Текст книги "История об игроках и играх (СИ)"

Автор книги: Кира Вольцик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)

4_2

В библиотеке нельзя было разговаривать по мобильному телефону. Я никогда не умела нарушать правила, потому честно покинула читальный зал и присела на широкий подоконник.

В зале, через два столика позади моего, сидела небольшая группка курсантов школы Федерального Бюро Добра и попивала пиво, закусывая пирожками с картошкой из ларька, расположенного напротив библиотеки. Про пиво и пирожки никто в правилах не написал, потому им можно было устраивать подобные пикники в царстве книг. А мне было нельзя сделать важный служебный звонок, от которого зависели человеческие жизни. Может быть, библиотекари мне бы даже замечания не сделали, однако я сама чувствовала бы себя неловко. Потому и завидовала курсантам: они были куда свободнее меня.

Как раз внутренней свободы мне всегда не хватало. Я стыдилась читать некоторые книги, поскольку все с ранней юности считали меня обладательницей хорошего вкуса и недюжинного интеллекта, потому я прочитывала их же на иностранных языках. Помню, как впервые свободно ответила на вопрос однокурсницы о том, какую книгу я читаю, назвав простенький любовный роман с предсказуемым сюжетом, типичными героями и счастливым концом. Помню, как округлились глаза приятельницы от изумления. Помню свою высокомерную улыбку и снисходительное пояснение «в оригинале, разумеется». И как ее изумление сразу же сменилось уважением. Каждый раз я вздрагиваю, когда кто-то берет мои плеер и телефон. Мне стыдно за три-четыре попсовые песни, в которых нет ни интересной музыки, ни красивых стихов, ни новых форм. В одной из этих песен, о верх пошлости, кровь без зазрения совести рифмуется с любовью, и все три они о несчастной любви. И каждый раз, когда я слушаю их, мне так хорошо и так стыдно… Порой настолько хорошо, что даже лучшие композиции Нины Симон и Сезария Эвора не приносят мне такого удовольствия.

Однажды во время студенчества мне захотелось перловой каши. Крупа стоила гроши, потому мне стало стыдно ее покупать в магазине у дома. Мне казалось, что крупы покупают только от бедности. И если я куплю перловки, продавщица, прекрасно знавшая мою семью, будет представлять, как меня морят голодом. Тогда я поехала за крупой в центр города, где меня никто не знал. Из первого магазина я вылетела с покрасневшими щеками, потому что так и не смогла попросить перловку у продавщицы. Потом я специально искала магазин самообслуживания, чтобы не просить крупу вслух…

Отмахнувшись от воспоминаний, я обхватила руками колени и набрала номер телефона Артема. Несмотря на лето, от окна жутко дуло, потому я искренне пожелала короткого разговора.

– Вы можете не проводить День города? – без приветствия начала я. – Я не хочу, чтобы у нас появилась новая жертва.

– И Вам добрый день, – его голос звучал слишком самодовольно и радостно. – А она появится?

– Обязательно, – пообещала Ермакову я. – Скорее всего, это будет Ульяна. Да и неважно, кто это будет, я не хочу, чтобы по моей вине пострадал еще один человек.

– Найдите убийцу до праздника, тогда никто не пострадает, – предложил Артем.

– Он не убивает, – автоматически поправила я.

– Отлично, найдите человека, который погружает моих подчиненных в кому, тогда никто не пострадает, – легко поправился Ермаков. – Если бы вы сделали это после первого случая, не пострадали бы еще три человека. Вы плохо делаете свою работу.

– Моя работа – заниматься колбочками и мензурками Мефистофеля, – огрызнулась я. – Начальство попросило нас подключиться к этому делу, пока все в отпусках – мы не смогли отказаться. Потому отчитывать нас за плохую работу никто не имеет права.

Я не заметила, как стала говорить громче обычного. Если бы работники библиотеки в этот момент вышли из зала, они бы сильно удивились. И получили бы право выставить меня на улицу.

– Ты чего бурогозишь? – после минутной паузы спросил Артем.

Я отвела трубку от уха и непонимающе на нее посмотрела. Потом снова поднесла ее к уху. Артем молчал, вероятно, ожидая ответа.

– Я не считаю себя в праве распоряжаться человеческими жизнями так легко, как Вы, Артем Петрович, – холодно сказала я. – Не можете отменить праздник, сделайте так, чтобы вашей команды на нем не было. Или вышлите из города Ульяну. Она в наибольшей опасности.

– Ты не игрок, я же говорил тебе, – голос Ермакова звучал почти ласково.

– Я избегаю игр, где ставкой являются человеческие жизни, – сухо ответила я, нажимая кнопку разъединения.

Я вернулась в читальный зал, сдавая всю гору книг смотрителю библиотеки, быстро выписала новые, надеясь просмотреть их во второй половине дня.

– Готовитесь поступать в аспирантуру? – приветливо спросила библиотекарь, раскладывая мою большую стопку на маленькие стопочки.

– Мне уже поздно, – вежливо улыбнулась я.

– Почему поздно? – старушка разочарованно взмахнула ресницами. – До конца августа еще прорва времени…

– Я подумаю, – дипломатично ответила я, не желая портить милой пожилой женщине настроение, запоздало осознавая, что вновь поступила как несвободный человек.

4_3

Из библиотеки до нашего крыла я дошла за десять минут. Мефистофель опять курил на лестнице, причем, судя по количеству окурков в кофейной банке, он выходил из лаборатории каждые сорок минут, если не чаще.

– Ты знаешь разницу между одиночеством и уединением? – вместо приветствия спросил мужчина, стряхивая пепел в баночку.

– Чувствую, но объяснить будет тяжело, – откликнулась я, вставая рядом с ним.

– Сергей с Яной сейчас спорили об этих терминах, – пояснил Мефистофель. – Интересна твоя точка зрения.

– Одиночество давит, а к уединению стремишься, – пояснила я. – Уединение становится одиночеством, когда всеми силами хочешь от него избавиться. Почему вдруг они начали разговор на эту тему?

Мефистофель поморщился, не желая вдаваться в объяснения. Я понятливо кивнула и, отказавшись от дальнейших расспросов, сказала первое, что пришло в голову:

– А мне подкинули мысль об аспирантуре.

– Соглашайся, – легко посоветовал напарник. – Я часто жалею, что у меня нет высшего образования.

– И сколько званий у тебя есть в запасе? – насторожилась я.

Насколько я помнила, в структуре ФБД дослужиться до высоких званий и хороших должностей могли только люди с высшим образованием, полученном в специальном вузе при ФБД. Ступеньками чуть ниже обрывались карьеры тех, кто имел высшее образование, полученное в иной сфере. К примеру, я со своим искусствоведческим возглавить ФБД и получить самые большие кометы не могла ни при каком раскладе. Но меня это не особо трогало, поскольку даже женщин с высшим образованием в нужном вузе не пускали в руководители и большими кометами баловали нечасто. Людям же без высшего образования приходилось останавливаться на середине карьерной лестнице, а это значило и ранний выход на пенсию, и мизерную ежемесячную плату во время периода дожития.

– Два, – спокойно ответил Мефистофель. – К тридцати пяти годам я добьюсь максимальных высот, по-моему, неплохо. А умереть я планирую раньше выхода в отставку.

– Не говори глупостей, – отмахнулась от мужчины я.

В полной тишине он докурил сигарету, и мы спустились в лабораторию.

Сергей и Ульяна сидели в дальнем углу кабинета и не переговаривались. Брат не отрывал взгляда от монитора, а девушка дремала, положив голову и руки на письменный стол Сережи.

Мы с Мефистофелем проскользнули во вторую комнату, где в специальных прозрачных камерах лежали все пострадавшие. Созданные из хрусталя, поддерживающие определенную температуру, они висели, едва покачиваясь, на длинных цепях, и не касались пола. Специалисту по снам удалось доказать необходимость лишить всех пострадавших опоры, потому чиновники ФБД поворчали, но раскошелились на прозрачные камеры из столь специфического материала.

– В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный на цепях между столбов не видать ни чьих следов вкруг того пустого места, в том гробу твоя невеста, – не удержалась от цитаты я.

– Что-то знакомое, – Мефистофель наклонился, сверяя показатели на датчиках. – Тим Бертон? «Труп невесты»?

– Александр Пушкин, «Мертвая царевна», – ответила я.

– Я говорил, что с образованием у меня плохо, – Мефистофель поднес к глазам часы, внимательно наблюдая за секундной стрелкой. – Прикажешь посыпать голову пеплом?

– Придуриваешься, – не поверила я. – С образованием, может быть, и плохо, но читал ты много.

– Разве что объявления по дороге на работу, – улыбнулся мужчина.

– Я звонила Артему, просила его выслать Ульяну из города, – призналась напарнику я.

Мефистофель тяжело вздохнул и повернулся ко мне лицом. Он пытался смотреть твердо, но я, работающая с ним не первый месяц, сумела различить в его взгляде беспомощность.

– Ты слишком привязалась к определенному человеку, так нельзя, – укоризненно сказал мне мужчина.

– А вам с Артемом плевать на людей, так, разумеется, можно? – усмехнулась я.

– Поверь, мне не плевать. Просто я ничего не могу изменить, – Мефистофель снова повернулся ко мне спиной. – Я взял с Ульяны обещание не ходить в одиночестве.

– Обещание – это сильно, – не без сарказма похвалила я.

Мефистофель сел за небольшой столик, раскладывая на нем реактивы и эмоции, пойманные в парке аттракционов. Эмоции стали чуть более тусклыми и реагировали на его прикосновения яркими вспышками.

– Тебе неинтересно, что я нашла в библиотеке? – спросила я после продолжительного молчания.

– Интересно, – устало ответил мужчина. – Не спрашиваю, потому что ты сама расскажешь в любом случае.

Мне было приятно, если бы он спросил или попросил бы рассказать. Но Мефистофель не был бы Мефистофелем, если бы позволил себе исполнить чье-то желание.

– Первое убийство тоже играет на мою версию. Ты когда-нибудь слышал легенду о Крысолове из Гаммельна? – рассказывая, я не могла сдерживать свое торжество.

Наверное, таким как я, нельзя идти в науку. Схватившись за свою гипотезу, как за соломинку, я искренне радовалась, когда находила новые подтверждения в ее пользу. Я чувствовала, как меняюсь, когда начинаю говорить о сказочном мотиве: как увлеченно звучит мой голос, как зажигаются азартом мои глаза.

Не прав Ермаков, ой не прав! Все мы являемся игроками, просто не каждый может найти игру для себя. Моя игра оказалась связана с пылью, книгами и чужими загадками, и это стало для меня неожиданностью.

– Я же объяснил, что с образованием у меня неважно, – раздраженно отмахнулся Мефистофель.

Я подошла к нему и оперлась на стол, пытаясь перехватить его взгляд. Мне не нравилось, когда мой собеседник не обращал на меня внимание.

– Помнишь мультфильм «Путешествие Нильса с дикими гусями»? Грубо говоря, там используется кусок этой легенды. Когда мальчик, играя на дудочке, уводит крыс в воду. В оригинальном варианте за крысами Крысолов топит детей, поскольку ему не заплатили, – вдохновенно рассказывала я.

– Добрая сказка, – Мефистофель, наконец, оторвался от реактивов.

– Сюжет о Крысолове очень популярен в мировой культуре, к нему обращались и зарубежные, и русские авторы. Мне стыдно, что я сразу не провела ассоциацию, – призналась я. – Тем более, наш колдун пригласил первого пострадавшего именно на «Путешествие Нильса с дикими гусями». И дирижер, насколько я помню, был приглашен из Гаммельна. Иногда я поражаюсь своей слепоте.

– Ты молодец, – мужчина положил свою ладонь поверх моей.

– Почему? – восторг от собственной правоты легко сменился печалью от своей же медлительности.

– Просто так, – улыбнулся Мефистофель. – Ульяна права, у нас редко кого-то хвалят. А людям необходима похвала.

Он задумчиво посмотрел на первую жертву. В его светлых глазах отразился голубоватый свет, отчего они стали казаться синими и практически не отпугивали.

– Чьи у тебя глаза? – неожиданно для себя, спросила я.

Улыбка смазалась с его лица. Мужчина недоуменно перевел взгляд с объекта на меня.

– Пока своими пользуюсь, – медленно ответил он.

– Ты же понял вопрос, – нахмурилась я. – Почему ты никогда не рассказываешь о своей семье, об увлечениях, о своем прошлом? Неужели ты думаешь, что кто-то из нас захочет причинить тебе вред? Почему ты всегда всем недоволен, но ничего не делаешь для того, чтобы что-то изменить? Почему ты такой?

Я быстрым шагом подошла к выходу из лабораторной комнаты. Хотелось эффектно распахнуть дверь и выйти, громко захлопнув ее за собой, но замок заклинило, и я стояла, умирая от унижения и дергая на себя дверную ручку.

– Поверни ручку вниз, – посоветовал Мефистофель вкрадчивым голосом. – А глаза мои похожи на папины, коли тебе так интересно. У моей мамы, кстати, тоже голубые глаза. И у сестренки.

4_4

В лаборатории Сережка работал за компьютером, а Ульяна мирно дремала рядом. У нее была самая удивительная реакция на стресс из всех, какие мне доводилось встречать раньше. Я ожидала истерик, трясущихся рук или требований выделить идеально обученных охранников, однако девушка ограничилась беззвучными слезами в самом парке, нездоровым цветом лица и бесконечной дремой.

– Ей работать не нужно? – спросила я, наклоняясь к уху брата.

– Нужно, – также тихо ответил Сергей. – Завтра День Города. Сейчас я закончу, и мы пойдем в офис Ермакова. Она одна боится.

– И что ты будешь делать, если рядом окажется колдун? – следом за мной из комнаты с потерпевшими вышел Мефистофель.

– Не укладываться в его систему, – Сергей не отрывал взгляда от монитора. – Лишние жертвы ему не нужны, они противоречат правилам. Потому если с Ульяной кто-то будет постоянно находиться, он ее не тронет.

Мефистофель недоверчиво хмыкнул. Готова была поспорить, у него существовали свои взгляды на логику нашего соперника, но отчего-то напарник предпочел держать их при себе. Может быть, в нем заговорил профессионализм, может быть – жалость к спящей девушке.

– Идите-ка сюда, – скорее приказал, чем попросил Сережка. – Видите?

Он ткнул пальцем в четыре кривые, расположенные на одной оси координат. Я честно уставилась в монитор, хотя в графиках брата ничего не понимала, но вид старалась сделать максимально умный.

– Я осмелюсь сказать за нас двоих, – первым не выдержал Мефистофель. – Мы видим красивые разноцветные линии, но не считаем их способными перевернуть наше мировоззрение. Или мы чего-то про них не понимаем?

Сережа обиженно посмотрел на нас, словно мы умудрились плюнуть ему в душу, когда он показывал нам гениальнейшее произведение искусства.

– Смотрите еще раз, – братец поджал губы и нажал на несколько клавиш, приближая изображение. – Вот здесь один график копирует другой. На свой манер, но копирует. И здесь тоже. И здесь еще.

Раздражаясь на нашу с Мефистофелем способность не замечать очевидные вещи, он тыкал пальцем в монитор, не заботясь о сохранности жидкокристаллического экрана. Мы с напарником синхронно кивали, признавая его правоту.

– Что это значит? – спросил Сережа нас тоном доброго психиатра.

Я никогда не общалась с психиатрами, но отчего-то мне казалось, что именно так они должны спрашивать у своих самых специфических пациентов, с какой целью они делали то-то и то-то. С такими же слащавыми интонациями и также неторопливо.

– Графики зависят друг от друга? – предположил Мефистофель.

– Молодец, завтра принесу для тебя конфетку, – буркнул Сергей. – А что значит для нас, если один график зависит от другого?

– Все объекты имеют между собой невидимую связь? – осторожно сказала я.

Сергей воздержался от комментария. Может быть, потому что я была его сестрой и могла рассчитывать на более нежную и трогательную любовь, чем Мефистофель, а может быть – потому что его заряд раздражительности иссякал.

– Получается, если мы сможем разбудить кого-то из них, то проснутся все остальные? – спросил специалист по снам.

– Не стану утверждать, – Сережа уменьшил графики до их исходного размера. – Но шансы есть, причем шансы очень высокие.

– Осталось только придумать, как разбудить хотя бы одного из них, – пессимистично сказала я.

***

Вторую ночь подряд Ульяна ночевала у нас с Сережей. Девушка боялась оставаться одна, потому не хотела идти в гостиницу. Я, в свою очередь, опасалась отпускать ее, желая быть уверенной в ее безопасности. Мефистофель был по-своему прав, когда говорил о моем предвзятом отношении к Ульяне. Она слишком легко стала для меня «своей», может быть, было бы лучше, если бы мы подпустили колдуна ближе, позволив ему напасть на помощницу Ермакова, но я не могла решиться на это. Я легко находила для себя оправдания, вспоминая, что Кузьма не ставил перед нами никаких задач. Не было ни приказа поймать и вычислить колдуна, ни вернуть к жизни всех пострадавших, потому каждый из нас мог выбирать. Будучи ленивым гуманистом, я выбрала второй путь.

Столь необычное знакомство с Ульяной позволило мне иначе взглянуть на своего брата. Никогда прежде я не видела в Сереже верного друга, коим он показал себя. Несмотря на мою нежную любовь к Сергею, я часто относилась к нему снисходительно и не догадывалась о его способности заботиться о других людях. Возможно, мы в семье просто не позволяли ему проявляться с этой стороны, заранее решив за него, что он самый младшенький и несамостоятельный.

Я хотела предложить Мефистофелю присоединиться к нам, но не смогла придумать повод. По напарнику было видно, что он тоже желает прийти, но не может попросить приглашения. Можно было позвать его просто так, но, честно говоря, мне хотелось, чтобы он немного помучился. Или взял на себя ответственность и попросился бы к нам в гости сам, но он не стал этого делать.

– Ты любишь читать? – спросила Ульяна, проводя по корешкам книг пальцем.

Она уже переоделась ко сну во фланелевую рубашку и заплела длинные волосы в две косы, отчего внешне стала напоминать ученицу старших классов. Мы сидели у меня в комнате: я мучилась с раскладным креслом, а помощница Ермакова внимательно изучала все предметы, на которые падал ее взгляд.

– Один из моих преподавателей искренне полагал, будто бы книги я люблю больше людей, – вспомнила я.

– А это не так? – осторожно спросила Ульяна.

Я обернулась через плечо. Ей и вправду было интересно, она даже не думала надо мной издеваться.

– Отчасти, – я вновь наклонилась к креслу. – Некоторые люди мне симпатичнее некоторых книг.

– Девчонки, вы ужинать будете? – в комнату заглянул Сергей.

Я бросила взгляд на часы. Чтобы завтра отправиться на День Города с Ульяной, нужно встать в пять утра. Я-то привыкла жертвовать едой в пользу сна, но Ульяна?

– Не тянет, извини, – наша гостья виновато посмотрела на брата. – Сейчас я хочу только лечь.

Сережа буркнул что-то и закрыл за собой дверь. Он хотел отчитать нас, но отчего-то передумал. И я не знала, что мне понравилось больше: его желание нас отругать или его решение отказаться от ворчания.

Я, наконец, разобралась с креслом и расстелила простыни. Больше всего я любила запах свежего постельного белья, а меньше всего – всовывать одеяло в пододеяльник. У любой медали две стороны…

Ульяна на правах гостьи имела возможность выбирать, и я несколько удивилась, когда она решила спать на кресле. Я замерла на несколько секунд, гадая, является ли основным качеством помощницы стеснительность, или она обожает неудобства, выключила свет и забралась под одеяло.

Как всегда, в ночи перед ранним подъемом, спать абсолютно не хотелось. Я закрыла глаза и попыталась представить барашков, перепрыгивающих забор. Упражнение у меня никогда не получалось, поскольку визуалом я была посредственным. Мефистофель, когда я ему пожаловалась на невозможность считать овечек перед сном, посоветовал представлять их тактильно. До этой ночи мне не доводилось представлять, как я буду щупать стадо барашков, теперь же был замечательный повод провести научный эксперимент.

– Ты спишь? – минут через пятнадцать спросила Ульяна.

– Нет, – ответила я, приподнимаясь на локте.

Я уже представила, что кудри черных барашков чуть жестче, чем светлых, но спать мне отчего-то еще не захотелось.

– А давай поболтаем, – предложила Ульяна и замолчала.

– Давай, – легко согласилась я.

– Задавай вопросы, – предложила девушка.

Я хмыкнула. Обычно я считаю невежливым расспрашивать людей, однако если человек сам настаивает…

– Почему ты согласилась на помолвку, если не хочешь замуж? – спросила я, глядя в темноту.

В тишине было слышно, как Ульяна сглотнула. Наверное, она не думала, что я задам такой вопрос. А ведь мы, женщины, сложно предсказуемые существа и не стоит об этом забывать.

– Я хочу замуж, – ответила девушка.

– Это лучше, чем задавать вопрос «а почему вы так решили?», – похвалила ее я. – Мне доводилось видеть счастливых невест, никто из них не называл свадьбу логичным этапом. Если невеста несчастна, можно сделать вывод, что она не хочет выходить замуж. По крайней мере, за своего жениха.

– Это плохо? – Ульяна резко села в кровати.

– Я стараюсь отказаться от оценок, – мне захотелось ее успокоить. – Когда я нуждалась в совете, Мефистофель мне как-то сказал, что не стоит начинать жить с человеком, если можешь прожить без него.

– Все могут прожить без всех, – философски сказала Ульяна. – А жить вместе с кем-то банально легче.

Ее руки теребили одеяло, сминали уголки и комкали пододеяльник. Она отвернулась к окну, отчего я не могла видеть ее лицо.

– Я рано начала жить отдельно и уже устала от этого. Соф, тут дело даже в банальной бытовухе, – ее голос звучал невероятно тоскливо. – Я помню, каково это лежать с температурой под сорок и понимать, что нужно одеваться и идти за продуктами и лекарствами, иначе все закончится. Совсем закончится. И даже позвать на помощь будет некого. Я не хочу так больше. Я боюсь.

– Тебе не больше двадцати семи, – начала я.

– И десять из них я живу одна, – перебила меня Ульяна. – Возраст не имеет значения, температура под сорок и Новый год в компании елки всегда даются тяжко. Просто причины грустить каждый раз разные.

– А как все началось? – спросила я после небольшой паузы.

Похоже, Ульяна поняла, что осуждать ее никто не собирается, и стала чуть спокойнее.

– Я устала после командировки очень сильно. Меня встретили на вокзале и увезли домой греться и отдыхать, а на следующей день накормили овсянкой. Терпеть не могу овсянку, но ту съела до последней ложки, чуть ли не со слезами на глазах. Почему-то тогда это мне показалось верхом заботы, – Ульяна улыбнулась. – А еще мне нужен был человек для сопровождения на некоторые торжества.

– А? – начала задавать вопрос я.

– А «а» со мной никуда не ходил, – перебила меня Ульяна. – Изначально мне было все равно, потом я стала видеть в этом отсутствие гордости за меня и равнодушие.

– Равнодушие?! – воскликнула я.

– Оно самое, – подтвердила девушка. – Ему было все равно всегда. Даже когда я спрашивала, стоит ли мне переезжать к жениху, он не обратил внимания на мой вопрос.

Я протянула неопределенную гласную. Чем больше я узнавала о прошлом моего напарника, тем сильнее я его не понимала. Мы замолчали. Ульяна вновь отвернулась к окну, подтянув колени к подбородку. Я опустилась на подушку. Уже засыпая, цепляясь за реальность краешком сознания, я спросила:

– Какое у тебя образование?

– Экономист я, – сквозь сон ответила мне девушка.

– А вторая специальность?

– Юрист.

– Оригинальный выбор, – с сарказмом прокомментировала я и провалилась в сон.