Текст книги "Обреченная"
Автор книги: Клаудия Грэй
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
Глава 8
С трудом расправив сырой измятый комок и натянув на себя форменное платье, я выскочила в коридор и тут же наткнулась на стюарда.
– Эй, что ты тут делаешь? – сердито воскликнул он. Ага, теперь появился персонал.
– Отличное чувство времени, – пропыхтела я, – Мне нужно попасть в третий класс. Прошу прощения.
Восторга это у него не вызвало, но я просила всего лишь пропустить меня туда, где должна находиться, поэтому он не возражал. Я помчалась во весь дух. Конечно, нелепо волноваться из-за того, что леди Регина рассердится, – это после всего, что я узнала про оборотней и про то, что один из них стремится меня убить. Но даже это не заставило меня забыть, что эту последнюю неделю я должна оставаться горничной. Если я хочу начать новую жизнь в Америке, мне потребуется все мое жалованье. До последнего пенни.
А теперь у меня появилась еще одна важная причина убраться от них подальше. Чем скорее я оставлю службу у Лайлов, тем быстрее исчезну с глаз Михаила.
Теперь, при свете дня, я лучше ориентировалась и довольно быстро нашла свою каюту. Старые норвежские леди еще лежали в койках, натянув красно-белые одеяла до подбородка, но Мириам уже заправила постель и оделась. Она сидела на койке, энергично расчесываясь, и, увидев меня, не удержалась от шпильки.
– А я всегда слышала, что англичанки очень прилично себя ведут, – заявила Мириам. – Кто бы мог подумать, что я так быстро найду этому подтверждение?
– Не желаю слышать ни единого слова про приличия, – отрезала я и начала стаскивать с себя форменное платье, предназначенное только для вечерней работы. По утрам полагалось носить другое, и, хвала небесам, оно лежало аккуратно сложенное.
– Гляди-ка! – Мириам продолжала расчесываться, самодовольно усмехаясь. – Ты вернулась – и белье в порядке! Молодец.
Я сердито зыркнула на нее, но на объяснения времени не было. Если мои спутницы уже проснулись, Лайлы тоже просыпаются, и я должна привести в порядок Ирен до завтрака.
Одна из стареньких леди посмотрела на меня, прищурившись, и пробормотала что-то своей сестре – наверняка что-нибудь вроде того, какими шустрыми стали современные девушки. К моему удивлению, ее сестра фыркнула и ответила ей что-то такое, от чего старушка густо покраснела. И хотя я ни слова не знаю по-норвежски, могу биться об заклад, что ей напомнили, какими шустрыми были в свое время они.
– Ну право же, это просто стыд… – Мириам внезапно замолчала и перестала расчесываться. Она подалась вперед, пристально всматриваясь в мое лицо, и ее усмешка исчезла. – Господи, что с тобой ночью случилось?
– Ничего. – Смехотворное вранье. Мириам уже все поняла. – Я сейчас не могу объяснять. – Как будто когда-нибудь смогу.
– Тебя обидели?
– Со мной все в порядке, честное слово! – Я глянула на свою помятую униформу и застонала. – Точнее, будет в порядке до тех пор, пока леди Регина не увидит вот это.
После обеда я должна переодеться, но, чтобы выглядеть прилично, платье нужно погладить, а у меня нет времени.
– Дай сюда, – потребовала Мириам. Я молча уставилась на нее, и она повторила: – Дай его мне!
Все еще ничего не понимая, я бросила ей платье, все равно хуже уже не будет. Мириам внимательно его осмотрела:
– Оно негрязное, просто измятое. Я возьму утюг и приведу его в порядок.
Погладить вещь вовсе не развлечение. Нужно нагревать тяжелый чугунный утюг на плите или в камине, браться за ручку только через мокрую тряпку, чтобы не обжечь руки, от пяти до двадцати раз провести утюгом по каждой складочке… Это не пустяковая услуга, и мне бы в голову не пришло, что Мириам может такое предложить.
– Я… спасибо. Честно.
Она тряхнула густыми волосами:
– Отличный повод послать записку Джорджу. Спросить про прачечные на пароходе.
Я сделала вид, что поверила, и в первый раз за все время искренне ей улыбнулась. Кажется, я уже тысячу лет никому не улыбалась. Мириам не ответила мне улыбкой. Вместо этого она аккуратно разложила мою форму на койке, даря этой тряпке доброту, в которой не хотела признаваться.
Зеркала в нашей каюте не было, но какая разница? Я и так видела, что утренняя униформа у меня в порядке, и хотя волосы наверняка представляют собой кошмар кудрявой блондинки, это ерунда. Я просто заколю их наверх и. спрячу под чепцом, причем на это уйдет всего несколько секунд.
– Увидимся после ланча, – сказала я.
От одного слова «ланч» в желудке заурчало. Я мгновенно вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего утра. Последние события заставили забыть о еде, но сейчас я едва не упала в голодный обморок.
– Ты уверена, что с тобой все в порядке? – Судя по лицу Мириам, я здорово побледнела.
– Все будет хорошо.
Я не позволила себе в этом сомневаться.
Благодарение Богу за мисс Ирен. Когда я вошла в ее комнату, она предложила мне бисквиты из жестяной банки.
– Я подумала, что вчера ты, наверное, пропустила обед, – сказала она, пока я жадно жевала. – Мама задержала тебя непозволительно долго.
– Вам бы следовало перестать сочувствовать слугам, мисс. – Противно такое говорить, но ведь это правда. – Пока мы с вами неплохо ладим, но, когда вы будете жить своим домом и слишком сильно тревожиться о каждом, кто на вас работает, прислуга сядет вам на шею.
Даже в Морклиффе все мы знали, что, если нужно повиниться, лучше начинать с Ирен, а уж она просила за нас своих родителей. С леди Региной это было бесполезно, но с виконтом иногда помогало. Но на каждого слугу, уважавшего Ирен за ее доброту, вроде Неда и меня, приходился другой, кто считал ее слабачкой. Не будь в доме более властных хозяев, половина прислуги просто не обращала бы внимания на ее распоряжения.
– Сейчас я не хочу об этом думать. – Она выглядела такой бледной, такой измученной.
Я хотела спросить, хорошо ли она себя чувствует, но в этот момент в комнату вплыла леди Регина – уже безупречно одетая благодаря чертовски старательной Хорн. Я поспешно отвернулась, сделав вид, что рассматриваю одежду мисс Ирен, и слизала с губ последние крошки.
– Опять бездельничаешь, Тесс. – Голос леди Регины звучал скорее раздосадованно, чем сердито. Значит, сегодня утром она нацелилась не на меня, а на Ирен. – Ирен, я хочу, чтобы сегодня ты надела то желтое платье. Оно такое изящное и освежающее!
Бледно-желтое платье сливалось с цветом лица Ирен, придавая ей болезненный вид.
– Может быть, розовое? – осмелилась подать голос я.
– Может быть, ты не будешь возражать мне? – отрезала леди Регина. – Думаешь, я не знаю, что больше подходит моей дочери? Или разбираюсь в последних модных фасонах хуже служанки?
Я думаю, ты разбираешься в модных фасонах времен своей молодости и не задаешься вопросом, что именно Ирен к лицу.
– Извините, миледи.
Ирен вздохнула так тихо, что ее мать ничего не услышала. Зато услышала я.
Леди Регина оставалась в комнате все время, пока ее дочь одевалась, и придиралась ко всему, что я делаю: и туфли Ирен плохо почищены (хотя в них можно было смотреться, как в зеркало), и причесываю я ее неправильно (слишком осторожно, на ее вкус, как будто, если я начну клоками выдирать несчастной девушке волосы, они волшебным образом сделаются кудрявыми). Но хуже всего было то, что леди Регина не переставала цепляться к Ирен.
– Нужно было отправляться одним, без Лейтона, – заявила леди Регина. – Он прекрасно мог поплыть на «Лузитании».
– Да, было бы не так совестно, – согласилась Ирен, пока я натягивала ей на ногу белый шелковый чулок. – Вчера вечером он в самом деле безобразно напился. Не могли бы вы поговорить с ним, мама, чтобы он не пил так много вина?
– Лейтон – молодой мужчина, а у молодых мужчин имеются свои слабости. Только очень глупые женщины пытаются сломить дух мужчины. Когда придет время, Лейтон женится и начнет вести себя как подобает, – сказала леди Регина, будто женитьба хоть когда-нибудь заставляла мужчину исправиться. Но голос ее звучал устало; непристойное поведение Лейтона в последние два года пошатнуло даже ее терпение по отношению к любимому ребенку. – Ты в очередной раз совершенно неправильно поняла меня, Ирен. Неужели ты настолько слепа, что не видишь, какие возможности могли бы открыться перед нами, если бы мы, две женщины, путешествовали сами по себе? Все джентльмены на борту предлагали бы нам свое покровительство.
Смысл в том, что женщины не в состоянии путешествовать самостоятельно и, если это случается, мужчины обычно предлагают свое «покровительство». Предполагается, что они возьмут на себя все светские представления, будут сопровождать дам на каждую трапезу и все такое. Обычай довольно приятный, но, как я заметила, имеет отношение только к дамам благородного происхождения. Бедную девушку или служанку вроде меня можно отправить одну с любым, самым сложным, поручением, и ни один из этих мужчин и не подумает «покровительствовать» мне, не поможет донести тяжелую шкатулку и не защитит от нетрезвых матросов.
– Говард Марлоу наверняка бы предложил. – Леди Регина внимательно наблюдала за тем, как я держу юбку от бледно-желтого платья, а Ирен ступает в нее. – И тогда ты бы проводила каждую трапезу рядом с его сыном.
При упоминании об Алеке мои пальцы задрожали, я с трудом застегивала пуговки на спинке платья и старалась, чтобы мое лицо оставалось бесстрастным.
«Держись от него подальше, Ирен. Потому что он опасен во всех смыслах, в каких только может быть опасен мужчина. Потому что он монстр. Потому что он погубит тебя и твою семью, всех нас, приблизив к Братству».
Тоненький голосок у меня в сознании добавил: «Потому что ты его совсем не знаешь, а я знаю. Я его понимаю. Я хочу…»
Нет. Даже мысленно я не осмелилась закончить эту фразу.
– Алекандр Марлоу не проявил ко мне никакого особого внимания, мама. – Ирен внезапно ужасно заинтересовалась своей юбкой и начала разглаживать ее ладонями. Отличный способ избежать взгляда матери. – Он, безусловно, очень подходящий молодой человек, но я не понимаю, почему он лучше, чем любой другой…
– Неужели ты не понимаешь, что необходимо торопиться, Ирен? В самом деле, даже после всего, что случилось?
У леди Регины сделалось очень странное лицо. Будь на ее месте кто-то менее грозный, я бы сказала, что она выглядит… печальной.
Ирен опустила голову и покачнулась. Я поддержала ее под локоть, но не подала виду, что слышу их разговор, и продолжала одевать Ирен.
Хозяева иногда считают своих слуг глухими, немыми, слепыми и тупыми, – во всяком случае, так можно подумать, если судить по тому, что говорят в нашем присутствии лорды и леди. Сказав Алеку, что никто не знает о секретах хозяев больше, чем слуги, я говорила чистую правду. Может быть, таким образом леди Регина намекала на стесненные обстоятельства семейства Лайл и на необходимость Лейтону и Ирен как можно быстрее вступить в брак. Но голос ее звучал так странно, а Ирен выглядела такой потрясенной…
– Ты должна выйти замуж, – сказала леди Регина, когда я завязывала на тонкой талии Ирен широкий кружевной кушак, пытаясь подчеркнуть ее выгодные стороны. – И выйти замуж как можно скорее. Если ты не ухватишься за в высшей степени подходящего молодого человека, предложенного тебе судьбой, то за кого тогда? – Ее глаза сверкнули, в комнате повеяло опасностью – что-то, чего я толком не поняла. – Кто достаточно хорош для тебя, Ирен?
– Я буду стараться, – пообещала Ирен. В ее голосе дрожали слезы, – Обещаю.
Я опустилась на колени, чтобы застегнуть туфли Ирен, а леди Регина продолжила совершенно безмятежным тоном, словно находилась с утра в чудесном настроении:
– Алек Марлоу вполне подойдет. «Сталь Марлоу» – это состояние, которое может посоперничать с любым, принадлежащим высшей английской знати. Да, они американцы, но невозможно получить все сразу.
– Что еще вы о нем знаете, мама?
Да уж не так много, как я. Интересно, как бы отреагировала леди Регина, если бы знала, за кого – нет, за что – она хочет выдать замуж дочь?
– Не очень много. Естественно, об отце известно больше. Тесс, волосы причесаны неудачно, переделай. Дай-ка вспомнить. Алекандр Марлоу. Учился в одном из лучших университетов Америки до тех пор, пока семья не переехала в Париж. Очевидно, дальше учился в Сорбонне. Не так давно шла речь о каком-то скандале…
Я затаила дыхание.
– …что-то связанное с французской актрисулькой Габриэль Дюмон. Все кончилось плохо. – Леди Регина пожала плечами. – Как я уже говорила, у молодых мужчин имеются свои слабости. Наверняка теперь он возвращается домой, чтобы войти в бизнес отца и наконец-то завести свою семью.
Я вспомнила, как Алек выглядел сегодня утром: безрадостное лицо, профиль, очерченный светом зари. Он хочет освободить отца. Хочет построить хижину на незаселенных землях, где никому не сможет навредить. Он никак не похож на мечту, которую преследует леди Регина.
Зато леди Регина знает о нем что-то, чего не знаю я. Снова делая прическу Ирен, я гадала, кто такая эта Габриэль Дюмон. Французская актриса. Звучит эффектно. Не думаю, что Алеку легко даются отношения с женщинами, ведь он каждую ночь вынужден превращаться в волка. И все же любой молодой человек, такой красивый и богатый, невольно привлекает внимание женщин.
В точности как привлек мое.
«Не будь дурой, – велела я себе. – Алек монстр, и, как бы сильно он ни хотел измениться, ему это никогда не удастся. Его преследует убийца. Ты не хочешь стать частью его жизни».
Но все причины, по которым я не должна была хотеть Алека Марлоу, казались мне и вполовину не такими реальными, как мучительное понимание того, что это он никогда не захочет девушку-служанку вроде меня.
Я отошла от Ирен, чтобы леди Регина смогла еще раз оценить мою работу. Она недовольно фыркнула, но придираться не стала.
– Пойду проверю, как там Лейтон… то есть я хочу сказать, готов ли Лейтон позавтракать с нами. Заканчивайте тут сами.
Когда леди Регина ушла, в комнате повисла ужасающая тишина. Ирен выглядела совершенно несчастной, и это на время отвлекло меня от собственных тревог. Неужели мать не могла хоть раз в жизни сказать ей ласковое слово? Я попыталась пошутить ради нее и ради самой себя. Время от времени Ирен нуждалась в такой поддержке.
– Ее милость уже практически выбрала для вас свадебный букет, мисс, правда?
Глаза Ирен наполнились слезами.
– О нет, мисс Ирен! Не надо. У вас все хорошо. – Я быстро сунула ей носовой платок и потрепала по руке. – Не надо плакать.
Она обмахнула лицо, несколько раз глубоко вздохнула.
– У меня все хорошо, – повторила она. – Давай найдем какое-нибудь красивое украшение. Что-нибудь по-настоящему чудесное, чтобы мама не смогла сказать, что я не стараюсь.
Я повернулась к ее шкатулке с драгоценностями, но Ирен покачала головой и вытащила что-то из тумбочки – ключ на цепочке:
– Нет, Тесс. Что-нибудь по-настоящему особенное.
Мы перешли в гостиную, сверкавшую дубовыми панелями на стенах и камином из зеленого мрамора. Ирен опустилась на колени перед сейфом, а я мысленно повторила комбинацию, убеждаясь, что не забыла ее. Затем Ирен вытащила наружу тяжелую шкатулку. Ирен отперла ее ключом.
Ради этого меня чуть не ограбили. Именно за этим Михаил охотится.
За этим?
Внутри перемешались предметы из драгоценных металлов, золотые, серебряные и бронзовые: подсвечники, украшения из драгоценных камней, древний кинжал с необычным асимметричным узором, несколько старинных монет. Лайлы забрали с собой почти все фамильные ценности. Интересно, сколько чего они собираются продать во время этого путешествия? Может быть, семейное состояние истощилось даже сильнее, чем я предполагала? Любая вещица из этой шкатулки стоила таких денег, каких я не увижу за всю свою жизнь, но самым ценным тут должно быть то, в чем нуждается Братство. Впрочем, я не могла догадаться почему. Зачем Братству пара подсвечников?
– Вот, – сказала Ирен, вытаскивая изысканную золотую булавку. – Можно приколоть их по обеим сторонам выреза. Будет красиво, правда?
Она сунула булавку мне в руку. Я провела большим пальцем по завиткам старомодного узора. Необыкновенно красивая. Невероятно знакомая.
– Но… их должно быть две. – Ирен обеими руками начала копаться в шкатулке. – Я уверена, что их две. Помню, как мама надевала их на бал два года назад. Где же пара? Неужели ее потеряли?
– Не волнуйтесь вы из-за нее, мисс Ирен. – Во рту у меня пересохло, я с трудом удерживалась, чтобы не дрожать. – Мне кажется, вот эти серьги подойдут вам куда больше. Сапфиры, да?
– А они не слишком вызывающие для утра?
– Нисколько, мисс.
В эту минуту я бы нацепила на Ирен даже диадему, лишь бы выпроводить ее на завтрак. Я больше не могла притворяться и болтать о пустяках. Мне хотелось громко завизжать. Мой давний страх снова поднял голову; оказывается, до сих пор я не знала, что такое гнев. Потому что я вспомнила, где видела эту булавку раньше. Точнее, где видела ее пару.
У моей сестры.
Глава 9
Все утро я выполняла свои обязанности как лунатик, не обращая внимания ни на дурное настроение Хорн, ни на налитые кровью глаза Лейтона, выползшего наконец из своей каюты. Время от времени в голове вспыхивали самые отвратительные мгновения прошедшей ночи – жестокость Михаила, Алек в виде волка, – но теперь к ним добавился и мой собственный ужас.
С минуты, когда я узнала золотую булавку, я оказалась снова в западне, в точности как ночью. На этот раз в западне прошлого.
Четыре года назад я пришла в Морклифф со своей сестрой Дейзи. Она была старше меня на три года и училась в школе. Она очень хотела закончить школу, как и я. Но отцу перепадало все меньше и меньше работы в конюшнях, потому что в моду вошли безлошадные повозки, да еще к нам собиралась переехать бабушка, и денег не хватало. Так что мы протащились три мили по грязной проселочной дороге, ведущей в огромное имение виконта Лайла.
– Это в самом деле просто дом? – шепотом спросила я у Дейзи, когда мы с ней шли к черному ходу, откуда входили слуги и торговцы.
Морклифф был таким громадным, таким великолепным со своими мраморными колоннами, что я решила: это некое подобие церкви. Может быть, большой собор в Солсбери, о котором я много слышала, но никогда не видела.
– Ты уверена?
– Да, здесь живут Лайлы. И если мы сможем тут работать, нам здорово повезет.
Она ободряюще улыбнулась мне. Весенний ветерок раздувал светлые волосы Дейзи, еще более золотистые и кудрявые, чем мои, и я подумала, что она похожа на ангела. Дейзи уже вышла из возраста, в котором девочки впервые начинают работать. Мне исполнилось тринадцать – самый подходящий возраст. Но я ничуть не сомневалась, что Лайлы возьмут на работу в свой дом именно такую хорошенькую и умную девушку, как Дейзи. Наша мать следила, чтобы мы говорили правильно. Она не уставала исправлять наши ошибки, и акцент не так сильно выдавал в нас местных жителей, как в случае с соседями. Я считала, что это главное мое преимущество. И хотя я страшно боялась даже входить в такой шикарный особняк, уж не говоря о том, чтобы в нем работать, мне становилось легче от мысли, что Дейзи рядом. Я не знала, что защита потребуется именно ей.
– Нет! – Малышка Беатрис швырнула через всю детскую серебряную ложку, заляпав передник Хорн яблочным соусом.
Я вовремя увернулась. Беатрис восторженно захихикала. Она уже становилась слишком большой для таких пакостей, но, похоже, никто не стремился ее приструнить. Очень жаль – если девочку окончательно испортят, ее безудержный темперамент превратится в отвратительный характер.
– Ну честное слово! – Лицо Хорн сморщилось в гримасе, сделавшей его похожим на сушеное яблоко. – Не понимаю, почему они не взяли с собой няню!
– Потому что не могут себе этого позволить, – ответил Нед из спальни Лейтона, где чистил ботинки. – Нам еще повезло, что у нас есть каюты, где можно ночевать. Леди Регина вполне могла обвязать нас веревками и тащить за кораблем до самой Америки.
– Не желаю снова слышать эту постыдную сплетню, Нед. – Хорн выпрямилась и приняла самый царственный вид – насколько это вообще возможно с заляпанным яблочным соусом передником. – Лайлы входят в число самых знатных и старинных английских семей.
Нед отозвался:
– А скоро будут входить в число самых бедных.
В любое другое утро я бы с трудом удерживалась от смеха, услышав эту шутку и увидев негодующее лицо Хорн. Но сегодня утром я просто продолжила штопать носки Лейтона, думая не о данных мне поручениях, а о делах давно минувших дней.
Я начала работать в Морклиффе уборщицей – чистила камины, выбивала ковры, мыла полы, всякое такое. Дейзи отправили в детскую помогать няне с новорожденной Беатрис.
Мы обе трудились от зари почти до полуночи, семь дней в неделю. Нас отпускали лишь на полдня в месяц, чтобы мы могли сходить в деревню повидаться с родителями. Но зато нам разрешили жить вместе, и это единственное, что делало каморку на чердаке терпимой. Она находилась под самой крышей, но в ней даже не было окна, чтобы любоваться поместьем с высоты. Летом жарко, зимой настолько холодно, что вода в кувшине для умывания замерзала, и первое, что мы делали, проснувшись утром в декабре или январе, – это брали камень и разбивали лед на поверхности, чтобы умыться ледяной водой под ним. Кровать для нас двоих была слишком мала, но мы спали в такой же дома; впрочем, мы росли, а я еще и вытягивалась в высоту, поэтому нам было очень тесно. Да еще дома мы роскошествовали, раз в год набивая свой тюфяк чистой свежей соломой, а судя по запаху плесени в Морклиффе, этот тюфяк набили несколько десятков лет назад.
– Во всем ищи светлую сторону, – сказала мне однажды вечером Дейзи, когда я расплакалась. Мне пришлось мыть переднее крыльцо щелоком, и руки покрылись волдырями. Причем плакала я не столько от боли, сколько от мысли о том, что завтра придется отмывать еще и заднее крыльцо, а значит, рукам придется еще хуже. – Зато нам не приходится днями и ночами выслушивать папины проповеди.
– Не так уж это было и плохо.
По правде говоря, я так не думала. С тех пор как наш младший братишка несколько лет назад умер от инфлюэнцы, папа фанатично ударился в религию. Больше он не называл нас озорными. Теперь мы стали порочными и грешными. Очень тяжело, когда тебя все время называют грешницей. Но не менее тяжело, когда кожа на руках трескается от щелока.
– Мы зарабатываем деньги, чтобы посылать их домой маме, – сказала она, гладя меня по голове. Единственная свеча у нас в каморке трещала, размывая тень от руки Дейзи на стене. – И здесь у нас есть шанс продвинуться, улучшить наше положение.
– Если я буду очень стараться, меня могут сделать старшей горничной в холле. И тогда я стану носить не такое дурацкое форменное платье и не буду обжигать свои руки, а заставлю делать это несчастных уборщиц, которыми буду командовать. Как-то не особенно впечатляет.
– Я не об этом. – Дейзи заботливо укутала меня тонким одеялом, как будто больше всего я страдала от холода. – Я имею в виду… возможности, вот и все.
Следовало бы спросить ее, о чем она, собственно, говорит, но я не спросила.
– Осторожнее! – воскликнула Хорн, когда я стала пришивать кружева на рукаве платья, которое леди Регина надевала вчера вечером. На самом деле это обязанность Хорн, но она как раз выполняла работу отсутствующей няни, пытаясь надеть на Беатрис фартучек. – Она обязательно проверит платье, скорее всего сразу же, как вернется в каюту.
Я шью лучше, чем Хорн, и она знает это, но, по правде говоря, руки у меня тряслись, и я с большим трудом делала ровные стежки. Я изо всех сил пыталась сосредоточиться только на кружеве у себя на ладони, только на иголке в пальцах.
Мне нужно поспать. Мне нужно как следует поесть. Мне нужно как-то защитить себя от Михаила. Мне нужно узнать, чего хочет Братство. Мне нужно, чтобы Алек… стал кем-то, кем он никогда не будет. Мне нужно вернуться назад в прошлое и предостеречь Дейзи. Я не могу получить ничего из того, что мне нужно.
Когда это началось, чуть больше двух лет назад, я думала, что Дейзи просто заболела. Ничего удивительного, если учесть, какой суровой была та зима и какой холод стоял на чердаке.
Почти каждое утро после завтрака ее тошнило; я просыпалась, слыша, как ее рвет в таз для умывания.
– Скажи поварихе, – говорила я сестре, отводя назад ее волосы. – Она не такая противная, как старуха Хорн. Она даст тебе что-нибудь полегче, например куриный бульон.
– Не говори поварихе, – давилась над тазом Дейзи. – Никому не говори. Никому, Тесс!
В нашей-то крохотной каморке, с единственным ночным горшком, я могла бы догадаться и раньше. Но только весной, однажды утром, когда я заметила, что форменное платье стало Дейзи тесно в талии, до меня дошло.
– О боже! – воскликнула я, глядя на нее. Сначала она не поняла, потом увидела мое лицо и торопливо завязала передник. Но было уже поздно. – Дейзи, ты не… ты… у тебя что, будет ребенок?
– Никому не рассказывай! – зашипела она.
– Ни за что! Но, Дейзи, если вижу я, увидят и остальные. Хорн увидит! Да все – раньше или позже.
И что она собирается делать, если уже ждет ребенка?
Дейзи тяжело опустилась на кровать. Никогда не забуду безутешного отчаяния в ее глазах.
– Нам придется скрывать это столько, сколько сможем. Я знаю, что уже совсем недолго. Но помоги мне, Тесс. Пожалуйста.
Я знала, как женщины беременеют, – невозможно вырасти среди ферм и не видеть, каким образом бараны и овцы продолжают потомство, – но не догадывалась, кто отец будущего ребенка. «Поклонники» не поощрялись, – кроме того, имея свободными всего полдня в месяц и проводя его в родительском доме, как она находила время, чтобы с кем-то встречаться?
Ответ нашелся быстро.
– Это кто-то в Морклиффе. В смысле – отец.
– Даже не спрашивай меня о нем.
– Нед?
По сути, это был единственный знакомый нам молодой человек, причем относился он к нам всегда по-дружески. Может, с Дейзи он вел себя особенно по-дружески? Я никогда не думала, что между ними что-то есть, но, с другой стороны, я даже не предполагала, что Дейзи уже не девственница.
– Никакой не Нед! – огрызнулась Дейзи. – Не говори ерунды.
– Голловей? – Это был младший дворецкий, красивый мужчина, хотя на несколько лет старше сестры.
– Нет.
Я напрягла мозги. В Морклиффе работали почти сорок слуг, большинство из них – мужчины, поэтому список подозреваемых получался очень длинным. Нам все время подмигивал шофер…
– Это Флетчер?
– Нет! Боже милостивый, Тесс, ты что думаешь, я переспала с половиной прислуги?
– Я же не в этом смысле, Дейзи! Просто… кто бы он ни был, он должен тебе помочь.
– Не поможет. – Она положила ладонь на едва заметную округлость живота. – Я просила. Много раз. Если я его назову, он просто будет все отрицать и возненавидит меня так, что не останется никаких шансов для ребенка когда-нибудь… он будет все отрицать. Поэтому я никогда и не скажу ни тебе, ни другим.
По тому, как она это произнесла я поняла что действительно не скажет, и заплакала.
– Что же ты будешь делать
– Не знаю. – Дейзи опустила голов на– голову на руки. – Не знаю.
Хорн догадалась через две недели она обозвала Дейзи шлюхой и, конечно, отправилась прямо к леди Регине. Леди Регина поступила так, как поступила бы любая истинная христианка-аристократ узнавшая, что одна из ее незамужних служанок забеременела. она уволила Дейзи и выгнала ее из дома в тот же день, заплатив ей всего лишь часть положенного жалованья. Глядя, как сестра бредет по длинной дорожке, ведущей прочь от заднего крыльца, я рыдала до тех пор, пока Хорн де надрала мне уши и не приказала Возвращаться к работе
Я понимала, что Дейзи ни под каким видом не сможет вернуться в родительский Дом. Едва отец узнал; что она забеременела, не обвенчавшись, он назвал ее хуже, чем Хорн, и вышвырнул из дому быстрее, чем леди Регина. В свой следующий выходной я не пошла домой, а отыскала Дейзи в деревне. На свои несколько жалких монет она сняла комнату в пансионе пользующемся сомнительной славой. Когда мы увиделись, она уже очень сильно растолстела и выглядела более бледной и измученной, чем раньше, так что я снова разрыдалась.
Когда я успокоилась, Дейзи протянула мне носовой платок, в котором лежало что-то тяжелое.
– В свой следующий выходу сюда де приходи Мне нужно, чтобы ты сходила в Солсбери.
Я в жизни своей не бывала в таком большом гopoде, как Солсбери. И до него так далеко – может быть целых пять миль!
– И что я должна там сделать?
– Заложи вот это. – Дейзи развязала платок, я увидела изысканную золотую булавку и ахнула:
– Ты не… Дейзи, ты ведь ее не украла?
– Я не воровка!
– Даже если бы и украла, я тебя не винила бы.
Кажется, это ее слегка успокоило, но она все равно продолжала настаивать:
– Я ее не украла. Мне ее подарили. Мне теперь нужны деньги. Думаю, она дорого стоит.
– Хорошо, – сказала я. – Обещаю, что сделаю.
Вероятно, ростовщик меня обманул, но он дал мне пятнадцать фунтов. Я в жизни не видела столько денег сразу. Эти деньги помогли выжить Дейзи, а потом и родившемуся у нее малышу Мэттью, а в этом году она вышла замуж за мясника Артура. Артур – хороший человек. Он относится к Мэттью как к своему сыну.
Так что у Дейзи теперь все хорошо, убеждала я себя, продолжая чинить рукав платья леди Регины. И может быть, она все-таки украла эту булавку. Я всегда так думала.
Но если она хранилась в той шкатулке, Дейзи потребовался бы ключ. Никто не даст няньке ключа от такой шкатулки, – значит, украсть ее она не могла. Кто-то должен был подарить ей эту булавку, как она и сказала.
Это могли сделать только двое. Один из них – виконт Лайл, но всю ту зиму он провел в Лондоне, уж не говоря о том, что он настолько жирный, что толком по лестнице-то подняться не может, не то что соблазнить девушку.
Второй…
Я аккуратно положила платье – пусть Хорн проверяет – и проскользнула в комнату Лейтона. Если бы кто спросил, что я там делаю, я бы ответила, что мне нужна вакса. Но Хорн была занята, бегая за Беатрис, Нед ушел по какому-то поручению, так что я на несколько минут осталась одна.
На столе Лейтона лежала стопка визиток. Я глянула: на них было написано «Лейтон Мэттью Лайл».
Мне и раньше казалось, что это его полное имя, но точно я не знала. В мои обязанности входило все связанное с Ирен, а не с ним. В те времена, когда я занималась уборкой, я вообще держалась как можно дальше от семьи. Хорн даже заставляла нас пользоваться только скрипучей черной лестницей, чтобы Лайлы вообще не подозревали, что мы существуем, словно их дом остается чистым по волшебству.
Но Дейзи, как нянька, все время находилась рядом с семьей. Должно быть, Лейтон частенько заглядывал в детскую проведать свою маленькую сестричку, когда та была еще прелестным младенцем, немного потетёшкать ее и отдать обратно. В те времена он пил меньше и выглядел гораздо более франтоватым. Наверное, пытался очаровать Дейзи. Вероятно, давал обещания.
