Текст книги "История об игроках и играх (СИ)"

Автор книги: Кира Вольцик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

История об игроках и играх

Глава 1. Звук волшебного горна

Сказки мои любимые не читаешь мне на ночь, и я топаю на крышу…

Земфира

Лилиане, шебе, и S.

Звук волшебного рога

– Солнечные лучи окрашивали верхушки реликтовых сосен в медовый цвет. Воздух приятно пах раскаленной смолой, свежей травой и миндальными орехами с земляникой. Мы неподвижно стояли на опушке, слушая тишину. Хотя о какой тишине может идти речь, если мы могли наслаждаться диалогом птиц, вмещающим в себя и симфонический оркестр, и оперу, и даже легкомысленную эстраду? «Динь-динь-динь», – стрекотали синички-подружки. «Тра-та-та», – ворчливо отвечала им старая сорока с мохнатой сосновой ветки. Что это такое?! – маленький воинственный Кузьма побагровел от злости отчего смотрелся комичнее обычного.

Мы все знали о его привычке подкладывать несколько экземпляров устава ФБД за трибуну, у которой он выступал, иначе мы бы не смогли увидеть ничего, кроме макушки домового и кончиков его ушей с длинными кисточками, как у рыси.

– Протокол осмотра места преступления, – тихо ответил Петя, наш криминалист.

Планерка переходила из стадии «шоу» в стадию «скандал». Я незаметно оглядела всю группу. Юстас прятала покрасневшие щеки за ладонями: она всегда волновалась, когда отчитывали кого-то из нас, поскольку до сезона отпусков и непонятных рокировок среди сотрудников Кузьма был только ее начальником, следовательно, раньше виновата во всех бедах была только она.

– Наставник, как вам это нравится? – Кузьма перевел взгляд на Мефистофеля.

– Стиль немного хромает, – пожал плечами юноша, – но в целом весьма недурно. Тем более, мне неизвестно, как Петр планировал повести свое повествование дальше.

В светло-голубых глазах Мефистофеля не было и тени улыбки, только бесконечное желание работать на благо Федерального Бюро Добра. Кузьма поджал губы и продолжил читать.

– Фея Юстас, повязав на голову косынку, так удивительно подчеркивающую бутылочную зелень ее глаз, наклонилась над телом. Казалось, что в эту секунду замерло все: и птицы, и звери, и травы… Даже быстрый июльский ветерок перестал играться с кудряшками очаровательных леди…

Домовой выразительно замолчал, ожидая от нас комментариев.

– Назвать фею и младшую фею не очаровательными леди было бы фактической ошибкой и верхом невежества, – заметил Мефистофель.

– Прежде всего, они – сотрудники ФБД, – твердо сказал Кузьма.

– Я прекрасно понимаю, – напарник голосом выделил местоимение, – но поймите и Вы: Петр молод, поэт душой. Под его форменным кителем бьется горячее сердце, готовое отдать за Добро все…

Я пнула Мефистофеля под столом. Поняв, что увлекся, мужчина невнятно оборвал фразу и приготовился слушать дальше. На щеках Юстас вновь появились красные пятна: на этот раз девушка была довольна двойным комплиментом.

– С алых губ феи сорвался возглас удивления…

Помнила я этот возглас. Раньше мне казалось, что хрупкая дочка главного начальника нашего отделения ФБД знать таких слов не должна. Возможно, потому что я сама раньше их не слышала, а если бы и слышала, мне бы в голову не пришло сочетать их подобным образом. Сам Барков мог бы позавидовать фантазии разведчицы.

– Я почувствовал, как мое сердцебиение усилилось, вероятно, мои зрачки сужались и расширялись, все мы помним, это один из признаков выброса адреналина… Героически заслонив леди Ю своим телом, я склонился над потерпевшим. Мне никогда не доводилось видеть подобного ранее. В ту секунду я искренне жалел, что вырос атеистом и не имел права молиться кому-либо. Тысячи предсказаний скорого конца света, инопланетных пришельцев и мутантов в моей голове…

– Пытается нагнетать, – шепнул мне Мефистофель. – Безуспешно.

– Ты слишком строг, – укорила я. – Кузьма читает без выражения.

Домовой кашлянул, напоминая о своем присутствии. Мы поняли намек и замолчали.

– Кожа несчастного была покрыта руническими письменами, а сам он, невероятно бледный, лежал на траве, раскинув руки в стороны. Почему потерпевшему не помог алый колдовской медальон, висящий на цепочке? Мы почувствовали, как липкий холодный ужас скользнул вдоль наших позвоночников, даже на лице отважного наставника появилась гримаса отчаяния…

– Я думаю, достаточно, – прервал Кузьму Мефистофель, не желая слушать про свое выражение лица. – Если Петр пообещает нам, что будет работать над стилем и слогом, то инцидент можно считать исчерпанным.

Я бросила быстрый взгляд в сторону домового – тот гневно шевелил ушами, отчего кисточки на их кончиках колыхались. Была у Кузьмы такая забавная привычка, которая до сих пор вызывала у меня умиление.

– В качестве наказания, – напарник тоже заметил ярость легендарного разведчика. – Петр будет отрабатывать дополнительные часы в библиотеке при НИИ ФБД, в отделе редких книг и рукописей, текстологи жаловались на отсутствие лишних рук на период отпусков. Заодно уделит внимание стилю.

Его голос звучал настолько ровно и уважительно, что не оставалось никаких сомнений: он издевался. И вся группа это прекрасно понимала, включая Кузьму, но даже он не мог ничего изменить. Формально наказание было вынесено, оспаривать его – привлекать лишнее внимание руководства к нам всем, а мы и без того не обделены оным. Тем более – о чудеса нашей великой структуры! – Мефистофель занимал более высокую должность, хотя звание имел на три или четыре ранга ниже.

Кузьма медленно выдохнул и прикрыл глаза. Мы терпеливо ждали. Честно говоря, мне даже было неловко перед домовым. Я бы сама не захотела работать с нами.

– Почему к протоколу осмотра места происшествия не приложили акт вскрытия? – делая длинные паузы между словами, спросил Кузьма.

– Это невозможно, – развел руки в стороны Петя.

– Немедленно принести мне акт вскрытия! – взревел Кузьма.

– Это невозможно, – повторила за Петей я. – Потерпевший жив. Более того, он абсолютно здоров, если не считать, что находится в коме.

Уши Кузьмы побелели, дернулись в последний раз и обвисли. На миг в его глазах даже блеснул азарт.

– Софья, будьте добры, доложите подробнее, – велел домовой.

Я встала, как в школе, рядом со своим стулом и изредка заглядывая в блокнот, начала докладывать:

– Пострадавший №z770i был доставлен в наше отделение в 23:16, около десяти часов назад. За это время мы сделали вывод, что вернуть несчастного к жизни не в наших силах. Более того, в 7:23 мы провели эксперимент, показавший, что объект №z770i является неуязвимым.

– В каком смысле? – перебил Кузьма.

– В огне не горит да в воде не тонет, – ответил за меня Петя.

Кузьма недовольно поджал губы. Криминалист не реабилитировался в его глазах, а жаль: Пете, как пони в цирке, нужны обязательные похвала и поощрение, он без этого работать не может.

– При воздействии на кожу объекта скальпелем, пламенем паяльной лампы и азотом не выявлено признаков деформации – пояснила я.

Домовой хмыкнул. Я села на свое место.

Напротив меня Юстас пыталась зевать с закрытым ртом. Она, как и мы, не спала всю ночь, хотя Мефистофель трижды отправлял ее домой. Мы не нуждались в помощи разведчицы, она осталась лишь из командного духа: варила кофе на голубом пламени спиртовки, пыталась кормить нас бутербродами и помогала оформлять записи.

– Что думаете предпринять? – спросил Кузьма более благодушно.

– Подать рапорт и отказаться от дела, – Мефистофель посмотрел домовому в глаза.

Сегодня мой хороший приятель хотя бы не качался на стуле, что уже несказанно меня радовало. И даже догадался убавить плеер – из лежащего на его груди наушника мне почти не был слышен блюз. Пожалуй, он мог бы нравиться гораздо большему количеству людей, если бы не был настолько переполнен пижонством.

– Какого черта?! – снова взревел Кузьма.

– Я специалист по снам, – спокойно ответил Мефистофель, не отводя взгляда. – В крайнем случае, механик. Расследования – не мой профиль. Есть сотрудники других специальностей для подобной работы. Есть следственный отдел, есть аналитический отдел, есть отдел по борьбе с преступлениями. Зачем мне отбирать их хлеб?

– Во-первых, все сотрудники ФБД должны уметь работать с разными проблемами, – голос домового звучал также спокойно, только уши немного дрожали, выдавая его истинное настроение. – Во-вторых, вы не в праве выбирать себе те дела, которые вам подходят, когда бюро практически опустело… А в-третьих, жертва спит! Вероятно, даже видит сны…

– Не видит, мы это выяснили первым делом, – отрезал напарник.

– Будете проверять каждый день, вдруг однажды ему что-то да приснится, – приказал Кузьма. – Поскольку по остальным пунктам возражений нет, жду всю группу вечером на мозговой штурм. Можете поспать часов пять-шесть…

Мефистофель криво усмехнулся. Готова была поспорить, в тот момент он особенно остро не переваривал бюро и его нелепую структуру.

***

Когда я пришла домой, папа уже ушел на службу. Мама последние недели практически жила в лаборатории, потому я даже не надеялась ее застать; мамин режим летом всегда казался мне диким. Даже отпускник Сережа куда-то собирался.

Я застала его перед зеркалом в прихожей, отмахивающимся от верной барабашки. Несмотря на то, что барабашке платилось жалование как домработнице, она отчего-то исполняла обязанности Сережиной няни и общего шеф-повара. Все остальные члены семьи ею игнорировалось, а наши попытки указать на возраст брата встречались продолжительным бурчанием и обидами. Сегодня барабашка прыгала рядом с Сережей, держа в лапе огромный бутерброд с вяленым мясом, помидорами и сыром.

Оба одарили меня невнимательным взглядом и тотчас вернулись каждый к своему занятию: Сережа расправлял воротник рубашки, а барабашка пыталась подложить ему в карман сухой паек.

– Плохо выглядишь, – заметил брат, пропуская меня в квартиру.

– Зато ты замечательно, – откликнулась из кухни я.

Кофе был сварен незадолго до моего прихода. Каким-то образом барабашка всегда знала время возвращения каждого из членов нашей семьи, даже когда мы сами не догадывались, в котором часу получится оказаться дома. Я взяла кружку и вышла в прихожую.

– Там есть нормальная человеческая еда, – недовольно сказал Сережа.

– Не хочу тебя расстраивать, но большинство людей питаются именно так, как я сейчас, – миролюбиво заметила я. – Тем более, человек – тварь живучая, для него нормально есть все, от чего не наступает мгновенная смерть.

– Скорее, человек больше испугается мучительной смерти, чем мгновенной – на секунду задумался Сережа.

Барабашка выразительно вздохнула и ушла на кухню, постукивая когтистыми лапами по линолеуму. Она почувствовала, что с моим возвращением игнорировать ее стало гораздо проще.

– И тебе не стыдно? – спросила я, когда за нашей домработницей закрылась дверь.

– Ни капли, – брат обаятельно улыбнулся мне в зеркало. – Мне кажется, что первородные существа обладают более тонкой интуицией. В нашем случае барабашка выбрала меня объектом своей заботы, зная о моем внутреннем стержне. Никто кроме меня не смог бы сопротивляться ей. И все члены нашей семьи превратились бы в ленивых закормленных хомячков…

Отчасти я была согласна с братом. Только у него хватало наглости перешагивать через бегущую к нему навстречу барабашку, держащую на вытянутых руках поднос с обедом.

– Не знаю, приду ли на ужин, – брат растрепал мне волосы. – В городе проездом мой друг, мы не виделись несколько лет.

О приезде своего давнего товарища Сережа твердил уже месяц. Меня такая теплота даже удивляла, не проходило и дня, чтобы он не вспомнил загадочного Яшку и что-нибудь, что связывало его с таинственным обладателем редкого имени. Из его сбивчивых воспоминаний я поняла, что Яков много читал и советовал моему брату книги, интересовался историей города и практически все время проводил на улице, когда ему доводилось здесь оказаться.

Брат улыбнулся. Мне нравилась его чуть задумчивая отстраненная улыбка. Я почувствовала, как он вспоминает какие-то счастливые моменты, которые ему довелось пережить с тем человеком, которого он сегодня встретит.

Закрыв за братом дверь, я проскользнула в домашнюю лабораторию. Мама никогда не подписывала свои эликсиры, потому перепутать здесь что-либо было легче легкого. На столике стояла вереница пузатых бутылочек всех цветов радуги. На специальных подставках были закреплены несколько десятков пробирок с жидкостью, порошками, какими-то вязкими веществами и бурлящими газами. Стараясь не паниковать, я взяла пробирку с зеленой светящейся жидкостью.

Если я не перепутала, то буду спать без снов и смогу восстановиться за краткий временной промежуток. Если же ошиблась, как минимум, смогу испытать яркие ощущения. К примеру, в прошлый раз Сережка покрылся чешуей…

***

Кузьма был недоволен еще сильнее, поскольку буквально пару часов назад ремонтная бригада захватила его кабинет под предлогом покраски стен, выставив бурчащего домового в коридор. Более того, рабочие отказывались говорить, когда Кузьма сможет вернуться обратно. Несмотря на богатое прошлое в разведке, домовой плохо переносил смену обстановки, а отсутствие возможности пробиться к книжным шкафам и любимому креслу практически лишали его возможности быстро соображать.

Мы долго не могли найти свободный кабинет, поскольку ремонт в здании федерального бюро шел полным ходом. Наше начальство решило воспользоваться сезоном массовых отпусков и подлатать старенькое здание: где-то перестилали полы, где-то красили стены, где-то белили потолки.

Обаятельной улыбкой и непродолжительной беседой Юстас смогла раздобыть ключи от комнаты переговоров, пообещав за всю нашу группу вести себя хорошо и ничего не ломать. Вахтерша после каждого слова разведчицы раздувалась от гордости все сильнее. Видимо, в таком состоянии быть в постоянном напряжении получалось плохо, потому она расслабилась и получила удовольствие, отдавая нам ключи. Я даже позавидовала разведчице: есть что-то притягательное в умении заставлять людей испытывать счастье, когда они поступают так, как угодно тебе.

– Сергей дома? – Мефистофель пришел в кабинет позже всех, в распахнутом белом халате с нашитыми на правый нагрудный карман кометами.

Похоже, домой напарник не уходил, а проторчал в лаборатории, копаясь в природе снов объекта.

– Сегодня он бродит по городу, – ответила я. – К нему Яшка приехал.

Мефистофель ухмыльнулся на одну сторону. Видимо, он тоже был знаком с Яковом, поскольку больше вопросов задавать не стал. Помятый и растрепанный, он был невероятно обаятельным и милым. Это было следствие вселенской несправедливости, поскольку ни одна девушка не будет обладать хотя бы половиной той бездны обаяния, которая есть у не сомкнувших глаз мужчин.

– Петр, почему ты не указал, что тело, найденное в парке, было доставлено туда уже обездвиженным? – тихо спросил Кузьма, дернув ушами.

Юстас чуть заметно сощурилось. У нее была привычка щуриться, когда приходилось быстро соображать или вспоминать. Девушка нарисовала в блокноте несколько символов и непонятных закорючек и снова откинулась на спинку стула.

Из всех нас только Юстас догадалась прийти на собрание с блокнотом. Мы с Мефистофелем о таком незначительном предмете даже не подумали. Ему было простительно, он в лаборатории сидел вторые сутки, а мне… Я почувствовала, как начала краснеть.

– Вы меня не стали слушать, – спокойно ответил Петя, – а перебивать Вас я не посчитал нужным.

Похоже, Петя сильно обиделся, причем, не только на Кузьму. Я вспомнила, как он не поздоровался со мной, когда я вошла в комнату переговоров. Подал ли он руку Мефистофелю? Я честно попыталась нашарить этот эпизод в памяти, но уверенной быть не могла. Воображение легко дорисовывало за меня и отказ от рукопожатия, и дружелюбно протянутую ладонь.

Юстас пришла раньше всех, Петя – за ней. Как обменялись приветствиями ребята, я не видела, но не думаю, что Петя начнет злиться на разведчицу. Многие сотрудники ФБД знали о его нежном отношении к девушке.

– Перед тобой не стояла задача думать, – напомнил Кузьма. – Перед тобой стояла задача докладывать.

Его ответ мне не понравился. Слишком легко домовой вышел из себя и спровоцировал обиду криминалиста еще раз. Петя производил впечатление гордого обиженного мальчика, перед которым нужно было всего лишь извиниться, назвать умницей и непризнанным гением, после чего Петечка обязательно раскрыл бы все карты. После публичной порки он точно ничего не скажет, даже если в запасе у него много удивительных историй, которые могут ограничиваться не только сменой места преступления.

– Постойте, получается, что объект прибыл в парк уже после того, как погрузился в сон? – спросил Мефистофель.

– Получается. Либо его сперва парализовали, а потом, в парке, он заснул. Но это слишком сложно, – задумался Кузьма. – Его не волокли по траве, а на месте не было ни следов борьбы, ни падения. Я выезжал на место и могу предположить, что он прилетел на поляну уже будучи в коме, после чего аккуратно приземлился.

– Вернее, его приземлили. Самостоятельно проделать такие фокусы, находясь в спячке, невозможно, – Юстас добавила в блокнот еще парочку закорючек. – А что там с магическим фоном?

Кузьма торжественно улыбнулся. Домового порадовало, что его ученица задает правильные вопросы в той же последовательности, которой придерживался он сам, когда прибыл на предполагаемое место преступления.

– Фон нестабильный, по моим подсчетам z770i прилетел со второго этажа филармонии, это в двухстах метрах от парка.

– Что объект мог забыть в филармонии? – Мефистофель скептически посмотрел на домового, на фоне красных воспаленных век его глаза казались еще более бесцветными.

– Это ты никуда не ходишь, – укорил молодого мужчину Кузьма. – А город, между тем, живет культурной жизнью и развивается. То у нас цирк гастролирует, то оперный театр…

– Цирк в филармонии – это сильно, – усмехнулся напарник. – Впрочем, учитывая размер нашего городка, каждое второе выступление какого-либо коллектива там – чистой воды цирк.

Кузьма насупился и задергал ушами. Я видела, как он старательно поджимал губы, чтобы не наговорить ничего лишнего.

– Я видел афишу филармонии, – нарочито медленно сказал Кузьма, – она расписана буквально на каждый вечер, однако цирк я в расписании не заметил, но поскольку Вы настаиваете, я собираюсь послать туда одного клоуна…

– Лучше нас с Юстас, – бестактно перебила я. – А клоуна отправьте спать, он после нескольких часов сна способен превратиться в джокера в вашей колоде и генерировать гениальные идеи.

Мне не нравилось, как звучал мой голос: звонко, чисто и радостно. Такими голосами обычно разговаривают отличницы в старых фильмах о пионерах. В жизни же его обычно используют предатели и карьеристы. Однако, на разведчика он почему-то возымел свое действие. Немного поколебавшись для вида, Кузьма махнул рукой в сторону Мефистофеля (тот, в свою очередь, отвесил мне шутовской поклон) и разрешил нам сходить в филармонию.

1_2

Мы остановились перед серым зданием филармонии, вероятно, претендовавшим на красоту. Я честно попыталась воспользоваться искусствоведческим образованием и определить стиль, но не смогла подобрать ничего из своего довольно хилого багажа воспоминаний. Может быть, это был соцреализм?

Перед нами стояло двухэтажное здание знаменитого цвета мокрого асфальта, спроектированное в форме параллелепипеда. Его не украшали ни большие одинаковые окна, ни массивные квадратные колонны, ни огромные тяжелые двери. Время не смогло помочь зданию приобрести благородную красоту, скорее наоборот, оно разрушило утопичную четкость, покосив ступеньки на лестнице и покрыв ржавчиной трубы. Филармония выглядела вполне уныло. Единственное, что вносило некую живость, – статуя дедушки – мирового лидера, известного в прошлом и практически забытого в настоящем, оставленная здесь как дань истории. Памятник блестел бронзовой макушкой и тянулся к небу в открытом жесте стремления к светлому будущему.

– Тоскливо для храма искусства, – подвела итог я.

– Смотря для какого искусства, – живо откликнулась Юстас. – Мне кажется, что для классической музыки региональных исполнителей это самая подходящая оболочка. Доводилось бывать.

Я с любопытством посмотрела на разведчицу. Раньше, пока нас не объединили в одну группу, мы практически не общались, даже здоровались не всегда. Потому я толком ничего о ней не знала, да и не принято было разговаривать среди сотрудников ФБД о прошлом…

– Нет, не по заданию, – скромно улыбнулась девушка. – Из праздного любопытства.

Мы остановились перед огромным фанерным щитом, на котором кто-то написал расписание выступлений на все вечера. Я находилась в благоприятном расположении духа, потому предположила, будто бы щит оформлял ярый поклонник Андре Массона: те же яркие цвета и сюрреалистичные фигуры на заднем плане. Юстас же высказалась более радикально, назвав оформителя дальтоником и наркоманом.

– Если верить датам, наш объект заинтересовался оперой «Путешествие Нильса с дикими гусями», ради которой приехал зарубежный дирижер. Странный выбор для взрослого мужчины, – заметила разведчица.

– Может быть, это одна из самых шикарных опер, – предположила я, фотографируя щит по просьбе Кузьмы.

– Если бы эта была шикарная опера, мы бы о ней что-нибудь слышали, – не согласилась девушка.

– Мы не ценители, – напомнила я. – Тем более, я что-то смутно припоминаю… Кажется, мальчик напакостил гному, после чего уменьшился и путешествовал по Швеции…

– Ты пересказываешь мне сюжет мультфильма – поджала губы Юстас.

Я попыталась вспомнить что-нибудь еще, но у меня не вышло. Мне стало стыдно.

– И заграничный дирижер тут не причем, он еще два вечера работает. В «Травиате» и «Женитьбе Фигаро», – прочитала девушка.

– О, вы тоже нашли это забавным? – раздался за нашей спиной хорошо поставленный женский голос.

За нашими спинами остановилась женщина лет пятидесяти и, прищурившись, переводила взгляд с фотоаппарата в моих руках на щит. На лице незнакомки была ироничная усмешка, выдававшая сложный характер ее обладательницы.

– Чудно подошли к вопросу оформления, – согласно улыбнулась я в ответ.

Ухмылка пропала с лица незнакомки, уступив место гримасе легкого разочарования. Она перевела взгляд на Юстас, ожидая, что та включится в диалог, сказав именно то, что дама хотела услышать, но разведчица молчала.

– Если бы вы были чуть более образованы, то Вас могло бы позабавить, что дирижировать оперой о Нильсе приглашен человек из Гаммельна, – в улыбке женщины появилось еще больше ядовитой иронии. – Но, увы…

Она легко перекинула конец шарфа на спину и пошла по направлению к темно-серой коробке филармонии. Звук ее каблуков дробил время, точно хронометр. Я же вновь чувствовала вину за свое невежество.

***

Вопреки моим ожиданиям, в лаборатории я наткнулась на Мефистофеля. Мужчина качался на стуле, уткнувшись взглядом в одну точку. Перед ним на столе лежали чертежи и бумаги, исписанные длинными формулами. Он так сильно щурился, что его глаз практически не было видно – только красные веки и белесые мохры ресниц.

– Ты не хочешь пойти спать? – поинтересовалась я, ставя перед напарником кружку с кофе.

Он не удостоил меня устным ответом, лишь отрицательно помотал головой из стороны в сторону. И не поблагодарил. Впрочем, я и не ожидала благодарности.

Без спроса я взяла бумаги с его стола. Мефистофель не остановил меня, что уже могло считаться жестом одобрения и дружелюбия.

– Что это? – спросила я, всматриваясь в его символы и сокращения.

Мне не часто доводилось видеть его почерк. Если мы трудились вместе в лаборатории, напарник вешал всю писанину на меня, поскольку делал практически всю основную работу самостоятельно. Я находила его решение справедливым и не возражала, испытывая тайную любовь ко всему, что связано с канцелярией. Его буквы были ровными, с правильным наклоном, но очень мелкие и немного неказистые.

– Это экран, он позволит мне исследовать эмоциональный фон объекта, – пояснил Мефистофель. – Специальные материалы изолируют жертву от нашего мира, мне важно, чтобы не происходило смешения… Если его эмоции будут меняться, даже незначительно, это будет косвенно указывать на его способность видеть сны, а через них можно будет пробиться в его мозг…

Мефистофель встал со стула и прошел в дальний отсек лаборатории. Я последовала за ним. Он долго возился с электронным замком. Мне стоило больших усилий удержать себя в руках и не отобрать у него карточку-ключ. Едва я сделала шаг в темный закуток, как комнатка осветилась холодным голубоватым светом.

С недавних пор лаборатории оборудовали специальными светильниками, включающимися только в тот момент, когда срабатывал датчик движения. Помню, как ворчали сотрудники, поскольку все ученые вынуждены были подпрыгивать во время исследовательской работы, что доставляло дополнительные неудобства.

В центре комнаты, под круглым синим светильником на длинных цепях висел хрустальный гроб. Объект лежал внутри, на заботливо подложенном Мефистофелем теплом пледе. Я изучала клеточки на одеяльце и отчего-то не могла сдержать нервного смешка.

– Насколько я помню, это не твоя идея, – пробормотала я.

– Тем не менее, она удачна, – отмахнулся Мефистофель.

Он подошел к гробу, посмотрел на счетчики, удовлетворенно хмыкнул и за руку вывел меня из комнатки. Мужчина долго рассказывал мне об уникальной способности хрусталя к изоляции, о необходимом покое и специальном освещении, но я не могла сконцентрироваться на его речи. Раньше мне не приходило в голову, что на меня может оказать такое отупляющее действие всего лишь вид гроба, явно не настоящего и не имеющего никакого отношения к мрачному ритуалу похорон.

– Почему ты выбрал такую форму? – перебила напарника я, когда мы вернулись к нашему столу, где остывал кофе.

– Она наиболее анатомична, – пожал плечами мужчина. – Позволяет мне экономить материалы и наши пространственные ресурсы… Да и не подумал я…

Я махнула на него рукой и сделала хороший глоток кофе. Мефистофель сел в кресло и прикрыл глаза. Мы оба молчали. Из лежащих на его груди наушников звучал блюз, кажется, пела шикарная Нина Симон. По дыханию напарника я поняла, что он погружается в дрему.

Мне всегда нравилось наблюдать, как меняются лица у людей, когда они засыпают.

Лицо Мефистофеля и без того не отличавшееся красотой, потеряло свою прелесть: исчезли обаятельные ямочки на щеках, хитрый прищур… Раньше мне не доводилось видеть его без улыбки. То он широко ухмылялся, то хитро и несколько высокомерно усмехался, то пускал в уголки рта задумчивую полуулыбку. В расслабленном состоянии кончики его рта смотрели вниз, оттого лицо специалиста по снам выглядело жестким и несчастным одновременно.

Я могла бы просидеть рядом с Мефистофелем еще долго, пытаясь лучше узнать его и попытаться понять, но почувствовала вибрацию мобильного телефона. Испытывая легкую досаду, я неслышно выскользнула из лаборатории, прикрыв за собой дверь. Прислонившись к косяку, я нажала на зеленую кнопку ответа и поднесла аппарат к уху.

– Привет, у тебя Мефистофеля рядом не наблюдается, – быстро, словно куда-то опаздывая, проговорила трубка голосом Сережи.

– Наблюдается, – ответила я. – Только он спит.

– На работе? – не без восторга удивился брат.

– На работе, – подтвердила я. – Вторые сутки здесь торчим. Как время появляется, так и спим. У тебя что-то срочное?

Этот простой вопрос заставил Сергея задуматься. Он молчал секунд десять и только потом, извинившись, отключился. Расценивая его поступок как указатель второстепенности вопроса, я также бесшумно просочилась в лабораторию.

Мефистофель уже проснулся. Его халат висел на спинке стула, а сам специалист по снам кидал в сумку некоторые реактивы, пробирки и коробку с карандашами. Не поднимая головы от своих бутылочек и скляночек, он ровным голосом произнес:

– Собирайся, у нас еще один человек погружен в сон. У тебя не больше трех минут