Текст книги "Что ты сделал"

Автор книги: Клер Макгоуэн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

Билл глядел на меня, все еще держа тяжелые сумки.

– Так что же все-таки случилось? – вновь спросил он.

– Карен вышла на тропу войны.

Глава двадцать пятая

Помню, как впервые увидела шпили Оксфорда. В отличие от многих моих однокурсников, я никогда не бывала там до собеседования. В школе, где я училась, не устраивали дальних экскурсий. Там не ожидали, что кто-либо из учеников поступит в университет, не говоря уже об Оксфорде.

Я вышла из вагона поезда холодным декабрьским вечером, и дыхание тут же превратилось в пар. Вокруг не было ни души. Я искала путь по плану, который нарисовала сама, и, дойдя по маленькому переулку до площади, сразу увидела купол Камеры Рэдклиффа, чьи огни сияли на фоне темного неба. Пройдя две улицы, я добралась до колледжа и будто попала в Нарнию или роман Толкиена: маленькие ворота в каменной стене, скрытый от посторонних глаз сад, там и сям припорошенный снегом. И тогда мне захотелось всего, о чем не было позволено мечтать никогда. Я знала, что вряд ли поступлю. Все здесь держались так уверенно, говорили так громко, а я робко отходила в сторону, когда ребята выбивали шары на бильярдном столе в комнате отдыха. В центре внимания была Карен, она смело оглядывала всех накрашенными глазами. Я и представить себе не могла, что мы обе поступим и, более того, станем лучшими подругами.

Три года спустя за теми же стенами лежала мертвая Марта Рэсби. И теперь я вернулась, чтобы наконец выяснить, что тогда произошло.

– Эли!

Как постарела Виктория! Меня это очень удивило. Я помнила ее роскошной, как породистая лошадь, а теперь она располнела, в волосах серебрилась седина, и глаз было не разглядеть за стеклами очков. Канувшие в Лету годы сделали нас женщинами за сорок, а Марта осталась юной навсегда.

Мы считали, что Виктория Адамс разбирается только в верховой езде и нарядах, но потом она потрясла всех своими успехами в химии, а пять лет назад стала главой приемной комиссии нашего колледжа. Я написала ей в «Фейсбуке», притворившись, что выбираю колледж для Кэсси. Она откликнулась и любезно пригласила меня приехать. Я подумала, что многие мои ровесники при поступлении пользовались подобными связями. Их сопровождали и облегчали им жизнь. Вот что значит иметь привилегии.

Я знала, что в это время колледж не так многолюден, некоторые еще сдают выпускные экзамены, а кто-то уже расслабляется. Никто не сидел на лужайке, повторяя материал, как делали мы. Я постучала в дверь, на которой красивым курсивом было написано: «Доктор Адамс», и Виктория вышла мне навстречу.

– О, ты без дочки?

– Она сейчас сдает экзамены в школе и еще окончательно не решила, поступать ей сюда или нет.

Бедняжка Кэсси. Невероятно, чтобы она прошла конкурс, с ее-то ужасными оценками. Помню, Майк очень расстроился, осознав, что дочь далеко не отличница, и я почему-то чувствовала себя виноватой – будто мои плебейские гены помешали ей преуспеть.

– Ну, очень приятно тебя видеть. Как дела у Майка?

По тому, как Виктория это сказала, стало ясно: она ничего не знает. Может быть, сквозь эти каменные стены новости не просачиваются?

– Держится на плаву, – соврала я.

– Хочешь кофе?

Я согласилась, и она наполнила маленький чайник водой из-под крана. На стенах висели фотографии студентов разных курсов, и я поднялась, чтобы найти наш. И нашла, увидев среди прилизанных бледных первокурсников, одетых в черное с белым, себя с не-выщипанными бровями и волосами мышиного цвета, а в заднем ряду – Карен с сильно накрашенными глазами. Помнится, в тот день она надела колготки в сеточку. А вот и Марта с золотыми волосами, сияющими на солнце.

Виктория подошла и встала рядом.

– Сколько же времени прошло, – вздохнула она.

– Целая эпоха. Здорово, что ты здесь работаешь!

Она присела на диван, поставила на столик две чашки с кофе и жестом пригласила меня присоединиться к ней.

– Многое изменилось. Не знаю, видела ли ты буклет: у нас новый эллинг[28]28
  Помещение для постройки и ремонта судов.


[Закрыть], новая комната отдыха…

Надо было вести игру осторожно, чтобы она не выгнала меня.

– Виктория, кое-что странное произошло на днях. К Майку приходили полицейские. – Я не упомянула, что мой муж лежит без сознания. До чего же, оказывается, легко лгать.

– О… – Она нахмурилась.

– Расспрашивали о Марте.

Виктория вздрогнула, словно я ударила ее этим именем. Марта была ее лучшей подругой. После той давней трагедии я размышляла, что будет со мной, если не станет Карен.

– Что?

– Помнишь, после бала всех допрашивали?

– Да, это было так ужасно. – Ее пальцы, державшие кружку с кофе, сжались сильнее.

– Они предположили, что Майк общался с ней, помогал прийти в себя, она ведь выпила больше обычного.

– Я пыталась ее остановить, – сказала Виктория упавшим голосом, – пообещала отвезти домой, но она… Я не смогла заставить ее уехать.

Виктория явно чувствовала себя виноватой. Мы тогда заботились друг о друге. Проверяли, добралась ли засидевшаяся допоздна подруга домой; если надо, вызывали такси. Девушки брали на себя ответственность за свою безопасность, не полагаясь на мужчин.

– Ты ни в чем не виновата. И, видимо, дело снова открыто, ведь они так и не поймали никого.

– Почему сейчас? – опять нахмурилась Виктория.

Я знала, что, как только уйду, она откроет гугл и найдет информацию о Майке, и тогда слухи распространятся по мессенджерам и электронным адресам наших однокурсников. Новость будет обсуждаться в барах и при случайных встречах на вечеринках, пока все не узнают, что я вышла замуж за насильника. Так и произойдет, если я не помешаю.

– Не знаю. Вернулись к нераскрытым делам, возможно.

– И чем я могу помочь? – Ее тон стал холодным, заставив меня поежиться.

– Мне просто надо узнать, что именно помнишь ты, и соединить со своими воспоминаниями. Очень трудно вспомнить все моменты.

Она немного расслабилась.

– Да, понимаю. Я часто прокручиваю в голове ту ночь. Как я умудрилась так надолго ее оставить? Пьешь, гуляешь, веселишься – и вот три часа пролетело, а ты и не заметил.

Я кивнула:

– Да, все как в тумане. Когда ты видела ее в последний раз?

Она отвела глаза в сторону.

– Думаю, на главном дворе. Марта танцевала в толпе, а потом споткнулась, и я предложила принести ей воды, но она отказалась. К сожалению, как раз на той неделе ее бросил Кристиан, и она, по-моему, первый раз дошла до такого состояния… Ты же помнишь Марту. Такая милая. И с ней никогда не случалось ничего плохого. Она тогда ужасно много выпила, я даже удивилась… – Виктория взглянула на меня. – И я видела ее с Майком в саду Феллоуз. Это я запомнила, потому что… обычно-то он был с тобой.

Значит, она, как и другие, заметила, что мы не все время находились вместе на балу. Может, наблюдала и нашу ссору на лужайке? Я не спросила, не она ли сказала полицейским, что Майк проводил Марту в сад. Об этом мог сообщить кто угодно.

– И как она себя чувствовала?

– Сильно напилась. Я пыталась отвезти ее домой, но она хотела остаться.

Виктория пожала плечами, и я увидела, как на нее давит вина. Прояви она настойчивость, Марта, возможно, была бы сегодня жива.

Я отхлебнула кофе.

– Майк сказал, что отвел ее туда, чтобы она протрезвела. Ей хотелось посидеть в тишине. Потом он ушел, а через некоторое время кто-то прибежал с криком, что ее нашли мертвой…

Этим «кем-то» была, разумеется, Джоди. Она всегда приносила плохие новости.

– Затем полицейские говорили со всеми и в итоге заподозрили Майка, потому что его с ней видели.

Слушая, Виктория рассеянно водила пальцем возле своей кружки.

– Марта была единственным ребенком в семье, – сказала она. – Родители баловали ее… Когда она умерла, они были убиты горем. Это сломило их.

Да, как много всего сломала ее смерть. А нам удалось уйти невредимыми. Так я думала раньше.

– Ужас… – Меня передернуло.

– А ты видела Майка после того, как он расстался с Мартой в саду? – спросила Виктория.

Теперь, когда прошло столько лет, мне не составляло труда ответить на этот вопрос.

– Конечно. Он сказал, что, когда уходил, с ней все было в порядке. Ему просто не повезло. Оказался не в том месте не в то время.

Виктория помрачнела.

– Марте не повезло куда больше.

Не переиграла ли я, не испортила ли все?

Кивнув, я поставила кружку на стол и наклонилась к Виктории:

– Я постоянно думаю о Марте. Мы с ней не дружили, но она была такой хорошей, такой красивой. Я просто пытаюсь помочь мужу. Он ни в чем не виноват.

Несмотря на свою неуверенность в этом, я спокойно выдержала ее взгляд.

– Чего ты от меня хочешь? – Голос Виктории был суров.

– Ничего. Просто чтобы ты была в курсе на случай, если полиция опять начнет рассматривать дело. В колледже этому вряд ли обрадуются.

Да, скорее испугаются, если эту историю снова вытащат на поверхность. Студентку убили в стенах колледжа, другой студент подозревался в том, что задушил ее и бросил на лужайке. Ее кожа была белее, чем разорванный шелк платья. Марта погибла. Произошла трагедия, и ничего с этим нельзя было поделать.

Виктория откашлялась:

– Ясно. Я расскажу им, что она была пьяна и Майк отвел ее в спокойное место, чтобы пришла в себя.

Я получила то, за чем приезжала, хотя вряд ли теперь стоило ждать от нее сердечности.

Какой вес приобретают слова в такие времена. Сколько их выброшено, разбросано, потрачено бездумно, как мелкие монеты. Но дважды в жизни, когда я оказалась рядом с преступлением, вес слов был как у фугасной бомбы. Виктория сказала: «Я видела ее с Майком». А Майк никогда не упоминал о Виктории. Судя по его описанию, он просто оставил Марту в саду и сразу ушел. Помог. Не задержался в саду, полном ароматов, с прекрасной, желанной и очень пьяной девушкой.

По дороге на вокзал такси проезжало так много дорогих мне мест, что сердце то и дело сжималось. Поднявшись по ступенькам на перрон, я наконец достала телефон и увидела три пропущенных вызова из школы Кэсси.

Глава двадцать шестая

– Не понимаю, как вы можете отстранять ее, если она не виновата?! – воскликнула я, добравшись наконец до школы на следующий день.

Я слышала, как Кэсси резко всхлипывает за дверью кабинета мисс Холл. Когда ее отца заколол Джейк, она плакала по-другому, отчаянно, как будто все потеряно. Моя мать называла это истерикой.

– Ваша дочь послала фотографию Аарону. И, к сожалению, некоторые другие мальчики тоже увидели ее.

Она говорила так, будто Кэсси чем-то их заразила.

Я заметила крестик на шее у мисс Холл – строгой, подтянутой, в сером брючном костюме, с непроницаемым лицом. Интересно, какое мнение у нее о нас?

– И что же? Это ее фото. Она имела право его отправить, если хотела. – Я притворялась разумной женщиной широких взглядов, считающей вполне нормальным желание пятнадцатилетней девушки послать фото топлес своему парню. Фото со стыдливо спущенными на пояс лифчиком и майкой.

– Миссис Моррис, отправлять фото сексуального характера несовершеннолетним – незаконно.

– Даже свое?

– Да, и свое тоже.

– Давайте разберемся. А делиться этим фото с другими мальчиками – законно?

О, эти похотливые звери, ходячие члены, потные и наполненные спермой. Они трут толстыми грязными пальцами экраны смартфонов, и на их лицах мелькают гаденькие ухмылочки. А неприятности – у Кэсси, хотя она думала, что никто, кроме Аарона, не увидит фото. Почему не накажут их? Почему не исключат Аарона?

– К сожалению, мы не можем доказать, что Аарон его разослал.

Она вертела в пальцах ручку, действуя мне на нервы. Я еле сдерживалась, чтобы не выбить у нее эту ручку из рук.

– Конечно, разослал, не смешите меня.

– Он утверждает, что его телефон забрал друг.

– Что за друг?

– Он не говорит.

Я посмотрела ей прямо в глаза.

– Видимо, всего лишь совпадение, что Аарон – капитан команды по регби, а его отец только что оплатил постройку нового спортцентра?

– У меня нет полномочий обсуждать с вами учеников. Полагаю, Кэсси лучше несколько недель провести вне школы.

– Но как же экзамены?!

Моя дочь только дважды явилась в школу после случившегося, и оба раза мне звонили, чтобы я ее забрала.

– Некоторые дети не посещают школу, а экзамены сдают в специальном центре.

Просто прекрасно, дальше некуда! Кэсси отправляют в какой-то центр для странных детей, находящихся на домашнем обучении. Или для тех, кого выгнали из школы за поджоги. Подальше от друзей и привычной обстановки. Только потому, что подлые мальчишки пялились на ее фотографию. Аарон-то как получил этот снимок? Заставил позировать? Кровь во мне кипела, в ушах звенело от гнева, и я боялась, что вот-вот ударю эту женщину.

Я настаиваю, что это наилучший выход, – проговорила она вежливо. – Кроме того, мы и так не можем позволить ей сдавать экзамены из-за долга по счетам.

Я вскочила, сшибла стаканчик с ручками, не извинилась и, наклонившись к ней через стол, выпалила:

– Вам должно быть стыдно, мисс Холл! У вашей ученицы отец при смерти, а ее унижают при всех, вовлекают в скандал на сексуальной почве, и все, о чем вы думаете, – это как ее наказать, как заставить страдать еще больше! Вероятно, СМИ захотят об этом услышать. Девочка принимает удар за мальчика. Ведь и слова не было сказано о том, чтобы наказать его за то, что он распространил фото!

Она даже не моргнула. Железная выдержка. Наверное, их тренируют этому в педагогическом вузе. Мисс Холл просто сидела и смотрела на меня так, как будто перед ней была нищебродка, которая орала, что обидели ее милую крошку, и угрожала подать в суд, довести до увольнения, сообщить в газеты. Потому что именно такой мамашей я сейчас и была.

– Миссис Моррис, в этой ситуации я бы не советовала вам опять общаться с прессой. Пожалейте Кэсси.

Я застыла, открыв рот, внезапно забыв все слова, которые собиралась выплеснуть на нее. Она была права, а вот я потеряла лицо. Не мне говорить о распущенности молодых девочек и о вседозволенности, ведь именно моя изнасилованная подруга пила, носила короткую юбку и флиртовала.

Она, видимо, поняла, что взяла надо мной верх, и быстро отложила папку с личным делом Кэсси.

– Давайте на этом закончим. Вам нужно отвезти ее домой, а я договорюсь о сдаче экзаменов. Мы попытаемся во всем разобраться, но такие вещи очень быстро распространяются…

Прямо как болезнь. И это про мою Кэсси.

– И, если я этого не говорила, пожалуйста, примите мои пожелания скорейшего выздоровления вашему мужу.

А Кэсси все продолжала всхлипывать за дверью, монотонно и как-то механически. Это напоминало гудение кондиционера.

Мы должны были уйти. Незаметно, крадучись. Побежденные, стыдящиеся, запятнанные.

– Милая, нам придется поговорить об этом, даже если ты не хочешь.

Кэсси сидела, сжавшись на заднем сиденье машины, и плакала. Ее лицо опухло и покраснело, волосы растрепались.

– Как к нему попало твое фото?

Хотелось бы услышать в ответ: «Он меня заставил». Я это видела так: Аарон хотел секса и давил на нее. Заставил, например, сделать фото и отправить ему, чтобы доказать свою любовь, а потом показал всем, кто был в раздевалке. Отвратительно.

– Кэсси, если он тебя сфотографировал, это незаконно. Мы вправе обратиться в полицию и потребовать удалить снимок.

Я знала, что на самом деле невозможно вернуть обратно то, что разлетелось по телефонам, словно бацилла. Ужасно, если фото уже попало на один из тех сайтов, о которых я писала. Тогда удалить его навсегда уже нереально.

Всхлипывания затихли. Сколько же ей пришлось пережить за последнее время! Она видела отца сначала на скамье подсудимых, потом – истекающего кровью; узнала, что ее лучший друг на самом деле ей брат, а теперь еще и это…

– Пожалуйста, дорогая, расскажи мне, как было дело, а я обещаю сделать все, чтобы этот кошмар поскорее закончился.

Кэсси смотрела в окно. Она глубоко вздохнула и ледяным тоном произнесла:

– Аарон не делал это фото. Он меня бросил. Я хотела вернуть его. Я не знала, что посылать снимок незаконно.

Мне понадобилось некоторое время на осознание услышанного.

– Ты сама послала… Он не просил тебя…

– Нет. – Она перевела взгляд на свои руки. – Он не хочет иметь со мной ничего общего.

О, как же мне захотелось убить Аарона! Самодовольного маменькиного сынка, которому уже приготовили местечко в Оксфорде, а в последующем – и в какой-нибудь юридической конторе в Сити. Как он посмел причинить моей дочери боль, приговорить ее к такому унижению! Тут же мелькнуло воспоминание о том, как я предложила себя, свое девственное тело, Майку, как хотела отдать ему все, что имела. Какой же я была смешной и глупой!

– Ты видела фото? – жалобно спросила Кэсси.

Я наконец завела машину.

– Нет, милая, не видела. Поехали домой.

Я никогда не скажу ей, что видела его хоть краем глаза, потому что это убьет ее. Ведь самым ужасным было не то, что она выставила напоказ свою нежную маленькую грудь, а тот взгляд, которым она смотрела в камеру, – взгляд побитой собаки, сексуальной рабыни, девочки, которую заставляют сделать что-то, чего она делать не желает. Мне пришло в голову, что у Карен теперь такой же взгляд.

– Мама, давай съездим к папе, – тихо попросила Кэсси. – Я хочу увидеть его.

Майк

Какое-то время весь мир казался ему серым. Он чувствовал вокруг себя какую-то вибрацию, слышал звуки, видел вспышки света, но все это – будто за плотной завесой. Сильно болела голова, а тело онемело, только кое-где пульсировала боль. Иногда ему казалось, что он занимался дайвингом и нырнул очень глубоко, а где-то наверху дрожит залитый солнцем овал. Каждый раз, приближаясь к этому пятну света, он понимал – случилось что-то ужасное, и ощущал вину. И стыд.

Карен…

Она сказала неправду. Но все смешалось: секс, который был у них в тот день в душной комнатке над гаражом; ее, такой знакомый, запах; смесь стыда и желания; его слова: «Все кончено. Мы не можем так поступать с Эли»; боль в ее глазах… Он не мог не переживать за нее, ведь они были близки много лет. Как он тосковал по ней, лежа возле Эли, и, чтобы унять эту тоску, смотрел очередную скандинавскую драму с субтитрами…

Что же он помнил о той ночи? Почти ничего. Ужин в саду. Сначала уходит спать Эли, потом – Джоди, беременная и опухшая. Они вчетвером сидят и пьют, Карен смеется громче всех, касается ногами Билла. Скорее всего, она хотела вызвать его, Майка, ревность и, наверное, добилась этого. Но как нежен был теплый ночной воздух, и с каким наслаждением Майк смотрел на прекрасный дом, на сад, которые он заслужил, заработал своим трудом.

А что произошло потом? Эти воспоминания подернулись туманом. Курить травку и запивать алкоголем – плохая идея. Он очень нервничал, ему было стыдно перед Карен, но не менее стыдно перед Эли, ведь он занимался любовью с другой прямо у них дома. Было страшно, что жена узнает и этот позор просочится сквозь стены… Еще ему хотелось произвести впечатление на Каллума и показать Биллу, что он, Майк, еще молод и крут.

Он понимал, что Билл тоже любил Эли, и даже чувствовал себя чуть-чуть виноватым: ему эта девочка была нужна куда меньше, чем Биллу, и он мог уступить… Майк как бы встал между ней и Биллом. Следовало порвать с Эли сразу после бала, переехать в Лондон, ведь у нее не было ни денег, ни связей, чтобы отправиться туда самой… Все могло сложиться совсем по-другому, если бы Эли не пришла тогда к нему… И если бы Марта не умерла. Кажется, ей нравилось быть с ним. Тогда ночью она смеялась его шуткам, встряхивая своими золотыми волосами… Может, именно на Марте он потом и женился бы, и с ним рядом была бы прекрасная, сияющая женщина. Все могло сложиться совсем по-другому. Но тогда не было бы ни Кэсси, ни Бенджи, а этого Майк представить не мог.

Он услышал голоса:

– Боюсь, что…

– Никаких изменений…

– Очередь на трансплантацию…

Он понимал, что должен очнуться, но еще знал, что там его ждет не та жизнь, которой он хотел жить, совсем не та, что была ему нужна… Та жизнь умерла сто лет назад, на лужайке возле колледжа в Оксфорде.

Глава двадцать седьмая

– Мама, ну конечно я это сделаю! Ты все это время знала, что я могу помочь папе, и ничего не сказала?!

Мое сердце упало. Теперь трансплантации не избежать: Майку становилось хуже. Я видела это по его пепельного цвета лицу. Глаза глубоко запали, кожу покрывали морщины. За неделю он постарел лет на двадцать. Необходимо было что-то делать – а значит, в первую очередь взять пробу у Кэсси.

Увидев его, она заплакала, съежившись у постели.

– Я сказала, что ненавижу его…

– Я слышала, но это же неправда.

– Нет, я не ненавижу его, просто не пойму, как он мог сделать столько плохого.

– Я тоже. Пока он не очнется и не объяснит нам все сам, мы ничего не поймем.

– Ну а если не очнется? – Кэсси залилась краской. – Ведь такое может случиться? Он очень болен!

Я думала об этом, поглаживая дочь по голове, – сейчас она не противилась ласке.

– Милая моя, есть способ помочь ему.

И я рассказала ей о трансплантации, при этом попытавшись представить донорство очень болезненным, страшным и кровавым. Но, как оказалось, не учла, с кем имею дело. Со своей мужественной девочкой, которая, порезав ногу до кости о битую бутылку, каким-то кретином закинутую в море, не уронила ни единой слезинки. «Мамочка, мне не больно», – говорила она, хотя, конечно, было очень даже больно.

Похоже, эта новость вытянула нашу дочь из трясины, в которой Кэсси увязла с того самого дня, как отец попал в больницу. Теперь она могла искупить свои слова о ненависти к нему, а также легче пережить отстранение от занятий в школе. Она могла стать настоящей героиней. И, разумеется, хотела этого. В отличие от меня.

– Папа не одобрил бы, – сказала я, цепляясь за соломинку, а она посмотрела на меня, как на самого глупого человека в мире.

– Не одобрил бы чего? Что я спасаю ему жизнь? Конечно, он бы предпочел умереть и никогда больше не увидеть нас с Бенджи. Боже, что я скажу тогда Бенджи?! Нет, я никогда не прощу себе, если не попробую спасти отца!

– Все сложнее, чем тебе кажется. – Я начинала сердиться на нее. Мир она видела таким, как его показывают в подростковых сериалах, где очень просто чем-то жертвовать. – Есть вероятность, что вы не совпадете и его тело отторгнет пересаженные ткани.

– Но мы, по крайней мере, это выясним!

– Тебе тоже может стать плохо…

Я попыталась понять, что она чувствует. Ей некуда было выплеснуть свою ярость, дочь еще не стала взрослой и не могла растворить ее, например, в вине. Я потеряла контроль над нашей жизнью. Сколько всего случилось – Майка арестовали, и он умирает; окровавленная Карен рыдает у нас дома; Джейк – в тюрьме, а фото обнаженной Кэсси летает по телефонам.

– Но мы должны хотя бы попытаться! Я собираюсь это сделать! Ты сказала, что мы не узнаем правду о произошедшем, если он не очнется. Он должен очнуться!

Я могла бы прервать эту тираду, но не стала. Я не имела права лишать ее шанса.

– Хорошо. Проведем тест.

И все, что я теперь могла, – это молиться, чтобы их органы не совпали и мой муж не был бы спасен таким способом.

– Он умирает.

Билл внимательно посмотрел мне в лицо, словно пытаясь прочесть мысли. Майк давно не делал ничего подобного, и я почувствовала себя странно: одновременно опьяненной восторгом и придавленной, скованной.

– До этого не дойдет, уверенно произнес он. – Врачи его вытащат.

– Вырезав кусок печени у Кэсси? Не уверена, что Майк хотел бы этого.

– Ну есть же еще очередь на трансплантацию. Она существует как раз для таких случаев.

Да, но если исключить, что люди постоянно умирают, так и не дождавшись нужного органа.

– Прости, – сказала я, – мне не следует злоупотреблять твоим участием. Ему некому помочь, кроме меня. Я должна это сделать ради Бенджи и Кэсси.

Нахмурившись, Билл махнул рукой, давая понять, что объяснения излишни, и так все ясно. В воздухе повисла напряженность. Подобное ощущение возникало у меня и в колледже, когда мы засиживались до рассвета за бокалом дешевого красного вина или чашкой растворимого кофе. Тогда я предпочитала не замечать этого и по первому же зову мчалась к Майку. Теперь я не могла вести себя подобным образом. Мы ведь ни разу еще не говорили с Биллом о нас, о том, что вместе спим, что теперь он следит за моим домом, готовит мне еду, заботится о моих детях.

Я посмотрела на Билла. Казалось, он обдумывал что-то важное.

– Если Кэсси не подойдет в качестве донора, думаю, ты должна предложить Карен сделать тест Джейку, – наконец проговорил он.

Я молчала, потрясенно уставившись на него.

– Знаю-знаю, звучит безумно, но это – выход.

– Господи, Билл. Ты серьезно?

– К сожалению, таковы обстоятельства. А для Джейка – тоже вариант. Так ему светит большой срок, а если он спасет Майка, приговор могут смягчить. Возможно, дело даже закроют. Я копался во всех этих тонкостях. Когда он напал на Майка, ему не было восемнадцати, и это, скорее всего, учтут. И Карен… Она ждет, что ты поддержишь Майка, а не ее. И таким образом ты сделаешь лучшее из возможного, убьешь сразу двух зайцев. В конце концов, она поймет и оценит твое предложение, я уверен.

Хотелось бы мне, чтобы это было правдой, чтобы я, взлетев над волной, которая нас накрыла, защитила Майка, одновременно помогая Карен, – ведь она, конечно же, очень страдала, хотя и не открыла мне всей истины до конца. Хотелось бы. Но…

– Все не так просто, – покачала головой я.

Когда я закончила рассказывать ему о том, что сделала, Билл сидел бледный и часто дышал.

– Эли, ты правда сказала полиции, что Карен лжет? Что она… спала с кем попало?

– Но так оно и есть! Ты долго жил в другой стране и не знаешь. Но ты же помнишь, как она вела себя в колледже. Потом ничего не изменилось. У нее было много мужчин, в том числе женатых. И она в течение двадцати пяти лет встречалась с моим мужем!

О, теперь Билл перестанет относиться ко мне как к прекрасному и важному для него человеку…

– Эли, ну ты же видела ее тогда, видела кровь…

И вообще – ты правда не веришь, что на нее напали?

– Мы точно ничего не знаем. Она была пьяна.

– Эли, послушай себя…

– Она пытается нас уничтожить. В тот день Майк сказал ей, что их встречам пришел конец, и Карен могла все это подстроить от огорчения и боли. Вот что я думаю! Знаю, что ложные обвинения выдвигаются не часто, но все же такое бывает. Почему не на этот раз?

Билл покачал головой.

– Я никогда раньше не видел людей в более плачевном состоянии. А кровь? Крики? Забыть невозможно… Карен была убита. Эли, ну скажи мне, что ты этого не сделала!

По его понятиям, я не могла так сказать. А значит, наши с Биллом отношения обречены на гибель – так же, как и все остальное.

Даже когда ты думаешь, что потерял все, оказывается, у тебя могут забрать еще больше.