Текст книги "Отрада округлых вещей"

Автор книги: Клеменс Й. Зетц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Цвайгль прошел вместе с сыном в кухню. Там был самый яркий свет во всей квартире, от большого торшера в углу. Да, он знал о таких вещах, о каких другие и представления не имели. «Слушай, наведи на это ощущение zoom, окей? Как ты его воспринимаешь изнутри, какое оно вообще? Ты нормально дышишь?» Феликс попытался ответить, странно покачиваясь туда-сюда. Наконец он выговорил: «Дышать трудно. Да что же это…» Цвайгль положил сыну руку на плечо и произнес: «Вероятно, то есть возможно, это паническая атака. Но это совершенно нормально, она быстро пройдет и вернется еще не скоро. У меня тоже бывают, точно такие же. Не включить нам ненадолго свет? Смотри, я включаю тебе свет». Он показал на торшер. «Да, пожалуйста», – попросил Феликс. Глубоко тронутый, Цвайгль шагнул к светильнику с причудливо изогнутой подставкой, наступил на выключатель, и в кухне воцарился пронзительный свет, подобный тому, что заливает операционные.

«Когда лежишь, то совсем плохо, – пожаловался Феликс, – а когда сидишь или стоишь, немного получше». Да, Цвайглю и это было известно. Сколько ночей бывало вот так: он уже лег, а потом, медленно и ошеломительно, оно пробуждается в нем, подступает к горлу, как тошнота, ломает винты, срывает резьбу, и вот он уже горит на ослепительном, сверкающем костре отчаянной паники. А ведь так нужно продержаться до самого утра, пусть даже ты уже почти обезумел от повторяющихся каждые несколько минут выбросов адреналина, приказывающих тебе: «Беги!» – и ведь, несмотря на ни что, нужно как-то функционировать, одеваться, везти детей в школу, кормить кота, идти на работу. Феликс рыгнул, его охватила дрожь. Его явно тошнило. «Да, и это тоже!» – сказал Цвайгль. «Это бывает только по вечерам, когда я ложусь спать, – поделился Феликс, – тогда-то оно и начинается». Рукой он массировал желудок. «Только по вечерам». В ярком свете мальчик чем-то напоминал старика. Вроде тех круглоголовых, похожих на эмбрионы, существ, которые порой сидят на автобусных остановках, опираясь на палку. «Да-да», – подхватил Цвайгль. Он знал, что сейчас ему надлежит прошептать какое-нибудь заклинание и излучать умиротворение. «В раковине еще лежит бритва», – подумал он.

«Со мной такое уже часто бывало», – признался Феликс. Он тер рукой по кухонному столу. В этом Цвайгль тоже усматривал смысл. Сначала ты склонен замалчивать собственные страхи. При самой первой панической атаке ты совершенно неправильно воспринимаешь происходящее. «А здесь жжет». «Где “здесь”?» – тоном эксперта осведомился Цвайгль. «Ну, вот примерно здесь». В последние минуты Феликс заговорил на удивление искренним голосом, как в кабинете у зубного. Мальчик указал на грудь. «Ах да, однозначно, – подтвердил Цвайгль. – Это именно оно. Я точно знаю». Цвайгль жестом Тарзана прижал к груди кулак. Он был взволнован, сердце у него сильно билось, уши горели. «Блин, ну что за дерьмо», – выругался Феликс. «Все это пройдет, клянусь», – пообещал Цвайгль. «Папа?» – «Да?» – «Что это у тебя тут?» Цвайгль схватился за щеку, вот оно что, на щеке у него выступила кровь, наверное, он порезался, еще раньше, в ту секунду, когда его охватил ужас. «Ах, это, – отмахнулся он, – так, пустяки, просто порезался. Ой-ой, как смешно. Сейчас помажу чем-нибудь». Он быстро вернулся в ванную и достал из шкафчика дезинфицирующую жидкость. Всего несколько капель ожгли кожу как огнем. Он блаженно впитывал боль. Как затянуться сигаретой ранним утром, сразу после пробуждения. Он стер кровь носовым платком. Влажная щетина вокруг ранки. Бритву он на минуту сунул под кран, а потом бросил в мусорную корзину. «Феликс, я сейчас вернусь!» Он поискал в аптечке лейкопластырь. Пластырь оказался маловат, клеящаяся поверхность прилегала только к части пореза. Цвайгль разгладил его. Когда лейкопластырь идеально распределился по его щеке, он осознал, сколь важен этот миг. На нижних волосках головки зубной щетки висела капля воды. Лицо его парило в зеркале прямо перед ним. У Феликса панические атаки. Цвайгль стоял перед зеркалом, тяжело дыша. Его внутренние голоса почти смолкли. Теперь его мысли, как положено отцу, обрели методичность и образность. Его овевало будущее. «Что ж, дело сделано», – сказал он.

Когда он вошел в кухню, мальчик все так же, сгорбившись, сидел на стуле. Хотя от его руки исходил резкий запах дезинфекции, Цвайгль погладил сына по голове. «Всё опять…», – начал было он. «Ммм», – пробормотал Феликс. «Я посижу здесь, пока тебе не станет легче, да? Если устал, можем вернуться в комнату». Феликс поднялся и несколько раз лихорадочно покрутил руками. «Черт, – выругался он, – что за фигня». И что-то набрал на своем айфоне. Цвайгль, заметив это, терпеливо повторил: «Что ж, это паническая атака, это… это понятно». Но Феликс все продолжал набирать и искать. Цвайгля немного уязвило, что Феликс не принял сразу же как должное его объяснение, но мальчик, скорее всего, сейчас пребывает не на пике страха, а в ложбинке, где можно ненадолго совладать с собой и еще пытаться что-то сделать.

10

«Я должен что-то придумать, я хочу, чтобы оно ушло, fuck!» – произнес Феликс. Теперь он набирал на айфоне какой-то текст большими пальцами обеих рук. Цвайгль терпеливо сидел напротив. Мальчик скоро заметит, что это все безнадежно. И тогда он станет его утешать и успокаивать. Он услышал, как Феликс недовольно бормочет, мол, айфон тормозит и зависает, сколько можно тупить-то. «Ничего страшного, – сказал Цвайгль, – надо подождать». Феликс в ответ только слегка покачал головой и раздраженно выдохнул. «У меня вначале было так же», – продолжал Цвайгль, но умолк, когда мальчик, не дав ему закончить фразу, с отвращением уставился на него. Он не хотел слышать правду. Хорошо, понятно. Нельзя на него за это обижаться. «Acid»,[42]42
  Кислота (англ.).


[Закрыть] – пробормотал мальчик, не отрываясь от айфона, а потом добавил: «А ты не мог бы выключить яркий свет? У меня от него голова кружится». Нет, хотел было возразить Цвайгль, голова у тебя кружится не от яркого света, глупыш, это паника, я все это знаю, я это знаю, – но не стал возражать и потянулся к торшеру.

«Can feel like a heart attack»,[43]43
  Может восприниматься как сердечный приступ (англ.).


[Закрыть] – прошептал Феликс. Это было похоже на текст какой-нибудь рок-баллады. Но это Феликс зашел на какой-то информационный медицинский сайт и читал контент. Потом он вдруг громко рыгнул, встав при этом со стула. И прозвучало это как-то неестественно, странно. В одной руке он держал айфон, тихо читая текст с экрана, а другой массировал живот. Потом он заметил лежащий на полу крохотный кусочек салата. Поднял его, отнес через всю кухню и выбросил в мусорное ведро. У Цвайгля чуть было не выступили слезы на глазах. «Совсем как я!» – подумал он. Во всем, даже в этих маленьких деталях. Стремится все убрать, вычистить, даже когда вне себя от паники, да, каждый раз. «Окей, – произнес Феликс, – значит, здесь написано, может быть, это… Окей, подожди… “can cause intense anxiety”[44]44
  Может вызвать острый приступ тревоги (англ.).


[Закрыть]…Но, fuck, есть оно вообще у нас дома?» «Что есть у нас дома?» – переспросил Цвайгль. Но Феликс кинулся мимо него в ванную.

Цвайгль обнаружил его возле аптечки. Нет, никаких успокоительных мальчик там не найдет.

Все выброшено много лет тому назад. «Ага, yes!» – крикнул Феликс. В руке у мальчика была упаковка «Ренни». Что это значит? Феликс выдавил две жевательные таблетки из блистера и сунул в рот. Цвайгль был ошарашен, но по-прежнему смотрел на сына с глубоким чувством отеческого соучастия. Напрасные усилия Феликса напомнили ему о том, что каждый раз происходит в душе у него самого, и о том, насколько легче было бы ему, если бы рядом с ним оказался старший товарищ, который не понаслышке знал о таких муках и жил с ними много лет, и одним своим присутствием и человеческим теплом мог бы смягчить остроту его отчаянных и бессмысленных попыток от них избавиться. «Ну, давай же, дерьмо», – донесся до него голос Феликса, и он невольно усмехнулся. Мальчик оглянулся на него, словно для того, чтобы удостовериться, что Цвайгль тоже понимает, что он делает. Странно. «Особого облегчения это не принесет, – принялся мягко и осторожно поучать Цвайгль, – причина-то внутри». Цвайгль постучал себя пальцем по голове. Феликс не смотрел на него, а стоял, прижавшись лбом к зеркалу в ванной, словно сросшись со своим сиамским близнецом. В этой странной позе он продолжал поиски в интернете. Да, он пока пребывает в той фазе, когда надеешься найти какие-то объяснения во внешнем мире. «Поначалу кажется, что это возможно, – сказал он Феликсу, – но не пугайся, если потом…»

Феликс погуглил и сунул в рот еще одну пастилку «Ренни». Бог ты мой. Таблетку он запил холодной водой. «Но здесь говорится, что это может быть еще и изжога», – сказал Феликс. Он показал отцу дисплей, но всего на какие-то полсекунды, за такое время нельзя было ничего разобрать. Цвайгль вздохнул. Изжога. Господи. «Ну, да, – откликнулся он, – не думаю, что…» Боже мой, бедный мальчик. Он не хотел в это верить. Может быть, обнять его? Или, по крайней мере, положить ему руку на плечо? Чтобы невидимое свободно могло переходить от одного из них к другому, а они – понимать друг друга без слов. Нет. Оставим его в покое. Он сам это скоро заметит. Феликс полнозвучно рыгнул. «Очень хорошо», – похвалил Цвайгль. А мальчик произнес: «Ага, лучше…» Цвайгль кивнул. «Надо же, прошло!» – констатировал Феликс.

11

«Что?» – Цвайгль по рассеянности схватился за порез на щеке. Правильно, там же теперь пластырь. «Уже лучше», – сказал Феликс. «Как же это…» «Прошло это ощущение, – заверил Феликс. – Круто, “Медпул” – классный сайт. Действительно помогло». Последовала долгая пауза. «Ну да, конечно, так всегда кажется», – протянул Цвайгль. Разве мальчик не посмотрел на него с презрением? Или в его взгляде читалось скорее нетерпение, напряженное ожидание чего-то? Что происходит? «Я хотел сказать, – начал было Цвайгль, – не пугайся, если облегчение наступит только ненадолго…» Обеими руками он словно успокаивающе поглаживал кого-то. «Да нет, прошло», – повторил Феликс. Человек, только что переживший паническую атаку, никогда не говорит таким тоном. А потом, что значит «переживший», так быстро это не проходит. «Но послушай, – возразил Цвайгль, – ну не бывает же, чтобы его вот так просто взяли и выключили, это же…» Мальчик что, перед ним комедию ломает? Но зачем тогда принимать таблетки? «Слушай, может быть, и у тебя то же самое?» – спросил его сын.

Цвайглю потребовалось некоторое время, чтобы сдержаться и не повысить голос. Конечно, он ко многому привык, но это… Нет. Мальчик действительно не отдавал себе отчета в том, насколько ему было худо. «Это страх, – тихо произнес Цвайгль, – против него обычно бесполезны все лекарственные…» Он посмотрел на красную коробочку таблеток. Феликс и вправду разыгрывает перед ним какой-то спектакль. Или мальчик сейчас на этапе отрицания страха? В любом случае, что-то он подозрительно быстро нашел ответы на свои вопросы в интернете. Нельзя сказать, чтобы Феликс сидел перед ним с таким же торжествующим или насмешливым видом, какой он обычно принимал, говоря какую-нибудь дерзость, но было что-то в этом… Цвайгль еще раз попытался объяснить ему, в чем дело: «По большей части это состояние развивается волнообразно, – сказал он, – тебе ненадолго становится лучше, и ты начинаешь выдумывать всякие теории, я через все это прошел». Мысленно он похвалил себя за то, что сохраняет самообладание, хотя по какой-то непонятной причине и чувствовал себя оскорбленным. «Да нет, оно правда прошло, – возразил мальчик. – Ты тоже попробуй».

«Это все фантазии, – тихо произнес Цвайгль, – я хотел бы всего-навсего подготовить тебя на тот случай, если…» «Да попробуй, попробуй сам», – перебил его Феликс, радостно указывая на коробочку «Ренни». «… на тот случай, если оно вернется», – закончил Цвайгль несколько громче. «Да, но теперь я знаю, как от него вылечиться, – наконец решился открыто запротестовать Феликс. – В интернете информации об этом полным-полно!» «Ах, вот оно что», – откликнулся Цвайгль. Выходит, в интернете информации об этом было полным-полно. Это прозвучало как заученная подсказка. Почему? Что это значит? Пожалуйста, оставь меня в покое. Он чувствовал себя униженным. «Но тебе стало лучше, – спустя некоторое время сказал Цвайгль, – а это самое главное». Надо бы надавать ему пощечин. Только посмотри, какое лицо он сейчас сделал, одновременно глупое и озабоченное. Он все это обдумал и спланировал заранее. «Если я открою у тебя в браузере историю просмотров, – сказал Цвайгль, – то увижу, что такого там полным-полно, ведь так?» Мальчик не ответил. За окнами катилась по земле ночь.

Цвайгль подался вперед и сказал со всем возможным спокойствием, на какое только был способен: «Окей, тогда я кое-что тебе открою. Ты слушаешь?» Мальчик разочарованно кивнул. «Если ты и дальше будешь продолжать в таком духе, то ты… достигнешь в жизни всего». Феликс раздраженно выдохнул, взглянул на потолок и поник, ссутулившись, как это неподражаемо умеют все подростки. «Ты достигнешь всего, чего хочешь, – продолжал Цвайгль. – Даже большего, чем способна вместить наша гнусная планета. Сам увидишь». Время в квартире бежало, издавая зловещий шелест. «Я же хотел только… – начал было Феликс. – Я просто почувствовал себя как-то странно». «Да-да, – подтвердил Цвайгль, – именно так все и было. А теперь тебе снова хорошо». Мальчик опустил глаза и потирал колено. «А вот у меня, – продолжал Цвайгль, – оно не проходит. Представь себе, ты только что поднялся на Эверест, а тут приходит кто-то и говорит: “Нет, это не Эверест, а всего-навсего вот эта маленькая приставная лестница, всего несколько ступенек”, – и протягивает тебе жевательную резинку. Вот как это выглядит».

Феликс смотрел на потолок и делал вид, словно обдумывает услышанное. «Ну и?» – ироническим тоном произнес он. Он казался утомленным, обессилевшим до изнеможения. «Да ничего, какая ра-а-азница», – протянул Цвайгль. От пронзительного отчаяния каждый произносимый слог хотелось подчеркнуто, наигранно, преувеличенно пропеть и растянуть. Речь как инструмент. «Но послушай, я за тебя рад, – продолжал Цвайгль, – это же просто круто. Ты вылечился. Легко, вот так». Он щелкнул пальцами. «Да, – не без робости подхватил Феликс, – просто нашел что-то, чем ненадолго можно успокоить желудок, потом петля обратной связи ненадолго размыкается, и…» И это тоже заучено наизусть. Поскольку ни один из них более не говорил ни слова, паузу кое-как заполнил дождь за окном, напоминающий царапанье иглы в конце долгоиграющего винилового диска. Вероятно, он начался в эту минуту.

12

Феликс вернулся к себе в комнату, Цвайгль – в кухню. У него было такое чувство, будто он выкурил крепкую сигарету. Он открыл кран и пустил воду. Откуда эта абсолютная уверенность, что ему нанесли чудовищное оскорбление? Он представил себе, как входит к Феликсу в комнату и срывает со стен все постеры, один за другим, прямо над спящим сыном. И при этом будет напевать себе под нос какую-нибудь русскую песню, а в рот наберет столько слюны, сколько сможет. Это было не обычное разочарование, возникавшее всякий раз, когда Цвайгль осознавал, что не в состоянии объяснить им, как ему плохо. Нет, сейчас ему казалось, что Феликс отказал ему в его последнем достоянии, лишил его последней малости, а именно неспособности описать свои страдания. Что после такого демарша вообще могло играть роль? Неужели кто-то будет бесконечно сёрфить по интернету, потом разыгрывать паническую атаку, а потом глотать три таблетки «Ренни»? Это что, произошло на самом деле? Может быть, было бы хорошо, если бы его тотчас же вырвало, прямо у кухонной раковины. Там же уже лежали обуглившиеся спички, свидетельства чьего-то существования.

Цвайгль нащупал в кармане брюк монету. Как и ожидалось, за время этого непонятного спектакля, устроенного Феликсом, она потемнела. Он подумал, не швырнуть ли ее в оконное стекло. Не превратить ли кухонное окно в паутину белых ломаных линий. Цвайгль заметил, что дышит прерывисто. Конечно, это было неизбежно. Дыхание уже казалось непривычно свежим, в глотке скопилось слишком много кислорода. Черт. О Боже мой. Черт, черт. Все это заучил заранее, ради него… Только представь себе, мальчик готовит такое заранее, а потом разыгрывает перед тобой спектакль, лишь бы тебе помочь. Даже страшно делается. Жизнь в аттракционе «Пещера ужасов». И тут на него накатил страх, мучительный, как никогда. «Я должен», – думал Цвайгль. «Успокоиться». «А в будущем больше». «Больше сосредоточусь на Майке». Вокруг дома крался, шелестя, жуткий мрак.

Не в силах более сдерживаться, он бросился в прихожую. Пусть они все услышат, как я тут мечусь! Уже далеко за полночь, все особые права уже не имеют силы. Без стука он вошел в комнату Феликса. Мальчик лежал в постели. «Мы не можем это так оставить!» – произнес Цвайгль голосом бомбиста Франца Фукса,[45]45
  Австрийский террорист-ксенофоб, рассылавший по почте бомбы в 1990-е годы.


[Закрыть] препровожденного в зал судебных заседаний. «Пожалуйста, не сейчас, – мальчик отодвинулся от него под одеялом, – я хочу спать». «Пожалуйста, послушай меня, – взмолился Цвайгль, – я очень благодарен тебе за то, что ты…» «Мне просто стало нехорошо, и я нашел в интернете…» – запротестовал мальчик. «Да-да, – перебил его Цвайгль, – окей-окей. Я тебе вполне верю, так все и было». Он покачал головой. Мальчик в раздражении откинул голову на подушку и засопел. «Сейчас уйду, – пообещал Цвайгль, – я только хотел сказать, если у тебя снова появится такое странное ощущение паники, знаешь…» «Оно прошло! – оскорблено прошипел Феликс. – А теперь отстань от меня наконец!». «Конечно-конечно, – заверил Цвайгль, – я только хотел сказать, если оно вернется, тогда скажи мне, окей? Какая разница. То есть я хотел сказать, какая разница, что там пишут в интернете!»

Феликс отреагировал на его просьбу далеко не сразу. «Окей», – отрезал он. «Хорошо», – ответил Цвайгль. «А сейчас можно я посплю?» – от злости мальчик заговорил прежним, еще не начавшим ломаться, голосом. Я вообще не сплю, хотел было ответить Цвайгль. Ты и представить себе не можешь, каково это – не расслабляться ни на секунду, лежать без сна каждую ночь, только вообрази… Но промолчал, только неловко взмахнул рукой, словно подзывая к себе кого-то, и вышел из комнаты. В прихожей он снова поманил кого-то, повторив прежнее движение только потому, что оно показалось ему таким глупым. Вот так, подобным взмахом руки, посетители зоопарков открывают пленным зверям свою истинную природу.

13

А ведь есть люди, которые в один прекрасный день становятся паломниками, а потом только и бродят по святым местам. А есть и те, что бросаются с небоскребов с томиком Пауло Коэльо в нагрудном кармане. А некоторые просто сидят и ждут своего поезда. К сожалению, нельзя исключать, что отныне отношения с Феликсом надолго будут затруднены, искажены, осквернены, запятнаны, muddied,[46]46
  Запачканы (англ.).


[Закрыть] опошлены и что отныне никакой доверительности между ним и сыном быть не может. Хорошо бы добраться до истории поиска у Феликса в айфоне. Мальчик же весь день таскает гаджет с собой, к тому же он запаролен отпечатком большого пальца, просто абсурд. Но даже если ему удастся просмотреть историю за прошедшие несколько дней, кто знает, вдруг он и не сможет установить наверняка, был ли этот спектакль, разыгранный Феликсом, sincere[47]47
  Искренним (англ.).


[Закрыть] или нет. Английские определения приходили Цвайглю на ум быстрее немецких, это тоже, пожалуй, признак какого-то неблагополучия, мозг уже отказывается мыслить, хочет отключиться… Да, сегодняшняя ночь, вероятно, так и останется нераспутанным узлом, так и будет разделять их и дальше, как прежде, когда одиннадцатилетний Феликс вдруг непоколебимо уверился в том, что обнаружил на потолке комнаты чье-то ухо. Это был не сон, клянусь, не сон.

Цвайгль попытался представить себе свое будущее. Когда-нибудь его сыновья вырастут, и он ничего не сможет с этим поделать. Тогда у них будут собственные семьи, собственные профессии. Наслаждаться их обществом ему осталось, может быть, всего несколько лет. Правда заключалась в том, что он больше, чем когда-либо, жаждал, чтобы весь мир наконец понял. Чтобы поняло каждое живое существо. Это было его единственное желание. Его последняя цель, его план. Когда-нибудь они осознают, что он испытывал. Может быть, нужно написать книгу или основать религию. Должен же быть какой-то путь. Дождь за окнами теперь облекал собой всё, и это тоже было в некотором роде решение. И уличный фонарь опять погас. Глядя в окно, с трудом можно было рассмотреть, что дорожное полотно мокрое, из-за крон деревьев на него падал лишь слабый отсвет. Нет, он не может позволить себе лишиться сына, уступив его всем этим примитивным тупицам, которые бегут по жизни трусцой с идиотскими, сияющими улыбками и могут с легкостью, пожав плечами, отмахнуться от любой проблемы когда пожелают, найдя ее решение в интернете. Нет. Он приложит для этого все усилия. Он не сдастся. Даже если ради этого придется вообще никогда больше не спать.