Текст книги "Сводный брат - миллиардер (ЛП)"
Автор книги: Коллин Мастерс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Глава 9
Я собрала свои светлые волосы в небрежный высокий хвост, стараясь удержаться от слез. В течение последних пяти минут с трудом получается не расплакаться, а именно с того мгновения, как проснулась и вспомнила, какой сегодня день. День свадьбы наших родителей. День, когда мы с Эмерсоном станем сводными братом и сестрой.
Я надела свое бледно-лиловое узкое платье фрейлины и постаралась нанести соответствующий макияж. Сегодня утром мы должны приехать к началу церемонии, как обещали, и уже немного опаздываем. Я не отвожу от себя взгляда в зеркале, наблюдая, как блестят глаза от непролитых слез.
– Прекрати, – шепчу я. – Теперь ты не имеешь права плакать. Ты с самого начала знала, что так и будет.
Даже тот факт, что мы с Эмерсоном провели ночь вместе, полностью отдавая себе отчет в том, что она будет единственной, не делает боль слабее.
Перед выходом из комнаты мотеля я почувствовала, как мое сердце болезненно сжалось, когда Эмерсон повернулся ко мне. На нем простой серый костюм, который смотрится ничуть не хуже, как если бы он был одет в смокинг, поскольку сидит просто замечательно. Его волосы убраны назад, хотя легкая щетина, которую я так люблю, все еще на месте. В его голубых глазах можно увидеть, как он мучается угрызениями совести за то, что произойдет, и как сияет от восторга после того, что было между нами ночью.
– Ты прекрасно выглядишь, – говорит он, его голос срывается от противоречивых эмоций.
– Спасибо, – мягко отвечаю ему. – Ты тоже превосходно выглядишь.
– Вот, – говорит он, направляясь к мини-холодильнику мотеля. Он открывает его и достает маленький букетик из емкости. Это небольшая веточка сирени, перевязанная лентой цвета слоновой кости.
– Что это, выпускной вечер? – смеюсь со слезами на глазах, когда Эмерсон надевает мне на руку бутоньерку.
– Вероятно, сегодняшний день настолько же жалкий, как и выпускной вечер, – мечтательно ухмыляется он, сцепляя наши пальцы.
– Ну, не сходи с ума, – шучу, шагнув к нему.
Без слов он притягивает меня в крепкие объятия, страстно прижимаясь губами. Я беру его лицо в руки, сильнее целуя в ответ. Мы оба знаем, что это наш последний поцелуй. Это соприкосновение губами почти священно. И я никогда этого не забуду.
– Не уверен по поводу настоящего, – бормочет Эмерсон, проводя ладонями по моим рукам, – но все будет хорошо, Эбби. Мы сможем пройти через это.
– Придется поверить тебе на слово, – отвечаю, качая головой. – Потому что прямо сейчас я не понимаю, смогу ли чувствовать себя хоть когда-нибудь в порядке.
– По крайней мере, мы все еще будем в жизни друг друга, – говорит Эмерсон, ища луч надежды. – Даже если это будет не так... Как мы того хотим.
– Надеюсь, ты знаешь, что я никогда не перестану задаваться вопросом, что могло бы произойти между нами, – шепчу я. – Знаешь. Если бы только...
– Я знаю, – мягко говорит он, целуя меня в лоб. – Я тоже, Эбби.
Понимая, что не сможем произнести больше ни слова без слез, мы молча собираем наши вещи. Мы стоим на пороге и осматриваем комнату мотеля. Не уверена, что когда-нибудь я буду настолько же счастлива, как была здесь. Когда Эмерсон закрывает за нами дверь, возникает чувство, словно я что-то похоронила там – часть себя, потерянную навечно.
Я устраиваюсь на пассажирском сиденье Шеви и смотрю в окно, пока мы едем назад в родной город. К счастью, к тому времени, когда мы добираемся туда, я нахожу в себе силы, чтобы удерживать на лице маску с фальшивой улыбкой на свадьбе моего отца.
Когда мы подъезжаем к дому, все более-менее хорошо. Мой отец ожидает нас на лестнице, выглядя напряженным. Я узнаю машину дедушки с бабушкой и вижу еще одну на подъездной дорожке, которая, должно быть, принадлежит судье.
– А вот и вы! – кричит мой отец, кивая нам. – Проходите, проходите. Фрэнк и Джиллиан уже ждут вас.
Видимо, именно поэтому он и выглядит напряженным. Уверена, он уже успел поругаться с дедушкой и бабушкой. Я быстро целую отца в щеку, когда прохожу мимо него.
– Замечательно выглядишь, папа, – говорю ему, пытаясь приободрить.
– Ты тоже, милая, – рассеяно отвечает он.
Пронзительное чувство печали взрывается в моем сердце. Он так много забирает у меня сегодня, намного больше, чем сможет когда-нибудь узнать, и все для чего? Ставит крест на отношениях, которые могли бы быть. Усилием воли заставляю себя не думать об этом, спеша на кухню вместе с Эмерсоном на буксире. Как только захожу, то вижу дедушку и бабушку, склонившихся над столешницей. Они одеты в стиле девяностых: дедушка Фрэнк в итальянском шерстяном костюме, а бабушка Джиллиан в ее любимом меховом боа*. Они всегда вызывают у меня ассоциации с пассажирами первого класса какого-нибудь роскошного ретро-круиза. Единственное, что не привлекает взгляд в их образе, – хмурые лица обоих, которые они пытаются скрыть при моем появлении.
*Боа – длинный, узкий шарф из меха или перьев, вошедший в моду в начале XIX века.
– Эбигейл, – улыбается бабушка Джиллиан, поцеловав воздух возле моей щеки. Мягкий шлейф ее парфюма «Шанель» вызывает миллион воспоминаний о том времени, когда вся семья собиралась вместе, и об уроках этикета. Я люблю бабушку с дедушкой, но также присутствует моральное давление из-за того, что постоянно стремлюсь оправдать их ожидания.
– Выглядишь превосходно, дорогая, – говорит дедушка Фрэнк, одаривая меня быстрым поцелуем в руку. Они красивая пара, и выглядят моложе своих лет. У бабушки идеальная копна платиновых волос, а у дедушки седая стрижка «Стрелец»*, а их яркие белоснежные улыбки выглядят, словно с рекламного стенда самого шикарного пенсионного сообщества в округе.
* «Стрелец» – мужская стрижка, которая предполагает высокую линию пробора и удлиненную челку, при этом волосы должны быть одной длины по всей голове. Выполняется с помощью прямых и филировочных ножниц с оттяжкой 45°.
– Дедушка, бабушка, это Эмерсон – сын Деб, – говорю, глядя в сторону Эмерсона. Он вытащил руки из карманов, а его губы превратились в серьезную и твердую линию.
– А, – говорит дед без тепла. – Ну. Здравствуй, Эмерсон.
– Здравствуйте, – кивает он.
– Я Джиллиан. Приятно с тобой познакомиться, – говорит ба, протягивая свою руку Эмерсону для поцелуя. Я наблюдаю, пытаясь не рассмеяться, когда он берет ее ладонь и вместо этого твердо пожимает ее.
– А вот и главный виновник торжества собственной персоной, – говорит дед, глядя, как папа входит на кухню вместе с мировым судьей, лысеющим мужчиной с бодрым, раскрасневшимся лицом.
– Мы скоро начнем? – спрашивает ба. – В три часа девочки играют в бридж*, и я предпочла бы не опаздывать.
*Бридж – карточная интеллектуальная командная или парная игра. Спортивный Бридж – единственная из карточных игр, признанная Международным Олимпийским Комитетом в качестве вида спорта.
– Мы начнем, как только Деб будет готова, – отрывисто отвечает папа. – Уверен, она наносит последние штрихи…
– Я полностью готова! – раздается голос Деб с лестницы.
Мы все поворачиваемся посмотреть на ее грациозный выход, когда она делает последние шаги и с важным видом предстает перед нами. Я практически слышу, как челюсти моих дедушки и бабушки падают на кафельный пол, когда Деб присоединяется к нам на кухне. Ее каблуки покрыты камнями из горного хрусталя, должно быть, около пяти дюймов в высоту, и полностью просвечивающее короткое мини в качестве свадебного платья. Огромный, струящийся турнюр* волочится позади, и ее объемные блондинистые кудри уложены в высокую прическу, как на конкурсе красоты, вызывают удивление. Ее макияж выглядит нарисованным, в особенности кричащая розовая помада. Она выглядит, определенно, эффектно… Но не так, как мы все представляли себе образ смущенной невесты, особенно мои дедушка с бабушкой.
*Турнюр – сборчатая накладка, располагающаяся чуть ниже талии на заднем полотнище верхней части юбки, формирующая характерный силуэт с очень выпуклой нижней частью тела.
– Не могу поверить, что, наконец, настал день нашей свадьбы! – визжит она, повиснув на папиной руке. Она целует каждый дюйм его лица, оставляя маленькие розовые следы. Меня слегка беспокоит, что бабушка с дедушкой буквально окаменели рядом со мной. Папа сумел немного оторвать от себя Деб, чтобы повернуть ее в сторону Фрэнка и Джиллиан.
– Деб, – говорит мой папа, фальшиво улыбаясь. – Это мои родители.
– О. Боже. Мой, – выдыхает Деб, поднеся руку к сердцу. – Вы самая модная пара, которую я когда-либо видела в своей жизни.
– Да. Ну, что ж, – говорит ба, еще не в состоянии вымолвить ни слова.
– Это... Отчасти платье на тебе, – делает попытку дед.
– Папа, – предупреждающе шипит мой отец.
– Ох, вам оно нравится? – щебечет Деб, давая нам всем немного передышки. – Я купила его с сорокапроцентной скидкой. Все равно дорого, если спросите меня, но, черт, особенный повод, правильно? И не похоже, что Боб особо нуждается в деньгах, – брови бабушки и дедушки поднимаются вверх, затерявшись в линии волос. Деб замялась, переводя взгляд от одного к другому. – Извините. Это было неуважительно?
– Ах, так вы знакомы с этим словом, – холодно говорит ба.
Я смотрю на Эмерсона, смущенная поведением моих бабушки и дедушки. Но его лицо абсолютно непроницаемо, понятия не имею, слушает ли он вообще. Деб не знает, что делать с презрением моих дедушки с бабушкой, и поворачивается ко мне и Эмерсону с натянутой улыбкой.
– Вы двое выглядите так мило, – вздыхает она со слезами на глазах. – Наша большая счастливая семья.
Я вижу, как дед закатывает глаза, а судья хлопает в ладоши.
– Итак! – торжественно-радостно говорит он. – Церемония будет проходить на заднем дворе?
Деб хватает моего отца за руку и тянет его к задней двери. Они установили хрупкий белый алтарь перед бассейном, который наполнен плавающими цветами. Эмерсон идет впереди меня, глядя прямо перед собой, а мои дедушка с бабушкой замыкают шествие. Каблуки Деб погружаются в траву, и она, пошатываясь, идет к алтарю с папой под руку. Эмерсон останавливается рядом с ней, а я занимаю свое место возле отца. Мировой судья встает между ними, и дедушка с бабушкой проходят вперед, морща свои носы.
Прям, свадьба века.
Я не могу сосредоточиться, когда судья начинает быстро тараторить предложения. Эмерсон и я стоим лицом друг к другу, глядя на плечи наших родителей. Никогда не видела его таким несчастным. В этот момент я ненавижу наших родителей сильнее, чем свое расстроенное состояние из-за разбитого сердца, за то, что причиняют Эмерсону столько боли. Ему итак пришлось через многое пройти, и теперь этот облом? Это намного больше, чем кто-либо в состоянии вынести.
– Теперь, – продолжает судья. – Если есть кольца…
Эмерсон протягивает их моему отцу. Наши родители обмениваются безвкусными безделушками, улыбаясь, как два подростка. Слова клятв и даже их «согласны» превращаются в фоновый шум, когда Эмерсон, наконец, встречается со мной взглядом. Мы смотрим друг на друга, обнажившись в этот трагический для нас момент. Наши глаза кричат о том, на что у нас никогда не будет шанса: «Я забочусь о тебе больше, чем о ком бы то ни было в этом мире. Мне так жаль, что тебе больно». И когда наши родители впервые целуются в качестве мужа и жены, я пытаюсь без слов сказать Эмерсону одну важную вещь, умоляя глазами:
«Я люблю тебя».
И наблюдая за тем, как разбивается мое сердце, могу поклясться, что его голубые глаза говорят в ответ:
«Я тоже тебя люблю».
Глава 10
К полуночи дом полностью погрузился в тишину. Остатки еды и торт заняли все свободное пространство на кухне, лепестки покрывали пол, а пластиковые цветы с шаткого алтаря стали опадать один за другим. Папа и Деб улетели в первый пункт своего свадебного путешествия – Нью-Йорк. Ба и дед сразу же ушли после того, как был разрезан торт и выпито по три стопки коньяка. Дом, мой дом ощущался сейчас подобно склепу. Но полагаю, это уместно, ведь я в трауре.
Эмерсон и я все еще в нашей свадебной одежде, сидим рядом за кухонным островком. Открытая бутылка водки и гигантский, круглый свадебный торт стоят между нами, и мы стараемся заглушить негатив и тем, и другим. Ни один из нас не может сказать ничего дельного, но и не хочет сегодня оставаться в одиночестве. Мы сидим в молчании, осторожничаем, чтобы случайно не соприкоснуться локтями или даже посмотреть слишком долго друг на друга. После полудня, когда высохли чернила на свидетельстве о браке наших родителей, наши отношения могут быть только строго платоническими.
Я не была так несчастна с тех пор, как умерла моя мама. Это чувство разрушительной несправедливости, и теперь оно слишком хорошо мне знакомо.
Без слов Эмерсон наполняет наши стаканы неразбавленной водкой. Он берет свой и залпом выпивает его. Срывает галстук и, пошатываясь, встает на ноги. Я смотрю на него, пока он поворачивается, чтобы уйти.
– Куда ты идешь? – бормочу, комната кружится, когда встаю следом.
– В кровать, – рычит он, не глядя на меня.
– И это все? – спрашиваю, ощущая комок в горле. – Теперь в ответ я буду слышать только одно слово?
– А чего ты ожидала? – отвечает он, стоя ко мне спиной.
– Я ожидала, что ты б... Будешь...
– Твоим другом? – издевается он, проводя рукой по волосам. – Этого никогда не случится, Эбби. Ты знаешь это так же хорошо, как и я.
– По крайней мере, мы могли бы попытаться, – мягко говорю, протягивая руку, чтобы дотронуться до него. Как только я касаюсь его пальцами, он отдергивает руку, оборачиваясь с горящими глазами.
– Я не могу этого сделать, – злится он. – Ни за что, бл*дь, я не смогу быть твоим другом.
– Не ори на меня, – говорю, придерживаясь за столешницу. – Ты пьян. Ты расстроен. Это говоришь не ты…
– Как будто ты знаешь меня, – выстреливает он в ответ, качая головой. – Один трах, и ты уже думаешь, что мы родственные души или типа того?
– Прекрати, – сердито говорю я. – Я знаю, что ты делаешь. Ты пытаешься сделать мне больно. Пытаешься прогнать меня, чтобы не иметь дело с тем, что происходит. Ну, чертовски плохо. Я никуда не собираюсь уходить, Эмерсон. Ты не напугаешь меня.
– Нет? – спрашивает он, делая шаг ко мне. Он кладет руки по обе стороны от меня на столешницу, и я оказываюсь в ловушке. – Ты действительно так думаешь?
– Да. Думаю, – шепчу, не отрывая от него взгляда своих карих глаз.
Между нашими губами меньше дюйма, наши тела почти прижаты. Внезапно его близость заставляет меня дрожать. Я одна не могу быть достаточно сильной за нас обоих. Мне нужна его помощь.
– Пожалуйста, Эмерсон, – говорю, смаргивая слезы, которые затуманивают мое зрение. – Можешь просто... Обнять меня? Только на секунду.
Он смотрит на меня холодными голубыми глазами. Но как только первая слеза скатывается по моей щеке, я вижу, как лед тает. Он борется с собой, от отчаяния пытаясь прикрыться агрессией.
– Иди сюда, – бормочет он, раскрывая для меня свои объятия.
Я моментально бросаюсь к нему. Когда он крепко сжимает меня, слезы льются еще сильнее и быстрее. Он целует меня в макушку, теснее притягивая к себе.
– Ты не можешь вот так от меня закрыться, – плачу, зарываясь лицом в его костюм. – Я не смогу пройти через все это без тебя, Эмерсон.
– Я знаю. Мне жаль, – говорит он охрипшим голосом. – Это просто... Это так трудно, Эбби. Что я буду делать без тебя в своей жизни? Я имею в виду, именно в той роли, в какой я хочу тебя видеть в ней…
– Я дам тебе знать, когда выясню как с этим жить, – несчастно говорю я.
Мы обнимаем друг друга, ни один из нас не желает первым разрывать объятия. Как только небо начинает светлеть, мы, наконец, поднимаемся наверх, полностью истощенные. Я иду впереди, мое тело устало и болит. Перспектива спать одной сегодня вечером – уже слишком для меня. Трудно поверить, что только прошлой ночью я спала рядом с Эмерсоном, и моя щека покоилась на его груди. Ощущение, что прошло несколько лет с тех пор, как наши тела встретились, столкнулись, стали едиными. Безусловно, это была самая лучшая ночь моей жизни. И посмотрите на эту? Вероятно, она станет худшей.
Эмерсон и я достигаем верхней ступеньки и останавливаемся, каждый поглядывает на свою комнату по разные стороны коридора. Отвернуться друг от друга теперь кажется финальным шагом, последний гвоздь в гроб наших едва сформировавшихся отношений. После мучительной, жестокой авантюры – свадьбы наших родителей в полдень, я не знаю, смогу ли справиться.
– Знаешь, – мягко говорю я. – Сегодняшний день был, как бы, кошмаром.
– Чертовски уверен в этом, – бормочет он, глядя в мою сторону.
– И после кошмара... Обычно же нормально для младшей сестренки заползти в кровать старшего брата? – слезно спрашиваю я.
Медленная, печальная улыбка отражается на его прекрасном лице.
– Хорошее оправдание, чудачка, – дразнится он, предлагая мне свою руку.
Я переплетаю наши пальцы. Молча, мы направляемся по коридору к нему в комнату. У нас даже нет сил, чтобы переодеться. С затуманенными водкой головами и тяжелым сердцем мы плюхаемся на его кровать. Эмерсон обнимает меня, притягивая ближе. Не сомневаюсь, что многое между нами может зайти намного дальше, но обычное, комфортное объятие, как бальзам для моей страдающей души. За мгновенье мы проваливаемся в глубокий, к счастью, сон без сновидений.
Следующим утром я резко просыпаюсь от звука кричащих голосов. С трудом открыв глаза, я сразу замечаю две вещи. Первая, я ужасно голодна, вчера почти ничего не ела и выпила полбутылки водки. Вторая, я все еще лежу рядом со спящим Эмерсоном, не смотря на то, что сейчас утро понедельника, и занятия начнутся чуть больше, чем через 20 минут.
Но прежде чем я успеваю обеспокоиться вопросом своей посещаемости, до моих ушей долетает звук разбитого стекла. Два истеричных голоса орут друг на друга, пока швыряются предметами на первом этаже. Глаза Эмерсона открываются от звука развернувшегося хаоса, мы поворачиваемся друг к другу и смотрим в недоумении. И тут я узнаю голоса папы и Деб, но никогда раньше не слышала их такими разъяренными.
– Мои деньги утекают этому жалкому наркоману! – ревет мой отец, и что-то тяжелое разбивается.
– Твои деньги? – визгливо кричит Деб. – Ты имел в виду деньги твоих родителей, не так ли?
– Не начинай эту херню про классовое неравенство…
– Я и не начинаю! Они уже это сделали. Ты думаешь, я не видела, как они смотрели на меня вчера? Можно подумать, на мне были надеты стринги и наклейки для сосков…
– Ну, ты ведь другого и не носишь!
Что-то снова разлетелось на мелкие кусочки, и я в панике схватила руку Эмерсона.
– Не пытайся сменить чертову тему разговора, – огрызается папа. – Ты обворовала меня для своего подонка, бывшего мужа, и неудачника-ребенка-наркомана!
Пальцы Эмерсона сжались вокруг меня, его тело затряслось от ярости.
– Мой сын не неудачник! – плачет Деб, поднимаясь по лестнице. – И он не останется в этом доме ни на секунду!
Мир замедляется, когда распахивается дверь в комнату Эмерсона. Деб появляется в дверях, тушь широкими ручьями течет по ее щекам. Мы с Эмерсоном смотрим на нее, переплетенные в его кровати, а тем временем мой раскрасневшийся отец появляется на верхней ступеньке. Все четверо застывают, застигнутые врасплох, и на секунду, вопреки всему, во мне вспыхивает надежда, что это всего лишь еще один ужасный сон.
Но в следующий момент меня настигает реальность.
– Что, бл*дь, это такое? – в ужасе вопит Деб, прислонившись к двери.
– Мы просто… Мы… – заикаюсь я, глядя на Эмерсона в надежде на помощь.
– Отвали от моей дочери, ты, кусок дерьма! – рычит мой отец, врываясь в комнату. Он хватает меня за руку и жестко дергает с кровати.
– Папа, ты делаешь мне больно, – задыхаюсь я, безуспешно пытаясь высвободиться из его захвата.
– Не трогайте ее, – кричит Эмерсон, вскакивая на ноги, и отталкивает отца от меня. Он защищает меня от гнева моего же отца своим твердым телом, но папа все равно устремляется ко мне. От запаха алкоголя, исходящего от него, мой желудок скручивается в тугой узел.
– Ты пьян? – задыхаясь, произношу я, глядя на своего отца.
Его неустойчивость и налитые кровью глаза – ответ на мой вопрос. Я оборачиваюсь на Деб и вижу, что она тоже стоит, пошатываясь, не в состоянии сфокусировать взгляд на одной точке дольше секунды. Сейчас еще даже нет и девяти утра, а они оба пьяны.
– Господи боже, мам, – рычит Эмерсон, в неверии глядя на мать. – Снова?
– Не суди меня, – резко произносит Деб, качая своими спутанными, обвисшими кудрями. – Если бы ты знал, что за ночь у меня была… Этот мужчина – монстр.
– Я – монстр? – мой папа поворачивается, пошатываясь, и направляется к ней. – Ты лживая, ворующая шл*ха…
– Эмерсон, нет! – визжу я, когда он поднимает кулак и бьёт отца в челюсть.
Папу откидывает в открытую дверь, и Эмерсон прыгает за ним. Деб начинает истерично реветь, когда Эмерсон и папа дерутся на лестничной площадке. Я срываюсь к ним, готовая броситься в драку. Но неточный удар папы попадает мне прямо в живот, и я врезаюсь спиной в стену. Эмерсон оглядывается, слишком беспокоясь о моем благополучии, чтобы сконцентрироваться на моем отце. И в момент, когда он отвлекается, папа бьет в ответ, посылая разрушительный удар в скулу Эмерсона. Тошнотворный хруст раздается по дому.
Крик вырывает из моего горла, когда Эмерсон налетает на перила на этаже. Папа пытается схватить его за лацканы пиджака, но промахивается. В порыве ярости Эмерсон хватается за папу и ударяет о перила, готовый сбросить его.
– Прекрати! Эмерсон, остановись! – кричу я.
Наконец, кажется, я до него достучалась. Стиснув зубы, он оттаскивает папу от края, бросая его грубо на пол. Он поднимает свои голубые глаза на меня, и мое сердце разбивается, когда я вижу яростные слезы, текущие по его лицу. Переступая через распростертое пьяное тело моего отца, Эмерсон марширует в свою комнату и хватает мать за руку. Она едва может стоять, потерянная в своих эмоциях. Эмерсон закидывает ее руку на свое плечо и стаскивает ее безвольное тело вниз по лестнице.
– Подожди, – зову я, задыхаясь от слез. – Эмерсон, куда ты идешь?
Но он не отвечает мне. Он просто направляется к двери на выход. Я поднимаю себя с пола и несусь за ним, пытаясь ухватиться за его костюм.
– Эмерсон, – умоляю, сжимая перила, когда достигаю последней ступеньки. – Перестань. Ты не можешь уйти. Не сейчас.
Он замирает, рука на дверной ручке. Оборачивается посмотреть на меня, его глаза полны решимости. Он уже закрылся от меня, я знаю. И стараюсь, как могу, не прикасаться к нему.
– Прощай, Эбби, – шепчет он и открывает дверь.
Он помогает своей маме переступить через порог и дойти до Шеви. Услышав, как завелся двигатель, я опустилась на лестницу, пустота и холод в моей душе. Он ушел. И в этот раз, в этот раз он не вернется ко мне. Я оглядываю дом, смотрю на все мелочи, которые напоминают о детстве, разрушены папой и Деб. Но, конечно же, я скорблю не по материальным вещам. Это все моя жизнь, насколько мне известно. Будущее, которое никогда не наступит.
Я сижу у подножия лестницы на протяжении нескольких часов, слушая мучительные стоны отца после драки. В какой-то момент он умудряется встать и оттащить себя в спальню, хлопнув дверью. Он даже не спустился, проверить как я. Он не в состоянии. Но кого я обманываю? Даже в нормальном состоянии папа не беспокоится, ему насрать на меня.
Онемение охватывает мое тело, пока я сижу неподвижно, не в силах осмыслить то, что случилось со мной. С Эмерсоном. С нашей распавшейся семьей. Ничего из того, что произошло этим утром, не имеет смысла. Что такого случилось, что наши родители так напились? Что имел в виду папа, когда говорил, что Деб обворовала его? И что там было о вмешательстве бабушки и дедушки в новый брак отца с Деб?
