Текст книги "Обреченная"

Автор книги: Клаудия Грэй

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 18 страниц)

– Дело не в том, что я не смогу заниматься проектированием. Дело в… налаживании деловых контактов. Привлечение новых клиентов. Работа в известной студии. Все это будет невозможно в Монтане, Айдахо или где я в конце концов окажусь.

– Вот если бы вы знали кого-нибудь, связанного со строительной промышленностью, – невинным тоном произнесла я. – Скажем, кого-нибудь из ведущих мировых поставщиков стали.

Он невольно рассмеялся над моей шуткой, но ко мне так и не повернулся.

– Я не хочу использовать отцовское имя, чтобы продвинуться. Я хотел сам создать себе имя, без нечестных преимуществ.

– Такое может сказать только человек, обладающий этими преимуществами. – Я взмахнула вилкой, чтобы подчеркнуть свои слова. – Послушайте лучше меня. Если бы у меня был богатый отец, который помог бы мне достичь в жизни того, что я хочу, неужели я бы чистила туфли мисс Ирен, как по-вашему? Насколько я разбираюсь в этой жизни, вы глупец, если не желаете использовать данные вам блага. Ведь вы же не собираетесь врать, жульничать или воровать, чтобы заполучить Говарда Марлоу в отцы. Он то, что он есть, и вы то, что вы есть. Да, когда вас укусили, вам выпала плохая карта – так используйте одну из тех хороших, что у вас на руках, чтобы возместить ущерб!

Он все-таки посмотрел на меня, ловя глазами мой взгляд:

– Вы рассуждаете не как девушка, которая собралась всю жизнь работать горничной у леди.

– Я и не собираюсь. – Я радовалась, что уже призналась в этом Мириам, – было легче сказать это сейчас. – Я скопила достаточно денег, чтобы уволиться сразу же, как мы прибудем в Нью-Йорк. Мне потребовалось на это два года, но я справилась.

– Это настоящее мужество, Тесс. Настоящая решимость. – Алек медленно кивнул и взял чашку с чаем. Восхищение, которое я увидела в его лице, согрело меня, далее голова закружилась. – Я думаю, что вы замечательная женщина.

– А я думаю, что вы замечательный мужчина. – Это прозвучало просто дерзко, поэтому я поспешно добавила: – Я имею в виду, помимо очевидного.

Он снова засмеялся. Я говорила, что мы подвешены в небе? Ничего подобного. Скорее, мы в нем парили.

Мы покинули ресторан и пошли по палубе. Прогулка оказалась куда приятнее, чем когда идешь с шалями в руках за леди Региной. Алек не отлавливал «достойных знакомств», вместо этого мы разговаривали с ним о песнях, которые нравились нам обоим («В лунном заливе»), и о зданиях в Нью-Йорке, которые я непременно должна постараться увидеть (Кэндлер-билдинг, еще только строящееся, Алек и сам с ума сходил, так хотел его посмотреть). Я рассказала ему несколько забавных историй из своей жизни в прислугах. Правда, Алек не счел их такими же смешными, как я.

– Погоди, у тебя на чердаке так холодно, что ночами замерзает вода? – Он не мог этого постичь. – Они там не топят? Даже печки нет?

– Кто это будет тратить дрова на слуг?

Честное слово, мне в жизни в голову не приходило попросить печку. Никто бы нам ее не поставил.

– Но это жестоко. Как можно поступать так с людьми, тем более с теми, кто живет в твоем доме?

– Должно быть, у твоей семьи тоже есть слуги. У них что, у всех есть печки?

Я-то рассчитывала пристыдить его, но ничего не вышло.

– У наших троих слуг приличные комнаты, и обогреваются они теми же печами, что и наши.

Конечно, я его просто не расслышала:

– Троих?

– Кухарка, шофер и экономка. Нам с отцом больше никто не нужен, и, честно говоря, я не знаю, чем занимался шофер последние два года.

– Но… как же вы одеваетесь по утрам?

Я подумала о том, как постоянно ворчит Нед, что Лейтон сделался совершенно невыносимым и чересчур требовательным во время своего утреннего бесконечного одевания.

Алек расхохотался:

– Сую ноги в штанины по очереди, и получается просто превосходно, клянусь!

В последние несколько лет Лайлы сильно урезали число прислуги, тем не менее нас в Морклиффе оставалось еще примерно тридцать пять человек, и леди Регина часто жаловалась, что этого недостаточно. Она сама даже ногу не поднимет, если можно этого избежать. Мне всегда говорили, что именно так светское общество и отличает знатных людей. Но состояние семьи Марлоу затмевает деньги Лайлов, однако они почти все делают сами. Не знаю, принято ли это только у них в семье, или все американцы такие, но в любом случае мне это нравилось.

У Лайлов столько слуг в первую очередь для того, чтобы продемонстрировать остальным, насколько они лучше. Алеку и его отцу ничего доказывать не нужно.

Тут я сообразила, что кое о ком он так и не упомянул:

– А ваша мама?

Алек помолчал.

– Она умерла шесть лет назад. Инфлюэнца.

– Простите.

Он предложил сесть на палубные кресла. Я устроилась в одном, пожалев, что не захватила для себя шаль, – солнце светило ярко, но до заката оставалось всего несколько часов, солнце довольно низко спустилось к горизонту, и казалось, что оно тянет корабль за собой на запад. Алек сел рядом, порылся в кармане и вытащил завязанный узелком кружевной носовой платок:

– Развяжи его.

Я не видела причин отказать. Когда узел поддался, я увидела небольшой медальон с изящной резьбой, висевший на тонкой цепочке. Я подняла глаза на Алека. Он кивнул, я нажала на защелку, медальон открылся. Внутри были две фотографии: прелестной женщины средних лет, вероятно ее последний портрет, и ребенка с неукротимыми кудрями. Маленький Алек.

– Он принадлежал ей? – спросила я.

– Она вложила его мне в руку за несколько часов до смерти. Мама сказала… сказала, что всякий раз, глядя на него, она вспоминала, как сильно я ее люблю. Поэтому я должен буду смотреть на него, когда она уйдет, и вспоминать, как сильно она любила меня.

– Как красиво! Я имею в виду то, что она сказала, но она и сама красавица. – «И маленький Алек», – хотела добавить я, но понимала, что он сильно смутится, если я об этом заговорю. – И медальон тоже.

– Жаль, что я больше не могу к нему прикасаться, – Я нахмурилась, и Алек объяснил: – Он серебряный. Чистое серебро. – Ну конечно. Серебро его обожжет. – За последние два года я в первый раз снова увидел мамину фотографию. Это было единственное, что мы взяли с собой в Европу, и… я мог, конечно, просить отца открывать его для меня, но каждый раз, глядя на ее фотографию, он очень сильно расстраивается. Поэтому я просто носил его с собой – это все, что я могу.

Я-то думала только про крупные трагедии в жизни Алека, а про мелкие даже не задумывалась. Но сейчас, глядя на его лицо, поняла, что и мелкие являются тяжелым бременем.

Мне хотелось утешить его, но я не знала как. Он поднял глаза от медальона, и наши лица почти бессознательно начали сближаться…

– А, юный мистер Марлоу! Вот вы где! – прокаркала леди Регина.

Вот это невезение. Я в ужасе подняла глаза и увидела, как она решительно идет вперед вместе с мистером Марлоу и Ирен. Сначала она никак не отреагировала на мое присутствие – ну да, она меня просто не узнала.

Зато узнала Ирен и с искренним изумлением ахнула:

– Святые небеса, Тесс! Как ты чудесно выглядишь!

– Тесс? – Леди Регина выпрямилась во весь рост.

Удивление сменилось яростью, и я мгновенно почувствовала себя самозванкой. Это не мое платье, всего лишь маскарадный костюм. А я – служанка, случайно попавшая на маскарад, но теперь бал окончен.

Глава 13

Мы попались.

Леди Регина царственно выпрямилась:

– Мистер Марлоу, полагаю, вы просто не узнали горничную моей дочери из-за этого хитрого маскарада. Какую ложь она вам преподнесла? Придумала себе новое имя?

– Я знаю, кто такая мисс Дэвис, – ответил Алек совершенно спокойно.

Зато я спокойной не была. Чувствовала себя полной дурой, и хотя какая-то часть меня протестовала, ведь я не сделала ничего дурного, вторая часть точно знала, что поступила я плохо. Щеки полыхали от стыда. Я торопливо замотала платком медальон и протянула его Алеку.

– Алек, – сказал его отец, – подойди ко мне на минутку. Нужно поговорить.

Он не казался рассерженным, но и довольным тоже не выглядел. Видимо, он решил, что Алек волочится за служанками днем, поскольку это его единственная возможность. Алек ничего не сказал мне, но, поднимаясь, кинул многозначительный взгляд. И что, предполагается, что я должна его понять? Так вот, я не поняла. Я не могла думать и не ощущала ничего, кроме бешено бьющегося сердца.

Едва мистер Марлоу отвел Алека в сторону, леди Регина нависла надо мной:

– Вставай с кресла! Убирайся в третий класс, где тебе самое место. Откуда у тебя это платье?

– Вы мне его отдали, миледи. – Мне бы следовало вообще молчать, но будь я проклята, если позволю обвинить себя в воровстве. – Как ненужное мисс Ирен.

– Ну да, а теперь ты подбираешь ненужных поклонников Ирен. – Леди Регина посмотрела на свою дочь с еще большей злобой, чем на меня. – Раз уж мою дочь нельзя утруждать общением с приличными молодыми людьми, ты решила сама вырядиться и играть роль за нее.

Бледное овальное лицо Ирен исказилось от унижения. Она действительно ничего такого не подумала, когда увидела меня, за исключением того, что я хорошо выгляжу. Но леди Регина сумела даже это обернуть против нее, оскорбив лишний раз.

– Убирайся отсюда, – повторила леди Регина, – Платье вернешь, когда приступишь к своим обязанностям завтра. Разумеется, моя дочь не наденет ничего настолько кричащего, но я не желаю, чтобы ты носила ее подержанную одежду и изображала из себя светскую даму.

«Оно мое, – хотелось мне сказать. – Вы не можете отобрать его!» Но разве я смогу надеть его еще хоть раз? Если я найду себе работу на фабрике в Нью-Йорке, мне вряд ли понадобятся наряды из розового атласа.

Я поняла, что оставила его у себя в первую очередь по той же причине, по какой не хотела отдавать сейчас: мне хотелось иметь надежду, что моя жизнь однажды изменится. Я весь этот день пила чай, нежась на солнышке, и смотрела на Алека так, будто он принадлежит мне. Неужели я совсем перестала соображать и верю в несбыточные мечты?

Какой же идиоткой я была, позволив себе увлечься им. Даже не будь он монстром, он все равно мне не пара.

– Не будь мы сейчас в море, я уволила бы тебя прямо сейчас, Тесс. – Леди Регина вошла во вкус. Она сама-то понимает, сколько удовольствия получает, унижая людей, которые не могут ей ответить? – Но пока придется оставить все как есть. Впрочем, учти, что твое жалованье будет урезано. Очень сильно.

Одно дневное наваждение стоило мне драгоценных денег, с помощью которых я надеялась начать все заново в Америке. Я бы страшно обозлилась на леди Регину, не злись я гораздо сильнее на саму себя.

Все это время я сидела в кресле, словно леди Регина приморозила меня к нему своим взглядом, но сейчас встала, сделала книксен и попятилась, злясь на то, какая я неуклюжая и тупая:

– Прошу прощения, миледи. Извините меня, миледи.

И, ничего не видя перед собой, помчалась в сторону лифта, который увезет меня вниз, в третий класс, где мне самое место.

Руки потянулись к красивым жемчужным сережкам, чтобы сорвать их, но тут я вспомнила, какими надеждами была полна, когда мне их надели, вспомнила милые улыбки двух старушек, давших их мне… и не смогла. Внизу, в каюте, я притворюсь, что чудесно провела время, переоденусь в платье прислуги и найду укромное местечко, чтобы хорошенько выплакаться.

Двери лифта отворились, я вошла внутрь, и кто-то вошел вслед за мной. Алек.

– Что вы здесь делаете? – спросила я. Он спускается прямо в третий класс.

– Я иду туда же, куда и ты, – ответил он и кивнул лифтеру, не очень понимающему, как поступить.

Лифт поехал вниз.

– Разве ваш отец не будет возражать? Я заметила, как быстро он увел вас в сторону.

– Он хотел убедиться, что я не играю с тобой. Я сказал ему, что ничего подобного не происходит.

– Мне вовсе не нравится быть средством досадить вашему отцу.

Алек раздосадованно выдохнул:

– Тесс, разве ты забыла, почему мы договорились провести этот день вместе? Кто-нибудь должен все время быть рядом с тобой. Я не оставлю тебя одну, если есть такая возможность.

Я забыла. Казалось, что Михаил находится за тысячу миль отсюда. Неужели восхищенное внимание Алека было всего лишь способом приятно провести время, раз уж он вынужден выступать в роли моего телохранителя?

– Ты многим рисковала ради меня, – негромко произнес он, не глядя мне в глаза. – Я знал, что тебе угрожает опасность от Михаила, но даже не представлял, какие это вызовет сложности с твоей работой. И как ударит по твоей гордости.

Хотелось бы мне сказать, что леди Регина не задела мою гордость, но это неправда. Невозможно провести несколько лет в доме у женщины, считающей тебя грязью со своей подошвы, и не дать ей затронуть твои чувства. Сегодня она задела мою гордость. И очень сильно.

Алек снова медленно повернулся ко мне и посмотрел внимательнее, чем раньше:

– Я провел последние несколько лет, тревожась в основном только о себе. И вдруг появляешься ты… куда более уязвимая и намного более отважная, чем я… – Он с трудом сглотнул. – Ты напомнила мне, что значит заботиться о ком-то другом, Тесс. Позволь сделать это для тебя.

Он слишком суров к себе. Я же видела, как он беспокоится об отце. Но может быть, в нем проснулось что-то еще более глубокое? А во мне?

– Да, – ответила я, не подобрав больше никаких слов. Этот миг был для меня слишком напряженным… слишком интимным, чтобы высказываться запросто.

Тут его зеленые глаза зажглись лукавством.

– Кроме того, я слышал, что условия в третьем классе просто превосходные.

– Как везде в таких местах. – Меня переполняли чувства, и я просто не могла шутить в ответ, хотя оценила его попытку. – Вряд ли вам так хочется полюбоваться столовой третьего класса.

– Мне хочется увидеть все, что ты мне покажешь, – произнес Алек, когда двери лифта открылись на палубе F, в коридор, который вел к двери, отделяющей первый класс от третьего.

Он снова предложил мне руку, в точности как тогда, когда я изображала леди.

Его внимание не имеет отношения к роли, которую я играла. Он внимателен ко мне.

И я наплевала на все свои опасения о будущем. Это время, которое я могу провести с ним, и я твердо решила провести его хорошо.

– Начнем сначала, – сказала я. – Вы слишком нарядно одеты для третьего класса.

Он взглянул на свой безупречный темно-серый костюм, словно тот мог превратиться во что-то другое.

– И что же мне делать?

Лифтер смотрел на нас, поворачивая голову то в одну сторону, то в другую, будто наблюдал за теннисным матчем.

– Снимайте пиджак.

Алек хищно улыбнулся и снял пиджак. «Интересно, – подумала я, – какие еще детали одежды я могу убедить его снять? И откуда у меня такие мысли? Ну… думаю, я знаю».

Он закатал рукава рубашки до локтя, развязал галстук и сунул его в карман. Конечно, никто не примет его за ирландского уличного хулигана, но он стал выглядеть более своим. И чувствовал себя удобнее – до меня вдруг дошло, что это ему нравится больше, чем напыщенность первого класса. В нем было что-то дикое, даже когда он оставался человеком, что-то стремившееся к свободе.

Перекинув пиджак через плечо, Алек спросил:

– Так лучше?

– Намного. – Я не удержалась от улыбки.

Лифтер даже рот приоткрыл.

Алек снова предложил мне руку, и на этот раз я ее приняла. Леди Регина со своей злобностью осталась где-то позади.

А мы оказались тут, в мире, который могли разделить между собой.

Алек ждал в коридоре, пока я переодевалась в свое простое дневное платье, а затем мы пошли посмотреть, какие развлечения предлагает третий класс.

Какое-то время мы просто гуляли по падубе третьего класса. Может, вид отсюда и не такой впечатляющий, как с палуб первого и второго класса, – мы видели их над собой, – но морской воздух не менее свеж, и солнце светит так же ярко. Маленькие ирландские девочки, которых я заметила раньше, решили, что наша скамейка – это их дом: не шикарный домик для куклы Венди, как можно было ожидать, а настоящий форт, призванный охранять их от индейцев, которые непременно появятся в ту же минуту, как они ступят на землю Америки.

– Вы можете сидеть тут и разговаривать, если согласитесь стоять на страже, – сказали нам солдаты, представившись и дергая друг друга за хвостики.

– А кого мы охраняем? – очень серьезно спросил Алек.

– Пленницу! – ответила Колин и показала на куклу под скамейкой.

– Она выглядит очень опасной. – Алек нахмурился. – А что нам делать, если она решит совершить побег?

Старшая сестра Колин, Мэри, выпрямилась еще более царственно, чем это получается у леди Регины, и мрачно ответила:

– Застрелить насмерть.

– Да, мэм. – Я отдала честь, и Алек тоже.

На палубе играли не только эти девочки. Мальчики запускали волчки, крохотные младенцы прыгали на руках у матерей, чуть более старшие девочки смотрели на Алека с неприкрытым томлением, а на меня бросали такие ревнивые взгляды, что мне следовало бы умереть от ужаса на месте. Я смеялась не переставая. Похолодало, Алек надел на меня свой пиджак. Такая мягкая и теплая шерсть! Я подумала, что таким же будет его объятие.

– Вы были похожи на этих мальчишек? – Я показала на одного из сорванцов, изображавшего охотника на медведя. Медведем был его братишка.

– Вовсе нет. – Алек откинулся назад одновременно со мной, наши плечи слегка соприкоснулись. – Я был тихим мальчиком, прятался на чердаке и читал рассказы в журналах. Та роковая охота была всего третьим путешествием за всю мою жизнь. Наверное, мне следовало и дальше просто читать журнал «Олл стори» [7]7
  All story – американский литературный журнал. В 1912 году в нем были опубликованы романы Э. Берроуза о приключениях на Марсе и цикл «Тарзан, приемыш обезьян»


[Закрыть].

– Зато теперь вы живете в собственной фантастической истории.

Алек расхохотался так громко, что на нас начали оглядываться.

– Ты знаешь, что ты единственный человек, который сумел над этим… сумел над этим пошутить.

– Дело не в том, что я не принимаю всю эту историю всерьез. В смысле, то, через что вам приходится проходить.

– Я понимаю. Но смех, оказывается, помогает.

Прежде чем я успела что-нибудь ответить, послышался голос Мириам:

– А я думала, ты сегодня проводишь время в первом классе.

– Смена пейзажей, – оглянувшись, сказала я.

Мириам шла к нам, и ее длинные черные волосы развевались на ветру. Она выглядела такой красивой в этом послеполуденном свете, что я даже испугалась, – не будет ничего удивительного, если Алек не сумеет отвести от нее взгляд.

Но когда Алек произнес:

– Тесс, ты представишь меня своей подруге? – в его голосе не прозвучало ничего, кроме обычной вежливости.

– Мириам Нахас, это Алек Марлоу. Алек, это Мириам. Она моя соседка по каюте.

Мириам узнала имя и вскинула бровь. Она не ожидала увидеть его здесь, это уж точно.

– И что побудило вас покинуть комфорт первого класса, мистер Марлоу?

– Пожалуйста, называйте меня Алек. И нам больше нравится общество тут, внизу.

– Больше, чем мистер Джон Джекоб Астор? – Мириам скрестила на груди руки, твердо вознамерившись испытать его, и я сообразила: таким образом она испытывает каждого.

– Астор как раз ничего, если, конечно, ему не перечить. Но в общем и целом общество там… это сборище накрахмаленных рубашек.

Ее лицо затуманилось. Знание английского языка в первый раз на моей памяти подвело Мириам.

– Накрахмаленных рубашек?

– Да ты понимаешь, – вмешалась я. – Накрахмаленных так сильно, что они шевельнуться не могут!

Алек моментально изобразил это, выставив вперед грудь, как какой-нибудь любитель сигар в курительном салоне. Мы с Мириам хором рассмеялись. Она кинула на меня взгляд, означающий: «Ну, не так уж он и плох».

Тут на палубе появился еще один человек, с безумным видом озирающийся вокруг. Я потрясенно узнала его:

– Нед?

– Вот ты где! Что ты сделала с леди Региной? Она бесится, как мокрая кошка! – Тут Нед заметил Алека и, хотя до сих пор его не встречал, сразу понял, что перед ним джентльмен. – Прошу прощения, сэр. Не хотел вам мешать.

– Это я рассердил леди Регину, – сказал Алек, что было весьма великодушным толкованием событий. – Но с тобой все будет хорошо, правда, Тесс?

Он произнес это с убежденностью, напомнившей мне о том, что скоро я оставлю службу у Лайлов. Ну почему я позволила ей так сильно меня напугать, хотя ее власть надо мной заканчивается? Я сделала глубокий вдох:

– Да, все хорошо. Это она послала тебя вниз за мной, Нед? О, извините – Мириам, Алек, это Нед Томпсон, лакей Лейтона Лайла и мой хороший друг. Нед, это Мириам, моя соседка по каюте, и Алек… он хоть и не лакей, но тоже мой хороший друг.

– Приятно с вами обоими познакомиться. – Нед сильно напрягся и сделался ужасно чопорным. – Нет, она просто в дурном настроении… я имею в виду, ее милость выразила свое неудовольствие.

– Да ладно тебе, – сказала Мириам. – Алек вовсе не накрахмаленная рубашка.

Алек одними губами произнес: «Отлично!» Она улыбнулась. Хотя Мириам мало к кому относилась одобрительно, Алек явно прошел испытания.

– Он нормальный, Нед, правда, – сказала я. – И если мне нужно подняться наверх и еще раз выслушать, как она на меня орет, так и скажи.

Нед пару раз перевел взгляд с меня на Алека, все еще сомневаясь, потом расслабился и снова стал самим собой:

– Как я сказал, бесится, как мокрая кошка. Было бы даже забавно посмотреть, если бы она не начала швыряться туфлями. Трудно смеяться, когда приходится уворачиваться.

Я не выдержала и захихикала:

– Скажи, скажи, что она попала в Хорн!

– Почти! Будь я на твоем месте, ни за что бы не пошел наверх. Оставь все до завтра, оно и тогда будет паршиво. – Нед сел на скамейку рядом с нами. – Мне выпал свободный часик, вот я и решил проведать, как ты тут. Лейтон опять ушел с этим своим русским графом.

Мы с Алеком переглянулись. Он прикоснулся к моей руке, прогоняя страх, который я неизбежно ощущала при одной мысли о Михаиле.

«Я причиню боль тому, кого ты любишь».

– А ты, Нед? – спросил Алек. – Ты оставишь службу, когда мы приплывем в Америку? Мне кажется, ты будешь рад попрощаться с Лайлами.

Меня пронзило тревогой. Я еще ничего не говорила Неду; знаю, что следовало, но я хотела, чтобы ему не пришлось скрывать это дольше необходимого. Впрочем, Нед не уловил скрытого смысла в вопросе Алека, хотя счел его немного странным.

– Я собираюсь оставаться слугой всю свою жизнь, сэр… то есть Алек. Впрочем, не у Лайлов. У меня есть причины еще какое-то время поработать у них, но, когда придет время, я найду себе более приятный дом. Такой, где обуви летает меньше.

– Всю жизнь, Нед? – Это меня опечалило. – У тебя даже дома своего не будет, и жениться ты не сможешь.

– Жениться я не собираюсь, – ответил Нед.

Мириам опять скрестила на груди руки; морской бриз развевал ее темные волосы, такие живые на фоне яркого неба.

– Ты что, хочешь дюжинами заводить любовные интрижки?

– Обычно в таких случаях Нед отпускает одну из своих шуточек, но на этот раз он остался на удивление серьезным:

– Я понимаю это так: мужчины и женщины не должны жениться просто потому, что так принято. Жениться нужно, если ты любишь по-настоящему, навсегда, когда найдешь ту единственную девушку в целом мире. А если так не получается, мне кажется, лучше вообще не жениться.

– Может быть, ты еще встретишь свою любовь, – более мягко сказала Мириам.

Нед просто покачал головой и искоса посмотрел на Алека, больше не колеблясь:

– А что привело сюда вас? Устали от всей этой икры и бренди наверху? Должно быть, вы стареете.

– Искал хорошую компанию, – ответил Алек.

Наши взгляды встретились, и я внезапно смутилась.

– Вот просто так? – (Нед, благослови его Боже, не попытался прогнать Алека или заявить мне, что я дурочка.) – Ну, коготок увяз – всей птичке пропасть. Не хотите выпить с нами чаю? Он, конечно, не так хорош, как вы привыкли, но не так уж и плох. Иногда тут даже на пианино играют.

Неужели сегодня опять устроят танцы? Отличная идея потанцевать с Алеком.

Но тут его лицо вытянулось, и я вспомнила. Глянула на небо: оно уже заметно потемнело. Приближался закат.

– Нам нужно идти, – сказала я. – Впрочем, я быстро вернусь.

– Приятно было с вами обоими познакомиться, – произнес Алек довольно натянуто, но улыбнулся при этом искренне. – Охраняйте пленницу, ладно? – Он показал, и Мириам, испуганно нахмурившись, увидела под скамейкой куклу.

Я поняла, что Алеку и в самом деле понравились Мириам и Нед. Так странно думать, что все эти люди, которых общество поместило в три разные коробки, могли бы стать друзьями, сложись обстоятельства чуть по-другому. И если бы Алек не был проклят укусом оборотня.

Мириам и Нед попрощались, и мы отправились обратно вглубь корабля. К счастью, пока мы оставались на палубе F. На лице Алека отражалась лишь тень того напряжения, которое он наверняка испытывал, но я его искала и поэтому видела. Когда мы оказались в коридоре, снова одни, он сказал:

– Я провел там больше времени, чем следовало.

Наши взгляды встретились, я поняла, почему он так задержался, и почувствовала, как что-то глубоко в душе затрепетало.

Мы рука об руку прошли назад весь прежний путь из третьего класса в первый, от смеха и солнца к ожидавшей его ночи страданий. Я думала об этом с тех пор, как узнала его тайну, и сейчас решилась спросить прямо.

– Это больно? – негромко произнесла я, пока мы шли по коридору.

– Как будто тебя разрывает на части, – так буднично ответил Алек, что я невольно вздрогнула. – Но, превратившись, я уже не могу об этом думать, поэтому все расплывчато.

– Что значит «не могу об этом думать»?

– Когда я волк, мое сознание… оно другое. Став человеком, я не слишком хорошо все помню. – (Ну конечно. Он очень удивился, когда увидел меня вчера утром в турецких банях.) – Не знаю, сколько человеческого от меня остается. Если вообще остается.

– Не говорите так.

– Не нужно отрицать, что я собой представляю. – Он заговорил резче, в голосе прорезался… мне показалось, гнев, но нет. Солнце уже почти село. Волк был близко.

И я испугалась, что мне придется увидеть, как он меняется, но при этом я испытывала возбуждение.

Алек продолжал, уже спокойнее:

– Возвращаться обратно не так больно, скорее, чувствуешь, что все идет так, как должно быть. И я должен это запомнить. Каждую секунду.

Он потянулся, расправил плечи. Его движения становились свободнее, не такими скованными. Он даже шагал быстрее, и мне пришлось торопиться, чтобы поспевать за ним. Я была не против. Что-то во мне вообще хотело пуститься бежать, чтобы Алек смог побежать вместе со мной. Я хотела, чтобы высвободилась его безумная энергия.

Открыв дверь моим ключом, мы прошли в первый класс и направились к турецким баням. Их опять заперли на ночь, но Алек мог войти внутрь.

– А откуда у вас ключ к баням? – спросила я.

Он пожал плечами:

– Отец попросил. Обычно пассажирам первого класса мало в чем отказывают, нужно только спросить.

Да, так и у меня оказался ключ, благодаря известному имени Лайлов.

– Должно быть, это здорово.

– Во всяком случае, в моем положении.

Я огляделась, вспомнив, как нас заперли тут вместе в первый раз:

– А Михаил не…

– Вчера ночью он оставил меня тут одного, – сказал Алек. Свет в коридоре окрасил его волосы рыжим и углубил тени на лице. Он дышал более поверхностно, почти прерывисто. – Тебя он не беспокоил, нет?

– Только чтобы напугать. – Наверное, стоило рассказать Алеку про записку, но днем, когда светило солнце, я искренне считала, что она написана, только чтобы испугать и затравить меня. – Пока он думает, что я слишком напугана и не выдам его Лайлам, думаю… думаю, со мной все будет в порядке.

– Но тебе нельзя оставаться одной! – Алек взял мои руки в свои, притянул меня к себе. Голос его сделался хриплым, взгляд напряженным. – Пообещай мне, Тесс.

– Обещаю.

Между нами оставалось всего несколько дюймов. Алек прошептал:

– С тобой… с тобой я снова чувствую себя почти человеком.

Он медленно наклонился ко мне. Я закрыла глаза.

Когда его губы прижались к моим, поцелуй не был нежным. Алек показался мне почти отчаявшимся – то, как он стискивал меня, то, как упивался мной. «Волк, – подумала я. – Волк, живущий в нем, уже близко, совсем близко».

Так почему я с таким же отчаянием целовала его в ответ?

Наши губы разъединились. Я дрожала, Алек прерывисто дышал.

– Ты должна уходить, – сказал он.

– Знаю.

Но ни один из нас не отпускал другого.

– Пожалуйста, Тесс! – Алек умолял меня проявить силу воли, отказавшую ему. – Я уже недолго останусь собой!

Я вспомнила рыжего волка… ужас, испытанный мною две ночи назад… и, хотя тот страх не возвращался, воспоминание о нем заставило меня отступить назад. Алек отпустил мои руки, издал негромкий досадливый звук. Мы оба хотели большего.

– Я ухожу.

– Иди. – Алек распахнул дверь, наружу вырвались клубы пара. – Я знаю, что… ради твоего блага… я не должен больше с тобой видеться. Но мысль о том, что мы больше не увидимся, непереносима.

– До конца плавания я буду с Лайлами. – Мой голосок звучал очень жалко.

Он закрыл глаза, сражаясь с чем-то.

– Будь оно все проклято! Будь проклято, дай мне еще пять минут! – Он разговаривал с волком, не со мной.

Напряженная, как струна, рука Алека прикоснулась к моей щеке. Он снова притянул меня к себе и поцеловал – на этот раз поцелуй длился короткую голодную секунду. Затем он вошел в бани и захлопнул за собой дверь. Вместо «прощай» я услышала, как щелкнул замок.

Как в тумане, я побрела обратно в третий класс. Не знаю, чувствовала я себя ликующей или раздавленной, – я могла думать только о вкусе поцелуя Алека на своих губах.

Обхватив себя за плечи, я сообразила, что на мне все еще пиджак Алека. Конечно, можно отдать его стюарду, чтобы тот отнес пиджак в каюту Марлоу. Наверное, мне так и следовало поступить, но это был повод снова увидеться с Алеком – если мне требовался повод.

А он мне требовался.

Я закуталась в пиджак. Алек такой широкоплечий и мускулистый, что его пиджак окутывал меня всю, несмотря на мой высокий рост. И казался мне в некотором роде трофеем. Гордая, все еще чувствуя, как от поцелуев кружится голова, я подняла воротник, чтобы вдыхать запах Алека, и сунула руки в карманы, чтобы ощущать его тепло и вспоминать, как он ко мне прикасался.

В одном кармане я нащупала какую-то бумагу.

Вытащила ее, подумав, что это туристская карта, завернутая в обрывок газеты. Любопытство заставило меня посмотреть на карту, увидеть, что именно Алек находит интересным, – и тут сердце мое упало. Это была открытка в серебристых тонах, изображавшая красивую женщину в оперном или балетном костюме, таком восточном наряде. Безупречная фигура; профиль, вылепленный, как на греческих мраморных скульптурах, стоявших в садовой часовне Морклиффа. Белые буквы внизу открытки сообщали, что это Габриэль Дюмон.

Актриса из Парижа. Та самая, про которую сплетничала леди Регина, видимо возлюбленная Алека. Леди Регина утверждала, что их роман закончился плохо, но он все еще носит с собой ее портрет. Значит ли это, что он по-прежнему ее любит? Но если Алек любит эту женщину, как же он мог вот так целовать меня?