Текст книги "Торлон. Война разгорается. Трилогия"

Автор книги: Кирилл Шатилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Когда Ротрам, снова спокойный и уверенный в себе, чинно вернулся в залу, Хейзит со стариком поднимали Гийса с пола и намеревались тащить следом за остальными пленниками. Трупов на полу уже не было. Вероятно, их успели спрятать в амбаре. Велла одиноко стояла у входной двери, потупившись и не желая видеть, что родной брат делает с ее возлюбленным. Гверна держалась рукой за перевязь дорожного мешка и молча смотрела в окна на людей, делавших ей с улицы ободряющие знаки. Ротрам подошел к ней, положил руку ей на плечо и, придав голосу знакомый всем доверительный тон, громко сказал:

– Возьмите этого юношу с собой.

Хейзит удивленно остановился. Старик сверкнул недобрым глазом. Велла резко повернулась. Даже Гийс, до сих пор делавший безучастный вид, уперся в говорящего недоверчивым взором и смерил с ног до головы.

– Если вы оставите его здесь, то никакого толку от этого не будет, – поспешил Ротрам пояснить свой замысел. – Он либо будет освобожден вместе с остальными, либо падет жертвой гнева собирающейся толпы. Согласись, Гверна, в обоих случаях вы ничего не выиграете.

– И поэтому… – поддержала она его такой знакомой и любимой им улыбкой.

– …и поэтому оставьте ему связанными руки, засуньте в рот кляп для безопасности, но развяжите ноги и заберите с собой, куда бы вы сейчас ни направлялись. Он станет прекрасным заложником. В смысле, я хотел сказать, выгодным. Только сторожите его хорошенько, чтобы не сбежал. Замок дорого оценит его жизнь, чтобы не даровать вам за него свободу. Хейзит, ты понял меня?

Хейзит посмотрел на мать. Гверна кивнула.

Велла сжала кулачки, не веря своему счастью и наблюдая, как браг осторожно засовывает в рот Гийса кляп, перетягивает веревкой, чтобы тот не смог его вытолкнуть языком, завязывает концы на затылке, укладывает пленника обратно на пол и взмахом охотничьего ножа рассекает путы на затекших ногах. Она стремительно подошла к Ротраму и украдкой, но сильно, сдавила ему в знак благодарности руку.

Недовольным остался только старик, которого здесь называли Тангаем. Красноречиво поигрывая топором, он демонстративно отошел от Хейзита, предоставив пленника в полное его распоряжение и дав понять, что отныне его этот вопрос не касается. Ротрам отметил, что Хейзита подобное отношение нисколько не смутило. Вероятно, он и в самом деле питал к парню товарищеские чувства. Рука Веллы была теплой и ласковой. Ротрам покосился на девушку. Она смотрела мимо брата и суженого в окно, за которым людей становилось все больше. По сути Тангай был прав: следовало поспешить. Когда людей много, это всегда не к добру, даже если изначальные намерения толпы самые что ни на есть добрые.

Гверна вернулась к кухонной двери, сняла со специальной подставки маленькую, невзрачную кружку и сунула в мешок. По семейному преданию, в день праздничного открытия таверны «У старого замка» из этой кружки пил сам Ракли. Ротрам только теперь окончательно осознал, что Гверна в душе готова к тому, что никогда больше сюда не вернется. Предательски заныло сердце. Он вздохнул.

– Я попробую их отвлечь. Надеюсь, вы уже решили, куда идти. Мне можете не говорить. А не то под пытками могу проболтаться. – Он широко улыбнулся Хейзиту, который состроил забавную гримасу отвращения, и подмигнул Тангаю, одобрительно поднявшему большой палец. – Рассчитываю, правда, что вы не уйдете слишком далеко и мы в скором времени снова свидимся, друзья мои. Береги себя, Велла. – Девушка поняла, что он имеет в виду, и грустно кивнула. – Пусть сбудутся твои самые смелые желания. А тебе, Гверна, я желаю силы и мудрости, которых тебе и так не занимать. Слушай внутренний голос. И постарайся послать мне весточку, когда найдете надежное укрытие. А ты береги мать, Хейзит. И заботься о сестре. Я всегда знал, что и она, и ты достойны большего, чем услуживать кому-то. Ты, я вижу, нащупываешь свой путь в жизни, так не теряй след, и тропинка обязательно выведет тебя на широкую дорогу.

– Вы как будто навсегда с нами прощаетесь, вита Ротрам, – сказал Хейзит, протягивая торговцу руку для пожатия.

– Кто знает, друг мой, кто знает… Тебя, старик, – повернулся он к Тангаю, – я встречаю впервые, но верю, что и ты их в беде не бросишь. Пусть топор твой всегда будет острым, а рука твердой.

– Как-нибудь справлюсь, – невесело отозвался дровосек, явно желая, но не чувствуя морального права крепко выругаться. – Ты, похоже, тоже дело знаешь. Бывай.

Ротрам перевел взгляд на Гийса.

– Вижу, что за свою шкуру ты не слишком трясешься и готов принять судьбу, какова бы она ни была. Похвально, но только на твоем месте я бы поторопился определиться окончательно, с кем ты. И постарайся не причинять обид Велле и ее семье. Иначе знай: если не я, то кто-то другой отыщет тебя, где бы ты ни был, и отомстит. Обо всем остальном ты и сам лучше меня знаешь.

Он отечески похлопал слегка потрясенного Гийса по плечу и направился к входной двери.

– А что будешь делать ты, Ротрам? – окликнула его в последний момент Гверна.

– Жить. А сейчас поговорю с людьми и попробую развернуть их гнев и страх на благое дело. За сохранность таверны не ручаюсь, но попробовать стоит.

Он вышел, и они услышали с улицы его окрепший голос:

– Вечер добрый, дорогие мои братья и сестры!..

– Никогда не предполагал, что он умеет произносить речи, – заметил Хейзит. – Мам, что ты делаешь?

Гверна ходила между еще увитыми пожухлым плющом колоннами и гасила одну за другой неизвестно кем и когда зажженные свечи. Зала погружалась в вечерний полумрак. Вместе с хозяевами скоро отсюда уйдет и последнее тепло, и плющ замерзнет и погибнет.

– Тангай, запри для порядку дверь, – вместо ответа скомандовала Гверна. – Велла, отворяй окно на сторону амбаров. Народу там пока не видать. Вот через него и уйдем, пока Ротрам старается.

– Куда пойдем-то? – шепнул Хейзиту на ухо Тангай, когда они благополучно выбрались через узкий проем на улицу и головой вперед вытащили окончательно потерявшего дар речи пленника. – Ко мне можно, но далековато.

– Да есть у меня одна задумка, – с наигранной уверенностью отозвался Хейзит, осекся, задумался и потянул за рукав присевшую на корточки Веллу. – Ты веревки прихватила?

– А ты говорил?

– Нет, но ты должна понимать.

– Хейзит…

– Я взяла, – остановила вот-вот готовый вспыхнуть скандал Гверна. – Два мотка. Тебе хватит?

– Молодец, мам! Ну, все! Пошли теперь за мной.

Он двинулся первым, пригнувшись под весом мешка и стараясь придерживаться тускнеющих теней. За ним на своих ногах и налегке поспешал Гийс, которого для надежности держал за свободный конец наручных пут Тангай. Топор дровосек предусмотрительно сунул за пояс, а в другой руке сжимал перевязь перекинутого через плечо мешка. Очевидно, самого тяжелого из четырех. За ним след в след семенила Велла, стараясь всецело отдаться новому приключению, чтобы хоть как-то отогнать донимающие ее все это время тоскливые мысли. В хвосте шла Гверна, за внешней отрешенностью которой скрывалась борьба с желанием в последний раз оглянуться на родной дом. Когда борьба была проиграна и она таки оглянулась, вокруг уже были только чужие, занесенные снегом избы.

Хейзит вел процессию к колодцу. Тому самому, из которого в свое время помогал вместе с неожиданно подоспевшим Мадлохом, сводным братом толстяка Исли, выбираться чуть не задохнувшемуся при пожаре старому Харлину и сопровождавшему его арбалетчику Фейли, раненному в ногу при побеге с их уничтоженной заставы. Как будто целая жизнь с тех пор прошла! Где-то они сейчас? Живы ли? Помнят ли его? Переход через Пограничье свел их и даже сдружил, как, например, его и Исли, однако тогда стояло теплое лето, а теперь кругом снег, холод и целые сугробы тревог и новых забот.

«Ты нащупываешь свой путь в жизни, так не теряй следа, и тропинка обязательно выведет тебя на широкую дорогу», – вспомнились ему последние слова Ротрама. От кого-то он еще раньше слышал, что если следовать внутреннему голосу, то со временем обстоятельства будут складываться вокруг тебя самым подходящим образом. Сейчас внутренний голос подсказывал, что наступил именно тот случай, когда нужно к нему прислушаться и поступить пусть даже вопреки здравому смыслу. А почему, собственно, вопреки? Разве есть у них еще какие-нибудь варианты? Не прятаться же у Тангая в избушке, представлявшейся Хейзиту убогим шалашом на продуваемой всеми ветрами опушке Пограничья! Интересно, как он там умудряется жить, имея по соседству племена лесных дикарей, которые даже сейчас казались Хейзиту более страшными, чем разъяренные мерги и сверы? Нет, туда им путь заказан. Тем более с матерью и Веллой. Один он бы, может, рискнул. А мать у него и в самом деле молодец! Он никогда не подозревал, что она способна с такой легкостью отказаться от всего, что собирала целую жизнь, и вот так просто взять и сняться с места, чтобы в минуту опасности быть ближе к детям. Тем самым она развязывала ему руки. Если бы она пожелала остаться дома, привязанная к таверне и своим кастрюлям, он бы наверняка действовал теперь с оглядкой и все переживал, как она там, одна или с Веллой, тем более с Веллой. Сестренка тоже молодчина. Если бы не Гийс… С ним еще предстоит разобраться.

Ротрам откровенно дал понять, что он предатель и враг. Но он же, по сути, спас его от занесенного топора Тангая. «Эх, Гийс, Гийс, зачем ты так странно себя ведешь, почему не сопротивляешься, не оправдываешься, почему, если все знал наперед, не отвадил от себя мою несмышленую сестру? Или в душе ты тешил себя надеждой на то, что сможешь в конце концов воспользоваться положением победителя и получить все? Нет, не хочу и не могу в это верить. У меня ведь есть внутренний голос. И он все это время молчал. Твое поведение на карьере и твои слова не зародили во мне ни тени сомнения. До сих пор ты был мне настоящим другом. Или теперь, после всего этого, ты считаешь предателем меня? Но ведь я еще в таверне пытался вызвать тебя на честный разговор. Почему? Почему?..»

– Ты уверен, что мы правильно идем? – послышался сзади голос сестры.

Хейзит оглянулся и цыкнул на нее, призывая не поднимать лишний шум. Если им навстречу до сих пор не попался никто из соседей, то это просто большое везение, да и кто знает, может, кто-нибудь наблюдает сейчас за ними из-за прикрытых ставен вон той или вон той избы. Любопытства вабонам было не занимать. Тем более зимой, когда многие предпочитали без нужды не выходить на улицу, а отсиживались дома.

В том, куда они идут, Хейзит был совершенно уверен. После того злополучного случая на пожаре он неоднократно возвращался и к пепелищу на месте дома Харлина, и к колодцу, в который все хотел, но никак не решался спуститься. Первое время ему мешала выставленная здесь охрана. Люди из замка довольно долго что-то искали среди головешек и пепла, но потом явно плюнули и занялись более полезными делами. Колодец же вообще мало кого интересовал, кроме местных жителей. Которые в силу привычки не обращали внимания на то примечательное обстоятельство, что он, в отличие от других, сложен из камней, а не из бревен. Обстоятельство, которое в свое время бросилось Хейзиту в глаза и невольно привело к целому ряду интересных выводов. Впоследствии он обшарил округу и убедился в том, что все остальные колодцы в пределах Стреляных стен – деревянные. Еще на один каменный колодец он случайно наткнулся далеко-далеко отсюда, если выйти через ворота, а потом долго ехать в сторону Пограничья, короче говоря, почти на подступах к Обители Матерей. Хейзиту приходилось как-то ездить туда по делам. Не в саму Обитель, разумеется, а по соседству, к одному хорошему портному, который в итоге сшил прекрасные прочные мешки, точнее, рукава для переноски из карьера глины. Эх, где-то они теперь…

Хейзит потер рукавицей замерзающий нос. Да, непростое путешествие их ожидает. Остается только надеяться, что, если вода в колодцах не замерзает даже в лютую стужу, значит, под землей чуток потеплее, чем на поверхности. Оглянувшись и встретившись взглядом с Гийсом, Хейзит представил, как они будут спускать его на веревке в жерло колодца. За руки не привяжешь: они связаны за спиной и выйдут из суставов раньше, чем они опустят его на нужную глубину. Перевязывать их по-новому, на животе, опасно: придется полагаться на честность пленника, который либо убежит, либо схлопочет вполне ожидаемый удар топором от матерого Тангая. В обоих случаях они его потеряют. А Ротрам прав: еще неизвестно, чем обернется их бегство, и такой важный заложник будет не столько обузой, сколько подспорьем. Неужели он и в самом деле приходится сыном этому Демверу, о чем успела шепнуть ему Велла перед тем, как они полезли в окно? Хейзит отчетливо помнил, что впервые услышал это имя именно из уст Гийса, когда обсуждал с ним появление на карьере Брука.

Гийс тогда ни словом не обмолвился про свои родственные связи. Скорее напротив: объяснив положение Демвера на одном уровне с Тиваном, то есть в непосредственном подчинении Ракли, высказал надежду, что в случае ухода последнего от дел власть не достанется ни тому, ни другому. Говорил ли он в тот момент искренне? Действительно ли стеснялся отца? Или просто скрывал свою родовитость, чтобы втереться к нему, Хейзиту, в доверие? Истину предстоит установить. Причем чем скорее, тем лучше. По крайней мере чтобы не тешить Веллу лишними иллюзиями. И если выяснится, что Гийс все-таки враг, виноватым в их знакомстве окажется он, Хейзит. Лишь бы Велла к тому времени не наломала дров. Он ведь видел ее взгляды там, в таверне, когда жизнь Гийса висела на волоске. То, что в них читалось, вызывало по меньшей мере тревогу. Потому что Велла сделалась совершенно похожа на мать, когда та вспоминала мужа, его отца. Глаза не видящие, а устремленные куда-то вглубь себя, с поволокой, которую легко можно принять за пелену слез.

Улицы по-прежнему словно вымерли. Точнее, то были не улицы, а узкие проходы между избами, по которым никак не получалось идти быстро, потому что ноги вязли в глубоких сугробах. В какой-то момент Хейзит настолько увлекся размышлениями, что ему даже показалось, будто они прошли мимо цели и заблудились. Он велел Тангаю остановиться, а сам пошел вперед и, к своей радости, обнаружил, что каменный колодец торчит из-под снега как раз за углом.

– Нам сейчас нужно будет спуститься, – сообщил он удивленным спутникам, обрадованным лишь возможностью перевести дух. – Я полезу первым. Гийса, считаю, нужно вязать за ноги, а уж я его там, внизу, приму. Справишься? – Это относилось к Тангаю.

– Если тебе захотелось искупаться, могли бы пойти сразу к Бехеме, – вместо ответа заметил дровосек. – Я туда не полезу.

– Полезешь, – заверил его Хейзит, – потому что там есть подземный ход. А еще каморка, в которой можно скрываться столько, сколько потребуется. А в каморке есть еще кое-что, о чем я тебе пока не буду говорить. Но я там был и знаю. Возражения? Нет? Тогда давайте сюда веревку.

Он сам обвязал себя за пояс и двинулся к колодцу. Веревка волочилась за ним по снегу длинной змеей.

По обыкновению, колодец в зимнее время был накрыт деревянной крышкой. Судя по снежной шапке, его не открывали с утра. Крышку они подняли и убрали в сторону вдвоем с матерью. Тангай присматривал за Гийсом. Велла на всякий случай обшарила внутреннюю стенку и извлекла подвешенное там ведро.

– Крюк крепкий? – спросил Хейзит.

– Вроде да, – ответила она, подергав железный крюк, к которому обычно крепилась веревка или цепь, а на ночь или зимой вешалось ведро.

– Я тебя руками спущу, – заверил Тангай, изобразив, будто закатывает рукава своей куцей шубейки.

– Побереги силы, дед. Тебе их всех спускать, – кивнул Хейзит на женщин и пленника. – Ведро, прежде чем самому лезть, повесь обратно. Чтобы никто раньше времени не заметил вторую веревку. Она нам еще пригодится. Пока я буду спускаться, вяжи Гийса за ноги. Ход там в стене, сбоку. Я его приму.

– Ладно-ладно, как-нибудь разберусь, – отмахнулся Тангай. – Ты мне еще расскажи, кого за кем спускать, чтобы не устать раньше времени. Лезешь, так лезь.

«А мальчишка-то толковый, – подумал он, на всякий случай придерживая Хейзита за шиворот. – Хоть и с норовом. Не зря, видать, его беглый сынок Ракли начальником над нами поставил. Голова у мальца работает. Ишь ты: я там был и знаю! Все-то он знает. Знать-то, может, и знает, а без меня, деда старого, сейчас бы лежал вместе с сестренкой и мамашкой в холодном подвале, тихий и мертвый, как те, что остались в амбаре. Если б не почуял я недоброе, если б пошел сразу к себе, как собирался, а не на поиски этой их таверны, если б не повстречал по пути сестренку, много бы он сейчас тут накомандовал. Мне-то что, я не гордый. Гордый, конечно, но не по мелочам».

– Ты давай руками посильнее держись! – добавил он вслух, наклоняясь над краем колодца. – Рукавицы снял бы, а?

Хейзит молча спускался в ледяную темноту.

«Эх, не то он затеял, явно не то, – продолжал думать Тангай, принимаясь связывать веревкой ноги пленника. Парень послушно сидел в снегу и помалкивал. – С виду на врага как будто и непохож. Обычный. Вроде как бы даже симпатичный. Это если с женской точки зрения поглядеть. А так белобрысый, глаза голубые, не стеклянные, как иногда бывает, а именно голубые. Лицо открытое. По нему видно, что не боится. Спокоен. Ни на кого, правда, старается не смотреть. Ну да и понятно, если виноват. Наверняка сам ищеек на таверну натравил. Лишь бы теперь какой фортель не выкинул. Затяну-ка потуже, чтобы знал, с кем дело имеет».

– Ну что там у тебя? – Сделав дело, Тангай снова заглянул в колодец.

– Подвинь-ка меня, – долетело снизу.

Свою веревку Хейзит привязал к крюку, чтобы никого лишний раз не заботить. Положился на силу рук. Видать, малость не рассчитал.

– Куда тебя двигать?

– Проход вижу, но не достаю.

– Двигать куда, скажи!

«Вот еще орать тут на всю улицу. Того и гляди люд нагрянет любопытный. Что он там копается?»

– Правее давай. Не, постой, от тебя левее. Погоди, сейчас пониже спущусь. Ногой бы только дотянуться…

Тангай изо всех сил потянул вбок и без того натянутую под весом тела веревку. Мысленно он представил себе, как Хейзит висит на руках и пытается поставить ногу на край прохода, уходящего в стену колодца. Интересно, там в рост стоять можно или на четвереньках ползти придется? Подземные ходы не были для Тангая тайной, однако он только слышал о них, как и большинство вабонов. Собственно, в их существование он никогда толком не верил, да и ни к чему ему было. Мало ли что люди говорят. Ну ходят обитатели замка под землей аж до самой Обители Матерей, и что с того, пусть себе ходят. И вот теперь ему самому нежданно-негаданно представилась возможность на опыте проверить правдивость этих побасенок. Как он сказал? Каморка там есть? Что ж, можно и в каморке посидеть. Особенно если там окажется потеплее, нежели здесь.

Натяжение резко ослабло.

– Залез, что ли?

– Да, все хорошо. Давай Гийса.

На всякий случай Тангай привязал конец веревки, которой связал ноги пленника, к крюку. Мало ли, не ровен час – сорвется, так хоть будет за что вытянуть. Свободную веревку он проворно поднял из колодца и велел не подающей вида, что боится, Велле как следует обвязать себе кисть руки. У нее ведь руки спуска точно не выдержат, хоть в рукавицах, хоть без. Их с матерью, как и пленника, придется своей силой спускать. Хорошо, что он ни дня топора из рук не выпускал, силу поддерживал, силу, которой от рождения обделен не был. Вот сейчас и проверим, на что она сгодится.

– Ну, приятель, бывай, – сказал он, обращаясь к пленнику, уже лежащему на боку поперек колодца. – Постараюсь тебя целым спустить, а там всякое бывает. Ты уж не обессудь.

Гийс из-за кляпа изобразил нечто вроде улыбки.

Тангай взял веревку голыми руками. Так оно все-таки понадежнее будет. Да и отпускать в крайнем случае не захочется: иначе всю кожу в кровь сотрешь. Женщины осторожно помогли перевалить тело юноши через край. Велла взялась было помогать, но Тангай ее тихо выругал и велел не лезть. Он стоял с той стороны, в которую оттягивал Хейзита, понимая, что так оно будет ближе к проходу. Обеими ногами уперся в каменную кладку колодца, откинулся назад и молил богов и героев, чтобы веревка не перетерлась раньше времени. Гверна наклонилась над колодцем и ждала сигнала снизу. Тангаю было тяжело, но он сдерживал рвущийся из груди рык. Наконец Гверна взметнула руку вверх и сама ухватилась за веревку. Тут как тут оказалась и Велла. Нужно было дать Хейзиту время, чтобы втянуть пленника в проход и отвязать ноги. Или не стоило этого делать?

– Крикните ему там, чтобы не развязывал веревку. Если паренек захочет убежать, он один может не справиться. Потом развяжем.

Гверна передала слова Тангая сыну. Тот, кажись, согласился. Веревка потеряла натяжение, но обратно не вытягивалась. Ничего, полежит пленничек на камушках. Авось не простудится.

Настала очередь Веллы. Гверна поцеловала дочь в щеку и цепко ухватилась за веревку, которую потихоньку травил Тангай. Помешать ей он уже не решился. Спуск прошел на удивление быстро и спокойно.

– Справишься? – с некоторым вызовом в голосе поинтересовалась Гверна, наматывая конец веревки на кисть.

Тангай огляделся по сторонам. Подступил поближе. Заговорил полушепотом:

– Слушай, пока мы тут вдвоем… Как считаешь, не будет вам там без меня спокойнее? Может, мне не лезть? Отсидитесь, отогреетесь.

– На труса ты непохож, – заметила Гверна вместо ответа.

– Я просто подумал, что иначе мы там все можем без помощи остаться. Представь сама, как кто-нибудь приходит за водой, видит вторую веревку и либо вытягивает ее, либо, если мы ее там внизу закрепим, отвязывает от крюка. По-любому, мы остаемся без возможности выбраться наружу. А я бы или тут где-нибудь залег, или наведывался бы почаще, проверял. Согласна?

– Согласна-то согласна, но об этом договоренности не было. Ты нам, думаю, там нужнее будешь. Не забывай, что у нас пленник.

– А еды нам хватит?

– А ты рот особо не разевай, тогда хватит. Ну, ладно, спускай меня. А потом можешь нас бросить, если хочешь. Потому что мы уж остановить тебя не сможем даже при желании.

Как он и предполагал, с Гверной пришлось попыжиться. В одиночку спускать довольно дородную женщину, да еще после двух не самых легких тел, стало для него настоящим испытанием на прочность. Особенно напряженно пришлось держать ее, пока внизу дети в четыре руки втягивали мать в проход. Но, как водится, и все хорошее, и все плохое когда-нибудь заканчивается. И вот снова в его распоряжении свободный конец веревки и возможность принять роковое решение.

Тангай никаких решений принимать не стал. Деловито подтащил крышку к колодцу, накрыл до половины, обвязался веревкой вокруг пояса, забрался в колодец, повис, держась за крюк одной рукой, второй не без труда почти до конца задвинул над собой крышку, отдышался и стал неторопливо, сберегая силы, спускаться вниз. Одну рукавицу он предварительно снял и сунул за пояс, другую оставил и именно через нее пропустил веревку. Теперь он висел над невидимой пропастью на одной руке, другой придерживал веревку, пропущенную между ног, у пояса, слегка разжимал рукавицу, веревка туго змеилась вокруг вытянутой вверх руки, а сам он медленно съезжал вниз, туда, где слышались подбадривающие голоса да весело плясало на заиндевевших стенах пламя невесть откуда взявшихся факелов.

Проход в стене оказался достаточно просторным. Во всяком случае, встречавшие Тангая две черные фигуры стояли почти в полный рост. Велла держала два факела, прячась за ними. Тангай лишний раз похвалил себя за прозорливость, когда сумел легко откинуть нижний конец веревки прямо в протянутые руки Хейзита. Теперь они с Гверной тянули его к себе, а дровосек, повиснув над бездной, приказывал себе не торопиться и осторожно спускался к ним. Когда нижний край прохода оказался на уровне его головы, Тангай изловчился и одним махом достал до него ногой.

– Я сам! – чуть не крикнул он, заметив, что женская фигура вот-вот отпустит веревку и кинется ему на выручку. Потому что если Хейзит не удержит натяг, Тангая так шибанет о противоположную стену, что и держаться дальше не захочется.

– Ну вот мы и выбрались! – радостно воскликнула Велла, когда дровосек без сил лег на земляной пол, закрыл глаза и перевел дух. – Мам, ты второй факел понесешь?

– Давай.

«И все-таки я тоже молодец, – подумал Тангай, открывая глаза и заставляя себя встать на ноги. – Теперь бы еще чуток поспать – вообще красота!» Не обращая больше ни на кого внимания, он принялся распутывать ноги пленника. На таком полу долго полежишь – как пить дать простудишься. Не хватало еще с ним возиться всю дорогу.

Гийс и в самом деле вид имел весьма жалкий. Вероятно, он бы сейчас действительно клацал зубами от холода, если бы не кляп.

Между тем Хейзит забрал у сестры факел, взвалил мешок на спину и нетерпеливо двинулся прочь по коридору.

– Ты куда? – окликнула его Гверна.

– Пойду поищу то место, куда вас вел. Я тут сам в первый раз.

– А говорил, что уже бывал здесь, – напомнила Велла.

– В каморке той – бывал, а в проходе этом – нет. Здесь недалеко.

Краем глаза Тангай следил, как Хейзит уходит вдаль по коридору, сопровождаемый длинной тенью и светом. Отвлекся на какое-то мгновение, глядь, а Хейзита уже и след простыл. Нет, не простыл. Свет на правой стене замер, а проход пуст. Видать, свернул в невидимое отсюда ответвление слева.

– Найдите что-нибудь, чтобы концы веревок обеих прижать, – распорядился он, обращаясь к замершим в нерешительности женщинам. – Глядишь, еще пригодятся.

– Прижимай не прижимай, а сверху как дернут раз, никакая прижималка не удержит, – высказала свое веское мнение Гверна.

Правда была на ее стороне, однако им и тут повезло: глазастая Велла обнаружила в стене коридора выступ – остро торчащий камень. Привязать к нему оба конца не составило труда. Теперь не слишком настойчивые рывки сверху не смогли бы лишить их веревок. Тангай поставил себя на место человека, пришедшего зимой за водой. Будет он смотреть, сколько чего привязано к крюку? Да никогда в жизни. Снимет ведро, ухнет вниз, утопит, наберет, вытянет обратно. Даже если ведро на глубине заденет веревки, едва ли зацепится – слишком крутой у них наклон.

Фигура Хейзита снова появилась в проходе. Он махал им рукой.

– Нашел, – возбужденно прошептала Велла и первая поспешила к брату, не забыв при этом свою ношу.

Гверна двинулась следом. Тангай теперь замыкал шествие, ведя перед собой слегка приплясывающего от холода Гийса.

Вскоре обнаружилась тайна факелов. Они тут были повсюду. Торчали прямо из стен, воткнутые в специально устроенные для них между камней щели. «Не попасть бы из лета в зиму», – вспомнилась Тангаю расхожая пословица вабонов. Факелы выглядели настолько свежими, настолько отчетливо пахли пропитавшим их маслом, что наводили на мысль о тех людях, которые их здесь оставили и которые, вероятно, довольно часто пользовались этим туннелем. Не хватало еще, чтобы гвардейцы из замка прогуливались по здешним коридорам. Тогда уж точно им будет некуда бежать. Принимать бой, а тем более бесславную смерть под землей Тангаю не слишком хотелось.

Ответвление, в котором их ждал Хейзит, оказалось коротким и закончилось комнатой с низким потолком и невидимыми при свете одного факела стенами. По сравнению с коридором, по которому они только что шли, здесь было не так прохладно. «Вероятно, потому, что воздух здесь стоит, а в проходах откуда-нибудь все время дует», – подумал Тангай.

Хейзит стоял посреди комнаты и водил факелом из стороны в сторону. В пляшущем свете стали проступать очертания стен, и эти очертания наводили на мысль, что беглецы очутились внутри гигантского пчелиного улья: все стены, как сотами, были испещрены ячейками, из которых на непрошеных гостей таращились выпуклые донышки глиняных сосудов.

Насладившись произведенным впечатлением, Хейзит подошел к тому, что на поверку оказалось добротно сколоченным деревянным столом. Возле стола виднелось несколько табуретов: точно такие Тангай сам мастерил и использовал дома. Один из них был гостеприимно накрыт пыльной подушкой.

– Ты сюда нас и вел? – спросила Гверна устало, садясь боком к столу и протягивая ноги.

– А что в бутылках? – поинтересовалась Велла, не решаясь сама подойти к удивительным сотам.

Вместо ответа Хейзит взял со стола никем не замеченные свечи и зажег несколько от факела. Маленькие огоньки заколебались, но не погасли, подтверждая догадку Тангая об отсутствии тяги, иначе говоря, сквозняков.

– Эту комнату прорыл наш отец, – стараясь сохранять ровный тон, объяснил спутникам Хейзит.

– Хокан? – Гверна от неожиданности забыла, что хотела положить на стол мешок, и так и замерла.

– Да, он. Мне об этом рассказал хозяин дома, который находится… который находился вон там, если пройти дальше по тому проходу. Ты его знаешь, мам. Харлин, старый писарь.

– Харлин? Знаю. – Она все-таки оставила мешок и сняла с головы мохнатую шапку. – Жаль старика. Погорел вместе с домом.

– Не совсем так, – загадочно усмехнулся Хейзит. – Долго рассказывать, но суть в том, что я сам помогал ему после пожара выбираться из того самого колодца, через который мы сюда попали. Где Харлин теперь да и жив ли, я, правда, не знаю, но что он не погиб тогда, это наверняка.

– И все это время молчал! – воскликнула Гверна, поправляя растрепавшиеся волосы.

– Хейзит полюбил загадки, – вставила свое слово Велла, которая все-таки отважилась снять с полки один из сосудов. – Что-то больно легкая. И не булькает…

– Положи на место! – предостерегающе повысил голос Хейзит. – Хотя нет, пожалуй, неси сюда. Давайте я вам сразу покажу все, что знаю, а потом вместе решим, как быть. Помнится, Харлин называл эту свою комнату «хранилищем памяти Вайла’туна».

Тангай, чтобы лучше видеть происходящее, подтолкнул пленника к столу, и тот тяжело бухнулся на табурет. Не обращая на него внимания, Хейзит уже возился с пробкой отданной ему бутыли. Только сейчас стало заметно, что в руках у него не простая бутыль, а емкость, лишенная горлышка. Пробка была глиняной, вся в засохшей смоле и шириной с выпуклое донце. Справившись с ней, Хейзит опрокинул бутыль, потряс, и на стол вывалился перетянутый пестрой тесемкой кожаный свиток.

– Рукопись? – растирая щеки, уточнила Гверна. – Харлин что, во все бутылки такие свитки рассовал? Твой отец для таверны в свое время тоже устроил нечто вроде подвала, но там вино у нас хранится в деревянных бочках.

– Здесь тоже, думаю, вина хватает, мам. Если хотите, можем, наверное, распить сегодня за здоровье хозяина и наше счастливое спасение.