Текст книги "«Гудлайф», или Идеальное похищение"

Автор книги: Кит Скрибнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

Он выбежал наружу, к машине. Фургон раскачивался, когда Тео подметал и очищал его от ненужных предметов; он вынес оттуда щетку, лопату, лыжные маски и все прочее, и вместе со всем этим – бутыль бензина. Он двигался быстро и был очень возбужден. А Коллин чувствовала, что просто не сможет подняться с сиденья – никогда! Если бы только она могла сейчас заснуть и больше не просыпаться…

Она услышала хлопок. Желто-оранжевые языки пламени с ревом поднялись из ящика с такой силой, что казалось, они вырвались совсем из другого места, находящегося далеко и глубоко под землей, в преисподней. Сквозь языки пламени ей был виден искаженный огнем силуэт Тео – он плескал бензин на стены лачуги.

В 9.31 Тео позвонил Джексону по его третьему таксофону – в будке у полицейского участка в Равее. Коллин вела «мерседес» по парквэю Эйзенхауэра на скорости пятьдесят пять миль в час. Джексон взял трубку сам.

– Иди к телефонной будке на парковке у почты в Метьюхене, – сказал Тео в клонфон. – Там под полкой, под аппаратом, прилеплена записка. Двенадцать минут.

У Тео с Коллин теперь оставалось двадцать минут, чтобы добраться до Речной марины. Их местоположение не могло быть триангулировано, ведь дальнейшие инструкции Джексон получит в записке, а не по сотовому. Коллин вела машину, а Тео вел с ней серьезный разговор, пытаясь придать жене хоть немного уверенности.

Толпа на пристани превосходила самые оптимистические ожидания Тео. Народу наверняка было гораздо больше, чем вечером в пятницу. Именно это он и подразумевал, когда говорил о магии идеального плана. Он велел Коллин ехать по дороге, идущей по краю марины. Черт возьми – пристань просто кишела гуляющими. Они зевали по сторонам, ни на что не обращая внимания, переходили дорогу на красный свет, выпивали на публике. Нарушений – не перечесть.

Полицейский вскинул руку на переходе, и Коллин слишком резко нажала на тормоз: взвизгнули шины. Вокруг машины сразу образовалась толпа.

– Я прямо тут выйду, – сказал Тео жене и сжал ее колено. – Я люблю тебя, девочка.

Какой-то подросток с лицом, разрисованным под американский флаг, прижал ладони к стеклу со стороны Коллин и заорал: «Убей Саддама!» Коллин отшатнулась и съежилась, готовая разрыдаться.

– Дырявая задница! – крикнул Тео слишком громко для закрытой машины и прямо перед лицом Коллин сделал неприличный жест средним пальцем. Коллин зажимала руками уши.

Выскочив из машины, Тео оперся о крышу «мерседеса», всунул в окно голову и, поцеловав кончики сложенных щепоткой пальцев, послал Коллин воздушный поцелуй по-итальянски.

– Жди меня там. В машине. Мы сделаем это, будь спок! – И, повесив на плечо спортивную сумку, он нырнул в поток пешеходов как раз в тот момент, когда полицейский дал отмашку Коллин и машинам, стоявшим за ней, следовать дальше.

Тео взглянул на часы: 9.52. Восемь минут до показательного полета «Голубых ангелов» и начала фейерверка. Быстрым взглядом он вобрал все вокруг: да, вот оно, это место, вот ситуация, которую он представлял себе снова и снова, продумывая ее во всех деталях. На этом самом месте он стоял не меньше десятка раз за последние два месяца: площадь пуста, кирпичи отполированы дождем, марина покинута. Но сейчас, в День поминовения, праздничная толпа заполонила и площадь, и Речную марину до предела. Сегодня получилось даже лучше, чем в пятницу, с этими петардами, запуск которых легко мог задержаться на пять минут. Но «Голубые ангелы» – военные летчики, если сказано – двадцать два ноль ноль, значит, так оно и будет.

– Блеск! – сказал он громко. У них даже хватило времени вернуть фургон в «E-Z Авто-Рентал» и бросить ключи в прорезь ящика. Его план был слишком хорош. Сорок восемь часов оттяжки, запасной вариант, а работает лучше оригинала!

Кто молодец?

Правильно.

Справа от Тео раздались приветственные клики. С гребня покатой подпорной стенки неслись вниз скейтбордисты; они с разгону перепрыгивали через заглубленный пешеходный переход и взлетали на гребень узкой подпорной стенки на противоположной стороне. Чертовски опасная штука. Ребята с татуировкой, с сережками в ушах, в синих джинсах большего, чем надо, размера, обрезанных до половины икры. Четырнадцатилетние, а уже открыто смолят марихуану. Господи Боже. Вот с чем приходится сталкиваться в публичных местах. Нужны деньги – много денег, именно этого и хотел Тео. Ведь у людей с деньгами теперь есть целые отдельные поселки. Собственная марина, собственное поле для игры в гольф, отдельный торговый центр. Чистые дороги. Чистый Диснейленд.

Тео прошел мимо киоска справочного бюро. Там работала девушка. Так себе, на первый взгляд, но на второй… он решил, что вполне подойдет. Она выглядела точно как экологическая активистка: небритые подмышки, никакого дезодоранта, вроде бы – студентка колледжа. Девушка разговаривала с пожилым мужчиной и, когда подняла руку, чтобы показать ему, куда идти, твердый сосок чуть не продырявил ее майку с надписью «Буря в пустыне». Такую Тео и имел в виду. С каждым вдохом он впивал знаки грядущей удачи. Сердце его буквально запрыгало от радости, когда он услышал, как она сказала пожилому мужчине: «Передвижной туалет».

Он направился к таксофонам. Въезд для лодочников и яхтсменов был открыт, ему говорили, что так оно и будет в праздничные дни. Тео снова глянул на часы. Семь минут до появления Джексона. У входа на пирс, где должен был состояться фейерверк, на посту стоял охранник в форме «Элитной службы». Дешевая светло-синяя форма с золотым шнуром на плече – с последних страниц каталога Отдела полицейского снабжения. Хотя «Элитная служба» славилась своими выпивохами, организована она была не так уж плохо. Они строго проверяли на наркотики и не принимали к себе бывших копов. Охранник был чернокожий, лет тридцати пяти, и на нем был хорошо оснащенный форменный пояс с наручниками, пейджером, тяжелой дубинкой да еще два скорозарядника и кобура со старым револьвером.

Черт возьми! Тео чувствовал необыкновенный прилив сил. 10.01. Все происходило как бы помимо его воли. Ниже по течению реки уже был слышен рев двигателей, грохот, разрывающий воздух. Толпа зашумела. Странным образом рев вдруг затих на миг, словно улегшийся ветер, как раз когда Тео, остановившись у таксофона, вывернул карманы, будто искал мелочь. Он оглянулся на сотни людей, уставившихся в небо, и тут, словно извержение вулкана, грохот отразился от поверхности воды, эхом разнесся по всей площади, сотряс металл и пластик телефонной будки. «Голубые ангелы» с ревом неслись над рекой. Четыре реактивных самолета, крылья и корпус каждого очерчены голубыми огнями; они извергали потоки красных, белых и синих искр, осветивших сотни подпрыгивающих на возмущенной воде лодок. Когда самолеты перед самой площадью рванулись вертикально вверх, Тео вытащил из кармана куртки обернутый носовым платком конверт с запиской и неработающим мини-микрофоном. Прикрепив конверт под стальной полкой под телефоном, он осторожно стянул с него платок.

Рев двигателей постепенно угасал. Тео поспешил к мосткам, где в слипе[58] была пришвартована его лодка. Когда он нажал кнопку, открывающую воротца, самолеты приблизились снова. Тео бросился бегом вниз по мосткам, а самолеты промчались почти над самой водой, и толпа приветственно кричала в спину Тео. После второго их пролета в воздух взлетела ракета. Красные, белые и синие звезды взорвались над рекой, а из громкоговорителей над площадью со всех сторон загремела рок-музыка. Падали искры, словно прожекторами освещая лодки, во множестве плывущие по реке.

Почти половина слипов была пуста – все бросились на середину реки посмотреть на замечательное зрелище. Тео прыгнул в свое маленькое четырехфутовое суденышко, опустил в воду подвесной мотор и сразу его включил. 10.03. Он оставил на штурвале замок и цепь, сбросил носовой линь и отдал две петли кормового швартова. Лодка неритмично закачалась, задергалась, колебля воду.

Было 10.05, когда Тео выкатил из ворот доковую тележку. Оставалось три минуты, от силы – пять. Он осмотрел территорию, отыскивая глазами Джексона. Взглянул на охранника справа от себя, достал из сумки резиновую хэллоуинскую маску и натянул на голову: генерал Норман Шварцкопф. Подошел к справочному бюро и оперся ладонями на прилавок. Девушка, не признающая бюстгальтеров, тронула кончиком языка уголки губ, подняла брови и спросила:

– Могу ли я как-то помочь вам, генерал?

Тео приоткрыл куртку так, чтобы ей стала видна рукоять револьвера, заткнутого за пояс брюк.

– За твоей спиной стоит другой человек, – сказал он ей и увидел, как расцветает страх на ее лице. – Не двигайся. – Наклонившись поближе к ней над низким прилавком, он почувствовал запах сигаретного дыма, идущий от ее волос, от ее дыхания. – Все произойдет очень быстро. – Он достал из кармана наушники. – Надень-ка это, моя красавица.

Девушка колебалась.

– Давай быстрей! Моему приятелю у тебя за спиной не терпится всадить тебе пулю в задницу.

Она взяла наушники и натянула обруч на голову.

– Теперь засунь конец провода куда-нибудь в карман штанов, вроде он работает.

Она сделала, как было велено.

– Охранник у меня за спиной, видишь – у входа на пирс, – сказал Тео, и она посмотрела в ту сторону. – Он тоже с нами. Если только скурвишься, ты – труп. А если будешь слушаться, ничего с тобой не случится. Через две минуты коричневый «бьюик-регал» подъедет и встанет у таксофонов. Как только увидишь водителя, не своди с него глаз ни на минуту. Он пойдет к телефону. Он откроет багажник. Двинется в твою сторону, но остановится в двадцати футах от тебя. Ты должна держать руки под прилавком, вроде целишься в него из револьвера. Смотри на него со злостью. Ты его ненавидишь. Ты будешь пялить на него глаза пять минут. Глядеть не моргая. Не сделаешь – охранник тебя завалит.

Глаза девушки наполнились слезами, по лбу и щекам ползли капли пота, губы дрожали. Она выглядела так, будто Тео затрахал ее до отупения.

Когда Тео обернулся – магия плана продолжала действовать, – оказалось, что охранник смотрит прямо в их сторону. Он просто смотрел вокруг, разглядывал проходящих девушек, пытался побороть сонливость. Замечательно красивая звездочка фейерверка, шипя, зазмеилась в воздухе, раздался тройной взрыв, и с неба дождем посыпалось золото и серебро.

Вернувшись к своей тележке, оставленной у входа на пирс, Тео подергал себя за бороду, скрытую под маской генерала Шварцкопфа. Посмотрел на девушку в справочном бюро, старательно выполнявшую его задание. Он ощущал, что уже владеет деньгами: безумное волнение перед осуществлением задуманного, такое чувство, что все силы мира, словно сжатая пружина, сосредоточились в твоем теле, такая сила стремления, такой импульс, что будут сметены все препятствия на твоем пути.

И вот коричневый «регал» на большой скорости выехал на кольцевую дорогу. Джексон опоздал на целую минуту. Он сбавил скорость, проезжая мимо скейтбордистов, затем снова нажал на газ. Зеленые и золотые искры дождем сыпались сверху, отражаясь в его ветровом стекле.

Джексон подкатил к таксофонам и выскочил из машины. Какого черта! – подумал Тео, он же черный! Джексон рванулся к телефону и сунул руку под полку – за запиской. Тео стоял не более чем в пятидесяти футах от него.

«Джексон, – говорилось в записке, – не пытайся сказать что-нибудь в свой микрофон. Охранник слева от тебя – с нами».

Джексон взглянул на охранника.

«Чтоб меня…» – подумал Тео. Он был пьян от успеха.

«Служащая в справочном бюро тоже с нами. Прикрепи наш микрофон себе к воротнику. Мы уже слушаем. Не пытайся говорить в свой микрофон. Попытка – смерть. Только двинь губами – подохнешь. Открой багажник, повернись и иди к справочному бюро. Остановись в двадцати футах от него и ничего не делай, только смотри на девушку за прилавком. Не оборачивайся. Тебе скажут, когда можно двигаться. Всадить тебе в башку пулю и затеряться в толпе было бы слишком просто. Мы – профессионалы».

Джексон пристегнул микрофон к воротнику. Взглянул на охранника и на девушку в наушниках; потом открыл багажник машины, держа голову как можно ниже, но глядя вокруг во все глаза. Пошел назад по дороге и поднялся на обочину. Девушка наблюдала за ним, а он наблюдал за ней. Он остановился и теперь стоял к ней лицом, спиной к своей машине.

Тео покатил тележку к «бьюику» как обыкновенный пьяный лодочник из Нью-Джерси в дурацкой маске, собравшийся достать из машины покупки. Он внимательно следил за Джексоном.

Тележка подпрыгивала на кирпичах мостовой. Охранник закурил сигарету. Девушка работала профессионально. Толпа орала, приветствуя фейерверк. Тео увидел мешки для белья, наваленные в багажнике. Господь Всемогущий! Позади него взорвалось небо, огненные сполохи озарили всю площадь. Багажник был просто забит мешками. Кошмар! Такого он и представить себе не мог. Тележка дернулась, ударившись передним углом о хвостовой фонарь «бьюика», расколошматила красный пластик. Тео поднял один мешок, схватившись руками за ткань, и швырнул его в тележку – тележка была большая, деревянная. Господи, до чего же тяжелый! Схватил второй, точно так, как хватал за костюм Брауна, как совсем недавно схватил его и швырнул в яму. Коллин была права. Он и правда жалеет, что Браун умер, но ведь этот человек был уже немолод и прожил жизнь значительно лучше, чем того заслуживал.

Тео рассчитывал, что ему понадобится не больше минуты, чтобы переложить деньги из машины в тележку. Но мешков в багажнике оказалось так много! На втором мешке шнур, стягивавший его горловину, распустился, и пачки денег высыпались в багажник. Музыка на площади зазвучала громче, и гулкий взрыв ослепил толпу яркими синими и белыми вспышками. Тео запихивал деньги обратно в мешок, растрачивая бесценное время. Толпа громко охала и ахала, синие огни засверкали снова. Придется оставить этот мешок в багажнике. Тео потянулся за следующим, а синий свет как-то странно ударил ему прямо в лицо. Тео повернул голову и вгляделся в противоположный конец площади: вращался синий фонарь, вспыхивали сигнальные огни на крыше полицейской машины.

Он уже мчался к мосткам, оставив позади мешки с деньгами, когда увидел, как вторая патрульная машина въезжает на площадь. Он нажал кнопку ворот, бегом спустился в док, отпер штурвал и на полном ходу вылетел на середину реки. Без денег. «Проснись! Полудурок!» – кричали ему с других лодок, когда Тео петлял между ними. Он все выбросил за борт – свой сорокапятник – подарок отца в день, когда он получил сержантское звание, кобуру из телячьей кожи, сотовый телефон и наручники. Швырнул в свою школьную спортивную сумку резиновую маску, листки с телефонными номерами и инструкциями Джексону и все это, вместе с якорем, тоже выкинул за борт.

Когда он стал незаметен в мешанине лодок, он заглушил мотор – слишком резко, так что обратная волна перекатилась через корму, пролив на дно лодки несколько дюймов воды. «Мудак!» – крикнул ему парень из соседней лодки и швырнул в него бутылку из-под пива. Бутылка разбилась о нос суденышка.

Тео направил лодку к берегу и переключил двигатель на холостой ход. В небо взлетели сразу четыре ракеты и взорвались огненно-красными фонтанами одна за другой. Синие и красные огни засверкали на площади. Искаженная репродукторами рок-музыка неслась над водой. Когда Тео нагнулся под штурвал – взять бинокль, он с удивлением обнаружил, что сжимает в левой руке пачку двадцаток – две тысячи долларов. Он понюхал деньги. Бывшие в употреблении купюры. Самый возбуждающий запах из всех, что он знал. Он быстро перелистал бумажки большим пальцем, потом прикусил пачку зубами. Когда он бросил деньги в воду, сердце его едва не разорвалось.

Тео поднес бинокль к глазам, поправил фокус. Копам понадобится несколько минут, чтобы взять катер. У него есть время подумать. А у них не будет времени опросить сотни людей в лодках, пьяных и воинственно настроенных белых бедняков из Нью-Джерси, жителей приречных трущоб. Тео вполне может незаметно подойти к берегу вместе с любой лодкой из тех, что сейчас болтаются на реке.

Он навел бинокль на две полицейские машины, но они вовсе не стояли рядом с «бьюиком». Они не шарили прожекторами по реке. Обе машины стояли у противоположного конца площади. Двое полицейских удерживали толпу, другой указывал машине «скорой помощи», куда сдать задом. Все они стояли у стенки, где подростки катались на скейтбордах, и Тео в бинокль разглядел, что один парнишка в джинсах с болтающимися вокруг ног штанинами лежит на бетоне у ее подножия.

Джексон по-прежнему статуей стоял посреди площади, играя в гляделки с девушкой в справочном бюро.

А у «бьюика», вокруг багажника, собиралась толпа, человек десять-пятнадцать; они отталкивали друг друга локтями, чтобы хоть одним глазком увидеть – единственный раз за всю свою неудачно прожитую жизнь – восемнадцать с половиной миллионов зеленых.

Лодка Тео чуть не перевернулась, когда он принялся хватать горстями черную речную воду, но пачка двадцатидолларовых банкнот уже пошла ко дну.

На руках Коллин остались пятна ржавчины. Горьковатый запах ржавого железа, казалось, щекочет не только ноздри, но и носовые пазухи. Тео набрызгал немножко масла в замок, но за цепь никто не брался уже много лет. Коллин воспользовалась старой полицейской отмычкой мужа, завела машину внутрь и снова заперла цепь.

Она вытерла руки макдоналдсовской салфеткой и сквозь ветровое стекло смотрела, как огни фейерверка отражаются от волнистой поверхности воды. Большая яхта шла вниз по течению по самой середине реки. Восторженные вопли неслись к берегу над холодной водой. Над палубой яхты, по всему периметру, горели бумажные фонарики жемчужного цвета, полые, хрупкие. Коллин услышала, как хлопнула пробка от бутылки с шампанским. Услышала смех. Ей были слышны веселые возгласы, звон бокалов, влажное чмоканье поцелуев, всплеск падающих в хрустальные бокалы с коктейлем ягод клубники. Ей даже слышно было, как чья-то рука гладит чьи-то волосы, как учащается биение сердец, а дыхание становится все глубже.

Следующая вспышка озарила небольшую моторку, идущую прямо к ней. Как было запланировано, она дважды мигнула фарами. Открыла багажник и вышла из машины на растрескавшийся бетон заброшенного причала для яхт.

В последний раз они были здесь двадцать семь лет назад, когда Тео разбил отцовскую яхту. Причал часто использовался и содержался в полном порядке. Но в восьмидесятые годы, когда любой и каждый мог позволить себе покупку яхты, к большой марине пристроили пристань для общественного пользования, и этот причал оказался не нужен. Его оградили цепью и оставили разрушаться.

Треск шести взрывов подряд огласил округу, и ночь озарилась цветными огнями, яркими, как огни прожекторов. Коллин увидела в лодке мужа, поспешно приближавшегося к ней. Тут в небе расцвел огромный цветок и по его краям закружились яркие разноцветные огоньки: это был грандиозный финал красно-бело-синего Дня поминовения, столь же безрадостного, как настроение, в каком просыпаешься перед телевизором в два часа ночи под звуки гимна и видишь на экране развевающийся по ветру звездный американский флаг.

Тео подплыл слишком быстро, нос лодки заскрежетал о причал. Один взгляд на мужа – и Коллин поняла, что денег он не получил. У них никогда не будет денег.

– Пришлось все отменить.

Тео тяжело дышал, выбираясь из лодки. Лодка не оседала под тяжестью бельевых мешков. В ней не было ни одного бельевого мешка. Ни одного. Он не поднимал на жену глаз.

– Мы ничего не смогли бы сделать.

Его трясло.

– Никто ничего не смог бы сделать. Проклятые мальчишки.

Он выдернул затычку в дне лодки, и вода стала быстро заполнять суденышко. Тео шлепал по воде, доходившей ему до колен, разворачивая лодку носом к середине реки. Мотор работал на холостом ходу. Освободив штурвал, Тео запустил лодку на полный. Ту самую лодку, из-за которой они заложили свои обручальные кольца. Она уже погружалась в воду, тяжело удаляясь от берега.

Двадцать семь лет назад Коллин стояла на этом самом месте, где стоит сейчас. Рядом с ней был Малкольм, и они смотрели, как Тео подходит к ним на яхте, скользя на большой скорости то в одну сторону, то в другую, вздымая фонтаны брызг за кормой. Он описал широкую дугу, чтобы, подходя к пристани, обдать брызгами Коллин с Малкольмом, но подогнал яхту слишком близко к бетонному причалу, отлого спускавшемуся под воду. Тео крутанул штурвал влево, и Коллин отскочила назад, чтобы не попасть под фонтан брызг, но Малкольм, не дрогнув, остался стоять на месте. Когда Тео повернул перед ними яхту, край причала врезался в ее дно. Звук был такой, словно огромный деревянный ящик упал с самого верха подъемного крана на мостовую. Тео выбросило с судна, как из пушки. Он упал в воду ногами вперед. Лакированная кормовая доска красного дерева с надписью «Радость Тео» оторвалась и, прежде чем лечь плашмя на воду, взлетела высоко в воздух. Двигатель замер, и по поверхности воды радужными полосами стало растекаться бензиновое пятно. В наступившей тишине Коллин решила, что Тео погиб. Вода тихо заполняла яхту, скоро над поверхностью остались видны лишь лобовое стекло и верхушки серых кожаных сидений. Потом показалась голова Тео, плывущего к берегу. Встав на ноги там, где вода была ему по грудь, он крикнул:

– Этот чертов двигатель опять заглох, пап. Радуйся, что я вообще жив остался!

А сейчас Тео выбирался из воды на берег.

– Гребаные мальчишки. Чертовы безмозглые скейтбордисты. Недоростки. – Тео быстро прошел мимо жены, шлепая мокрыми башмаками по бетону. – Неуправляемые. Я всегда это говорил. Ты знаешь. Они все еще до шестнадцати в тюрьму попадут. – Лицо у него было красным от ярости. – А на чей счет они живут всю свою никчемную жизнь? Правильно. Сорок косых в год – вот во что обходится держать таких под замком.

Тео уже стоял у машины. Коллин осторожно ступала по растрескавшимся бетонным плитам, перешагивая через сухие водоросли и сорняки, через отбитые горлышки пивных бутылок.

– Давай скорей, – торопил ее Тео. – Завтра вечером мы опять поедем. Я все уже продумал. Здесь ничего хорошего не получится. Но ниже по берегу, ближе к тому месту, где мы его похоронили. Это огромная куча мелких денег. Ты просто не поверишь, сколько там мешков – дюжина, если не больше. Я уже в руках их держал. А тяжесть какая! Господь Всемогущий! Завтра вечером. Впрочем, нам понадобится машина. Напрокат больше брать не будем. Я достану.

Коллин включила двигатель и вывернула на дорогу. Дороги-то здесь почти не осталось, так она заросла сорняками. Машина буквально ползла сквозь тьму, сквозь черные как смоль лесные заросли по обеим сторонам пути.

– Да им вообще нельзя было там на скейтбордах кататься. Родители того парнишки иск против городских властей подадут на миллионы баксов. – Тео ударил ладонью по приборной панели. – Подонки гребаные!

Фары высветили провисшую цепь. Тео сорвал отмычку, на шнурке свисавшую с зажигалки.

Когда она подумала, что Тео погиб – в тот единственный момент тишины, двадцать семь лет назад, когда яхта Малкольма наполнялась речной водой (им с Тео было по восемнадцать лет, в то лето они окончили школу, Коллин уезжала в Провиденс-колледж, Тео – в Полицейскую академию, он, в страхе ее потерять, просил ее выйти за него замуж, а она согласилась, не дав себе труда подумать всерьез), – так вот, когда она решила, что он погиб, она ощутила едва заметное, словно легкое дыхание, чувство облегчения: она была загнана в угол, а теперь она сможет начать все с начала. Утрата, печаль, траур – какой шик! К этой цели она всегда стремилась – обладать какой-нибудь необычной «валютой», которая выделит ее среди других девушек в колледже. Ее первая, еще школьная любовь, ее жених, ее первый и единственный возлюбленный трагически погиб на потерпевшей крушение яхте! Сквозь душу Коллин будет литься мощный эмоциональный поток, что вызовет к ней сочувственное уважение всех окружающих.

Тео наклонился над цепью перед машиной, и когда взял в руки замок, в лица им ударил ослепительный свет. Коллин подняла к лицу руки, защищая глаза. Глядя в щелку между руками, она не могла даже разглядеть Тео из-за яростного света, бившего в грязное ветровое стекло. Из портативного мегафона прогремел мужской голос: «Раскрыть и показать руки! Не двигаться! ФБР!» Первое, что пришло в голову Коллин, было: «Хорошо бы, они не так шумели, чтобы никто не знал, что тут происходит».

Они окружили машину. Дверь с ее стороны резко открылась. Прежде чем она поняла, что произошло, она уже стояла снаружи, опираясь ладонями о крышу «мерседеса». Чужие руки быстро ощупали ее тело. Фонари шарили под сиденьями. Распахнулся багажник. И бардачок. Ее куртка. Все было распахнуто. Раскрыто.

Тут она услышала голос мужа:

– Это немного неловко получается. Даже удивительно, в нашем-то веке, в наши дни. Если вам надо объяснять, чем занимаются мужчина и женщина в машине на берегу реки, при свете фейерверка, тогда я уж и не знаю что!

Коллин всматривалась в ярко освещенное пространство. Силуэты мужчин безостановочно возникали из темноты. Десятки. Тридцать, а то и пятьдесят мужчин.

– Я сам полицейский. Бывший, – сказал Тео. – Тринадцать лет отслужил. На пенсии по нетрудоспособности. У меня есть ключ. Мы сюда приезжаем время от времени. Вот, видите? У меня ключ. Нет проблем. – И он продолжал: – Если бы только можно было это дело замять. Чтобы все по-тихому. Я был бы благодарен, если бы моя жена не узнала. Или – еще важнее – ее муж. Который ее колотит. – Тео ткнул большим пальцем в ее сторону. Голос его звучал доверительно и искренне, как в ночной беседе по душам в их собственной спальне.

Машины подъезжали все ближе. Коллин чувствовала жар, идущий от их двигателей.

– Только тут игра стоит свеч, скажу я вам про эту девочку. – Он понизил голос, будто его слушали не сотня с лишним мужчин, мужчин, лица которых оставались в тени, которые оглядывали ее с ног до головы.

– Как это попало к вам в карман? – спросил у Тео один из них.

– Ох ты Господи! Да он у меня уже много лет. Я до недавнего времени в ихней безопасности работал. Начальствовал там. А идти туда, если надумаете поменять работу, я бы вам не рекомендовал.

Коллин увидела, что фэбээровец держит в руке пустой зажим для денег, так чтобы он был виден в ярком свете.

– Где Стона Браун?

– Кто?

Она так надеялась, что деньги смогут прогнать эту страшную пустоту. Коллин пыталась ногтями удержаться за крышу машины, сцарапывая с нее краску, пыталась удержать свое тело, ведь оно стало таким пустым, что эта полая женщина могла схлопнуться в любую минуту, как полый бумажный фонарик.

– Что вы тут делаете? – спросил у Коллин другой мужчина.

Они уводили ее мужа.

– Где Стона Браун? – резко спросил мужчина.

– Вы не за тех нас принимаете.

В доме царила напряженная, застывшая тишина. Нанни приняла душ. Выщипала пинцетом волоски с подбородка, подправила брови, подкрасила глаза и губы. Надела синие брюки от Армани, белый топ в рубчик и золотой кулон от Тиффани – все эти вещи были подарками Стоны. Он будет изможден и голоден. Захочет принять душ. Прежде чем отправиться спать, он станет настаивать, чтобы его секретарь, Мэрилин, ввела его в курс дела. Нанни надеялась, что он возьмет отпуск, хотя бы на несколько дней. Она уже договорилась с Брэдфордом Россом, чтобы тот не допускал к Стоне журналистов.

Нанни сидела в гостиной, в кресле с гнутой деревянной спинкой, и смотрела в столовую, на четверых оставшихся там мужчин. Все остальные, кроме полицейского из местного участка, дежурящего в машине у въезда в аллею, разъехались по разным местам центрального и северного Джерси. Джексон отправился передать выкуп. Четверо мужчин сидели за ее обеденным столом: двое в наушниках, двое – без. Сплетни и разговоры о спорте прекратились. Абсолютная тишина. Холодильник замолк, и тишина стала еще плотнее.

Нанни чувствовала себя освеженной. Голова была ясной – исчезли беспросветный ужас, гнетущий страх, омрачавший ее мысли, преследовавший ее, словно бессонница, последние трое суток. Она – чистая и нарядная, она готова к возвращению Стоны. Как только он войдет в дверь, она обнимет его и поцелует в заросшие щетиной щеки, а потом выкинет этих фэбээровцев вон, вместе со всем их оборудованием. А рано утром, когда Стона еще будет спать, она вызовет к ним уборщиц из фирмы «Веселые служанки» – целую дюжину уборщиц, и они все сделают быстро, чисто и тихо.

Люстра над столом была притушена. Один из мужчин громко выдохнул воздух, скрестил на груди руки и уставился в какую-то точку на стене. Зашуршала журнальная страница. Скрипнул стул.

Нанни окружало нежное облачко духов. Она взяла «Исси Мийаки», которыми всегда пользовалась, когда они уезжали в отпуск. Это был аромат Прайано, Таити, аромат открытия подземелий в замках крестоносцев на побережье Турции, отдыха в гамаке под пальмой на острове Сен-Барт. Нанни сейчас в самой лучшей своей форме. Она встретит возвратившегося мужа так, как он и не ожидает, он даже не подозревает, что именно это ему и нужно.

Один из мужчин в столовой что-то молча писал, и она чувствовала – все они чувствовали, – что где-то в другом месте происходит что-то огромное, важное и все они в этом участвуют. Казалось, они все ощущают, что их молчание, их напряженность могут каким-то образом положительно повлиять на результат и опасаются, что их обычный грубый юмор и пустая болтовня могут пустить все предприятие под откос.

А еще Нанни боялась, что ее собственные мысли могут заставить дела пойти не лучшим образом. Она была напугана переменой, произошедшей в ней, переменой, за которую она возненавидела себя. Неужели ее любовь к мужу уменьшилась с того пятничного утра? Если ты доверяешься кому-то, это делает тебя уязвимой, сказала она Джейн. Взаимоотношения строятся на целой цепи открытий. Или – обманов? Неужели ее любовь к Стоне росла с годами из-за того, чего она не знала? Неужели ее разочарование вернулось из-за того, что его могли похитить за Оуквилль? Как же ей, Нанни, примириться с ситуацией, когда ее любовь к мужу требует, чтобы она сделала все для его спасения, а ее непоколебимая лояльность к его репутации в обществе не позволяет ей сообщить фэбээровцам то, что ей известно? Ответов на эти вопросы у нее не было. Сам факт, что в этот вечер, в своей гостиной, она вообще способна задавать себе эти вопросы, вызывал у нее отвращение к себе, а поэтому и к Стоне.

Но по крайней мере, в кухне было чисто. И в спальне. Вместе с Джейн они поменяли постельное белье. Нанни перенесла тумбочку мужа в комнату для гостей – пусть проветрится – и заменила ее своей. Теплый вечерний воздух омывал их кровать.