Текст книги "В плену Сахары"

Автор книги: Клаус Полькен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)

Страна кратеров

Тиббу, получившие свое название от нагорья Тибести, состоят из нескольких небольших групп, язык которых отличается незначительными диалектными особенностями. На севере, в Тибести, до самого Феццана, живет группа теда; на юге, вплоть до Борку, – группа даза совместно с подгруппой креда (у Бахр-эль-Газаля); в горах Эннеди, на юго-востоке от Тибести, живут бидеяты, а южнее, в Дарфуре и Вадаи, – группа загава.

Нагорье Тибести – родина тиббу. Это дикий, непроходимый край, на севере которого расположен перевал Куризо, служащий воротами в горную страну. «Ворота» эти – узкое отверстие между черными скалами – во время второй мировой войны были настолько расширены, что могли беспрепятственно пропускать моторизованные транспортные соединения. Это имело место тогда, когда французские войска, сконцентрированные в колонии Чад под командованием генерала Леклерка, вступили в бои в Северной Африке. На путешественника, направляющегося с севера, перевал производит сильное впечатление еще и потому, что здесь растет акация – первое дерево после тамарисков Уиг-эс-Серира, расположенного в ста пятидесяти километрах отсюда.

Карты Тибести были составлены после 1920 года, то есть после того как французский офицер Тильо пересек страну вдоль и поперек верхом на верблюде. Английский путешественник Найджел Хесселтайн во время путешествия по Тибести писал: «Трудно представить себе, насколько сложно исследовать этот край… Бывает, что на расстоянии десяти метров от тебя находится большая гельта, спрятанная за скалами, но для тебя она совершенно недоступна».

Горы Тибести в далекие времена были вулканами; эксперты причисляют такие вулканы к «субактивным». Это означает, что последнее извержение произошло не так уж давно. На Туссиде – второй по высоте вершине Тибести (3265 метров) – то и дело можно обнаружить следы извержения. Гора Собором время от времени извергает клубы пара и известна своими горячими источниками, лечебные свойства которых прославились на многие тысячи километров в округе. Все эти горы отличаются колоссальными кратерами. Диаметр кратера Туссиде шесть километров. Кратер Ега, на дне которого тиббу выращивают зерновые культуры, имеет в диаметре даже десять километров.

Однако самым большим кратером обладает высочайшая гора Тибести – Эми-Куси; ее высота 3415 метров. Диаметр кратера двенадцать километров. Французский офицер дю Буше, который первым взобрался на Эми-Куси, оставил очень увлекательное описание этого гиганта.

«Ранним утром я отправился на верблюде от подножия массива, а вечером уже ночевал в кратере, после того как поднялся на высоту две тысячи семьсот метров. Я никогда не забуду грандиозного зрелища, которое являла собой эта огромная шахта при заходе солнца: с одной стороны – струи жидкой лавы и базальтовые трубки, с другой – конусы из шлаковидных обломков лавы, а в середине кратера до самой вершины будто пылал костер, пламя которого достигало четырехсот-пятисот метров. Затем наступил страшный холод и гербы (сосуды из целой кожи козы, в которых носят воду) замерзли менее чем за час. Невозможно передать мое удивление, когда проснувшись, я обнаружил на дне кратера множество газелей и еще свежие следы кочевий тиббу».

Тиббу всегда очень тяжело жилось в этом краю. Они вынуждены были беспрестанно бороться с голодом. Вот что пишет по этому поводу Нахтигаль:

«Наше прибытие в Тао совпало с самым тяжелым временем года, когда недостаток в пище вынуждает немногочисленное население менять местожительство. К лету у жителей юго-западной половины Тибести кончаются запасы зерна „духн“ – высокой, ветвистой травы, а козы и верблюды перестают давать молоко; их убивают лишь в случае крайней необходимости. Жесткие плоды пальмы-дум не могут насытить даже непритязательных тубу (тиббу). Многие уже перекочевали в более плодородную долину Бардаи на северо-востоке нагорья. Шатры и многочисленные пещеры были в основном пусты. Вождь Тафертеми также покинул соседнюю долину Зуар, где остались лишь очень немногие благородные тиббу, которые вышли нам навстречу. Когда они уселись широким полукругом перед моей палаткой, они больше походили на сборище голодных и оборванных бандитов, чем на собрание самых благородных людей племени. Свита их выглядела еще более убого… Они сразу потребовали угостить их горячим ужином…».

Английский путешественник Ричардсон еще сто двадцать лет назад описал невзыскательность и выносливость тиббу: «Когда тиббу, житель Тибести, отправляется в путешествие, у него с собой только козий бурдюк с водой и несколько горстей фиников. Если эти запасы кончились, он может три дня подряд ничего не брать в рот, просто туже затягивает пояс и продолжает свой путь. На следующий день он снова затягивает пояс. Если же он и после этого не находит ничего съестного, то уже всерьез огорчается…».

Жизнь тиббу Тибести подчинена строгому ежегодному ритму. Они кормятся за счет своих стад и садов. В Тибести живут лишь восемь тысяч тиббу (в общей сложности считают, что их не меньше ста пятидесяти тысяч), которые вырастили около пятидесяти шести тысяч плодоносящих пальм. Поголовье скота составляет восемьсот верблюдов, семьсот ослов и пятьдесят тысяч овец. С февраля до июня стада пасутся в низинах, затем они переходят в горы, где к этому времени выпадают первые дожди. В этот период обрабатываются сады. Зерновые они сеют в феврале, а в июне уже собирают урожай. С конца июля до начала августа снимают урожай фиников. Уборка урожая – дело рабов, пленных и стариков, оставшихся в долине. Зимой мужчины отправляются в ежегодное путешествие в Феццан или Куфру, где они обменивают свои сельскохозяйственные продукты на другие, нужные им товары.

У тиббу, как и у всех народов Сахары, своя социальная иерархия. Правда, она не настолько резко выражена, как у туарегов. В основном различают «благородных» и вассалов. Последние обязаны платить дань «благородным». Следует отметить, что «благородные» не считают ниже своего достоинства работать. У тиббу нет царя, высший авторитет для них – вождь племени. Однако и он не обладает большой властью. Его главная функция – «внешнеполитическая». Вождь обязан вести переговоры с другими племенами, если речь идет о разграничении пастбищ и т. п. Раньше он был также военачальником во время войны. Не располагая никакой реальной властью, чтобы провести в жизнь то или иное из принятых решений, он выполняет лишь посреднические функции. В прежние времена из господствующего клана Тамагра, перекочевавшего в конце XVII века из Чада в Тибести, избирался дарде – «султан Тибести». Эта должность была упразднена после французской оккупации страны. Однако и до оккупации авторитет «султана» или вождя племени был не очень высок. Это отмечал, кстати, и Нахтигаль. Он писал:

«Политический союз слаб, власть вождей ничтожна, традиции и обычаи в какой-то степени являются связующими узами. Тиббу подразделяются на „благородных“ и народ. Во главе общества стоят князья с незначительными правами и доходами. Простой народ не имеет ни прав, ни обязанностей. Там, где неблагородные тиббу, как, например, в Бардаи, не занимаются земледелием, они полностью отданы на милость „благородных“… В западной части страны, где почти ничего не растет, каждый третий тиббу является майной, то есть „благородным“. Правда, „благородныйЭ может быть облачен в лохмотья и истощен голодом, но от этого тиббу не становится менее гордым и требовательным».

Хотя социальная структура тиббу по сравнению с социальной структурой туарегов выражена слабо (вероятно, прежде всего из-за нежелания признать кого бы то ни было «шефом»), особое положение хаддадов – кузнецов – проявляется более четко, чем у туарегов. Кузнецы образуют относительно многочисленную касту – азза, куда входят и представители других профессий, как, например, деревообделочники, скорняки и охотники, так как кузнецы-тиббу обрабатывают исключительно металл. Если в настоящее время они получают сырье путем торговли, то раньше тиббу сами добывали металл в Тибести. Тогда железо встречалось редко и стоило очень дорого. Частично они использовали метеориты, а южнее уэда Н’каола добывали содержащую железо горную породу, которую обрабатывали в примитивных плавильных печах.

Азза были в прежние времена своего рода зависимым от «благородных» тиббу рабочим классом. Каждое племя азза подчинялось какому-либо племени «благородных» и было обязано платить ему дань. Азза сохранили множество доисламских обычаев. Это опять-таки позволяет предположить, что они не тиббу, а потомки другого народа, который жил в Тибести до прихода сюда кочевников-скотоводов и в обычаях и нравах которого сохранились остатки первоначальной сахарской культуры.

Азза, как и остальные тиббу, – по крайней мере формально – мусульмане. Предполагают, правда, что они приняли мусульманство всего лишь двести или триста лет назад. Они присягают на Коране, однако они также верят в то, что ложная клятва неизбежно приведет в течение одного года к смерти клятвопреступника. Очень немногие тиббу отправляются на богомолье в Мекку, а в дни уборки урожая в торжественной обстановке исполняются древнейшие анимистические ритуалы плодородия.

Положение женщин основывается на удивительном смешении мусульманских и домусульманских обычаев. Так, девушки при выборе своих будущих супругов лишены права голоса. Если кто-нибудь убил женщину, то с убийцы взимается штраф, вполовину меньше того, который взяли бы с него за убийство мужчины. Однако вместе с тем женщина пользуется уважением и имеет множество привилегий. Само собой разумеется, что последнее слово в вопросах домашнего хозяйства остается за женщиной, она же имеет решающий голос во всех внутренних семейных делах. Если же муж, например, уехал в Феццан, то авторитет женщины становится абсолютным: в этом случае она вправе вести деловые переговоры, заключать торговые сделки и определять маршруты кочевий.

В Тибести в настоящее время происходит процесс, совершенно противоположный тому, который наблюдается на северо-западе Сахары. Если там кочевничество идет на убыль, то в Тибести оно процветает. Как только оседлый или полуоседлый тиббу заработал достаточно денег для покупки нескольких верблюдов, он тут же снимается с места. Причина, очевидно, не только в дальнейшем наступлении пустыни, но и в стремлении тиббу сохранить свою свободу, уйти из-под контроля властей.

Народы без истории

О маврах, шаамба и туарегах мы теперь знаем довольно много. О тиббу этого сказать нельзя. Их история еще полна белых пятен, так же как еще во многом не разгадана история и некоторых других небольших народностей Сахары.

До сих пор ничего не известно о происхождении народности дауда, насчитывающей несколько сот человек, живущих на берегах трех маленьких соленых озер на краю эрга Убари. Они подразделены на кланы, другой социальной дифференциации у них не существует. Обычаи и нравы дауда сильно отличаются от обычаев и нравов их соседей. Так, наиболее предпочтительная форма брака у дауда – женитьба между детьми братьев. Дауда оседлы, выращивают в небольшом количестве пальмы, разводят скот, однако питаются в основном рачками, которых женщины вылавливают в соленых озерах. Предполагают, что дауда – бывшие рабы, которые здесь осели и в соответствии с местными условиями создали свой собственный жизненный уклад.

В общей сложности около двухсот пятидесяти человек насчитывают немади – народность, живущая на юго-западной границе Сахары. Они кормятся исключительно охотой, в основном на антилоп-адакс, которые находятся на грани полного истребления. Антилоп травят собаками, а когда животное выбьется из сил, охотник его добивает.

В то время как некоторые ученые считают, что немади – берберского происхождения, другие принимают их за потомков исконного сахарского населения. Как бы то ни было, немади стоят на крайне низкой ступени развития. Живут группами, состоящими из трех-пяти семей. Каждую группу возглавляет вождь, который избирается из числа прямых наследников предполагаемого основателя династии. Однако вождь не пользуется почти никаким влиянием. Немади не знают домов, часто даже не имеют палаток. Мужчины носят лишь набедренную повязку, женщины закутаны в одеяние из синей ткани. Все их имущество состоит из нескольких примитивных предметов домашнего обихода и собак, которых каждый охотник держит по две или три. Щенков покупают мавританцы, поскольку между этой народностью и мавританцами вообще возник взаимовыгодный обмен товарами. Собаки в известной степени являются единственным мерилом благополучия немади. Выкуп за невесту тоже часто вносится собаками.

Эта народность формально исповедует ислам, однако сохранила множество анимистических представлений и обрядов. К ним относятся ритуальные танцы в ночь перед началом охоты, цель которых – заклинаниями добиться удачи.

В заключение в числе мелких народностей Сахары следует упомянуть еще одну своеобразную группу – кочевников-рыболовов, что для Сахары кажется парадоксом. Однако это настоящие кочевники пустыни, живущие на мавританском побережье Атлантического океана и предпринимающие в своих маленьких лодках далекие плавания по океану. Об их происхождении и истории почти ничего не известно. Существует лишь предположение, что они, возможно, потомки «эфиопов» и состояли некогда в родстве с туарегскими кузнецами. Эти кочевники-рыболовы, по-берберски «имраги», не имеют собственных колодцев. Свою потребность в воде они покрывают за счет луж, образующихся после дождя.

Моряк Роберт Адамс, чей корабль в октябре 1810 года был выброшен на берег вблизи Кабо-Бланко, рассказал изумленной Европе о людях, которые его подобрали, следующее: «У них были прямые волосы смоляно-черного цвета; их одежда состояла лишь из куска меха вокруг бедер, верхняя часть туловища и ноги ниже колен были совершенно обнажены. Мужчины ходили босиком и с непокрытой головой, но отращивали очень длинные волосы… Жили они в палатках из какой-то материи, впрочем, некоторые из них не имели даже палаток… Их способ обработки рыбы состоял в том, что они либо сушили ее на солнце, либо разрезали на куски и жарили в раскаленном песке…».

Может ли пустыня стать цветущим садом?

«Мы покинули машину, вода у нас на исходе, мы в труднейшем положении, солнце ужасающее…». Это были последние слова в дневнике, который был найден в Ливийской пустыне египетской верблюжьей кавалерией. Рядом с дневником лежали три трупа…

Их было пятеро, когда они отправились из Каира на двух машинах. Четверо мужчин и одна женщина решили посетить оазис Сива. Они доехали до Александрии, затем по побережью добрались до Эль-Аламейна. Затем они намеревались пересечь пустыню и доехать до оазиса Амона. Их всячески отговаривали. Когда же никакие уговоры не помогли, с них потребовали подписку, что они предпринимают эту поездку на свой страх и риск.

Они взяли с собой восемь литров воды и пять банок мангового сока, но были недостаточно хорошо оснащены для путешествия в самое сердце пустыни. Вдобавок, они заблудились. Чтобы найти дорогу, машины поехали по разным направлениям. Случайно они снова встретились. Затем одна из машин отстала. Другая проехала еще двенадцать километров и тоже остановилась, так как кончился бензин. Двое мужчин остались в автомобиле. Двое других мужчин и женщина протащились пятьдесят семь километров под палящими лучами солнца по бескрайней песчаной пустыне. Идти дальше они не смогли. Совершенно обессиленные, они в свой предсмертный час зарылись в песок. Их путешествие длилось пять дней…

Это произошло в 1965 году. И в наши дни пустыня смертельно опасна для неопытного и легкомы-елейного путника. Она полна коварства и для исследователя, даже оснащенного самой современной техникой. В 1958 году английский арабист Рефковский погиб от жажды в пятидесяти километрах от Вау-эн-Намуса.

Молено ли еще сделать в пустыне какие-либо открытия? Что касается полезных ископаемых, то наверняка.

Теперь, когда сверхскоростные самолеты пересекают континенты и на такой головокружительной скорости еще ухитряются делать точные фотографии территорий, над которыми пролетают, вряд ли могут долго сохраняться неисследованные земли – даже в Сахаре.

Однако всего лишь несколько десятков лет назад все было по-другому.

В Египте веками бытовали предания об «исчезнувшем оазисе» посреди Ливийской пустыни. Эту легенду можно найти, между прочим, и в сказке из «Тысячи и одной ночи» под названием «Повесть о медном городе». В ней рассказывается о том, что сирийский царь из дамасских халифов услышал когда-то о медных кувшинах, которые запрятаны в стране Запада, то есть в Ливийской пустыне, у подножия горы возле озера, и обладают колдовской силой. Тогда он поручил эмиру Мусе ибн Нусейру отыскать и доставить ему эти кувшины. После долгих приготовлений и многочисленных приключений Муса наконец дошел до медного города, где он нашел всех жителей мертвыми, но одновременно обнаружил несметные сокровища. Обогатившись, Муса двинулся дальше, к озеру Эль-Каркар, где жил чернокожий народ, с королем которого он подружился. В заключение наместник вернулся в Дамаск и рассказал халифу обо всем, что он видел.

В 1923 году египетскому ученому Хассанин Бею удалось отыскать этот легендарный «медный город» к востоку от нагорья Тибести, там, где сходятся границы Египта, Судана и Ливии. В Джебель-Авенате он обнаружил следы древнего поселения. Нагорье, возвышающееся посреди темной кремнистой пустыни на 1934 метра, и поныне имеет несколько богатых рудников.

При сопоставлений открытий в Джебель-Авенате с тем, что рассказывалось в сказке, выявились ошеломляющие совпадения. Так, тиббу называют долины в Джебель-Авенате «каркур». В некоторых из этих долин, без сомнения, когда-то были озера, а в сказке говорится об «озере Каркур». Сказка повествует о том, что медный город был якобы окружен высокой кольцеобразной стеной, – горный массив Авенат совершенно круглой формы, а его скалы круто возвышаются над пустыней. В сказке упоминаются чернокожие, которые живут в пещерах, – Хассанин Бей встретил здесь тиббу и увидел пещеры, в которых они жили. Наконец, в сказке говорится, что когда Муса приближался к городу, то увидел издали две огненные точки. И в самом деле, массив Авенат вулканического происхождения, и в те времена некоторые вулканы вполне могли быть действующими.

В первой четверти XX века был открыт и Вау-эн-Намус, на юге Харуджа, к северу от нагорья Тибести. В 1862 году немецкий исследователь Мориц фон Бойрман впервые услышал об этом месте. Позднее он писал:

«Все, что я мог установить относительно других оазисов Вау, сводится к следующему: на расстоянии трех дней пути расположен Bay-Сквер, или, как его принято называть, Вау-эн-Намус. Его так прозвали из-за бесчисленного множества комаров и москитов, которыми славится это место… Дорогу же туда из Вау-эль-Кебира никто не знает, так как единственный человек, который ее знал, умер в престарелом возрасте два года назад. Было предпринято несколько попыток, чтобы отыскать дорогу, но пока безуспешно…».

Лишь в 1876 году арабской экспедиции удалось достигнуть Вау-эн-Намуса. Первым европейцем, добравшимся туда, был французский сержант Ляпьер, который в 1916 году попал в плен к арабам и в 1918 году был переправлен в Куфру. На пути туда караван прошел через Вау-эн-Намус. Первая точная картографическая съемка оазиса была сделана в 1930 году, после того как итальянцы полностью завладели Ливией.

Астроном Н. Б. Рихтер писал о посещении Вау-эн-Намуса: «Представьте себе, что мы находимся в самом центре раскаленной, сухой, безводной Сахары. Мы прошли больше ста километров по мертвой, иссушенной каменистой пустыне. Ни деревца, ни кустарника, ни травинки, ни одного зверя, ни одного насекомого не попадалось нам по пути. Все было мертво, неподвижно, раскалено, сухо, ослепительно, утомительно ярко. Затем мы очутились рядом с огромным, плоским кратером. Этот черный, как смола, ровный, как беговая дорожка, круглый обруч насчитывает больше десяти километров в окружности…

Когда мы поднимались, дорога казалась нам совершенно пологой и никто из нас почти не заметил подъема. Внутри же было довольно круто, однако так же гладко… он весь был покрыт черной, зернистой золой. В середине этой необъятной мрачной котловины возвышается вулканический конус, представляющий собой мощную коричнево-красную шапку… А между ней и наружным гладким конусом, в узком промежутке, на дне огромной черной чаши, там, в самой глубине, и находится великое чудо… Оттуда нам улыбаются великолепные, цвета темных васильков миниатюрные озера, каждое из которых обрамлено белоснежным песком или солью. Там, внизу, можно увидеть, как покачиваются вокруг озер пышно разросшиеся, высотой в метр, сочные камышовые заросли. Между ними лежат красно-коричневые песчаные поверхности… Посреди зеленого волшебного ландшафта я обнаружил два других маленьких озера, сверкающих прозрачной водой цвета красного вина, обрамленных белой песчаной каймой и зеленым тростником…».