Текст книги "Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 (СИ)"
Автор книги: Кира Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)
– Мне жаль, папа, что ты не увидишь, что я вырос достойным человеком. Я прощаю тебя. Надеюсь, и ты меня простишь...
Голос Кира срывается, на несколько секунд в зале повисает полная тишина.
– Говорят, сын только ради похорон приехал. Даже попрощаться с отцом не захотел. – недовольно цедит слезливая соседка в шляпке своей спутнице – высокой седой женщине в сером кардигане. – Появился месяц назад на один день, и тут же свалил за границу. Еще и помолвку устроил, как в насмешку.
Невольно прислушиваюсь к разговору.
– Скандал был страшный. Говорят, сынок Славу и довёл. Слава не захотел бороться, ему незачем было дальше жить.
– Да уж, воспитал Слава наследничка, – женщина в кардигане поджимает губы. – Не дай Бог со мной дети так поступят, прокляну.
– Ещё не известно, что в завещании. Стасу было что отписать. – Пожимает плечами шляпка.
– В кошачий приют лучше перевести, чем такому сыну.
– Это точно. Отца он прощает, совесть бы имел...
– Я не была близко знакома со Станисловом Эдуардовичем. – Недоумённый шепоток гостей, после речи Кира прорезает звонкий девичий голос. – Я уверена, что он был замечательным, потому что смог воспитать такого верного, искреннего и надёжного сына. Настоящего мужчину.
– Это кто? Невеста этого поганца? – Шляпка склоняется к соседке. И та вытягивает шею.
– Да, обелить пытается перед присутствующими.
– Обещаю вам, что буду заботиться о нём. Я не смогу заменить ему родителей, но стану женой, которая достойна носить вашу фамилию.
Мне больно! Так больно, словно сердце когтями рвут на части. Через силу заставляю себя вслушиваться. Шёпотки и мелодичный женский голос вливаются в меня словно через плюшевый фильтр. Половина слов оседает где-то, но я улавливаю смысл и настрой.
– Пора, Арина. – Таня дёргает меня и одновременно рядом стоящие женщины, вяло переговариваясь начинают движение вперёд. – Сейчас прощание.
– Нет, я не пойду! – Выкручиваюсь.
– Успокойся, не привлекай внимание. Это твой долг, ты помнишь о чём мы говорили?
Кровь шумит в ушах и тёмные пятна перед глазами. Таня тащит меня вперёд, а у меня ноги ватные. Чувствую себя так, словно приближаюсь к эшафоту. С каждым шагом, всё ближе и ближе...
Я уже вижу тёмно-бордовый гроб на постаменте и опускаю глаза. Вытираю со лба ледяные бисеринки пота.
– Соболезнуем, – соседки-сплетницы, уже жмут руки и холодно чмокают в щеки стоящих у гроба родственников.
– О, Господи... – Выдыхаю, концентрируясь на двух парах ног. Мужских – в чёрных брюках и сияющих ботинках. И женских – в скромных лодочках без каблуков и телесных колготках.
– Соболезнуем, – бурчит Таня.
– Арина, я знал, что ты придёшь проститься. – Тихий голос, как шелест. Не решаясь поднять глаза смотрю на отглаженные стрелки на брюках Кира.
Конечно, он знал, что я подойду. Мой оранжевый свитер видно за версту.
– Он помог мне, – шепчу.
– Так приятно, что даже одногруппницы Кира пришли. – Приятный женский голос бьёт по моим натянутым нервам. – Станислава Эдуардовича многие ценили. Он никому не отказывал в помощи.
Туфли-лодочки приближаются, меня обдает ароматом лёгких цветочных духов, и я получаю невесомый поцелуй в щёку. Чуть не теряю равновесие от неожиданности.
– Спасибо, что пришли. Таня, Арина... Папа был бы рад.
Рискую поднять взгляд. Кир окидывает меня равнодушным взглядом. Лицо, как каменная маска – ни жизни, ни чувств.
Смотрю в его глаза – холодные, насмешливые, и не верю, что между нами что-то могло быть. Как горячо и взволнованно он шептал мне «Я так скучал по тебе».
– Я здесь ради твоего отца.
– Не сомневаюсь, – высокомерно поднимает бровь.
Я разворачиваюсь. Проклинаю ту секунду, когда послушала Таню. Мне хочется выть в голос.
Но, чем дальше я отхожу от Кира, тем больше понимаю, что Таня права. Меня отпускает. Будто с каждым шагом тают призрачные кандалы, сковывавшие ноги.
На сердце становится легче. Я попрощалась со Станиславом Эдуардовичем. А Кир пусть катится на все четыре стороны.
Глава 15.
Нужно пройти через пропасть, чтобы оказаться на другом берегу. Так начинается всё новое.
Арина После похорон настроение такое, что хочется все бросить. Во мне прямо зудит желание начать жизнь с чистого листа!
Быстро сбрасываю обувь и чуть ли не бегом несусь в комнату. Швыряю на кровать вещи. Нужно сделать всё быстро, пока я не передумала. Пока желание перемен пульсирует во мне горячим сгустком.
Сколько можно сидеть в этом болоте? Чего я жду? Принца на белом коне? Что ко мне придёт директор Газпрома и предложит работу мечты? Того, что у меня объявится богатый родственник и осыплет меня деньжищами? Смешно!
Станислав Эдуардович вон тоже ждал, что его сын вырастет достойным человеком. А что сейчас?
Мне уже 24, и что? Никаких планов, целей и особых перспектив. Выйду замуж, рожу кучу детей и буду трепетно ждать, что они меня не опозорят. Тфу...
Меня впервые в жизни накрывает ощущением безвозвратно уходящего времени. Оказывается, так тяжело осознать, что ты зря прожил свою жизнь!
Порыв сбежать улетучивается также, как и пришёл. Внезапно и быстро. Сажусь на кровать, бессильно складываю руки на колени. Я неудачница, я всё равно ничего не смогу!
Взгляд падает на листок бумаги на этюднике. Чистый лист!
Нет, маслом долго и вонюче, пока соберусь и запал пройдёт. Хватаю мелок и рисую. Штрих за штрихом. Периодически закрываю глаза, чтобы вспомнить.
И через некоторое время там появляется Кир, что стоит вполоборота и смотрит на меня через плечо пустым и холодным взглядом. Рядом девушка в чёрных балетках без каблуков.
– Отлично смотритесь вместе!
Одним движением зло комкаю лист и швыряю его под ноги.
Щелкает замок, мама пришла. Я не поднимаюсь ей навстречу, она часто приходит со своим обожаемым Данилом. Не хочу пересекаться лишний раз. Снова встаю и хмуро запихиваю вещи в дорожную сумку. Даже не складываю, просто бросаю.
Сегодня мама одна, сразу проходит в комнату, открывает дверь.
– Что делаешь?
– Да так... Собираюсь, хочу съехать.
С громким треском закрываю молнию и ставлю сумку на пол.
– Вот как? Интересно! – Опирается о стену, скрестив руки на груди. – А на какие деньги ты собираешься жить? Ты знаешь, сколько стоит даже маленькая студия? А где ночевать будешь?
– У Тани со Стасом, потом разберусь, – хмуро хватаю чемодан и раскрываю его на кровати.
Она отлипает от косяка и плывёт ко мне. Становится рядом. Не помогает, но и не останавливает.
– Что за спешка? Давай у Данила спрошу. Может быть он знает, кто сдаёт по дешевле...
Резко поворачиваюсь к ней, зажимаю виски пальцами.
– Мам, не произноси его имя, пожалуйста. – Неожиданно взвизгиваю. – Сегодня и так был тяжёлый день.
Она заправляет мне за ухо прядь, и в этом я вижу жест покровительства и превосходства.
– Перестань, Ариша. Он хороший человек. Когда-нибудь ты поймёшь. – Заглядывает в глаза. – А что случилось?
– Станислав Эдуардович умер, – глухо отвечаю. – А твой убогий Данил пусть себе поможет...
Чувствую щекой, как вздрагивает мамина рука. Она вдруг отшатывается от меня.
Прикусываю язык, но уже поздно, слова сказаны! Внутренне сжимаюсь в ожидании скандала. Я бы хотела уйти по-другому. Мама сама виновата, не надо было про упоминать своего хахаля!
Рядом со мной звонит мой мобильный. Незнакомый номер! Сейчас я буду рада телефонному мошеннику, предложению банковского кредита – чему угодно! Лишь бы она ушла и попрощалась со мной только на выходе.
– Да, я слушаю.
Поджав губы, киваю, слушая собеседника. Мне зябко от маминого пронзительного взгляда, но боюсь попросить её выйти. Будет выглядеть, словно я веду какой-то интимный разговор. После недавнего хамства скандала не миновать.
– Хорошо, я подойду. Завтра?.. Вы уверены, что вам нужна именно я? Да, конечно.
Непонимающе смотрю на телефон. Экран уже погас, а я всё держу его в руках. Пытаюсь сообразить, что это было.
Мама стоит посреди комнаты, рассматривает мой скомканный рисунок и губы у неё почему-то дрожат.
– Отдай! – Вскакиваю с кровати и резко вырываю у неё листочек, рву его на мелкие кусочки.
– Кто это звонил? – Спрашивает безжизненно.
Главное, что не орёт, не читает морали. И я немного притухаю.
– Да так, – отмахиваюсь. – Ошибка какая-то. Поверенный Станислава Эдуардовича считает, что мне нужно быть на оглашении завещания.
– Нет Арина, это не ошибка.
– Может и нет. Возможно, нужно что-то подписать. Станислав Эдуардович на меня кучу денег когда-то потратил.
– Прости, Ариша. Давно надо было тебе рассказать... – Мамин голос звучит глухо, как из колодца и я с удивлением смотрю на неё. Она бледнее клочков бумаги, рассыпанных по полу.
Идёт вперед и тяжело садится на кровать. Старые пружины всхлипывают, мама прячет лицо в ладони.
– Я не хотела про твоего Данила говорить гадости, – гнусаво сообщаю. Извиняться не буду, что бы она не творила.
Мама будто не слышит, до красноты натирает щеки. Поднимает на меня глаза – сухие, с горячечным блеском.
– Я узнала его тогда. После аварии... Мы встретились у следователя. И я сразу поняла, что это он, хотя видела всего один раз. Только такое не забывается, Арина.
У меня внутри раскручивается напряжение. Не хочу знать ничего про её Данила, мне это вообще не интересно. Я и так на взводе, чёрти что творится, ещё и мама чудит.
Меланхолично и молча складываю футболку, чтобы не сорваться. Кладу её на дно чемодана.
Поворачиваюсь к письменному столу и беру в руки фотографию. Я там мелкая совсем, ещё до аварии. Щеки, как у хомяка, очки на пол лица и весёлая улыбка. Мне это фото нравится. Сейчас я так не умею улыбаться.
– Станислав Эдуардович твой отец, Арина.
Рамка летит на пол. Звон. Звук бьющегося стекла. Теперь на полу осколки вперемешку с обрывками.
– Да, это так! – Она выдыхает. – Если бы он не помог тебе, я бы всем рассказала. Лучше позор, но живая и здоровая дочь.
Я оцепенела и пошевелиться не могу. Извилины скручиваются в узел.
– Ты свихнулась? – хриплю.
– Когда у тебя с этим парнем, чуть не закрутилось, я встретилась с ним второй раз. И он всё прекратил. – Она выплёвывает слова рвано и резко, будто давится ими.
Издаю нервный смешок и повторяю:
– Ты нормальная?
– Когда ты встретилась с этим парнем за границей, я... Я реально, чуть не свихнулась! – Снова прижимает ладони к лицу и сипит еле слышно. – Он же твой брат, Арина! Так получается...
Плечи у неё вздрагивают.
– Я тебе не верю.
Наступаю на осколок, и чувствую тусклую боль, будто под анестезией. Словно одеревенело всё.
– Это правда. – Отнимает ладони от лица, теперь щёки мокрые, под ресницами следы туши.
– Почему ты не сказала? – опускаюсь на колени и вглядываюсь в её лицо. Ищу там следы того, что она пошутила. Мстит мне за грубость. Всё что угодно.
– Я же знаю, как ты мечтала об отце. Ты бы хотела общаться с ним, страдала от его холодности и равнодушия. Лучше не иметь отца совсем, чем отца-подонка.
Закусив нижнюю губу смотрю в одну точку. Да, она права. Я бы так или иначе пострадала от кого-то из Рейгисов!
– Арина, у тебя кровь... О господи! – Испуганно прижимает ладонь ко рту. – На стекло наступила... Ты глубоко поранилась!
– Я знаю... – шепчу одними губами.
Дорогие читатели, уже видели мою новинку? Приглашаю 🤗
Развод в 45. Не по правилам! https:// /shrt/nzr8
Аннотация
– Я знаю, что ты мне изменяешь! – захлёбываюсь от крика
– Не ори, – Богдан затыкает меня зычным басом, от которого трясётся воздух. И добавляет чуть тише. – Было и было, что теперь... Доказательств нет. У тебя ничего не выйдет.
___
Двадцать лет брака, взрослая дочь, общий бизнес и дом – полная чаша. А ещё нас связывает брачный договор. И простым скандалом мой муж не отделается! Он сам разрушил всё, что мы старательно создавали. Поэтому и я не собираюсь придерживаться правил честной игры.
Главное, не заиграться самой…
Читать можно здесь https:// /shrt/nzr8
Глава 16.
Жизнь – большой сюрприз. Возможно, смерть окажется ещё большим сюрпризом
Арина
Сижу в небольшой комнате за столом, где кроме меня ещё три человека, не считая звонившего мне поверенного.
Среди этих людей – Кир.
Мы с Киром стараемся не смотреть друг на друга. Хотя это сложно. Кир вырядился в аляповатую футболку, словно в насмешку над отцом. Это при невесте он старался вести себя прилично, а сейчас никого, кроме тех, кто упомянут в завещании нет.
Невольно хочется поднять на него глаза, яркое пятно привлекает взгляд. Только я боюсь, что, посмотрев, потеряю хрупкое самообладание. У меня и так ощущение, что землю выбили из-под ног, и я повисла в безвоздушном пространстве.
То, что я чувствую, не передать словами.
Это такая обида на мир, на обстоятельства, на маму, на самого Кира... Я ненавижу всех, кто хоть как-то причастен к этой ситуации.
А больше всех ненавижу старого похотливого кобеля, который испоганил жизнь моей матери и мне! Которого я никогда не буду называть отцом.
– Дамы и господа, – начинает поверенный, поправляя очки. Кажется, его фамилия Волков. – Мы собрались здесь для оглашения последнего завещания и распоряжения умершего Станислава Эдуардовича Рейгиса...»
Как только я слышу имя старшего гада, меня опять накрывает ощущением кошмара. Это похоже на паническую атаку. В сердце словно прокручивается насквозь пронзивший его гарпун. Мне казалось, я даже вижу его ржавую рукоятку. Пропадают все звуки, становится трудно дышать. Хочется отхлестать себя по щекам, чтобы очнуться.
Забинтованная правая нога саднит, напоминая мне, что я жива, и всё происходящее – реально. И я до боли впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы удержаться и не доставить присутствующим удовольствие своим обмороком. Это немного приводит меня в чувство.
– ... завещаю в фонд помощи «Возрождение», с условием, что средства будут потрачены на детей с диагнозом глиобластома головного мозга...
Один из мужчин слегка приподнимается, кивнув. А я думаю, что почивший похотливый козёл и здесь отличился. Наверное, сам умер от этого, и решил спасать детей именно с этим диагнозом. Будто другим помощь не нужна. Перевел бы все в фонд, в гробу я видала его деньги.
До последнего не хотела ехать на оглашение завещания. У меня даже не было сил на это. Я почти не спала. Просто сидела и думала. Вспоминала, крутила в голове, и снова думала. При этом искренне надеялась, что сошла с ума или мне почудилось мамино признание.
Мама виновато скрипела половицами под дверью, но я не могла её видеть.
Внутри меня разрывала пустота, разум отказывался принимать очевидное. Столько лет жить во лжи! Это страшно.
Кир знал всё, потому так странно вёл себя. Причём, узнал недавно! Это стало мне абсолютно очевидно. И тоже не решился сказать правду.
Я одна не в курсе, как дура! Наверное, даже Эльза знает. Чмокнула будущую родственницу в щечку... При одном воспоминании меня передёргивает.
Утром я встала с кровати, оделась и сварила кофе. Я решила, если не появлюсь – покажу свою слабость. Кир явно в курсе, что меня пригласили на оглашение. Не прийти – сознаться, что я жалкая неудачница, которую все водили за нос долгие годы.
Пусть считает, что и на похороны я пришла, зная обо всём. Почему-то мне это важно. Может быть, потому что я вечно в отстающих по информации? Все распоряжаются мной, как хотят. Решают, что мне стоит знать, а что нет. Мне надоело!
Не пойду – опять что-то упущу, в очередной раз стану пешкой в чьих-то играх.
Ещё один мужчина привстаёт, кажется что-то ушло в другой фонд? Мне не интересно, сколько... Я здесь не для этого. Сколько этот похотливый козёл мог сделать хорошего за свою жизнь! И так бездарно прожил её. Воспитал подонка, изнасиловал женщину... Может быть, даже не одну.
Сижу, потирая ледяные руки. В комнате не холодно, но меня знобит. В голове гудит от усталости и переживаний. Тупо разглядываю массивный дубовый стол, на большее меня не хватает.
– Оставшиеся на счетах деньги, а также нижеследующее движимое и недвижимое имущество, причитаются моей дочери... – Вздрагиваю! – Арине Константиновне Ромашиной...
Взгляды всех присутствующих обращены на меня. Волков перечисляет какие-то метры, квартиры, машины, а я не понимаю.
–...При условии, что она будет носить мою фамилию и отчество, и не сменит фамилию после замужества.
Я сглатываю так громко, что, кажется, слышно на улице. Смысл сказанных слов доходит до меня медленно.
Кто-то из мужчин хочет что-то сказать, но Волков предостерегающе поднимает руку, призывая к тишине.
– Моему сыну, Кириллу Станиславовичу Рейгису, я оставляю кампанию «ФармаФьюжн»...
– Что? – Кир вскакивает, – впервые слышу о таком.
Волков недовольно смотрит на него поверх очков:
– Подождите, вы не дослушали. – Поверенный раздосадовано бегает пальцем по бумаге, пытаясь найти нужную строчку. – Без права продажи или дарения третьему лицу кампании в течении десяти лет.
– Я не понял, – Кир так и стоит. – Что это за фигня? Мне не нужна его кампания, и деньги его тоже... Мне вообще ничего не нужно! Объясните!
В сердцах грохает кулаком по столу, и я поднимаю на него глаза. Кир тяжело дышит и так бледен, так, что его неуместная бордовая футболка с надписями, словно вытянула из него все краски.
И до меня доходит... Кир тоже на грани! Может быть, ему даже хуже, чем мне. Он ведь любил своего отца. Скорее всего, новость об обретении сестры сильно шарахнула по нему. Он и эту футболку надел в знак протеста. Наверное, был готов отказаться от наследства. Но кажется, папаша это предусмотрел и приготовил ему знатный сюрприз.
– Мне тоже ничего не нужно, – произношу невесомо. Мой голос звучит, как комариный писк. И тогда я тоже встаю и повторяю более уверено. – Я отказываюсь от всего. Не хочу носить эту фамилию.
Глава 17.
Он был грациозен, обаятелен и чертовски привлекателен! Одним словом – пьян!
Кир
В кабинете царит легкий полумрак, здесь все выдержано в английском сухом стиле – дерево, кожа, бра на стенах.
Даже Волков, я помню его, одет, как будто явился с похорон королевы – торжественно и мрачно.
Арина тоже в чем-то сереньком, её светлые волосы отливают золотом, но я не смотрю на неё. Не хочу!
Я вообще ничего не хочу, и сюда припёрся только потому, что Эльза притащила. Не поленилась, привезла меня, и теперь ждёт в машине внизу.
Вдавливаю пятую точку плотнее в кресло и крепко стискиваю зубы в ожидании. Толстый жук рядом с Ариной кликает ручкой. Мне хочется отобрать у него эту ручку и вонзить ему в глаз или в колено.
Задолбал. Я и так на грани! Ещё один клик, и я не выдержу, взорвусь!
Поправляю ворот футболки. Мне душно.
Эльза так неодобрительно косилась на мой наряд. Фыркнула что-то вроде «Не слишком ли кринжово?»
А мне пофиг! Мой отец был клоуном, он другого не заслужил.
Я и так вынес больше, чем хотел – вёл себя прилично на похоронах. И даже речь произнёс, не помню о чём. Я был пьян.
Если кто и заметил это, то не осудит. Для скорбящего сына – нормальная реакция. А и осудит – похрен!
Отец хотел, чтобы на его похоронах было много людей. Так трясся над своей репутацией, а сам заметал под коврики собственные грязные секреты и тайны.
Старый мудак! Ненавижу его!
Знала его любовница – мамаша Арины, мерзкая баба в грязных обносках. Знал сам папашка! Зачем надо было врать мне? Отец постарался отвадить меня от Арины – отослал в другую страну, вёл липовые соцсети от её имени. Не лень же было?
Казалось бы – просто сядь и поговори с сыном. Но нет! Главное, сохранить репутацию, а терзаюсь ли я или нет, ему было все равно.
Вот и мне теперь похрен на него!
После признания отца всё стало с ног на голову, мир перевернулся. Но единственное, в чем я был уверен, так это в том, что Арина ни о чём не знала. Она непричастна к этому бреду. Удивительно, как из генов двух паталогических врунов получилась такая чистая и четная девочка.
Это на мне отец только тренировался. Эта мысль невольно вызывает у меня ухмылку.
Да, первый блин – комом. И это правило на детей тоже распространяется.
Это гадко и мерзко, понимать, что тебя водили за нос практически всю свою сознательную жизнь. Я жил во вранье! В ненастоящем придуманном мире.
Внутри меня последний месяц выл зверь. Выл не переставая, не отвлекаясь на сон и еду.
Это больно, когда наживую сгорает сердце, превращаясь в горстку пепла.
Всё было ложью! Всё!
Кажется, я толком не протрезвел после вчерашнего. Мне плохо, но я не смог бы пересечься с Ариной без допинга.
Волков что-то говорит, старые хрены периодически ему поддакивают. Я только наблюдаю боковым зрением, не шелохнутся ли золотистые блики на волосах.
Волосы Арины и моя футболка – единственные яркие пятна в этом царстве мрачного бреда.
Папаша щедрой рукой раздаёт все непосильно нажитое. Интересно, сколько ещё сора и гаденьких тайн я обнаружу заметёнными под коврик?
Как-то же папаша это всё нажил? Наверное, я вскрыл только небольшой пласт.
– Все движимое и недвижимое... Арине Константиновне Ромашиной.
Невольно смотрю на неё. Арина в изумлении широко распахивает серо-зелёные глаза.
Опять утыкаюсь взглядом в собственные руки. Мне больно видеть живое свидетельство моего идиотизма и гадкой генетики. Наверное, всё лучшее папаша передал ей, а на мне просто потренировался.
Я неудачник! Грёбаный высер эволюции. Сын конченого мудака...
– Компания «ФармаФьюжн» моему сыну, Кириллу Станиславовичу Рейгису...
Чувствую, как по спине стекает струйка ледяного пота. Руки сжимаются в кулаки.
Жирный жук задумчиво кликает ручкой. Словно поджигает фитиль.
Мысли мелькают быстро и хаотично, как молнии во время грозы, мне сейчас кажется, что весь мир против меня. Хочется кого-то убить, выместить свою ярость и злость.
Не выдержав, вскакиваю!
– Что? Впервые слышу о таком. Мне не нужна его кампания, и деньги его тоже... Мне вообще ничего не нужно! Объясните, что происходит...
Арина тоже встаёт. Сквозь пелену долетает её знакомый голос, обжигает до боли, как кипятком.
– Мне тоже ничего не нужно. Я отказываюсь от всего, не хочу носить эту фамилию.
Отбрасываю назад волосы со лба. Они почему-то вспотели.
Семейка клоунов. Даже интересно, кто кого уделает...
Ухмыляюсь ей кривой усмешкой и двигаюсь к двери. Не хочу больше здесь находиться.
– Кирилл, подожди – орёт мне вслед Волков. – Ты должен руководить десять лет компанией отца. Вся прибыль твоя, но ты должен работать! Понял, чего он хотел?
Покачиваясь берусь за ручку двери. Кажется, я всё-таки не протрезвел. Закусив нижнюю губу, едва киваю.
– Элемент воспитания. Принял... Да пошли вы все!
Посылаю присутствующим выразительный жест с одним пальцем. Ручка легко ползёт вниз, и я вываливаюсь в коридор. Сразу становится легче дышать. Без этих деревянных панелей, постных рож и ЕЁ волос...
Стою с закрытыми глазами, стараюсь успокоиться. Меня слегка покачивает. А потом, зачем-то я резко и широко размахнувшись, бью кулаком в пластиковый откос окна.
Несколько раз. На пластике кровь и трещины.
– Кир, не надо!
Оборачиваюсь. За спиной стоит Арина, смотрит на меня исподлобья...
Глава 18.
Сделать что-то назло кому-то – это, прежде всего, себе причинить боль
Арина
– Кир, не надо! – кричу ему.
Сама не знаю, зачем выскочила следом. У него лицо такое, будто убьёт кого-то. И сейчас смотрит на меня так, что мне страшно.
Весь в красных пятнах, взгляд мутный.
Теперь, когда он совсем рядом, до меня доносится сладковатый запах перегара, смешанный с парфюмом.
Он же пьян!
– Чего тебе надо? – Рычит хрипло, дрожащей рукой потирает лоб. На костяшках – кровь, на шее пульсирует вена.
– Ничего. Мне ничего от вас не надо. – стараюсь, чтобы мой голос звучал искренне. – Забирай всё, я не хочу иметь отношения к вашей семье.
– А чего пришла тогда? – Ноздри Кира раздуваются, и мне страшно. Я не знаю, как вести себя с пьяными.
– Я не знаю, зачем. – Отвечаю честно. – Попросили, я и пришла.
– Мамашка твоя попросила, да? – Уголок рта Кира ехидно ползёт вверх. Это выглядит гадко, ему не идёт, мне хочется отвернуться. – Она сказала тебе – иди, не сломаешься, может что и перепадёт? Она да?
Он наклоняется ко мне, и выдыхает алкогольные пары, от которых слезятся глаза.
Я понимаю, что спорить с нетрезвым мужиком на грани умопомешательства – себе дороже. Но, когда валят с больно головы на здоровую – не могу стерпеть. Обвинять мою мать в этом кошмаре – несправедливо!
– Не смей! – Прищуриваюсь. – При чём здесь моя мать?
Смотрит на меня тяжёлым и тёмным взглядом. Светло-карие глаза сейчас почти чёрные, как глубокое озеро по края залитое отчаянием.
– Она же специально залетела, хотела денег срубить.
Отступаю на шаг, но от удивления не могу найти нужных слов. Не ожидала от него такого! Я-то думала, он страдает, а он ищет крайних. Как удобно!
– Ты... Как ты можешь!
– Почему бы и нет? – Встряхивает раненой рукой и двигается ко мне. – Твоя мать могла сказать тебе всё, но она промолчала!
– Ты тоже мог сказать, но не сделал этого! – выкрикиваю злобно.
– Как ты себе это представляешь? Позвонить и сказать – привет, кстати, мы родственники? Мой папаша двадцать пять лет назад обрюхатил твою жадную до его денежек маман?
– Да, хотя бы так! Это было бы честнее, чем скрываться за выключенными телефонами и юбкой своей невесты.
Меня трясёт от ярости. Я понимаю, что зря спорю с ним. Самым разумным сейчас будет вернуться в комнату, что-то подписать. Нужно оформить отказ от наследства.
С трудом заставляю себя развернуться, чтобы спокойно и достойно войти обратно в дверь. Я докажу Киру, что он ошибается. Мне никуда не упали эти грязные деньги, я сама всё заработаю.
– Пошла, да? Правильно! Вот и семейке Ромашиных кое-что перепало. Звони мамуле, обрадуй её. Выберетесь из грязи. Наконец-то.
Планка опускается. Гнев захватывает меня целиком, превращая все чувства и эмоции в вихрь ярости и негодования. За что он так со мной?
Поворачиваюсь резко, волосы, взметнувшись, ложатся на плечи. Гневно наставляю на него палец.
– Не смей, Рейгис! Я больше не та стеснительная дурочка, над которой ты издевался в Универе. И не робкая официантка, которой можно запудрить мозги. Я сама без вашей гнилой семейки управляю своей жизнью. И мне ничего от вас не надо! Подавись деньгами своего мерзкгого папаши, я не возьму от него ни копейки.
Кир задрав голову вверх, выдаёт циничный хохоток, продемонстрировав отличные зубы.
– Не возьмешь, а прибежала! Кому ты рассказываешь, Ромашина! Или как мне теперь тебя называть? Арина Рейгис? Сестрёнка?
Кровь бросается в голову. За секунду предолеваю расстояние до него и хлестко луплю по щеке. Голова Кира дёргается, он бледнеет и закусывает губу.
– Всё повторяется, правда, Ромашка? – Вновь ухмыляется.
Пытаюсь отступить, но он обхватывает меня за запястье раненой рукой. Почему-то я думаю, что сделаю ему больно, если буду дёргаться и замираю.
– Я помню, когда ты ударила меня также. Давно, шесть лет назад. Я тоже был слегка пьян, а на улице шёл снег. А ещё ты тогда танцевала...
Тяжело дышать, перед глазами всё расплывается из-за пелены слёз.
– Только есть одна большая разница, Арина. – Кир садится на подоконник и дергает меня к себе. Я так близко, что чувствую его тепло. – Я сейчас не столько пьян, сколько устал. Как же меня всё задолбало!
Со страхом смотрю на кровавые следы на его костяшках.
– Кир, ты же ранен...
– Похрен, – на выдохе кривится, зажимает рот свободной ладонью и выдерживает пару секунд. – Мне на всё похрен, Арина. Можно я тебя обниму, как сестру?
Он наконец-то отпускает мою ладонь, и я замираю, как военнопленный, с поднятыми вверх руками. А Кир облапывает меня, и тяжело вздыхает на моей груди.
– Ты – моя сестра, надо же! – Сипло хрипит.
Боюсь шелохнуться. Что это с ним? Совсем свихнулся?
– Как хорошо, что у нас не было ничего. Я бы застрелился. – Вздыхает.
Не выдерживаю и отталкиваю его. Он спиной падает на стекло, но успевает удержать равновесие.
– Как же ваша семья достала меня! Ты, твой тупой папаша! Вы оба! Ты сидишь сейчас, пускаешь пьяные сопли и жалеешь себя.
– Я жалею тебя...
– Меня не с чего жалеть!
– План твоей мамаши сработал, тебе обвалилось наследство, и ты собираешься от него отказаться, чтобы показать мне, какая ты красивая благородная, угадал?
– Ваша семья – высшая степень идиотизма. Даже после смерти папаша продолжает тебя воспитывать, оставил тебе дело, на котором надо пахать. Ты понимаешь, он тебе не доверяет. Нисколечко!
– Зато тебе перепало всё, я смотрю. Будто это замолит его грешки.
– Я не возьму!
– И останешься нищей убогой дурой?
– Что?
Вторая рука взлетает в воздух, и он перехватывает её на лету.
– Всё повторяется, Арина. История ходит по кругу, ты не находишь? – слегка приподнимает тёмную бровь. – Только обрастает новыми трагичными деталями.
– Ты ошибаешься! – Поднимаю подбородок и смотрю ему в глаза. – Я не собираюсь в этот раз страдать и биться за правду, восстанавливать справедливость и прочее. В прошлый раз я за это огребла. От тебя, – Щурюсь. – Я не повторю своей ошибки. Я заберу деньги.
– Чтобы мне не достались? – он ржёт в голос.
– В том числе. Тебе не доверял собственный отец.
Не обращая на него внимания, иду обратно. Я вступлю в это наследство. Сейчас я готова взорвать весь мир, лишь бы ему досадить!
– И теперь не доверяет сестра... – летит мне в след. – Вообще плевать я хотел!
Я захожу обратно в комнату. Думаю, Волков слышал наш разговор. Потому что показывает мне на моё место.
– Садитесь, Арина. Надеюсь, вы правильно поняли условия завещания?
Я киваю. Меня трясёт, а на запястье кровавые следы от руки Кира.
Глава 19.
В богатстве и бедности чувства обнажают свою сущность
Кир
Я покидаю это шоу конченных дебилов. Не собираюсь задерживаться ни минуты.
Внутри всё бурлит от сдерживаемого гнева.
Какого хрена она вообще побежала за мной? Решила опять поиграть в мать Терезу, показать, какая она благородная и честная?
Типо забирай всё, мне ничего не надо?
Хрен там! Заберёт все, как миленькая. Мамаша её алчная подсуетится. Подумаешь, фамилия! Кто такая Ромашина? От этой фамилии за версту несёт провинцией.
Потираю сбитый кулак, с удивлением смотрю на кровь на ладони.
Чёрт! Когда я ехал сюда, то представлял всё немного по-другому. Думал, что смогу сдержаться. Послушаю, поставлю грёбаную подпись и уйду. Хрен-то там!
Меня злит не то, что отец передал практически всё Арине. Мне злит то, что её маман добилась того, чего хотела, пусть даже спустя годы.
А ещё неимоверно бесит, что отец даже после смерти умудрился плюнуть мне в лицо. Лучше бы ничего не оставлял, сам бы справился. Чем вот это унизительное – «десять лет управления».
Не удивлюсь, если сейчас толстый жук и прочие заслушивают продолжение этого опуса в стиле «... ибо пусть покажет, что этот болван на что-то способен и радуется, что я не оставил ему овощной киоск на тех же условиях.»
А Арина сидит рядом и тусклые блики мерцают в её волосах при каждом одобрительном кивке.
