Текст книги "Трепетное сердце"
Автор книги: Коллин Хичкок
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
– Лорд Бастон, вы заявляете протест?
– Кто этот свидетель?
– Уилбур, слуга из усадьбы Николетты Карон. Он последний свидетель, которого я вызову, не считая инспектора Джексона Лэнга.
– Я протестую, – объявил лорд Бастон. – У меня не было возможности с ним поговорить. Его показания нельзя рассматривать.
– Я разрешаю.
– Но, ваша честь…
– Я разрешаю.
Судья выглядел усталым, лицо его покраснело.
– Давайте продолжим заседание суда. Я не становлюсь моложе.
Лорд Бастон вернулся к месту, где сидели обвиняемые.
– Николетта, – прошептал он, – может ли Уилбур сказать что-то против тебя?
– Да, Блейк, может.
– Что? Шепни мне.
Николетта прошептала. По мере того как она шептала, глаза лорда Бастона становились все более тусклыми.
Уилбур вошел с таким видом, будто его избили. На подбородке у него была глубокая рана, на щеке – синяк, веки опухли. Он принес присягу на Библии и занял свидетельское место.
– Уилбур Родхем, вы служили у мисс Карон прошлым летом?
– Да, служил.
– Какую работу вы выполняли в усадьбе?
– Я был старшим работником, главным среди нанятых слуг.
– Помните ли вы вечер четвертого августа?
– Да, сэр.
– Можете рассказать, что именно произошло? Разрешите напомнить, что вы принесли присягу.
– Да, сэр. Я рано лег спать, но Мари разбудила меня где-то в третьем часу утра. В спальне мисс Карон умер джентльмен по имени Дентон Брикман.
Толпа зашумела. Раздался гонг.
– Мог ли этот человек быть еще жив?
– Нет, он был мертв. Тело его уже стало холодным.
– С чего вы взяли?
– Потому что видел… – чуть слышно прошептал Уилбур.
– Вы не могли бы говорить громче? Как вы узнали, что мистер Брикман умер довольно давно? Потому, что женщины смогли выполнить задуманное?
– Да.
– Вы можете сказать суду, что они сделали?
– Да. Я понял, что мисс Карон и Мари сломали мертвецу шею.
– Я правильно вас понял? Дентон Брикман был мертв, а женщины сломали мертвецу шею?
– Да.
– С какой целью?
– Они сказали, что им нужно сымитировать несчастный случай.
– Вы подумали, что он умер естественной смертью и что они хотели это скрыть?
– Нет, я так не думал.
– Вы думали, что они убили его, а потом решили сымитировать несчастный случай?
– Протестую. Ответ на вопрос получен. Он сказал, что не думал так.
– Переформулируйте вопрос.
– Вы помогли женщинам?
– Да.
– По собственному желанию?
– Нет.
– Тогда почему вы это сделали?
– Мари сказала, что я должен помочь, если хочу сохранить работу.
Хоулком вытянул из Уилбура все остальное – как Дентона положили на дорогу, как Уилбур переехал его каретой, чтобы все выглядело как несчастный случай.
– Уилбур, вы хотели осквернить тело?
– Нет, сэр.
– Какая-то часть плана принесла вам удовлетворение?
– Нет, сэр. С тех пор я глаз не сомкнул.
– Что сделала мисс Карон после убийства Дентона Брикмана?
– Сбежала в Гластонбери.
– Почему?
– Протестую. Это призыв к размышлению.
– Протест отклоняется. Свидетель может ответить.
– Она боялась, что ее будут расспрашивать о смерти того человека.
– Благодарю. Лорд Бастон, свидетель в вашем распоряжении.
– Уилбур, вы рассказываете об ужасном событии. Говорите, что лишились сна. Вы исповедовались в содеянном?
– Нет.
– Рассказали об этом инспектору Лэнгу на допросе?
– Нет.
– Почему?
– Мне было стыдно.
– Возможно, вы и есть убийца?
– Нет.
– Уилбур, вы заключили соглашение с барристером обвинения? Ваша свобода в обмен на обвинительные показания?
– Это так.
– Но освободят ли вас после этого?
– Да.
– Вы унесли мертвеца с места, где он умер. Вы везли его две мили и положили его на дорогу. Вы несколько раз переехали тело каретой и молчали обо всем этом несколько месяцев. Все это преступления, но вас освободят. Уилбур, вы неплохо поработали. Вопросов больше нет.
Джексон Лэнг сидел с Пиви и Уилкоксом рядом с обвинением.
– Молодец, Джексон, – проговорил Пиви.
– Я тут ни при чем, – ответил тот.
– В любом случае Уилбур только что произнес им смертный приговор, – заметил Уилкокс.
– Ваша честь, нельзя ли сделать короткий перерыв? – спросил эсквайр Хоулком.
– У вас есть двадцать минут.
Во время перерыва многие остались на местах, опасаясь, что им больше не удастся войти в зал.
Сэр Барт нашел Лэнга среди зрителей, выходивших из зала, и отвел в сторону.
– Я встречался с королевой Викторией. Она хочет произвести тебя в рыцари, о чем объявит после казни Николетты.
Лицо Лэнга осталось непроницаемым.
– Джексон, улыбнись, ведь ты этого хотел. Поздравляю.
– Спасибо.
У выхода из зала Лэнг дождался, когда мимо него пройдет Николетта, скованная по рукам и ногам. Вначале она его не видела, но в последний момент повернулась и улыбнулась ему. Лэнг содрогнулся при виде такой красавицы в цепях.
Барристеры, выходившие из зала, подсудимые, присяжные заседатели и зрители вернулись на свои места. Судья уселся в кресло и ударил молотком. Он был бледнее, чем утром.
– Эсквайр Хоулком, можете выступать.
Хоулком встал.
– Я вызываю инспектора Джексона Лэнга.
Когда Лэнг встал, чтобы принести присягу, выражение его лица было настороженным.
– Инспектор Лэнг, вас часто награждали за расследования, результатом которых стали арест и приговор многим преступникам, я прав?
– Мне посчастливилось разобраться с преступлениями, расследования которых мне поручали. За это я получал признание.
– Вы не могли бы рассказать о том, как занялись расследованием этого дела?
– Барт Маршалл поручил мне и моим помощникам выяснить обстоятельства смерти мистера Брикмана. В полицию поступило анонимное сообщение о том, что на дороге лежит мертвец.
– Вы осмотрели местность?
– Да, мы задокументировали обстоятельства того, как нашли тело.
– Вы можете сказать, почему вы так поступили?
– Мы подумали, что смерть могла случиться не по естественным причинам.
– Что вы сделали с телом мистера Брикмана?
– Забрали его с собой в Скотланд-Ярд и попросили врача выявить причину смерти.
– Какого врача?
– Доктора Йена Линдсея.
Лэнг оглядел зал и остановил взгляд на Николетте, которая не спускала с него глаз.
– Йен Линдсей установил, что Брикмана убили?
Лэнг помолчал.
– Нет, он не был в этом уверен.
– Он сказал, что шея сломана?
– Это не было подтверждено.
– Николетта Карон отправилась в Гластонбери в ночь убийства. Вы допрашивали ее?
– Да, когда приехали в Гластонбери.
– Вы установили, что она лгала?
– Я счел ее ответы достаточно откровенными.
На лице Хоулкома отразилось замешательство. Лэнг явно отвечал не так, как было отрепетировано.
– Считаете ли вы, что мисс Николетта Карон и есть серийный убийца?
– Я устанавливаю факты и предоставляю присяжным определить степень виновности.
– Разрешите вам напомнить, что вы принесли присягу. Вы можете сказать, без тени сомнения, что она убийца?
Лэнг взглянул на начальника Барта Маршалла, своих помощников и других полицейских.
– Я не могу заявить это без тени сомнения. Свидетелей ни одного из убийств, в которых обвиняют мисс Карон, не было.
– Вы имеете в виду, никто не выжил?
– Я имею в виду свидетелей лишения жизни.
– Лишения жизни? Что вы имеете в виду?
– Ускоренную смерть.
– Ваша честь, под присягой находится детектив, который, очевидно, не знает слова «убийство». Разрешите приблизиться?
Оба барристера подошли к судье.
– Ваша честь, инспектор Лэнг составил дело, изобличив Николетту Карон в убийстве. Но его показания граничат с лжесвидетельством и изменой. Я не стану больше задавать ему вопросы и прошу разрешения допросить детективов Пиви и Уилкокса. Я не собирался их вызывать, но выбора у меня нет.
– Хорошо. Лорд Бастон, если вы или ваша подзащитная как-то повлияли на инспектора Лэнга, вы понесете наказание.
– Ваша честь, клянусь, мы этого не делали.
– Инспектор, у меня больше нет к вам вопросов. Лорд Бастон, задавайте свидетелю вопросы.
– Инспектор Лэнг, расскажите об обстоятельствах, при которых были арестованы Николетта Карон и Мари Туччи?
– Мари и Николетта были на, пароме вместе с лошадьми. Мари упала с парома, плыть она не могла. Николетта прыгнула в ледяную воду и вытащила Мари на берег, чтобы мы оказали ей помощь.
– Женщина, которая бежала от вас, приплыла прямо к вам?
– Да.
– И она спасла Мари жизнь?
– Да.
– Каково было состояние Мари, когда ее доставили на берег?
– Она была мертва.
– Как вы это выяснили?
– Она не дышала, пульса у нее не было.
– А что сделала Николетта Карон в ответ на известие о смерти?
– Она склонилась над Мари и попросила Господа сохранить подруге жизнь.
– Что делали вы?
– Мы убедились в смерти Мари и попытались вразумить мисс Карон.
– Значит, она смирилась со смертью подруги?
– Нет. Она обнимала Мари, а потом прижалась сердцем к сердцу Мари.
– Вы знали, почему она так поступила?
– Я подумал, что она оплакивает смерть подруги, однако то, что она прижалась сердцем к сердцу Мари, очевидно, и заставило сердце мертвой женщины снова забиться.
Толпа зашумела. Прозвучал гонг.
– Прошу тишины.
– Как вы это восприняли?
– Откровенно говоря, я подумал, что произошло чудо воскрешения. Возможно, Николетта обладает чудесным даром, возможно, она целительница, подарок роду человеческому, – сказал Лэнг.
– Инспектор Лэнг, вы испытываете симпатию к Николетте Карон?
– Да.
– Считаете ли вы, что Николетта Карон представляет собой угрозу обществу?
– Чем больше я ее узнаю, тем меньше я так считаю.
Сэр Барт наклонился к Пиви.
– Почему он так говорит?
– Сэр Барт, он честный человек. Должно быть, он излагает свою точку зрения.
Далее показания дали Пиви и Уилкокс. Они рассказали, что Мари скрыла факт смерти Дентона. Что Николетта сбежала из страха быть допрошенной. Что в день прибытия Николетты в Гластонбери констебль умер по той же самой необычной причине, что и Дентон. Дали показания о том, что Николетта солгала по поводу того, что проводила Оливера Дэвиса на лондонский поезд. Рассказали, как она солгала в ответ на вопрос, любит ли она виноград, кисточки которого были найдены рядом с телом Фредерика Бодема, хотя на тот момент в Гластонбери винограда не было.
Пиви строго придерживался фактов и говорил прямо. Уилкокс предоставил логические свидетельства против Николетты.
Зрители, присутствующие в зале, с большим вниманием слушавшие блестящие заключительные речи эсквайра Хоулкома и лорда Бастона, считали, что ни тот ни другой не изменит мнение присяжных заседателей. Показания Уилбура Родхема имели решающее значение, после показаний Пиви и Уилкокса вероятность признания вины возросла до девяноста пяти процентов. Только Всевышний мог спасти Мари и Николетту от повешения.
У старого судьи был утомленный вид. Процесс занял всего один день, но при взгляде на судью было видно, что, взвешивая каждое слово, он несет непосильный груз.
Теперь же его участие в суде было почти кончено – оставалось лишь произнести приговор. Предполагалось, что присяжные сочтут Николетту и Мари виновными.
Глава 30
Приговор
Судья Таритон то и дело пускал в ход молоток, призывая к порядку, и каждый раз я вздрагивала. Дерево стучало о дерево. Это наводило на мысль о виселице.
Процесс близился к концу, и когда судья в очередной раз стукнул молотком, дыхание у него перехватило, он схватился за грудь, прикоснулся к левому плечу, завалился набок и упал на пол.
– В зале есть врач? – крикнул Хоулком.
Доктор Сидней Игнат, все еще находившийся в зале, подошел к судье с саквояжем с инструментами, дал ему нюхательную соль, но это не помогло. Вскоре судья перестал дышать. Доктор Игнат объявил о смерти судьи в 4 часа 20 минут пополудни.
– Можно я попытаюсь помочь? – спросила я.
Я испытывала непреодолимое желание защитить пожилого человека, независимо от того, что будет со мной. Порыв исходил изнутри. Я чувствовала, что должна что-то сделать.
– Если он умрет, это неправедный суд. Николетта, пусть все идет своим чередом. Возможно, такова воля Божья, – сказал Блейк.
– Но мы вольны в своих желаниях.
– Забудь о желаниях. Освободи шею.
– Я должна попытаться.
Блейк понял, что меня не переубедить, и сказал:
– Дайте ей помочь.
Подойдя к судье, я мягко коснулась его руки, потом прижалась грудью к его груди и обняла его.
– Ваша честь, не оставляйте нас, – прошептала я.
Судья не пошевелился. Он оставался холодным и неподвижным.
– Ваша честь, пожалуйста, вернитесь.
Судьба была благосклонна к нему. В течение мгновений его сердце снова заколотилось. Судья сделал вдох, потом еще и еще, пока дыхание не восстановилось. Кровь его снова побежала по сосудам, возвращая розовую окраску смертельно бледным щекам. Мгновение он был неподвижен, потом коснулся моей руки.
– Спасибо, – прошептал он.
– Бог с вами, ваша честь.
Судья не отрывал от меня взгляда, когда его несли на кушетку, чтобы стабилизировать состояние. До Мари я никогда никого не спасала. Я задумалась о своем даре возвращать жизнь – почему же я не могла воскресить любовников?
В этот раз было иначе. Мари едва глотнула воды, и грехи побудили ее начать жизнь сначала. В случае с судьей я чувствовала остановку сердца. Необходимо было восстановить регулярное сердцебиение.
Однако любовники мои испытали более сильный сердечный приступ, настоящий взрыв. Думая об этом, я поняла, что не смогла бы их спасти.
Я так горевала о потере молодых жизней, что этот кошмар стал преследовать меня день и ночь с момента их смерти. У меня начиналось психологическое истощение от видений, в которых являлись мертвые любовники, но ужас от холодных прикосновений мертвеца был не столь ужасен, как чувство вины.
Нас с Мари отвели в камеру в ожидании приговора суда.
– Мари, у меня нет слов, чтобы выразить благодарность за то, что ты для меня сделала. Без тебя я пропала бы.
– Не нужно ничего говорить. Я чувствую твою благодарность, – ответила она.
– Мари, ты раскаиваешься в том, что приехала ко мне в Гластонбери?
– Я не раскаиваюсь ни в одном мгновении, проведенном рядом с тобой.
Члены жюри отсутствовали меньше часа. Мы знали, что люди на улице обсуждают показания Уилбура. Хотя многие не сомневались в том, что я спасла судью чудесным образом, они не знали, как реагировать на события, столь противоречившие их мнению обо мне.
Как может быть наделена даром воскрешения проститутка? Очевидно, что они уже проложили нам с Мари дорогу на виселицу. Они решили не видеть во мне врачевательницу, поскольку жестокие насмешки надо мной продолжались.
– Ваша честь, мы считаем обвиняемую Николетту Карой виновной.
– Единогласно?
– Да, ваша честь.
Судья Таритон выпрямился, будто приговор, который он собирался вынести, выпрямлял старые кости. Но когда он взглянул на лист бумаги, руки его затряслись, он прокашлялся, словно мог подавиться простыми словами.
– Николетта Карон, пожалуйста, поднимитесь для оглашения приговора.
Я поднялась.
– Николетта Карон…
Старый судья помолчал, перечитывая бумагу несколько раз.
– Вас признали виновной в трех убийствах, и вы приговариваетесь к смерти.
В зале поднялся шум. С улицы донеслись радостные возгласы.
Судья стукнул молотком.
– Тишина!
– Поскольку вы француженка, во время приведения приговора в исполнение будет присутствовать посол Франции. Он заверил нас, что обезглавливание гораздо гуманнее повешения, поэтому королева приказала доставить сюда гильотину. Таким образом, вы приговариваетесь к обезглавливанию через три воскресенья, в пятницу утром, 25 сентября 1891 года.
Я упала в обморок. Никто не поднял меня. Я упала на холодный каменный пол. Кто-то сунул мне под нос флакон с нюхательной солью, я пришла в себя.
Меня заставили встать, опираясь на плечи конвоя. Я не чувствовала ног, они отказывались мне служить. Я упала, словно подкошенная, под грузом приговора.
– Мари Туччи, вы признаны виновной в соучастии в убийстве Дентона Брикмана. Вас повесят, пока вы не умрете, через три воскресенья, в пятницу утром, 25 сентября 1891 года.
Мари перекрестилась, а потом у нее отказали ноги. Конвой поддержал ее. Я видела, как она старается унять дрожь и не выдать своего страха.
Ах, если бы я могла быть такой храброй. Я не такая. Не знаю, что меня ждет после смерти. Буду ли я вечно гореть в адском пламени? Или Бог сжалится надо мной? Ведь это он создал меня. Я не вероломна, я не убивала предумышленно, я любила этих мужчин.
Я оторвалась от мучительных размышлений и взглянула на Блейка.
Его лицо, казалось, окаменело. Я не могла прочесть его мысли, не видела любви ко мне. Возможно, после показаний Уилбура он разлюбил меня? Не буду его винить. Блейк, я люблю тебя. Слышишь ли ты зов моего сердца?
Он кивнул мне всего лишь раз. Должно быть, услышал крик моей души. Или просто смирился с неизбежным.
– Да смилуется Господь над вашими душами и дарует вам вечный покой. Судебное заседание окончено.
Судья ударил молотком последний раз. Когда он ушел, все поднялись с мест и отправились рассказывать новость.
Глава 31
Ньюгейтская тюрьма
Мои руки и ноги были все еще скованы. Чтобы отвести нас с Мари в камеры, пришли четверо мужчин внушительного вида.
Потом появился Блейк. Он попытался поговорить со Мной, но меня оттащили и потащили к двери.
– Подождите, – сказала я, – дайте, нам поговорить, пожалуйста.
– Вы только убьете его в нашем присутствии, – заявил один из мужчин.
Я взглянула на них.
– Блейк.
Они толкали меня дальше. Я улыбнулась ему сквозь слезы и принялась вырываться. Они быстро схватили меня.
– Я люблю тебя, Блейк!
Больше мы друг друга не видели.
Четверо мужчин провели нас с Мари по туннелю, соединявшему Центральный уголовный суд с Ньюгейтской тюрьмой. Любовь и надежда остались в прошлом. Я проиграла в игре, где проигравшего обезглавливают за любовь.
Я плакала навзрыд, перебирая в уме все, что сделала не так. Я вспоминала мужчин, которым позволяла ухаживать за собой, интимные связи, в которые позволяла себе вступать, зная, что может произойти, а также неизбежность каждой новой смерти. Возможно, если бы я была откровеннее и не скрывала свою болезнь, люди не винили бы меня. Они поняли бы, что я страдала от потери каждого возлюбленного.
Нет. Только не в викторианской Англии. Люди были предубеждены, потому что я страстно желала интимных связей, которых женщины викторианской эпохи опасались и терпели. Меня понимала лишь Мари. А теперь она умрет из-за сочувствия ко мне.
Затхлая темная тесная камера в Ньюгейтской тюрьме отвратительно пахла. Когда меня бросили туда, я забилась в угол и заплакала, уставившись взглядом в стену. Я услышала, что кто-то вошел, но не повернула головы.
– Не бойтесь, мисс.
Я заплакала еще сильнее и закрыла глаза.
– История известной лондонской Ньюгейтской тюрьмы началась в 1188 году, когда два плотника и кузнец построили тюрьму за три фунта, шесть шиллингов и восемь пенсов.
Он говорил, будто пытался успокоить меня сказкой.
– Это довольно-таки занимательные факты истории Великобритании. Годами здесь находились самые ужасные преступники Лондона. В 1236, 1422 годах и в конце XVI века тюрьма перестраивалась. Потом она сгорела во время Большого лондонского пожара и была перестроена в 1672 году.
Мне не хотелось его слушать, но в его голосе было нечто утешающее и доброе. Я успокоилась.
– В 1770 году Ньюгейтская тюрьма была снесена и выстроена заново. В нее ворвались бунтовщики сломами, вскрыли крышу и устроили поджог. В течение часа сбежало несколько сот заключенных.
Я молилась о том, чтобы ее снова подожгли. И я могла бы сбежать.
– Тюрьму снова перестроили в 1783 году, и перед ней воздвигли эшафот.
– Стоп. Не говорите о повешении.
– Тогда платили хорошие деньги, чтобы посмотреть на казнь. У низших классов эти события вызывали интерес.
Внутри Ньюгейт плохая система вентиляции и темнота, камеры мрачны. Тюрьма недостаточно снабжается водой, здесь царит зловоние – тюремный запах, известный как тюремная лихорадка, заболевание, относящееся к тифозным. От нее умерло даже несколько охранников. Ньюгейт – место печали и лишений, физических и духовных страданий. Я говорю это, чтобы вы знали, что должны быть сильной.
Женщины содержатся в одиночных камерах, мужчины – тоже. Иногда заключенные обменивают вещи на услуги. Полуодетые женщины здесь – обычное явление, некоторые охранники совершают над ними насилие. Беременность вследствие изнасилования не редкость. Я попытаюсь защитить вас, мисс Николетта, но я не всегда нахожусь в тюрьме.
Я знала, что спокойный рассказ – самое лучшее, на что можно было надеяться в адских условиях. Я взглянула на выходящего человека. Он приволакивал косолапые ноги, ступая по каменному полу. Утомленная, я положила голову на холодный пол. Заснуть мешали Крики, доносившиеся сквозь окошечко под потолком.
– Смерть бродяге!
– Проститутка!
– Чертова мегера!
– Убийца!
Кричать начали в пять утра, и продолжали весь день и даже после полуночи. Крики становились громче по мере того, как толпа прибывала в разное время дня.
Я плакала от едких насмешек, потому что знала, что одобрительные крики будут последним, что донесется до моего слуха.
В первый день заключения я ощутила бунтарский дух. Попыталась сохранить надежду на возможность побега. Чувствовала, что должна прожить дольше, что жизнь моя не может кончиться на гильотине. Королева одумается. Или Блейк использует свои связи, чтобы освободить меня и Мари. Или охрана воспротивится моему заключению, поднимет мятеж и освободит меня.
Но с наступлением ночи я поняла, что ничего этого не произойдет. Что должна примириться со своей участью.
Я даже начала прикидывать, правильно ли поступает общество, убивая меня. Если я совсем не та угроза роду человеческому, каковой меня считают. Когда я задумалась об этом, когда утратила веру в себя, появился призрак Дентона.
Его тело было синевато-серым. Очертания его слегка светились. Когда он приблизился, пустые глаза его распахнулись.
– Дентон? Прости, Дентон. Дентон, я не желала тебе зла. Было очень темно – три часа ночи. В ночи я молила его о прощении.
На следующий день я услышала звон ключей и увидела косолапого охранника. Он криво улыбался, пытаясь скрыть улыбку под рыжими неухоженными усами и бородой, что ему не совсем удалось.
– Мисс Николетта, вам нужно поесть. Не думаю, чтобы вы ели с тех пор, как оказались здесь.
Он протянул мне чашку свежей воды. Я не пила воду, опасаясь холеры. Однако он приблизился ко мне с таким сочувствием, какого не проявил во время первого посещения. В конце концов, умереть от холеры, наверное, лучше, чем на гильотине.
Он протягивал мне чашку, предлагая выпить.
– Кто вы?
– Альфред, мэм.
– Спасибо, Альфред.
Я взглянула на него так, будто он самый красивый мужчина на свете. В это мгновение он казался мне прекрасным. Он весь был в грязи, видимо, от работы, но от него исходил запах весеннего луга.
– Мисс Николетта?
– Да?
– Я никогда не видел такой красавицы, как вы.
– Спасибо, Альфред.
– А еще со мной никогда не говорила красавица. Понимаете, они попадают сюда нечасто.
– Я польщена, Альфред.
– Вы словно красивая птичка, попавшая в клетку, – шепнул он.
Было видно, как сильно он хотел, чтобы я обрела свободу.
– Я могу для вас что-нибудь сделать, мисс Николетта?
– Да.
Альфред принес мне перо и бумагу, я спрятала их под камнем, вынимавшимся из стены, и написала Блейку. Альфред обещал попытаться доставить письмо.
«Мой милый Блейк!
Спасибо за старания в суде. Добиться оправдательного приговора было невозможно. Я знала это еще до суда, поэтому не мучь себя чувством вины.
Никто не мог бы защитить меня более искренне и убежденно. Я благодарна тебе за все, что ты сделал.
Милый, я молюсь о нашей встрече в более счастливые времена. Молюсь, о том, что желание наше будет неизменно, и что желать мы будем лишь друг друга.
Рядом окно, горожане все время насмехаются надо мной. Я не сплю. Считаю часы, отпущенные мне. Если бы можно было выбрать смерть, я пожелала бы упокоиться в твоих объятиях.
Я желаю тебе величия, и если можно было бы взглянуть на тебя и сказать, что рай существует, я так и сделала бы.
Целую тебя, обнимая крыльями, перед полетом.
Блейк, я люблю тебя.
Люблю всем сердцем,
твоя Николетта».
Я сложила письмо и отдала Альфреду, когда тот принес мне водянистое сало. Взглянув на Альфреда, я увидела за его плечом какие-то очертания. Я прищурилась. Это был Оливер, тело его было синевато-серым и прозрачным. На нем была одежда, в которой он пригласил меня на прогулку.
– Оливер.
– Я Альфред, мэм.
– Оливер, я так сожалею. Я не хотела сделать ничего плохого.
Я потянулась к призраку. Оливер стоял и смотрел мертвым взглядом как раз за плечом Альфреда. Дентон смутился от того, что стоял с другой стороны и смотрел на меня сквозь пелену, но Оливер стоял, словно молчаливый упрек, и лишь насмехался надо мной.
– Меня зовут Альфред, мэм. Вы не сделали мне ничего плохого.
Оливер зол на меня? Расстроен тем, что я ускорила его уход из прекрасной жизни? Он растерян? Или я? Состоит ли моя участь в том, чтобы быть заключенной в темноте с призраками, которые когда-то любили меня, а теперь преследуют?
Вдруг привидение Оливера сделало ко мне несколько шагов.
– Оливер, прости меня.
Он подходил ближе. Вдруг в камере появился Коллин с цветами, которые дарил мне на холме, Робер помахивал длинной ивовой тростью, у Фредерика был виноград, а Дентон притронулся к цилиндру, красивый, как на королевском балу.
– Не могу сказать, боялась ли я опасности, исходившей от них, или их злобы, но видеть их в таком состоянии было просто ужасно. Я хотела, чтобы они были живы, чтобы все они жили, дышали, очаровывали, как когда-то. Мне не хотелось умирать из-за их смерти, потому что я всего лишь любила их и делала счастливыми.
Оливер приблизился. Он протянул ко мне руки, я задрожала.
– Прости меня! – заплакала я.
Он подошел ближе.
– Пожалуйста, прости меня.
Я опустилась на колени, а Оливер прошел сквозь меня.
Ощутив холод и ледяной воздух, окружавший его, я вздрогнула. Призраки потянулись ко мне, чтобы увести в свой призрачный мир. Несмотря на озноб, меня прошиб пот, и мне стало еще холоднее.
– Пожалуйста. Я никому из вас не желала зла. Пожалуйста. Вы должны меня понять.
Я тряслась и плакала.
– Оставьте меня, оставьте, я не хочу, чтобы вы тут были.
– Хорошо, мисс Николетта, – проговорил Альфред.
Я впала в забытье. Это их мир? Они хотят показать мне ад перед смертью? Темные пещеры превратились в темный туннель. Я попыталась нащупать стены, но они двигались под руками. По ним извивалось нечто живое. Иногда это был длинный крысиный хвост. Иногда – лицо, мех или острые зубы животного. Я слышала шипение змей и запах плесени. Я закрыла глаза, не желая видеть место, по которому передвигалась.
О Господи, это точно ад для женщин! Здесь – бесконечные туннели, выхода из которых не видно. На пути меня окружали лишь твари и ужас. Господи, вспомни ту Николетту, что играла с куклами, которая любила скатываться на обруче по Песчаной дороге и искала кроликов на лугу, чтобы подсмотреть их нежность. Вспомни ту Николетту. Господи, пожалуйста, спаси меня. Пожалуйста, Господи…
Я открыла глаза. Призраки исчезли. Лишь Альфред стоял на коленях рядом со мной. Он гладил меня по голове и прижимал к моим губам чашку с водой.
– Я редко покидаю тюрьму и окрестности, но ради вас попытаюсь найти лорда Бастона.
– Спасибо, Альфред.
– Надеюсь, подобного с вами больше не случится. Он бросил на меня взгляд и закрыл дверь. Я увидела призрак Дентона. Он прошел через Альберта и приближался ко мне.
– Дентон, ты должен уйти. Уходи, Дентон. Нет, уходи! Я закрыла лицо руками, чтобы не видеть призрака.
– Господи, помоги мне. Сделай так, чтобы он ушел.
Я произнесла все известные мне молитвы в надежде, что когда открою глаза, Дентон исчезнет, а я смогу прилечь и забыться сном, но крики у моего окна усилились.
– Умри, пособница дьявола!
– Смерть проститутке!
Я окончила молитвы, самое сокровенное общение с Богом, и с трудом подняла голову. Дентон не исчез, теперь к нему присоединились Оливер и Фредерик.
Призраки тянули ко мне свои руки, пытались коснуться меня, будто собирались заняться со мной любовью.
Я пыталась увернуться от их прикосновений. Одни призраки прикасались к моим лодыжкам.
Другие – трогали за грудь, а Фредерик нагнулся, чтобы поцеловать меня.
– Если я всего лишь поцелую тебя, возможно, это удовлетворит меня, – сказал он.
Я вскрикнула, когда надо мной нависло его ужасное мертвое лицо, отбивалась от ледяных рук, но тщетно.
Шли дни, я, то впадала в безумие, то возвращалась к реальности.
По вечерам я слышала пронзительные крики, доносившиеся из других камер, и меня охватывал ужас.
Иногда заключенных мучили согласно ордеру, а иногда над ними издевались начальство или охрана.
Группы из трех или пяти мужчин отправлялись мучить и насиловать заключенную. Избивали ее кнутом, а она, не вытерпев побоев, умоляла их изнасиловать ее.
Охранники проявляли жестокость и по отношению к мужчинам. Наносили им увечья, выбивали зубы, насиловали.
В соседней камере сидела мать по имени Абигейл Морс, приговоренная полгода назад за неудачную вакцинацию своего пятилетнего ребенка Тори, умершего от горячки. Ее часто били кнутом – я слышала ее крики. Иногда мне трудно было сказать, когда кричала я, а когда – она. Не знаю, были ли ее крики самыми печальными, или мои, отражавшиеся эхом от стен по ночам.
Я тщетно молилась о том, чтобы кто-нибудь пришел мне на помощь. Однажды поздно вечером Эмиль Хатчетт, помощник охранника, пришел ко мне в камеру.
– Николетта, ты очень хорошенькая.
Я ожидала, внутри у меня будто тикали часы. Зазвенели ключи, вошли трое мужчин.
Эмиль, так звали одного из них, выступил вперед. Вид у него был неопрятный, не хватало одного переднего зуба, а еще один был заменен деревяшкой. Густые брови почти срослись на переносице, лицо заросло щетиной. Правда, он не был одет в лохмотья, как двое охранников, пришедших с ним.
– Это – Майкл и Терренс, – представил их Эмиль.
Майкл был высоким, худым, с рыжими волосами и пухлыми губами. Терренс – полным, с грязными черными волосами и болезненно-одутловатым лицом.
– Николетта, – сказал Эмиль, – мы пришли поиграть с тобой в одну игру.
– Я люблю играть, – ответила я.
Мужчины связали мне руки.
– Подождите. Прежде объясните мне правила игры. Может, мои правила вам больше понравятся.
– Вряд ли, – ответил Эмиль. – Тебе и так понравится. Ребята, вы согласны?
– Конечно.
– Итак, мисс Николетта, мы разденем вас и привяжем к стене. А потом выпорем.
Эмиль и Майкл держали в руках кнуты.
– У вас есть на это ордер?
– Разумеется, но мы не захватили его с собой. Поверьте, бумаги в порядке.
– Не сомневаюсь.
– Мы прекратим пороть вас, как только вы об этом попросите.
– Попросите меня, – предложил Терренс.
– Мне бы тоже этого хотелось, – сказал Эмиль.
– Спасибо, что объяснили игру, – отозвалась я.
– Эмиль, меня зовут Эмиль.
– Да, Эмиль. Я придумала кое-что другое.
