355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кирилл Шатилов » Торлон. Война разгорается. Трилогия » Текст книги (страница 1)
Торлон. Война разгорается. Трилогия
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 15:21

Текст книги "Торлон. Война разгорается. Трилогия"


Автор книги: Кирилл Шатилов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Кирилл Шатилов
Торлон. Война разгорается


Испытание страхом

Первый снег валил с серого неба непроглядной пылью и мягко ложился на черные зеркала луж. Из снежного тумана медленно выкатила знакомая телега, запряженная не тягловой, как водится, а самой что ни на есть ездовой лошадью, чинно проплыла по двору, будто не замечая грязи, и так же медленно скрылась за амбаром. Ветер еще под утро обленился и стих, так что пронзенная стрелой вывеска, на которую сейчас задумчиво смотрел удобно устроившийся на подоконнике Хейзит, больше не встречала посетителей таверны гостеприимным помахиванием. Все вокруг словно замерло в ожидании. А может, это ему только мерещилось…

Когда из-за амбара появилась массивная фигура толстяка и широким шагом направилась вразвалочку сквозь снег прямиком к двери, Хейзит согнал с себя невольное оцепенение, протер глаза и поспешил прочь из комнаты, вниз, в залу, где наверняка уже хозяйничали мать с сестрой. К своему немалому удивлению, он обнаружил, что стряхивающий с себя белую морозную пену Исли оказался единственным посетителем. Гверны видно не было: непривычная к пустым столам, она, должно быть, изображала занятость у печи на кухне. Велла тоже куда-то подевалась. Не вовремя, потому что такого гостя нельзя было не угостить с дороги.

– Кроку или пива? – окликнул приятеля Хейзит.

Исли поискал глазами говорившего и только сейчас заметил царившее в таверне безлюдье.

– Что это вас нынче народ не жалует? – прямодушно поинтересовался он, осторожно проходя внутрь и грузно усаживаясь за первый попавшийся стол. – Привет, Хейзит.

– И тебе привет. – Как главный работодатель Хейзит посчитал возможным перейти с Исли, который был ощутимо его старше, на «ты». – Так что пить будешь?

– А, – отмахнулся толстяк, – что нальешь, то и буду. А не нальешь, тоже не обижусь. Я по делам.

– Да уж думаю, что по делам, – невесело улыбнулся Хейзит и облегченно вздохнул, заметив наконец Веллу, выходившую к ним из кухни с подносом. Видимо, она коротала там время вместе с матерью.

Выразительно посмотрев на брата и кивнув Исли, Велла поставила перед ними по дымящейся кружке с настойкой из цикория и маковых зерен и так же красноречиво удалилась восвояси.

– Хорошо пахнет, – обнюхал кружку Исли. – Бодрит. И давно у вас так?

– Из-за снега, наверное. Вчера народу не сказать, чтобы много, но было. – Хейзит отпил горячий напиток и поежился. На душе стало теплее. – Мать считает, что виной всему моя задумка с лигбурнами.

– А это-то здесь при чем? – искренне удивился толстяк.

– Да вот и я о том же. Однако она говорит, ей добрые люди намекнули, что напрасно ее сын, то есть я, снюхался с эделямии облапошивает простой народ.

– «Снюхался»? «Облапошивает»? Вот те раз! – Исли хватил большой глоток и крякнул от удовольствия. – Они что, с ума поспрыгивали все? Не видят разве, что ты об их же безопасности печешься? Не для них разве мы с тобой этими самочинными камнями занялись? Я вон рыбалку свою любимую бросил… Не пойму, хоть режь.

– Так ведь мы же не бесплатно им эту безопасность создаем, – вздохнул Хейзит. – Не мне тебе рассказывать. При Локлане ведь как планировалось: основные камни пойдут на укрепление наших застав, за них замок будет платить, а если что лишнее останется – на местную продажу пустим, хошь эделям, хошь фолдитам. [1]1
  Фолдит– крестьянин. – Здесь и далее примеч. авт.


[Закрыть]
А вышло как? – Он погрел пальцы о кружку. – После бегства Локлана, а с ним и Олака, все рычаги управления перешли к кому?

– К тому, кто денег больше давал, – нахмурился Исли.

– То-то и оно. К Томлину, будь он неладен. А у того не только деньги водятся. Где богатство, там и сила. Если хочешь знать, – Хейзит понизил голос, – если бы не друг нашей семьи Ротрам, у которого через торговлю оружием имеются хорошие связи вплоть до замка, меня бы на другой же день из дела выперли. Помнишь ту злополучную пьянку, о которой я тебе рассказывал и на которой Локлан получил предписание явиться к отцу, а вместо этого дал деру? Так вот, я там видел сыночка этого самого Томлина.

– Слабоумного, у которого рот не закрывается? – хохотнул Исли.

– Слабоумного не слабоумного, а он единственный наследник Томлина. Кто важнее отцу: родной сын, каким бы он ни был, или чужой мальчишка, вчерашний подмастерье? Так что пока меня оставили в покое, в смысле, в доле, но я на этот счет не обольщаюсь. Представится возможность – вышибут меня как пить дать. – Он в сердцах грохнул кружкой об стол. – И никакой Ротрам не спасет. А люди тем временем будут думать, что это я, такой-сякой, их мужей, братьев и сыновей каменной защиты от шеважа [2]2
  Шеважа– дикие племена, обитатели Пограничья.


[Закрыть]
лишаю, про нужду застав позабыл, а сам денежки на их беспомощности зарабатываю. Вот и обходят нас по большей части стороной. Что мне делать? – озадачил Хейзит собеседника наболевшим вопросом в лоб.

– Что именно, честно говоря, не знаю, – заволновалось тучное брюхо Исли, – но заглянул я к тебе, оказывается, с похожим делом.

– Тогда не томи, – весь подобрался Хейзит, нутром уже чувствуя неладное. – Выкладывай, что там еще.

– Да от Ниеракта я еду. Прямиком к тебе. – Исли оперся локтями на стол и огляделся по сторонам, тщетно ища подслушивающих и подглядывающих. – Знаешь, что он мне сказал? Давеча к нему приезжали от Скирлоха. Ты ведь его, кажись, встречал? Очень богатый, если не самый богатый, торговец, который владеет чуть ли не половиной рыночной площади.

– Встречал. И что?

– А то, что Ниеракту предложили продать гончарную мастерскую.

– Продать? Это еще зачем?

– Не будь наивным, друг мой Хейзит, – вздохнул Исли. Выложив основное, зачем пожаловал, он расслабился и откинулся на спинку стула. – Во многих ремеслах так заведено. Перешел ты кому-нибудь дорожку, дал понять, что тоже не лыком шит, к тебе сперва вежливо так обращаются, мол, мы вас так ценим, так ценим, что, если надумаете чем другим заняться, приходите, выгодно ваше замечательное начинание купим, в долгу не останемся. А если ты вдруг намек этот не понимаешь и продолжаешь заниматься, чем занимался, вот тут-то и начнутся у тебя беды одна за другой: то помощник куда уйдет, то телега сломается, то лошадь сляжет. А если ты и теперь про предложение о продаже не вспомнишь, ну, дело твое, – могут запросто и поджог устроить, и разгром учинить.

– Ты хочешь сказать, что Ниеракту угрожали?

– Не хочу, а говорю. – Исли посерьезнел. – Теперь того и гляди у меня самого охранную грамоту отымут, что Локлан писал. А тогда и до карьера не пропустят. Можно подумать, у этих Томлина со Скирлохом мало своих извозчиков. Н-да, не сбеги Локлан со своей рыжей зазнобой, не было бы у нас всех этих бед.

На последнее замечание приятеля Хейзит не ответил. Он утешал себя тем, что знал, на что идет, когда отказывался от участия в переправе через Бехему с остальными товарищами по несчастью. Правда, сегодня утром он уже не был так уверен в том, что поступил тогда правильно.

Сбитый с толку легкостью, с которой Локлан принял решение незамедлительно бежать всем вместе из сетей заговора, Хейзит не сразу поверил в серьезность его намерений. На что он надеялся? Вероятно, на то, что Локлан передумает, что верный Олак сумеет отговорить его, чтобы не подвергать опасности жизнь своей дочери, или что сама Орелия улыбнется и обратит все в шутку. Не зря мать часто упрекала его в наивности. Локлан не передумал. Больше Хейзит его не видел. Только к вечеру следующего дня до него дошли слухи – кажется, их разносчиком был курносый Дит, с которым он последнее время старался иметь как можно меньше общего, – так вот, слухи эти сводились к тому, что Локлана никто не может найти. Хейзит понимал их по-своему: Локлана разыскивают. Успокаивало лишь то, что причиной побега все сплетники как один называли нежелание молодого господина отказываться от своей рыжей пленницы из народа шеважа. Вот и Исли сейчас о том же упомянул. А что это могло значить для Хейзита? Что его единственного работодателя простой люд воспринимает не как заговорщика – будь то против Ракли или кого еще, кто бы ни владел истинной властью в Вайла’туне, – и что по-прежнему существует надежда на его возвращение.

Труднее было привыкнуть к мысли, что он может никогда больше не увидеть Орелию, поразившую его своей красотой в первый раз и не разочаровавшую за несколько последующих коротких встреч. Поначалу он утешал себя мыслью, что она, вероятно, влюбилась в Локлана и потому отважилась плыть с ним навстречу вполне возможной гибели. Потом он сообразил, что, скорее всего, это едва ли так, поскольку Локлан выбрал и взял с собой другую женщину. Наконец, он несколько успокоился мыслью о том, что, раз уж Локлан встал на путь обмана, он, быть может, только сделал вид, будто берет в попутчицы дикарку, а сам ее где-нибудь втихаря укокошил и теперь коротает время с Орелией. Проиграть в сердечном споре Локлану не казалось ему столь уж зазорным. Несмотря на полученную у Томлина тысячу «подъемных» силфуров, [3]3
  Силфур– денежная единица.


[Закрыть]
большая часть которых хранилась теперь в тайнике у матери, Хейзит ничуть не ощущал себя отличным от того простого паренька, каким он в свое время уезжал на заставу Граки. Разве что ответственности стало куда больше. За себя, за мать с сестрой, за нужное дело, которым занялся.

– Кстати, – прервал его размышления Исли, – я тебе не рассказывал, что, кажется, стал свидетелем их побега?

– Почему «кажется»? – встрепенулся Хейзит.

– А ты сам посуди. Вышел я днем на берег. Когда ж это было? Не скажу точно, но определенно до того, как пошли разговоры про Локланово бегство. То есть дней пять тому назад получается. Ну так вот, выхожу я порыбачить…

– Погоди-ка, это как же ты днем порыбачить вышел, если мы все это время печью занимались?

– Да? – Исли задумался. – Ты прав. Выходит, утром дело было. Ранним.

– Уж не о том ли ты дне говоришь, когда Ниеракт всех собак на тебя спустил за опоздание? Ты ему еще ответил, что накануне день рождения твой справляли.

– А ведь точно, – приятно удивился Исли. – И как ты только все помнишь? Короче, вышел я на берег, подышал, размялся, поставил удилище, смотрю, а по бурунам мимо меня вдоль берега что-то плывет. Не так чтобы близко, но и не настолько далеко, чтобы людей на этой штуке не различить. Сперва я решил, что это кого-то прямо с куском земли, на котором они стояли, смыло и по течению понесло. Человек семь там было, если не больше. Ходят, мельтешат, кричат что-то друг дружке, слов не слышно, но видно, что руками размахивают. Один или два за жердину длинную держатся, которую позади себя прямо в воду сунули, будто управляют. Да куда там управлять-то! Пронесло их мимо меня быстрее, чем я тебе сейчас все это рассказываю. Я тогда, честно говоря, решил, что это шеважа где-то в стремнину затянуло. Мало ли что в Пограничье бывает. Тем более что у одного из них я точно рыжие волосы видел. Удивился я, сплюнул, и тут клев у меня пошел. А вечером или на другой день, когда про Локлана узнал, подумал, что, наверное, это он и был. Жаль, что расстояние оказалось большое, не разглядел никого толком. Там же небось и Олак твой был.

– Кто его знает! – Хейзит твердо заучил роль всеми брошенного простака-строителя. Очень уж не хотелось ему попасть на допрос с пристрастием к какому-нибудь Скелли. Свою тайну он пока не доверил даже матери, что уж говорить об Исли. – Олак был ему предан. Могли и вместе отправиться. А на чем они там все-таки плыли, ты так и не разобрал?

– Знаешь, могу так сказать: очень напоминало спущенную на воду поленницу. Только дрова эти под ними не проваливались и в стороны не расходились. Наверное, перевязали чем-то.

– Интересно.

– Я вот тоже, кстати, так считаю. Даже одну вещицу дельную, кажись, придумал. Та штуковина меня на мысль навела. Тебе могу по секрету сказать. Что, если рыбу ловить сетью не с берега, как сейчас мы делаем, а чуток подальше отплыть? Там ведь ее наверняка побольше водится. Сесть на такую вот поленницу, к берегу ее веревкой привязать, чтобы не уплыть, и вперед. Я, признаться, третьего дня несколько брусков взял, между собой потуже скрутил, сверху груз наладил да в корыто с водой положил – до сих пор не тонет, от оно как!

– Интересно, – повторил Хейзит.

– Если это они были, Локлан и дружки его, не хотел бы я, конечно, на их месте оказаться. Околеть по такой погоде, да еще в воде, в два счета можно. Но после зимы, если доживу, обязательно попробую такую поленницу плавучую сварганить. Чем хуже твоего изобретения, а? – Исли самодовольно похлопал себя по пузу. – Разве что другим его повторять я, как ты, не смогу запретить.

– А я и не запрещаю, – отмахнулся Хейзит, которому подобные наветы уже успели надоесть. – С мечением каждого лигбурна – это вообще не моя идея была, если разобраться. Хочешь, я тебе прям сейчас объясню, как глину готовить и как ее потом на огне правильно обжигать?

Исли почесал щеку.

– И что я потом с этими знаниями делать буду? Где столько глины взять? Ты сам видел, как на карьере работа построена и кто там теперь заправляет. Люди Томлина в пополаме с Ниерактовыми. Пока в пополаме.

– Глину в другом месте можно найти, – неуверенно предположил Хейзит.

– Ага, можно! И печь большую при желании построить. А строить ты потом где будешь? В Пограничье, чтоб никто не видел? Камни-то твои, сам говоришь, меченые. Проверить их у любого франимана [4]4
  Фра’ниман– сборщик оброка, гафола.


[Закрыть]
труда не составит. Нет, брат, замок нас крепко за одно место взял. Хочешь вырваться – одна дорога: следом за Локланом в Бехему, и поминай как звали.

У Хейзита возникло желание поделиться с Исли собственными чаяниями по этому поводу, однако он заставил себя промолчать. Собеседника он знал по службе на погибшей заставе и по непростой дороге домой, но это ни о чем ровным счетом не говорило. После истории с поджогом дома старика Харлина, истории, в которой был замешан Дит, ближайший друг его покойного отца, Хейзит научился никому не доверять полностью. Надо будет, он сам, без посторонней помощи воспроизведет из дерева довольно понятный рисунок Вила, посадит на «плот» мать с сестрой и попытается повторить храбрый шаг Локлана, а может, даже нагнать беглецов. Если те еще живы…

– Надо идти к Ракли, – проговорил Хейзит.

– Кому?

– Мне, конечно. Грамота для прохода в замок у меня пока есть. Он меня, надеюсь, еще не забыл. Думаю, поговорить не откажется.

– И о чем ты будешь с ним разговаривать? – Исли облокотился обеими руками о стол и положил тяжелый подбородок на кулаки. – На жизнь плакаться?

– Да нет, скажу про главное. Что мои камни нужны в первую очередь на заставах. Что пока мы их изготовление не наладим, ничего никаким эделям продавать нельзя.

– Мысль хорошая, но не уверен, что Ракли поймет хоть слово из твоей речи.

– А тогда я ему еще раз попробую сказать о том, что в противном случае довольно скоро погибнут все заставы. Я тут давеча с Ротрамом опять-таки говорил, так он считает, что затишье в Пограничье – временное. Судя по всему, шеважа испугались нас атаковать силой после того, как на окраинах Вайла’туна им наши фолдиты отпор дали. Ты, я надеюсь, слышал про это?

– Да вообще фолдиты – молодцы! – оживился Исли. – Две атаки дикарей отбить, с пожаром справиться – не всякий отряд виггеров [5]5
  Виггер– воин, от слова «виг» («война»).


[Закрыть]
так лихо сработает. Правда, немало их там полегло, говорят. Включая сверов, которые пришли в последний момент им на подмогу.

– А ты заметил, что замок про этот подвиг как воды в рот набрал? Все, что мы знаем, только благодаря слухам. Не кажется подозрительным?

– Как-то не думал об этом, но с тобой согласен: не по-людски вышло.

– Так вот, я к тому, что благодаря нам шеважа снова нас побаиваться, похоже, стали. Залегли и выжидают. Зима, сам знаешь, для них не лучшее время. Листва опадает, скрыться за деревьями все труднее, на снегу следы видны. Самое время дела нам делать. С телег колеса сняли, полозья поставили, загрузили побольше камней, благо они не такие тяжелые, как настоящие, отрядили кого из мерговв сопровождение – и вперед, к заставе. За зиму я бы если не все, то большую их часть в порядок привел. Дикари от нас действий ждут, а мы тут сидим. Того и гляди они в себя придут и еще раз вдарят.

– Зимой не вдарят, – хмыкнул Исли. – Зимой их огненные стрелы бесполезны.

– Вот потому-то и надо спешить отстраиваться, – подытожил Хейзит. – Каменщики ты не представляешь, как по работе соскучились. Многие чем только не занимаются, кроме основного дела своего. Да им только камней выдели да раствора погуще налей – вмиг заставы стенами обнесут. Неужели, думаешь, Ракли это не поймет?

– Неужели, думаешь, Ракли этого не понимает? – в тон приятелю переспросил Исли. – Только почему-то уже давно не чешется. А если чешется, то как-то странно: отправляет один за другим отряды добрых воинов на верную гибель.

Хейзит вспомнил свой последний разговор с Олаком перед расставанием. Собственно, все именно с ним, а ни с каким не Ротрамом он и обсуждал, отъехав подальше от возводимой на берегу огромной печи и разглядывая с лошадиной спины пенистые буруны. День выдался сумрачный, ветреный, временами накрапывал надоедливый дождь, но они будто ничего не замечали вокруг, погруженные каждый в свои мысли. Постепенно разговорились. Олак оказался на удивление не таким скучным и прямолинейным служакой, каким выглядел или хотел выглядеть. За предыдущие дни у Хейзита не раз возникало подобное подозрение. Теперь же Олак, осознав окончательно, что все мосты к отступлению сожжены, заговорил с ним чуть ли не как с сыном – доверительно и откровенно. И прежде всего предложил хорошенько подумать, стоит ли здесь оставаться. Возражение Хейзита насчет матери и сестры он охотно принял и в лоб отговаривать не стал, однако предупредил, что еще неизвестно, не будет ли им труднее, если он останется. Будто предвидел то, что теперь происходило с таверной и прежними ее посетителями. А насчет Ракли прямо сказал, что рассчитывать на него не стоит вовсе. Мол, дела в замке настолько, как он выразился, запущены, что едва ли сам Ракли протянет долго. А уж охотников на его место найдется хоть отбавляй. Ему не было доподлинно известно, сам ли Ракли допускал просчеты с обороной Вайла’туна и ответными действиями против дикарей, или его к ним подталкивали, но только многие военачальники и советники уже сейчас начинали перетягивать одеяло на себя. Притом довольно успешно. И не только особенно приближенные к Ракли, занимавшие четыре кресла за столом в круглой зале советов, но и те, кто ютился на простеньких стульях вдоль стен. Хейзит отчетливо помнил эту залу, куда именно Олак привел его с товарищами для первого и, как оказалось, последнего разговора с Ракли.

– С уходом Локлана у него совершенно не остается преемников, – добавил Олак, щурясь на парящих над волнами чаек. – А то письмо, что получил вчера Локлан, написанное как будто почерком Ракли, вообще наводит меня на самые худшие предположения.

– В каком смысле?

– А в том, что подобные вещи слишком легко проверить. Если это подлог, как мы сразу же заподозрили, то очень смелый, потому что его авторов ждет неминуемая расплата. Или они уверены в том, что расплата минуема. Что возможно лишь при одном условии. – Он замолчал.

– Если Ракли уже не у власти? – предположил Хейзит.

– Вот видишь, ты сам все прекрасно понимаешь. – Олак оглянулся через плечо на приобретающую все более определенные контуры печь. – Если решишь снова побеседовать с Ракли, будь готов к неожиданностям.

Сейчас, сидя за столом в теплой таверне, Хейзит пережил те же смешанные чувства, которые охватили его в тот момент. Ракли всегда был и всегда будет. Он не может исчезнуть просто так, перестать жить, оставить вабонов один на один с зимой, холодной Бехемой и хищными стаями обнаглевших дикарей. Какой-никакой, но он сын своего отца, Гера Однорукого, заложившего основы многих незыблемых сегодня законов. Его правление до недавнего времени можно было назвать не иначе как славным и достойным. Без него… Куда они без него?..

– Все-таки я попробую с ним встретиться, – вздохнул Хейзит, радуясь, что слышит собственный голос. – Меня всегда учили, что, если есть что сказать, надо говорить. И если Ракли на нашей стороне, мы сможем одним махом решить все наши вопросы.

– Одним махом только головы рубят, – скривился Исли. – Вспомни, разве не так же ты рассуждал, когда мы пробирались домой через Пограничье?

– Ну, если уж на то пошло, то кое-чего мы все-таки добились.

– Надеюсь, ты сам понимаешь, что все это – ерунда.

Хейзит понимал прекрасно. Да, конечно, какое-то короткое время он мнил себя чуть ли не спасителем соплеменников, мастером-строителем, придумавшим достойную замену камням, которая обязана спасти вабонов от будущих невзгод и положить конец извечному противостоянию с лесными дикарями. Потом ему показалось, что вершить добро для других не только приятно, но и выгодно. На тот злосчастный эфенмот [6]6
  Эфен’мот– вечеринка, званый ужин у эделей.


[Закрыть]
шел с ощущением, что стал зажиточным, если не сказать богатым, человеком. Увидев среди гостей Орелию, возмечтал о ней и подумал, что вот она, сладкая расплата за все его прошлые трудности и лишения. Хоть и не эдель, он сможет дать ей то, что подобные красавицы вправе ожидать от настойчивых ухажеров. А оказалось что? Она знала больше него, больше их всех, вместе взятых. И умела убеждать. Выслушав ее, Локлан ни мига не сомневался в том, что следует делать. Поверил ей. На время она стала их вождем. И он, Хейзит, совершил ошибку. Да, все-таки с его стороны это была роковая ошибка, теперь он как никогда уверен в этом. Нужно было хотя бы попробовать переправиться вместе с ними через Бехему. Если это удалось бы им, он наверняка нашел бы способ вернуться за матерью и сестрой. А сейчас что? Время решительных поступков упущено. Плот с его прежними друзьями уплыл, подхваченный стремниной, и, может быть, благополучно пристал к противоположному берегу. Теперь они бредут, пешком, без лошадей, обремененные поклажей, в направлении далеких гор и, скорее всего, даже не вспоминают о нем. Перед ним одно за другим прошли лица Локлана, Олака, Биринея, Вила, Орелии. Они оглядывались на него и кивали, будто прощались.

– Почему ты еще здесь? – вывел его из тревожного забытья голос матери. Гверна вышла из кухни, машинально продолжая вытирать полотенцем сверкающую кастрюлю. – Разве тебя сегодня освободили от работы?

Хейзит хотел было объяснить, что с некоторых пор он сам волен кого угодно освобождать или привлекать к постройке печи для обжига камней, но передумал. Мать не поймет. Вероятно, ей самой станет легче, если сын не будет видеть, что сталось с ее таверной. Пусть даже виной тому он сам. Гверна не держала на него зла. Да и как она могла, если сама так радовалась ответственному назначению сына? А трудности с таверной – временные. Все обязательно вернется на круги своя. Только будет лучше, если до тех пор Хейзит займется делами, желательно где-нибудь подальше.

– Пошли, – сказал Хейзит, вставая. – Договорим по дороге. Посмотрим, что там делается, на месте.

Когда он вышел следом за Исли, кутаясь в старенькую отцову шубу и на ходу натягивая на уши меховую шапку, им навстречу попались первые сегодняшние посетители, отряхивавшиеся на крыльце, – двое мужчин и женщина. Обменялись кивками. Остававшаяся все это время впряженной в телегу лошадь тыкалась мордой в заснеженную кормушку, выковыривая стебли посуше.

– Почему ты до сих пор колеса не снимешь? – обратился Хейзит к Исли, когда тот, заняв место впереди, привычно дернул поводья и пустил лошадь боком. – Полозья уже в самый раз.

– Ну, во-первых, снег еще раз десять стает, – издалека начал толстяк, выправляя телегу на дорогу, которая, петляя между избами, должна была вывести их через Малый Вайла’тун к западным воротам в Стреляных стенах – ближайшим из трех – к карьеру и строящейся печи. – Во-вторых, как тебе известно, конной тягой я обзавелся не так уж давно. Только, можно сказать, привыкаю. А потому еще не успел всего предусмотреть да прикупить. Телега-то мне задарма досталась, но полозьев к ней не прилагалось.

– Так бы и сказал, – улыбнулся Хейзит. – А то «еще десять раз стает»!

– А по-твоему, не стает? Давай на полозья новые поспорим, что уже завтра тут все в грязи снова будет!

«Если сегодняшний день переживем благополучно, я тебе на радостях просто так самые лучшие полозья куплю», – подумал про себя Хейзит, а вслух предложил Исли закатать губу. Тот победно расхохотался, и повозка покатила шустрее.

С наступлением зимы Малый Вайла’тун обычно превращался в сонное царство. Если за Стреляными стенами еще кипела какая-то вынужденная жизнь, здесь все постепенно замирало и впадало в спячку. Короткие дни, почти лишенные солнечного света, бесконечные ночи, сопровождаемые заунывным завыванием вьюг, не способствовали даже у детворы желанию радоваться жизни, как она есть. Особенно это было заметно с приближением к обводному каналу. Здешние обитатели в полном составе могли позволить себе не заботиться всякий день о хлебе насущном и ограничивались лишь самыми необходимыми выездами из надежно укрытых в глубине садов поместий. Вот и сегодня дорога была безлюдна, если не считать прогуливавшейся вдоль канала троицы конных стражей да саней, лихо пересекших им путь уже почти при въезде в Большой Вайла’тун. Канал еще не замерз: оставляя за собой елочки следов, вороны прогуливались по тонкому насту и осмотрительно огибали черные лужицы воды.

Хейзит сунул руку за пазуху. Все в порядке, разрешительную грамоту на беспрепятственный провоз груза через любые ворота Стреляных стен он прихватил. Раньше у него была еще одна грамота, но ее он отдал Томлину, когда получал с него обещанные Локланом деньги на строительство. Деньги Томлин выдал, а с Хейзита взял расписку в получении. Нешуточная сумма в тысячу силфуров подлежала возврату. На том месте мысль Хейзита застопорилась и отказалась двигаться дальше. Что же получается? Он расписался в получении денег от Томлина. Расписываясь, он пребывал в полной уверенности, что делает это за Локлана, который уладит со своим доверенным ростовщиком все последующие вопросы. Так бы наверняка и произошло, но Локлан пустился в бега, и теперь в должниках Томлина оказался сам Хейзит. Вот тебе и богатство! Конечно, если в конце концов Хейзита из дела не выгонят, он с лихвой вернет долг и еще на безбедную жизнь где-нибудь поблизости от канала хватит. Но если тому же Томлину или Скирлоху вздумается воспользоваться отсутствием Локлана и выбросить Хейзита на улицу, заменив каким-нибудь своим проверенным гончаром, кто за него заступится? Постаревший Ротрам? Вряд ли у него хватит сил. Соседи Гверны? Еще хорошо, если они пройдут мимо и не подольют масла в огонь. Да уж, положение складывалось невеселое.

Хейзит подтянул левый рукав шубы и убедился в том, что красивый пестрый шнурок по-прежнему обвязан вокруг запястья. Этот шнурок, недавно полученный из рук мерзкого старичка но имени Скелли, давал ему право на свободный проход в замок, включая центральную башню, Мегентор, где исстари обитали правители вабонов. На благо или на погибель оказал Локлан ему эту услугу? «Погибель, – подумал Хейзит, – дело нехитрое». Но вот за благо придется не на шутку побороться. И уж лучше со шнурком, чем без шнурка.

Телегу тряхнуло. Исли выругался. Впереди уже маячили высокие ворота.

До последних событий в Пограничье и на окраинах Вайла’туна Стреляные стены при всей своей прочности и внешней неприступности выполняли весьма условную роль, отделяя более зажиточную часть от, скажем так, менее зажиточной. На них никогда не было эльгяр, [7]7
  Эльгяры– защитники заставы.


[Закрыть]
как, собственно, и рант, по которым те могли бы ходить. Даже караул приближался к воротам лишь затем, чтобы изредка закрывать их на ночь. Теперь же там постоянно несли службу, точнее, круглые сутки скучали с десяток пеших стражей и пара конных. Появление телеги вызвало в их рядах явное оживление. Оба всадника решительно направились навстречу, всем своим видом красноречиво показывая, что придется остановиться. Хейзит сбил шапку на затылок. Его не признали, хотя иногда предъявлять пропуск не требовалось.

– Что везем? – поинтересовался один из всадников.

– Пока ничего, – ответил Хейзит, неспешно доставая и разворачивая перед носом стража верительную грамоту.

– Куда направляетесь? – более дружелюбно осведомился второй.

– Спасать Вайла’тун, – зачем-то буркнул Исли.

Всадники переглянулись.

– На строительство едем, – поспешил уточнить Хейзит, ткнув рукой в направлении уже различимых костров, которыми землекопы отогревали промерзающую глину. – Мы тут теперь часто проезжать будем.

– Что у вас там? – Первый всадник подвел коня вплотную к телеге и похлопал рукавицей по сваленным в кучу шкурам.

– Рыба, – не оглядываясь, через плечо ответил Исли. – А вам-то что? Запрещено разве?

– Проверяем, – холодно бросил страж и на глазах пораженного такой наглостью Хейзита откинул верхнюю шкуру в сторону.

Под ней действительно оказались две кадки с заледеневшей рыбой.

– Проезжайте, – почти в один голос гаркнули всадники и первыми загарцевали обратно к воротам.

Когда ворота наконец оказались позади, Хейзит оглянулся и процедил сквозь зубы:

– Совсем сдурели, дармоеды! Проверяют они, видите ли! Я знаю, что они проверяют. Беглецов наших ищут, которых и след простыл. Будто Локлан поперся бы напрямик через их тухлые ворота. Раньше сторожить надо было.

Исли предпочел промолчать. Только пустил лошадь поживее.

По эту сторону Стреляных стен Вайла’тун разрастался слабо. Сказывались, вероятно, постоянные ветра, дувшие с Бехемы и доносившие зябкую водяную пыль. Избы стояли значительно реже, чем в направлении Пограничья или даже с противоположной стороны от замка, вниз по течению, где селились рыбаки. Традиционно здесь преобладали семьи потомственных пастухов, чьи стада коров и овец давно облюбовали пышные луга, простиравшиеся с весны по позднюю осень аж до самого карьера, и хлеборобов, снимавших на плодородных землях иногда по два урожая за лето.

Изначально предполагалось, что Хейзит будет жить вместе со строителями и гончарами в новой мастерской при печи. Во всяком случае, таково было распоряжение Локлана. Первые две ночи Хейзит честно провел в землянках землекопов, трудившихся на карьере почти постоянно.

Сразу же стало понятно, что такую мастерскую, какую хотел соорудить Локлан, каменную и надежную, чтобы ее обитатели не боялись ни стужи, ни врагов, за здорово живешь не построить. Нужны были лиг’бурны, а их-то как раз в ближайшее время взять было неоткуда. Решили сосредоточить усилия на постройке самой печи. Для этого трудами Ниеракта и его людей было сложено несколько обычных печек, в которых с утра до ночи поджаривались камни для главного строительства. Однако землянки землекопов не смогли вместить всех желающих. Пришлось спешным порядком вызывать плотников на постройку хотя бы временных деревянных жилищ и усиливать вооруженную охрану, которая теперь сопровождала частые вылазки на ближайшую опушку леса за бревнами.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю