Текст книги "Прощание с Карнеги или революционное руководство для марионетки"

Автор книги: Клод Штайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Чувство правоты: дефицитное переживание

Оказаться правыми, а не уличенными в неправоте, продемонстрировать свое здравомыслие, а не допустить ошибку – еще одна потребность, сильно развитая в людях. Фактически это тоже форма жадности, страх не получить достаточного количества поглаживаний. Зачастую человеку даже безразлично, по поводу чего он оказался правым. Что для него важно, так это подтверждение его правоты, тот факт, что его точка зрения является правильной, доказанной, обоснованной. Потребность в доказательстве своей правоты, в отстаивании своей точки зрения фактически является разновидностью потребности в поглаживаниях. Если мы совершаем ошибку или оказываемся неправыми в споре и при этом признаем свою неправоту, Критикующий Родитель осыпает нас негативными поглаживаниями, если мы признаем свою неправоту; и поэтому мы продолжаем «стоять на своем» вне зависимости от того, правы мы или нет. Люди часто ловят себя на том, что продолжают спорить, хотя уже начинают осознавать, что отстаивают неверную точку зрения. Но они не могут остановиться просто потому, что уже заняли свою позицию, и признание своей ошибки грозит тем, что они лишатся позитивных поглаживаний и подвергнутся атаке со стороны Критикующего Родителя. Это страх настолько глубоко сидит в людях, что нередко становится для некоторых из них образом жизни: «Если ты занял позицию, ее нужно отстаивать независимо от того, правильна она или нет», потому что смена точки зрения это признак слабости и нерешительности, дурной пример для других, кому надлежит научиться быть последовательными. Это правило срабатывает в отношении политики, бизнеса, семейных вопросов, отношений с близкими и воспитания детей.

Спасение репутации

Когда люди, наделенные властью, признают свою неправоту, это подрывает их авторитет перед другими людьми, обладающими меньшей властью, которыми эти люди хотят управлять. Спасение репутации представляет собой один из аспектов потребности в своей правоте. В последние годы вьетнамской войны боевые действия велись лишь из желания сохранить лицо американской нации, поскольку к тому времени большинство населения уже считало эту войну бессмысленной и обреченной на неудачу. Самолюбие занимающих выборные должности политиков стало причиной десятков тысяч смертей и неисчислимых бедствий как среди американцев, так и и вьетнамцев, а некоторые из этих самых политиков сих пор пытаются оправдать свою роковую ошибку. И все это несмотря на тот факт, что Роберт Макнамара, архитектор вьетнамской политики, признал, что он ошибался и что «все это ни к чему не привело». Аналогичные события разворачиваются и сегодня, когда администрация президента Буша оказалась в безвыходной ситуации в Ираке, будучи не в силах признать необоснованность своих заявлений о том, что Саддам Хусейн обладал огромным арсеналом оружия массового уничтожения. Вместо того чтобы признать свою неправоту, администрация Буша ввергает себя во все более глубокий кризис, который, по сути, подрывает ее авторитет в ничуть не меньшей степени, чем подорвано бы его признание своей ошибки.

Люди готовы использовать игры власти с тем, чтобы обеспечить себе эти искусственно сделанные дефицитными «эмоциональные товары» («feeling commodities») (чувство правоты, любви, признания) аналогично тому, как они используют игры власти, чтобы получить действительно дефицитные продукты, такие как продукты питания, жилье и деньги. Эти «эмоциональные товары» дефицитны лишь вследствие активности Критикующего Родителя, и ограничения на них могут быть сняты путем создания кооперативных сообществ людей, в которых Критикующий Родитель не имел бы власти, В таких кооперативных сообществах игры власти и критикующие транзакции, исходящие от Критикующего Родителя, не дозволялись бы, поглаживания были бы доступны в изобилии, а людей больше интересовала бы истина, чем собственная правота.

Глава 7

Как реагировать на игры власти?

Недостаточно знать о различных играх власти, используемых людьми. Важно также знать, как нам реагировать, когда мы оказываемся вовлеченными в игры власти, и как постоять за себя.

Эскалация

Можно отреагировать на игру власти еще более масштабной игрой. Однако противостояние одной игре власти с помощью другой является ошибочной стратегией эскалации, при которой за каждой игрой власти будет следовать аналогичная, но еще более широкомасштабная. Это может продолжаться очень долго и закончится лишь тогда, когда один из игроков согласится подчиниться или будет убит другим.

Подчинение

Другая реакция на игры власти состоит в том, чтобы просто подчиниться и уступить желаниям другого. Очевидно, что в конечном итоге эта стратегия также ошибочна, хотя иногда подчинение позволяет избежать ненужных столкновений. И все же никто не скажет, что постоянно отвечать на игры власти подчинением – это наилучший вариант.

Антитезис

Вместо подчинения мы можем использовать антитезис: тактическую процедуру, используемую с целью нейтрализации (в противовес эскалации) игр власти. Антитезис представляет собой вербальную форму боевых искусств, которые, подобно айкидо, учат лишь обороне и не знают наступательных приемов. Эффективный антитезис для игр типа «Все или ничего» основывается на способности и готовности человека отказаться от продукта, который был превращен в дефицитный. «Мне нравятся твои поглаживания, любовь, работа, зарплата, чувство защищенности, но я не столь уж сильно нуждаюсь в них» – вот наиболее эффективный способ остановить игры власти «Все или ничего». Если эти слова сказаны убедительно, это приведет к подрыву игровой стратегии и позволит подготовить почву для кооперативных переговоров по поводу объекта желаний.

После того как прозвучала фраза «Мне не нужна твоя машина, деньги, любовь и т.д.», открывается простор для конструктивных сделок, при которых ни одна из сторон не пытается контролировать решения другой стороны.

Антитезис игре «Все или ничего» наиболее эффективен, когда дефицит искусственный: либо психологический (как в случае дефицита поглаживаний), либо вызванный введением монополии. Эффективность этой реакции обусловлена тем, что умение человека контролировать собственные потребности в искусственно дефицитном продукте почти автоматически делает этот продукт более доступным. Так происходит с продуктами питания, в особенности лишенными питательной ценности, такими как сахар или кофе, когда корпорация пытается ввести повышение цен, за которым последует спад потребления и сопровождающее его падение цены. То же самое происходит, когда отказ какого-нибудь человека от ненужных поглаживаний приводит к ослаблению игры во «Все или ничего», благодаря чему поглаживания становятся более доступными.

К сожалению, антитезис далеко не столь эффективен когда дело касается ряда важнейших дефицитных продуктов. Это происходит потому, что подлинный антитезис представляет собой не блеф (который является всего лишь ответной игрой власти), а действительный отказ от того, в чем мы ранее нуждались и чего хотели. Трудно отказывать себе в таких вещах, как основные продукты питания, кров или работа, и когда мы становимся объектами игр власти в этих сферах, возможно, нам приходится отвечать на них собственными играми власти, если это необходимо для получения своей доли. Само существование профсоюзов и политических партий является эффективным средством противостояния играм власти типа «Все или ничего», используемым корпорациями и другими наделенными властью институтами. Своей незримой, но реальной поддержкой они помогают преодолеть страх перед дефицитом, заставляющим людей поддаваться на манипуляции.

Когда игра «Все или ничего» превращается в игру «Все или смерть», как это имело место при диктатурах Гитлера, Сталина или Саддама Хусейна, когда сопротивление почти неизбежно означало заключение в тюрьму и вероятную гибель, прибегнуть к антитезису становится крайне трудным, поскольку он требует отказа от заботы о собственной жизни («Я хотел бы остаться в живых, но я готов этим пожертвовать»).

Пример из практики

Для того чтобы лучше проиллюстрировать различие между ответными играми власти, которые только затягивают ситуацию противоборства, и антитезисом, рассмотрим следующий пример. Допустим, вы выбрали на рынке подержанных автомобилей машину, которая вам нравится. Продавец обращает внимание на ваш интерес. Вы спрашиваете его, за какую сумму продается машина, и он называет вам цифру 13 тысяч долларов. Вы отвечаете, что машина вам нравится, но цена слишком высока, а вы хотели бы купить машину подешевле, поэтому вы пишете на других рынках.

В ответ на это продавец прибегает к игре власти «Все или ничего»: «Ну что же, пойти и сравнить цены – хорошая мысль, но имейте в виду, что одна дама только что поехала домой, чтобы выяснить, не удастся ли ей набрать сумму, необходимую для покупки машины („Покупайте сейчас, или товар уйдет“). Но вы можете и еще поискать; если мы продадим эту, найдутся другие».

Давайте предположим, что на вас не подействовала эта игра; вы видите тактику продавца насквозь. Теперь у вас две альтернативы. Один вариант – применить ответную игру власти и сказать продавцу: «О, конечно. Я полагаю, если есть человек, который хочет купить эту машину, ему она и должна достаться, поэтому я, пожалуй, и не буду возвращаться сюда». Вы меняетесь местами с продавцом и прибегаете к эскалации с помощью его собственной тактики – очередной игры «Все или ничего».

Другой вариант – использовать антитезис. В этом случае вы игнорируете маневры продавца, улыбаетесь и говорите: «Ничего, я попытаю счастья в другом месте. („Мне нравится машина, но она не так уж мне нужна“.) Возможно, я вернусь, и, если эта дама не купит ее, я буду все еще заинтересован в ее покупке. Спасибо за помощь».

Я воздержусь от высказывания предположений о том, какой из этих двух подходов обеспечит нам машину по более низкой цене. Вполне возможно, что оборачивание ситуации против продавца и использование ответной игры власти окажется эффективным, хотя в целом, полагаю, глупо надеяться на то, что непрофессионал, каким являетесь вы, сможет одержать верх над профессионалом. Более вероятно, что он использует серию новых маневров, которых вы не поймете, и в конце концов заставит вас выложить большую сумму, чем вам следовало заплатить. Я использую этот пример только для того, чтобы противопоставить две альтернативы, между которыми могут выбирать люди, оказавшиеся жертвами и власти: ответную тактику эскалации, которая, по сути, является продолжением войны, или антитезис, являющийся средством нейтрализации игр власти.

При этом всегда встает вопрос: когда же мы на законных основаниях сможем «вступить в войну» – ответить собственной игрой власти? Некоторые пацифисты ответят: «Никогда!» Другие скажут, что, когда речь идет о борьбе с агрессией, война оправданна. Лично я предпочитаю избегать войны, пока можно обойтись антитезисом. В большинстве ситуаций игры власти могут быть нейтрализованы: решение «вступить в войну» даже на рынке подержанных автомобилей является серьезным решением, которое прежде необходимо как следует обдумать. К счастью, в большинстве ситуаций и для большинства из нас этот выбор не столь необходим. Знание об играх власти и об их антитезисах может существенно помочь нам в получении того, что нам причитается. Я предпочитаю исследовать власть и злоупотребления ею, и вырабатывать мирные, ненасильственные методы противоборства. До тех пор пока война уже не станет неизбежной, я надеюсь, что никто другой не направит свои усилия на путь эскалации, пытаясь контролировать меня и тех, кто мне дорог. Прежде всего я хотел бы подходить к любой ситуации с позиций мира и сотрудничества, а не с позиций конкуренции и войны: я заметил, что в конечном итоге, действуя таким образом, я получаю больше того, что я хочу, равно как и все остальные.

Маршалл Розенберг в своей превосходной книге «Ненасильственная коммуникация. Язык сострадания» (Marshall Rosenberg, Nonviolent Communication. A Language of Compassion) проводит анализ ненасильственного подхода к конфликту для людей, желающих изучить этот предмет подробно. По сути, заявление о своих действиях/чувствах, являющееся неотъемлемым элементом кооперативного подхода, впервые было упомянуто в работе Розенберга.

Это верно практически для любой ситуации, за исключением той, когда наш соперник исполнен безжалостной решимости добиться своего любой ценой. В этом случае война является единственной реакцией, позволяющей сохранить то, что по праву принадлежит нам.

Кооперативное разрешение

Кооперативное разрешение конкурентной ситуации требует большей решимости и творческих усилий, чем эскалация или антитезис. Оно выходит за рамки самообороны и направлено на поиск общих мотивов, то есть потребностей, которые обе стороны могут удовлетворить. Эти общие мотивы могут быть, а могут и не быть найдены. К примеру, в играх с нулевой суммой такой общей почвы не существует. Ситуация с нулевой суммой по определению является ситуацией, в которой выигрыш одного неизбежно оказывается проигрышем другого; то, что выигрываю (или проигрываю) я, в сумме с тем, что проигрываете (или выигрываете) вы, всегда составляет большой жирный ноль. Например, если я спорю с вами на пять долларов и вы выигрываете, мой проигрыш (минус 5 долларов) и ваш выигрыш (плюс 5 долларов) в сумме равняются нулю. Подобные ситуации встречаются в реальной жизни, но реже, чем нас с вами приучили полагать. К примеру, если мы вдвоем летим в самолете, в котором есть только один парашют, можно обоснованно предположить, что если в случае необходимости прыгать вы выиграете, то я проиграю. И все же я могу выиграть, уступив вам парашют, став героем и получив посмертную компенсацию, которая позволит моей семье выжить. А вы выиграете, потому что останетесь в живых – или проиграете, испытывая вину всю оставшуюся жизнь. Все зависит от того, что складывается, выигрывается или проигрывается.

Если на карту поставлены только деньги, то любая ситуация будет ситуацией с нулевой суммой, а потому, живя в обществе с денежным менталитетом, мы склонны все рассматривать в свете материальной выгоды. Однако для большинства людей то, что оказывается поставленным на карту, редко ограничивается деньгами даже в коммерческих транзакциях, где, как и в любой другой сфере человеческих потребностей, ваш выигрыш не обязательно равен моему проигрышу.

Так, в вышеописанной ситуации с продавцом машин в основе всего происходящего, вероятно, лежат лишь деньги. Вы покупаете машину как она есть: никаких гарантий никаких дополнительных удобств. Ваш успех – дешевая покупка – оборачивается проигрышем для продавца, не сумевшего заработать больше. Конец. Но допустим, что вы продаете машину соседу. Вы хотите общаться с этим человеком, периодически одалживать у него чашку сахара, а иногда и машину. В будущем вам, возможно, доведется покупать у него или продавать ему что-то еще, и вы хотите, чтобы между вами сохранялись добрососедские отношения. Вы хотите быть справедливым и испытывать удовлетворение, которое приходит, когда вы поступаете принципиально. При этом содержание вашей транзакции еще не исчерпывается той суммой, которая будет передана из рук в руки. Если заключена честная сделка, вы оба выигрываете, потому что у него теперь есть хорошая машина, а у вас приличная сумма денег, и при этом вы оба уважаете друг друга.

Взаимное уважение может повлечь за собой в будущем подарки, услуги, обмены и сделки, которые стоят, даже если считать только деньги, значительно больше, чем несколько лишних долларов, которые вы можете вытянуть с помощью игр власти из своего соседа. Разумеется, теоретически то же самое справедливо и в отношении продавца автомобилей, но на практике это маловероятно.

Исходя из такой кооперативной установки, какой должна быть наша реакция на игру власти «Все или ничего»?

Скажем, вы продаете свою машину и запрашиваете 4 тысячи долларов.

Сосед: «Даю вам 2400 – берите или расходимся» (игра «Все или ничего»).

Вы можете прибегнуть к эскалации: «Я не собирать тратить время на дурацкие предложения. Дайте мне дать, когда будете готовы заплатить столько, сколько я прошу. На рынке такая машина стоит 5 тысяч» (эскалация с использованием лжи).

Иди вы можете использовать антитезис: «Что ж, ладно. Если так, тогда я отказываюсь. Дайте мне знать, если передумаете».

Или же вы можете проложить путь к кооперации: «Послушайте, насколько я понимаю, вы хотите получить эту машину, и я тоже хочу покончить с этим делом. Давайте договоримся. Если вы беспокоитесь, что она сломается, я согласен оплатить часть расходов на прохождение комиссии, а потому давайте остановимся на сумме между 4000 и 2400. Что скажете?»

Обратите внимание, что последняя реакция представляет собой отказ от игры власти и поиск кооперативного диалога без давления и страха перед дефицитом.

Еще один пример

Кооперативная реакция переводит сделку из Контролирующего режима в Кооперативный режим; этот маневр не является ни оборонительным, ни наступательным. Соперник, использующий игры власти, рассматривается как потенциальный союзник, с которым мы хотим сотрудничать. Например:

Домовладелец (силовой маневр): «Вы задолжали мне ренту за два месяца. Если вы не заплатите, я вас выселю».

Реакция арендатора (уступка): «Сейчас, только схожу за чековой книжкой».

Другая реакция арендатора (эскалация): «Давайте, попробуйте. Если попытаетесь меня выселить, я вам все равно не заплачу. Я просижу здесь шесть месяцев, а когда буду съезжать, еще и устрою вам погром».

Стимулом является силовой маневр; реакцией – силовой контрманевр, который может достичь цели и заставить домовладельца уступить.

Ответная реакция домовладельца (уступка): «Ладно, только позаботьтесь о том, чтобы заплатить побыстрее…»

Другая реакция домовладельца (дальнейшая эскалация): «Вы это серьезно? Тогда лучше не ходите по темным переулкам, если только попробуете…»

Антитезис, в отличие от силового контрманевра на исходный стимул, может выглядеть следующим образом:

Домовладелец (силовой маневр): «Если не заплатите, я вас выселю».

Реакция арендатора (антитезис): «Выселяйте, мне все равно. У меня будут деньги в следующий понедельник».

Другая реакция арендатора (кооперация): «Совершенно излишне поднимать вопрос о выселении. Я хочу заплатить ренту, но у меня сейчас нет денег. Вы можете подождать до понедельника? К тому моменту у меня будут деньги, и, если хотите, я заплачу вам проценты за просроченную оплату».

Такой вариант не является ни уступкой перед силовым маневром, ни эскалацией. Он переводит транзакцию из режима соперничества/контроля в кооперативный режим.

Как уступка, так и эскалация являются конкурентными реакциями, усугубляющими и подпитывающими Контролирующий режим осуществления транзакций. Антитезис является реакцией самозащиты, остающейся в пределах Контролирующего режима, поскольку субъект, прибегающий к игре власти, все еще рассматривается как соперник.

Глава 8

Игры власти крупным планом

Прежде чем перейти к рассмотрению следующей категории игр власти – запугиванию – вероятно, полезно будет дать более строгое определение игр власти.

Определение. Игра власти это осознанная транзакция или серия транзакций, в ходе которых человек пытается:

а) заставить другого человека сделать нечто, чего тот не хочет делать, или

б) помешать другому человеку сделать нечто, что тот хочет сделать.

1. Любые игры власти представляют собой транзакции или серии транзакций. Транзакция определяется как единица социального взаимодействия. Я использую слово «транзакция», заимствованное из транзактного анализа Эрика Берна, поскольку игры власти представляют собой социальные события и, на мой взгляд, ни одна из существующих на сегодняшний день социально-психологических теорий не приспособлена к описанию повседневных и сиюминутных взаимодействий между людьми лучше, чем транзактный анализ.

Любые игры власти могут быть проанализированы в терминах этих специфических дискретных межличностных событий, называемых транзакциями. Каждая транзакция состоит из стимула и реакции. Исходный стимул игры власти носит название «контролирующего хода (маневра)» и представляет собой начало партии, преследующей цель установить контроль одного индивида над другим.

2. Игра власти является попыткой одного человека контролировать другого.

Рассмотрим следующий пример:

Борис: Пойдем в кино.

Джилл: Я бы лучше пошла на танцы.

Борис: А я хочу пойти в кино. По-видимому, мне придется идти одному.

Последняя транзакция Бориса может являться контролирующим ходом, началом партии в игру власти. Предположим, Борис знает, что Джилл боится оставаться дома одна, и он надеется, что ее страх вынудит ее пойти с ним в кино. Он пытается контролировать ее поведение, что определенно является властным маневром.

Допустим, Джилл отвечает на его реплику следующим образом.

Джилл: Хорошо, а я пойду на танцы с Джейн и останусь у нее на ночь.

Это звучит как эскалация начатой Борисом игры власти со стороны Джейн, хотя, возможно, это и не так. Давайте предположим, что намерение Джилл состоит лишь в том, чтобы защитить себя от контроля со стороны Бориса, а не контролировать его в ответ. В этом случае ее поведение представляет собой не игру власти, а антитезис.

Когда она говорит, что останется у Джейн на ночь, она, вероятно, выходит за рамки самообороны, пытаясь запугать Бориса и заставить его прекратить свою игру власти, поскольку знает, что он терпеть не может спать один. В таком случае это было бы уже активной эскалацией, а не антитезисом.

А теперь предположим, что в ответ Джилл ударяется в слезы и говорит, «Ну и ладно, я пошла спать. Приятного вечера». Что это, игра власти или антитезис? Это звучит, как властный маневр, при помощи которого Джилл пытается вызвать у Бориса чувство вины за ее слезы и огорчение. С другой стороны, возможно, она заботится о себе, намереваясь отвести душу и пойти спать, чтобы хорошо выспаться.

3. Игра власти это осознанная транзакция. Мы совершенно осознанно прибегаем к маневрам, преследующим цель вынудить других делать то, чего в противном случае они не стали бы делать. Иногда мы настолько привыкаем добиваться желаемого путем игр власти, что перестаем обращать внимание на свое поведение. Люди, наделенные властью, зачастую достигают настолько поразительного успеха в достижении своих целей посредством игр власти, что эти игры становятся их второй натурой. Тот факт, что игры власти являются привычными для человека, не означает, что он не осознает или не способен осознать контролирующих намерений, стоящих за его транзакциями. Я подчеркиваю факт сознательного намерения человека в определении игр власти, поскольку во многих ситуациях по чисто внешним проявлениям невозможно определить, является ли транзактный стимул властным маневром. Он считается контролирующим ходом, только если применяется с намеренной целью принудить другого человека к определенным реакциям.

Вернемся еще раз к исходным транзакциям нашего примера.

Борис: Пойдем в кино.

Джилл: Я бы лучше пошла на танцы.

Борис: А я хочу пойти в кино. По-видимому, мне придется идти одному.

Пока мы не знаем скрытого смысла, стоящего за последним высказыванием Бориса, мы на самом деле не можем сказать, является ли оно началом игры власти, хотя оно звучит именно так. Возможно, Борис пытается с помощью игры власти заставить Джилл пойти с ним в кино, используя маневр «Все или ничего» («Мы идем в кин0 или ты остаешься одна»), с другой стороны, возможно, он готов предоставить ей выбор, идти или не идти, и просто следует собственным предпочтениям. В таком случае это не является игрой власти, даже если Джилл чувствует себя жертвой игры власти и реагирует так, будто ее вынуждают пойти. Это очень важное различение.

Джилл, вероятно, выяснит, каковы намерения Бориса, если согласится на его предложение.

Джилл: Хорошо, иди. Я думаю, я пойду с Джейн на танцы.

Если Борис примет эту альтернативу благосклонно и без обиды, значит, его первоначальная транзакция («По-видимому, мне придется идти одному») скорее всего не являлась контролирующим ходом. Если бы это был контролирующий ход, такая реакция Джилл означала бы, что Борис не достиг своей цели, а потому ему, несомненно, не понравилась бы ее реакция, представляющая собой искусный антитезис его попытке контролировать ее.

И снова по внешним и очевидным проявлениям мы не можем понять, каковы намерения Бориса. Борис может не подать никаких признаков неудовольствия и пойти в кино один. Могут пройти дни, а то и месяцы, прежде чем его обида на антитезис Джейн выйдет на поверхность. Собственно говоря, она может так никогда и не проявиться. Поэтому, за исключением случаев крайне грубого властного поведения, мы никогда не можем быть уверены в том, является ли некий конкретный ход частью игры власти. Единственным вариантом, при котором мы были бы уверенными, в чем состоят намерения Бориса, является готовность Бориса быть откровенным по поводу своих намерений, если бы он сообщил нам о них, а мы бы ему поверили.

Крайне важен тот факт, что в подобных ситуациях мы зачастую не можем быть уверены относительно истинных намерений, стоящих за маневрами другого человека. К примеру, Борис может быть убежден, что заявление Джилл о желании пойти на танцы с Джейн является игрой власти, поэтому он может отреагировать следующим образом:

«Это игра власти. Не пытайся испытывать это на мне».

Однако в действительности он не знает, является ли ее реакция эскалацией в ответ на его игру власти или же это просто находчивое и взаимовыгодное решение сложной ситуации. Кроме того, Борис, должно быть, осознает, что Джилл реагирует на его предложение пойти в кино одному, и что она вполне обоснованно может рассматривать его как контролирующий ход, запускающий серию потенциально неприятных транзакций. Это называется «видеть соломинку в глазу другого, не замечая бревна в своем»; если оба они не захотят сесть и тщательно проанализировать каждое высказывание с самого начала, обвинения Бориса будут лишены всяких оснований и он может ответить следующим образом.

Борис: Твое поведение возмущает меня. Может, поговорим о том, что между нами происходит? Я боюсь, что все закончится скандалом.

Пытаясь понять поведение других по отношению к нам, мы можем совершать два рода ошибок. Первый род ошибок, «Оптимизм», состоит в том, что мы полагаем, будто мы не являемся объектами игр власти, хотя на самом деле ситуация обстоит именно так. Второй род ошибок, «Паранойя» состоит в том, что мы думает, будто игры власти имеют место, хотя в действительности это не так. Большинство людей склонно не замечать тех игр власти, которые используются против них, хотя они могут осознавать, что происходит что-то неладное.

Когда игры власти становятся для людей привычными повседневными событиями в сфере межличностных транзакций, их отношения с окружающими могут крайне усложниться. Искренние и откровенные взаимодействия могут постоянно омрачаться неявными и тонкими формами обмана и манипуляции. Далее в этой книге мы рассмотрим, как можно конструктивно противостоять паранойе в процессе кооперативных взаимоотношений

Последнее высказывание Бориса было бы хорошим началом честного, кооперативного обсуждения того, что происходит между ними, однако если такого обсуждения не последует, единственный выход для Бориса – поступать в соответствии с собственными желаниями, не пытаясь контролировать то, что делает Джилл.

Повторим еще раз: игра власти – это осознанное действие. Его следует отличать от действий, которые лишь кажутся контролирующими ходами, но поскольку за ними не стоят контролирующие намерения, на самом деле они не являются игрой власти.

Данное обсуждение может привести вас в замешательство. Как же все-таки выяснить, когда вы оказываетесь жертвой игр власти со стороны другого человека? Ответ таков: вы можете быть абсолютно уверены только в том случае, если человек сам признает это. Но гораздо важнее тот факт, что правильный ответ не имеет особого значения. По-настоящему важно то, что вас лишают возможности поступать, как вы хотите, независимо оттого, имеет место игра власти или нет. Если вы подозреваете, что являетесь жертвой чьей-то игры власти, не спешите с обвинениями. Временно истолкуйте сомнение в пользу другого и спокойно делайте то, что считаете нужным. В конце концов его намерения станут для вас очевидны.

Если не считать испытания временем, единственный способ выяснить правду – это спросить самого человека, который, как нам кажется, играет с нами в игры власти, и позволить себе довериться его ответу. Вот почему так важно устанавливать кооперативные взаимоотношения с близкими нам людьми. Только в этом случае мы можем быть уверенными, что окружающие нас люди заинтересованы в том, чтобы жить жизнью, свободной от игр власти, и быть искренними в отношении своих чувств и внутренних мотивов.