Текст книги "Сталкер (ЛП)"

Автор книги: Кларисса Уайлд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

ФЕНИКС

11 лет

Я всегда восхищался смертью, но когда Ванесса показала мне, что может сделать жизнь, я понял, что есть больше способов повеселиться, чем причинять боль всем, кто переходит мне дорогу.

Признаю, я больной, но это не моя вина. Не могу вспомнить последний раз, когда я не хотел сделать больно людям или животным. Это мой способ почувствовать могущество. Значить что-то в этом мире и быть способным что-то изменить.

Я не могу изменить то, как ко мне относились в приюте или того, что мои родители оставили меня там, но я могу изменить то, как люди относятся ко мне сейчас. Они боялись меня из-за того, что я делал. Может, так будет лучше. По крайне мере, они не подходят ко мне близко настолько, чтобы снова причинить мне боль, кроме нее… Ванессы. Я до сих опор не понимаю, почему нравлюсь ей, но внутри от этого становится приятно, так что не буду сетовать. Особенно не тогда, когда она разговаривает со мной и показывает различные вещи, которых мне захочется, типа удерживать жучка под стеклом.

Я поворачиваю голову и пялюсь на то, как бабочка трепыхается в банке, что стоит на моем, сделанном вручную письменном столе. Когда я смотрю на нее, это напоминает мне о ней. У бабочки такое же розовато-красное свечение, как и у Ванессы – словно у феи, только лучше. Почти как у принцессы. Принцессы жуков.

Улыбаясь, я поворачиваю банку, хватаю перманентный маркер и пишу сбоку «Принцесса».

Намного лучше, чем Майлз Второй.

Затем я поворачиваюсь и смотрю в бинокль на ее дом, как делаю каждый день, когда нахожусь в своем домике на дереве. У нее на голове несколько книг, а ее мать указывает в направлении, в котором она хочет, чтобы Ванесса прошла. Полагаю, она учится ходить, держа спину ровно. Но затем книги падают, и похоже на то, что ее мать в ярости. Губы женщины открываются, и она хмурится. Я могу услышать ее крик через улицу, а затем она отвешивает Ванессе пощечину.

Во мне закипает гнев, отчего пальцы на руках сжимаются. Но я знаю, что не могу ничего сделать с тем, как ее родители относятся к ней, поэтому пытаюсь успокоиться, медленно дыша.

Я никогда не понимал, почему они так жестоко с ней обращаются. Думаю, они хотят, чтобы она была идеальна. Кажется, она и так идеальна. Очень плохо, что они этого не видят.

Почему они хотят, чтобы она была такой? Потому что и сами что-то от этого получат? Потому что думают, что это сделает лучше ее жизнь или их?

Вот почему я не уживаюсь со своими приемными родителями. Я не позволяю им решать что-либо за меня, потому что они не могут контролировать меня, я им не принадлежу. Они, как пить дать, не мои настоящие родители, поэтому им лучше прекратить сейчас, если они думают, что смогут изменить меня. Этого не произойдет.

Но я переживаю за Ванессу. Я вижу, как с каждым днем требования ее родителей разрывают ее все сильнее. Веди себя прилично. Здоровайся со всеми. Получай только пятерки. Всегда превосходи других. Этого никогда не будет достаточно, и я вижу, как это надламывает ее.

Невыносимо это видеть.

От этого мне хочется пойти туда и успокоить ее, потому что она плачет, но я не могу. Ее родители не позволяют мне приближаться, когда сами находятся рядом. Они считают меня плохим влиянием.

Все, что я могу делать, это наблюдать за ней на расстоянии и надеяться, что все будет в порядке, пока мы с ней снова не увидимся.

Иногда мне хочется, чтобы она была бабочкой вместо того, кем является сейчас. Тогда бы я смог закрыть ее в банке и удержать в безопасности подальше от ее родителей, навсегда.

Очень плохо, что людей в клетках держать нельзя.

Все, чего они хотят – это вырваться.

Думаю, мне нужно придумать другой способ, чтобы все сработало.

ВАНЕССА

Настоящее

Тишина в комнате накрывает меня с головой. Удары моего сердца звучат в мозгу словно барабанная дробь. Пот капельками скатывается по лбу, пока мешок у меня на голове становится все более влажным из-за моего поверхностного дыхания. Даже дырки, проделанной для моего рта, недостаточно, чтобы делать глубокие вдохи. Чем дольше я здесь сижу, привязанная к стулу, тем больше начинаю проигрывать. Не знаю, как много времени прошло, как много минут осталось позади с тех пор, как он ушел, но их слишком много, чтобы сосчитать. Мой мозг теряет счет времени и способность ориентироваться, потому что я практически нахожусь в трансе от страха, что пульсирует в моих венах.

Затем снаружи раздаются тяжелые удары.

Тут же поворачиваю голову на звук, задаваясь вопросом, доносится ли он снизу или мне показалось. Когда шум становится громче, я внезапно ощущаю порыв бороться.

Дергаясь, я пытаюсь освободить руки от оков, натягивая ремень, которым связаны мои запястья. Чем сильнее я тяну, тем туже он затягивается, сковывая мышцы. Кожа ремня врезается в мою собственную, оставляя болезненный след, пока я шиплю с каждым своим движением. Без толку, я не могу выбраться, и кто-то приближается. Это, должно быть, он, вот поэтому я так отчаянно хочу выбраться.

Шаги становятся громче и громче, и затем дверь с грохотом открывается.

– Я вернулся! – произносит он счастливым голосом, словно пришло время кормить собак.

– Отвали, – кричу я, натягивая ремень как никогда сильно. Чертова вещица попросту не поддается.

– Ты все еще пытаешься вырваться? – он издает недовольное ворчание. – Я же сказал: не пытайся что-либо сделать.

Звук его шагов в сапогах словно грохот грузовика, пока он приближается. Я пытаюсь отодвинуться от него, отклоняясь назад на стуле, но ничего не останавливает его от того, чтобы прикоснуться к моему лицу.

– Бедняжка. Полностью связана и пытается высвободиться. Скучала по мне, пока меня не было?

– Убери от меня свои лапы, – произношу я, пытаясь укусить его, но, конечно же, промахиваюсь.

Он тянет мешок на себя, удушая меня в процессе.

– Продолжай вот так болтать, и я перережу тебе глотку.

– Давай, – говорю я, когда он отпускает из своей хватки. – Я бросаю тебе вызов.

Он разражается смехом, словно я воплощение жалости.

– О, Ванесса. Ты правда думаешь, что я хочу для тебя быстрой смерти? Твоя жизнь была настолько жалкой?

– Я лучше умру, чем проведу еще хоть одну секунду в комнате с тобой.

– Оооу… прям ножом по сердцу, – изрекает он. – Если бы оно у меня было.

Он отходит, и на секунду я задаюсь вопросом, куда, он, черт возьми, ушел. Затем я слышу скрежет. И он приближается. Звучит, словно кто-то тянет ко мне что-то металлическое.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я, нервно ожидая своей участи.

Я ожидала, что он убьет меня на месте. То есть, он хотел этого годами. Я уже давно знала, что в один день он за мной придет. Просто не ожидала, что это будет так скоро. Думаю, недооценила его методы побега.

В момент, когда он нашел меня, я знала, что это будет борьба не на жизнь, а на смерть. Он поклялся, что отомстит мне, потому этого я и жду, потому для него равносильно муке уйти и оставить меня на чердаке одну. Не знаю, почему, и не понимаю. Если это его представление о пытках для меня, лучше покончить с этим сейчас, чем выдержать еще хоть секунду.

Я знаю, что меня ждет, так или иначе. Вопрос лишь во времени, когда смерть придет заявить на меня свои права. А теперь он на моем пороге, пялится на меня, не делая ни шага.

Что он делает?

– Вот, – слышу я его бурчание, когда он размещает металлическую хреновину у меня за спиной. – Идеально.

– Что?

– Думаю, тебе понравится то, что я делаю, но скоро ты и сама узнаешь.

Содрогаясь, спрашиваю:

– Как ты собираешься меня убить?

Он снова смеется, словно я шучу или что-то в этом роде.

– Господи, ты правда хочешь умереть, не так ли?

– Ты хочешь убить меня, Феникс. Это то, зачем ты пришел, разве нет?

– Да, – он размещает руку на моем плече, отчего я дергаюсь. – И убью.

– Тогда почему не делаешь этого?

– Потому что ты просишь об этом. – Внезапно я чувствую что-то острое у шеи и тут же задерживаю дыхание. Это, должно быть, нож. – А я не собираюсь давать тебе то, что ты хочешь. Никогда. Видишь ли, я не посредник, как все твои предыдущие парни. Я попросту не дам тебе того, что хочешь ты, хоть и надеюсь, ты проявишь достаточно милосердия, чтобы дать мне то, что я хочу. – Я слышу улыбку в его дыхании, таком близком ко мне. – Нет, я собираюсь взять то, что мне нужно, когда захочу и без разрешения. И тебе придется принять это.

– Так ты не собираешься меня убивать?

– Пока нет, – добавляет он и встает.

– Тогда что тебе от меня нужно?

Мой стул резко отрывается от пола, и я визжу, чувствуя невесомость.

– Разве это не очевидно? – произносит он. – Я хочу, чтобы ты страдала.

– Пошел ты нахер! – выплевываю я через мешок.

Много сделать не получается, но это то малое, что я могу.

Не то, чтобы мне было нечего терять, будучи связанной. Он все равно, скорее всего, собирается убить меня, поэтому я в любом случае помогу ускорить процесс. Не хочу находиться в этой ситуации дольше. Я лучше умру, чем позволю ему пытать меня дальше.

– Называй меня как хочешь, тебе это не поможет. По факту, это только усугубит твое наказание, – отвечает он, ставя стул назад вместе со мной.

– Просто убей меня! Покончи уже с этим.

– И вот поэтому, пока меня не было, я решил, что не стану тебя убивать.

Я ахаю, но у меня не оказывается времени ответить, потому что мой стул резко разворачивают вместе со мной, и я почти слетаю вниз. Единственная вещь, удерживающая меня от падения, это ремень, завязанный на моих запястьях.

– Убить тебя было бы огромной тратой всех потенциальных страданий, которые я мог бы тебе дать. Ну уж нет, я это просто так не оставлю. Зачем мне, если существует так много способов, которыми я могу дать тебе то, что ты дала мне?

– Что ты делаешь? – визжу я, когда он толкает мой стул вперед, и лбом я ударяюсь об пол.

– Даю тебе именно то, что ты заслужила. То, через что ты меня провела. – Он толкает стул, пока я не упираюсь головой в пол, а затем отпускает его. Боже, голова болит от того, что вес остального тела давит на нее. О чем, мать его, он думает? Это какой-то способ наказать меня?

Внезапно что-то вклинивается между моими запястьями, и ремень исчезает. Резкое освобождение заставляет меня упасть на пол. Стул быстро оттаскивают. Опять слышится скрежет, а затем звук цепи, и металл защелкивается. Звук почти как… у клетки.

Я стону, срывая мешок с головы.

То, что я вижу, воплощает мой самый жуткий кошмар.

Мою смерть.

Не просто образную тюрьму, как ту, которую я терпела так много лет, когда меня приковали к тирану по имени Филипп.

Это настоящая металлическая клетка.

Я пленница в своем собственном доме с Фениксом Салливаном в роли моего похитителя. Загнанная в ловушку без способа найти выход.

Глава 8

ФЕНИКС

Какая же она красивая, когда плачет.

Тушь стекает по щекам, глаза влажные, макияж собирается пятнами на лице, и губы соблазнительно припухли. Я хватаю ее лицо и сжимаю, увеличивая эту припухлость. Обожаю этот вид. С улыбкой спрашиваю:

– Как тебе твое новое окружение?

– Выпусти меня, – выплевывает она.

Отпускаю ее лицо.

– Не могу.

– Ты посадил меня в клетку. В долбаную клетку!

– Действительно. – Я вскидываю голову. – Какое точное наблюдение с твоей стороны.

Она крепко хватается за прутья.

– Ты рехнулся?

– Может быть. – Кладу руки на колени и наклоняюсь, чтобы иметь возможность посмотреть ей в глаза. – Но за это мне стоит поблагодарить тебя.

Она морщится.

– Я тебя ненавижу.

Мои губы изгибаются в усмешке.

– Оу, я тоже тебя ненавижу.

В ответ она рычит, впивается пальцами в прутья, но, естественно, толку от этого нет. Клетка заперта на цепь, которую можно разрезать только кусачками. Металл не согнется в руках человека. Клетка рассчитана на особо сильных домашних животных, учитывая, что мое домашнее животное требует особых условий содержания.

– Мы с тобой невероятно повеселимся, – произношу я, расплываясь в улыбке. – Так много вещей и так много времени, чтобы испробовать их все.

– Тебе не сойдёт это с рук, – отвечает она.

– Уже сошло.

Она снова рычит, почти как ведьма, жаждущая мести.

– Все поймут, что меня нет, и когда обнаружат, полиция в ту же секунду окажется на пороге моего дома. И когда они поймают тебя, я постараюсь, чтобы ты больше не вышел из тюрьмы.

– Ты забываешь о том, что они не знают, что ты застряла в этом доме.

Она хмурится.

– Ты о чем?

– Если у них не будет причины приходить сюда, они не придут, – отвечаю я, поворачиваясь в поисках кое-чего в своей сумке. Достаю ноутбук, который украл, когда был с парнями. Подумал, что может пригодиться, и он пригодился. – Ты сама об этом позаботишься.

– Что? – она давится смешком, принимая это за шутку. Но я не шучу. – За каким хреном мне помогать тебе удерживать себя здесь в качестве заложницы в своем же доме?

Я улыбаюсь ей, включаю ноутбук и открываю браузер.

– Потому что, если ты этого не сделаешь, я заморю тебя голодом, изрежу, и буду удерживать твою жизнь на волоске только, чтобы ты снова испытала все вышеперечисленное.

Она сглатывает, дрожь в ее теле становится заметной, когда я подношу ноутбук так близко к клетке, чтобы она смогла набрать текст

– А если помогу?

– Я все равно заставлю тебя страдать, – отвечаю я. – Только чуточку меньше.

Моя улыбка заставляет ее содрогнуться, а затем она подносит пальцы к клавиатуре.

– Чего ты от меня хочешь?

– Зайди на свою страницу в фейсбук. Остальное я сделаю сам.

Я не свожу с нее глаз, пока она печатает. После того, как она вводит пароль, я поворачиваю ноутбук к себе и печатаю пост о том, что она отправляется в отпуск. Добавляю несколько фото, скачанных из интернета, и размещаю пост. Затем мы повторяем то же самое в Твиттере, Инстаграмме и даже электронной почте. Теперь, когда мы установили автоответ с текстом «Я в отпуске, не ждите ответа», я могу быть уверен, что никто не станет рыскать возле ее дома в течение пары следующих недель.

– Ты не можешь вечно удерживать меня здесь, – говорит она.

– Знаю, но сейчас-то могу.

– Исчезновение охранника рано или поздно заметят, – бурчит она.

– Оу, не переживай о них. Приволочь сюда эту клетку – не единственное, что я сделал за время своего отсутствия.

Ее глаза расширяются

– Что ты сделал?

– Вытащил его тело из кустов, затащил в грузовик и спустил по дороге в реку.

Она ахает, застигнутая врасплох тем, с какой легкостью я могу говорить о смерти. Что тут скажешь? Когда убьете достаточно, то перестанете чувствовать то, что должны при убийстве. Мне плевать и на жизнь, и на смерть. Они обе могут быть как благословением, так и проклятием.

Внезапно она делает рывок к прутьям, словно зверь, отчаянно пытающийся ухватить больше.

– А что с Артуром? – спрашивает она.

– Ну, после того, как я ударил его ножом, не уверен, что он далеко уполз. Но когда я вернулся, чтобы проверить, его не было. Должно быть, уполз, чтобы спасти свою жизнь. Конечно, это бесполезно, потому что такое количество потерянной крови – фатально. Предполагаю, он до сих пор лежит во дворе где-то под деревом или что-то вроде этого.

Ее губы начинают дрожать, а глаза наполняться сладкими, желаемыми мною слезами. Я мог бы выпить их – вот насколько мне нравится их видеть.

– Он мертв?

– Возможно, – раздумываю я, присаживаясь на корточки, чтобы сделать последние коррективы на ноутбуке. – Вероятнее всего.

– Как ты мог? Он не имеет к этому никакого отношения. Никакого, – выплевывает она. – А ты убил его!

– Ага, что ж, технически, он имеет кое-что общее с этим.

– Только потому, что он мой любовник? Почему? Что он тебе сделал? – спрашивает она, отчаяние сочится из каждого ее слова. – Он не заслуживал смерти.

– Мне он не сделал ничего, но собирался сделать тебе. И не говори мне, что не заметила изменений в его поведении.

– Что ты имеешь в виду? Что тебе об этом известно? – спрашивает она, нахмурившись. – Расскажи мне!

Ее приказ вызывает у меня улыбку. Забавно. Она все еще думает, что может командовать людьми, даже сидя в клетке.

– Возможно, я расскажу тебе позже. А возможно, и нет. Кто знает? – Я наклоняюсь и подмигиваю. – Я знаю. И мне нравится быть тем единственным, кто знает, что с тобой случится.

– Пошел ты нахер, – произносит она.

Хватаю ее за подбородок и притягиваю к себе.

– Нет, пошла ты на хер за то, что разрушила мою жизнь.

Я отталкиваю ее так сильно, что она падает на задницу.

– Я не заслуживаю этого.

– О, уже забыла о том, что заперла меня в тюрьме за то, что сделала ты?

– Ты убил Филиппа! Естественно, ты отправился в тюрьму. Это был лишь вопрос времени, когда они поймают тебя.

– Нет, вопрос времени был лишь в том, когда они поймают тебя, но ты не думала об этом до сих пор, да?

Она прищуривается, поджимая губы, словно то, что она собиралась сказать, разрушит ее шанс на освобождение. Она не понимает, что я уже все знаю, и что поздно для нее искать искупление. Она сделала свой выбор, когда решила сделать из меня врага, а не друга.

– Ты пытался посадить меня в тюрьму за убийство собственного мужа, – произносит она, заправляя свои крашеные белокурые волосы за уши, словно собирается заключить сделку. Мило.

– Нет, это ты убила его голыми руками.

– Не убивала! Я всего лишь передала ему бокал, который ты мне дал! Я не знала, что в нем был яд. Как это может быть справедливо?

– В любви и на войне все средства хороши, сладкие щечки, – размышляю я, закрывая ноутбук. – Ты сыграла в игру и проиграла. Конец истории.

– И ты думаешь, что это весомая причина, чтобы запереть меня как какое-то животное?

Я прячу ноутбук обратно в сумку.

– Вообще-то, да, учитывая, что ты сделала то же самое со мной.

– Это не одно и то же.

Блядь, она чертовски раздражает меня своим криком, словно пытается убедить саму себя.

– Это как разодно и то же, – отвечаю я, глядя ей в глаза.

– Я едва ли помещаюсь в этой клетке. Здесь невозможно даже стоять. И ты собираешься сравнивать ее с тюрьмой?

Меня охватывает ярость, и я делаю рывок к ней, хватаю за воротник ее платья и притягиваю к себе.

– Послушай сюда, красотка. Время, проведенное мною в тюрьме, было отстойным. Ты не захочешь знать, скольких мужчин мне пришлось избить, чтобы сохранить себе жизнь. Не захочешь узнать, что мужчины там делают. Блядь, я рад, что ни разу не ронял мыло. Но видел, как мужиков превращают в «женушек». Ты имеешь хоть малейшее гребаное понятие, что там за жизнь?

Она качает головой, но не теряет решимости, что делает нас отличной парой.

– Нет, не знаешь, и ты права, моя камера выглядела иначе. Но ты заслуживаешь гораздо, гораздо худшего, чем это.

– Почему? За то, что посадила тебя?

– За то, что такая же, как я… только хуже. И ты знаешь точно, почему, так что прекрати спрашивать. Прекрати пытаться доказать свою правоту. Ты не права, и если не поверишь в это, я тебя заставлю.

– Тогда почему ты попросту не убьешь меня? Если я такая преступница? – спрашивает она, когда я отпускаю ее.

– Потому что я решил, что не буду спешить и посмакую каждую секунду твоего наказания так долго, как только смогу.

– Психопат, – произносит она, морщась. – Больной на голову ублюдок.

– Спасибо, – отвечаю я. – В смысле, за то, что заразила.

Когда злость перекашивает ее лицо, я улыбаюсь ей. Люблю этот взгляд. Ярость и смятение четко прослеживаются на ее лице, что приносит мне незабываемое наслаждение. Словно она наконец-то испытывает то, что мне приходилось выносить все эти годы. Сладкая безжалостная месть.

Я наклоняюсь ближе к клетке и восхищаюсь видом своей заложницы. Она по-прежнему красивая, какой и была всегда, с розовыми щеками и такими же губами, такими манящими… словно у соблазнительницы, только с плохими последствиями. Потому что такие убивают.

Она не паинька, несмотря на то, как выглядит. Ей нравится играть с людьми, оплетать их сердца ложью. Но я не дурак, и не попадусь в ее паутину. Это не означает, что мне нужно держаться на безопасном расстоянии, по всей видимости, я должен подобраться как можно ближе, чтобы причинить ей боль. Настолько близко, что она не сможет отличить боль от удовольствия. Я хочу, чтобы она испытала и то, и другое, чтобы я мог сломать ее морально и эмоционально.

Но сначала я получу от нее все, что мне нужно. Теперь, когда она на расстоянии вытянутой руки, у меня наконец-то есть шанс воплотить все свои фантазии, которые я лелеял с первого дня своего заключения. О, как много раз мысли о том, чтобы поцеловать эти сладкие, полные яда губы и ворваться членом в ее влажные складки, доводили меня до грани безумной похоти вместе с яростью.

И вот она, сидит в клетке, смотрит на меня своими глазами куколки с припухшими губами, готовая принять меня. Блядь.

– Что ты делаешь? – медленно спрашивает она, словно пытаясь понять меня. Можно подумать, это возможно. Я сам себя не понимаю. И я, как пить дать, не понимаю противоречивые чувства, которые испытываю сейчас. Словно, с одной стороны, я хочу трахнуть ее так, чтобы она забыла собственное имя, а с другой – хочу вырвать сердце у нее из груди.

Нелегкий выбор.

Тянусь в клетку и хватаю ее за подбородок.

– Любуюсь своей жертвой.

Она пытается увернуться от руки, но я перехватываю ее за запястье и качаю головой.

– Не-а. Если хочешь, чтобы я был милым, придется вести себя хорошо.

– Ты не бываешь милым, – говорит она.

Я улыбаюсь.

– Хммм… здесь ты, может, и права.

– Однажды, – добавляет она.

– Что – однажды?

– Ты был милым… однажды.

Моя улыбка исчезает.

– Все было ложью. Подделкой. Как и ты.

Боль в ее глазах – словно бальзам для моей души.

– Ты не серьезно. Ты всего лишь хочешь причинить мне боль.

– Может, хочу, может, и нет. У меня получается? – насмехаюсь я.

– О, пойди трахни себя, – бурчит она, хмурясь.

– Не выйдет, но если хорошо попросишь, возможно, позже я трахну тебя.

Она морщится.

– Словно я тебе позволю.

Поворачивая ее голову пальцами, я наклоняюсь ближе и шепчу ей на ухо:

– Ложь. Мы с тобой оба знаем, что ты никогда не могла и не сможешь мне сопротивляться.

Я не могу противиться желанию пройтись языком по ее шее. Всего одна проба, и дрожь проходится по моему позвоночнику. Блядь, она все такая же сладкая, как я помню, и эти мурашки на ее коже только усиливают мое возбуждение.

Я поворачиваю ее голову к себе и улыбаюсь.

– Попробуй отрицать это, Ванесса. Ты не сможешь, и я никогда не поверю тебе. Видишь ли, я знаю тебя. Знаю, кто ты, что ты, и ты никогда не сможешь спрятаться за своей ложью. Не от меня.

Она сглатывает, дрожа всем телом, пока я всматриваюсь глубоко в ее глаза, впитывая страх, который в них остался, а затем обрушиваю свои губы на ее.

Целую ее жестко и грубо, наплевав на то, хочет она этого или нет. Решаю я. Я беру то, что сейчас мое. Она в клетке, и не может противиться мне. Да и не хочет. Он хнычет в мой рот, когда я углубляю поцелуй, не отрывая ее губ от своих, даже если уверен, что в своих мыслях она уверяет себя, что не должна этого делать.

Она не может. Так же, как и я не могу оторваться от нее. Она такая чертовски привлекательная, что держаться подальше от нее невозможно. Старые воспоминания возвращаются, и чем больше я думаю о них, тем больше вспоминаю, почему я хотел сделать ее своей.

Когда-то давно мы не были ублюдком и сукой, готовыми разрушить жизни друг друга.

Должно быть, она погрузилась в то же самое воспоминание, потому что внезапно отстраняется и выдергивает свою руку. Ее припухшие губы открыты, а на лице царит настоящий ужас. Так аппетитно.

– Что… это было? – бурчит она.

– Я. И я брал то, что принадлежит мне.

– Я не принадлежу тебе, – шипит она, вытирая рот тыльной стороной ладони.

– Видишь эту клетку? – произношу я, указывая на прутья. – Она, и то, что находится в ней, принадлежит мне. Я владею тобой сейчас.

– В своих мечтах, – отвечает она.

– Если бы ты только знала… – отвечаю я.

– Значит, ты мечтал о том, что убьешь меня? – дразнит она. – Ты потратил все мысли на то, как заставишь меня истекать кровью за то, что я сделала?

– Вообще-то, да.

Она снисходительно смеется.

– Что ж, разве ты не противоречишь сам себе. Ты хочешь поцеловать меня и убить тоже хочешь.

– Именно, – отвечаю я, скрещивая руки. – Я трахну твое тело. Вытрахаю мозг. И в конце оставлю ни с чем. Угадай, что общего между этими тремя вещами?

– Твоя ебанутость, – отвечает она.

Я смеюсь.

– Значит, четырьмя вещами.

– Боже… – произносит она, отводя взгляд. – Не могу поверить, что оказалась здесь. Ты на самом деле планируешь держать меня в клетке, не так ли? Как какого-то домашнего питомца?

Я тянусь к клетке, она отползает в угол, но не может избежать моей хватки. Я похлопываю ее по голове и произношу:

– Как идеального домашнего питомца.

– Пошел ты, – произносит она, плюнув на мою руку. – Ты мне отвратителен.

– Почему? Потому что отношусь к тебе так, как ты относилась ко мне? Как к какому-то домашнему питомцу, с которым можно поиграть? – Я вытираю руку о ее щеку. – Тебе всего лишь возвращается твое отношение.

Она резко хватает меня за руку, тянет на себя, а затем кусает меня.

– Блядь! – я отдергиваю руку и смотрю на отметину. Она прокусила кожу так, что выступила кровь. – Конченая сука!

Она снова плюет.

– Мерзость!

Я прохожу к задней стороне клетки и хватаю ее за руки. Когда она пытается отползти, сжимаю их и скручиваю, пока она не начинает визжать.

– Чееерт! Больно же!

– Ага, но, скорее всего, не настолько, как твой укус. Ебаный ад, ты за это заплатишь. – Я хватаю ремень и снова наматываю его на ее запястья, привязывая ее к одному из прутьев.

– Это за то, что попыталась разозлить меня.

– Что ты собираешься сделать? Причинить мне боль? – насмехается она. – Ты уже это делаешь, так что я подумала, почему не сделать того же в ответ? По крайней мере, не одному тебе будет весело.

Скрипя зубами, я ударяю по клетке ладонью, почти захлебываясь от желания свернуть ей шею и покончить с этим. Но нет. Именно этого она и хочет, и она дразнит меня, пытаясь заставить убить ее, но я не попадусь в эту ловушку.

Одного укуса недостаточно, чтобы убедить меня изменить планы, и я не позволю ей заставить меня покончить с этим раньше, чем я сам этого захочу.

– Еще раз, блядь, сделаешь подобное, я порежу тебя в весьма изощренных местах, – предупреждаю я, поднимая нож на уровень ее глаз. – Это не просто угроза, Ванесса. Я сделаю это, если ты не начнешь вести себя хорошо.

Она смотрит на меня секунду, а затем внезапно начинает смеяться.

– О, Феникс… так ты себя сейчас называешь, да? – протягивает она. – Не думаю, что ты очень хорошо меня знаешь.

Я прищуриваю глаза.

– Хмм… давай проверим, согласна? – Левый уголок моего рта дергается, потому что я начинаю чувствовать смятение. – Мы прекрасно повеселимся вместе. Как в старые добрые времена.

* * *

12 лет

Я не знаю, почему Ванесса со мной дружит, или почему разговаривает со мной. Никто даже не пытается. Или они, возможно, просто боятся меня. Я бы боялся, поэтому не виню их. У моих кулаков свое мнение.

Я всегда чувствую такую злость, когда кто-то пытается причинить мне вред. Это словно выключатель в голове, после щелчка которого все, о чем я могу думать – это как врезать кулаком в то, что передо мной. Неважно, стена это или человек. Ничто не укроется от моей ярости.

Но она все равно хочет находиться со мной рядом. Каждый день после школы она уделяет мне капельку времени в своем занятом графике, даже если мы оба знаем, что она не может себе этого позволить. Ее родители сделали для нее такое загруженное расписание, что она едва успевает делать домашнюю работу. Я не понимаю, почему они так жестко к ней относятся. Она заслуживает лучшего. Если бы у меня были такие родители, я бы уже давным-давно сбежал. Но она не такая… не-а, она продолжает пытаться осчастливить их. Не знаю почему, так как они продолжают говорить ей, что она сделала что-то плохо или неправильно.

Они ни разу не похвалили ее, поэтому я не понимаю, почему для нее это так важно. Словно она все еще верит, что они, наконец, будут счастливы, если она все сделает правильно.

Но я уже видел это. Они и близко не будут довольны. В их глазах всегда царит такое же выражение, как и в глазах воспитателей в приюте, когда я там жил. Мои приемные родители не смотрят на меня так. Даже если они не знают, что со мной делать, я им нравлюсь. Родители Ванессы смотрят на нее, словно она и гроша ломаного не стоит. Словно ничего не значит. Или, может, они всего лишь надеятся найти то, чего в ней нет.

Не понимаю, почему люди не могут просто оставить друг друга в покое и позволить жить своей жизнью. Возможно, она не хочет делать столько домашней работы. Возможно, она хочет играть со мной, и им стоит позволить ей делать то, что она хочет. Почему они не желают видеть ее счастливой? Их волнуют только ни сами?

Думаю, они ненавидят меня, хотя я единственный, с кем Ванесса изредка улыбается. От их взгляда на меня мне хочется отстраниться каждый раз, когда я стою у их двери. Они смотрят на меня, словно на призрак. Или так, или от меня воняет гнилью. Я не знаю, причину.

Мы сидим в траве в моем любимом месте и слушаем ветер. Здесь так мирно. Внутри меня царит покой, а есть не так много вещей, которые могут принести мне его. Это вроде моего секретного места, моего укрытия, места, где я хороню мои воспоминания и секреты, и где их никто не найдет.

Она читает свою книгу, пока я наслаждаюсь солнцем. Я не делаю домашнюю работу, потому что это не мое. Я не понимаю большую часть заданий, и просто не могу сконцентрироваться. Я восхищаюсь Ванессой. Хотел бы я сесть рядом с ней и пялиться в книгу часами.

– Знаешь, тебе стоит прочесть эту книгу, – произносит она.

– Зачем?

– Затем, что у нас завтра тест по этой главе.

– Хммм…

– Тебе все равно? – спрашивает она, поднимая глаза на меня.

Смотрю на нее с хитрой улыбкой.

– Да. Должно быть иначе?

– Ну… – Она закрывает книгу. – Разве твои родители не злятся?

– Они не мои родители, – отворачиваюсь я.

– Я не понимаю.

Когда я смотрю на нее, она хмурится.

– У меня нет родителей. По крайней мере, я их не знаю.

– Тогда где ты живешь? – спрашивает она.

– С моими приемными родителями.

– Значит, они и есть твои родители, – произносит она.

Я качаю головой.

– Это не одно и то же…

Она не знает, что я на самом деле не нравлюсь им. Не так, как нравился бы им, будь я их настоящим сыном. Они всего лишь снисходительны ко мне. Я все еще дерусь, по-прежнему остаюсь задирой, не важно, с каким положительным смыслом вы будет подбирать слова, чтобы меня описать.

– Нет, одно. Они заботятся о тебе. Ты живешь в их доме. Они твои родители. – Она пожимает плечами. – Разницы нет.

Я давлюсь смешком.

– С твоих уст это звучит так легко.

– Это легче, если не будешь думать об этом слишком много, – протягивает она.

– А оно того стоит? – спрашиваю я.

Она раздумывает над этим секунду.

– Может быть…

Я скрещиваю руки под головой и делаю глубокий вдох.