Текст книги "Сокровища Атлантиды"

Автор книги: Клайв Касслер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 41 страниц)

Я приношу огромную благодарность майору в отставке Джо Андржиевскому за его консультации в отношении сил специального назначения.

Благодарю также Эрика Дрекслера и Кристин Петерсон, ведущих специалистов в области нано-технологии, за их советы, а еще Джона Стивенса, проведшего меня через лабиринты шахт Пандоры. То же самое относится к полковнику Говарду А. Бьюкнеру, Дональду Киру, Грэму Хенкоку, Чарлзу Хэпгуду и Платону, чьи книги и версии были бесценными для меня. Ну и, конечно. Полу Моллару за то, что тот позволил мне воспользоваться его невероятным “кораблем снегов”.

ПРОЛОГ
СТОЛКНОВЕНИЕ

Год 7120-й до н.э.

Там, где сейчас Гудзонов залив, Канада

Комета прилетела издалека. Похожая на туманность, она образовалась одновременно с внешними планетами Солнечной системы более четырех с половиной миллиардов лет назад из необъятного облака льда и камней, пыли и межзвездного газа. Рассеянные частицы смерзлись в твердое тело в милю диаметром, и тело это беззвучно устремилось сквозь пустоту космического пространства по неимоверно растянутой эллиптической околосолнечной орбите, дальняя экстремальная точка которой находилась на полпути к ближайшим звездам. Тысячелетия уходили на каждый виток вокруг Солнца.

Ядро кометы представляло собой конгломерат замерзшей воды, окиси углерода, метана и россыпи неправильной формы металлических осколков. Чем-то оно походило на грязный снежок, наугад запущенный сквозь пространство рукой Создателя. Но всякий раз, когда комета огибала Солнце и вновь направлялась к точке своего афелия – точке ее орбиты, наиболее удаленной от Солнца и лежащей далеко за пределами Солнечной системы, – излучение светила реагировало с ядром, вызывая удивительные метаморфозы. Гадкий утенок постепенно превращался в прекрасного лебедя.

Ядро поглощало тепловое, радиационное и ультрафиолетовое излучение Солнца и под этим воздействием меняло форму. Вначале образовалась длинная запятая, которая со временем превратилась в огромный с синим отливом сверкающий шлейф, веерным полукружьем следующий за ядром и растянувшийся на девяносто миллионов миль. Этот павлиний хвост в свою очередь подвергся изменениям, вырастив по бокам два белоснежных отростка протяженностью более миллиона миль, напоминающих рыбьи плавники.

С каждым новым витком вокруг Солнца комета теряла часть составляющего ядро льда. Если бы она просуществовала еще двести миллионов лет, то потеряла бы весь лед и в конечном итоге распалась на облако пыли и мелкие метеориты. Но ее ожидала иная судьба. Ей больше не суждено было ни выйти за границы Солнечной системы, ни даже завершить очередной виток вокруг Солнца. Воля Творца или законы физики предопределили для прекрасной странницы не долгий позорный распад в равнодушной пустоте космоса, а куда более яркий и впечатляющий конец. На последнем этапе своего существования комета прошла всего в девятистах тысячах миль от Юпитера и под влиянием силы притяжения гиганта легла на гибельный курс, неумолимо ведущий ее к столкновению с третьей планетой, которую ее обитатели называли Землей.

Вторжение кометы в верхние слои земной атмосферы под углом в сорок пять градусов и с возросшей под воздействием гравитационного поля до ста тридцати миль в секунду скоростью сопровождалось ослепительно яркой вспышкой. Ее твердая составляющая весом в четыре миллиарда тонн и объемом в несколько кубических миль моментально раскалилась добела и начала распадаться на фрагменты. А еще через несколько секунд обреченная комета, превратившись в гигантский огненный шар, врезалась в поверхность Земли. Непосредственным результатом мгновенного высвобождения колоссальной кинетической энергии явилось возникновение в земной коре огромной полости размером с Гавайский архипелаг. Ядро полностью испарилось, сместив исполинские объемы воды и почвы.

Земля содрогнулась в двенадцатибалльном землетрясении. Взметнулись ввысь миллиарды тонн обращенной в пар воды, смешанной с илом и частицами грунта. В атмосферную дыру, образовавшуюся над точкой столкновения, ударил огненный фонтан из раскаленных обломков коренных пород, достигший высот стратосферы и извергнувший на суборбитальные траектории растерзанные земные недра, которым в скором времени предстояло вернуться на землю смертоносным метеоритным дождем. Леса по всей планете гибли в огненных бурях. Пробудились вулканы, спавшие тысячи лет, покрывая морями жидкой лавы глубиной в тысячу и более футов миллионы квадратных миль. От выброшенных в атмосферу пепла, сажи и пыли, разнесенных бушующими штормами по самым дальним уголкам, почти на год померкло солнце и упала ниже нуля температура на поверхности погрузившейся во тьму планеты.

Сразу после падения кометы с невероятной быстротой последовали глобальные климатические изменения. Тридцатисорокаградусная жара, установившаяся над полюсами, вызвала стремительное таяние обширных ледяных полей в северных морях и ледниковых массивов Южного континента. А в результате сменившего ее резкого похолодания всего за сутки вымерли почти все животные, обитавшие в тропическом и умеренном поясах. Огромные волосатые мамонты обращались в ледяные статуи в разгар лета вместе с цветами, травой и зеленью, которые так и не успели переварить их желудки. Деревья замерзали на корню с листьями и плодами, словно в стационарном промышленном морозильнике. Четыре дня с померкших небес падал дождь из рыбы, выброшенной в верхние слои атмосферы вместе с миллиардами тонн морской воды.

Цунами невообразимой высоты обрушились на сушу, заливая прибрежные равнины, проникая на сотни миль в глубь континентов, все сметая на своем пути и оставляя в низменных местах горы мусора и пласты донных отложений. Лишь достигнув подножия горных хребтов и разбившись о скалы, титанические волны умерили свою ярость и нехотя отхлынули назад, обнажая при отступлении необратимые изменения рельефа. Реки текли вспять, на месте степных ковылей появлялись моря, а огромные озера превращались в бесплодные пустыни. Казалось, цепь последствий катаклизма не будет иметь конца.

Ударная волна, возникшая при взрыве мощностью в миллионы водородных бомб, пронизала земную кору вплоть до центрального ядра. С тяжелым рокотом, перерастающим в несмолкающий громовой гул, закачались горы, словно деревья на ветру, щедро сбрасывая со склонов камнепады и лавины, вздыбились пустыни и прерии. Обширные пласты земной коры стремительно смещались подобно аккуратно снятой хирургическим скальпелем и приложенной обратно на место апельсиновой кожуре. Казалось, неразрывное сцепление между ними внезапно исчезло и они заскользили в разные стороны, словно подталкиваемые незримой рукой разыгравшегося великана.

Целые континенты перемещались на огромные расстояния. Невысокие холмы в одночасье вырастали до заоблачных горных вершин. Дно Тихого океана вздымалось чудовищными землетрясениями, увлекающими в бездну острова и архипелаги и выносящими на поверхность новые клочки суши им на смену. Антарктида, находившаяся в те времена на западе от нынешнего побережья Чили, переместилась на две тысячи миль к югу и быстро покрылась постоянно растущей коркой льда. Огромное ледяное поле, сковывавшее воды Индийского океана у западных берегов Австралии, оказалось в умеренной зоне и растаяло. То же самое случилось с ледяным покровом Северного полюса, прежде лежавшего на территории современной Канады, а сам полюс сместился в открытое море и вскоре опять нарастил себе утерянную ледяную шапку.

Разрушения продолжались, не щадя никого и ничего. Вода и суша корчились в нескончаемых судорогах, порождая катаклизм за катаклизмом, и невозможно было представить, что эта дьявольская свистопляска когда-нибудь прекратится. Спонтанное таяние морских ледяных полей и континентальных ледников, внезапно оказавшихся в экваториальной зоне и тропиках, вызвало подъем уровня моря на четыреста футов. Океан снова перешел в наступление, затопляя уже опустошенные гигантскими приливными волнами земли. За один день исчез перешеек, соединявший Великобританию с Европой. Она превратилась в остров, а на границе Азии и Африки, где простиралась необъятная пустыня, возник огромный залив, позднее названный Персидским. Нил, величаво струивший свои воды по широкой плодородной долине к великому океану, омывающему Черный континент с запада, повернул на девяносто градусов и устремился на север, где на месте разлома геологических платформ появилось Средиземное море. Так завершился последний великий ледниковый период, оказавшийся много короче предыдущих и закончившийся едва ли не в мгновение ока – если считать по геологическим меркам.

Внезапное насильственное изменение очертаний береговой линии Мирового океана и направления господствующих течений привело к смещению полюсов и нарушению баланса вращения нашей планеты. Земная ось на некоторое время отклонилась на целых два градуса. Моря и океаны, состоящие из аморфной жидкости, вошли в новый режим функционирования за каких-то три оборота Земли. А куда более инертные континентальные массивы не смогли приспособиться столь же быстро, и разрушительные землетрясения продолжали терзать многострадальную сушу еще многие месяцы.

Жестокие шторма, сопровождаемые пылевыми бурями, свирепствовали над землей, разрывая в клочья и обращая в прах все, что еще уцелело, и так продолжалось восемнадцать лет, пока полюса не перестали колебаться, а ось вращения планеты не вернулась в первоначальное положение. С течением времени уровень моря стабилизировался, бушующие ураганы утратили прежнюю ярость, и обозначились природно-климатические зоны, соответствующие изменившимся реалиям. Постепенно эти изменения закрепились. Возросла продолжительность дней и ночей, а количество суток в году, наоборот, уменьшилось. Не избежал потрясений и магнитный полюс Земли, сдвинувшись на сотню миль к северо-западу.

Десятки, если не сотни тысяч видов животных и рыб были уничтожены в первые же часы после катастрофы. В обеих Америках вымерли одногорбый верблюд, мамонт, лошадь ледникового периода и гигантский ленивец. Не стало саблезубого тигра и огромных птиц с двадцатифутовым размахом крыльев, и еще множества других зверей и пернатых, чей вес превышал сотню фунтов. Почти все они сгорели в лесных и степных пожарах или задохнулись в дыму и вулканических газах.

Не избегла апокалипсиса и наземная флора. Растения, чудом уцелевшие в мировом пожаре, сгинули чуть позже от нехватки солнечного света. Та же участь постигла большую часть морских водорослей. В общей сложности Земля лишилась более восьмидесяти пяти процентов своей биомассы, уничтоженной наводнениями, огнем, бурями, лавинами, отравленной атмосферой и последовавшим за всем этим голодом.

Сообщества людей, многие из которых достигли высочайшего уровня развития, совокупно с другими культурами, также стоявшими на пороге золотого века, были стерты с лица планеты в первые страшные сутки. Миллионы людей погибли ужасной смертью. Ни малейшего следа не сохранилось от процветающих цивилизаций, а жалкой горстке уцелевших остались лишь смутные воспоминания о прошлом. Словно крышка гроба необратимо захлопнулась над стремительно прогрессирующим человечеством, преодолевшим всего за десять тысяч лет путь от живших первобытными общинами кроманьонцев до царей, архитекторов, строителей, художников и воинов. Морские глубины стали братской могилой для сотен уникальных древних культур и бренных останков создавших их людей. Сохранились лишь единичные образцы и фрагменты случайно уцелевших предметов. В считанные часы бесследно исчезли огромные города, и целые нации прекратили свое существование. Невиданный по масштабам катаклизм не оставил камня на камне от достижений безжалостно остановленной на пике развития человеческой цивилизации.

Подавляющее большинство из ничтожной горстки переживших апокалипсис людей жили высоко в горах, где было проще найти убежище от разыгравшихся стихий в глубоких пещерах и защищенных от бурь долинах. В отличие от основной массы людей, достигших в своем развитии бронзового века и предпочитавших селиться по плодородным низменным берегам рек и морей, горцы все еще пребывали на уровне первобытнообщинного строя, оставаясь кочевниками, охотниками и собирателями. Однако выжить посчастливилось именно им, тогда как все их неизмеримо дальше шагнувшие по пути прогресса собратья канули в Лету. Представьте на миг, что из человеческой истории вычеркнуты Леонардо да Винчи, Пикассо, Эйнштейн и все прочие гении и творцы минувших эпох, а нашей планетой безраздельно владеют кочевые племена невежественных варваров, и вы поймете всю глубину свершившейся трагедии. Нечто подобное, кстати, уже случалось после падения Римской империи, сопровождавшегося долгими столетиями средневекового мрака, косности и застоя. Но это произошло много позже и затронуло в основном только Европу, в то время как злополучная комета в один миг уничтожила почти все население и ввергла в первобытное состояние жалкие остатки выживших в катастрофе. Темные века неолита сгустились над гробницами высокоразвитой культуры исчезнувших цивилизаций и потекли неспешно, растянувшись более чем на два миллениума. Медленно, очень медленно выбиралось человечество из этой тьмы, ценой бесчисленных жертв и тяжких трудов начав насаждать первые ростки грядущей цивилизации в Месопотамии и Египте.

Лишь единицы из числа образованных, мыслящих и одаренных творческим талантом представителей населявших равнины и побережья народов сумели добраться до высокогорных регионов и выжить. Понимая, что все достижения их культуры безвозвратно погибли, они сознательно посвятили остаток своей жизни и жизнь своих потомков возведению таинственных сооружений из обработанных каменных глыб, многие из которых до сих пор поражают воображение своими циклопическими размерами и остаются загадкой для исследователей. Эти мегалиты и дольмены довольно часто встречаются в Европе и Азии, а также на островах Тихого океана и низменных равнинах обеих Америк. Хочется верить, что на протяжении столетий люди вершили свой добровольный труд в память о вселенской катастрофе, так безжалостно оборвавшей ставший почти мифическим еще при их жизни золотой век, и как предупреждение грядущим поколениям. Но минула еще тысяча лет, и наследники былых творцов, строителей и инженеров постепенно утратили память предков, ассимилировались с кочевыми племенами, и древняя раса, некогда создавшая общество высочайшей культуры, окончательно прекратила свое существование.

И спустя сотни лет после катастрофы люди страшились спускаться с гор и селиться в равнинной и прибрежной местности. Обладавшие техническими и инженерными познаниями народы строителей и мореплавателей исчезли с лица земли, принадлежавшие им секреты кораблестроения и навигации ушли вместе с ними, и лишь смутные намеки на былое величие сохранились в отголосках полузабытых легенд и изустных преданий. Оставалось только ждать и надеяться, что когда-нибудь в отдаленном будущем люди снова обретут утраченные навыки; владевших же ими предков почитали как богов.

Трудно представить, что все это опустошение, крушение цивилизации и гибель людей были вызваны куском загрязненного космического льда размером с провинциальный городишко где-нибудь в штате Айова. Слишком уж безжалостно и жестоко обошлась с Землей врезавшаяся в нее комета. Последний раз подобное потрясение планета пережила шестьдесят пять миллионов лет назад – тогда вымерли динозавры. И тысячелетия спустя после этой ужасной катастрофы люди продолжали считать кометы предвестницами грядущих бедствий. Появление в ночном небе хвостатых странниц служило объяснением любых напастей – войны и чумы, мора и глада.

Библейская легенда о Всемирном потопе и множество аналогичных преданий и мифов в фольклоре разных стран восходят к этой трагедии, постигшей нашу планету более девяти тысяч лет назад. Ее отголоски слышны в легендах ольмеков, ацтеков и майя (их древние цивилизации пали под натиском алчных конкистадоров), страшных сказках о затопившей землю Большой воде, передающихся из поколения в поколение у всех индейских племен Соединенных Штатов и Канады; и даже мифы таких, казалось бы, несхожих народов, как китайцы и полинезийцы, африканские аборигены и арабы, сходятся в одном – упоминании о катаклизме, почти поголовно истребившем их предков.

Но среди великого множества мифов, легенд, преданий и апокрифов особое место занимает загадочная история, поведанная нам великим Платоном. С тех пор сменилось не одно тысячелетие, а она по-прежнему будоражит воображение и порождает жгучее любопытство и желание во что бы то ни стало раскрыть тайну. Тайну исчезнувшего континента. Тайну Атлантиды.

КОРАБЛЬ-ПРИЗРАК

30 сентября 1858 года.

Бухта Стефенсона, Антарктида

Роксана Мендер знала: остановиться означает погибнуть. Она была близка к полному изнеможению и заставляла себя двигаться только волевым усилием. И дело было не в температуре намного ниже нуля, а в ледяных клыках снежного шквала, с легкостью проникающих под одежду и впивающихся в кожу. Смертоносное дремотное оцепенение постепенно обволакивало сознание, лишая способности сопротивляться. Роксана шла медленно, одной ногой нащупывая дорогу, а затем подтягивая к ней вторую, но все равно то и дело спотыкалась на неровностях ледяного поля. Дыхание ее давно сделалось частым и прерывистым, как у альпиниста, пробивающегося к вершине гималайского восьмитысячника без кислородной маски.

На зрение рассчитывать не приходилось: ветер с бешеной злобой швырял пригоршни ледяной крупы в лицо, защищенное, помимо капюшона меховой парки, еще и толстым шерстяным шарфом. Хотя Роксана позволяла себе выглянуть, прищурившись, в крошечную щелку между его слоями не чаще раза в минуту, глаза ее покраснели и слезились. Особенная досада разобрала миссис Мендер, когда, взглянув вверх, она увидела над головой чистое голубое небо и ослепительно яркое солнце. Роксана знала, конечно, что подобное явление в Антарктике не редкость, но легче ей от этого не стало.

Роксане еще повезло: будь на ней европейская одежда, холод сковал бы ее тело в считанные минуты. К счастью, у нее было эскимосское снаряжение, приобретенное мужем во время одной из предыдущих китобойных экспедиций. Под паркой ее одеяние состояло из длинной рубахи и штанов до колен, а ноги плотно облегали мягкие сапожки мехом внутрь, которые полагалось натягивать наподобие чулок. Сама же парка оставалась свободной, что помогало циркуляции тепла и препятствовало скоплению влаги под одеждой. На парку пошли шкуры белых полярных волков, а штаны и рубаху сшили из оленьих шкур.

Роксану сейчас больше всего заботило, как бы не сломать ногу или руку в этой круговерти и избежать обморожения, если удастся выбраться из переделки живой и невредимой. За тело она не волновалась, а вот за лицо беспокоилась. Стоило ей почувствовать малейшие признаки онемения кожи щек или носа, как она тут же принималась энергично растирать пораженное место, чтобы восстановить циркуляцию крови. Этому правилу Роксана следовала неукоснительно – особенно после того, как обморозились забывшие об осторожности шестеро членов экипажа. Двое из них потеряли пальцы на ногах, а один лишился ушей.

Благодарение богу, порывы ветра начали слабеть, шквал утратил первоначальную свирепость, да и идти сразу стало намного легче, чем за тот час, когда она брела наугад, полностью утратив ориентацию. Зловещий вой вьюги в ушах затих, сменившись бодрым похрустыванием фирна под ногами. Когда немного прояснилось, Роксана обнаружила, что стоит у подножия холма высотой около пятнадцати футов. Как и все остальные торосы, он образовался при сжатии и нагромождении паковых ледяных полей, но, в отличие от других, выглядел более пологим и доступным. Опустившись на четвереньки, Роксана поползла вверх по гладкому склону, то и дело соскальзывая вниз и теряя по два фута из каждых трех преодоленных.

Этот штурм отнял у нее последние силы. Сама не зная и не помня, как ей удалось добраться до вершины, полумертвая от усталости Роксана растянулась ничком на гребне. Сердце ее бешено колотилось, тело налилось свинцовой тяжестью, и она никак не могла отдышаться. Она понятия не имела, сколько провалялась на льду, прежде чем пульс пришел в норму, а дыхание восстановилось, но радовалась уже тому, что хотя бы глаза отдыхают от ветра пополам с ледяной крупой. Немного придя в себя, Роксана в который раз прокляла себя за несусветную глупость, из-за которой и попала в такое дурацкое положение. Без часов она совершенно потеряла ориентацию во времени и даже не представляла, как долго отсутствовала на борту “Паловерде” – китобоя, которым командовал ее муж.

Почти полгода назад, когда судно затерло льдами, Роксана, чтобы разогнать скуку, стала совершать ежедневные прогулки, предусмотрительно держась в виду корабля. Матросы тоже за ней присматривали, так что неприятностей никто не ожидал. Вот и сегодня с утра небеса синели бездонной и прозрачной, как хрусталь, лазурью, и Роксана беззаботно устремилась на очередную экскурсию. Но стоило ей отойти от “Паловерде” на несколько сот футов, как налетел ветер, по льду закрутилась поземка, корпус и мачты китобоя в считанные мгновения скрыла непроглядная белая пелена, и миссис Мендер с ужасом обнаружила, что заблудилась и не знает, куда идти.

Большинство китобоев придерживаются вековой традиции не брать в промысловые рейсы женщин. Однако далеко не все их жены покорно соглашались сидеть дома в одиночестве по три-четыре года, пока муж в плавании. Роксану Мендер тоже не прельщала перспектива коротать тысячи тоскливых часов в разлуке с любимым. Она была сильной, выносливой и целеустремленной женщиной, хотя и миниатюрной – едва пяти футов ростом и меньше сотни фунтов весом. Живые карие глаза, привлекательная внешность, веселый и неприхотливый нрав снискали жене капитана всеобщую симпатию. Миссис Мендер легко переносила тяготы и скуку затяжных рейсов и никогда не жаловалась на морскую болезнь. В своей крошечной каютке она родила сына, которого назвала Сэмюэлом, да и сейчас была на третьем месяце беременности, хотя пока еще не поставила мужа в известность об ожидающемся прибавлении семейства. С командой она моментально нашла общий язык, нескольких матросов научила читать, безотказно писала письма женам и родственникам членов экипажа и с готовностью брала на себя обязанности сестры милосердия, если на борту появлялись больные или раненые.

“Паловерде” входил в состав китобойной флотилии, вышедшей на промысел из Сан-Франциско. Это было крепкое и надежное судно, сконструированное специально для охоты на китов в полярных водах. При длине сто тридцать два фута, ширине тридцать футов и осадке семнадцать футов “Паловерде” имел водоизмещение около трехсот тридцати тонн. Размеры его позволяли свободно принять в трюм большое количество китового жира и с достаточным комфортом разместить на борту многочисленный экипаж охотников и матросов на протяжении всего промыслового рейса, длящегося порой до трех лет. Киль, шпангоуты и бимсы изготовили из корабельных сосен, срубленных в горах Сьерра-Невады, а трехдюймовой толщины обшивку из того же материала дополнительно скрепили деревянными нагелями – толстыми дубовыми гвоздями.

Оснасткой судно напоминало трехмачтовый барк и радовало глаз моряка строгими, стремительными и одновременно изящными обводами. Обстановка и переборки кают и матросского кубрика были сделаны на заказ из вашингтонской ели. Особенно тщательно была отделана каюта капитана – главным образом, по настоянию его супруги, твердо решившей сопровождать мужа в длительных плаваниях. Созвучно названию судна, носовой фигурой служил резной барельеф, украшающий верхнюю часть бушприта и изображающий паловерде-кряжистое дерево, обильно произрастающее на юго-западе Североамериканского континента. Само же название опоясывало корму огромными позолоченными буквами, над которыми распростер крылья гигантский калифорнийский кондор, вырезанный в натуральную величину.

В отличие от коллег, командующих другими судами флотилии, Бредфорд Мендер направился не в исхоженные вдоль и поперек воды Берингова моря, а повел “Паловерде” на юг. Антарктические моря редко посещаются отважными китобоями Новой Англии, так что капитан не без оснований рассчитывал на неплохую добычу в этих нетронутых охотничьих угодьях.

Расчеты Мендера оправдались. Вскоре после пересечения Южного полярного круга удалось загарпунить шесть крупных китов, после чего “Паловерде” начал курсировать вдоль побережья Антарктиды. Море было свободно ото льдов, хотя судну зачастую приходилось сутками лавировать в лабиринте айсбергов. Но в последнюю неделю марта – первого месяца антарктической осени – море вдруг стало с невероятной быстротой замерзать и покрываться льдом, вскоре достигшим толщины в четыре фута. “Паловерде” еще мог бы успеть прорваться в открытые воды, но внезапно переменившийся ветер перерос в ревущий шторм, отбросивший судно обратно к берегу. Путь к спасению был отрезан, и экипажу во главе с капитаном осталось лишь наблюдать в бессильном отчаянии, как смыкаются вокруг судна превосходящие его по размеру льдины, словно загоняя в ловушку, из которой нет выхода.

Ветер неумолимо гнал к берегу как будто стиснутый в кулаке исполина “Паловерде”. Еще свободные от льдин участки воды замерзали буквально на глазах. Ценой героических усилий всего экипажа удалось поставить якоря на глубине шести морских саженей и на расстоянии менее двух миль от берега. Но уже через несколько часов корпус оказался зажат, как в тисках, меж двух ледяных полей, которые становились все толще, а вскоре и последние полыньи скрылись под белым саваном. “Паловерде” окончательно и бесповоротно затерло во льдах, и людям на борту не оставалось другого выхода, кроме как готовиться к вынужденной зимовке. А антарктическая зима между тем неуклонно приближалась: дни становились короче, ночи длиннее. Весеннего потепления, сулящего надежду выбраться в открытое море, предстояло дожидаться еще добрых семь месяцев.

Первым делом убрали, просушили, свернули и спрятали паруса. Затем подсчитали и распределили запасы провизии таким образом, чтобы растянуть их на всю долгую полярную зиму. Никто, правда, не знал, когда именно ждать начала весеннего таяния льдов, так что проведенная инвентаризация во многом была условной. Зато заброшенные в проруби тонкие лини с крючками принесли результат сверх ожидаемого, и вскоре в устроенный прямо на палубе ледник загрузили первые центнеры радующих ассортиментом рыбьих тушек. Альтернативным источником питания могли бы стать пингвины, бродившие по берегу, казалось, миллионными стаями; к сожалению, приготовленные из пингвиньего мяса блюда, несмотря на все старания кока, были отвратительны на вкус и стойко сохраняли неистребимый рыбный запах.

Из угрожающих зимовщикам опасностей главными были жуткие холода и возможные неожиданные подвижки ледовых полей. Первая проблема оказалась вполне решаемой: благодаря успешной охоте в трюме скопилось более сотни баррелей китового жира; этих запасов горючего с лихвой хватало для обогрева и приготовления пиши в течение самых студеных месяцев.

Окружающие судно льды пока не давали повода для беспокойства, однако Мендер их внешней неподвижности не доверял, по опыту зная, что рано или поздно паковый лед непременно начнет тороситься. Если это произойдет в непосредственной близости от “Паловерде”, бимсы, шпангоуты и – трехдюймовую обшивку корпуса сплющит и разнесет в щепки с той же легкостью, как если бы они были сделаны из картона. Не радовала капитана и мысль о том, что с потерей судна его жена и ребенок будут обречены влачить полуголодное существование на этом негостеприимном берегу в надежде на появление какого-нибудь корабля, прекрасно сознавая при этом, что вероятность такого события в лучшем случае составляет один шанс из тысячи.

Еще одной причиной капитанских забот была угроза цинги. У семерых членов экипажа уже появились первые признаки этой страшной болезни. Хорошо хоть насекомые и крысы, в отличие от людей, так и не смогли приспособиться и с наступлением сильных холодов поголовно вымерли. Немало хлопот доставляла Мендеру борьба с унынием и апатией, поразившими многих членов экипажа китобоя. Долгие ночи Антарктики, опостылевшая монотонность ежедневной рутины, мороз и леденящий ветер навевали на людей тоску и лишали воли к жизни и смысла существования. С мрачными настроениями капитан управлялся по своему разумению, заставляя подчиненных трудиться до изнеможения и изобретая бесполезные подчас задания – лишь бы не давать расслабиться их умам и мышцам.

А по вечерам Мендер усаживался за письменный стол у себя в каюте и в который уже раз принимался просчитывать их шансы на выживание. Но сколько ни прикидывал он возможные варианты, результат в конечном итоге получался отнюдь не утешительным. По всему выходило, что вероятность убраться отсюда с наступлением весны целыми и невредимыми практически равнялась нулю.

Снежный шквал прекратился также внезапно, как налетел. В голубом небе снова засияло солнце. Щуря глаза, чтобы уберечь их от нестерпимого блеска льдов, Роксана вдруг заметила собственную тень под ногами и обрадовалась, как будто встретила дорогого друга. На миг она даже забыла об окружающей ее бескрайней ледяной пустыне, но быстро опомнилась, обвела взглядом горизонт и с упавшим сердцем обнаружила, что “Паловерде” находится в целых полутора милях от нее. Кажущийся угольно-черным на фоне ослепительно белых полей корпус был наполовину скрыт торосами, но на гафеле грот-мачты лениво колыхалось под слабым дыханием бриза большое полотнище американского флага. Миссис Мендер сразу догадалась, что его подняли по распоряжению встревоженного ее долгим отсутствием супруга в качестве маяка. С трудом верилось, что ее так далеко занесло. Еще не до конца пришедшей в себя Роксане почему-то казалось, что она все это время блуждала по кругу, оставаясь в сравнительной близости от судна.

Приглядевшись повнимательней, она заметила на поверхности ледового поля движущиеся врассыпную крошечные точки и поняла, что это люди, вышедшие на ее поиски. Она уже собиралась выпрямиться во весь рост и замахать руками, чтобы привлечь их внимание, как вдруг увидела нечто совершенно неожиданное: чужие корабельные мачты в узком треугольном просвете между двумя смерзшимися торосами у самой береговой линии.

Три мачты со свернутыми на реях парусами, бушприт, высокий ют, такелаж – все выглядело целым и непострадавшим. Поскольку ветер практически стих, Роксана с облегчением освободила лицо и глаза от шарфа и тут же определила, что кромка ледяного покрова приходится чуть ли не вровень с бортами неизвестного судна. Отец миссис Мендер служил помощником и капитаном на чайных клиперах, ходивших в Китай, и она еще девчонкой научилась безошибочно разбираться в конструкции, парусном снаряжении и назначении тысяч кораблей, ежегодно заходящих в бостонскую гавань. Но такую оснастку, как у этого буквально закованного в лед судна, она видела лишь однажды – да и то на картине, висевшей в гостиной дома ее деда.