пред кремлевской частью, занятых королевскими людьми, и нескольких каменных церквей. Большинство же прочих церквей внутри и снаружи Белой стены были построены, как и все другие строения во всей России, в виде блокгауза из одного только дерева; все, что тоже было построено из дерева, – самая внешняя, четвертая окружная стена, которая шла вокруг всей Москвы, со всеми домами и дворами, стоявшими внутри, равно как и усадьбы князей, бояр и богатых купцов у Белой стены, – все было превращено в пепел.[408]408
  Описание Буссовым событий 19 марта дает яркую картину отдельных эпизодов восстания. Однако рассказ Буссова лишен какого-либо анализа социальных сил, принимавших участие в борьбе с интервентами. Буссов описывает события как очевидец либо как слышавший от очевидцев то, что непосредственно запомнилось. Его сведения о ходе восстания в некоторых случаях подтверждаются и дополняются другими источниками, иногда им противоречат. Так, в отличие от Буссова, который утверждает, что “московиты” или “николаиты” (см. примеч. 2) “начали игру” первыми 19 марта, Маскевич пишет: “По совести не умею сказать, кто начал ссору, мы ли, они ли? Кажется, однако, наши подали первый повод к волнению, поспешая очистить московские домы до прихода других: верно кто-нибудь был увлечен оскорблением, и пошла потеха” (Н. Устрялов, ч II, стр. 61). Сообщение о том, что по распоряжению Гонсевского и Борковского иностранцы должны были заранее, т. е. 18 марта, укрыться в Кремле, имеется только у Буссова Стадницкий в своем дневнике указывает, что в эти дни Гонсевский укрепил Кремль-город и Китай-город “как можно лучше и снабдил орудиями для защиты от внезапной атаки мятежников” (Русский архив, 1906, № 6, стр. 205). Противореча Буссову, из записок которого можно заключить, что князья и бояре действовали совместно с народными массами и чуть ли не первые дали повод к восстанию, архиепископ Елассонский Арсений, бывший в это время в Москве, пишет, что восстание в Москве было поднято московскими черными людьми “без всякого совета или боярского согласия русских или поляков” (Д. Дмитриевский. Архиепископ Елассонский Арсений. Киев, 1899, стр. 147). Авторы “Очерков по истории СССР” предполагают существование какого-то единого центра, подготовившего выступление москвичей, и говорят о связи этого центра с руководителем первого ополчения П. Ляпуновым. Для того чтобы воспрепятствовать объединению московских патриотов с силами Земского ополчения, шедшего на помощь Москве, польские власти решили спровоцировать преждевременное выступление в Москве русских до подхода рати Ляпунова. Это выступление 19 марта, как сообщает и Буссов, привело к страшному кровопролитию. Восстание было стихийным взрывом народного возмущения против иноземных захватчиков. Из других источников известно, что непосредственным поводом к началу событий послужил следующий эпизод: готовясь к борьбе с русскими, поляки, как уже говорилось выше, начали укреплять пушками стены Кремля и заставили московских извозчиков помогать им в этом. Между поляками и русскими произошел спор, перешедший в драку и, наконец, в вооруженное выступление москвичей против польских захватчиков (Очерки истории СССР. Конец XV в. – начало XVII в, стр. 557). В городе развернулись ожесточенные бои, восставшие захватили пушки, которые находились на крепостных стенах, сооружали на улицах баррикады. Среди организаторов сопротивления полякам на улицах Москвы 19 и 20 марта 1611 г. были князь Д. М. Пожарский, И. М. Бутурлин и дворянин И. Колтовский, о которых Буссов не упоминает. Интересы Буссова были связаны с иноземцами, поэтому особенно подробно описаны у него боевые успехи немецких мушкетеров Якова Маржерета (см. примечание 195), который уехал из Москвы после смерти Лжедимитрия I и затем вернулся в Москву ее врагом. Его записки за 1601 – 1606 гг. опубликованы Устряловым (ч. I).


[Закрыть]

Так незначительный отряд, а именно – 800 немцев и солдат из других народов и 6000 поляков, прогнали прочь со дворов и домов, со всего, что они там имели, 700000 человек, способных действовать и саблями, и ружьями, и луками со стрелами, а вместе с этими людьми и их жен и детей, и всем им пришлось смотреть, как пылали место пребывания их царей и весь город, обливаться своим собственным жиром, убивать самих себя порохом и свинцом и отдавать чужеземцам на расхищение свою богатую казну (которая неисчислима, а для многих – невероятна). Из нее оплатили все королевское воинство до 1612 г. Семь корон, 3 скипетра. Семь царских корон и три скипетра, из них один – из цельного рога единорога, очень богато украшенный рубинами и алмазами, а также несказанно много редкостных драгоценных изделий должны были познать, как ite in orbem universum[409]409
  Идти по всему миру.


[Закрыть] – кочевать по чужим землям.

Поляки после смуты сместили патриарха, который был dux und author omnis seditionis[410]410
  Вождем и зачинщиком всех беспорядков.


[Закрыть], и велели, чтобы 30 стрелков стерегли его в Кирилловском монастыре до прибытия господина Владислава, в ожидании возмездия, которое он заслужил подстреканием к такому бунту и мятежу, из-за которого плачевно погибло столько людей, вся Москва подверглась разрушению и был причинен непоправимый вред огнем и грабежом. Иными словами: “Не по вкусу тебе мир – будешь сыт по горло войной, не хочешь благословения – получай проклятие”.

Последнее московиты и навлекли на себя в тот день, как рубашку, согласно тому, что написано в книге Премудрости: чем кто согрешит, тем и наказывается. Несколькими годами раньше они достаточно проявили свою ужасающую жестокость на немцах в Лифляндии грабежом, убийствами, пожарами, разгулом и опозориванием или обольщением женщин и девушек. Теперь им за это воздано и отплачено сторицею. Если они вывезли из Лифляндии ценностей на 100000 гульденов, то у них забрано больше чем 100 бочек золота. Немногие немецкие пленные женщины и девушки, которым они причинили зло и увели их из Лифляндии в Москву, не могут идти в сравнение с громадным числом стольких тысяч их женщин и девушек, опозоренных и обольщенных поляками.

Вред, причиненный России пожарами, так велик, что на опустошенных местах можно вполне поместить 4 или 5 Лифляндий. В этой семилетней войне убито больше 600 000 московитов, состоявших в их списках в то время, когда я еще был там, не считая тех, которые в разных местах были тайно умерщвлены и спущены под лед или брошены в воду, а скольким им еще придется заснуть на сырой земле раньше и прежде, чем они снова обретут прочный мир!

Так как в течение четырнадцати дней не видно было, чтобы московиты возвращались, воинские люди только и делали, что искали добычу. Большие трофеи. Одежду, полотно, олово, латунь, медь, утварь, которые были выкопаны из погребов и ям и могли быть проданы за большие деньги, они ни во что не ставили. Это они оставляли, а брали только бархат, шелк, парчу, золото, серебро, драгоценные каменья и жемчуг. В церквах они снимали со святых позолоченные серебряные ризы, ожерелья и вороты, пышно украшенные драгоценными каменьями и жемчугом. Многим польским солдатам досталось по 10, 15, 25 фунтов серебра, содранного с идолов, и тот, кто ушел в окровавленном, грязном платье, возвращался в Кремль в дорогих одеждах; на пиво и мед на этот раз и не смотрели, а отдавали предпочтение вину, которого несказанно много было в московитских погребах – французского, венгерского и мальвазии.

Кто хотел брать – брал. Ляпунов. От этого начался столь чудовищный разгул, блуд и столь богопротивное житье, что их не могли прекратить никакие виселицы, и только потом Ляпунов положил этому конец при помощи своих казаков. Столь постыдно воинские люди использовали во зло эту большую победу, а господу богу никакого благодарения не воздали! Солдаты стреляют по врагу жемчугом. Из спеси солдаты заряжали свои мушкеты жемчужинами величиною с горошину и с боб и стреляли ими в русских, проигрывали в карты детей знатных бояр и богатых купцов, а затем силою навсегда отнимали их от отцов и отсылали к их врагам, своим родителям и родственникам.

Тогда никто или мало кто из солдат думал о таком прекрасном провианте, как шпик, масло, сыр, всякие рыбные припасы, рожь, солод, хмель, мед и т. п. Все это, имевшееся в изобилии, было умышленно сожжено и уничтожено поляками, тогда как все войско несколько лет могло бы этим кормиться с избытком. Забывают о провианте. Верно польские солдаты полагали, что если только они будут носить шелковые одежды и пышности ради наденут на себя золото, драгоценные камни и жемчуг, то голод не коснется их. Хотя золото и драгоценные камни имеют замечательные свойства, когда их обрабатывают chimica arte[411]411
  Химически.


[Закрыть], но все-таки они не могут насытить голодный желудок.

Через два или три месяца нельзя было получить за деньги ни хлеба, ни пива. Мера пива стоила 1/2 польского гульдена, т. е. 15 м. грошей, плохая корова – 50 флоринов (за такую раньше платили 2 флорина), а караваи хлеба стали совсем маленькие.[412]412
  Сведения о числе жителей Москвы Буссовым весьма преувеличены. В Москве в первой половине XVI в. насчитывалось немногим более 100 тысяч человек (Очерки истории СССР. Конец XV в – начало XVII в., стр. 12). Что касается разграбленных драгоценностей, то потери государственной казны в период польской интервенции были действительно велики. Были похищены: короны Бориса Годунова и Лжедимитрия I, царский посох, две царские шапки, золотой скипетр, украшенное драгоценными камнями яблоко (держава) и т. д. (История Москвы, т. I. M., 1952, стр. 344). О случаях, когда поляки из кичливости стреляли в русских жемчужинами, рассказывается и в дневнике Стадницкого, который пишет, что пехоте уже “надоел и опротивел жемчуг” и она “набивала самыми крупными жемчужинами мушкеты и стреляла ими в воздух”. (Русский архив, 1906, № 6, стр. 207). Буссов прав, что огромный ущерб, нанесенный польско-шведскими интервентами Русскому государству, не может идти в сравнение с потерями немцев во время Ливонской войны, в ходе которой народы Прибалтики оказывали всяческую помощь русским войскам. (История Эстонской ССР, Таллин, 1958, стр. 110 – 118).


[Закрыть] До сожженных погребов и дворов, где было достаточно провианта, да еще много было закопано, они уже не могли добраться, ибо Ляпунов (о котором упоминалось выше) вернул обратно бежавших московитов, и на третьей неделе после мятежа, во второе воскресенье после Пасхи, они снова взяли Белый город, потому что нашим с таким небольшим количеством людей невозможно было его занимать и удерживать. Благодаря этому московитские казаки забрали из сожженных погребов весь оставшийся провиант, а нашим пришлось облизываться. Если же они тоже хотели чем-нибудь поживиться, то должны были доставать это с опасностью для жизни, да и то иногда не могли ничего найти. Как говорится: “Post haec occasio calva”. He следует упускать удобного случая, а также “Cudendum dum ignitum ferrum”. Надо ковать пока железо еще горячо.

Так обстояло дело, когда во второе воскресенье после Пасхи сего 1611 г. королевские воины в Москве снова были осаждены московитами и ежедневно стали происходить такие большие стычки, что священникам и цирюльникам дела хватало. От всего полка немцев и воинов других национальностей осталось только 60 солдат. Кремль уж давно сдался бы сам из-за голода, если бы господин Иван-Петр-Павел Сапега в день св. Иакова этого же года не выручил его, с ловкостью пройдя Белый город, занятый московитами, и доставив в Кремль, кроме прочего провианта, 2000 караваев хлеба. Новодевичий монастырь. В отсутствие господина Сапеги, отправившегося в загон, московиты осадили и взяли Девичий монастырь (das Divitza monastir), расположенный в полумиле от Кремля и занятый нашими, и этим отняли у наших все ворота, которыми еще можно было пользоваться, так что ни войти к ним, ни выйти от них не могла даже собака или кошка, отчего им пришлось очень страдать.

Когда же господин Сапега занемог тяжкой болезнью, от которой он и умер, их снова выручил в день св. Варфоломея военачальник польской короны в Лифляндии господин Карл Хоткевич (посланный его величеством королем польским и пр. в Москву с несколькими тысячами испытанных воинов), который доставил полякам на этот раз столько провианта, что они были в состоянии продержаться довольно долго. Те же московиты силой берут снова Москву. Но так как потом Ходкевич уже не смог больше ничего доставить им и не смог снова отбить и отогнать московитов, чтобы вызволить поляков в крепости, ибо русских чем дальше, тем становилось больше и они усилили осаду Москвы, не жалея ни старания, ни усердия, ни труда, ни крови, чтобы вернуть ее себе со всем, что к ней относилось, польское же войско с каждым днем уменьшалось и слабело, то московиты в конце концов многократными, длительными и ужасающими штурмами отвоевали и снова захватили московский Кремль – местопребывание царей, ужасным образом уничтожили и умертвили всех, оставив в живых лишь нескольких знатных поляков, чтобы потом в обмен на них освободить своих, находившихся в плену в Польше.[413]413
  Сведения Буссова, который в это время находился у польского короля Сигизмунда под Смоленском (см. стр. 130), о приходе в Москву народного ополчения и освобождении Москвы от интервентов очень скупы. По данным Будила, Ляпунов и Трубецкой с войсками подошли к Москве 25 марта 1611 г. (у Буссова сказано, что в день воскресения господня, т. е. 24 марта). До них за день пришел и Заруцкий (РИБ, т. I, стлб. 232). 9 апреля 1611 г. ополчение заняло половину стен Белого города, оставив свободный выезд в сторону Можайска (РИБ, т. I, стлб. 233). Среди ополчения не было единства. Между дворянством и демократической частью ополчения в июне – июле 1611 г. вспыхнул острый социальный конфликт, приведший к убийству Ляпунова (см: И. С. Шепелев Вопросы государственного устройства и классовые противоречия в первом земском ополчении. Сб. научных трудов Пятигорск гос. пед. инст., вып. II, 1948, стр. 132 – 133) казаками Заруцкого. Уже после гибели Ляпунова Заруцкий, оказавшийся наряду с Трубецким во главе подмосковных войск (об этом подробнее см.: Н. П. Долинин. Административная и социально-политическая деятельность подмосковных полков “казачьих таборов” в 1611 – 1612 гг. Научн. зап. Днепропетр. гос. унив., т. 56, 1956, вып. IV), организовал удачное нападение на Новодевичий монастырь и, как верно сообщает Буссов, его захватил. Сапега, о котором пишет Буссов, прибыл под Москву 4 июня. В течение месяца Сапега, находясь с войском под Москвой, был, по утверждению Костомарова, в нерешительности – выступать ли ему на стороне поляков или русского ополчения. По предложению Гонсевского, 1 июля Сапега отправился с войском из 5000 человек к Переяславлю за продовольствием, в котором осажденные поляки терпели большую нужду. 14 августа Сапега вернулся с провиантом и сумел доставить его полякам, осажденным в Кремле. Умер Сапега в ночь с 14 на 15 сентября (Н. И. Костомаров, стр. 579). Прибытие Ходкевича с 2000 воинов к Москве Маскевич датирует 6 октября (Н. Устрялов, ч. II, стр. 80). Первое ополчение, ослабленное классовыми противоречиями, не смогло осуществить полную блокаду Москвы и изгнать интервентов. Осенью 1611 г. с новой силой по всей стране поднялось всенародное движение за освобождение Москвы. Патриотические силы собирались в Нижнем Новгороде, который стал центром этого движения. Вожди ополчения, Кузьма Минин и Димитрий Пожарский, объединили под своим руководством поволжское и заволжское крестьянство, посадское население, служилое казачество и рядовое дворянство. 24 августа 1612 г. в результате сражения у Климентовского острожка под Москвой между ополчением и войсками Ходкевича поляки были разбиты. Подробности об этом решительном бое за Москву см.: Г. Н. Бибиков. Бои русского народного ополчения с польскими интервентами 22 – 24 августа 1612 г. под Москвой. Истор, зап., т. 32, 1950, стр. 173. Ходкевич вынужден был отойти от Москвы, после чего русское ополчение осадило Кремль и Китай-город. Осажденные терпели страшный голод, а русские ополченцы, как верно пишет Буссов, действовали все активнее и активнее. 22 октября они штурмом взяли Китай-город. Поляки заперлись в Кремле, но не надолго. 26 октября был подписан договор о капитуляции, по которой осажденным гарантировалась жизнь. 1 ноября ополчение вступило в Москву. Пленных поляков ждала жестокая участь. Остаток полка Струся был отдан казакам. Войска Будила попали к Пожарскому. Казаки, озлобленные против интервентов, не вытерпели и действительно, как пишет Буссов, перебили почти всех поляков. Те же пленные, которые оказались в руках воевод ополчения, были отправлены в заключение.


[Закрыть] После того как они получили обратно московский Кремль, местопребывание царей, они избрали царем своего соотечественника, знатного вельможу Михаила Федоровича из рода Никитичей, и короновали его. Его отца зовут князь Федор Никитич, этого Федора Никитича (как выше упоминалось) Димитрий второй сделал патриархом, а впоследствии он вместе с Шуйским и его братьями был уведен в плен в Польшу.[414]414
  Освобождение Москвы от интервентов сразу же поставило вопрос об организации власти и создании центрального правительства. Из Москвы от имени временного правительства уже в начале ноября были разосланы грамоты с призывом прислать в Москву по 10 выборных от посадов и уездов “для великого земского дела”. 21 февраля на Земском соборе был избран царем Михаил Федорович Романов (СГГД, т. III, № 1).


[Закрыть] Если этот новый царь удержит свою державу, значит ему очень везет, ибо хотя московиты и его величество король шведский (брата которого они прежде тоже избрали царем, а потом не захотели принять) заключили соглашение, по которому московиты уплатили большие деньги и отдали королю в потомственное владение, отказавшись от них навечно, следующие шесть мощных крепостей: Кексгольм, Нотебург, Копорье, Гдов, Ямгород, Ивангород (называемый русской Нарвой и расположенный точно и прямо против немецкой Нарвы в Лифляндии по ту сторону реки, именуемой Нарвой, течение которой в этой местности на протяжении нескольких миль является границей между Россией и Лифляндией) – и Корелу со всем относящимся к ней великим княжеством, а за это получили обратно большой торговый город Новгород с огромным относящимся к нему великим княжеством Новгородским и, таким образом, заключили вечный мир со Швецией,[415]415
  Буссов имеет в виду Столбовский мир, заключенный 23 февраля 1617 г. между Русским государством и Швецией. По этому договору русские, чтобы возвратить Новгород, захваченный шведами, согласились уступить Швеции Ижорскую землю, Корелу а Корельский уезд, которые находились во владении Швеции до Петра I. Указание Буссова о том, что Новгород по договору отошел к Швеции и что вся захваченная шведами территория была возвращена русским после уплаты больших денег, ошибочны. Известие Буссова о намерении избрать на русский престол брата шведского короля Густава Адольфа Карла Филиппа справедливо. Именно решение руководителей первого ополчения от 23 июня 1611 г. избрать на русский престол Карла Филиппа было одной из причин распада этого ополчения. В 1612 г. под нажимом шведов, занявших Новгород, местное боярство и купечество выдвинуло кандидатуру шведского принца на русский престол. Во избежание военных осложнений со Швецией правительство Пожарского вынуждено было дать согласие на избрание Карла Филиппа, но с условием, чтобы он приехал в Новгород и принял православие. Пока шведский принц медлил, в Москве был избран царем М. Ф. Романов (см.: Г. А. Замятин. К вопросу об избрании Карла Филиппа на русский престол 1611 – 1616 гг. Юрьев, 1913).


[Закрыть] все же мало вероятно, чтобы его величество король польский (во власти которого все еще находится крепость и все великое княжество Смоленское, простирающееся до Путивля на 100 миль, которое ему, однако, очень дорого обходится), как и сын его королевского величества принц Владислав, оставили неотомщенным причиненное им великое бесчестье, почему следует опасаться, что если с этой стороны будет предпринято что-либо решительное, то с новым царем будет быстро покончено, поскольку русские уже и теперь не слишком довольны им, так как, говорят, он не печется о правлении сам, а, против их обычая, все предоставляет делать маршалу (Marschall) и другим вельможам, усердствуя только в пьянстве. К тому же есть более знатные вельможи, которые, судя по слухам, держат сторону короля и принца Владислава и упорно стремятся склонить его величество к тому, чтобы он снова выступил в поход и опять попытал счастья, и тогда, как только это произойдет, к королю несомненно перейдут много тысяч московитов и помогут по старой привычке свергнуть своего нового царя.[416]416
  Предположение Буссова, что польский король Сигизмунд, оскорбленный нанесенным ему “бесчестием” и “убытком”, начнет новую авантюру, оказалось правильным. Владислав, не желая отказываться от притязаний на Московский престол, в 1617 г., добившись средств от Варшавского сейма на продолжение войны с Россией, вторгся с войсками гетмана Ходкевича в пределы России. В сентябре 1618 г. интервенты были вновь под Москвой. Однако далекие загадывания Буссова и реальные намерения поляков не оправдались. Мощный подъем народного патриотизма сорвал замыслы врагов, польские войска вынуждены были уйти из России. В декабре 1618 г. в деревне Деулине между Россией и Польшей был подписан договор о перемирии на 14 ¹/₂ лет. Своей решительной и самоотверженной борьбой с иностранными поработителями русский народ сумел отстоять свою независимость.


[Закрыть]

Боже праведный, коему все подвластно, положи в милости своей конец этим долгим кровавым войнам и окажи такую милость, чтобы эти закоренелые египтяне отступились от своего идолопоклонства и обратились к истинной, праведной вере Христовой, признали и осознали свою вину и греховность, покаялись перед господом богом, утихомирились и успокоились и служили своему государю вернее и покорнее, чем прежде.

Да сбудется и свершится это всемогущею волею божией во славу и хвалу его пречестного имени, на распространение его святого слова божия, на умножение и благо всего христианства, особенно же на утешение всем живущим в этой стране, еще уцелевшим в столь тяжких войнах бедным христианам (среди которых, увы, и мой старший сын, по имени Конрад Буссов, и некоторые другие близкие родственники, которые, как упоминалось выше, приехали из Лифляндии в правление Бориса Федоровича), ради возлюбленного сына твоего, истинного князя миролюбия, Иисуса Христа. Аминь! Аминь! Аминь!

ПРИЛОЖЕНИЯ

Письмо Конрада Буссова герцогу Фридриху-Ульриху Брауншвейгскому
28 ноября 1613 года [417]417
  Герцог Фридрих-Ульрих Брауншвейгский занял герцогский престол после смерти своего отца Генриха-Юлия в 1613 г. и правил до 1634 г. Люнебургское княжество, упоминаемое в письме Буссова, находилось к северу от Брауншвейга.


[Закрыть]

Ваша светлость! Высокородный государь и господин!

Прослужив с 1569 г. по Р. X. за пределами Германии, в Лифляндии и России, при дворах государей и владетельных особ, ныне я вот уже год как возвратился, преодолев, благодарение богу, много смертельных опасностей, в любезное мое и всех немцев отечество Германию, в княжество Люнебургское. Из этих чужих земель (где примерно в 800 немецких милях, как там считают, за главным городом Москвой, в Сибирских татарских землях, увы, остался в тяжкой неволе и подвластности один из моих сыновей) я, однако, не привез ничего, кроме наготы своей, да записок о происходящих там внутренних мятежах и ужасающих войнах (вследствие коих эта бедная страна на протяжении многих сотен миль плачевно разорена и опустошена, а многим из нас, иноземцев, живших в России, пришлось для спасения жизни покинуть ее, бросив имевшиеся у нас там прекрасные владения и все свое имущество). Из записок этих мы, один достойный человек и я, постарались, сколь могли в простоте своей разумнее, составить прилагаемую книгу, поскольку у нас было больше возможностей сделать это, чем у других, ибо мы могли не только наблюдать и записать все, что во время этого разорения происходило там в разных местах, свидетелями и участниками чего частью были мы сами, но и проследить события, имевшие место при тамошнем дворе за несколько лет до того и послужившие поводом для этих intestini belli[418]418
  Междоусобных войн.


[Закрыть], так как нам удалось получить сведения о них как от московитов, так и от тех немцев, кои уже до нас много лет жили в России и записывали эти дела по мере того, как они происходили. И хотя, правда, многие достойные воины (из тех, кои действовали на стороне шведов или поляков против московитов, а также на стороне самих московитов против их врагов), вернувшись оттуда, наверное, рассказывали повсюду об этих событиях, все же вряд ли возможно, чтобы эти люди могли получать и получали достоверные во всем сведения о первоначальных причинах этих intestini belli и о том, что за все это долгое время случалось и происходило там в разных местах, ибо ни немецким поселенцам, ни сотням тысяч московитов не было известно все. Поскольку мы, мой товарищ и я, положили много сил и труда, частью разузнавая обо всех этих делах от честных и достойных доверия людей, частью, как уже говорилось выше, пережив их сами, и знаем, что все истинно так одно за другим и происходило и никакой лжи, никакого обмана сюда не примешалось, я возымел большое желание обнародовать это среди немцев в виде печатной книги, оно мне помешало то, что книгопечатники дорого запрашивают, а я неимущ. Эти московитские дела я хотел бы верноподданнейше посвятить и принести в дар вашей светлости (поскольку по прибытии сюда я узнал, что ваша светлость – особый любитель таких или подобных исторических повествований), к чему меня побуждает и следующее: когда вашей светлости любезный дядя, его светлость покойный высокородный государь и господин Иоганн, наследный принц Норвежский, герцог Шлезвиг-Голштинский, Стормарнский и Дитмаршенский, граф Ольденбургский и Дельменгорстский наихристианнейшей памяти, против всех ожиданий, к великому прискорбию, скончался в юных летах там, в Московии, я, как и все иноземцы, с великим плачем и сетованием провожал прах усопшего государя до места его упокоения, каковое находится у самого алтаря немецкой церкви, что в четверти путевой мили от города Москвы, о чем вашей светлости почтительно доложил и сообщил недавно в Вольфенбюттеле верный управитель и слуга вашей светлости, а мой любезный друг, Клавес Мюллер; и поскольку я, как подобало, включил и это в прилагаемую книгу, то я с надлежащим почтением верноподданнейше предлагаю и приношу ее в дар вашей светлости со смиренной просьбой принять ее благосклонно, хоть она незначительна и нескладна, и изъявить согласие быть моим милостивым государем и господином, а если таково будет ваше милостивое соизволение, то и обнародовать ее среди немцев через Вольфенбюттельскую книгопечатню вашей светлости, в каковом случае просил бы уделить и мне милостиво несколько экземпляров.

Помимо того, милостивейший государь и господин, поскольку я, как уже говорилось выше, с юности находился на службе у государей и владетельных особ, я осмеливаюсь смиренно предложить вашей светлости свои услуги, и если ваша светлость соизволит милостивейше принять меня в число своих малых слуг, то я надеюсь, что с божьей помощью мое поведение послужит вашей светлости к удовольствию, а мне к дальнейшему покровительству. В случае же, если в данное время нет свободной должности, к которой меня можно было бы приставить, я верноподданнейше прошу вашу светлость предоставить мне пристанище, быть может в монастыре вашей светлости, до тех пор, пока ваша светлость не соизволит поручить мне несение какой-либо службы, за что я, дабы верноподданнейше заслужить это перед вашей светлостью, и днем и ночью буду без устали выказывать свое рвение, Молю господа всемогущего даровать вашей светлости и достохвальному Брауншвейгскому долгую жизнь, доброе здоровье, счастливое и мирное правление и всяческое преуспеяние, а моей ничтожной персоне – благоволение и покровительство вашей светлости.

Дано в наследном городе

вашей милости

Ганновере

28 дня ноября месяца.