Текст книги "Каждый сам себе дурак"

Автор книги: Кирилл Туровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

13

Теперь я живу в Орехово. Это на юге Большого города, что хуже. Энтузиазм и вера в свои потуги на реальную жизнь отчаливают вместе с лучами солнца. Чем больше припекает – тем меньше энтузиазма.

Кстати, некоторые из моих знакомых даже выразили удивление, что, съехав от Лали, я остался жив-здоров-целехонек. Что ж, вполне резонно.

А я весьма необычно отвлечься попытался. Шляться по мюзиклам и театрам – вот на что я подсел, с тех пор как стал жить один.

Бросок за броском, так-таки и обошел почти все театры Большого Города. Я не вру. Я даже спецом их метил в одной из своих тетрадочек на последней страничке. Какой-никакой кретинский, а все же личный повод для гордости. Хоть что-то.

Обычно с утра я смотрел в окно. Там все двигалось, мельтешило, шумело. Особи выпрыгивали на улицы и, вдохновленные своими иллюзняками, вопили: «Мир прекрасен! Вот еще один чудный денек!». И мчались особи, набрасывались друг на друга в метро, магазинах и офисах… Где угодно. Лишь бы подмять себе подобного.

А я вечерами с упорством конченого на все четыре головы продолжал посещать театральные представления. Мир – это Мир или театр? Я – это «Я» или зритель? Я высасывал из театров их репертуары, как губка. Может, теперь хоть что-нибудь пойму?

Глупо покупал «Ваш Досуг» или «Афишу» и смотрел, какие спектакли еще не видел, какие театры еще не посетил. Устав выбирать, тыкал ручкой наугад и валил туда, куда мне подсказывали современные Мойры. Да, впрочем, все равно что смотреть, главное – прочувствовать, каково это быть в молчаливой толпе особей. Ну, в зале зрительном. Иногда даже казалось, что мир подобрел, а люди ВСЕ поняли. Да бесполезно. Это по определению невозможно. Все одиночки…

После просмотра парада в окне, рассматриваю уже в зеркале себя. Насколько я за сутки подызменился.

Затем бессмысленная личная гигиена. Прихорашиваюсь, вылизываюсь, улыбаюсь.

Врубаю радиостэйшен. Чем меня порадуют?

Там типа поют, что этот мир придуман не нами, этот мир придуман не мной. По крайней мере так стонет неприятный женский басок. Ясно, что-то просекать начала, что типа не так что-то. Понимает и стонет, понимает и стонет. Этот песняк крутят раз десять на дню. Типа как всё – мистификация, объясняют.

Перед выходом в театр готовлю себе чиповую китайскую лапшу. Пока она быстрехонько заваривается, рассматриваю живопись на этикетке. Там и курятинка, и грибы и свежие овощи. Заманчивая перспектива в плане хавки. Но сколько я ни ждал, куриный окорочок и шампиньоны никак не хотели выплывать из-под желтых разбухающих червячков. Неужели опять околпачили? Может, стоит прокипятить?

Кипятил минут тридцать. Бесполезно, не выплыло ничего, что обещала мне столь красивая этикетка. Может, этикетку вырезать и заехать к китайцам при случае, порасспрашивать, как иероглифы, может, правильно расставить? Чтоб птица выплыла все-таки из-под вермишели? Но скорей всего узкоглазые меня обманули и не зря их Рассел в «Скинах» мочил по полной, этих обезьян.

Огорченный, снова к радиостэйшену внимание обозначил. А там какая-то расстроенная особь под легкую музыку в поэтической манере плакалась о своем теперь уже безвозвратно потерянном мужике, который, несмотря на то что плотно с ней сталкивался с большим удовольствием, взял да и смылся. И теперь она, наивная, не придумала ничего лучше, как свой бедой с другими делиться.

Чтобы не слышать ее стенания и душераздирающие требования, чтобы он, мужик этот самый, вернулся, провернул настройку FM дальше. Там информационный блок:

– Итак, начинаем новую радиовикторину под названием «Оракул» – последнее слово было выделено интонацией. – Условия игры таковы. Все мы знаем об очередном кризисе в Персидском заливе. Непобедимая армада кораблей США готовится нанести сокрушительный удар по Ираку. Итак, слушайте внимательно и не говорите потом, что не слышали. Скоро США нанесет ядерный удар по Ираку, Ирак в ответ откинет ядерный удар по Израилю. Теперь главный вопрос нашей радиовикторины: по какой стране нанесет ядерный удар Израиль? Догадались? Кто догадался, пусть присылает нам на мэйлы, звонит нам на автоответчик до двенадцати часов ночи, когда истекает предъявленный Штатами ультиматум. Первые десять счастливчиков получат призы: диски с познавательным фильмом «Лица смерти», предоставленные нам студией «Союз», нашим генеральным спонсором. А пока послушаем старую добрую группу «Sex Pistols», неизвестный вариант известной песни, под новым названием «God, save the teens».

Решил не звонить, так как такой диск, конечно, у меня уже был, да и наверняка там уже кучей придурков все линии заняты.

Взял ручку, «Афишу» и ткнул наудачу в театральный раздел. Типа как своего рода рулеточку крутанул. Что там? И здесь крайняя неудача: выпал театр «Сатирикон». И теперь, по мною же самим установленным правилам, я обречен был туда идти.

На улице гул. Гул Большого Города. Высокие, мрачные дома, и у каждого свое сердце. Внутри домов копошатся неизбежные особи вместе с их бестолковыми проблемами, горестями и болячками. Прячутся и пересчитывают украденные денежки. А дома молчат и никогда ничего не скажут. Когда-нибудь небо скажет обо всех.

Без происшествий добрался до Марьиной Рощи. Говорят, здесь в начале века был наираскуражнейший райончик с притонами и шалавами. Самым центровым местным «Мулен Ружем» Марья некая и разруливала. Веселый раньше был район. А теперь здесь «Сатирикон».

Около входа в театр на меня поднасела куча коммеров, предлагающих тикеты по крышесносящим прайсам. Я отказался и в кассе оформил въездную визу в рай.

«Райкин» – виднелась повсюду странноватая надпись. Или «Рай-кин». Я подумал, что по-любому ошибка, и уж коли здесь вход в некоторый рай, то надо было написать «Рай-in». Вот тогда бы все было понятно. Но сведущие люди в кассе доходчиво объяснили мне, что это псевдоним того самого уродца, чья страшная фотография бекренилась повсюду. Тогда я понял, что он имел в виду под своим псевдонимом. «Рай-king». То есть Король Рая. Вот как скромно затирал он нам, театралам. Говорят, это повелось еще с его предка, который тоже пытался смешить окружающих во времена СССР, когда чувство юмора было особенным. Теперь его сын подхватил псевдоним, как эстафетную палочку, и за деньги демонстрировал желающим свои гуимпленистые ухмылки. Билеты, кстати, в партер оказались дороговаты. Но уж ладно, повелся, раскошелился.

Предъявил тикет. Пустили.

Особей – тьма. Снова подрастерялся. Я-то сегодня приперся сюда исключительно из-за случайного выбора моей театральной рулеточки. А эти-то что сюда прискотинились? Уж наверняка в других театрах идут более достойные спектакли.

В зале было очень ярко. Особи рассаживались и обсуждали предстоящее, тычась в программки. А я даже не стал узнавать прозвище занудства, которое мне предстояло черпануть. Это все равно бы ничего не изменило.

Тут пробили три колокола, свет стал меркнуть, охранники засардинили отстающих в темнеющую бочку зала. Свет погас окончательно, и все заткнулись.

Происходящее на сцене напомнило мне нечто подобное из истории. Средние века, Карнавал, принцессы, трубадуры, поэтические турниры и куртуазные романы. Во время Карнавала устраивали особый Корабль Дураков. История повторяется, все совпадает. Только на этот раз на нашем погасшем во мраке невиданном корабле за главаря был не князь дураков, а Король Рая. Так он сам себя окрестил, этот уважаемый господин.

На сцене тем временем зажглись огни Святого Эльма, и сбоку, из главной каюты, высунулась перекошенная в лучезарной улыбке рожа Рай-кина, Короля Рая. Тут уж все дураки, спресованные в зале-трюме нашей галерки, захлопали в ладони, забили в там-тамы, кто-то хлопнул петарду, а некоторые даже взвыли от радости лицезрения Рай-кина. Простофили искренне надеялись, что в течение ближайших двух часов Король не оставит их без внимания и авось поможет им пробраться к себе, в Рай.

Между тем этот самый Король, похожий больше на обезьяну, кривлялся как мог, отрабатывая кэш, вложенный за представление в кассе. Существо поднимало во все стороны свои конечности, мотало приделанным хвостом, скакало и щерилось, ублажая своих подданных, зрителей. Большинство же зрителей, заранее приложившись в баре к спиртному, готовы были внимать чему угодно.

Первым делом Король Рая, а по совместительству и художественный руководитель этого театра, в псевдооткровенном порыве принялся рассказывать различные скабрезные гаденькие истории, которые удачно наслоились на него по ходу жизни. Сам же себе глупо подхихикивал типа как поглощенный своей нудятиной. Даже несмотря на то что рассказывал ее в тысячный раз. А зевакам что? Они поддерживали его как могли. После каждой притянутой за уши шутки ржали, как бы показывая друг другу, что типа и они секут все фишки тончайшего юмора Рай-кина.

Прислушался и я.

Однако, он рассказывал абсолютно то же самое, что я уже слышал лет семь назад в Самом Западном Городе, куда меня закинуло с родаками на предыдущем витке жизни. Да и по ящику я еще это же выступление видел неоднократно. Видимо, Король Рая выступает с одной и той же программой целые десятилетия, выдумать ничего нового не может. А зеваки, кстати, притворялись, мол, не успели еще раньше посмотреть его шнягу, все подбадривали его смешками, подбадривали.

После ошеломительного в определенном смысле выступления Рай-кина, собственно, началось и само представление. Кроме, обезьяны, ну Рай-кина, чем-то очень сильно смахивающего на Крик-орова, только раза в два меньше, повылезали на сцену и его придворные актеры. Они активно начали раскручивать какую-то нелепую интрижку. Типа как действие, пьеса, развлекалово.

Когда, по их мнению, наступал смешной момент, Король с придворными сами же и смеяться первыми начинали, чтобы показать дурачью в зале-трюме, где зарыта кладезь сатиры. Среди шестерок я присек и Ника Фоменко, того парня, который прославился рекламой компьютеров и электронных игр. Конечно, было немного обидно за Петрония, чье замечательное произведение «Сатирикон» они к своему свинству подтянули.

Вокруг, понятно, «чужие» повсюду во мраке. Сидят, типа как наслаждаются. Им и по барабану-то, что смотреть. Наверное, себе доказать пытаются, что пунктиры в башке еще щелкают. Эх, сейчас бы сюда напалмом… Может, тогда бы они хоть что-нибудь поняли.

А меня уже по полной развезло. Я даже почувствовал себя стопроцентно спрятанным от мира в этой темноте. Ну хотя бы на два часа. А уж потом можно обозначиться опять в мире и наивно поинтересоваться, не подобрел ли он за столь короткое время? Когда пошли рапсодии Листа, я закрыл глаза. Теперь свет не зажгут никогда.

– А, все вы сволочи! – раздался юный женский голос со сцены. Я обратно в мир брякнулся, задергался спросонья. Хоть кто-то ВСЕ понял. Девушка с вызовом смотрела на соратников и зрителей. Но, блин, это была часть постановки. Я-то думал – импровизация.

Сразу после этого меня стало в стремки швырять и загрузы всякие. Это потому, что я сидел неподалеку от сцены. А так как никаких заграждений подобно зоопарковым не было, обезьяна могла, огуимпленившись до последнего предела, броситься в зал. На всякий пожарный я даже переставил одну ногу в проход, чтоб в случае такого расклада рвать когти.

Изредка чудо прерывалось жидкими аплодисментами и воплями «Бис!». Так здесь было принято. На что, бакланившиеся на сцене, кланялись и смущенно мотали бошками. Еще в зал порядком насардинилось фанов одной известной поп-группы, и они время от времени требовали выпустить их команду на сцену. «Браво! Браво!» – так они скандировали.

В зале-трюме преобладали особи мужского и женского пола попарно. Парни дружно грузанулись в объятия Морфея, а самки притворялись внимательными и вымучивали воодушевленное выражение лиц. Месиво потело и иногда кряхтело. Иногда кто-нибудь самый отчаянный кашлял. Тогда все, сплотившись в едином духовном порыве против негодяя, шипели на него, советовали в каком направлении ему лучше идти, обещали расправиться с ним после спектакля и проанализировать, какого цвета у него внутренности.

Сижу, наблюдаю, слушаю.

А тут грозное рычание раздалось на весь зал. Эге, просек я, это, видать, обезьяна со сцены издает свой звериный боевой клич. Сейчас наверняка обнажит свои клыки и когти, ринется в зал в атаку. Я переставил и вторую ногу в проход и стал как дурак просить у всепрощающего Создателя хэлпа. Даже пообещал ему мысленно, что коли выберусь из бойни живым, сожгу столько воска, сколько еще никто не сжигал. А если и этого беззаветного поступка ему будет маловато, готов сжечь в его славу хоть весь музей восковых фигур.

Но тут заметил, что грозное рычание неслось вовсе не со стороны Короля Рая. Вот так да! Это храпел мужик рядом со мной. Его спутница, смущенная таким поведением, стала что-то шептать ему в боковое отверстие головы и щипала за нижнюю лапу. Я тоже ткнул его в ребра.

– А? Что? Уже конец? – с надеждой очнулся наш приятель.

– Вы могли бы потише храпеть? – обломал я его. – Вы мешаете всем наблюдать за чудом.

Еще поражало стадное чувство особей. Стоило одному из стада забиться в аплодисментах, как остальные в момент подхватывали его хлопки и яростно выражали свое полное одобрение выходкам на сцене.

Я тоже решил порезвиться с «чужими». В самый неподходящий момент я громко забил в ладоши и торжественно закричал первый пришедший мне в голову лозунг: «Еху! Еху!». Наверное, я вспомнил четвертое путешествие Гулливера. В плане театральных лозунгов я придумал нечто новое. Разбуженные моим криком испуганно озирались. А спустя мгновение стали послушно отбивать себе ладони. Некоторые, спросонья не разобравшись, тоже принялись вопить: «Еху! Еху!».

А актеры все кланялись, кланялись.

Однако чудо закончилось. И люди, довольные, швыряли на сцену букеты, корзины с цветами и даже съестное – томаты и яйца. Одна женщина, словно в помешательстве, даже швырнула свой грязный лифон с желтыми разводами. Видимо, special for Рай-king…

А актеры все кланялись, кланялись.

– Какой прекрасный спектакль, дорогая! – вскрикнул рядом со мной тот самый мужик, который весь спектакль сквозь сон издавал грозное рычание. После этого он воспользовался предлогом и звучно поцеловал свою самку в кадык. В ответ она его тоже облизнула, и мы разбежались. Каждый в свою сторону гардероба и бреда.

Я не успел выхватить свою одежонку вперед всех, пришлось встать в очередь. Ладно, чего, я подожду.

Красивых девок в очереди было видимо-невидимо. И многие без парней, одинокие. А денежек-то у меня с собой маловато. Жалко на них раскошеливаться. Типа как видит око, да кошелек неймет. Не взял с собой побольше, дебил.

Особи спешно разбирали верхнюю одежду, попутно выражая друг другу свое глубочайшее восхищение незабываемой пластикой обезьяны и закрученной фабулой зрелища. Особенно старались не попасть впросак именно те субъекты, кто весь спектакль сквозь сон издавал рычание.

А девок действительно было много. Откуда только взялись в таком количестве… Молоденькие, совсем тиновые овечки. Конечно, было бы весьма по мазе посмотреть, как они умеют блеять. Но, блин, чтоб реализовать такие помыслы, требовалось немало шажков сделать. Ну, для окучивания тинэйджера. Говорить всякую ересь, в клуб вести тратиться, если совсем свихнуться, можно ему, тинэйджеру, глупому-юному, цветочков каких впарить. Говорят, так скорей на психику действует. И все для того, чтобы продемонстрировать овце, какой ты славный и распрекрасный, как уверенно и гордо ты гарцуешь в своем жизненном трипе. И все для чего? Все лишь для того, чтоб поближе рассмотреть, как она умеет блеять. Чепухень!

Я даже хотел подойти к какой-нибудь симпатичной овце и сказать ей, что неохота мне шажки эти делать и кэшировать, чтоб ей понравиться. Не хочу, мол, иллюзии лепить и предлагаю просто перепихнуться на быстрячках с такой расчудесной синьорой. Как кого зовут – без разницы, можно даже вообще не разговаривать, а поехать в волшебное сказочное путешествие ко мне домой. И там мы лихо и плотно схлестнемся в чудном животном порыве да и разбежимся поутру в разные стороны.

Вот так я размышлял, пока стоял в очереди за одежонкой. Затем подошла моя очередь, я последний раз глянул на потенциальных кандидаток, которые могли поблеять. Да лень, как всегда, обуяла. Да и стоила ли овчинка выделки?

Я выбрался из трюма под синее небо, в котором все так же блестели разбитые кусочки стекла. Как всегда, ничего не изменилось. Мы выплескивались из трюма и разбегались каждый в себя, в свою собственную выдуманную фантазию. Под гудки машин и гул Большого Города, под шелест полумертвых деревьев и плакатов. Мы «чужие», особи, одиночки, бабочки.

Но когда-нибудь небо скажет обо всех.

14

Все-таки после Академии Философии из-за гребаной Могилы у меня осталась какая-то сумбурная тяга к получению и анализу информации. От скуки я снова погрузился в исследование творчества знакового греческого общественного деятеля Герострата. Как мало первоисточников! Немного у греков, еще меньше у римлян. Первое упоминание – древнегреческий историк Феолен, четвертый век до нашей эры.

И это о том человеке, который раньше всех все понял и попытался все объяснить. Но, опять же мучился я, почему он, ликвидировав храм Артемиды в Эфесе, не разобрался со всеми остальными чудесами света? Надо отметить, что наглядная и практичная философия Герострата очень органично подходила к моей статье «Шоковое столкновение «Я» и «чужих» – единственно возможный путь продолжения существования».

В середине двадцатого века французы выдвинули свою концепцию относительно этого известного деятеля. Сразу надо отметить, весьма сомнительную. Хотя один из экзистенциалистов, отдавая должное гению, называл его «черным алмазом прошлого». Но и в древних веках имя у него было весьма приличное. Герострат – Герой Стратосферы. Или же его имя было неким образом связано с тяжелыми наркотиками…

Если по разуму раскинуть, то получается, Герострат и был самым наипервейшим радикалом, задолго до всех облагороженных робеспьеров, рылеевых, кропоткиных и савинковых. Кроме всего прочего, Герострат, видимо, был еще и техническим гением. Благо про поджог храма – это все лабудень для быдла всякого, он уже тогда наверняка сек за пластит и все такое. Был бы он сейчас жив, мигом бы подъегорил Петра на Корабле, или Храм-Чернильницу, или пещеры на Манежной площади, или особей в театре каком. Сейчас бы он точно не растерялся.

Словом, вопросов было все больше. Где б что узнать-то еще? Раньше люди вообще интереснее жили. Целыми народами переползали с места на место, с континента на континент в поисках счастья. Убивали других тысячами. И куда ехали, к кому? Хотя вот и хороший пример: ханты, манси и венгры раньше вместе в тундре на севере животнились. Потом венгры все поняли и ушли в хорошие земли, в Европу. А ханты с манси так и остались на севере лед колотить, мерзнуть.

Чтобы заштриховать белые пятна в биографии Гера, я даже задумал поехать в библиотеку имени Ленина и там, может, что найти неизвестное в архивах. Понятно, я прозябал не в Греции, не в Италии и даже не во Франции, а в России. Но небольшая надежда на успех поиска все же была.

Прямо с утреца набил брюхо мясом мертвых зверушек. Набил плотно, чтоб посвятить своему замыслу весь день. Одновременно с поглощением мертвечины, впитывал информэйшен из TV и FM.

Там в правительстве рьяно спорили, где им в очередной раз поисторичней царскими костьми сырую землю удобрить. Мотали эти несчастные кости от Анадыри до Калининграда. И повсюду каждый губер вопил, что его регион самый наипредпочтительнейший. По ящику даже показали, как ЛДПР и «Единая Россия» в ГосДуме какую-то берцовую кость делили из императорской фамилии, обвиняя, понятно, конкурентов во всех смертных грехах. А там уже подтянулись многочисленные потомки царской семьи, требуя свою порцию костей. Словом, русская душа, как всегда, представала небывало загадочной.

Ладно, помониторил ящик и хватит.

Пора выплевываться и к билдингу библиотеки. Захватил свои обрывочные записи и фляжку с «Саузой». Решил в плане промежуточного холидея сегодня торжественно отобедать после библиотеки. Типа как несомненные успехи отметить. Конечно, еще вопрос, как «Сауза» на мой брэйн брякнется. А вот насчет грядущих успехов сомнений не было. И конечно, напрасняк.

Забрался в яму метро, гусеница вниз потащила. Решил доехать до центра, а там уж пешкарусом.

Особи вокруг меня были грустные, нахмуренные, насупленные, подозрительные, справедливо ожидавшие от попутчиков любой пакости. Из осторожного чувства личной безопасности они старались находиться от остальных подальше и не привлекать внимания резкими движениями. Из маскировки они все же вылазили из своей персональной раковины и уныло заводили шармотень типа хорошей погоды и все такое левое. Каждая особь волочила по жизни немыслимый груз забот, бед и предательств, который отчетливо проступал на их осунувшихся желто-красных дисках с вылепленным орнаментом органов чувств. Это были такие же нелепые особи, как и по всех точках земного шара. Каждый «чужой» тайком надеялся обмануть весь мир и с ревом вспрыгнуть на своего золотого барана. И понестись, понестись на нем на встречу с удачей, славой и счастьем, топча остальных. Я даже явственно почувствовал, как каждый «чужой» пылает лютой ненавистью к моему «Я».

Наконец электропоезд задергался и замер на моей станции. Я выбрался и даже хотел помахать остающимся плесневеть нагоне. Ну чтоб дать им хоть какую-нибудь пищу для размышлений. Или напугать.

Здание библиотеки было действительно впечатляющим. Значит, не зря мне наболтали. Монолитная архитектура, барельефы – уж наверняка внутри я найду тысячи книг, где все написано про Гера. Заодно там можно было подвыяснить еще одно дельце, которое я не успел прощупать в Академии. Слава ангелам, я добрался.

Но надо было быть поосторожнее. Около библиотеки особи что-то затевали. Перед зданием раскачивался громадный шатер. А что? Всякое бывает. Может, это посольство персидского шаха. Или татары вновь за данью приехали. Толпа что-то скандировала и явно готовилась сорвать покровы с шатра, в плане протестировать, что скрывается под ним. Я смекнул: основную массу особей представляют студенты гуманитарных вузов, смывшиеся с лекций под благовидным культурологическим предлогом. Их выдавало тупое выражение лиц, количество педерастов, а также та неуемная жажда, с какой они заливали в себя всевозможнейшие спиртные напитки.

Чуть позже я понял: это готовят к открытию монумент. Так было торжественно объявлено организаторами организаторами, которые отчаянно и безуспешно пытались упорядочить их оргию. Один молодой восхищенный до последнего предела зритель, аж упал в ноги закрытому покуда памятнику. От полноты чувств его даже стошнило. Другие же, более стойкие, отталкивали товарищей и вырывали у них из лап бутылки с алкашкой. Наконец людская карусель замерла. И кто-то типа как главный торжественно сорвал с монумента прикид. Ничего особенного. Там почти как живой сидел один из многочисленных классиков русской литературы.

– Ничто не задушит русскую культуру! – прокричал очередной нализавшийся и рухнул на уже нескольких лежащих своих товарищей.

На этом торжественная часть и закончилась.

А я, пробираясь сквозь празднующих, подгреб к билдингу библиотеки. На всех дверях висели таблички со стрелкой: «Вход рядом». Что ж, по ним и двинулся. Добрался в итоге до более крупной таблички, сообщающей:

«Уважаемые посетители! Библиотека имени Ленина закрыта для реконструкции. Приносим свои извинения. Ждем Вас через три месяца в новый развлекательно-торговый центр «Веселый поросенок».

Как оказалось, книжек здесь более не будет. Хорошее дело. Может, тоже огонек билдингу преподнести в презент, как раньше делалось? И куда вообще мне теперь со своими важными изысканиями идти?

Некуда. Я даже расстроился. В который раз меня постигла очередная неудача благодаря особям.

Можно было окончательно влезть внутрь самого себя, внутрь собственной спирали и раскрутить ее по максимуму. Дойти до предела и разлететься мелкими кусочками повсюду. Если б все так сделали, то и вся планетка кырдыкнулась. И может, далеко-далеко, за миллионы световых лет, чужие астрономы на чужой планете, настоящие создания, САМИ инопланетяне увидели бы маленькую-маленькую вспышку и обрадованно осознали бы, что мы никогда их не побеспокоим.

* * *

Если не сложилось отхватить знания в библиотеке, то стоило пойти по какому иному пути в плане духовного менеджмента, развития и получения внутренних импульсов.

Цепляю «Нокиа». Звоню.

– Извините, пожалуйста, Роман дома?

– Да, – проскрипел голос его разлюбезнейшей супруги, Милы. И передала ему трубку.

– Гнидин! – закричал я ему решительным тоном. – Я знаю, ты на глушняк задавлен жизнью, проблемами, своей психопатической женушкой, уже даже и не пытающейся биться за будущее. Но, думаю, в тебе еще сохранились небольшие потуги к чему-то такому непонятному, историчному, непознанному…

– Короче, – перебил он устало. – Чего надо?

– Пошли в Пушкинский музей изобразительных искусств сваляем. Ты мне там по че-как покажешь, расскажешь. Может, хоть что-то по жизни пойму. Ну, в художественно-историческом плане. А ты ж типа как малюешь, сечешь… – подлизнул я на всякий случай.

– А выпьем?

– За это можешь не беспокоиться. Все что хочешь.

Докалякались, как нам ловчей пересечься, нажал отбой. Теперь оставалось только прикончить немного времени.

Каждый день – очередное разочарование. Выбираешься на улицу, бредешь, перемешиваешься с ними и понимаешь – дело полная дрянь. Наверное, нужно попытаться вообще не дышать и не чувствовать, встать на четвереньки и тогда мое «Я» станет «особью на четвереньках. И однокорытникам моим представится возможность, ощущать себя круче. И каждый плывет в своем корыте и, столкнувшись с другим, сравнивает свои материальные ресурсы – корыто – с другим. И если корыто пореспектабельней – пятачок воротит. Когда погибает он, другие растаскивают его корыто на части. А итог у всех всегда один – разбитое корыто. Так как время, время, время.

Которое сейчас очень интересное. Ведь сейчас наша Раша с самой Америкой подружилась. Типа как торжественное духовное слияние народов. Если, конечно, такой термин возможен в случае с юсовцами. А получается США – самец, Россия – пьяная шалава, стелется, унижается. Самец кончает кредитами, а шалава визжит: «Да здравствует Доллар! Да здравствует Доллар!».

Ладно, хватит думать лишнего. Пора идти, растворяться в каше человеческого фарша, ждать Романа.

Повсюду, ясно, реклама беспонтовая.

«Что у нас сегодня на обед? Как всегда, куриные кубики «Gallina Blanca». Жри».

Плакат с изображением шикарной девки. Улыбается она, а рядом надпись: «Просто так». Наверное, эта барышня из той же развеселой команды, что и та, с плаката «Я люблю тебя». Но эта уже действовала более изощренно и о любви даже не заикалась. Хотя ни телефона, ни адреса опять же не было. Может, снова в «Желтых страницах» залукать?

Закурил, закутался в пальто и пошел дальше. Мимо блестящего Храма Чернильницы, у которого был большой купол и четыре поменьше. Видимо, для другой пасты. Чтоб у Бога был выбор поширше. А тут и уникальный звон раздался из-под желтых крышек.

С моста посмотрел на реку. Там плыл переполненный двухэтажный кораблик. Субъекты глазели во все стороны и щелкали фотиками. Я швырнул вниз окурок и – дальше.

Впереди на набережной Петрушка на Корабле. Смотрит дикими глазами и попирает твердыню.

Петрушка был закодирован по первому разряду. Под ним была надпись «Петр I». Петрушка был очень высокий. Да еще на Корабль взобрался. Однако в шутовской костюм украшен не был. Всего-навсего накидка типа персидской.

Радом с Петрушкой почему-то шведский флаг, который закреплен был неправильно, потому и смахивал на российский старый. У подножия носы маленьких корабликов. И старые российские флаги опять же на поверженных кораблях. Так это что Петрушка с нашими же кораблями расправился, что ли? Или снова непонятой какие, а?

Опять туплю. Это ж снова рекламка! Одноименных сигарет «Петр I». И носы корабликов с поверженными российскими флагами символизируют фильтрики сигарет. А полосы крест-накрест на флажках типа как опасно для здоровья. Крест, дескать. Хана. Минздрав, предупреждения и крестик на твоей уютной могилке.

Реклама, конечно, шикарная и дорогущая. Видимо, мазовый рекламодатель. Но однако, однако… Здесь меня как шторкануло!

Я задержал дыхание и стал вымаливать у Ноя прощения. Это не Петрушка на Корабле, не Петр I, не памятник. Это же Ной! Точно! Ковчег, кресты, паруса, все дела. Река опять же, на которой Ной с ковчегом потоп ждут.

Я судорожно стал искать лесенку, по которой я смог бы забраться к Ною, который определенно для спасения среди массы особей выбрал именно меня. Но растяпа Ной совершенно не подумал, как мне на ковчег забираться.

А вдруг где и моя промашка? Я начал вспоминать библейские мифы, уж не допустила ли моя голова где непростительную оплошность? А тут и река забурлила. Вот оно! Потоп! Сейчас всех затопит, и только «Я» и спасется у Ноя. Я даже посмеялся над кретинами, которые пытались спастись на прогулочных корабликах. Все-таки теперь я всех околпачу.

Река все бурлила. Я вроде даже увидал высунувшуюся голову гидры. А лестницы все не было. Беда.

В ковчеге наверняка бегают звери, над ним кружили птицы, вороны и голуби, спасавшиеся вместе с нами.

Я попробовал подпрыгнуть и привлечь внимание. Как же привлечь внимание зашифрованного Ноя?

И здесь меня осенило. Я вспомнил. Там же ясно сказано: каждой твари по паре. А я-то один. Без пары. Где ж по-бырому ее нарыть?

Я закричал Ною, чтоб без меня ни в коем случае не отчаливали.

И вперед по набережной. Искать особь в пару. Я что-то еще помню из мифов. Кажется, необходимо, чтобы тварь Евой звали. Иначе ничего не получится. Я знаю. Я помню.

Эх, и уплывем же мы. Ной, звери, птицы, обязательно пингвины, «Я» и тварь.

Мне даже все равно было, какого возраста и внешнего вида попадется Ева. Лишь бы лестница спустилась. Лишь бы уплыть. Искать.

– Ева? – спросил я у первой попавшейся помятой жизнью женщины лет сорока.

– Не-а, – ответила она призывно. – Елена.

– Ин-на-а, Елена, – бросил ей и скорей дальше.

Как в бреду, я шакалил по Крымской набке еще минут сорок. И у каждой встреченной мною женщины я спрашивал имя. Евы не было. Здесь усталость пришла. С ней сомнения. Да и «Сауза» в фляжке почти кончилась.

Река вроде бурлить перестала. Катера с особями все плавали. Ной, Корабль – на местах.

Грустно обернулся. Значит, рано. Но я подожду, обязательно подожду и узнаю точную дату отплытия.