Текст книги "Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 (СИ)"
Автор книги: Кира Туманова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Не сразу соображаю, как выбраться из коридора, долблюсь в дверь, пытаясь дёрнуть её на себя. Какой-то мужик, легко открывает дверь в другую сторону и с подозрением смотрит на меня через плечо.
Между лопаток жжёт от его пронзительного взгляда. Наверное, хочет вызвать охрану.
«Внимание! В нашем супер-пупер здании замечен обдолбанный окровавленный придурок в дурацкой футболке»
Привыкай, Кир! Ты теперь часто будешь видеть такие взгляды. Сын, преданный отцом. Парень, родившийся с золотой ложкой во рту, и сломавший о неё зубы.
Хлопаю дверцей пассажирской двери так, что трясутся стёкла.
Эльза отвлекается от подкрашивания губ, поднимает козырёк с зеркальцем. Меня всегда раздражало это точечное подёргивание кисточки, будто она не свисток свой малюет, а создаёт картину в технике пуантилизма.
– Как всё прошло? – Аккуратно вставляет кисточку во флакон и завинчивает крышку.
– Нормально, – отворачиваюсь и смотрю в окно. Не хочу видеть, как она жамкает свои губы, распределяя блеск равномерно. Почему-то противно.
– Милый, ты расстроен. Я же вижу.
Пытается взять меня за руку и тут же испуганно вскрикивает:
– Ой, у тебя кровь! Прости, милый, если задела и сделала больно. Как тебя угораздило так пораниться? Где?
– Не важно, – цежу сквозь сомкнутые зубы.
– Я сейчас достану аптечку из багажника, подожди... – Останавливая, инстинктивно кладу ей ладонь чуть ниже юбки. Оставляю кровавый след на безупречном колене.
– Сиди, не надо!
Эльза пару секунд брезгливо смотрит на кровавые пятна, потом обиженно вздыхает, но сдерживается.
Снова доброжелательно улыбается и, наклонившись через меня, достаёт из бардачка упаковку влажных салфеток. Меня обдаёт знакомым запахом свежих духов.
Почему у меня не может быть в жизни всё так просто, как у Эльзы? У неё же всегда всё легко. Она не парится ни за что! Могла наорать, психануть. Нет, улыбнулась и полезла за салфетками. Как бы научиться жить также?
– Главное, что юбку не испачкал. – Она с характерным хрустом открывает клапан, достаёт салфетку и промакивающими движениями, похожими на те, которыми красила губы, вытирает пятна со своего колена. – Я понимаю, смерть отца для тебя – большой удар. – В её голосе неподдельное сочувствие. – Ты из-за этого не в настроении. Вчера перебрал немного, бывает. Сейчас приедем домой, я сделаю тебе ванну с лавандовым маслом.
Мне хочется башкой пробить стекло, даже слегка ударяюсь лбом.
– Не переживай, милый, всё будет хорошо. Давай ладошку, сейчас станет легче.
Молча смотрю на неё, но не тороплюсь протягивать руку. Эльза – красивая, изящная, воплощение мечты любого мужчины. Никогда не кричит, не злится. Прямо идеал! Иногда мне не верится, что она настоящая, а не биоробот.
Почему-то перед глазами опять ОНА – злая, взъерошенная с алыми пятнами на щеках. Трясущая ладонью после удара.
– Не надо, – прикрываю глаза и, откинувшись на подголовник, выдыхаю через нос. – Поехали.
– Домой, да? – Эльза с готовностью заводит свою голубую малолитражку.
– У меня больше нет дома.
– Что? – Зажигание выключается. – Что ты сказал?
– У меня больше нет дома...
– Не поняла!
Открываю глаза. Слегка повернув голову, смотрю на свою невесту. У неё почти незаметно подрагивает нижняя губа. Идеально накрашенная губа.
– Отец не оставил мне ничего. – Снова забрасываю голову и смотрю на велюровый потолок.
– Вообще? Этого не может быть. Ты же его единственный...
– Нет! – Перебиваю, не отрывая взгляд от еле заметных катышков на потолке. Откуда они вообще там берутся? – Я не единственный. Всё досталось моей сестре.
– Сестре?! – Эльза взвизгивает, и я невольно отвлекаюсь от такого увлекательного зрелища, как потолок. – У тебя есть сестра? Что ты говоришь?
На вмиг побледневшем лице ярко проступают полоски румян. Глаза распахнуты, будто вывалятся из орбит.
Фыркаю. Ну хоть что-то способно удивить мою половинку, я уж думал, что она и при падении метеорита будет улыбаться и делать селфи на фоне апокалипсиса.
– Да, Эльза, у меня есть сестра. – Вздыхаю. – Я узнал об этом недавно. И, похоже, папочка, решил оставить всё ей.
– Подожди. – мелко трясёт головой, не желая верить в происходящее. – Этого не может быть. Он же был не бедный человек! А как же твои перспективы?
– Что мои перспективы? Я хороший специалист, без пяти минут партнёр...
– Ты отражаешь реальность? Кому ты нужен без заступничества твоего папочки? Тебя его друг взял к себе, потому что у Станислав Эдуардович был одним из его инвесторов...
– И что? – пожимаю плечами. – Отца нет, фирма есть.
– Ты... Ты! – Эльза выпячивает подбородок, пытаясь подобрать нужные слова. – Ты... Да нахрен ты там сдался? Возьмут в партнёры Йохана, Солтиса... Кого угодно! Если бы тебя не сделали партнёром, твой отец мог обидеться и вывести капитал. Это даже уборщица понимала.
– Ни хрена се... – медленно офигеваю. Я никогда не видел Эльзу в таком состоянии. Эк её зацепило. – Нормально ты посидела с ними в ресторане, все сплетни собрала.
– Я слушала и делала выводы. – Гневно сверкает глазами. – Пока ты шатался неизвестно где! Хотя что не известного? Бегал к какой-то официантке. Своей бывшей однокласснице, или кто она там...
Оу! Эта девочка способна на упреки? Неожиданно!
– Ты мощна, Эльза. – выдыхаю с едким сарказмом. – От тебя ничего не скроешь. И ты способна удивлять, да.
– Я тебе ни слова не сказала по поводу этой официантки. Даже на похоронах, когда она туда заявилась. А это было уже слишком! Я всегда делала так, как лучше для тебя. И умной женщине стоит закрывать глаза на некоторые вещи.
– Ты такая умная, и не поняла. – Ухмыляюсь. – Эта официантка – теперь наследница, дошло? Это моя сестра, Эльза. Вот так!
С улыбкой смотрю, как вытягивается красивое лицо. Надо же, а мне нравится её выводить из себя. Интересно, что дальше будет?
– Она? – Эльза слегка морщит нос и утыкается им в сложенные ладони. Шепчет. – С ума сойти! Всё досталось ей?
– Не все. – Эльза отнимает руки от лица, с надеждой смотрит на меня. – Мне перепала какая-то фирма. Что-то с таблетками. – Потираю лоб, пытаясь вспомнить. – Фармфьюжн или что-то такое...
– Фармакология – это хорошо. Это очень перспективный бизнес, Кир. – Эльза тараторит, и лезет в телефон. – И ты юрист, там постоянно что-то происходит, твои знания пригодятся. Может быть, отец, наоборот, решил тебя облагодетельствовать, погоди...
Она какое-то время вчитывается в найденную информацию. Потом со злостью отшвыривает телефон на приборную панель и снова утыкается в ладони.
– Старый мудак! – бормочет сипло.
Мне становится весело. Эльза, реально, всегда права.
А вот сейчас – особенно!
Подхватываю телефон и взглядом бегаю по строчкам. Мне всё равно, но интересно, что могло довести несгибаемую Эльзу до такого состояния.
Десять человек в штате... Занимается разработкой... Производственных мощностей нет.
– Хрень полная. – Кладу ей телефон на колени. – Какая фарма, такая и фьюжн. Закрою её на хрен.
Эльза всхлипывает, вновь отнимает ладони от лица, смотрит на меня. В глазах блестят слезинки.
– Кир, не оставляй это так. Можно обжаловать завещание. Мы будем бороться, мы не сдадимся. – Хватает меня за ладонь и тут же отпускает. – Прости, сделала тебе больно, ты же поранился. Из-за завещания взбесился, да? Я не брошу тебя, мы всё переживём вместе...
Она лопочет так трогательно, что меня немного отпускает. Всё-таки поддержка – великое дело. Ну и чёрт с ним, с завещанием, с партнёрством. Я же специалист с опытом. Открою свою консультацию, как-нибудь справимся.
– Нет, Эльза. Я не буду оспаривать ничего. Это решение, как ты выразилась, старого мудака, и я не хочу...
– Что?! – яростный крик.
За секунда милая кошечка превращается в разъярённую тигрицу. Глаза мечут молнии, даже волосы, кажется, электризуются.
Только меня таким не напугать.
– Я не буду бороться. Ты слышала. Решение окончательное и обжалованию не подлежит.
– Пошёл вон, – шипит Эльза. – Убирайся.
Хмыкнув пожимаю плечами. Неприятно, но не смертельно.
Беру упаковку салфеток, демонстративно показываю ей.
– Я возьму, ничего?
Она молчит, дышит так тяжело, что будь она постарше, переживал бы, что её хватит удар.
– Пошёл вон! – повторяет, сощурив глаза.
Открываю дверь и выхожу из машины. Голубая малолитражка с визгом рвёт вперед, оставляя на асфальте следы жжёных покрышек.
Машу упаковкой салфеток ей вслед.
– А как же мы всё переживём вместе, а?
Хмыкнув, дёргаю ворот на футболке. Сажусь на бордюр. Хочу перевязать руку.
Глава 20.
Ты в силе – и друзей хоть отбавляй, Ты в горе – и приятели прощай. (Шекспир)
Месяц спустя
Кир
– Андрюха, у твоего отца вроде офисник был, спроси для меня. Есть ли хорошее помещение, метров тридцать для начала? С ремонтом и мебелью...
– Не, Кир. У него занято все, очередь стоит из желающих. Место проходное ведь. – Чую, что врёт. Даже не пытается сделать вид, что узнает.
– Ясно. Ну ладно, давай.
Кладу трубку и заношу Андрея Багаева в черный список. Как бухать у меня, так первый прибегал. Как потребовалась помощь – сдулся сразу. Будто я задаром прошу, как милостыню.
Я даже не успеваю сказать, что готов платить по нормально арендной ставке, просто хочется через знакомых, так надёжнее.
Денег у меня, не сказать, что много. Лишний раз рисковать не хочу.
Мрачно смотрю на обширный список людей – уже человек двадцать, которых я теперь вычёркиваю из своей жизни. Навсегда.
Запускаю пальцы в волосы, дёргаю себя. До боли. А потом улыбаюсь потолку.
«Так погибают замыслы с размахом, когда-то обещавшие успех», – мысленно цитирую Гамлета. Мда...
Правда, я даже рад. Я, может, и звоню сейчас, чтобы понять, на кого смогу положиться, если что...
Только рассчитывать можно только на себя. Я понял это давно, и жизнь в очередной раз преподаёт мне урок. Чтобы не забывал.
После смерти отца я стал персоной нон грата в прежнем мире. Который был мне не родным, но хотя бы знакомым. Одни вообще не берут трубку, другие – блеют, как Андрюха...
И ни одной честной души не нашлась, чтоб сказать мне прямо: «Кир, ты не наш теперь. Давай сам!»
Я бы оценил.
Странные люди. Я ведь прежний. Нет, я даже лучше. Взрослее, сильнее и злее. Есть накопления, счета.
Только я никто для «золотой» молодёжи, а в среде тех, кто боролся за своё место под солнцем – презираемый отщепенц.
Ни связей, ни друзей, ни невесты, ни семьи. Один!
Старый говнюк подставил меня по полной. Как бы я не поступил, получается, он меня уделал даже после смерти.
Если начну колотиться, показывать, какой я молодец, возрождать это «Фарма-чего-то там» – значит, его воспитательные меры сработали. Я не посрамил его фамилию, достойный сын своего отца и всё такое.
Если скачусь на дно, уйду в запой с горя, приговаривая «папочка меня совсем не любил», то он тоже победил. Потому что и не стоило оставлять ничего такому слабаку.
Поэтому я занимаю промежуточную позицию. Сделаю всё с нуля.
Возможно, меня бы приняли друзья отца за границей, они знают, чего я стою, как специалист. Но снисходительная помощь мне тоже не нужна.
Хрен знает, что мне вообще нужно! Меня накрыло великим похуизмом. Может быть у меня такая сложная форма депрессии, но мне даже на это пох!
Я не стал дожидаться вступления завещания в силу после всех бюрократических проволочек. Просто снял скромную квартиру, взял из дома несколько вещей, напоминавших мне о детстве, и отдал ключи горничной.
Я никто в этом доме, и нечего мне там делать.
Несколько раз звонил поверенный отца, спрашивал, что делать с оставшимися вещами. Я посоветовал ему их продать, перевести деньги на кастрацию бездомных котов, и удалить мой номер из своего телефона.
Не знаю, почему поверенный меня так бесит. Скорее всего, этот Волков или Зайцев вообще не при чём, но нужно же кого-то винить, если единственный, кто на самом деле повинен в ситуации – мёртв.
Я не злюсь на отца за то, что оставил мне ни-че-го. Я злюсь на то, что в нашем вечном противостоянии он выиграл. И на то, что не могу потребовать матч-реванш по причине смерти противника!
Зависаю на одном из объявлений. Место неплохое, цена устраивает. Не шик-блеск, конечно, но подойдёт на первое время. А потом сниму что-то покруче.
Для моего личного бизнеса всё должно быть самым лучшем. Я его выращу, выпестую, сделаю офигенным. Украшу стенку дипломами, благодарностями и премиями, и тогда только я смогу успокоиться. Только так я уделаю старого маразмата! Не его подсунутую мне фирму, не его деньги. Сам, всё сам...
Уже собираюсь позвонить собственнику, чтобы уточнить детали. Но рука сама тянется и кликает на местный новостной сайт, и за те доли секунд, пока он подгружается, сердце успевает сделать кульбит, как на американских горках.
Там в последнее время часто мелькает Арина. И я, как мазохист, не хочу туда заходить, но всё равно раз за разом читаю новости о ней. Знаю, что будет неприятно, больно, но всё равно...
Потому что только в эти моменты, когда дыхание перехватывает от волнения, я чувствую себя живым, а не тусклой оболочкой. Всего несколько секунд, но мне этого достаточно.
Арины сегодня нет. И я, выдохнув, погружаюсь в изучение скандалов – кто-то выпал из окна, кто-то подрался, сбили машиной. Чернуха, но иногда отвлекает. Есть же люди, у которых всё ещё хуже, чем у меня. Когда я уже погружаюсь в свой любимый ментальный тренажёр, при очередном обновлении на первой странице появляется фото Арины. Так всегда – стоит забыть о чём-то на время, и оно тут же напоминает о себе!
Людям всегда были интересны истории о золушках, всякая желтизна с потерянными и обретёнными дочерями. Арина сейчас для всех – воплощение надежды, символ того, что из грязи легко попасть в князи.
Бегло просматриваю заметку. Как я и ожидал, ничего особенного. Скромно улыбаясь она позирует на фоне какой-то больницы с забрюленным малышом лет пяти.
«Арина Рейгис исполнила желание больного ребенка...»
Меня опять бесит, что у нас с ней одна фамилия. Каждый раз, как вижу, хочется бежать в паспортный стол и стать Кириллом Ромашиным. Нормальная у неё было имя. Светлое.
Ладно я, мне некуда деваться, но Арине носить фамилию гадкого старикана точно не стоит.
Всматриваюсь в снимок. На хрена размещать, если лицо ребенка скрыто – всегда не мог понять? Могли просто её фото сделать. Увеличиваю изображение.
Похорошела, будто повзрослела. Хорошо одета. Только глаза грустные. Как на всех последних фото.
Кстати, её долбанутую мамашу я никогда нигде не встречал. Будто испарилась... Ненавижу эту лживую тварь.
А к Арине, как ни странно, отношение ровное. Не хочется заплевать её желчью или проклинать. А чего толку? Она ни в чём не виновата.
Арина с новых фотографий кажется мне другой девушкой. Стильной тётушкой той перепуганной девчонки, которая училась со мной в Универе, танцевала на вечеринке, старшей сестрой девушки, которую я нёс на руках в больницу не так давно...
Но одно я знаю точно – не могу воспринимать её, как свою сестру.
Ловлю себя на мысли, что сердце не щиплет от боли, когда я смотрю на неё. Это другая. Не моя Арина...
Неужели я выздоравливаю или смирился?
Наверное, в следующий раз смогу равнодушно пропустить очередную новость, и даже не дрогнет ничего.
Вновь открываю объявление об аренде. Хватит страданий, пора приступать к делам.
Уже беру телефон, чтобы связаться с собственником офиса, как телефон звонит.
Незнакомый номер.
– Да, я слушаю.
– Кирилл Станиславович?
– Да, это я.
– Меня зовут Глеб Самойлов, временно исполняющий обязанности директора Фарм Фьюжн...
О господи, только не это...
– Да, что вы хотели?
– Я знаю, что теперь наша фирма находится под вашим ведением. После смерти Станислава Эдуардовича...
– Как вас, простите?
– Глеб Германович...
Капец имечко! Гематогеныч какой-то.
– Короче, Глеб Германович, под моим ведением ничего не находится. Я даю вам полный карт бланш, делайте со своей Фармой все, что хотите.
– Вы не поняли, Кирилл Станиславович, это очень важно. Вам нужно лично приехать...
Глава 21.
Любое изменение внутри тебя происходит медленно и незаметно, как движение времени
Арина
– Госпожа Рейгис, Госпожа Рейгис...
Чужой голос вторгается в мой сон. Не хочу просыпаться, только ночью в моей жизни наступает спокойствие и определённость. Когда я сплю, меня не тревожат заботы и проблемы. И моя совесть!
– Арина, вставайте же. К вам пришли!
На своё имя я реагирую активнее. Сдёргиваю с глаз повязку и щурюсь от яркого света.
– О господи, сколько времени? – Привычно шарю рукой по тумбочке, и нахожу там свои старые наручные часы. Щурюсь, и подношу их ближе к лицу. Я еще не надела линзы. – Ужас, Лидия, я же проспала! Надо было меня давно разбудить, я же просила!
Вскакиваю с кровати, и шлёпаю к стулу, где вчера повесила одежду. Там её нет.
– Ваше домашнее платье в шкафу.
Чёрт! Никак не привыкну, что в этом доме вещи исчезают, а потом появляются на своих местах.
Потом оденусь. Шлёпаю в ванную, которая примыкает к комнате. Горничная семенит за мной.
– Я пыталась вас разбудить, но вы так крепко спали, госпожа Рейгис.
Оборачиваюсь и шиплю сердито:
– Я тысячу раз просила называть меня по имени.
– Но прежний хозяин...
– Не важно, что хотела прежний хозяин, я прошу обращаться ко мне по имени, ясно? – Наставляю на неё палец.
Лидия для меня выглядит, как мутное пятно. Поэтому я не вижу выражения её лица. Чтобы она чётко усвоила, последнюю фразу, добавляю для острастки:
– А то уволю!
Сама пугаюсь своей хамоватости, но Лидия лишь вздыхает в ответ. Обычно я не позволяю себе так обращаться с прислугой, но, видимо встала не с той ноги. Еще и проспала. У меня сегодня весь день расписан.
– Там пришли к вам... – несмело шепчет горничная и добавляет, – Арина...
Уже взявшись за ручку двери в ванную комнату опять останавливаюсь. Раздражённо оборачиваюсь. Она даст мне сегодня надеть линзы? Я себя без них чувствую, как голая.
– Кого ещё принесло?
– Там... Там ваша мама.
Именно так – «Мама», не мать, не госпожа Ромашина.
Закатив глаза испускаю глубокий стон и с грохотом захлопываю за собой дверь ванной. День сегодня точно будет неудачным.
Через пару минут я, наконец, обретаю нормальное зрение и привожу себя в порядок. Беру из шкафчика белоснежное полотенце с вышитой буквой R в круге, Станислав Эдуардович, был эстетом с манией величия. Такой же логотип украшает весь текстиль.
Называть отцом я его не могу, когда у меня берут интервью, я обхожусь нейтральным «Он». так и отвечаю «благодаря ему», «он бы хотел». Журналистов устраивает, меня тоже.
Быстро перед зеркалом прочёсываю волосы пятерней, заплетаю косу. Сдёрнув с вешалки халатик, набрасываю его на плечи.
Моя ванная теперь размером с половину квартиры, где я когда-то жила. Ванная, которая примыкает к комнате Кира ещё больше, но я предпочитаю жить в гостевой. Мне неприятно было бы знать, что я сплю на кровати, где Кир когда-то развлекался с девочками из Универа. А на постель Станислава Эдуардовича я не лягу даже под дулом пистолета.
Робкий стук в дверь.
– Да, что случилось?
– Гос... Простите. Арина, ваша мама говорит, что ей скоро на работу, она торопится.
– Да блин!
Прислушиваясь к словам Лидии локтем задеваю баночки с кремом, они с грохотом валятся на пол.
– Не волнуйтесь, я уберу, – тут же доносится из-за двери.
– Принесло же её именно сейчас! – Ворчу недовольно.
Щелкаю замком и выхожу. Запираться мне не от кого, это привычка. Когда мне хотелось побыть одной, я всегда запиралась в ванной. Включала воду и читала или мечтала, фантазировала. Мама орала, что я перевожу ресурсы и трачу её деньги. Но шум воды меня успокаивал.
Сейчас я бы с радостью заперлась снова в нашей крошечной ванной, в обмен на возможность мечтать. Я утратила эту способность. Больше не чувствую предвкушения от любви, богатства, удачи или славы.
Иногда мне кажется, что мне много-много лет. И я никогда не почувствую больше счастливый озноб, пугливое сердцебиение, мучительно-сладостно преодоление мига.
У меня есть всё, и нет ничего! Я заперла своё сердце на ключик. Стараюсь не думать о Кире, любое воспоминание о нём вызывает боль. И первое время мне было тяжело находиться в доме, где всё произошло, любая мелочь вызывала болезненные воспоминания. А к бассейну я не могу подходить до сих пор.
Постепенно привыкаю. Я не страдаю, не мучаюсь. Я просто существую. Сейчас я понимаю Кира шестилетней давности с его расхлябанным отношением к жизни. Человек, который лишен предвкушения от собственных достижений – лишён всего.
– Она ждёт вас в гостиной. – Сообщает Лидия. – Я налила ей чай и предложила печенье.
– Спасибо. – Отбрасываю косу за спину и кутаюсь в махровый халатик с буквой R. – Мне кофе свари, пожалуйста.
Мама сидит неестественно выпрямившись на голубом диване. Смотрит прямо перед собой. На столике дымится фарфоровая чашка с незабудками. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять, что она не притрагивалась к чаю. Мама никогда не есть и не пьёт ничего у меня в гостях.
Мельком бросает на меня взгляд, когда я спускаюсь к ней, и снова устремляет в вечность невидящий взгляд.
– Привет. – Опускаюсь рядом. – Могла после работы заскочить. Что за срочность?
Прикрывает глаза и слегка покачивает головой.
– Арина, тебе нужно вернуться...
– Опять двадцать пять. – Раздражённо откидываюсь на спинку дивана. – Я так и знала, что ты за этим пришла. Тебе не надоело?
– Это проклятые деньги, проклятое наследство и ты не должна...
– Мам, я всю жизнь слушаю тебя и других умных людей, которые говорят мне, что я должна, и что не должна. Тебе не кажется, что уже хватит? – Стараюсь говорить спокойно, но голос подрагивает.
– У меня больше нет дочери, – зажимает переносицу двумя пальцами.
Я раздражённо цокаю.
– Мы обсуждали с тобой это много раз. Куда мне возвращаться? К тебе и твоему Данилу – кривляясь произношу его имя. – Буду спать на коврике в прихожей и есть заплесневелый сын? А по ночам слушать ваши охи-вздохи?
– Зачем ты так? – Мама вскакивает. – Ты хотела снять квартиру, на честные, заработанные тобой деньги. Нельзя принимать наследство у подонка!
Прикрыв глаза выдыхаю. Я знала, что этот разговор ничем хорошим не закончится. После вступления в наследство мне пришлось пережить немало скандалов. Я так устала от постоянных нотаций и промываний мозга, что временами рада, что Станислав Эдуардович этим подарком избавил меня от подобного. Только теперь мама иногда приходит в гости и на правах родственного визита продолжает делать то же самое.
– Мам, это было давно. Я понимаю, тебе было больно. Ты это пережила, родила меня. Всё уже, расслабься, отпусти ситуацию. Ты не отомстишь ему тем, что откажешься от нормальной жизни. Считай, тебе и мне пытаются выплатить материальную компенсацию.
– Нет, так нельзя. Лучше быть честным, но бедным.
– Да-да-да... Я это слышала уже. И не мешаю тебе сделать свой выбор. Хочешь быть бедной, на здоровье. Хотя я предлагала тебе оставить работу много раз. Можешь жить здесь, со мной. Только без этого своего...
– Нет, я выбираю Данила.
Мама всегда была упёртой, мне её даже жаль. Мне кажется, она получает какое-то особое удовольствие от своих страданий. Что-то Станислав Эдуардович знатно повредил в её голове. Ей бы хорошего психолога, но она отказывается.
– А мой выбор – жить нормально. Я приняла это решение на эмоциях, но сейчас не жалею. Каждый делает так, как считает нужным.
– Я теряю тебя... – Всхлипывает.
– Ну вот, опять начинается. – Опускаю голову и зажимаю ладони между колен. Меня напрягает этот пессимизм. Я тоже не лучусь от восторга, но хотя бы учусь жить по-новому.
Не исключаю возможности, что через год или два я окончательно освоюсь, и смогу сделать что-то полезное для общества.
– Ты любила рисовать, хотела провести выставку, галерею мечтала открыть. А в итоге бросила аспирантуру, работу...
– Мама, я не бросила. Я взяла академ. Мне не нравилось, что на меня там все пялились, как на зверушку. Да я и не буду успевать сейчас учиться. Ты же понимаешь, что я просто физически не потяну такую нагрузку. А про работу вообще даже не напоминай.
– Чем ты занята?
Пожимаю плечами.
– Многими вещами занята. У меня встреча через, – смотрю на свои часики, – через пару часов. А мне ещё нужно лук подобрать.
– Арина, какой лук? – мама хватается за голову. – Как только ты взяла эту фамилию, у тебя будто что-то перемкнуло. Я не узнаю тебя!
Зачем я только это сказала?!
Нужно её успокоить, и так все переживают, что мама не живёт со мной. И она признавалась, что её приглашали на какую-то передачу. Хорошо, что отказалась. А, если согласится? Ей же первой все нервы вытрепят.
– Мама, я прежняя, правда. – Пересилив себя, беру её за руку, ласково заглядываю в глаза. – Только сейчас непростой период. У всех. Сейчас всё успокоится, про меня забудут. И я вернусь к прежней жизни. Сниму небольшую комнату, буду приезжать к тебе в гости на чай, – улыбнувшись, показываю взглядом на остывающую чашку. – Всё будет хорошо. Я по условиям завещания не могу сейчас уехать отсюда. Но потом сразу поступлю в аспирантуру какого-нибудь крутого университета. Представляешь, твоя дочь будет выпускницей Гарварда или Йеля? Теперь я могу себе это позволить.
Мама улыбается сквозь слёзы.
– Ты точно будешь снова учиться? Я так боюсь за тебя.
– Конечно, чем мне ещё заниматься. На работу-то я не хожу, сама знаешь. Давай я такси закажу, на работу доедешь с ветерком?
– Нет, что ты. Здесь автобусная остановка недалеко.
Пожимаю плечами, ну не тащить же мне её за руку в машину.
– Как хочешь. Может тебе печенье с собой дать? Девчонок на работе угостишь?
– Какое печенье, Ариш, я же в столовой работаю. – Она смеётся и меня отпускает. Ни на какую передачу она не пойдёт. – А хотя, – машет ладонью, – давай своё печенье.
– Лидия, заверните, хорошо?
Понятливая горничная тут же исчезает с вазочкой и через минуту появляется снова с пакетом.
– Давай мам, хорошо тебе добраться. – Машу ей с порога.
Ёжась от свежего ветерка, запахиваю поглубже халатик с буквой R. Взгляд невольно падает на старенькие часики, и я взвизгиваю.
Ужас! Я же опоздаю!
На ходу срываю старенький ремешок и кладу часы на стол. Надо будет по дороге новые купить. А то неудобно, у меня сегодня несколько встреч, и платье с рукавом на три четверти.
Глава 22.
Старый мельник, умирая, оставил мельницу, осла и кота... («Кот в сапогах»)
Кир
Старенький «Ниссан», взятый в аренду, выдаёт неравномерные рыки глушителя.
Нда, это не рев двигателей Мазератти. Но в кои-то веки чувствую драйв!
– Холдин аут фо э хирооо... Напеваю, постукивая по рулю.
Хватит киснуть, Кир!
Музычка стара, как и машина, но впервые за последние дни моё настроение показывает положительную динамику. Управляемая моей волей тачка двигается туда, где осталась последняя ниточка, связывающая меня со старым маразматом.
Сейчас перегрызу её, как пуповину, зубами, и всё! Свобода! Я уже точно никто и звать меня никак!
Гуляй, Кир. Могу хоть фамилию сменить.
Кирилл Ромашин, а что? Не хрен на мне свои манипуляшки тестировать.
Ржу, заглушая музыку, представляя, как все ошалеют. Арина Рейгис с ума сойдёт, её мамаша, тоже Ромашина, на секундочку, поднимет визг до небес. А папаша просто в гробу перевернётся.
Сейчас я даже благодарен Гематогенычу за то, что вынудил меня поехать. Мне нужно было что-то такое, чтобы меня вздёрнуло, переключило.
Дорога меня будоражит.
Ну и пусть я пока, как хер в стакане.
Зато впервые чувствую желание сменить скорее этот сраный арендованный «Ниссан» на что-то более приличное. На то, к чему я привык.
Я уже что-то чувствую и чего-то хочу, а это уже немало!
Блин, вернусь пораньше, сразу сниму этот офис. И вечером поеду отмечать в бар! Или в клуб! Или не знаю... Хочется жизни, людей, эмоций!
Познакомлюсь с какой-нибудь девчонкой. Еще у троих возьму телефоны... На будущее.
А будущее у меня будет.
Оказывается, мне это нужно было! Практически пустая утренняя дорога, попса из колонок и ощущение, что скоро всё изменится!
Всё будет зашибись. Драйв невероятный просто! Чувствую, что горы сверну нахер. И всё начнётся с сегодняшнего дня.
Ща вернусь, и все! Сделаю всё, как надо!
У меня же вся жизнь впереди. И я свободен! Я молод, умен, с образованием и опытом!
– Холдин аут фо э хирооо... Йу-хууу!
***
– Кирилл Станиславович, рад вас видеть!
Гематогенович оказывается обычным мужиком в мятом пиджаке. Проплешины, небольшое пузико, грустные уставшие глаза и мохнатые брови домиком. Такой занюханный интеллигент.
От одного его вида становится грустно.
Мне неудобно спрашивать ещё раз, как его зовут. Не Гематогеныч же к нему обращаться? У него и так вид, будто вот-вот заплачет.
Поэтому молча киваю и пожимаю протянутую вялую руку.
– Вы сказали, нужно что-то подписать...
Давай скорее, и я угоню. В новую жизнь, пока не протух в этом сраном городишке.
– Да, пойдёмте.
Шагает вперед, мелко семеня короткими ножками. Перебрасываю наискосок через плечо сумку с документами, чтоб не мешалась, и шагаю следом. Оглядываюсь по сторонам.
«Фарма Фьюжн» занимает отдельно стоящее здание в небольшом закрытом городе. Для небольшого фармацевтического предприятия с малой численностью, двухэтажный приличный домик – вполне даже неплох.
На хрена такие площади? Я думал, там пара кабинетов, в одном бухгалтерия, в другом какие-то химики с колбами. Или чем они там занимаются.
– Это в собственности фирмы здание?
– А? – Гематогеныч приостанавливается, смотрит на меня. – Почти. Вы же видели документы, статус закрытого города не позволяет выкупать помещение в собственность, мы тут можно сказать просто арендуем на веки вечные. – Улыбается. – Очень удобно.
Стыдно признаться, я не смотрел документы. Профнепрегоден, как юрист, но мне противно смотреть на всё, что связано с моим папочкой.
А, даже и смотрел бы. Что толку? Продать не могу, подарить тоже. Ничего не могу ещё десять лет. Поэтому я и не сильно вникал в тонкости владения своим наследством. Какая разница.
– Давайте я вам покажу нашу лабораторию.
Ай, бляха! Давайте, не надо! Я ещё хочу домой, у меня дела и туса в планах!
– Нет, не надо. – Строго сообщаю. – Вы сказали надо документы подписать. Давайте уже сделаем всё быстренько.
– И ещё нужно вам вещи передать.
– Да, я так и не понял, почему нельзя почтой...
Не слушая меня, Гематогеныч распахивает дверь лаборатории. Не понял что ли, что мне начхать на имущество. Но из любопытства заглядываю.
Там болтается пара людей в белых халатах, стоит неплохое IT оборудование, какие-то стеллажи, холодильники. Никаких колб и печей. Я себе нафантазировал что-то вроде конуры средневекового алхимика, где мужики крафтят препараты от прыщей или мозолей.
Один сотрудник стоит у окна и стоя, прямо на подоконнике заполняет бумаги. Даже не поворачивается, когда мы заходим. Второй сидит за компьютером.
