Текст книги "Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 (СИ)"
Автор книги: Кира Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
– Как дела, Коля?
– Всё хорошо Глеб Германович. – Молодой Коля отвлекается от созерцания монитора и с подозрением смотрит на меня. – Вы зайдите к ней, сами увидите.
Ага, Глеб Германович, значит. Оке...
– Это Рейгис-младший, – представляет меня Гематогеныч.
Я морщусь. Во-первых, потому что в третьем лице о присутствующих не говорят, во-вторых, у меня имя есть.
– Да я понял уж. – Коля привстаёт и протягивает мне руку через монитор.
– Кирилл, – называю себя. – Глеб Германович мне любезно проводит экскурсию. Я очень рад.
Думаю, по моей кривой ухмылке Коля видит, как я рад. Просто лучусь от счастья.
– Да я понял уж. – Коля падает на своё место и снова утыкается в монитор. – Её из процедурной в палату отвели. – Это он сообщает Гематогенычу.
А мне хочется перегнуться и заглянуть в монитор беспардонному Коле со скудным словарным запасом. Что он там смотрит, у него на экране камеры что ли? О ком говорит, вообще?
– Пойдёмте, – тороплю своего провожатого. – Не будем людей отвлекать.
Почему-то всё происходит не совсем так, как я рассчитывал. Я ожидал, что меня встретят, чуть ли не на крыльце я подпишу документы о передаче власти. А мне отдадут коробку с фотографиями и сменной обувью папочки. Эту коробку я выкину в ближайшую мусорку.
Казалось, всё будет легко, как-то весело и ненапряжно. Но эта стерильная обстановка, скудная на эмоции, меня напрягает. Особенно после дорожного драйва. Уже жалею, что не настоял и не попросил передать документы и вещи почтой. Куда бы делись, выслали всё равно.
– У нас есть техническое помещение для лаборатории, там автоматические анализаторы, пойдёмте покажу. – Говорит Гематогеныч, прикрывая дверь комнаты, где остался странный Коля.
– Нет, нет, – машу ладонями, – не стоит. У вас – своя работа, у меня – своя. Вы тут что-то разрабатываете, проверяете. Не хочу отвлекать.
– По поводу вещей, там проблема есть.
– Не важно. В машину войдёт?
Гематогеныч странно причмокивает губами.
– Ну... Да, войдёт.
– Ну и всё тогда. Решим.
В приёмной так же тихо и безжизненно, как в коридоре и лаборатории. Мне кажется, здесь даже микробам станет скучно. Что они здесь разрабатывают, интересно? Хотя нет, не интересно.
Пожилая бесцветная женщина, видимо, секретарь, бухгалтер и юрист в одном лице подсовывает мне документы на подпись. Мельком пробегаю взглядом.
Да, Глеб Германович Самойлов по решению собственника, то есть меня, назначается и бла-бла... Ничего особенного.
Подмахиваю все экземпляры. Один, свернув трубочкой гордо протягиваю, как букет, Гематогенычу.
– Поздравляю. Вы директор. – Не дожидаясь, когда он возьмет бумагу у меня из рук, засовываю документы ему в карман. – Ну всё, пока! Удачи!
Хлопаю его по плечу. Настроение опять резко повышается, уже разворачиваюсь, чтобы уйти.
– Кирилл Станиславович. Вы сказали, что заберете...
– Да, давайте... – Делаю поторапливающий жест рукой. – Что там у вас? Коробка? Одежда?
– Коробка тоже есть. – Секретарша наклоняется и ставит на стол небольшой пластиковый контейнер с крышкой.
Как мило! Мне даже не надо будет это открывать, распаковывать, требушить, сразу с коробкой и выкину. Жизнерадостно улыбаясь от предвкушения обратной дороги и новой жизни подхватываю коробку под мышку.
– Ну ладно, я пошел... Не беспокойтесь, выход найду.
– Кирилл Станиславович. Вы меня не поняли. Нужно забрать не вещи... – Тон Гематогеновича мне не нравится. Прямо очень не нравится.
– А что, простите? – Слегка приподнимаю бровь.
– Простите, что не сказал напрямую, но вы бы не приехали иначе...
– Не понял.
Гематогеныч прикрывает глаза, как старая черепаха. Крепко жмурится.
– Снежана, она проснулась? – обращается к секретарше.
– Да, даже позавтракала.
Сердце замирает, будто размышляет, пора ли начать колотиться в панике или ещё рано. Всегда не любил загадки. Что-то темнят ребята.
– Пойдёмте, Кирилл Станиславович, я вас познакомлю кое с кем. – Пытается взять меня под локоть, но я вырываюсь. Ещё не хватало! Что я ему, институтка что ли?
– О ком вы? Что за хрень здесь творится?
– Пойдёмте, пойдёмте...
Темная дверь в конце коридора– единственная вещь здесь, которая выглядит, как живая. Обычная деревянная дверь, а не пластиковое белое полотно. Когда мы подходим к ней, я чувствую, как потеет ладонь, прижимающая контейнер к боку. Мне, блин, страшно!
Хоть бы речь шла о коте. Или собаке. Даже еноте или перуанской макаке!
Гематогеныч вежливо стучит и прислонив ухо к двери ждёт ответа.
Надежда, что он имел в виду животное тает. Слегка повернувшись ко мне Гематогеныч сообщает:
– Извините, Кирилл Станиславович, что вызвали вас так. Но, кроме вас у неё никого нет и мы не знаем, что с ней делать.
Глава 23.
В старых стенах шепчут тайны, готовые открыть секреты лишь тем, кто осмелится искать.
Кир
– Не понял. Что вы собираетесь... – Моя фраза повисает в воздухе.
Гематогеныч толкает дверь. И меня обдаёт острым запахом лекарств и химии, смешанным с какой-то пахущей хренью. Лаванда что ли?
Елейным голосом, слегка приоткрыв щель, Гематогеныч произносит:
– Зоя Михайловна, мы пришли.
Бли-и-ин... Точно не собака!
С любопытством заглядываю в комнату поверх головы своего низкорослого провожатого. Там царит полумрак, слабый свет пробивается сквозь неплотно задернутые жалюзи. Везде белоснежные жалюзи, а здесь темные. Больничная кровать, стоящая прямо перед дверью пуста.
По позвоночнику бежит неприятный холодок. Кого они здесь держат?
Тихое покашливание в углу, и я, не дожидаясь, пока Гематогеныч войдёт, широко распахиваю дверь.
Не сразу замечаю пожилую женщину, сидящую в углу в кресле-качалке. Моргаю, пытаясь привыкнуть к полумраку и дать возможность мозгу осознать то, что происходит.
Снова открываю глаза и уже не смущаясь разглядываю старушку. Обычная чистенькая сухенькая бабушка. Пучок на голове, платочек на плечах, из-под сизого вафельного халата выглядывают вязаные носки со снежинками. В руках быстро мелькают спицы.
Как она вяжет при таком освещении?
В углу, где она сидит, почти человеческая обстановка. Какие-то вазочки, картиночки... Торшер! В этом стерильном здании этот уголок выглядит так, будто бабулька сидит в зоопарке, а меня привели на неё посмотреть.
– Что за хрень? – Ошеломлённо произношу вслух.
– Зоя Михайловна, у вас сегодня гости. – Снова повторяет Гематогеныч. Повернувшись ко мне, шепчет. – Сегодня она в хорошем настроении, мы старались к вашему приезду.
– Чо? – машу головой. – Кто это вообще?
Чувствую себя конченым идиотом. Тем более, что бабулька уже отложила вязание и смотрит на меня пристальным взглядом матёрого следователя. Но уже через секунду ее взгляд меняется, становится наивным и детским.
– Проходите, раз пришли. – Дребезжит старческим голосом. – Глебушка, ты печеньки мне принёс?
Гематогеныч лезет в карман и достаёт оттуда пару крекеров. Зайдя в комнату, кладёт их на стол.
– Зоя Михайловна, может чайку попьём?
Бабулька, охая, поднимается и шаркает к столу. Присаживается на табуретку и радостно засовывает в рот крекер.
А я так и стою у дверей, вжавшись в косяк. Мне пиздец, как неловко. Бабушка ест, и сравнение с зоопарком становится ещё сильнее.
– Сейчас Снежана чай принесёт, тортик. Будете ведь тортик? – Гемтогеныч противно сюсюкает.
Делает странные движения головой, показывая мне, чтобы я сел рядом.
– Можно свет включить? – Отлипаю от стены и рукой шарю в поисках выключателя.
– Нет, не надо! – Рявкает Гематогеныч одновременно с щелчком переключателя.
Яркий свет заливает палату, а женщина вздрагивает и откидывается назад, закрывая лицо с хриплым стоном.
– Снежана! – Орёт Гематогеныч и придерживает бабульку, чтобы та не рухнула назад.
С ужасом наблюдаю за происходящим, не зная, что делать. Вновь щелкаю выключателем, погружая комнату в полумрак, и бабулька издаёт странный надрывный вопль.
Да блин!
От ужаса роняю долбанную коробку, содержимое рассыпается по полу. Там какие-то бумажки, фотки, похер на них.
Господи! Включить или выключить?
– Снежана, быстрее!
В комнату врывается бухгалтер-юрист-секретарь с тортиком. Испуганно замирает рядом со мной. Теперь хрипит уже Гематогеныч.
– Позови медсестру. Кто сегодня?
– Анечка...
– Давай, быстро!
Снежана суёт мне в руки тортик, перевязанный бечёвкой, и исчезает.
– Идиот, надо было сначала торшер включить. Понемножку... – Не сразу понимаю, что это он мне. – У неё Альцгеймер, её пугают резкие изменения.
Чего орёт-то? Будто я знал! Бабулька сипит, дыхание быстрое и прерывистое. Хорошо, что худенькая, Гематогеныч бы её не удержал. Хочу поставить долбанный торт на стол и как-то помочь ему, но не решаюсь. Боюсь опять накосячить. Может быть нужно её держать особым образом. Опять что-то не так сделаю.
Чуть не расплющив меня о стену, влетает медсестра, тоже дышит тяжело и с одышкой. Наверное, та самая Анечка.
Анечке давно за пятьдесят и весу за сто пятьдесят.
Запыхавшись, опускается перед бабулькой на колено и деловито сообщает:
– Зоя Михайловна, сейчас укольчик будет.
Господи, это не зоопарк, это цирк! Распахивает полы халатика, задирает ночнушку на бедре... Я стыдливо отворачиваюсь. Всё-таки женщина, пусть пожилая, и больная...
– Ну вот и всё, Зоя Михайловна, сейчас спать пойдёте.
– А тортик? – сипит бабуля. Выгибая шею пытается рассмотреть меня или коробку. Чёрт его знает, чего она хочет.
Невольно пячусь. Почему-то мне не хочется пересекаться с ней взглядом. Я помню, какие у неё были глаза, когда я только зашёл.
И тут эта щуплая бабуля начинает визжать. Высоко, на одной ноте. Ничего страшнее я в жизни не слышал! От этого вопля у меня даже на шее волоски становятся дыбом.
– Поставь торт на стол! – орёт Гематогеныч, пытаясь перекричать её.
Не дыша бросаюсь к столу, оставляю там торт, зубами рву бечевку и открываю крышку.
Крик стихает, будто невидимый дирижёр взмахнул палочкой. И бабуля тут же обмякает.
У меня испарина на лбу от волнения. Дышу так, будто только что пробежал стометровку.
– Чего стоишь, помоги... – Снова дёргает меня Гематогеныч. – помоги переложить.
Вместе с ним и Анютой перекладываем бабулю на кровать. Он заботливо накрывает её одеяльцем.
А мне даже смотреть в её сторону страшно.
Делает резкое движение шеей, показывая, что нужно выйти. И вот это указание я выполняю с радостью! С безумной радостью.
Анюта остаётся сидеть с бабулей.
– Капец! – ладонью провожу от линии волос до подбородка, смахивая липкий пот, и приваливаюсь затылком к закрытой деревянной двери. – Что это было?
Я чувствую себя так, словно присутствовал при обряде экзорцизма. Выжат, как лимон. Ноги дрожат, сердце колотится где-то в горле.
– Она была стабильна сегодня. – Возмущается Гематогеныч. – Как можно было довести Зою Михайловну до такого состояния!
– Предупреждать надо! – рявкаю в ответ. – Что происходит-то вообще?
– Я надеялся, что знакомство с вашей бабушкой пройдёт более приятно.
– Чо... – Брови ползут на лоб. – Знакомство с кем?
– Это ваша бабушка, Кирилл. Теща Станислава Эдуардовича. Вы её единственный родственник. И теперь вам нужно о ней заботится. – Опустив голову почему-то добавляет. – Простите...
Глава 24.
Вопросы крови – самые сложные вопросы в мире
Кир
– Да твою же мать! – Выдыхаю в ужасе. – Моя кто?
– Бабушка, – Гематогеныч виновато пожимает плечами. – Мама вашей мамы, Кирилл Станиславович.
Объясняет мне, будто я умственно отсталый. Хотя я себя сейчас именно так и чувствую.
– Да ладно…
Импульсивно хочется приоткрыть дверь и ещё раз заглянуть в комнату. Попытаться рассмотреть в бабульке что-то близкое и родное.
Только вспоминаю её визг, и понимаю, что скорее отважусь заглянуть в клетку с тигром.
– Капец какой-то… – В недоумении с нажимом веду рукой от лба до подбородка. Я бы сейчас с удовольствием опустил лицо в ведро с ледяной водой. – И что делать-то теперь?
– Пойдёмте, Кирилл Станиславович, – Гематогненыч берет меня под локоток, и я уже не сопротивляюсь его дурной привычке.
Мы идём по длинному коридору вдоль стеклянных стен, пластиковых дверей, хромированных ручек. Кажется, даже воздух вокруг белоснежен и дезинфицирован. А за спиной остаётся простое деревянное полотно. Я даже слегка оборачиваюсь, чтобы удостовериться, что мне не померещилось.
– Надо было начать с лаборатории, я же говорил. – Ворчит Гематогеныч, и все тащит меня вперед.
Втаскивает в небольшое помещение. Там ни души. Вдоль одной стены – длинный стол с парой белых стульев. На одной из столешниц стоят какие-то колбочки-пробирочки-трубочки под синим светом. На другой стоит оборудование.
Выкатывает мне один из стульев, и падает на второй. Указывает рукой, чтобы я садился.
– Темно же, может свет включить?
– Стоять! – Гаркает Гематогеныч. – Зою Михайловну чуть не довёл, еще и потенциал биологической активности не дашь замерить.
Почесываю бровь. И сам понимаю, что брякнул глупость. Но правда же, темно! Падаю на второй стул. Неловко себя чувствую, всегда не любил места, где в избытке чего-то хрупкого, научного и непонятного. Случайно заденешь, сделаешь что-то не то – и всё. Я даже на уроках химии на лабораторных работах всегда изображал приступ кашля.
О своей новоприобретённой бабушке я не думаю вообще. То есть, как человека, мне её, конечно, жаль. Но никаких родственных чувств, радости или, наоборот, разочарования я не испытываю.
У меня и матери-то не было. Отец всегда говорил, что она бросила меня малышом. Так что мне особо и не интересно, что за женщина вырастила такую кукушку.
– Кирилл, – Гематогеныч слегка наклоняется вперед, – «ФармаФьюжн» полностью содержалась на деньги твоего отца. Он сделал инвестиции в разработку лекарств. И здесь, – он обвёл руками помещение, – разрабатывается «Феникс», средство, которое помогает стабилизировать болезнь Альцгеймера. И мы надеемся, что в скором времени добьёмся и положительной динамики у пациентов. Зоя Михайловна её показывает…
– Вы над ней опыты что ли ставите? – С подозрением вскидываю бровь.
Ничего не понимаю в фармакологии, но отлично знаю, что это незаконно. Гематогеныч грустно мотает башкой.
– Мы пытаемся её спасти. И твой отец, как её опекун, дал на это согласие. Феникс создавался специально для Зои Михайловны. Без терапии она, скорее всего, уже умерла. В среднем такие пациенты живут около семи лет. Зоя Михайловна находится у нас уже девять…
– Девять? И я ни сном, ни духом!
Меня опять охватывает злость на отца. Вот гадёныш! И скрывал ведь от меня… Хотя, он от меня столько скрывал, что после его смерти меня просто накрыло скелетами, выпавшими из его шкафа. Интересно, что ещё мне предстоит узнать?
– Наверное, у Станислава Эдуардовича были на это свои причины. – Гематогеныч пожимает плечами. – Но хочу, чтобы вы знали, Кирилл, – наклоняется ко мне ещё сильнее, его глаза странно блестят с синем свете, заливающем лабораторию. – Он был хорошим человеком. И если бы не он…
– Да срать я хотел на ваше мнение! – Горячась, вскакиваю, и Гематогеныч ловко отодвигает от меня какую-то стеклянную плошку. – Он задолбал своими тайнами. Секретные дочки, секретные бабки, секретные разработки… А на самом деле, он был редкостным козлом, и мне стыдно, что я ношу его фамилию.
– Он знал, что вы так воспримите. Поэтому написал вам письмо, просил передать после смерти. Лекарство от рака ему не помогло, но мы доработаем препарат, и поможем другим…
– Какое на хрен лекарство! Он умер, потому что был старым козлом, и мне жаль, что он не сделал этого раньше!
Стою, сжимая руки в кулаки. Тяжело дышу.
Это страшно, когда дети желают смерти родителям. Это неправильно! Они должны помогать, заботиться и поддерживать. Но проклинать, даже после смерти – никогда. И сейчас меня рвёт на части от того, что я впервые в сердцах решился сказать то, о чём думал в последнее время. Да, я бы хотел, чтобы он умер сразу после моего рождения. Лучше расти в детском доме, чем с ним!
– Посмотрите, – Гематогеныч невозмутимо подставляет под микроскоп плошку, которую я чуть не уронил, крутит какие-то винтики.
Немного стыдясь своей вспышки, для вида прикрываю глаз и смотрю в тёмное отверстие.
Херня какая-то всё двоится, ничего не понятно.
– «Феникс» показывает отличные показатели. Тау-протеин…
– Угу, – обрываю его, отрываясь от микроскопа. На лекцию по занимательной биологии я не записывался. – Это всё очень интересно, но я здесь при чём?
– Недостаток финансирования вынуждает нас свернуть некоторые программы. А Зоя Михайловна – очень дорогой пациент. Мы приняли решение, что дальнейшее восстановление она должна проходить в домашних условиях.
– Ну уж нет! – машу ладонями, – у меня даже и квартиры нет. Решайте проблемы финансирования, вы директор, в конце концов.
Разворачиваюсь к выходу и уже берусь за ручку двери. Всё это классно, увлекательно и очень полезно, наверное.
Только ко мне не имеет отношения. Пусть делают, что хотят. У меня и так настроение после обретения бабульки испорчено, не хочется тусы, мечтаю только вернуться домой и обняв подушку, провалиться в сон. И забыть обо всём, что я здесь видел. Вязаные следочки со снежинками, задравшуюся на бедре ночнушку и дикие крики.
– Я директор, и я так решил! – Гематогеныч выпрямляется и с вызовом смотрит на меня. – Вы заберете Зою Михайловну, и каждую неделю будете отчитываться о её состоянии, заполняя тесты.
– Да пошли вы! – Цежу сквозь зубы. – Вам меня не заставить.
– А я заставлю!
Мы стоим, как два ковбоя друг напротив друга. Каждый уверен в своей правоте и никто не собирается уступать. У меня даже пальцы дёргаются непроизвольно. Так и вытащил бы из его кармана торчащие оттуда бумаги о назначении, а потом плеснул в лицо содержимое плошки с драгоценными тау-протеинами.
– Вы сами подписали согласие о том, что согласны нести ответственность за свою родственницу…
– Что? – округляю глаза. – Вы мне вместе с приказом подсунули ещё и это? Я вас засужу!
Хорош, блин, юрист! Даже не читал то, что подписал.
– Не получится, у нас тоже юротдел неплох!
– Мне некуда её, не понятно что ли?
– Ей нужны условия, близкие к реальной жизни…
– Вот и обеспечивайте их!
Ладонь, лежащая на ручке двери дёргается, кто-то пытается войти в лабораторию. Не успеваю убрать руку, как к нам влетает запыхавшаяся Анюта. Она всегда так носится что ли?
– Глеб Германович, Зоя Михайловна… – мы оба перестаём орать друг на друга и поворачиваемся в её сторону. Анюта молча открывает рот, держась за грудь. Пытается сказать что-то, но дыхание сбивается. Наконец, произносит. – Зоя Михайловна хочет видеть внука.
Если бы меня сейчас треснули по башке, даже в этом случае, я бы опешил меньше. Эта бабуля что-то отражает? Я-то думал, что её больше интересовал торт, а не я.
Гематогеныч смотрит на меня с таким видом, будто выиграл миллион в лотерею:
– Я же говорю, её состояние с каждым днём всё лучше. Ей нужна семейная обстановка…
– Так что ей сказать? Она волнуется.
– Ладно, пойдёмте… – Бурчу недовольно. – Попрощаюсь с бабулей.
Глава 25.
Тайна – пленница, если ее бережешь ты. Ты у тайны в плену, лишь ее разболтал.
Кир
Ниссан еле тащится по дороге. Я не включаю музыку, боюсь. Я, блин, даже чихнуть боюсь или высморкаться. Потому что не знаю, к чему это приведёт. Может хрупкая бабулька на хрен локтём выбьет стекло и вывалится на дорогу или начнёт орать опять. Я тогда сам выбью стекло.
Кошусь на неё. Вроде сидит тихо, ручки лодочкой держит на коленках. Довольно улыбается и смотрит в окно. Не как счастливый спаниель, которого везут на дачу, но всё-таки вполне позитивно.
Сам не понимаю, как позволил втянуть себя в эту авантюру. Договорились с Гематогенычем, что заберу её на недельку и привезу обратно, они отследят динамику по каким-то тестам. Обратно я её не заберу – пусть сами придумывают, что делать дальше.
Жалко её стало. Живой человек всё-таки, родственница. Вдруг, и правда, что-то случится, если я буду рядом. Выздоровеет или, как говорит Гематогеныч, «станет стабильной».
Не знаю, как долго у неё периоды просветления длятся, но «внуком» она меня признавала ровно до того момента, как села в машину. Потом заулыбалась, повернулась к окну и всё…
Хрен знает, что у неё в башке.
– Санитарная остановка нужна?
Молчит, смотрит в окно.
Надув щёки, с шумом выдыхаю воздух. Тяжёлая неделька тебе предстоит Кир. С офисом пока придётся повременить, накопления пока есть. Поставлю себе раскладушку на кухне, перекантуюсь.
Ерошу рукой волосы у лба. Капец! Кто бы мог подумать, что со мной такое приключится? Я её когда забирал, у неё глаза были острые и умные. Разговаривала внятно и сама сказала, что в гости к внуку съездит. Без родственных объятий обошлись, но она и держалась, как эрц-герцогиня. Такая дама высшего света в вязаных следочках, оказала мне честь.
И сейчас я не понимаю, она не считает нужным отвечать на такой вопрос или у неё опять помутнение.
– Лиза, тебе к экзаменам готовится, а одни гулянки на уме…
Чуть не отпускаю руль, когда слышу еле слышное бормотание. По позвоночнику ползет холод. Мою маму звали Лиза, это она с ней сейчас что-ли? Жутковато.
Бабулька все также смотрит в окно. Будто невидимый собеседник несётся рядом с машиной. Уже не улыбается, будто сердится даже.
– Зоя Михайловна, в туалет остановиться? – повторяю свой вопрос уже без экивоков. Опять нулевая реакция. Как бы я не хотел, не получается относиться к ней, как с своей родной бабушке.
Наверное, так и буду называть ее по имени-отчеству. Ну а что, не обязан!
– Лиза, не выходи замуж за него. Тебе учиться надо еще!
Кивает, будто слушает ответ.
О боги! Я сейчас сам выйду из машины. Гематогеныч предупреждал, что у нее такое бывает – разговаривает сама с собой. Но это не опасно, и такие периоды у неё стремительно идут на убыль. Поговорит, и ладно.
Я ещё поуугукал, типо все мы этим грешны. Идиот! Кто бы знал, что это так страшно выглядит. Когда повезу её обратно, нужно будет уточнить у Гематогеныча, по наследству передаётся эта болезнь или нет.
– Стас тебе этого не простит, вот попомни мои слова.
И отца приплела. Судорожно вспоминаю всё, что мне рассказывала медсестра и Гематогеныч. Роюсь в памяти, выуживая нужные сведения, будто мне дали сложный технический прибор, а не родную бабушку.
– Зоя Михайловна, – воркую проникновенно и одной рукой глажу ее по плечу. – Всё хорошо.
Тихонько включаю магнитолу. Щёлкаю кнопками в поисках максимально мелодичной музыки.
Чувствую себя, как сапёр. Одно неверное движение, и всё взлетит. Можно позволить ей и дальше беседовать – ничего плохого не делает ведь, но как я её потом домой-то поведу? Да и мне самому некомфортно…
Бабуля замолкает, прикрывает глаза. И, спустя пару минут уже спит. А я себя так чувствую, будто приручил дикого гризли.
– Кирилл! – Вздрагиваю, когда спустя пол часа она обращается ко мне по имени. Слегка кошусь на нее. Свежа и бодра, как роза. Смотрит своим фирменным полицейским прищуром, будто я натворил что-то и вынужден перед ней держать ответ. – У тебя собак нет или кошек?
Это что еще за новый приход? Что ей ответить? Скажу, что есть – будет воображаемых котят по углам гладить. Скажу, что нет – будет требовать, чтоб притащил. Может она и Гематогеныча тоже просила, только там нельзя – лаборатория всё-таки.
Задумываюсь и, наконец, отвечаю правду.
– Нет, Зоя Михайловна, животных у меня нет. И квартира съемная.
– Ну и хорошо, – довольно откидывается на кресло, – а то у меня аллергия.
Подъем в мою квартиру проходит без приключений. Бабуля реагирует спокойно на лифт, на новый подъезд. С интересом оглядывается, но не смущается и глупых вопросов, которых я опасался, не задаёт. И у меня возникает чувство, что она не хочет показаться провинциальной. Голову держит прямо, ведёт себя с достоинством.
– Кирилл, вещи мои не забудь. – Бросает через плечо с легким высокомерным кивком. И почему-то мне становится немного жаль отца. Если она во время болезни такая штучка, то во времена своего расцвета тёща была у него ого-го-го.
Таскаю из арендованной машины многочисленные тюки и пакеты. Приходится делать две ходки. Даже странно откуда у нее столько барахла. Каждый раз, поднимаясь на свой этаж с замиранием сердца жду какого-нибудь сюрприза. Нет, все тихо. Даже пахнет кофе. Молодец, бабуля.
Бросаю на пол последний пакет и, распрямившись, отмечаю в приложении, что машину освободил.
Зоя Михайловна, отпивая кофе из чашки, выходит в прихожую и обозревает открывшуюся её взору картину. Наверное, я сейчас похож на погорельца – с кучей тюков, красный, взлохмаченный и злой.
Пересчитывая пакеты, слегка шевелит бледными губами.
– Мои вещи на месте. Только тебе Стас, кажется, что-то передал.
Шарю глазами. Точно! Пластиковой коробки с документами нет. Вроде в багажник ставил.
Вот даёт Зоя Михайловна. Не знаю, что там ей ставит Гематогеныч, но мне бы тоже такой препарат не помешал.
Вылетаю на улицу, и вижу, как в конце дороги исчезает мой арендованный ниссан, увозя в багажнике отцовские секреты.
Ухмыльнувшись странной иронии судьбы потираю лоб в задумчивости. Не собираюсь искать, догонять и прочее. Изначально планировал выкинуть эту коробку.
Значит, не надо мне, знать больше того, что я знаю. Зои Михайловны с меня хватит.
Глава 26.
Ищу настоящего мужчину. Примерное время ожидания: вечность
Арина
У меня скудный опыт общения с мужчинами. Но я уже успела понять, что у каждого из них своя аура. У мужчины, который сейчас сидит напротив меня за столом, аура хаоса.
Он непредсказуем, очень энергичен и невероятно притягателен. Волевое жёсткое лицо с грубыми мужественными чертами. Гипнотизирует меня глазами, и я стараюсь не поднимать на него взгляд, чтобы не утянуло в бездну.
Я не могу не улыбнуться его шуткам. Мне нравится, как он ведёт разговор, как внимателен к деталям. Но что-то внутри меня не даёт покоя.
Чтобы отвлечься, пока мой знакомый рассказывает очередную историю, присматриваюсь к толстячку средних лет за соседним столом.
У него аура тревожная. Уже перетрогал все салфетки, протёр ножи, переставил тарелки, а телефон включил и выключил раз десять. Видно, что нервничает. Наверное, ждёт кого-то.
У Кира была аура дразнящая. Маняще-опасная и будоражащая. Он будто и подманивал, и отталкивал одновременно. Теперь-то я понимаю, почему… Видимо, чувствовала подсознательно.
Эх, как бы не старалась, мыслями всё равно возвращаюсь к нему.
По ожидающему взгляду своего спутника понимаю, что упустила его очередную шутку. Натянуто улыбаюсь.
Опять я вспомнила о Кире, не знаю почему. Наверное, мне больше нельзя пить. Делаю крошечный глоток из бокала и стараюсь сосредоточиться на настоящем, а не на прошлом.
– Отличное вино, правда? – Спрашивает меня спутник низким глубоким голосом.
Киваю и радуюсь тому, что покрасневшие уши скрыты распущенными волосами. Я так и не научилась разбираться в напитках, для меня всё кислое.
Моего спутника зовут Адам. Мы познакомились в студии, где записывали моё интервью. Он был режиссёром.
Я никак не пойму, ставить в его имени ударение на первый слог или на второй, поэтому никак к нему не обращаюсь.
– Вы, Арина, редкое сочетание интеллигентности и красоты. В столице вас ждёт большое будущее. Нам требуется ведущая утренней программы. Не хотите попробовать себя?
Неуверенно пожимаю плечами. Я сама не знаю, чего хочу. И на свидание это согласилась, потому что не могу отделаться от ощущения, что моя жизнь становится пустой.
Я перестала мечтать, планировать, живу одним днём.
– У вас очень красивого оттенка волосы, вы знали об этом? – Тянется ко мне, чтобы отбросить прядь с плеча. Инстинктивно отшатываюсь.
– Спасибо.
– Уж я знаю толк в женской красоте, – не теряясь продолжает с апломбом знатока.
Вроде бы всё идеально: красивый ресторан, вкусная еда, приятная беседа. Но что-то в нём настораживает меня.
Я пытаюсь понять, откуда это чувство. Может быть, я просто боюсь отношений после всего, что случилось в прошлом? Или это моя интуиция подсказывает мне быть осторожной?
Единственный хороший парень из всех, кого я знала, это Лев. И он сто процентов не мог быть моим родственником. Я не общалась с ним после того, как стала Рейгис. Не знаю, почему. Возможно, не считала, что в новой жизни есть место такому обстоятельному парню.
Мы не были особо близки, а первое время после возвращения было так тяжело, что не хотелось видеть никого. А потом навалились новые дела. На пару недель я даже словила что-то вроде звездной болезни. Когда сидишь в кафе, и думаешь об окружающих: «бедненькие, вы ведь даже не знаете, кто рядом с вами».
Сейчас я уже пришла в себя, и стараюсь найти необходимый баланс между Ариной прошлой и той дивой, что скучающим и высокомерным взглядом окидывала окружающих.
Но я её пока так и не нашла.
Ещё одна причина того, что я здесь – мне одиноко. Все, кого я знала, практически исчезли из моей жизни. И сейчас передо мной сидит типичный представитель моих новых знакомых – самоуверенность и лоск лезут из всех щелей.
– Я уверен, у вас всё получится. Речь у вас правильная, внешность выразительная. Улыбнитесь мне, пожалуйста. – Просит меня бархатистым баритоном. Сексуальность голоса выкручена на максимум, это способна оценить даже такая неискушённая дурочка, как я.
Растягиваю губы в еле заметной улыбке.
– Вы очаровательны… – Салютует мне бокалом. – За ваше будущее.
Вздохнув, снова делаю глоток.
Адам долго меня добивался. Я согласилась на встречу, в надежде, что это меня встряхнет и подвигнет к активным действиям.
Так хочется перед сном вызывать перед мысленным взором чье-то лицо.
А он и правда, ничего…
– Арина, я отойду на секунду, важный звонок.
– Да-да, конечно. – Рассеянно киваю.
Мой ухажер уходит, я щелкаю крышкой сумочки и достаю пудреницу. Бросаю на себя быстрый взгляд в зеркальце и слегка покусываю губы, чтобы придать им цвет.
Наверное, стоит ему дать шанс?
– Привет. – За мой столик опускается крупная женщина далеко за тридцать. Смотрит на меня со злой ненавистью.
– Здравствуйте, – в недоумении приподнимаю брови. – Мы знакомы?
– Не узнаешь?
Отрицательно машу головой. Эту даму я точно вижу в первый раз.
– Значит, Адам тебе не рассказывал… Понятно. – Тянет с хитрой усмешкой.
А мне вот ничего не понятно. Зато я теперь знаю, что у Адама в имени ударение ставится на первый слог.
– О чем вы?
– О том, что я его жена.
Подставив ладони под подбородок, она упирает в стол пухлые локти. Ждёт, что я скажу.
Моргаю в недоумении.
– Что смотришь, шалава? – резко и грубо подаётся вперед.
Чувствую, как кровь бросается в лицо, щеки будто покалывает тысячью иголочек.
– Простите, – тихо сиплю, подхватывая сумку, и сползаю на край стула. – Это не то, что вы подумали.
– Светочка? – В голосе Адама, который казался мне бархатистым, сейчас слышны истеричные нотки. – Что ты здесь делаешь?
