Текст книги "Золото и кокаин"
Автор книги: Кирилл Бенедиктов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава одиннадцатая
Экипаж «Кита»
На следующее утро я проснулся рано и долго лежал, внимательно разглядывая балдахин над кроватью и размышляя о вчерашних похождениях.
Было совершенно ясно, что нас с Трофимовым сейчас разыскивает по крайней мере половина полиции Венесуэлы. Хотя мы вроде бы нигде не называли своих имен, я сомневался, что русских в Маракайбо чересчур много. Неленивые и сообразительные полицейские должны были вычислить нас не позже, чем к обеду.
Возникал закономерный вопрос, какое наказание предусматривала венесуэльская юстиция для хулиганов, учинивших погром в ночном клубе и размахивавших пистолетом в присутствии добропорядочных граждан. Но ответить на этот вопрос мог только Трофимов, а он заливисто храпел на диванчике, явно не переживая по поводу возможных проблем с законом.
Я поднялся, посмотрел на часы (было без четверти восемь), сходил в душ, натянул джинсы и футболку и только после этого растолкал бортинженера. Петя проснулся и тут же начал яростно чесаться.
– Твари проклятые, – ругался он, – напились русской кровушки! Говорил же тебе – закрывай на ночь окно!
– Душно было, – сказал я.
– А кондиционер на что?
Вчера ночью я не сумел найти пульт от кондиционера, о чем и сообщил Трофимову.
– Постой, постой, я его только что где-то видел, – пробормотал Петя, озираясь. – Вот черт! А я полночи заснуть не мог, все думал, что же мне так впивается в задницу… Ладно, это все лирика. Нам с тобой надо на склад ехать. Кэп вчера говорил – к десяти?
– К десяти, – подтвердил я. – А склад далеко?
– На другом конце города. Да не дрейфь, на такси быстро доберемся.
– Слушай, – сказал я, – нас же, наверное, полиция ищет…
Он посмотрел на меня как на идиота.
– Диня, расслабься! Про вчерашний инцидент уже все давно забыли. Ну, может, кроме пацанов этих из клуба. Здесь полиция серьезные преступления не успевает расследовать – Венесуэла, чтоб ты знал, довольно криминальная страна.
Он озабоченно посмотрел на часы.
– Так, пожрать уже не успеем, но это не страшно – у меня все равно после вчерашнего кусок в горло не лезет.
Я прислушался к своим ощущениям.
– А я бы с удовольствием съел чего-нибудь.
– Ну ты и проглот, Диня! Ладно, по дороге купим тебе тортилью.
Он с некоторым сомнением посмотрел на меня.
– Знаешь, ты бы переоделся. Ты не обижайся, но по следам на твоей одежде можно восстановить половину вчерашних событий.
Я глянул в зеркало и молча принялся раздеваться. Вторая пара джинсов лежала у меня в сумке, а футболка, выстиранная накануне, до сих пор сушилась на балконе. К моему немалому удивлению, она осталась такой же мокрой, как и была.
– Местная подлянка, – объяснил Петя, увидев, как вытянулось мое лицо. – Влажность воздуха почти сто процентов. Здесь на улице что-то сушить вообще бессмысленно. Мой совет: сдавай вещи в уличные прачечные. Стоит копейки, стирают качественно, возвращают сухим и выглаженным.
– Отличный совет, – сказал я, – но сейчас-то мне что делать?
– А что, – удивился Петя, – у тебя больше ничего нет? Ладно, не парься. Старик Трофимов в очередной раз спасет твою шкуру.
Он ушел и через десять минут вернулся с пакетом, в котором лежала черная футболка с Че Геварой. Надпись на футболке гласила: «Gunfire and Explosions Ahead».
– Спасибо, – сказал я, натягивая футболку, – сколько я тебе должен?
Петя отмахнулся.
– Потом сочтемся. Давай, собирайся скорее, мы уже опаздываем. А с Кэпом шутки плохи.
Склад компании «El Jardin Magico» располагался на окраине города, в промышленной зоне, несколько напоминавшей московский район Бирюлево. Все здесь было серым и унылым, здания выглядели мрачными и неприветливыми, вдоль пустынных тротуаров ветер гонял рваные пакеты, бумажные стаканчики и обрывки старых газет. О том, что мы по-прежнему находимся в земном раю, напоминало только пронзительно-синее тропическое небо над головой.
– Да, – сказал Петя, заметив мое разочарование, – спорить не стану, это не лучшее место в Венесуэле. Но зато здесь ничто не отвлекает от работы. И полиция сюда наведывается крайне редко.
Я не успел спросить, почему это так важно. Трофимов остановился перед железными воротами в глухой бетонной стене, по верхнему краю которой шла скрученная спиралью колючая проволока, и нажал кнопку звонка.
Почти сразу же в воротах открылось маленькое окошечко, в котором мелькнул чей-то черный глаз.
– Мистер Трофимофф? – спросил грубый голос на ломаном английском. – Ху из зис мэн виз ю? [28]28
Кто этот человек с вами? (иск. англ.)
[Закрыть]
– Ауа нью транслейтор, – ответил Петя, – мистер Ка-ро-нин. Чек ин зэ лист. [29]29
Наш новый переводчик. Проверьте в списке (англ.)
[Закрыть]
Окошечко захлопнулось – видимо, обладатель грубого голоса пошел сверяться со списком. Спустя минуту железные ворота дрогнули и отъехали в сторону, приоткрыв неширокий проем.
За воротами обнаружился обширный двор, служивший стоянкой для пяти здоровенных фур, на борту каждой из которых красовался логотип «El Jardin Magico». За фурами располагалось трехэтажное кирпичное здание с маленькими зарешеченными окнами и высокой трубой, похожее на странный гибрид тюрьмы с фабрикой. Открывший нам охранник гармонично вписывался в эту картину: он был одет в черную униформу, высокие армейские ботинки и черный же берет. На поясе у него висел здоровенный револьвер и полицейская резиновая дубинка. Самым примечательным в его облике, впрочем, было другое: охранник был чудовищно волосат. Он зарос бородой по самые брови, так, что из густой жесткой поросли блестели только черные глаза.
– Мистер Ка-ро… – пророкотал он, обращаясь ко мне, и запнулся.
– Можете звать меня просто Денис, – сказал я по-испански.
Я успел заметить, что венесуэльцы, услышав от иностранца родную речь, немедленно проникаются к нему симпатией. Борода не стал исключением – он расплылся в улыбке (что с непривычки выглядело жутковато) и протянул мне руку.
– Меня зовут Хоакин, – сказал он. – Вы теперь будете с нами работать?
– Надеюсь.
– В таком случае вам нужно сфотографироваться. Пойдемте со мной.
– Иди, иди, – ободрил меня Трофимов. – Я пока пойду доложусь начальству.
Я последовал за Хоакином в полутемную кирпичную пристройку, где он извлек из сейфа фотоаппарат «Полароид» и дважды сфотографировал меня на фоне какой-то белой доски.
– Теперь все охранники будут знать вас в лицо, сеньор Денис, – объяснил он, пряча фотографии в папку с прозрачными файлами. – А сейчас напишите, пожалуйста, вашу фамилию латинскими буквами – вот здесь.
Я выполнил его просьбу. Борода Хоакина задвигалась – видимо, он шевелил губами, пытаясь запомнить мою фамилию. Потом вздохнул и убрал папку и фотоаппарат обратно в сейф.
– Вы можете ходить по всей территории, сеньор Денис, за исключением строения В. Там своя охрана, и чтобы попасть туда, вам потребуется специальный пропуск.
– Отлично, – сказал я. – А где сейчас наши? Ну, другие русские?
– Они в строении А. Я покажу вам, куда идти.
Строение А представляло собой бывший заводской цех, переделанный под складское помещение. Пыльный свет, проникавший сквозь грязные стекла зарешеченных окон, падал на горы тюков, циклопические стены контейнеров, пирамиды коробок и ящиков, занимавших почти все пространство склада. На небольшом свободном пятачке перед желтой погрузочной машиной стояли трое мужчин, о чем-то ожесточенно спорившие по-русски. Одним из них был Петя Трофимов, остальных я видел впервые.
– А вот и наш переводчик, – сказал Петя и выразительно кашлянул.
Спорившие, словно по команде, замолчали.
– Здравствуйте, – сказал я, – я Денис, буду с вами работать.
Молчание, последовавшее за этими словами, продолжалось чуть дольше, чем мне бы этого хотелось.
– Оптимистичное заявление, – произнес наконец высокий темноволосый мужчина с холеным лицом, обрамленным бакенбардами. Он был похож на породистого пса. – Ну, здравствуйте, юноша. Мое имя Болеслав Казимирович Пжзедомский. Потрудитесь, пожалуйста, запомнить.
Руки он мне не подал.
Зато стоявший рядом с ним полноватый блондин с красными, как у кролика, глазами тут же сунул мне свою теплую сухую ладонь.
– Приятно познакомиться, Денис. Володя, радист. Ты не представляешь себе, Денис, как нам не хватало переводчика! Петя говорит, ты в испанском – бог. Не врет?
При этом он заговорщически подмигнул Трофимову.
– Не мне судить, – сказал я. – Может, полубог. Но пока что никто не жаловался.
Радист казался вполне симпатичным человеком, но я хорошо помнил вчерашний Петин инструктаж и держался настороже.
– Ну и правильно, – улыбнулся блондин. – Скромность украшает. Да мы прямо сейчас и проверим.
Он обернулся к желтому погрузчику, за рычагами которого сидел одетый в синий комбинезон венесуэлец.
– Смотри, Денис, это Педро, наш старший грузчик. Знает пять английских слов и три русских, к сожалению, все матерные. Поэтому общаться с ним бывает трудно. Ему надо объяснить, что контейнеры с маркировкой «эс-штрих» загружаются в зеленую фуру, а те, что с маркировкой «гэ», серии с пятой по шестнадцатую, идут в серую фуру. Сможешь?
Я пожал плечами и помахал венесуэльцу рукой.
– Привет, Педро! Меня зовут Денис.
Педро пробурчал что-то нечленораздельное. «Будем считать, знакомство состоялось», – решил я и, стараясь не упустить ни одной детали, перевел то, что сказал Харитонов.
Педро отреагировал своеобразно. Он разразился потоком цветистых ругательств, большую часть которых я слышал впервые. В крайне урезанном варианте его речь сводилась к тому, что проклятые белые, у которых вместо головы жопа, должны сначала разобраться, куда девать контейнеры с маркировкой «зет-желтая», а потом уже давать ценные указания относительно контейнеров «эс-штрих» и тем более «гэ».
– Ругается? – участливо спросил радист. – Это дело обычное. Педро, он всегда такой. За словом в карман не лезет…
Я покачал головой.
– Тут какая-то логистическая проблема. Мне кажется, он просто не может добраться до этих контейнеров, потому что дорогу к ним преграждают другие, какие-то «зет-желтые». Кто у вас отвечает за логистику?
Трофимов вздохнул и торжественно положил мне руку на плечо.
– Теперь за нее отвечаешь ты, Денис.
– Почему? – оторопел я.
– Потому что ты единственный, кто может объяснить грузчикам, что от них требуется. Не бойся, это не больно.
– Но я ничего не понимаю в логистике!
– Да брось ты! – усмехнулся Харитонов. – Мы тут битый час не могли ничего от них добиться, а ты пришел и за две минуты разобрался, что дело, оказывается, в «зет-желтых».
– Толку-то, если я не знаю, куда девать эти «зет-желтые»!
– А вот для этого и существуют старшие товарищи, – успокоил меня радист. – Сейчас мы тебе поможем. Петя, куда у нас идут контейнеры с желтой маркировкой?
Петя вытащил из сумки уже знакомый мне блокнот, пролистал его и сказал странным голосом:
– Маркировка «зет-желтая» загружается в зеленую фуру после маркировки «эс-штрих».
Повисло неловкое молчание.
– А может, сложить пока желтые контейнеры во дворе, потом загрузить «эс-штрих», а уже после – «зет»? – спросил я неуве ренно.
– Да вы, юноша, – проронил холеный Пжзедомский, – просто прирожденный складской менеджер.
– Молоток, – одобрил белобрысый радист. – А говорил, в логистике ничего не соображаешь. Правильно все придумал. Вот и объясни теперь это нашим обезьянкам.
– Не вижу тут никаких обезьянок, – сказал я холодно.
Харитонов удивленно посмотрел на меня.
– Ну а кто ж они такие, если по-человечески не понимают?
Трофимов незаметно ткнул меня в бок. «Он будет тебя провоцировать» – вспомнил я и прикусил язык, чтобы не ответить грубостью. Вместо этого я повернулся к Педро и постарался донести до него свою концепцию погрузочных работ.
* * *
Это был тяжелый и долгий день. Я мотался по всей огромной территории склада, перебирался туда и обратно через хребты контейнеров и тюков, искал какие-то несуществующие маркировки, помогал грузить ящики в фуры, до хрипоты спорил с Педро и другими рабочими и, когда в шестом часу все было закончено, почувствовал себя выжатым, как после десятикилометрового кросса с полной боевой выкладкой.
– Ну, – сказал Трофимов, разливая по чашкам крепчайший кофе из термоса, – теперь перекусим – и в аэропорт.
– А чего так рано? – спросил я. Мы сидели в глубине полупустого теперь склада на каких-то мягких мешках и наслаждались отдыхом – впрочем, бортинженер и без того был бодр и весел. – Вылет же вроде завтра утром?
– А все это добро в самолет загружать Пушкин будет? Или ты думаешь, «Кит» настолько велик, что все пять фур просто въедут к нему в трюм и выедут оттуда уже в Колумбии?
Не знаю, что поразило меня больше – известие о том, что рабочий день еще далеко не закончен, или упоминание о конечной цели нашего путешествия.
– Так, значит, мы летим в Колумбию?
– Упс. – Петя приложил палец к губам. – Считай, что я тебе ничего не говорил.
То ли бригада грузчиков в аэропорту оказалась не такой строптивой, как на складе, то ли сам я уже стал понемногу разбираться в тонкостях этой работы, но, вопреки моим опасениям, погрузка «Кита» завершилась еще до десяти часов вечера. Под самый конец в аэропорт приехал Кэп в сопровождении штурмана Лучникова, мужчины невыразительной внешности с нездоровым желтым цветом лица и большими залысинами. Со мной он поздоровался подчеркнуто вежливо, но во взгляде его мутновато-серых глаз читалась плохо скрываемая неприязнь.
Кэп о чем-то перетолковал с экипажем, а потом поманил меня пальцем.
– Отойдем-ка, – сказал он. Мы медленно пошли по летному полю, прочь от грузного силуэта «Кита». Я ожидал, что Дементьев похвалит меня за то, как я организовал работу на складе, но ошибся.
– Что-то плохо стараемся, – сказал Кэп и замолчал.
Я недоуменно посмотрел на него. Дементьев сунул в рот длинную коричневую сигариллу, щелкнул зажигалкой и затянулся. Выпустил кольцо дыма.
– Не понял, Леонид Иванович.
– Чего непонятного? Занимаешься не своим делом. Твоя задача – обеспечить коммуникацию. Ты, выражаясь военным языком, офицер связи. А ты что делаешь? Грузчиками командуешь? Вот второй пилот жалуется, что у него возникли проблемы с диспетчером, а переводчика рядом не было, потому что он в это время грузил мешки в фуры. Это что за самодеятельность, Денис? Мы вроде не грузчика в Москве заказывали.
«Сука Пжзедомский», – подумал я зло.
– Леонид Иванович, – сказал я, – меня попросили взять на себя обязанности логистика, я не счел возможным отказаться. Если это неправильно…
– Неправильно, – перебил он меня, – перекладывать свою вину на других. Мало ли о чем тебя завтра попросят, что, все будешь делать? У тебя есть своя голова, и ты обязан ей соображать. Все понятно?
Я сосчитал про себя до десяти и, стараясь говорить медленно и спокойно, сказал:
– В таком случае я бы хотел уточнить порядок субординации.
Кэп выпустил новое дымное кольцо.
– Мои приказы и приказы второго пилота являются обязательными к выполнению. Просьбы остальных членов экипажа выполняются в той степени, в которой они имеют отношение к твоей непосредственной работе. То есть если радист попросит тебя перевести что-то по делу, ты обязан выполнить его просьбу. А если захочет, чтобы ты сопровождал его на улицу красных фонарей, смело посылай его на три веселые буквы. То же относится к штурману и бортинженеру. Вопросы?
– Почему нельзя было сказать сразу? – не выдержал я.
Кэп остановился. В темноте блеснул огонек его сигариллы.
– У тебя была возможность задать этот вопрос, парень. Вчера. Но ты предпочел пялиться на моего лобстера. Поэтому сегодня большую часть дня занимался не своим делом. На первый раз прощаю. Но если второй пилот или кто-либо из экипажа еще раз пожалуется на то, что ты забиваешь на свои прямые обязанности…
Он не договорил, но я понял его и так.
Понял я и кое-что еще. Экипаж «Кита» был вовсе не рад появлению нового переводчика.
Глава двенадцатая
Мертвец
За последние несколько дней меня слишком часто пытались убить. Поэтому моя реакция была, возможно, слишком поспешной, но довольно предсказуемой – я впился зубами в жесткую, пахнущую металлом ладонь, зажимавшую мне рот.
– Mierda [30]30
Дерьмо! (исп.)
[Закрыть], – шепотом выругался хорошо знакомый мне голос. – Яго, ради всего святого! Ты мне пол-ладони откусишь!
Уменьшительным именем «Яго» меня называли только родные. Этот знакомый грубый голос… этот запах железа, въевшийся в руку, не расстававшуюся с эфесом шпаги… быстро сопоставив в уме все эти детали, я разжал зубы и прошептал:
– Педро, братец, что ты здесь делаешь?
– Спасаю тебя, балда, – сердито отозвался мой брат, дуя на укушенную ладонь.
Я, кажется, упоминал уже, что Педро – мой старший брат, единственный из троих детей дона Мартина де Алькорон, имевший право на замок и наследственный титул. Разница в возрасте у нас была четыре года, но Педро всегда казался мне ужасно взрослым. С самого детства он готовил себя к карьере военного, без конца упражнялся во владении мечом и стрельбе из арбалета, а верхом ездил так, что даже наш суровый отец порой приходил в восхищение. К своим двадцати семи годам брат успел уже повоевать в Италии под знаменами прославленного гран-капитана Гонсало Фернандеса де Кордоба-и – Агилар и вернуться домой с мешочком золотых монет и шрамом через всю левую щеку.
Когда я несколько дней назад покинул наше родовое гнездо, направляясь к Лауре в Саламанку, Педро дома не было – он гостил в доме своего товарища по итальянской кампании Карлоса Сантильяны, на чью сестру последнее время заглядывался.
– Скорее, дон Летрадо, – прошептал лысый Хосе, подавая мне костыль. – Ваш брат – замечательный человек, настоящий кабальеро! Я бы хотел иметь такого брата, клянусь Мадонной!
«Интересно, чем Педро успел покорить их сердца?» – подумал я ревниво. Впрочем, ответ на этот вопрос не заставил себя ждать – Хосе гордо продемонстрировал мне зажатый между пальцами серебряный реал. Такие же монетки братец раздал и остальным моим сокамерникам.
– Не волнуйтесь, сеньор, – похожий на цыгана Гнида прижал руки к груди, – мы никому ничего не скажем! Никто не видел, как вы исчезли, все спали крепко, как сурки!
– А что с охраной? – поинтересовался я, поглядев на приоткрытую дверь. – Она тоже спит?
– Ты будешь смеяться, но это так, – ухмыльнулся Педро. – И что интересно, часовые спят совершенно бесплатно!
Я сердечно попрощался с заключенными, к которым, как ни удивительно, успел уже привязаться. Эль Торо напоследок так сжал меня в медвежьих объятиях, что у меня что-то хрустнуло в позвоночнике.
– Эх, сеньор! И я бы пошел с вами, если бы ваш брат позволил…
– Друг, – сказал Педро серьезно, – я ведь уже объяснял тебе: я могу вывести только одного человека. Часовые в коридоре спят, но охрана у ворот настороже и готова пустить в ход аркебузы.
– Ясно, – буркнул здоровяк. – Ну, удачи вам, дон Летрадо!
– И тебе, – сказал я. – И всем вам, друзья, удачи!
Мы вышли из камеры, и брат вновь запер дверь тяжелым железным ключом. Только теперь я обратил внимание, что Педро был одет в какой-то жуткий холщовый балахон, усеянный грязно-бурыми пятнами.
– Пойдем, – брат потянул меня за рукав, – охранники ведь могут и проснуться!
Но, когда мы проходили по темному коридору (я изо всех сил старался не стучать костылем), ни один из часовых даже не пошевелился. Впрочем, их было всего двое – один прикорнул на низеньком табурете в нескольких шагах от двери моей камеры, второй спал прямо на полу в конце коридора.
– Что с ними? – шепотом спросил я брата.
– Чересчур крепкое вино, – так же тихо ответил Педро. – Подарок дона Матео.
– Дон Матео? Значит, это он помог тебе пробраться сюда?
– Да, под видом своего помощника. Ну а теперь, будь добр, заткнись и иди молча.
Мы свернули в боковой коридор и спустились в подвал по выщербленным кирпичным ступеням. Здесь, в узкой и темной комнатушке, нас ожидал лекарь.
– Как ваша нога, юноша? – осведомился он вместо приветствия. – Дайте-ка, я осмотрю повязку…
Он с неожиданной для его комплекции ловкостью присел на корточки и, задрав штанину, сноровисто размотал бинты. Я скосил глаза – нога выглядела, на мой взгляд, довольно жутко, но дон Матео, кажется, придерживался другого мнения.
– Отлично, просто отлично, – бормотал он, разглядывая засохшие струпья на моей щиколотке. – Самое главное – рана чистая. Об остальном можно не беспокоиться – молодой сильный организм сам о себе позаботится…
Он отбросил окровавленные бинты в сторону и извлек из своей котомки еще один глиняный горшочек.
– Снова ваша чудодейственная мазь, дон Матео? – через силу улыбнулся я. – Если вы будете тратить ее на меня в таких количествах, то скоро разоритесь!
– Помолчи, – оборвал меня лекарь. Он откупорил горшочек, откуда сразу же шибануло таким зловонием, что меня чуть не вывернуло наизнанку. – Этот состав гораздо дешевле, хоть и пахнет не так приятно.
И не успел я возразить, как дон Матео вылил все содержимое горшочка на мою многострадальную ногу.
– Неужели это помогает? – недоверчиво спросил мой брат, стараясь держаться подальше от нас с доктором.
– Еще как! – воскликнул дон Матео, вытирая руки тряпицей. – Должен признаться, что честь изобретения этого состава принадлежит не мне, а профессиональным нищим, просящим милостыню на ступенях собора Святой Троицы. С его помощью они ухитряются придавать себе вид больных, увечных, прокаженных… et cetera, et cetera. Я позаимствовал у них некоторое количество этого средства и, подвергнув его анализу, пришел к выводу, что оно не только совершенно безвредно, но и обладает некоторыми – небольшими, впрочем, – целебными качествами. Самое же главное – для наших целей оно подходит как нельзя лучше, ибо нога, смазанная должным количеством такой мази, выглядит и пахнет точь-в – точь как конечность, пораженная газовой гангреной.
– Чем-чем? – нахмурился Педро.
– Газовой гангреной, – охотно повторил дон Матео. – Это страшная болезнь, от которой умирают быстрее, чем от чумы. А главное, для того, чтобы заразиться ею, достаточно подышать воздухом, отравленным миазмами, которые источает пораженный орган.
Я с ужасом смотрел на то, во что превращается моя нога. Растекшаяся по ней вонючая мазь застывала, образуя жуткого вида язвы и волдыри. Действительно, очень похожие обрубки высовывали из своих лохмотьев городские нищие, но я никогда не предполагал, что это всего лишь трюк, – настолько реалистично все выглядело.
– Но что, если охранники не знают, что такое газовая гангрена? – спросил Педро. – Мне бы не хотелось устраивать стрельбу…
– Еще как знают! – успокоил его лекарь. – Те методы, которые применяет трибунал, весьма действенны… но если перегнуть палку, то допрашиваемый может потерять руку или ногу. Веревка пережмет жилы, тиски раскрошат сустав… и через несколько дней конечность почернеет и станет выглядеть вот так. С такими бедолагами даже инквизиторы стараются не иметь дела. Поэтому насчет охранников можешь не волноваться – они прекрасно понимают, чем рискуют, если умерший от гангрены узник останется в тюрьме хотя бы на несколько часов.
– Умерший? – возмутился я. – Благодарю покорно, дон Матео! Я, конечно, хочу поскорее покинуть эти стены, но живым человеком, а не трупом!
Лекарь не обратил на мои слова никакого внимания.
– Выпейте это, юноша, – велел он, протягивая мне маленький пузырек зеленого стекла.
– Это яд? – подозрительно спросил я.
Дон Матео отечески улыбнулся.
– Нет, мой молодой друг, это не яд. Это лекарство, которое спасает от смерти на костре.
– Пей, Яго, – поддержал лекаря Педро. – Я доверяю дону Матео, а значит, и ты должен ему доверять.
Я пожал плечами, понюхал пузырек (он слабо пах лавандой) и одним глотком выпил его содержимое. Минуту или две ничего не происходило, а потом комната начала кружиться у меня перед глазами – все быстрее и быстрее. Мне показалось, что где-то неподалеку басовито загудел колокол.
– Все-таки вы меня отравили, – сказал я укоризненно. Покачнулся и упал на руки подскочившего Педро.
Последнее, что я услышал, был голос дона Матео:
– Кладите его на носилки, живо!
А потом я увидел звезды.
Самые настоящие, крупные звезды, таинственно мерцавшие в темно-фиолетовом небе. Сначала мне показалось, что они покачиваются, – но нет, это покачивался я сам, лежа лицом вверх на плавно плывущих в ночи носилках. Меня несли четверо облаченных в бесформенные балахоны людей – в первую секунду я встревожился, приняв их за инквизиторов, но, убедившись, что руки и ноги мои не связаны, расслабился.
– Педро! – тихонько позвал я.
Носилки замерли. Человек в балахоне, шедший справа, повернулся ко мне. На лице у него была страшная белая маска мортуса [31]31
Мортус – в средневековой Европе человек, в обязанности которого входили уход и наблюдение за больными чумой, а также уборка и утилизация трупов. Название происходит от латинского mortuus – «умирать». Профессия не для слабонервных.
[Закрыть].
– Очнулся, братец! – весело сказал он. – А я боялся, что ты продрыхнешь до самого Кадиса!
Он махнул рукой, и я почувствовал, как носилки опускают на землю. Попробовал слезть с них – мышцы были как ватные, а в голове шумело, словно после хорошей выпивки, но, в общем, я чувствовал себя прекрасно.
Свежий ночной ветерок, наполненный ароматами цветов и трав, овевал мое лицо. После духоты и зловония тюремных казематов я не вдыхал, а буквально пил его, как драгоценное вино.
Только в этот момент я наконец поверил в то, что спасен и свободен.
Моему брату и доброму лекарю Матео каким-то чудом удалось вытащить меня из тюрьмы!
– Можете снять маски, – распорядился Педро, срывая свою белую личину. – Здесь нам уже нечего опасаться патрулей Эрмандады.
Святой Эрмандадой, то есть Святым Братством, называли огромное полицейское ополчение, охранявшее порядок на дорогах Кастилии и Арагона. Когда-то эрмандады были местными отрядами добровольцев, а их командиры – алькальды – избирались всеобщим голосованием из наиболее достойных жителей той или иной провинции. Теперь же это была государственная милиция, подчиненная непосредственно королю и выполнявшая, помимо всего прочего, приказы Трибунала Священной Канцелярии.
Трое спутников моего брата последовали его примеру. В одном из них я узнал Антонио – слугу своего брата, который не раз спасал ему жизнь во время войны в Италии. Двое других, дюжие молодцы, напоминавшие скорее солдат, чем мирных жителей, были мне неизвестны.
– Друзья, – сказал я растроганно, – я ваш вечный должник!
– Не разбрасывайся словами, – усмехнулся Педро, – тем более что должен ты главным образом дону Матео. Антонио полез бы за мной даже в самую распроклятую адову дыру, ты же его знаешь. Что касается Мигеля и Серхио, то они в любом случае обязаны подчиняться приказам своего командира.
Я рассмеялся и крепко обнял брата.
– Спасибо тебе, Пейо! Ты что же, собираешься снова идти на войну?
– Был бы признателен, если бы ты не называл меня детским именем при моих подчиненных, – буркнул смущенный Педро. – И да, ты прав, Наварра готовится к войне с Францией, и мы с Карлосом собираем бандейру, чтобы поучаствовать в этой заварушке.
– Э, братец, – воскликнул я, – похоже, сестре Карлоса придется долго ждать свадьбы! Вчера Италия, сегодня Наварра, завтра что-нибудь еще – ты, похоже, совсем не склонен к спокойной жизни!
– Зато я твердо стою на ногах. А вот тебя ветерком шатает.
Он был прав. Без костыля я едва удерживал равновесие. Педро подставил мне свое плечо.
– Обопрись на меня, Яго, и пойдем. Осталось немного – в роще нас ждут оседланные кони.
До апельсиновой рощи действительно было не более двухсот шагов, но эти шаги дались мне дорогой ценой. Левую ногу то и дело пронзала жуткая боль – мне казалось, что я ступаю по раскаленным углям, перемешанным с битым стеклом. Я успел тысячу раз мысленно обозвать себя безмозглым кретином за то, что не доехал остаток пути на носилках. Но отступать было поздно, тем более что выглядеть слабаком перед братом и его помощниками мне совсем не хотелось.
– Как тебе это удалось, брат? – спросил я, сдерживаясь, чтобы не заскрипеть зубами от боли. – Вы действительно выдали меня за мертвеца?
– Ну конечно. Ты был недвижим, не дышал и вонял, как труп, пролежавший в могиле по меньшей мере неделю. Охранники даже подойти к тебе не решились. К тому же каждый из них получил по увесистому кошелю с золотом.
– Но ведь утром инквизиторы меня наверняка хватятся!
– Скорее всего, – кивнул Педро. – Но все подтвердят, что ты внезапно умер в камере, а дон Матео объяснит, что оставлять твой труп в тюрьме было слишком опасно как для заключенных, так и для охранников. Им придется смириться, братец.
– А тело? – продолжал упорствовать я. – Они же обязательно захотят увидеть мое тело!
– Брошено в известковые ямы за городом. Туда скидывали трупы умерших от Черной Смерти еще полтора века назад [32]32
Педро имеет в виду эпидемию чумы, опустошившую Европу в середине XIV в.
[Закрыть].
Я знал эти ямы – мрачное, зловещее место, которое все обходили стороной.
– Вижу, вы все хорошо продумали. Но почему дон Матео согласился помочь тебе?
Педро пожал плечами.
– Я сделал щедрое пожертвование больнице Святого Георгия, в которой он лечит больных.
– Черт возьми, братец! Сколько же денег ты выложил за мое освобождение?
На лицо Педро набежала тень.
– Лучше не спрашивай, Яго. Я бы с радостью отдал за тебя все, что привез из итальянского похода, но те деньги я уже успел вложить в покупку оружия и обмундирования для нашей бандейры.
– Но как же тогда?…
– Отец продал нашу долю в корабельных мастерских Кадиса, – неохотно ответил брат. – Так что теперь Луис уже не партнер, а всего-навсего наемный управляющий.
От неожиданности я даже остановился.
– Но ведь это… это же все деньги, которые были у нашей семьи!
– Неужели ты думаешь, что семье дороже деньги, а не ты, мой бестолковый братец? – сердито спросил Педро. – Когда мы узнали, что с тобой произошло, отец сразу же велел вытащить тебя из тюрьмы, не считаясь с расходами. Счастье еще, что тебя не успели перевести в Вальядолид: из подвалов Супремы выкупить тебя не смог бы даже сам герцог Альба.
Я готов был провалиться под землю от стыда. Положение нашей семьи и без того нельзя было назвать блестящим – небольшие доходы, которые отец получал от сдачи в аренду принадлежавшего нам леса и корабельных мастерских Кадиса шли в основном на уплату процентов по многочисленным векселям. И вот теперь из-за того, что я попал в лапы инквизиции, мы лишились даже этого скромного денежного ручейка. Особенно болезненным этот удар должен был стать для Луиса, который обладал прирожденной деловой хваткой и мечтал о том, чтобы расширить мастерские и получить лицензию королевского арматора.
– Прости, брат, – проговорил я, избегая смотреть Педро в глаза. – Клянусь, что не совершал ничего противозаконного и не был причастен ни к какой ереси.
– Знаю, Яго. – Педро похлопал меня по плечу. – Твой тайный друг сообщил нам и об этом.
Я насторожился.
– Тайный друг? Что ты имеешь в виду?
Но ответа я так и не получил. Мы как раз добрались до апельсиновой рощи, где щуплый деревенский парнишка стерег четырех оседланных скакунов. К сожалению, моего Мавра среди них не было.
– Не беспокойся о Мавре, – сказал Педро, помогая мне взобраться в седло. – Я заплатил Португальцу, и он будет кормить и ухаживать за твоим любимцем, пока я не заберу его в замок.
