Текст книги "Стена"
Автор книги: Кобо Абэ
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
5. Сон
Весь город объят огнем.
Пламя – нечто багряное, принявшее форму цветов и кристалликов инея, – вспухая нарывами, появлялось из окон и щелей в стенах домов, из носов, ртов, глаз бесцельно бродивших по улицам опустошенных людей и двигалось, дрожа и колыхаясь.
Над всем этим в бесчисленном множестве летал я. Каждый в левой руке держал факел, в правой – меч, у них было обличье демонов, и они вопили: х-ха, х-ха, х-ха, х-ха.
Однако, это был не я, а мои двойники.
Настоящий я летал между ними, превратившись в петицию. В ней были подробно изложены все обстоятельства случившегося и моя точка зрения по поводу этого. Но почему-то петиция представляла собой чистый лист бумаги.
Один из моих двойников заметил меня. И стал писать на мне: «Смертная казнь». Он писал и писал. И я весь стал черным от этих слов – «смертная казнь».
Тут появляется вдруг тот самый зверь и сжирает меня.
6. Ухмыляющийся непойманный барсук.
Летящий по небу гроб
Я проснулся весь в поту.
Я не знал, который час, но была еще ночь. Стояла необычная, пугающая тишина. За окнами светила луна. Было полнолуние, но округлость луны была не простой округлостью, а какой-то пугающей.
Пугало все.
Встав с постели в полной тьме, я бессознательно прошептал:
– У меня лишь один путь – бесконечно скитаться в поисках зверя.
Неожиданно меня охватило непереносимое чувство одиночества, я ходил по комнате, повторяя: «Умереть, умереть, умереть», – сознание того, что я потерял тело, мучительно сковало мое сердце, я готов был расплакаться, но слезы почему-то не полились, вместо этого я громко чихнул.
Я взял с полки телескоп. Каждый поэт имеет небольшой, кустарно изготовленный телескоп. Это лучший прибор для успокоения сердца. Какое поразительное удовольствие с его помощью смотреть на звезды, наблюдать за движением облаков, но главное – рассматривать бегущие по улицам женские ножки. Удивительная, ни с чем не сравнимая радость и в то же время наслаждение, как Персей, надевший шапку-невидимку, следовать за ничего не подозревающей женщиной и наблюдать, точно прикасаешься к ней руками, откровенные позы, которые она принимает. Но даже когда такого объекта для наблюдения нет, можно, забыв о времени, рассматривать щели в заборе, увядшую траву на обочине дороги, пляшущие на ветру обрывки бумаги. Испытывать радостное чувство свободы от превращения в человека, ограничившего свою жизнь наблюдением, и одновременно собирать, сидя на скамейке в парке, шкуры непойманных барсуков стало моей повседневной привычкой, от которой я не мог отказаться.
Я, несомненно, вспомнил эту привычку ощущать радость оттого, что тело твое как будто исчезло, безотчетно спасаясь от страха, вызванного чувством утраты тела.
Были видны звезды.
Постепенно страх и грусть начали таять. Я продолжал неотрывно смотреть на небо. Вдруг я увидел, как между звездами что-то летит в мою сторону. Для кометы чересчур быстро, для метеорита слишком медленно. Вскоре я понял, что летящее по небу к звездам не имеет никакого отношения и движется не очень высоко над землей.
Оно летело прямо на меня. Это был ящик. Прямоугольный ящик, величиной с повозку. На нем кто-то сидел.
Когда ящик приблизился, я с удивлением обнаружил, что на нем летит тот самый зверь. Он сидел на ящике верхом, как на лошади, и, глядя прямо на меня, ухмылялся. Его висящая клочьями грива развевалась на ветру, он был похож на злого духа преисподней. Особенно странное чувство вызвала у меня его ухмылка. Алиса была поражена, увидев улыбающегося кота; Дарвин доказал, что звери могут улыбаться. Так что в этом не было ничего удивительного, но все равно ухмылка его была мне не по душе.
Сердце бешено заколотилось, дыхание сперло. Успокоение оттого, что появился зверь, надежда поймать его и одновременно страх, что он вдруг свернет в сторону и куда-то улетит, – именно это явилось причиной моего волнения. Может быть, я был парализован испытанным потрясением, но не почувствовал ничего удивительного в буквально сказочном событии – летит ящик, а на нем сидит странное животное. И самозабвенно надеялся, что ящик никуда не свернет и прилетит прямо ко мне.
Вскоре я увидел надпись на ящике:
Кофе? Кофе для меня?
Я удивился. О чем говорит эта надпись? Кофе в нем слишком много. На глазок фунтов пятьсот, по нынешним ценам четыреста тысяч иен – ужас. Что я буду с ним делать? Может быть, кофе – вознаграждение за тень, которую сожрал зверь? Нет, это уж слишком. Даже если этот кофе собран со всего мира, все равно кофе есть кофе, и не более того. Кто-то сказал, что на чашку чаю можно променять весь мир, ну что ж, прекрасно, пусть меняют этот кофе на весь мир, но не на мое тело. Мне нисколько не хочется участвовать в такой сделке. Но, подумал я, брезгливо морщиться было бы неправильно. Нужно вести себя так, будто с радостью принимаешь подарок. Может быть, тогда удастся усыпить настороженность зверя и поймать его. Но в следующее же мгновение я обнаружил, что прочел надпись на ящике неправильно. Две последние буквы были не «ee», a «in». Следовательно:
Я возмутился и, потеряв самообладание, закричал:
– Скотина! Ладно бы кофе, но ты приехал ко мне на катафалке! Любое оскорбление должно иметь какие-то пределы. Зачем пожаловал? Для кого этот гроб? Хватит меня дурачить.
И одновременно в глубине души зародилась мысль: выражение «тонкая тень» означает, что смерть приближается. Если же тени нет совсем, значит, человек умер. Следовательно, я все равно что умер. Вот почему этот зверь прибыл за мной на гробе. Положение дурацкое, но все логично.
– Абсолютно логично.
Это явно произнес зверь, восседавший на ящике. Ящик подлетел совсем близко, остановился и парил в воздухе. Удивляло, что зверь говорит, но еще более странным оказалось то, что, хотя между ящиком и мной расстояние было столь невелико, что удавалось свободно переговариваться, стоило оторваться от телескопа, как ящик превращался в точку далеко в небе.
– Я хочу знать, кто ты, – неожиданно произнес я.
– Я вскормленный тобой непойманный барсук, – спокойно сказал зверь, – я вскормлен твоей тенью, стал самостоятельным. Теперь вот обрел речь, пальцы стали длинными, и я могу брать ими что угодно. Безмерно тебе благодарен. Я в самом деле очень рад. Хочу верно служить тебе. Обещаю исполнять все твои желания.
– Я желаю, чтобы ты вернул мне тень, а сам исчез, – ответил я зло.
– Чепуха, – засмеялся непойманный барсук, – х-ха, х-ха, х-ха, ты желаешь сесть в гроб и отправиться к Вавилонской башне.
Его смех был точно таким, как у моих двойников, которых я видел во сне. Мне это показалось дурным знаком. Хотя сам я смеюсь именно так, но раньше почему-то этого не замечал.
– Чепуха то, что говоришь ты. Не понимаю, что ты мне собираешься доказать. Изволь вернуть тень.
– Не говори глупостей, поехали. Все мои действия и слова реализуют твои заветные желания. Мои слова принадлежат тебе гораздо больше, чем твои собственные ощущения. Верь мне. Ты в самом деле хочешь отправиться к Вавилонской башне. Может быть, ты этого не знаешь, но все события, случившиеся сейчас с тобой, есть полное воплощение в жизнь твоих мечтаний. Можно сказать, твои усилия кристаллизовались. Ты породил, а потом и воспитал меня. В твоем блокноте записано мое имя, что и стало таблицей моего роста. В конце концов я обрел самостоятельность и независимость и могу предпринимать действия по собственной воле. Я съел твою тень, переварил ее и стал тобой больше, чем ты сам. Теперь здесь существую я. У меня есть тело, есть тень. Я твоя воля, твои действия, твои желания, смысл твоего существования.
– Это игра слов!
– Совершенно верно, но ты же сам хотел игру слов превратить в реальность.
– Не занимайся софистикой. Я действительно с головой погрузился в игру слов. Но я и представить себе не мог, что на меня такое обрушится. Я ничего не знал. Понимаешь, я действительно ничего не знал.
– Странно. Сейчас-то зачем об этом говорить. Я считаю, что ты нисколько не должен сожалеть о случившемся. Разве не прекрасно стать невидимым? Какой смысл люди обычно вкладывают в слова «человек не имеет тени»? Разве не то, что речь идет о человеке, обладающем светлым, чистым характером?
– Но это же обыкновенная метафора. – Придя в полную растерянность, я пытался поднять свой дух, приободрить себя, но охватившая меня тревога оказалась столь сильной, что тон, которым я произнес это, был льстивым. – Если бы действительно не было тени...
– Именно это и есть самое желанное. Речь идет о том, чтобы быть абсолютно, сверхъестественно светлым, подобно ангелу.
– Но ведь существует и такое выражение: «слабая тень».
– Ну что ты говоришь! Это вульгарное выражение порождено предвзятостью. Когда человека называют грязным, он отвечает, что жизнь не менее грязна, – психология та же. Создавать из этого проблему не стоит. То же говорил и философ Эзоп. Лишившись хвоста, лиса из его басни вертелась перед своим приятелем и спрашивала: «Как прекрасно, когда у лисы нет хвоста, как это ей идет, правда?» Приятель сказал ей на это: «Если бы ты не осталась без хвоста, то, наверное, не говорила бы так...»
– На стороне какой же лисы стоишь ты, приведя эту басню?
– Разумеется, на стороне лисы, лишившейся хвоста.
– Нет, я так не думаю.
– Ну что ж, прибегну к такому софизму: я – определенная идея. Материализовавшаяся идея. Я не могу становиться каждым персонажем случайно появляющихся у тебя мыслей. Если ты настаиваешь, я могу дать другое объяснение. Так вот, что значит выражение «поэт прозрачен»? Разве нельзя назвать его фигуральным, означающим, что поэт чист? Например, Рильке[13]13
Рильке, Райнер Мария (1875—1946) – австрийский поэт.
[Закрыть] или Валери[14]14
Валери, Поль (1871—1945) – французский поэт, испытал влияние символистов.
[Закрыть]... Ведь все критики в один голос говорили о том, что они прозрачны. Но этого мало, существуют и другие доказательства, что ты сам хотел стать прозрачным. Было же такое, что ты возжелал стать Персеем. Тем самым Персеем, который надел шапку-невидимку и, став прозрачным, отправился уничтожать Медузу. Ты горделиво отправился уничтожать Медузу. А Медуза – это Вавилонская башня, она ждет, когда ты ее уничтожишь. Что еще ты рассматривал в свой телескоп? Став невидимым, ты хотел приближаться к женщинам, верно? Ты хотел рассматривать одиноких, бессильных перед тобой обнаженных женщин. И таких доказательств, что ты хотел стать невидимым, существует бесчисленное множество. Это первое свидетельство твоего горячего желания, чтобы у меня появился аппетит на твою тень. Твое страстное желание – вот что меня взрастило. Ты во что бы то ни стало должен отправиться к Вавилонской башне. Ты – герой Вавилонской башни. Я обязан проводить тебя туда. Ну, поехали.
– Но ведь нет никаких конкретных доказательств того, что я хочу этого. В том страшном сне я ощущал себя нелогично крохотным, от испытанного страха даже голос мой стал едва слышным.
– Нет конкретных доказательств, говоришь? Х-ха, х-ха, странно, разве не является конкретным доказательством тот факт, что я прибыл сюда? Если же говорить о тебе, то твоя мысль об отсутствии доказательств сама по себе и есть одно из неопровержимейших доказательств. Именно это, содержание и ход нашей беседы, обязательно должно быть рассчитано с помощью твоего изобретения: таблица расчета человека.
– Да какое это изобретение!
– Не шути, разве оно не записано самым аккуратным образом на шкуре непойманного барсука? Твое изобретение незамедлительно было принято на Вавилонской башне, применяется там на практике и приносит огромную пользу. Благодаря ему я сразу же стал расти и получил даже награду за заслуги. Разумеется, мне ее вручили от твоего имени. Если сомневаешься, после прибытия на Вавилонскую башню я могу проводить тебя в хранилище документов. Там находятся все твои жизненные записи, которые ты, не сознавая того, делал в Вавилонской башне. Более того, и содержание нашего сегодняшнего разговора тоже. Самым подробным образом записано то, что ты будешь говорить, что будешь делать всю свою дальнейшую жизнь.
Я пришел в замешательство и взволнованно спросил:
– Значит, в конце концов я получу назад свою тень?
– Ничего подобного. Х-ха, х-ха, х-ха...
– Разве ты не собираешься отправиться со мной на Вавилонскую башню?
– Отправлюсь. Отправлюсь, конечно. Ты все еще капризничаешь, но рано или поздно мы отправимся туда. Никуда не денешься, ты же сам этого хочешь. Ты сейчас являешься выдающимся деятелем Вавилонской башни. Понимаю твою обеспокоенность. Это совершенно естественно. Твои желания лучше всех знаю я. Жить ты должен не в этом мире. Из того, что произошло с тобой сегодня, ты мог это прекрасно понять. Итак, твой великий сон, то есть противоречия между моим существованием и твоим телесным существованием, будет встречен с непониманием, ошибочным толкованием, враждебностью, страхом. Тебе это известно? Если ты и дальше будешь жить в этом мире, на тебя возложат ответственность за то, что случится в обществе. Прикрываясь твоим существованием, то есть появлением человека-невидимки, правые постараются сфабриковать версию об агрессии государства S. и совершить государственный переворот. Таков будет конкретный результат твоих мечтаний и планов. Разве это тот мир, в котором ты должен жить? В обмен на него – Вавилонская башня, где сон – реальность. Там твои мечты и планы – конкретное богатство. Любой твой сон осуществляется. Тебе обязательно следует отправиться туда.
Я крепко сжал руку непойманного барсука, пальцы на которой были похожи на человеческие или, по меньшей мере, на обезьяньи, и несколько раз стукнул ею по гробу:
– Выходит, тени мне не видать, да?
– Ну и надоедливый же ты.
– Я сделал великое открытие, касающееся тени. Потому-то я так настойчиво добиваюсь ее возвращения. Мне необходимо проанализировать ее.
– Знаю. Но это единственный твой план, не принятый на Вавилонской башне. Ты спросишь – почему? Потому что он отрицает мое рождение и, следовательно, перечеркивает смысл твоего собственного существования. Это самоубийственный план. Чтобы себя реализовать, нужно себя убить. Печально, но это так.
– Я хочу, чтобы у меня было тело. Жизнь свою я менять не намерен.
– Как же ты глуп! Познай себя. Ты должен отдать все силы, чтобы познать, что все это не ложные желания. Ну, решайся же.
Тон его был уверенным и безапелляционным. Я заколебался. Голова была как в тумане, состояние у меня было такое, что положиться на свое решение я не мог.
– Можно я минутки три подумаю?
– Пожалуйста, – приветливо, чего я не ожидал от него, ответил непойманный барсук. – Я догадывался, что ты мне так ответишь. Я с самого начала знал, в каком порядке все будет происходить: подумав три минуты, ты согласишься. Ответ может быть только положительным, поэтому твоим размышлениям я мешать не буду, с радостью жду ответа. Но через три минуты ты сможешь задать мне только один вопрос. О том, не идет ли все происходящее, как тебе представляется, в обратной последовательности. Вопрос трудный, и я отвечу на него прямо сейчас. Какая разница, до или после. С неприятным нужно покончить как можно скорее. Да, этот вопрос, думаю, небеспочвен. Результат всегда предшествует причине. Ты, видимо, думаешь именно так. Например, тень, являющаяся результатом существования тела, уходит первой, а уже потом исчезает тело. Тело, которое должно исчезнуть в гробу, сначала перестает существовать, а уже потом оказывается в гробу. В соответствии с такой последовательностью неизбежен результат, когда настоятельно требуемой конкретизацией заветного желания в конечном итоге будет смерть. Не является ли в таком случае Вавилонская башня обыкновенным кладбищем? Таким вопросом ты, безусловно, можешь задаться. Это так, если говорить о причинно-следственных отношениях. Это же было и в твоем изобретении: вариатор времени. Вспомни. Благодаря твоему изобретению время может теперь течь в обратном направлении. Следовательно, время становится управляемым, ты изобрел чрезвычайно удобный прибор, позволяющий по собственному усмотрению манипулировать временем. Вдумайся. Зачем потребовалась техника, заставляющая время идти назад с момента, когда ты лишился тени? Для того, чтобы принести тебе смерть? Ничего подобного. Ведь в этом случае, если бы все было оставлено как есть, естественная связь между причиной и следствием убила бы тебя. Наш замысел состоял в том, чтобы, следуя положительной причинно-следственной связи, перескочить через смерть, а потом, следуя отрицательной причинно-следственной связи, оставить то, что составляет смерть, в вакууме, – другими словами, приостановив смерть, уничтожить смертельную функцию смерти. Приостановленная смерть перестает быть смертью. Вот почему мое рождение, иначе говоря, то, что ты накормил меня тенью, было неизбежно связано с целью во имя вечности. Понял? Представляешь, как тщательно, рационально были спроектированы и конкретизированы твои мечты и планы? Мне бы не хотелось говорить, что все делается вопреки твоей воле. Ты должен гордиться грандиозностью своей мечты. Ну вот, прошло три минуты, не будем больше откладывать. Говори, что ты надумал? Таков порядок. Х-ха, х-ха, х-ха...
Решающей причиной моих колебаний было то, что мной владело гнездившееся в сердце сомнение, еще не оформившееся в вопрос.
Обессиленный, я оторвался от телескопа. Я слишком долго смотрел в него, отчего в глазах появилась резь – наверное, они опухли. Я прикрыл их рукой, но стоило отнять руку, как глаза перестали видеть, оттого что фокус хрусталика сбился. Через некоторое время зрение восстановилось, но в бескрайнем ночном небе лишь мерцали звезды, а гроба и непойманного барсука нигде не было видно. Вдали можно было разглядеть какую-то черную точку, но, может быть, я желаемое выдавал за действительное. Под окном те самые полицейские, привалившись от усталости к ограде, крепко сжимали в руках пистолеты, оглядываясь по сторонам налитыми кровью глазами. Завыла сирена пожарной машины, будто кошка, в кромешной ночной тьме вцепившаяся в забор. Окна домов, точно в испуге, спрятались за черными шторами; сигналы радио, передававшего, видимо, экстренное сообщение, сочились сквозь щели между ними на окаменевшую улицу.
Чем больше я думал, тем больше голова моя, казалось, отдалялась от моих раздумий. В изнеможении я прислушивался лишь к каким-то звукам в голове, напоминавшим шуршание насекомых в мусорном ящике. Это было какое-то страшное состояние прострации. Увидев падение в ночной тьме четвертого метеорита, я почему-то понял, что обещанные мною три минуты прошли.
Я снова прильнул к телескопу. И увидел гроб и зверя, находившихся теперь значительно ближе, чем раньше.
– Ну как? – спросил непойманный барсук со своей противной ухмылкой. – Ты, наверное, понял, что, кроме твоих собственных желаний, никаких других твоих желаний существовать не может?
Хотя я ничего не ответил, он, посчитав это само собой разумеющимся, сказал:
– Как я понимаю, ты согласен и мы можем отправляться.
– Я еще ничего не сказал.
– Хорошо. Меня устраивает и такая форма. Проблемой для нас является лишь сущность. То, что ты сказал yes, – факт неопровержимый.
Что за факт, о котором он говорит?.. Я хотел спросить, но сразу же поспешно замолчал. У меня уже не было душевных сил выносить его бесцеремонные вопросы и ответы, переругиваться с ним, и, кроме того, как это ни странно, мне начало казаться, что я в самом деле ответил yes. Собеседник, поняв мое состояние, сказал:
– Ну что ж, все прекрасно. – После этих слов он, точно фокусник, вытащил откуда-то лист бумаги. – Тебе известно, что это?
Это была моя петиция, которую я видел во сне. Я невольно кивнул.
– Это незаполненный мандат. Всем касающимся тебя поручено заниматься мне.
– Я кивнул не для подтверждения твоих слов, просто видел эту бумагу во сне, смысл ее действительно был такой.
– На ней было написано «Смертная казнь», помнишь? Это одно и то же. Такие-то дела... – Непойманный барсук свернул бумагу и затолкал в рот. – Проглотил. Х-ха, х-ха, х-ха, это одно и то же. Мы же сюрреалисты. Ну, поехали!
Гроб стал мягко скользить вниз и подлетел прямо к окну.
– Садись.
Я почувствовал, что моя воля теперь уже ни на что не годна. Я ощутил, что моим телом, точно я стал лунатиком или роботом, управляют слова моего собеседника. И поскольку это случилось, в интересах моего духовного здоровья стало желательным в конце концов согласиться с тем, чтобы отправиться на Вавилонскую башню.
Я отошел от телескопа. Чтобы сесть на гроб. Однако для невооруженного глаза гроб по-прежнему казался затерявшейся среди звезд черной точкой. Я поспешно снова прильнул к телескопу:
– Как я на него сяду?
– Как хочешь, – сказал непойманный барсук неприветливо. – Разве ты не понимаешь, что нельзя отрываться от телескопа? Нужно садиться, глядя в него.
– Значит то, что я вижу тебя там, только видимость, а физически...
– Ты говоришь «физически». А как ты сам представляешь себя физически? Ты прозрачен, преломление лучей равно нулю, к тому же состоишь из органических веществ и являешься поэтом. Учитывая все это, тебе нечего стыдиться того, что ты прозрачен.
– Я принимаю всю твою философию. Но она мне ничего не дает. Стоит мне совершить малейшую ошибку, и я сразу же буду схвачен полицейскими внизу.
– Ты, наверное, вспоминаешь незаполненный мандат. Твой довод сводится к тому, что коммунисты назовут меня человеком низкого происхождения. Дай мне свою руку, смотри в линзы, и мы доберемся до гроба.
Я действительно коснулся руки непойманного барсука и, ведомый ею, ухватился за гроб.
– Давай садись, не отрывайся от окуляров... Верить мне – значит верить самому себе.
Крепко держась одной рукой за телескоп, другой вцепившись в гроб, я с помощью непойманного барсука взобрался на него.
В то же мгновение снизу послышались пронзительные крики, раздались выстрелы и свистки. У самого моего уха, чуть царапнув его, пролетела пуля, я от неожиданности выпустил из рук телескоп.
– Х-ха, х-ха, х-ха, всё в порядке.
Шум внизу вдруг отдалился, превратившись в тихое шуршание. Я посмотрел вниз – город был очень далеко, примерно на таком же расстоянии, как гроб, когда я смотрел на него невооруженным глазом.
– Полетели!
Гроб качался, ветер бил в лицо, я понял, что лечу по небу. Город уже поглотила тьма, верх и низ можно было определить лишь по положению звезд и луны.
– Ты помнишь последнее стихотворение, которое записал в блокноте? – спросил непойманный барсук доверительным тоном. – «По непроглядно-черному небу летит одиноко книга» – такое было стихотворение. Разве не абсолютно то же самое делаем мы сейчас? Стихотворение оказалось пророческим. Мы книги. Некие звезды, противостоящие земному шару. Увидишь, если все пойдет как я говорю, твои планы очень скоро претворятся в жизнь.
