Текст книги "Маркус и Сигмунд"

Автор книги: Клаус Хагерюп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Приближался день «К», как Сигмунд называл день концерта. Репетиции проходили все лучше и лучше, и после обсуждения с девчонками все участники «Мэкакуса М» решили, что исполнять в спортивном зале они будут три текста Маркуса и два – Сигмунда. Сигмунд сказал, что понимает: концерт будет коротким, но наверняка зайдет речь о дополнительных номерах, и тогда может пройти час или два.

Монс начал привыкать к самому себе. Маркус смотрел на него как можно реже, но по аплодисментам девочек он догадывался, что гитарист знает свое дело. Сам он с нетерпением ждал окончания концерта и надеялся, что Сигмунд произведет на Бенту такое впечатление, что они тут же будут вместе, но он не был в этом уверен. Хотя она была очень мила, когда они встречались, и говорила, что с нетерпением ждет концерта, в ней было что-то далекое и чужое. Маркус боялся, что она по-прежнему испытывает к нему такие же чувства, что и он к ней. И если это было правдой, то все было, конечно, совсем плохо. Потому что только пару недель назад он боялся, что растратил всю свою способность любить, теперь же он боялся, как бы эта его способность не разорвала сердце в клочья.

Сигмунд тоже был влюблен, но куда более открыто и радостно.

– Я всерьез за тебя боюсь, Маркус, – сказал он как-то утром, когда они, по обыкновению, вместе шли в школу.

– Правда?

– Я боюсь за твою способность любить.

– И я тоже, – сказал Маркус и скрестил пальцы, чтобы Сигмунд не понял, о чем он говорит на самом деле.

Сигмунд положил руку ему на плечо. Рука была тяжелой.

– Мне тебя очень жалко, – сказал он.

– Все не так страшно.

– Нет, страшно. Ты же мой лучший друг.

– Ты тоже мой лучший друг, – пробормотал Маркус.

Сигмунд сжал ему плечо.

– Я знаю, – сказал он. – Именно поэтому я хочу, чтобы ты чувствовал то же, что и я сейчас.

– Что? – переспросил Маркус.

– Любовь, Маркус.

– А, вот ты о чем.

– Да, – продолжал Сигмунд. – Это хорошее, но в то же время тяжелое чувство. Не думай, что это только счастье. Понимаешь?

– Думаю, да.

– Во-первых, ты чувствуешь, что живешь. Когда я думаю о Бенте, я понимаю, что жив. Ты чувствуешь, что живешь, Маркус?

– Ну да, каким-то образом.

– Не сдавайся, Маркус.

– Нет, не буду.

– Когда ты почувствуешь, что влюбился, принимай чувство как подарок.

– О нет!

– Тебе не нужна расческа.

– Нужна, Маркус, – серьезно ответил Сигмунд. – Всем парням время от времени нужна расческа.

– Привет, ребята! Трудные времена настали?

Бента подъехала к ним. Теперь она слезала с велосипеда.

Маркус заметил, что улыбка Сигмунда стала глуповатой, и предположил, что его собственная еще хуже. Бента пошла с ними дальше до школы. Сигмунд провел пальцами по гребешку.

– Повести велосипед? – спросил он.

Бента засмеялась:

– Ты настоящий джентльмен, Сигги. Сигмунд оставил улыбку в уголках губ.

– Отличный велосипед.

– Хочешь покататься?

Сигмунд немного удивился предложению, но, поскольку он был настоящим джентльменом, он не мог отказать.

– Большое спасибо, – сказал он, сел на велосипед и поехал.

Проехав немного, он обернулся и помахал.

– Отличный велосипед! – крикнул он.

Она помахала в ответ:

– Он милый.

Маркус кивнул:

– Да.

– Знаешь, что я думаю, Мэкакус?

– Нет.

– Я думаю, он в меня влюблен.

Маркус толком не знал, что ответить, поэтому сказал первое попавшееся:

– Да, почему?

Она посмотрела на дорогу. Сигмунд был в паре сотен метров. Теперь он слез с велосипеда, обернулся и помахал. Бента помахала в ответ.

– Из-за пирсинга.

– Он похож на твой.

– Да. Мне кажется, это – сигнал.

– Сигнал чего?

– Что он в меня влюблен.

– А ты в него? – спросил Маркус.

Бента взяла его за руку и крепко сжала. Он хотел сжать ее руку в ответ, но вялые пальцы не хотели слушаться.

– Или не влюблена? – сказал он и закашлял.

Сигмунд возвращался к ним.

– Маркус! – сказала Бента.

– Можешь звать меня Мэкакусом, – пробормотал он.

– Маркус, – повторила она, – что ты делаешь, когда тебе так грустно, что кажется, никогда больше весело не будет?

Секунду он думал. Теперь Сигмунд был только в ста метрах.

– Пытаюсь думать о чем-то хорошем.

Она посмотрела на него. Взгляд был словно ночь.

– И получается?

– Нет.

Бента еще раз сжала его руку. В этот раз ему удалось ответить. Теперь Сигмунд был уже в пятидесяти метрах. Маркус почувствовал укор совести. Он отпустил ее руку и почувствовал новый укор. Она улыбнулась:

– У меня тоже.

– Просто суперский велосипед! – крикнул Сигмунд, оказавшийся в десяти метрах. – Вы о чем говорили? – спросил он, помахав уехавшей вперед Бенте.

– Ни о чем, – ответил Маркус. – Она сказала, ты милый.

Сигмунд кивнул:

– Да. Я знаю. А еще что-нибудь она говорила?

– Ничего особенного, – сказал Маркус и остановился. – Сигмунд?

– …как тебе кажется, может быть, мне тоже…

– «Тоже» что?

– Сделать пирсинг? – прошептал Маркус. Сигмунд удивленно посмотрел на него:

– Это еще зачем?

– Я подумал… я подумал, если у нас обоих будет пирсинг, это будет своего рода сигнал.

– Сигнал о чем?

– Что мы принадлежим к одной группе.

– Группе?

– Да, ну если в группе будет такой отличительный знак.

Сигмунд даже растрогался:

– Ты действительно хочешь, Маркус?

– Да, – сказал Маркус как-то сипло. – Если ты хочешь, я сделаю, а если ты не хочешь, то я не буду.

– Маркус! – сказал Сигмунд.

– Да?

– Ты – принц.

– Нет.

– Вообще-то, ты не хочешь себе никакого пирсинга.

– Я не против.

– И тем не менее решился?

– Только если ты хочешь.

– Ради меня?

– Для Мэкакуса, – пробормотал Маркус. – «Мэкакуса М».

Теперь совесть его стала такой нечистой, что его затошнило.

– Спасибо, – сказал Сигмунд.

– Не за что, – ответил Маркус и почесал левую бровь.

* * *

– Ну вот, – сказал Роберт. – Вот и все.

– И ничего страшного не случилось, – сказал Сигмунд, с улыбкой стоявший за стулом, на котором Маркус только что сидел, пока ему прокалывали левую бровь. – И бояться было нечего, да?

Маркус покачал головой:

– А тебе как, папа?

Поскольку Монс все равно бы узнал, Маркус решил, что лучше отец вместе с ним пойдет в салон пирсинга и тату Роберта и увидит, что там не происходит ничего подозрительного. Теперь Монс стоял рядом с Сигмундом и разглядывал сына.

– По-моему, ты перенес все очень хорошо, Маркус, – с гордостью произнес он. – Он вел себя точно так же, когда впервые пошел к зубному, – рассказал он Сив, которая помогала Роберту делать пирсинг. – Он ни разу не вскрикнул, хотя врач сверлил без наркоза.

– Правда? – удивилась Сив. – А я когда впервые пошла к зубному, думала, что упаду в обморок.

– В самом деле? – в свою очередь удивился Монс. – Глядя на вас, не скажешь… Я хотел сказать, что по вам видно, как вы хорошо переносите уколы и здесь, и там. Кстати, вам очень идет, – добавил он.

– Я не про это, – сказал Маркус. – Я хотел знать, как, по-твоему, я выгляжу?

– По-моему, отлично выглядишь, – ответил Монс. – Он играет в группе, понимаете, – обратился он к Сив. – Группа называется «Мэкакус М», и Мэкакус – это он сам и есть. То есть на самом деле его зовут Маркус, но в группе его как бы зовут Мэкакус. Поэтому он захотел такую же серьгу, как у Сигмунда. Тот тоже играет в группе, и пирсинг будет своего рода торговой маркой. По-моему, забавно, – закончил он с небольшим смешком.

– Монс тоже играет в группе, – пояснил Сигмунд.

– Правда? – удивился Роберт. – Тогда вам тоже нужно что-нибудь проколоть?

– Да, в самом деле, – засмеялся Монс. – Нет, мы, пожалуй, пойдем. Сколько мы должны?

– Я уверена, что вам пойдет, – сказала Сив.

– Хе-хе, – отозвался Монс. – Вы принимаете кредитки?

– Это не больно, – успокоил Роберт.

– Понимаю, – сказал Монс. – Но я думаю, я слишком старый.

– И я так думаю, – сказал Маркус.

– Я, конечно, не такойстарый, – возразил Монс.

– Я не о том.

– Моей бабушке семьдесят четыре, – сказала Сив. – И у нее четырнадцать татуировок и восемь пирсингов.

– Продвинутая дама, – заметил Монс.

– Да, человек становится старым, только когда начинает себя так чувствовать, – сказал Сигмунд. – Как вы себя ощущаете, Монс?

– Ну так, средненько.

– С пирсингом вы почувствуете себя на двадцать лет моложе, – сказал Сигмунд и подмигнул Маркусу, который не хотел подмигивать ни одним, ни другим глазом.

– Я не хочу ничего прокалывать.

– Отцу шестьдесят восемь, – сказал Роберт. – И у него…

– Я буду глупо себя чувствовать, – сказал Монс.

– И я, – пробормотал Маркус.

– Его можно заклеить, когда вы не выступаете, – сказал Сигмунд. – Тогда все будут думать, что вы упали и поранились.

– Или подрались, – добавил Роберт.

– Дедушке восемьдесят два, – сказала Сив. – У него…

– По-моему… – сказал Монс.

– Это очень быстро, – убеждал Роберт.

– А другой бабушке девяносто три, – продолжала Сив.

– Если не хочешь, не надо, – сказал Маркус.

– Но если проколете бровь, вы сделаете «Мэкакусу М» большое одолжение.

– Нам именно этого не хватает.

– Как вам это колечко? – спросил Роберт.

– Другому дедушке девяносто восемь, – все не унималась Сив.

Взгляд Монса блуждал от одного к другому.

– Ну что мне сказать?

– Yo! – подсказал Сигмунд.

– Yo, – прошептал Монс.

Через минуту он сидел на том же стуле. Роберт наклонился над ним. Сив стояла рядом. Монс храбро ей улыбался.

– Вы входите в книгу рекордов Гиннесса?

– Вы это о чем, Монс? – спросила Сив и протянула серьгу Роберту.

– Вы, должно быть, своего рода рекорд, – сказал Монс. – Никогда не видел такого количества татуировок и пирсинга одновременно. Очень, наверно, интересно. И точно не больно?

– Почти.

– Почти?

– Да, а теперь расслабьтесь.

– У меня небольшая проблема, – объяснил Монс, – я никогда не расслабляюсь. Люди, у вас есть какой-нибудь наркоз?

– Он не нужен, – сказал Роберт.

– Я надеюсь. Я просто спросил. Подержать тебя за руку, Маркус?

– Зачем?

– Чтобы тебя успокоить, – сказал Монс. – Мне показалось, ты немного нервничаешь. Расслабься. Это не будет… Ойййййй!

– Да! – крикнул Сигмунд. – Вот и серьга! Ведь не больно?

– Что? – переспросил Монс.

Серьга оказалась на нужном месте, а вот голос Сигмунда – нет. Вначале он звучал как обычно, потом будто что-то сломалось, и Сигмунд перешел на сиплый фальцет. Нетрудно было догадаться – произошло непредвиденное.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

– Голос ломается! – сказал Маркус. – У тебя не может начать ломаться голос сейчас. Тебе ведь уже почти пятнадцать.

– Мне очень жаль, – сказал Сигмунд и покачал головой. – Учитывая мое раннее развитие в очень многих областях, неудивительно, что хоть в чем-то я задержался.

– Но ты уверен, что это ломается голос? – спросил Маркус.

– Боюсь, что да, – ответил Сигмунд.

– И я тоже, – сказал Монс.

– Больше просто ничего не может быть, – подтвердила Эллен Кристина.

– А я надеюсь, что нет. А то слушать просто ужасно, – заметила Муна.

«Мэкакус М» держал кризисное совещание с девочками у Маркуса. Сигмунд, оказывается, уже давно подозревал, что вот-вот начнет ломаться голос, и вот, оно случилось. Ничего не поделаешь, придется говорить как можно меньше. До этого голос у Сигмунда был очень красивым, а теперь он кудахтал, как потревоженная птица, и не мог проконтролировать высоту голоса. В сущности, было очень смешно, когда он говорил, но, когда он читал рэп, это никуда не годилось. Потому что слушать это, как сказала Муна, было ужасно. До концерта оставалось всего двадцать четыре часа, и теперь его придется отменять.

– Мне очень жалко, – пропищал Сигмунд.

Муна засмеялась.

– Ничего смешного, – вмешался Маркус.

– Я не над ним смеюсь, – объяснила Муна. – Только над тем, как он это сказал.

– Значит, я зря проколол бровь, – огорчился Монс.

Кольцо в брови не омолодило его. Кроме того, оно совсем не подходило к белой рубашке, подтяжкам и серым брюкам, как будто его случайно прицепили. И хотя Муна сказала, что ей кажется, это очень круто, было легко догадаться, что она льстит, а Эллен Кристина прямо заявила, что Монсу сначала надо было посоветоваться с ней, прежде чем отдавать себя в руки Роберту. Немного больше пирсинг шел Маркусу, хотя он тоже чувствовал, что это не совсем его стиль.

– Я пойду к Роберту и попрошу вынуть серьгу, – сказал Монс и развел руками.

– Вовсе не обязательно, – проблеял Сигмунд.

– Все в порядке, – заверил Монс. – Я переживу.

– Расслабьтесь, – сказал Сигмунд. – Концерт тоже переживет.

По спине Маркуса пробежали мурашки. Не только потому, что Сигмунд звучал как торжествующий петух, объявлявший о пришествии нового дня, но прежде всего из-за того, чтоон сказал. Сигмунд не сможет завтра исполнять рэп. Это ясно. Монс тоже рэп читать не будет. Это будет слишком глупо. Остается только один, но об этом и речи быть не может.

– Я не хочу, – отрезал он.

Сигмунд улыбнулся:

– Чего ты не хочешь?

– Я не хочу читать рэп на концерте.

– А ты и не будешь.

– А кто же тогда будет?

– Я.

Маркус почесал бровь. Он, конечно, в курсе, что Сигмунд далеко не скромник, но, похоже, на этот раз он окончательно потерял остатки связи с реальностью. Судя по всему, остальные тоже об этом подумали. Эллен Кристина и Муна уставились на Сигмунда, словно не расслышали, что он сказал. Возможно, они и в самом деле не расслышали, поскольку чем-чем, а голосом Сигмунд похвастать не мог. Монс посматривал на ботинки, пытаясь прилепить пластырь на бровь. Сигмунд самоуверенно стоял перед ними и улыбался. Маркус подумал, что пора кому-то что-нибудь сказать, и, поскольку все остальные молчали, говорить пришлось ему.

– Может быть, нам стоит подождать, пока у тебя не переломается голос, – сказал он. Маркус осмотрелся в поисках помощи. Она не последовала. Он кивнул: – Каким голосом ты собираешься читать рэп?

– Твоим.

– Моим?

– Конечно! – вскрикнула Муна.

– Это же очевидно! – поддержала ее Эллен Кристина.

– В самом деле, – сказал Монс, который единственный понимал не больше Маркуса.

– Как ловко, Сигмунд, – сказала Муна.

– Это же выход, – согласилась Эллен Кристина.

– Хорошо все, что хорошо кончается, – заметил Монс.

– Вы это о чем? – поинтересовался Маркус.

– Я отлично понимаю, что не могу читать рэп собственным голосом, – признался Сигмунд.

Теперь голос его напоминал прокуренный голос мафиозо, но только Маркус это заметил.

– Поэтому за меня должен петь кто-то другой. Следишь?

– За чем?

– Следишь за ходом мыслей, Маркус?

– Да. Прости.

– Ладно. Это значит, ты поешь свои тексты на кассету. А потом мы проигрываем кассету в динамики, а я только делаю вид, что пою, но все думают, что я пою.

– Читаешь рэп, – поправил Монс.

– Называйте как хотите, – сказал Сигмунд. – Понимаешь, что я говорю, Маркус?

– Да, – ответил Маркус. – Кажется. Ты читаешь рэп моим голосом.

– Да, – подтвердил Сигмунд. – Хитро придумано, а?

– Супер, – согласилась Эллен Кристина.

– Понимаю, – сказал Монс. – Публика считает, что читаешь рэп ты, а на самом деле это Маркус. А что ты будешь теперь делать, Сигмунд? Играть на ударных?

– Нет, – ответил Сигмунд. – Я буду изображать пение.

После короткого обсуждения все поняли, что задумал Сигмунд, но Маркуса не удалось полностью убедить.

– А публика этого не обнаружит? – поинтересовался он.

– Нет, – прошептал Сигмунд. – Они же никогда не слышали, как я читаю рэп.

– А кто будет проигрывать кассету?

– Девчонки, – ответил Сигмунд. – Вы согласны повыситься в должности с фанаток группы до звукооператоров?

– Мы очень на это надеялись, – сказала Эллен Кристина.

– Вообще-то, мы гениальные звукооператоры, – заявила Муна.

– Вот правильный настрой. А вам знакома школьная аппаратура?

– Нет, – призналась Эллен Кристина. – Но надо с чего-то начинать.

– У меня есть небольшой опыт работы со звуком со времен «The Protestants», – сказал Монс. – Можем записать песни на мой старый магнитофон сегодня вечером.

– Отлично, – пропищал Сигмунд. – Тогда вы будете консультантом звукооператоров. Что скажешь, Маркус? Ты готов к скорости и напряжению?

– Ничего, если я использую собственные тексты?

Сигмунд кивнул:

– Более чем ничего. Это очень даже понятно.

– Но, Сигмунд?

– Да?

– Ты понимаешь, что это значит?

– Да, Маркус. Это значит, я сорву твои аплодисменты.

– Не переживай, – утешила Маркуса Эллен Кристина, – мы знаем, что звезда – это ты.

– Король, – сказала Муна.

– Я горжусь тобой, мой мальчик, – произнес Монс.

– Ну, ну, – прошептал Сигмунд. – В конце концов, я же буду это как быисполнять.

– Я не хочу никаких аплодисментов, – сказал Маркус. – Я хотел только сказать, это значит, что ты не должен ни с кем, кроме нас, разговаривать перед концертом, а то они поймут, что ты не можешь петь.

– Хорошо, – ответил Сигмунд. – Я уже достаточно сказал.

– Согласен, – поддержал идею Монс.

– Но после концерта ты можешь говорить все, что хочешь, – сказала Эллен Кристина. – Потому что у тебя ведь может неожиданно начать ломаться голос.

Девочки собирались уйти в десять часов, но песни закончили записывать только в начале двенадцатого. Маркусу показалось, что у него тоже немного начал ломаться голос, но Сигмунд был очень доволен.

– Бента влюбится в меня до смерти, как только это услышит, – сказал он, когда Маркус провожал его в коридор.

– Ты думаешь? – спросил Маркус и почувствовал укол там, где, ему казалось, должно быть сердце.

– Да. Спасибо.

– Не за что.

– Есть за что, Маркус, – возразил Сигмунд. – Я знал, что ты согласишься. Поэтому я прихватил тебе подарок.

– Еще один?

– Да.

Сигмунд вынул из сумки сверток.

Маркус его развернул. Там была книга.

– Сирано де Бержерак?

– Это пьеса, – сказал Сигмунд. – И она о том же самом.

– О чем?

– О том, кто влюблен, но не может в этом признаться. Сирано помогает ему так же, как ты помогаешь мне. Когда ты прочтешь пьесу, ты поймешь, что это возможно.

– Большое спасибо. Почитаю, когда будет время.

– Почитай сегодня ночью.

– Если будет время.

– Тебе понравится.

– Хорошо, я прочту.

– Да, пожалуйста. Пока, Маркус.

– Пока. Сигмунд?

– Да.

– Заткнись!

Сигмунд кивнул, и Маркус закрыл дверь с удовольствием. Он только что сказал то, что должен был сказать давным-давно.

* * *

В половине второго Маркус закончил читать пьесу Эдмунда Ростана о Сирано де Бержераке.

Он лежал и смотрел в потолок и думал о прочитанном.

Сирано жил во Франции очень давно. Он был влюблен в прекрасную Роксану, но считал, что у него нет никаких шансов, потому что у него был ужасно некрасивый нос. Другой человек, которого звали Кристиан, тоже был влюблен в Роксану. У него был прекрасный нос, но он не умел разговаривать со своей возлюбленной. Это умел Сирано, у которого невероятно хорошо получалось говорить о своих чувствах. Поскольку он был хорошим человеком, но в первую очередь потому, что у него был такой некрасивый нос, он предложил помочь Кристиану поговорить с Роксаной.

Однажды ночью Кристиан встал под балконом дома, где жила Роксана, а Сирано спрятался в кустах и шептал прекрасные слова, которые должен был произнести Кристиан.

Роксана пришла в восторг, но когда Кристиан начал заикаться, пришлось Сирано говорить за него. Все было хорошо, потому что, несмотря на некрасивый нос, голос у Сирано был прекрасным. Пока он лежал, спрятавшись в кустах, и признавался в любви Роксане, Кристиан стоял под балконом и делал вид, что говорит он. Роксана влюбилась до смерти. В Кристиана. Потому что она думала, что говорит он. Таким образом, она приняла всю любовь Сирано, хотя вовсе не понимала, от кого она исходит.

Маркус закрыл глаза и подумал, кем он больше хотел бы быть – Сирано или Кристианом. В конце концов он решил, что не хочет быть ни тем, ни другим. Лучше быть Роксаной, подумал он и заснул.

* * *

На следующее утро Маркус заклеил серьгу пластырем. Ведь он проколол бровь только для того, чтобы послать тайный сигнал Бенте. Он вовсе не хотел посылать сигналов другим, сигналов о том, что Маркус Симонсен пытается стать крутым. Он совсем не хотел быть крутым. У него был крутой товарищ, и этого было довольно. Сам он предпочитал быть как можно менее крутым. Если пытаешься быть крутым, всегда найдется кто-нибудь, кто обнаружит, что это не так. Десятый закон Маркуса Симонсена.Он не собирался снимать пластырь до концерта. А тогда серьга будет очень естественно сочетаться со всем костюмом, и никто на нее не обратит внимания. Кроме одной девушки. Может быть.

Он встретился с Сигмундом на углу.

– Я заклеил пирсинг пластырем, – сообщил Маркус.

Сигмунд кивнул. Какое-то время они шли молча.

– Как, ты думаешь, все пройдет сегодня вечером? – спросил Маркус.

Сигмунд не отвечал.

– Наверно, будет полно народу, – предположил Маркус.

Сигмунд кивнул.

– Набито до отказа, – продолжал Маркус.

Сигмунд улыбнулся. Маркус понял, что он тренируется ничего не говорить.

И он справлялся, насколько мог. Воге задал ему несколько вопросов на уроке истории. Когда Сигмунд только улыбнулся и покачал головой, учитель поинтересовался, не глухонемой ли теперь Сигмунд. Он собрался уже ответить, но в этот момент вмешался Петтер Фредриксен и сказал, что, если Воге не прекратит издевательства, он пожалуется директору. После этого Сигмунда оставили в покое. В перемены он закрывался в туалете, а Маркус ходил по школьному двору и отвечал на вопросы. Тем, кого интересовало, почему Сигмунд все время бегает в туалет, он отвечал, что перед концертом у приятеля в животе было немного беспокойно. Тем, кто спрашивал, почему он заклеил бровь пластырем, он отвечал, что упал носом в пол в ванной и задел лбом крючок для полотенец. Похоже, он неплохо справлялся все утро, но тут началась последняя перемена. Появились Райдар и Пер Эспен. Маркус только что успокоил Хеге Ларсен, рассказав ей, что Сигмунду уже намного лучше с животом, когда эта парочка оказалась перед ним.

– Можно посмотреть на твой шрам? – сказал Пер Эспен.

– Что? – переспросил Маркус, не поняв, о чем идет речь.

– Мы хотим посмотреть на твой шрам, – объяснил Райдар.

– Да, потому что мы поспорили, – добавил Пер Эспен.

– О чем это? – спросил Маркус и надеялся, что вот-вот раздастся звонок.

– Насколько он большой, – сказал Пер Эспен. – Райдар считает, у тебя там крошечная царапинка.

– А Пер Эспен считает, что там еще меньше, – сказал Райдар.

– По-моему, ты прилепил пластырь, чтобы казаться крутым, – поделился соображениями Пер Эспен.

– Поэтому мы хотим посмотреть на твой шрам.

– Если он там вообще есть, – сказал Пер Эспен и хмыкнул.

– Нет, – отрезал Маркус.

– Нет? – удивился Райдар.

– Да, – сказал Маркус. – Нет.

– Ну я же говорил, Райдар, – сказал Пер Эспен, – нет у него никакого шрама.

– Есть, – возразил Маркус.

Пер Эспен и Райдар вплотную подошли к нему. Их окружило десять-двенадцать учеников. Ну почему не звенел звонок?

– Докажи, – сказал Райдар.

– Доказать что?

– Докажи, что у тебя шрам.

– Нет, – сказал Маркус и подумал, что, если закрыть глаза, они, может быть, исчезнут.

– Нет, – повторил Пер Эспен. – Потому что он не может. Нет у него никакого шрама.

– Я хочу проверить, – сказал Райдар и поднял руку.

– Ой! – вскрикнул Маркус, когда пластырь сдернули.

Сначала было молчание, потом Пер Эспен захихикал.

– Посмотрите на Макакуса! – крикнул он. – У Макакуса кольцо на роже.

В следующую секунду он лежал на земле.

Над ним наклонилась Бента.

– Что ты сказал? – дружелюбно поинтересовалась она.

Пер Эспен смотрел на нее с удивлением.

– Ты меня ударила.

– Да, – сказала Бента.

– Это был… – начал Райдар.

В следующую секунду он тоже очутился на земле.

– Я и тебя ударила, – объяснила она. – Помочь вам встать или сами справитесь?

Они справились сами.

– Вовсе не обязательно было… – пробурчал Пер Эспен. – Мы просто прикалывались.

– Возьми, – Маркус протянул ему пластырь. – У тебя на подбородке кровь.

Наконец-то раздался звонок.

– Спасибо, – сказал Маркус Бенте. – Как тебе удалось?

– Тренировалась, – ответила она и посмотрела на его лицо.

Маркус почувствовал, что краснеет.

– Я вчера проколол, – объяснил он.

– Необязательно было прокалывать дырку, – сказала она и осторожно провела пальцем по серьге.