Текст книги "Игра в прятки"

Автор книги: Клэр Сэмбрук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 13 страниц)

10

Если б я только мог замереть, застыть неподвижно на ветке, обхватить ее, как птица, пальцами ног. Гарри и Терри. Терри и Гарри. Хорошо звучит, как ни поверни. Я крутил эти слова в голове, пытаясь забыть о страшной высоте и о земле там, далеко внизу. Стоит мне опустить глаза – и земля рванется навстречу, расплющит, убьет меня.

– А парнишка-то знает, что ты высоты боишься?

– Снова ты? Биффо, отвяжись.

От одной мысли, что мы высоко на дереве, в пятидесяти метрах от земли, кружилась голова, а по спине бежали мурашки.

– Как скажете, босс, – ехидно буркнул Биффо.

Терри выпрямился, встал в полный рост (это на такой-то высотище) и принялся вытаскивать по веревке что-то из дупла в дереве. Достал рюкзак. Потом как ни в чем не бывало присел на корточки, отвязал веревку, раскрыл рюкзак. Да, ему хорошо. Еще бы. Он-то не боится высоты.

Из рюкзака Терри достал два завернутых в фольгу свертка.

Только бы не упасть.

– Лови.

Ой нет.

Поймал, поймал, и не свалился, и не сломал себе шею.

Одной рукой я кое-как развернул фольгу. Другой держался за дерево, так все-таки безопаснее. В свертках оказались закрытые бутерброды. Два куска хлеба, а между ними…

– Овечий помет, – сообщил Терри.

– Шутишь?

Черта с два он шутил. Терри вообще шуток не признает – не видит в них толку.

– Солдатам иногда приходится есть все, чтобы выжить: ягоды, корни, червей.

– Послушай, дружок, не стоит так унижаться. У человека должно быть чувство собственного достоинства. – Опять Биффо влез. Очень мне нужны его советы. Маминых хватает. – По-моему, есть дерьмо унизительно.

Терри тем временем откусил большой кусок своего бутерброда. Хотелось бы знать, что там у него между кусками хлеба. Терри об этом умолчал.

Терри, несомненно, был клевым парнем. У него были классные супермодные ролики, таких в нашей школе ни у кого не было, ну разве что у нескольких ребят из старших классов. Но это что! У него был свой собственный тренер по теннису и еще один по крикету. Да и это не все. У него был личный психоаналитик. Это такой человек, который сидит и слушает, как ты ему про все свои проблемы рассказываешь, и даже не перебьет ни разу, и так каждую неделю. Мама у него какая-то большая шишка, скупает фирмы по кусочкам, а потом вроде как их закрывает. Уж не знаю, на фига, только все это очень круто.

– Что скис, Гарри? Аппетит пропал?

Терри смотрел на меня – ждал, пока я съем хоть кусочек. Я лихорадочно искал, чем бы его отвлечь. Но стоило мне посмотреть вниз, как голова закружилась. Я посмотрел ему в глаза. Может, там что найду? Я посмотрел ему в глаза и увидел – даже смешно, – увидел одну пустоту.

Так ничего и не придумав, я спросил:

– Как тебя занесло в нашу школу, Терри?

– Хочешь сказать, почему меня не послали в какой-нибудь супер-пупер-лицей?

– Ну, в общем, да.

Таких богачей, как Терри, в нашей школе больше не было.

– Я раньше учился в лицее. А в «Манделу» меня перевели в наказание.

– А за что тебя наказали?

Я втихую сдвинул верхний ломоть хлеба и пригляделся к начинке бутерброда.

– Меня отчислили.

– Отчислили? За что?

Какие-то круглые, похожие на смородину шарики. Скорее всего, изюмины, но рисковать как-то не хотелось.

– За то. Меня с души воротило от их чертова лицея.

– Почему?

– Потому!

– Потасовку устроил?

– Ха! Им ничего не удалось доказать.

По лицу его было видно, что он не собирался этого говорить, само выскочило. Терри посмотрел на компас, который висел на цепочке у него на шее, скользнул взглядом по саду.

– Тебе не понять, что такое школа-интернат. Представь: двадцать четыре часа в сутки с училками.

Я вспомнил, как мы отдыхали в школьном лагере вместе с мисс Супер. Больше ничего на ум не шло.

– Так тебя, выходит… отчислили только потому, что тебе там не нравилось?

Терри достал из сумки бинокль. Самое время, решил я, избавиться от этой пакости из бутерброда.

– Не-а. Говорю же, я там всех и все терпеть не мог. А отец считал, что лицей поможет мне выработать характер. Короче, пришлось кое-что предпринять.

– Что?

– Да так… – Бинокль чуть дрогнул у него в руках. Лицо покраснело. Лоб вспотел.

Неужели в постель напрудил?

– Сбегал в магазин без разрешения… Слушай, Гарри, давай сменим пластинку.

– Но это так интересно. А еще?

– Много чего. – Он поднес бинокль к глазам и начал исследовать сад.

А я тем временем быстренько счистил с хлеба кругляшки. Шлеп.Как долго они падают. Шлеп, шлеп.

– К примеру, поджег там кое-что.

– Мой дядя Отис…

– Началось все с книг, – перебил меня Терри. – Ох они и взбесились! Но все-таки не отчислили. Пришлось придумывать что-то посущественнее.

Я представил, как горят целые полки книг.

– В конце концов я там поджег сарайчик.

У меня бутерброд выпал из рук.

– Что?!

– Сарайчик, в нем газонокосилки хранились. Только там еще и канистра с бензином оказалась. В общем, взрыв был клевый. Супер.

Пожалуй, Отиса мне лучше не упоминать.

– Добился, короче, своего. Отчислили.

Взгляд Терри еще раз скользнул по саду и остановился.

– Примерно такой же сарайчик, – он мотнул головой.

Маленькая деревянная постройка, вроде домика Ганса и Гретель из сказки. С одной стороны – бочка с водой, у крыльца – резная лавочка.

И он такое поджег? Ничего себе!

Только подумать – я, Гарри Пиклз, сижу на дереве с самым настоящим, живым поджигателем, которого еще и из школы исключили.

Терри продолжал исследовать сад и вдруг скривился:

– Ага! Вот он, прямо на вражеской территории. Крайне подозрительный тип. Знаешь, кто он такой, Гарри?

Недалеко от сарайчика копался садовник.

– Это ведь он, правда, Гарри? Скажи мне, это он?

– Это он, – подтвердил я, совершенно не врубаясь, о чем речь.

– Видимо, баранку он крутит по выходным. Вот, значит, кем интересовалась полиция. Подонок.

Баранку крутит? Это он про шофера автобуса?

– Ты только подумай, Гарри, как хитер этот подонок.

– Но, Терри, дело в том, что…

– Мы его выведем на чистую воду.

– Что?

– Только посмей пойти на попятную! Струсил, что ли?

– Нет, но…

– Никаких «но», Гарри. Настоящий солдат не знает слова «но». Вот мразь.

Я видел, как садовник, вытерев тряпкой какую-то острую железяку из газонокосилки, пристроил железяку на лавочке, встряхнул тряпку, сложил ее и сел. Не больно-то он усердствует.

– Ты только подумай, что он сотворил, Гарри.

Ой нет, снова голова кружится. Я стиснул веки. Нельзя смотреть вниз.

– Наглец. Думает, что замел следы. Не выйдет. Я этого не потерплю.

Там, внизу, садовник чистит все, словно и вправду заметает следы. Здесь, наверху, на дереве, не унимается Терри.

Голову напекло, во рту сухо, и я того и гляди упаду. Жизнь и игра слились, перепутались, так что и не поймешь, что есть что.

– Эй, дружок, не кисни.

– Опять ты, Биффо? Сгинь.

– Не люблю судить людей, но сдается мне, у этого парня не все дома. Держись от него подальше.

– Не все дома? – У матери Кэла, если на то пошло, тоже явно не все дома.

– Да, дружок, боюсь, что он со сдвигом. Я бы не хотел, чтобы ты…

– Слушай, отвали, а? Не суй нос не в свои дела. Это всего лишь игра.

– Игра, говоришь? Что-то не похоже…

– Это…

– …И к тому же, дружок, все, что касается тебя, это как раз моидела.

Терри опустил бинокль, вытер лицо рукой. Про любого другого я сказал бы, что он плачет. Терри закашлялся, потом вроде как взял себя в руки и сказал:

– Прежде всего нам необходимо произвести расследование.

Вот это правильно. Вот это здорово. Ура! Сначала мы устроим расследование.

11

Топ-топ-топ-топети-топ.

Топ-топ-топ-топети-топ.

Топети-топ-топ.

Папа и Отис, который стал ему теперь лучшим другом, скачут по двору, как парочка гомиков. Тренируются. Биффо опять взялся за свои нотации.

– Дружок, тебе не кажется, что полиция должна об этом узнать?

– Это же сверхсекретно.

– Дружок, та леди из полиции просила сообщить, если что-то новое откроется.

– Венди?

– Да-да, Венди. Она сказала…

Топ-топ-топ-топети-топ.

Топ-топ-топ-топети-топ.

Топети-топ-топ.

Все-таки действует на нервы.

– Венди? А что от нее толку? Ни черта она не может.

Да и от Дэвида Бэкхема толку никакого. Нет, не в жизни, конечно. В жизни-то он мой кумир. А вот в мировом Кубке по футболу, это компьютерная игра такая, толку от него – ноль. Так что пошел он.

Топ-топ-топ-топети-топ.

Проблема в том, что и Майкл Оуэн тоже не на высоте. А уж если по совести, так вся команда паршивая. Короче, плюнул я на них и нашел себе новую команду. Такую, которая меня достойна.

Топети-топ-топ.

Сборная Бразилии приветствует Гарри Пиклза.

Вот это уже лучше. Пожалуй, теперь можно и принять вызовы каких-нибудь маленьких стран, Швейцарии там или Люксембурга.

Побалую моих игроков.

Ой нет.

Может, не стоило их так сразу нагружать.

Топ-топ-топ-топети-топ.

А может, это все шум со двора виноват.

Я щелкнул мышкой по кнопке «выход».

«Вы действительно хотите выйти из игры?»

Еще бы. Еще как хочу.

Топ-топ-топ-топети-топ.

Когда же это кончится?

– Дружок, ты обещал сообщить, если что-то новое…

– Снова ты.

– Ну хорошо. Поговори со своим дядей один на один, по секрету.

Топ-топ-топ-топети-топ.

– По секрету?

– Да, как на исповеди.

– На исповеди?

Топ-топ-топ-топети-топ.

Топ-топ-топ-топети-топ.

Когда это кончится?!

Стук прекратился. Я закрыл глаза.

– Дружок, поверь: тебе необходимо поговорить об этом.

– Слушай, отстань, помолчи немного.

– Что ж… Как знаешь.

Мне нужен покой. Тишина и покой.

Хорошо! Вот так.

Бум-бум-бум-бум-бум-бум.

Черт!

– Дружок…

– Ладно, ладно, отстань. Я с ним поговорю.

Я сбежал вниз по ступеням во двор и остановился, глядя, как Отис наступает на папу.

– Защищайся, что же ты, защищайся. – Отис вскинул правую руку в боксерской перчатке.

Папа покачнулся – бум! – и плюхнулся на землю, как желе.

– Минутку, минутку. – Папа никак не мог отдышаться.

Отис опять в стойке, кулаки в перчатках выдвинуты вперед. Левой, правой, левой…

Я кашлянул.

– Ты что, в игрушки играть пришел или тренироваться? – бросил Отис папе.

Папа поднес руку в перчатке к лицу, шмыгнул носом. Лицо его лоснилось от пота.

– Кхе-кхе, – повторил я. – Слушайте…

Папа вскинул руки, немножко помолотил кулаками воздух, пошел на Отиса.

Отис увернулся.

– Лучше, уже лучше, – хохотнул он. – Теперь мощи добавь, приятель, мощи добавь.

Папа заработал кулаками во всю мощь.

Вжик-вжик, вжик-вжик.

– Замри, – сказал Отис.

Я замер. Папа тоже.

– Прости, Отис… – начал я.

– Чуть позже, Гарри. Доминик, на кого ты похож? Подтяни шорты. – Отис похлопал отца по животу. – Руки выше, выше! Защищайся.

И ударил отца прямо в лицо.

Папа поднял руки, принял настоящую боксерскую стойку.

Отис посмотрел на него так, будто никогда не видел ничего более трогательного.

– Перекур тридцать секунд.

Папа опустил руки с таким облегченным вздохом, будто его перчатки были набиты камнями.

– Отис, у тебя найдется свободная минутка для меня?

Отис посмотрел в мою сторону.

– Гарри, сейчас это ринг, а не просто сад, в котором мы развлекаемся в свое удовольствие. А на ринге действуют свои правила. Смотреть можно, болтать нельзя. Идет?

Что? Что?! Чей это сад, в конце концов?

– Папа, ты же сам говорил, что бокс – ужасный спорт, – сказал я.

– Ради всего святого, Гарри, не сейчас.

– Ты говорил, что это спорт тупиц и скотов.

Вот расскажу Отису все, что папа про него говорил, тогда они у меня узнают. Только я почему-то промолчал. И ушел. Пусть ломают друг другу носы, если им так хочется.

12

На цыпочках я прошел в комнату родителей. Мне нужно было кое-что найти. Кое-что, что поможет в выполнении моей миссии. Краем уха я прислушивался к тому, что происходило внизу. Вдруг им понадобится моя помощь. Они снова ругались. С каждым днем ссоры происходили все чаще и звучали все громче. Казалось, целый ансамбль карнавальных барабанщиков поселился у нас на кухне и репетировал целыми днями.

– Это всего лишь предложение, – уговаривал папа. – Я ничего тебе не навязываю.

– Спасибо вам, доктор, но я не нуждаюсь ни в ваших предложениях, ни в ваших профессиональных советах. Сойдемся на том, что я займусь этим завтра. Может быть.

Мама еще почти не кричала. А начала она вообще едва слышно. Так тихий сначала звонок будильника становится все громче и громче, а потом от него даже уши начинают болеть.

– Ты!.. Тебе легко говорить. Ты просто взял и снова увяз с головой в своей хирургии. А мне что прикажешь делать, черт побери? Вернуться в журнал? Чудно. Продолжение рубрики «Я и мои дети» – рубрика «Я потеряла ребенка»?! Не забыл, милый, что у меня больше нет сына?

Музыка из «Арчеров» за стенкой усилилась. Молчун Джефри из вежливости включил приемник погромче, не иначе.

Я рылся в ящичках маминого комода в поисках колготок. Мы с Терри напялим их на голову, как грабители банков, чтобы нас в жизни никто не узнал.

А скандал продолжался. Папа, очень тихо:

– Я не настаиваю, чтобы ты вернулась к этой рубрике.

Мы с Терри не на шутку взялись за расследование. Мы действовали, как самые настоящие сыщики. Мы даже дело составили. Только мы потом все заучили наизусть, а бумажки сожгли, чтобы не было улик. Мы выяснили, что садовника звали Дэннис. Было ли это его именем, фамилией или вообще кличкой, мы пока не знали. Обычно он ездил на велосипеде. Но однажды Терри видел, как он сошел с автобуса № 53, и вид у него был весьма подозрительный. Он был осторожен и аккуратен. Но однажды забыл убрать в сарайчик полканистры бензина и даже не заметил, как канистра исчезла.

Мама, глухо и злобно:

– Предлагаешь основать другую рубрику, «Я и мое горе»?

– Я вообще ни на чем не настаиваю.

– Вам надоела эта зануда Джулия Берчил? Обратите внимание на увлекательную рубрику «Я и мой брак», новинку от вашей любимой Пэт… – не унималась мама.

Мы с Терри тщательно все продумали. Мы решили, что возьмем с собой секретное оружие, веревки, чтобы связывать руки, две зажигалки, ножик для чистки картошки на случай, если придется применить пытки, и бензин. Я хотел было взять еще и папину бритву, но порезался, как только открыл ее. Разжигание костра нам не очень удавалось, и мы постоянно тренировались.

– Прекрати, Пэт. Я не враг тебе. Я только хотел сказать, что тебе будет легче, если ты чем-нибудь займешься. Это поможет тебе немного отвлечься…

В ящике – никаких колготок. Трусы, опять трусы. Куча трусов, а в самом низу какие-то непонятные кружевные штучки. И как только мама их носит? Они ж запросто ей там все между ног порежут.

– Иногда работа помогает.

Мама в последнее время и говорила-то с трудом. А сочинять на бумаге еще труднее. Что он, этого не понимает? Совсем мозги отшибло? Может, ему надо работу бросить? Как он может кого-то лечить?

Хорошенькое дело. Представляю себе, сидит папа в своем кабинете.

– Доброе утро, доктор Пиклз. Я голову разбил. Раскокал совсем, как арбуз.

– Попейте аспирин. Следующий.

– Ой, доктор, эти вросшие ногти меня убивают!

– Сестра, электропилу! Вросшие ногти, говорите? Одно движение – и завтра вы о них и не вспомните.

Бз-бз, бз-бз-бз.

– А-А-А!!!

Шлеп.

– Моя нога!!!

– Следующий! Здравствуйте, миссис Бредфилд, чем могу помочь?

– Доктор Пиклз, мой сын так кашляет, так кашляет! Ужас! Сердце разрывается!

– Зато он у вас есть. Вам повезло. Следующий!

Мы даже учились разжигать костер трением – терли две палочки друг о друга. Это на тот случай, если зажигалки не сработают. Нужно ведь все предусмотреть, верно? Я вернул трусы на место, чтобы не заметили, что я тут копался.

– Откуда тебе знать, что мне нужно?!

Надеюсь, мама разбила не мою любимую кружку.

– Боже, Пэт! Не начинай, – умолял отец.

– Не начинай? – Мама разошлась не на шутку. – А почему бы нам не обсудить это? Почему бы тебе…

Оркестровая музыка с улицы заиграла еще громче и еще быстрее. Теперь я мог разобрать лишь отдельные обрывки слов.

Ну наконец. Я нашел целую кучу чулок. Зачем ей так много? Хотя чулки, пожалуй, нам подойдут. Даже лучше, чем колготки. Никаких проблем со второй ногой.

– Нет, – прозвучало снизу. – Ты сама знаешь, что…

– Давай, Доминик, давай! Скажи! – Мамин голос упал. Только он стал не тише, а страшнее. – Ты даже имени его произнести не в состоянии.

Трением костра не разведешь, чтоб вы знали. Уж лучше использовать увеличительное стекло.

Я достал секретное оружие коммандос. Открыл ножнички. Чтобы вырезать аккуратные дырочки, надо натянуть чулки на руку. Какой приятный звук. Как приятно лязгают ножницы.

Снова голос папы, очень нежный:

– Нам нужно время, моя хорошая.

– Мне тридцать девять!

– Но это просто смешно, Пэт!

Наверное, он попробовал обнять ее или еще что-нибудь в этом роде, потому что дальше я услышал мамин крик:

– Не хочешь?! Тогда не трогай меня!

Кажется, они дрались. Наконец папа сказал медленно и очень тихо:

– Я знаю, ты говорила, что очень хочешь этого, что это поможет нам пережить кошмар.

– Не хочу,Доминик. Это мне нужно.Нужно нам,чтобы справиться. Чтобы выжить!

И голос у нее был такой холодный, что даже дрожь пробирала.

Я натянул чулок на голову.

– У нас есть Гарри. Мы должны жить, Пэт. Ради него.

Вот он, Гарри Пиклз, в зеркале. На голове чулок, нос сплющен, глаза какие-то странные. Но все равно понятно, что это я.

– Гарри? – Мамин голос стал совсем ледяным.

Чтобы разжечь костер при помощи увеличительного стекла, нужно много времени и терпения. Сначала бумага просто темнеет, но не горит. А уж если набежит какое облачко, придется просто сидеть и ждать, пока вновь не появится солнце. И когда уже совсем потеряешь всякую надежду…

– Гарри? – сказала мама. – Гарри слишком мало.

Пф-пфф.И разгорелся костер.

– Себастьян, я же сказала – только пять минут.

Заткнется она когда-нибудь или нет? Мне нужно поспать. Хоть немного. Секретная операция под кодовым названием «Дэннис» – так садовника Терри зовут – может начаться в любой момент.

Я подошел к окну, задернул занавеску. Никогда раньше не замечал лысины у папы на макушке. Папа все скачет по саду, разбросав руки в стороны. Похоже на Иисуса на кресте. Я такого у Питера видел, над кухонным столом. Только у Христа, который на кухне у Питера, кровь сильно течет, и голова набок, и вообще он уже мертвый. Папа молотит кулаками с такой скоростью, что перчаток не видно. И еще быстрее, и еще. Как настоящий боксер. Правой, правой. Левой, левой. Футболка на спине прилипла к телу. Говорят, такого жаркого лета сто лет не было.

– Себастьян! Я больше повторять не буду.

Будет, будет, вот увидите.

Я ложусь на кровать, натягиваю на себя одеяло. Слишком жарко, но мне нужна эта тяжесть. Закрываю глаза, сую руку под одеяло, между ног, обхватываю пальцами свою штуку. Время от времени по железной дороге стучат колеса поездов. Когда-то Дэн, дурачок, выбегал на насыпь и танцевал, чтобы насмешить пассажиров.

Я боялся заснуть и поэтому все слушал и слушал. Стук колес. И топот папы в саду, и тихие всхлипывания мамы, и барабанный перестук где-то вдалеке.

– Себастьян! Немедленно домой!

У всего и у всех в мире есть какое-то дело, какой-то свой четкий ритм. Кроме меня.

Тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук– стучали колеса вагонов.

Топ-топ-топ-топети-топ– прыгал в саду папа.

Я что было сил ухватился за это топ-топ-топ-топети-топ…

Вокруг нас серый туман. У меня до ужаса болят уши, и мотор как-то странно ревет – значит, мы высоко в горах. Понятно, почему холодина такая, что зубы стынут. Подъезжаем к развилке. В окне мелькают деревья, ровные, как кинжалы. Я всматриваюсь в дорожный знак, пытаюсь прочитать. Неплохо бы понять, где мы находимся. Какое-то длинное слово. Или даже несколько. Бу… Бу… Что же там написано? Буквы сливаются.

«Будьте предельно осторожны» – вот что там написано.

Рядом сидит Дэн. Маленький, бледный, съежившийся. Точно такой он был в тот день, когда кашлял и хрипел, пока его не забрала «скорая».

Нужно было что-то делать, только я не знал что, мозги будто замерзли. Но все-таки надо что-то делать. Может, поискать фонарик какой? Или ножик? Я подышал на руки, спрятал их в карманы пижамы. Так. Нам будут нужны шерстяные свитеры, брюки, куртки. Носки тоже не помешают. Лучше бы шофер купил нам какое-нибудь одеяло. А то притащил всякой фигни. На кой черт нам упаковки толстой белой ленты, которой заклеивают окна, черные мешки для мусора и новенькая лопата, такая блестящая, каких я в жизни не видел?

Мама родная, до чего холодно! И тут он заговорил.

– М-м-м… Поглядим. – Шофер перебирал свои карты. – А не пойти ли мне вот так? Давайте-ка сюда свою дамочку.

– Не дам! – крикнул Дэн. – Пойди как-нибудь еще.

Немыслимая грубость с его стороны. Если бы вы его знали, вы бы не меньше моего удивились. Ведь наш Дэн никогда не грубил. И если уж на то пошло, он был не прав. Шофер знал, что у него дама, – значит, надо бить дамой. Иначе что за игра?

– Нет уж, Дэн-Дэн, давай сюда свою дамочку-мамочку, – ухмыльнулся шофер.

Да как он посмел?! Только я, мама и папа могут называть так нашего Дэна. Я хотел было сказать об этом шоферу, но страх и что-то еще, гораздо хуже и сильнее обыкновенного страха, вонзило мне когти в горло.

– Это не просьба, Дэн-Дэн. Это приказ. Выкладывай дамочку-мамочку.

Дэн выудил карту из-под ноги. Он вдруг стал такой серьезный-серьезный, и вид у него был совсем взрослый, вроде он знал что-то такое, чего даже я не знал. Что-то ужасное. Откуда? Ему и пяти лет не исполнилось.

Из колонок грянула веселая музыка. Любимая песня шофера.

– Дэниэл! Чур, никаких тайн! – сказал я. – Никаких тайн от меня, лады?

Дэн положил карту рубашкой вверх рядом с картой шофера.

Ледяной голос шофера зазвучал прямо у меня в голове. Только для меня.

– Знаешь, в чем твоя беда, Гарри? Тебя мало. Тебя слишком мало.

Дэн перевернул свою карту.

Дама. Совсем не похожая на другие. Темные блестящие волосы, черные брови, сияющие голубые глаза. Самая красивая мама на свете.