Текст книги "Торлон. Война разгорается. Трилогия"

Автор книги: Кирилл Шатилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

С неба валил снег. Ноги сразу же увязли по колено в сугробах. Исчезло Пограничье. Растворился в сером тумане замок. Только стена будущей мастерской возвышалась, как прежде, да кое-где вспыхивали огни в печах гончаров.

Люди как будто ушли, покинули лагерь.

Он нашел их всех возле самого карьера. Толпа изможденных фигур, деловито покрикивающие всадники на дымящихся конях, черная вереница саней. Подошел ближе, выискивая сестру. Первое, что он отчетливо услышал, был повторяющийся окрик одного из всадников:

– Всем на сани! Садимся! Садимся в сани! Никого ждать не будем. Поторапливаемся!

Среди тех, кто уже вы полнил приказ и теперь дрог в санях, дожидаясь остальных, Хейзит заметил Конроя в мохнатой шапке, скрывающей отсутствие уха, и всех его некогда бравых землекопов. Нынче они являли собой жалкое зрелище. Однако Хейзита поразил не столько их потерянный вид, сколько собственное, до боли отчетливое осознание того, что все кончено. Они остались без глины.

«Хотя, – поправил он себя, замечая в других санях все те же знакомые лица, – похоже, это глина вот-вот останется без нас». Следом мелькнула дикая мысль: бежать! Пока тебя не заметили, беги, скрывайся, ищи старых друзей, прячься от тех, кто имеет на тебя зуб или просто считает, что ты здесь лишний. В таком снегу побег не представляет сложности. Даже следов не останется. Ты можешь затаиться, а потом, когда жизнь вернется в прежнее русло, объявиться где-нибудь в безопасном отдалении от замка и вновь обрести все, что потерял…

Хотя нет, все обрести едва ли удастся. Бегство – это признание своей трусости. Жизнь вдали от общих бед есть потеря чести и совести. А отсутствие совести – это уже другой человек. Тогда можно было бы и не рождаться. Значит, что? Сдаться на милость победителей, кем бы они ни были? Рискнуть оказаться в числе близких Локлану людей, которых теперь в замке явно не жалуют? Понадеяться…

– Хейзит! Я тут! – рассеял его робкие сомнения оклик сестры.

Велла, закутанная с головой в толстый вязаный платок, стояла в санях и радостно махала ему рукой. Рядом с ней гарцевал на коне всадник, очень похожий на Гийса. «Это хорошо», – мелькнула мысль. По крайней мере, они не взяли его в плен. Считают одним из своих. Кто такие «они» и почему кого-то обязательно нужно брать в плен, Хейзит понятия не имел, однако вид друга в добром здравии и на воле придал ему столь необходимой сейчас уверенности. При этом от его внимания не ускользнуло то, что Гийс сдержал порыв поскакать ему навстречу. Он ткнул было коня в крутые бока пятками, но сразу же натянул удила и просто развернулся на месте.

– Никого ждать не будем! Поторапливаемся!

Хейзит решительно побрел, высоко поднимая ноги, через снежные заносы к саням. Если даже он поступает правильно, он не может поступить иначе. Вот в чем ответ. Долг и совесть оказались в нем сильнее здравого смысла, который ныл где-то под сердцем и ругал хозяина последними словами.

– Что тут у вас происходит? – крикнул Хейзит, приблизившись к зазывале. – Куда это вы нас везете?

– А ты кто такой будешь, умник? Хочешь остаться – оставайся. Нас прислали забрать всех, но никто не говорил, сколько этих всех должно быть. Лучше залезай в сани и помалкивай.

– Хейзит, иди ко мне! – снова послышался голос Веллы.

– Ты и есть Хейзит? – заинтересованно повернул коня другой всадник.

В глаза почему-то сразу бросился красный лепесток, нашитый на белом от снега плаще. Лепесток перечеркивала желтая дуга. Вспомнились давнишние объяснения Ротрама по поводу столь любимых мергами чинов и званий. Красный лепесток, перечеркнутый желтой дугой, означал херетогу, [13]13
  Херетога– командир мергов, руководящий сотней всадников.


[Закрыть]то есть, если память Хейзиту не изменяла, сотника. Между тем всадников было едва ли больше двадцати. Подозрительное несоответствие. Либо это все, что осталось от положенной сотни, либо…

– Да, я и есть Хейзит, если вы хотели меня видеть. А я с кем говорю?

Он заметил, как не хочется собеседнику разыгрывать вежливость и отвечать на прямо поставленный вопрос. Но традиции требовали при знакомстве представиться. Даже если вслед за этим должна была последовать схватка не на жизнь, а на смерть. Душе важно знать, кто отправил ее в объятия Квалу…

– Донел.

– Хелет Донел, ваш громкий человек не ответил на мой простой вопрос: куда нас везут. Раз вы слышали мое имя, то наверняка знаете, что за строительство печи здесь отвечаю я. Вы только что самовольно помешали строительству.

Донел сделал знак озадаченному глашатаю, чтобы тот продолжал созывать людей и не привлекал своим молчанием внимание окружающих, а сам стал наступать конем на Хейзита, оттесняя юношу в сторону от саней.

– Не знаю, кем ты себя возомнил, приятель, но сейчас ты будешь слушаться меня и делать то, что я скажу. Мы здесь не печки строим, как ты правильно заметил, а людей спасаем. – Последнюю фразу он произнес более миролюбивым тоном: к ним молча подъезжал Гийс. Хейзит оглянулся на друга и осознал, что теперь они рискуют оба. – До тех пор пока не выяснится, с кем вам тут давеча пришлось иметь дело, все работы в карьере или около него остановлены. И везем мы вас не куда-нибудь, а домой. Вы довольны, маго [14]14
  Вежливое обращение к более молодому, но достойному уважения собеседнику.


[Закрыть]Хейзит?

Гийс стоял не вмешиваясь. Конь под ним тихо храпел, предвкушая нелегкую дорогу, и лизал дымящимся языком снег.

– Полагаю, Ракли знает о ваших действиях?

– Вероятно. Но я подчиняюсь не Ракли. У меня приказ довезти всех здешних работников в целости и сохранности до Вайла’туна, а дальше – не мое дело. А вы бы предпочли остаться?

– Да. И чтобы мои люди остались тоже. Не знаю, кто отдает вам приказы, хелет Донел, но цели безопасности Вайла’туна требуют, чтоб работы продолжались. Со своей сотней вы бы могли нам прекрасно помочь.

Упоминание сотни явно смутило заносчивого собеседника. На выручку неожиданно пришел Гийс:

– Не время пререкаться, Хейзит. Все тебя ждут. Садись-ка лучше к Велле и поехали, пока не поздно. Смотри, какая погода. Будь сейчас солнце, как вчера, наверняка бы нас тут оставили с новой подмогой. А так сам посуди: никто понятия не имеет, что вокруг нас происходит. Может, от Пограничья сюда уже идут новые отряды этих… как он себя назвал… аз’ венеддом? А мы тут стоим и время теряем. Идем.

Когда Хейзит вскоре послушно усаживался в сани к радостно щебетавшей Велле, Гийс наклонился к нему с коня и шепнул на ухо, чтобы не услышали соседи:

– Берегись его.

Оставалось лишь догадываться, что он имел в виду. Караван пришел в движение. Гийс выпрямился в седле. Сани тронулись.

Велла обхватила брата за плечи. Она видела весь их разговор со стороны и была благодарна Гийсу за то, что тот не дал Хейзита в обиду какому-то грубияну. Этот самый Донел разбудил их ранним утром, просунувшись в шатер и сообщив заспанному Гийсу, что нужно собираться. На вопрос, кто это был, Гийс закатил глаза и выразился крайне неопределенно, мол, большая шишка. Смысл этого выражения Велла поняла. Не поняла она только, почему «большая шишка» лично будит Гийса, который, как она могла себе представить, имел далеко не самый высокий чин. Они быстро собрались, вышли на улицу умыться снегом, но, обнаружив его вокруг в столь большом количестве, так растерялись, что забыли растолкать Хейзита. Велла бросилась помогать раненым, а Гийс пошел седлать коня. Она видела, как Донел перебросился с ним несколькими фразами, кивнул, махнул рукой и вскочил в седло. Гийс скоро отыскал ее, а все дальнейшее… только что благополучно разрешилось.

Хейзит понуро молчал. Смотрел по сторонам, стряхивал с себя и сестры снег, зевал, изображая внутреннее спокойствие, но взгляд его серых глаз оставался напряженным и сосредоточенным. Велла улыбалась ему, подбадривая, порывалась вовлечь в разговор о приближающемся доме, о том, как будет рада мать, завидев его с кухни, и, в конце концов, спохватившись, вынула из-за пазухи красиво вышитый сверток, в котором оказались две хлефы, сладкие ржаные булки с запеченными сухофруктами и орехами. Мать обычно подавала хлефы с пылу с жару, зимой о них очень приятно было греть руки, откусывая пышные, подрумяненные бока и запивая горячим травяным отваром с клюквой, а сейчас они оказались чуть теплыми, но то было тепло тела любимой сестры, и Хейзит только тут сообразил, насколько же он голоден.

– Ишь спасатели нашлись! – говорил между тем сидевший впереди них пожилой дровосек в неказистой лисьей шапке, сплевывая на снег и поигрывая длинной рукояткой видавшего виды топора. – Знаем мы, кого они спасают! Шкуру они свою спасают. Не стоять же им на морозе в ожидании неприятеля. Да и денежки на наших трудах сберегут, бедняжки. Нет работы – нет оплаты. А я на зиму еще толком не скопил…

– Да чего ты заладил, Тангай! – оборвал его сутулый сосед и сухо закашлял. – Кончай в волыну дудеть, надоел уже, – добавил он, вытирая рукавом рот и оглядываясь через плечо на попутчиков. – Языкастым ты на старости лет, вижу, стал. Помолчал бы.

– У тебя вон, видать, все схвачено-перехвачено, Кас, – нарочно повысил голос старик. – А мне обидно. Я, может, потрудиться бы еще хотел, а они «давай, садись, поехали тебя спасать». А от кого спасать-то, братцы? От тех с ленточками, что ли? Так они драпака давеча вона какого задали. Все видели.

– Все, да не все, – хмыкнул Кас. – Кое-кто из наших ничего больше не увидит. Им благодаря…

– Да иди ты, дуралей! – Тангай угрожающе поднял топор, похлопал варежкой по лезвию и поставил на место. – Война без гибели не бывает. Гибнут одни, гибнут другие. Ну и что с того? Все когда-нибудь помрем.

– Раньше времени не хочется.

– Ну и не хоти! А я тебе так скажу: не нравится мне все это, очень не нравится.

– Что на сей раз?

– Хорошо еще, что дружка моего не отобрали. – Тангай тяжело опустил кулак на рукоятку топора. – Я-то ведь с того дня, как мы Локлана спровадили, все жду, когда за нами придут…

– Да тише ты, полоумный!

Сутулый, вероятно, скорчил страшную рожу, потому что старик посмотрел на него и гоготнул:

– Кас, не морщись, как в отхожем месте! Бойся врага, который далеко, а не того, кто близко. Надо будет, я за себя еще постою. Не на того напали. Как думаешь, доплыли они?

Воспользовавшись молчанием Каса, Хейзит подался вперед и вытянул между обоими собеседниками руку со второй булкой.

– Угощайтесь.

– Эвона какой щедрый нашелся! – Тангай только сейчас удостоил соседа взглядом, и Хейзит заметил во влажных глазах старика интерес, тщательно скрываемый за деланым равнодушием. – Э, да не ты ли наш гончар главный! А я тебя и не приметил. – Он первым взял угощение, подумал, разломил и отдал меньшую половину Касу. – Куда путь держишь?

– Вперед. А вы?

– А и мы вперед, – прищурился Тангай, жуя хлеб и изучая нового собеседника. Неизвестно, к каким выводам он пришел, однако продолжил вполне дружелюбно: – Прекрасная погодка для санных прогулок, не находишь?

– Так это вы для Локлана делали этот, как его…

– …плот?

– Да, точно.

– Нет, не мы.

– То есть?!

– А вот то и есть.

– Откуда тогда слово «плот» знаете?

– Кас, ты такое диковинное слово знаешь?

– Не-а…

– И я не знаю.

– Не думал, что дровосеки такие хитрецы и мастера придуриваться, – съязвил Хейзит. – Велла, у тебя еще хлефа есть?

– Нет.

– Даже если бы была, не давай им больше.

Тангай расхохотался. Кас последовал было его примеру, но закашлялся.

– Почему ты думаешь, что это твоего ума дело, приятель?

– Потому что, вита Тангай, на том неизвестном вам плоту уплыли мои хорошие друзья. И я о них беспокоюсь.

– Напрасно.

– Почему?

– Потому что штуковина, как бы она там ни называлась, получилась на славу. Скажи, Кас. Я бы сам поплыл, да кто ж меня нынче возьмет. А, красавица? – Это уже относилось к Велле, которая с любопытством наблюдала за их странным разговором со своего места. – За булку благодарствую. Если бы не мужик твой, уж я бы проверил, какие у тебя там еще булочки есть! Да не бойся, я ласковый.

– А я тебя, старого, и не боюсь, – в тон ему ответила Велла, косясь на покрасневшего уже явно не от холода Хейзита. – Если не мой брат, так другой кто-нибудь тебе голову с плеч снесет. Помяни мое слово. – И она нежно улыбнулась.

Тангай поперхнулся. Кас продолжал сидеть к спутникам напряженной спиной и делать вид, что увлечен неразличимой за снегом дорогой.

– А если хлефы мои понравились, так заходи к нам в гости, – как ни в чем не бывало продолжала Велла. – Таверну «У старого замка» знаешь?

– Слыхал…

– Ну вот и приглашаю на огонек.

Тангай задумался, переводя взгляд с брата на сестру.

– А случаем работенки у вас для дровосека вроде меня не найдется? Я и дровосечить, и плотничать умею. Что, нет?

– Расскажи, как плот на Бехему спускали, – вместо ответа попросил Хейзит. – Локлана видели?

– Не, самого не видели, – буркнул Тангай, делая вид, будто не чувствует острый локоть Каса. – Мы как все закончили и плот на воду положили, нас сразу по домам распустили. Молчать велели. Это мы потом сообразили, для кого все делалось.

– Не ври.

– Чего?

– Не ври, говорю. – Хейзит смотрел на старика прямо, не моргая и не обращая внимания на падающий на ресницы снег. – Не могли вас раньше времени отпустить. Вы бы тревогу подняли. Значит, Локлана и тех, кто был с ним, наверняка дождались, а может, еще и от берега отталкивать плот помогали. Так было?

– Выходит, что так, – сразу же сдался дровосек. – Ты это узнать хотел?

– А еще такой плот сделать сможете, если понадобится?

– Да нехитрая это в общем-то затея… Только тебе-то зачем? Следом поплывешь, что ли? Напрасно, приятель. Поживи еще. – Тангай повернулся на месте и сел лицом к собеседникам. Сапоги у него были ладные, прочные, но для зимней погоды неподходящие. – Или ты в бега надумал податься?

Это он произнес приглушенным голосом, будто только сейчас вспомнив, что впереди сидит занятый своим делом возница. Топор в его рукавицах замер и лег поперек коленей.

– Еще не решил, – честно признался Хейзит. – Да, похоже, все к тому идет. Мне показалось, ты тоже это понимаешь, хоть и дурачка из себя пытаешься строить. Куда нас сейчас везут? Кто знает?

– Это ты правильно подметил, – кивнул дровосек и похлопал по спине Каса. – Передвигайся-ка сюда. Разговор намечается. Не дрейфь, старина, тут, похоже, все свои.

Велла прижалась боком к брату и стала слушать, о чем ведут речь эти трое, столь непохожие друг на друга, но близкие, как оказалось, по духу.

Хейзит откровенно признался в том, что боится быть схваченным сразу же по приезде в Вайла’тун.

– Если нас повезут прямиком в замок, тут вообще к гадалке не ходи: всех там запрут.

– Зачем это? – искренне не понял Кас.

– Чтобы понадежнее нас от врагов спасти, – вздохнул Тангай. – Упрячут сразу же где-нибудь поближе к Квалу. Котелок не варит, так помалкивай лучше да слушай! Если Ракли и в самом деле уже сцапали, дело дрянь. Я его никогда, в отличие от жены моей покойной, за великого военачальника не держал, но при нем хоть люд простой, вроде нас, не обманывали. А сейчас тэвил знает что творится, как я погляжу. Кстати, Хейзит, а ты не знаешь, правда ли, что какой-то чужеземец доспехи Дули нашел и Ракли отдал?

– Знаю. Правда. Ты этого чужеземца, кстати, мог видеть. Он с Локланом вместе уплыл.

– Здорово!

– В смысле?

– Ну, что доспехи эти нашлись. Мне еще дед говаривал, что, когда доспехи Дули отыщутся, дух его беспокойный утихомирится и вабоны наконец по-людски заживут.

– Видать, большим выдумщиком был твой дед, – заметил Кас.

– Это ты зря, – не обиделся Тангай и подмигнул Велле. – Он мне в свое время много чего напредрекал. Все почти сбылось. И с женитьбой, и с детям и, да и вообще…

– Так у тебя ж детей, вроде, отродясь не было.

– Вот он и говорил, что не будет. И что жена раньше меня в могилу сойдет. И что моим лучшим другом топор станет…

– А я? – насупился Кас.

– Я же сказал: «Почти все сбылось». Разумеется, мой лучший друг не топор. – И Тангай снова подмигнул Велле.

Та перевела улыбающийся взгляд на небо и на глазах изменилась в лице.

– А вот про это он вам ничего не говорил?

Она указала на световое пятно, которое уже с интересом разглядывал Хейзит. Пятно было огненного цвета и напоминало больше всего факел в тумане. С той лишь разницей, что факел этот летел сейчас высоко-высоко, со скоростью стрелы, но не снижаясь, и был на самом деле ярче любого факела, поскольку свет его легко пробивался к ним через снежную пелену. Ни свист, ни жужжание его полет не сопровождали. Стремительно промчавшись наперерез каравану слева направо, пятно как вкопанное остановилось, словно задумалось, мигнуло и так же беззвучно упорхнуло уже теперь вдоль задравших головы людей и испуганно фыркающих лошадей куда-то назад, в направлении покинутого карьера. Воцарилось гробовое молчание.

– Что это было? – резко выдохнул их возница, который первым пришел в себя.

Завороженный огненным полетом, Хейзит выждал, что скажет Тангай.

– Не знаю, но ничего хорошего теперь точно не жди…

– Может, это птицу кто-нибудь из сорванцов подпалил? – неуверенно предположил Кас.

– Ты видал, чтобы горящая птица по небу летела? – Тангай сбил шапку на затылок и почесал морщинистый лоб. – Кроме птицы вроде и некому, да только как же она порхать будет, если перья спалит?

– А дед твой ничего по этому поводу не говорил? – на всякий случай уточнил Кас, однако его вопрос повис в воздухе.

– Думаю, знамение это нам было, – наконец прервал собственную задумчивость Тангай, заговорщически оглядываясь по сторонам и наклоняясь к середине саней. – Знамение никудышное, прямо скажем. Предупреждение, стало быть. Даже если прямиком к замку не свернем, похоже, ничего хорошего не жди. Есть мысли, что делать? – Он глянул исподлобья на Хейзита.

– Постой! – опередила ответ брата Велла. – Так вы его что, вообще бежать из Вайла’туна подбиваете? Хейзит, а мать? А я? Нам тоже манатки собирать и за тобой неизвестно куда вприпрыжку предлагаешь?

– Да не суетись ты-то хоть, прелесть моя! – Хейзит снова пожалел о том, что вынужден ломать голову и принимать важные решения в присутствии сестры. – Никто ничего не предлагает. Или ты не видишь, что мы просто обсуждаем?

– Обсуждают они! – Девушка уже не могла остановиться: – Вот если ты сбежишь, тогда точно тебя искать будут и в конце концов обязательно сцапают. Кто ни в чем не виновен, тот не бежит…

– Это ты своему Ракли расскажи! Что умолкла? Или я не прав? То-то! Так вот и посиди некоторое время, пока мы тут пообсуждаем.

– Да чего обсуждать-то? – елозил на подстилке Кас. – Тангай всегда дело говорит. Я тоже чую, что не к добру все это. Бежать мне с вами не с руки, но…

– Это как это не с руки? – возмутился дровосек. – О семье подумай. Я один, а ты…

– Вот я про нее и думаю как раз. Бежать-то надо, только куда ж мне их тащить? Да еще по такому снегу… Ты уж как-нибудь без меня в этот раз. Потом встретимся. Поодиночке нынче выживать сподручнее.

– Сподручнее… – проворчал Тангай. – Помирать тоже поодиночке придется. – Он зыркнул через плечо. – Жаль, мы не последними идем. Ща бы прям перевалился с саней в сугроб, и поминай как звали…

За ними двигались еще двое саней и двое всадников, замыкавших караван. Да и не мог Хейзит бежать, не повидав мать. Велла права. Нельзя так просто взять и спасти свою шкуру. Потом, если что без тебя с домашними случится, совесть не даст ни спать, ни есть. Спасаться нужно, но как-то по-другому, по-человечески…

– Кому-нибудь из вас приходилось слышать про подземные ходы под Вайла’туном?

Дровосеки удивленно переглянулись. Хейзит перехватил восхищенный взгляд сестры. И продолжил, стараясь, чтобы голос звучал как можно серьезнее:

– Ходы под Вайла’туном есть. Я сам видел, как мои друзья, спасаясь от пожара и людей из замка, ушли под землю, а потом объявились в колодце, через несколько домов от своего жилья. И я запомнил и тот колодец, и то место, где теперь, правда, остались одни головешки.

Он ждал, что либо Тангай, либо Кас сообразят: он ведет речь о нашумевшем в их округе пожаре в доме старого писаря Харлина. Однако оба молчали и внимательно слушали.

– Мне рассказывали, что эти ходы даже соединяют замок с Обителью Матерей.

– А про эти сказки я слышал! – оживился Кас. – Всегда только думал, что мужики их выдумывают. Кто из нас не мечтал попасть за стены Айтен’гарда! Тангай, ты мечтал?

– А что мечтать? – хмыкнул тот. – Я попадал. Меня еще, когда я был подмастерьем, отец туда водил.

– Вот те раз! Сколько тебя знаю, а ты никогда про это не рассказывал.

– А ты и не спрашивал…

– И что вы там делали?

– Да ничего особенного. Бревна отвозили. Избу знакомые отца там строили, ну вот мы им работки и подкинули пару раз.

– Поподробнее что, не расскажешь? Как девки тамошние, и все такое…

– А и рассказывать-то нечего. Никого не видели, кроме старух нескольких. Не знаю, может, остальные по домам в это время прятались. Да и мы там недолго пробыли: свалили дрова свои да свалили.

– Свалили да свалили! Не верится мне что-то, Тангай, что тебя так просто можно было женского общества лишить.

– Да иди ты, Кас! – Старик беззлобно отмахнулся и украдкой проследил за Веллой. Та отвлеклась от разговора и что-то высматривала в стороне от дороги. – Ну, тогда что, маго Хейзит? Бежать, если что, будем через твой колодец? Покажешь, где он?

– Отчего не показать? Если получится…

– Не показывай им раньше времени ничего, – вмешалась Велла. – Откуда ты знаешь, что им можно доверять? Может, они тебя первые и выдадут. – Она говорила это открыто, в упор глядя на улыбающуюся физиономию Тангая. – С ними только под землю лезть!

– Отчего ж ты нас, красавица, так невзлюбила? Или простые мы для тебя слишком? Ты, видать, к богатеньким ухажерам привыкла, – стал кривляться Кас.

– Помолчи-ка, приятель! – цыкнул на него Тангай. – На рожу свою сперва взгляни, потом спрашивай, почему к тебе на шею первая встречная не бросается. Я все понял, милая Велла. Вы полное право имеете нам не доверять. Сейчас мы просто попутчики да товарищи по несчастью. Согласен: на вашем месте я бы тоже не стал за здорово живешь открываться старику с топором да дураку с кайлом. Кас, молчи! Только я вот на вашего братца гляжу и вижу, что он к нам всю дорогу присматривается. Чует небось, что в нас еще сила предков наших живет. Не чета нынешнему племени. Вабоны с некоторых пор другие пошли. Будто их нынче не тем местом делают. Слабые какие-то стали. На обстоятельства оглядываются. Кто да что про них скажет. Вприглядку живут да вприсядку ходят. Я вон себе лачугу по ту сторону, за замком, сколотил, поближе к опушке Пограничья, так ко мне даже фра’ниманы не жалуют.

– Тангай у нас воин грозный! – подпел приятелю Кас. – Топориком не только деревца рубит. Одному мне его злить дозволяется.

– Ща я и для тебя исключение сделаю, – рявкнул Тангай. – А топорик мой и вправду уговаривать долго не придется. Помолчи. Братец твой мне приглянулся, красавица. Я недолго за ним наблюдаю, но вижу, что стержень в нем есть, хороший стержень, прочный. Я сам таким в молодости был далекой. Теперь уж не то. Поистерся мой стерженек-то, высох, каменеет все больше с каждой зимой. Того и гляди надломится. Потому что за все это время гнуться не привык.

– Чего же вы тогда бежать надумали? – слегка потеплев, возразила Велла.

– Не бежать, а отступать. Что нам предки заповедовали, не помнишь? А заповедовали они, ежели враг насядет, уходить с родных земель да в иных землях новые избы возводить. Не спешить помирать, если в том нужды нет. Вот я и не спешу. Мне еще несколько делов сделать надо. Дед наказывал. Он, раз уж на то пошло, и про нашу с вами нынешнюю встречу знал.

– Так вы знаете, чем все должно кончиться? – Велла толкнула плечом брата, ставшего было засыпать под мерное покачивание саней.

– Этого никто знать не может. А если узнает, все по-иному обернется. Нет, миси Велла, я только о том сужу, что наша встреча не случайна. А ее исход покажет время.

– У вас что ни слово, то загадка.

Их разговор прервали окрики конвойных. Под пеленой снега они, сами того не заметив, вступили на землю Вайла’туна, а первые сани уже приближались к западным воротам в Стреляных стенах.

Из снежной хмари вынырнула дымящаяся голова коня. В склонившемся с луки седла всаднике Хейзит признал Гийса и невольно подался ему навстречу. Тот хранил внешнее спокойствие, но говорил тихо и быстро:

– Пока вам ничего не угрожает. Когда вас отпустят, ступайте прямиком домой. Я все выясню и, если что, предупрежу. Что бы ты ни думал, не удирай. За тобой никакой вины нет, так что все образуется.

Гийс махнул рукой Велле и погнал коня прочь.

– Что он сказал? – переспросила девушка.

– Чтобы ты не забывала поплотнее запахивать шубейку, – отряхнул с ее плеч снег Хейзит.

Торопливые слова Гийса одновременно успокаивали и будоражили. Откуда он все это знает? Обычный фултум, которому не положено интересоваться ничем иным, кроме верной службы своему хозяину. Простой малый, получивший подобающее воспитание в замке, неплохо, видать, разбирающийся в культах героев, честный и храбрый. До сих пор Хейзиту казалось, что этими качествами натура его приятеля исчерпывается, что само по себе, правда, уже немало. Недавно он осознал, что с чистой совестью и спокойным сердцем доверил бы ему жизнь и счастье сестры. И вот два их последних разговора, вернее, короткие указания, произнесенные тоном, не предполагавшим сомнений и лишних расспросов, открыли перед Хейзитом такие захватывающие дух глубины, которых он никак не ожидал обнаружить за мягким и открытым обликом Гийса.

– Ты хорошо его знаешь? – словно подслушав мысли Хейзита, поинтересовался Тангай.

– Неплохо, а что?

– Да так, ничего. Мне-то какое дело? Я сейчас где-нибудь тут с саней хлопнусь и домой поспешу. Пущай потом ищут. Только сдается мне, что он из их числа будет.

– Из чьего числа?

– Ты меня отлично понял, приятель. Обложили нас со всех сторон. Загонщики! Давно своей жизнью жить пора, а мы жить-то и разучились. Оглядка нам нужна. Чтобы никому не перечить. Чтобы все по-людски. Да только разве за тем мы на этот свет приходим? Что толку след в след за кем-то по жизни топать? Неужто у нас силенок не хватит свою дорожку проторить?

– К чему ты клонишь, старый? – растер замерзшие щеки Кас. – С утра вроде ничего не ел, а как тебя поперло!

– То-то и оно, братец, что не ел. Где это видано, чтобы трудовой люд наемщик не кормил? Или запамятовал, как раньше дровосекам жилось? Да что там дровосекам! У кого руки из нужного места росли, а голова не только для шапки на плечах громоздилась, тем были и почет, и забота, и деньга причитающаяся. А нынче сам будто не знаешь что? Поди туда, руби это, давай сюда, ступай, за жалованьем покуда не суйся, как сбагрим твое говнецо, расплатимся, не обидим, а обидим, так несильно. Разве не так?

Хейзит смотрел на Каса, который понуро молчал.

– Вот я и говорю: попробовал бы кто раньше так с нами разговор вести. Его бы враз спеленали да куда-нибудь в овраг, а то и в Бехему ненасытную зашвырнули. А ты нынче поди сунься, попытай правды добиться! Что, кишка тонковата? И я про то же. Нам силфуры свои поганые как подачку кидают, а сами на трудах наших потных да кровавых наживаются!

– Ну, про «потные да кровавые» ты, старый, гнешь без совести.

– Я гну?! – Тангай не на шутку кипятился. – А это что? – Он зло сорвал рукавицы и показал натруженные ладони. В ладонях действительно ничего необычного не было: большие, мозолистые, с глубокими морщинами. – Да ты знаешь, сколько я топоров об них истер? Э-э… куда тебе, белоручке, понять! – Кас на это явно несправедливое замечание возмущенно закашлялся. – Так вот ты и попробуй к ним потом за правдой сунуться. Вмиг заслоны выставят, вояками, вооруженными до зубов, прикроются – поди прорвись к их нежным горлышкам! – Старик брезгливо сплюнул. – Так как, ты говорила, твою таверну кличут? «У старого замка»?

– Хорошая у вас память, – улыбнулась Велла.

– Не жалуюсь, красавица. Очень даже удобственное название, должен заметить. Легко запоминается. Особенно если последнее слово выкинуть. Ты подумай. А то скоро замок всю свою привлекательность, боюсь, растеряет. Ну да ладно, бывайте. Авось наведаюсь как-нибудь на угощение.

С этими словами Тангай как ни в чем не бывало перевалился боком через край саней, упал в снег и исчез. Как будто никогда и не было его.

– Куда это он? – вырвалось у Хейзита.

– Сказал же: домой навострился. – Оставшись в центре всеобщего внимания, Кас оживился. – Ща в снегу отлежится и побредет к себе.

– Вы, похоже, его давно знаете? – скорее тоном утверждения, нежели вопроса, сказала Велла.

– Да уж зим тридцать, почитай, как минуло, – кивнул Кас и добавил: – Но если вы хотите что у меня про него выспросить, дело это неблагодарное.

– С чего ж это?

– Да с того, что старик он скрытный, больше слушает, чем говорит, жизнь, как вы уже, должно быть, поняли, ведет затворническую, семьи не имеет, короче, в себе весь.

– Что-то по нему не скажешь, что он мало говорит, – заметил Хейзит. – А вы-то сами откуда будете, вита Кас?

– Я-то? – ухмыльнулся собеседник. – Да ниоткуда. Так, живу где придется, то здесь, то там.

– А я поняла так, что у вас и семейство имеется. – Велла изобразила на лице саму невинность и глянула на брата, призывая его в свидетели.

– Отчего ж не иметься? – согласился Кас. – Имеется семейство. Со мной кочует. Сейчас вон у приятеля одного расположились. Отсюда уже неподалеку.

– А что так?

– Да так вот. Все никак избу не отстрою. Погорельцами мы стали с прошлой зимы. Малой нас по дури спалил, вот и мыкаемся теперь. Работы нынче много, руки до своего уюта все не доходили. Глядишь, теперь дойдут. – Он мечтательно потянулся, ненадолго расправляя сутулые плечи. – Если, конечно, нам и в самом деле расправы не учинят. Ну, вы слышали, за что: за Локлана, которому мы с Тангаем и еще мужиками плот сварганили, и все такое прочее. Теперь вот одно сплошное беспокойство.

– А кто знает, что это вы? – возразила Велла. – Мы-то уж точно не скажем.

– Вы, может, и не скажете. А только глаза у замка повсюду понатыканы. Еще и уши имеются. Вы хоть на нашего возницу, что позади меня, гляньте. Делает вид, что дорогой занят. А сам, вот увидите, чуть что – подслушивает. Эй, человек хороший!

«Хороший человек» не шелохнулся. Хейзиту, однако, показалось, что повернутая к ним спина излишне напряжена.

– Эй, возница! – повысил голос Кас.

– Чего надо? – повернулся курносый профиль.

– Скоро на месте будем?

– Скоро.

– Ну, и на том благодарствую, – через плечо бросил Кас. – А то мы тут поспорили, что засветло не доберемся.

– Добрались уже.

Сани и в самом деле вскоре остановились. Мимо проехал уже знакомый Хейзиту херетога Донел. А невидимый впереди глашатай тем временем выкрикивал, что отсель все вольны расходиться по домам.

Велла во все глаза смотрела на брата, потому что чувствовала, какая у него в душе сейчас происходит борьба. Полная неопределенность положения усугублялась еще и тем, что куда-то запропастился Гийс. Велла очень рассчитывала на то, что ее новый друг не покинет их, а быть может, даже прояснит происходящее. В отличие от Хейзита, она давно свыклась с мыслью, что Гийс далеко не так прост, как представляется с виду. Да и чего греха таить: ей очень хотелось еще раз, а лучше не раз пережить рядом с ним ту бурю чувств, которые она испытала прошлой ночью. Ни один из прежних знакомых мужчин не вызывал в ней столько огня и желания быть женщиной. Теперь же он пропал без объяснений… и тем только еще крепче заарканил ее неискушенное в любовных передрягах сердце.