Текст книги "Красивый. Наглый. Бессердечный - 2 (СИ)"

Автор книги: Кира Туманова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

Давлю в себе подступающую панику, я просто не знаю, как действовать в таких ситуациях. Я не ожидал, что всё так плохо, никогда не видел, чтобы человека так знобило. У Арины даже зубы стучат!

– У тебя, скорее всего, простуда.

Она еле кивает. Ей, наверное, и говорить больно. Надо горло посмотреть? Но как?

Перебираю пальцами светлые пряди, хочется прикоснуться губами к пылающему лбу, но боюсь, что этот интимный жест разрушит барьер, разделяющий нас. Он и так слишком тонок.

Арина – чужая жена. Я просто помогу, и уйду.

– С ребёнком тоже всё будет хорошо, – рискую взять её за руку. Ладонь ледяная, и я пытаюсь согреть дыханием тонкие пальцы.

Арина распахивает потемневшие зелёные глаза, под густыми ресницами залегли глубокие тени. У меня внутри кишки закручивает в тугой узел, когда смотрю в её отдающие горячечным блеском зрачки.

– Какой ребёнок? – Непонимающе бормочет девчонка за моей спиной. – Она вроде не беременна! У неё и мужа-то нет...

Вдруг становится хорошо, будто с груди размотали моток колючей проволоки. Даже дышать становится легче.

В недоумении оборачиваюсь и смотрю на эту чудесную незнакомую девушку.

Только сейчас соображаю, что я видел её уже. Кажется, тоже в ресторане. Работает вместе с Ариной. Хочется вскочить и расцеловать её, закружить в танце.

Какая же она умница, догадалась меня позвать.

– Ты ей что-то давала?

– Уже три таблетки выпила, температура не падает. – Лепечет она. – Арина сказала, что вы знакомы, я нашла визитку...

Жестом обрываю её оправдания.

– Молодец, всё правильно сделала.

И девчонка расцветает от скупой похвалы.

Уже не смущаясь, глажу бледные щёки Арины.

– Я тебя сейчас отвезу в больницу. Поняла?

Слегка опускает пшеничные ресницы. Понимает.

Отбрасываю колючее одеяло, и забрасываю тонкую руку себе на шею. Её жар проникает в меня, расползается по венам, наполняет меня целиком. Сколько оказывается внутри меня было пустоты!

– Всё будет хорошо, – говорю ей, пока несу её вниз по ступенькам, как хрупкую фарфоровую куклу.

И нет вокруг ни мельтешащей подруги, ни беременности, ни Эльзы, ни несуразного дома... Есть только горячее тело в моих руках.

И сейчас я не будущий партнер, блестящий жених и перспективный специалист. А тот дурной мальчишка, который шесть лет назад вёз хохочущую девчонку с завязанными глазами. Чтобы показать ей картину со смешным названием...

И ко мне возвращается ощущение прежней лёгкости. И уверенность, что всё самое лучшее когда-нибудь случится. И это самое лучшее уже совсем близко.

Она же не ранена, не умирает. Просто высокая температура. Никогда не слышал, чтобы кто-то погиб от жара...

В платной больнице на меня смотрят, как на умалишенного, когда я вваливаюсь в приёмный покой с Ариной на руках и ору на медсестёр по-русски. Зато купюры, которые я бросаю на стойку, им вполне знакомы.

Начинается мельтешение, пахнет спиртом. Я отворачиваюсь, когда Арине ставят укол. Это делают сразу, как только я разворачиваю кокон из своей куртки, в которую завёрнул драгоценную ношу.

А потом её кладут на каталку. Какое-то время я иду рядом, сжимая хрупкую ладошку.

– У тебя нет никакого мужа, зачем ты врала мне? – спрашиваю, не желая отпускать её.

– Так надо было... – Она криво улыбается и тихо добавляет. – Спасибо.

Каталка дёргается, заезжая в лифт.

– Мужчина, вам нельзя. Пациентку отправляем в инфекционный бокс. – строго рявкает медсестра.

Как долбанный рак, пячусь задом, приветственно поднимая руку.

Арина не отрывает от меня взгляда на меня, а в глазах всё то же отрешённое выражение.

«Я приду завтра», – говорю ей одними глазами

«Не надо, не обещай ничего!» – Также молча отвечает она.

Пока её лицо не исчезает за сдвигающимися створками, я боюсь даже моргнуть.

Пока заполняю документы, договариваюсь и оплачиваю палату на неделю вперед, несколько раз звонит Эльза, но я не отвечаю. Мне надо подумать, что ей сказать. Эльза – хорошая девушка и заслуживает всего самого лучшего. И я не хочу рвать ей сердце, недовольно рявкая в трубку.

– Вы привезли Ро-ма-ши-ну? – Седой усатый врач, сдвигает очки на кончик носа и читает с медкарты непривычную русскую фамилию.

– Да, как она? – отвлекаюсь от бумажек. Как же их много!

– Спит. Не волнуйтесь, всё хорошо. Похоже на обострение сезонной простуды, организм дал такую реакцию. Возьмём анализы, наверное, нужен курс антибиотиков.

– Делайте всё, что посчитаете нужным. Я всё оплачу.

– Я думаю, что дней пять, максимум, и можете её забирать.

– Пять? – Задумчиво почесываю переносицу.

Вообще-то мы должны уехать послезавтра обратно в Осло. Но какая разница?

– Да, – говорю уверенно. – Я её заберу. Передайте, что завтра навещу.

– Пока нет результатов анализов, лучше не рисковать. Болезнь может быть заразной.

– Плевать мне на результаты. Скажите ей, что завтра буду.

Бросаю последний подписанный листочек на стойку и иду к выходу.

Машина приветственно подмигивает фарами. Завожу двигатель и какое-то время сижу в раздумьях.

В салоне всё ещё стоит её запах. Даже оборачиваюсь, чтобы убедиться, что на заднем сиденье не лежит подрагивающий комочек.

Не хочется возвращаться к Эльзе, я так и не придумал, что ей сказать. Опускаю голову на руль и прикрываю глаза. Мне вообще не хочется уезжать отсюда, кажется, что пока я под окнами больницы, я рядом.

Я так боюсь снова её потерять!

Окидываю взглядом мрачный корпус. Интересно, какое из светящихся окон её?

Снова звонит телефон. Опять Эльза?

Ныряю рукой в карман, чтобы достать мобильник и отключить звук. Но с удивлением смотрю на экран – там номер отца.

Ощущение, что из-под меня резким ударом выбили сиденье, оставив висеть в невесомости. У отца уже давно ночь, и он никогда так поздно не звонит.

Вытираю о штанину вспотевшую ладонь и принимаю звонок.

– Да, я слушаю.

– Кирилл Станиславович, – волоски на шее встают дыбом, когда трубка оживает незнакомым женским голосом, – сожалею, но у меня для вас плохие новости...

Глава 10.

Когда всё исчезает, остаётся лишь тишина и вечность

Кир

– Кирилл, – слабое рукопожатие. – Ты здесь.

То ли вопрос, то ли утверждение.

Я смотрю на щуплую руку, покрытую пигментными пятнами, и меня одновременно кроет жалостью и отвращением.

Мне стыдно за то, что я это чувствую. Это плохо, он же мой отец!

– Да, пап, – осторожно пожимаю ладонь, стараясь не задеть какие-то трубки. – Я быстро приехал. Как только узнал.

Да, я ждал этого звонка и боялся его.

И всё равно, когда услышал слова врача в трубке, ощутил будто пробили оболочку реальности.

Отец сдал в последние годы. Он привык решать судьбы людей, и, когда лишился этой возможности, стал чахнуть.

Он не жаловался, но было видно, как его подкосили проблемы. Началось всё с той вечеринки, когда приехала полиция, а потом пошло по накатанной.

Отец не упрекал меня в том, что я загубил его карьеру. И никогда не упоминал об этом вслух.

Вскоре после моего отъезда он покинул свой пост, занимался преподаванием, предпринимательством, поддерживал какие-то проекты. Старые связи остались, его ещё звали на приёмы, он старался держать марку, но постепенно терял свой лоск.

Летом он приезжал ко мне на пару дней, и уже тогда было видно, что дела его плохи. Его словно точило что-то изнутри.

– Хорошо, что ты успел...

– Ты будешь жить ещё долго. – Стараюсь, чтобы голос звучал уверенно, но я нагло вру. Не нужно быть врачом, чтобы понимать, что я реально «успел».

Сколько часов прошло после того звонка? Шесть, двенадцать, сутки?

Эльза помогала собирать вещи. Секретарь, поднятая среди ночи, спешно оформляла билеты. Я же сидел на кровати, и рассылал всем сообщения.

«Простите, по семейным обстоятельствам вынужден отлучиться и бла-бла-бла»

Очень хотелось позвонить Арине и всё рассказать, но она явно спала.

Я отправил ей сообщение:

«Скоро вернусь, отцу плохо. К твоей выписке вернусь, встречу с цветами»

Про цветы и встречу я, наверное, загнул. Но мне нужен был какой-то крючок.

Обещание, данное не столько ей, сколько самому себе.

Да, я вернусь, и встречу её! Её выпишут через пять дней – это целая вечность, и я все успею. Съездить к отцу, разобраться с Эльзой.

Я так думал.

Но сейчас смотрю на высохшее лицо, измученное борьбой с тяжёлой болезнью, и понимаю... Мне придётся ждать конца.

Теперь я не знаю, когда вернусь. Еще рано писать Арине, сначала нужно поговорить с врачами. Хватит с неё пустых обещаний.

– Кирилл, помнишь я сказал, – сухое покашливание, – что ты моя гордость?

– Да, я помню.

– Так и есть. Не посрами меня, сын!

Не могу отвести взгляда от куриной лапки, которая ещё недавно была сильной мужской рукой.

Я до сих пор помню свист ремня, и как я испуганно втягивал голову в плечи, когда эта рука замахивалась на меня.

Стыжусь и того, что вспомнил о детских обидах именно сейчас. Я должен испытывать сострадание и любовь, а не дикую смесь разных эмоций.

Я должен!

– Ты должен быть хорошим человеком и достойным...

Отец, как эхо с искусственным интеллектом повторяет и продолжает мою мысль. Жаль, что конец её тонет в надсадном кашле.

Хотя нет, не жаль. Ничего нового я не услышу.

– Да, конечно, пап, – смиренно киваю.

– Твоя Эльза – хорошая девушка, передай ей, пусть заботится о тебе получше.

Он пытается улыбнуться, хотя это больше похоже на оскал. И это пугает меня.

– Мы с ней расстаёмся. – Сам не знаю, как эта фраза вылетает из меня.

Произношу и тут же прикусываю язык в досаде. Что мне стоило сказать что-то типо, «сам ей скажешь» или что-то вроде такого. Надо было дать отцу уйти спокойным за меня.

Но отец воспринимает это спокойно, даже с каким-то скрытым удовольствием.

– Ничего, – пытается снова усмехнуться, – значит, ещё лучше найдёшь.

Я благоразумно молча киваю. Не время сейчас для личных откровений.

– Кир, я хочу попросить прощения у тебя.

– У тебя свои методы воспитания.

Видимо, первоначальный шок от встречи проходит. Я снова могу говорить обтекаемо, ёмко и без субъективной оценки. Как дипломат.

– Шалопутным мальчишкам нужна дисциплина, я пытался... – надсадный то ли кашель, то ли смех. – Но не за это, сын. Не за это...

С шумом выдыхаю, раздувая ноздри. Меня уже окончательно отпускает и наваливается привычная духота от близкого присутствия отца.

Всё-таки мне тяжело находиться с ним рядом в любом его состоянии – хоть он бодр, хоть умирает. На расстоянии это ощущение смазывается, и даже временами я испытывал какое-то подобие тоски. Всё-таки, кроме отца у меня никого нет из родственников. Но стоит побыть с ним рядом – и вот опять.

– Пап, всё нормально. Тебе не за что извиняться. Ты был всегда лучшим отцом.

Вру, безбожно вру.

– Для тебя был. Но для твоей сестры – нет.

Сестры? О чём это он? Встаю, хочу позвать медсестру, чтобы она проверила его показатели, что-то вколола, ведь он явно бредит.

– Сядь, Кир! – неожиданно громко для умирающего рявкает он.

Послушно сажусь. Наверное, в этот окрик он вложил последние силы, потому что какое-то время, лежит, глядя в потолок. Мы оба угрюмо молчим под равнодушное попискивание приборов.

– У тебя есть сестра, Кир. – Наконец тихо продолжает он. – Прошу тебя, не обделяй её наследством. Я вписал её в завещание... У моего поверенного.

Внутри свербит от нетерпения. Он так медленно говорит, а мне хочется понять, правда это или нет.

Неужели он думает, я буду судится с какой-то женщиной или девчонкой за деньги? Да я буду счастлив, если у меня найдётся кто-то из родственников! Двоюродная, наверное? Тогда есть и тетя или дядя?

– Я виноват перед девочкой. И перед матерью её тоже. Но я не знал, пока она не пришла ко мне...

Кто пришёл к нему? О чем он?

– Перед смертью нужно отдавать долги... Узнай, как она, я не следил за ней после того, как...

Ничего не понимаю. Он еле бормочет.

Нажимаю кнопку вызова медсестры. Кажется, отцу становится хуже. Напряжённо вглядываюсь ему в лицо. Вены на шее вздулись, будто по ним поднимаются в рот слова, которые он сейчас пытается до меня донести.

– Ты же помнишь её? Я отослал тебя подальше... Ты же помнишь, Кир? Арина... Я не хотел, чтобы ты...

Как в замедленной съёмке складываются стены, гнутся металлические конструкции, потолок падает на мою голову, рассыпаясь в мелкую пыль.

Весь мир кажется погребённым под руинами. И только шёпот отца над полным Апокалипсисом

– Арина... Ты же помнишь её...

Глава 11

Больнее всего звучит молчание

Арина

– У вас такой заботливый супруг, – закончив осмотр врач перебрасывает через шею фонендоскоп. – Так переживал за вас. Передайте ему, что у вас обострение сезонного ОРВИ, последствий для организма не будет. В лёгких чисто.

Смущенно улыбаясь застёгиваю пуговки на пижаме. Почему-то приятно слышать, что доктор принял нас за супружескую пару. И даже то, что он сообщает о моём состоянии не мне напрямую, а как бы через «супруга», не раздражает и кажется милым.

– Муж так переживал за вас. Пусть напишет заявление на возврат средств.

– Каких средств?

Поправляю хвостик, попавший под воротник пижамы, и волосы мягко выскальзывают из-под ткани.

– Он оплатил стационар на неделю вперед, но думаю, это лишнее. Скорее всего, уже завтра вас отпустим. Он сегодня придёт вас навестить? Пусть зайдёт ко мне.

Хмурюсь, вспоминая последнее сообщение Кира.

– Он уехал, но скоро вернётся. Я позвоню ему, передам.

– Благодарю.

Доброжелательно кивнув, врач выходит.

Едва за ним закрывается дверь, бросаюсь к телефону. Наконец-то у меня появился повод связаться с Киром.

Последние пару дней, что я в больнице, кошки скребут на душе. Тревожно так, что не могу найти себе места. Наверное, с его отцом что-то случилось, чем ещё объяснить то, что Кир внезапно пропал?

Мне ужасно хочется ему позвонить. Пусть ненадолго. Я так устала крутить в голове произошедшее, то тешить себя розовыми иллюзиями, то проваливаться в отчаяние. Но страшно!

Воображение рисует самые мрачные картины. Вдруг мой звонок раздастся прямо во время похорон? Вряд ли он будет счастлив слышать, что я прекрасно себя чувствую? Да и сообщению в такой момент не сильно обрадуешься.

Бр... Даже мороз по коже от одной мысли об этом.

До их пор не знаю, как относиться к его заботе. Боюсь думать, что он поступил так из жалости.

Чтобы убедить себя, что Кир настроен серьезно, открываю его последнее сообщение и в сотый раз перечитываю. Додумываю то, что он хотел сказать.

Наверное, когда я выйду, между нами всё будет по-другому. Иначе, разве он собирался забрать меня из больницы? Разве приехал бы по первому звонку Софи, разве тащил бы меня на руках?

Я ведь отчётливо помню это! Я ощущала прикосновения Кира, его тепло. И его страх.

– Всё будет хорошо! – шептал он мне.

Тогда, в полузабытьи казалось, что это всё не по-настоящему, голос просто звучит в моей голове.

Я открывала глаза и смотрела на его подбородок, и утыкалась в грудь снова. Потом помню сладковато-терпкий запах кожаного салона, тряску и снова его руки.

Я не понимала, это сон или явь, но мне хотелось, чтобы это было правдой.

«Скоро вернусь, отцу плохо. К твоей выписке вернусь, встречу с цветами»

Перечитываю снова и снова, чтобы убедиться, что всё происходило в реальности.

Глажу экран, как живого котёнка. Слова Кира дёргаются и уползают, но я увеличиваю изображение. Ещё раз перечитываю.

Выдохнув для храбрости набираю ответ. Несколько раз стираю строчки, подбираю слова и смайлики так, будто от этого зависит моя жизнь.

Наконец, решаю оставить краткое: «Привет. Врач просил тебя с ним связаться»

Вот так – коротко, обтекаемо, и ни слова о себе. Пусть спросит сам.

Отправляю и смотрю на экран телефона.

Тук-тук-тук, сладко колотится сердце. Сейчас он мне ответит. Он не сможет не ответить.

Часто дыша от волнения гипнотизирую сообщение. Я волнуюсь, ещё как волнуюсь.

Всё еще не доставлено. Наверное, на парковке, в подвале... Мало ли.

Ну же, Кир, давай... Получи, прочитай, ответь, а потом разговор сам завяжется.

По вискам бежит холодок от долгого ожидания. Ну же, давай!

Во рту пересыхает, спускаю ноги с кровати и шлёпаю к графину с водой.

Пью воду жадными глотками. Возвращаюсь к телефону.

Моё сообщение так и висит непрочитанным. Оно до сих пор не получено!

Меня резко бросает в жар, чувствую пульс где-то в горле. Надо отбросить дурацкую стыдливость и позвонить. Что я теряю?

Негнущиеся пальцы сами нажимают кнопку вызова. Не дыша подношу телефон к уху.

– Абонент временно недоступен... – сообщает равнодушный робот.

Что?

Рука падает на колени. Меня колотит крупная дрожь, в висках стучит.

Не мигая смотрю на телефон. Ничего не понимаю.

Нет, нет!

Он меня не заблокировал, ведь такого не может быть! Неужели, что-то произошло?

Глава 12

Обманутая надежда ранит глубже, чем острый нож

Арина месяц спустя

– С приездом! – Мама подходит с широко раскрытыми объятиями.

Но я ставлю чемодан на пол и разматываю с шеи шарфик. Делаю вид, что ничего важнее этого нет.

Мама обиженно отстраняется. Но я ничего не могу поделать с тем, что в последние недели мне тяжело даются все эти обнимашки и проявления чувств.

Я рада, что вернулась домой. Здесь не обязательно ходить с маской счастливого идиота. А в Бильбао коллеги не могли понять, что со мной не так. Я же жива, здорова, почему не улыбаюсь? Ведь все ок, разве не так?

А у меня чёрная дыра внутри. Вселенская пустота.

Но есть и ещё причина. Тяжело было находиться в Бильбао, потому что всё напоминало о моём позоре и горе. Мне кажется, я бы там никогда не излечилась до конца. Никогда не смогла бы забыть...

Несколько раз после выписки я набирала Кира. Каждый раз «абонент – не абонент». Пытаться достать его с другого телефона было унизительно. А ещё я малодушно боялась, позвонив с телефона Софи, услышать его ответ. Это стало бы моим приговором.

Сначала я сходила с ума. Воображение рисовало жуткие картины, одну страшнее другой. Перечитала все новости, которые могла найти о крушениях, авариях и убийствах. Нашла сведения о Станиславе Эдуардовиче – отце Кира. Даже выяснила, что он не умер, но в тяжёлом состоянии. СМИ умалчивали подробности его болезни, но я догадывалась, что это что-то связано с онкологией.

Почему-то онкологию принято скрывать, будто эта болезнь постыдная и гадкая. Я даже слышала мнение, что это кара за грехи. Глупость, конечно. Хотя в отношении бывшего прокурора такое мнение должно быть популярно.

Мне даже жаль было Станислава Эдуардовича, во всяком случае ничего плохого я от него не видела. Шесть лет назад он потратил на меня целое состояние, и кто знает, смогла бы я ходить, бегать и танцевать, если бы не он.

Полное осознание ситуации произошло, когда со мной связался мой лечащий врач из платной клиники. Приятный пожилой мужчина всего лишь сообщил, что он связался господином Рейгисом, и тот попросил перечислить остатки средств за лечение на мой счет. А затем мило попросил подойти в клинику для оформления. Наверное, он был очень удивлён, когда его собеседница залилась слезами.

Неделю после звонка врача я лежала, повернувшись лицом к стене. Мне было плевать на практику, подработку в кафе и даже на еду. Софи чуть ли не насильно впихивала в меня печенье и молоко.

Я не могла понять, сколько раз мне нужно наступить на одни и те же грабли, чтобы получить иммунитет? Я ведь полная дура! Почему он опять так со мной поступает? Закрыть какой-то юношеский гештальт? У меня это просто не укладывалось в голове.

Самое тяжёлое и постыдное расставание – вот такое, молчаливое. Когда крутишь в голове вопросы, ответы и бесконечно анализируешь. Так можно сойти с ума.

Домой я вернулась похудевшая, повзрослевшая и ожесточённая.

Говорят, что сердце можно разбить. Нет, моё не разбилось. Я ощущала себя так, будто моё горячее отзывчивое сердечко замёрзло, превратилось в кусочек льда. И я была рада этому. Лучше ничего не чувствовать – так проще жить.

– Ариша, ты бы сказала. – Суетиться мама. – Я могла встретить тебя в аэропорту. Данил бы меня отвёз.

Молча морщусь, будто у меня болят зубы. Даже от имени его передёргивает.

– Потому и не сказала.

Мама обижено поджимает губы.

– Зря ты так о нём, он хороший и порядочный. Не то что...

– Мам, хватит!

После нашей ссоры, мы опускаем тему Кира. В мамином ванильном мире я болела, потом работала. Как-то раз она спросила о нём, я грубо рявкнула, что не хочу об этом говорить. Я, конечно, признательна ей за заботу – когда она пыталась выдернуть меня домой. Возможно, послушайся я, ничего бы и не случилось.

Но как есть, так есть. Зато сэкономила маминому Данечке деньги, билеты недешевые. Хоть кто-то выиграл от этой ситуации.

Впрочем, дома я не задержусь. Я уже решила, что переведусь в Питер. Подальше... Чтобы и здесь не осталось неприятных воспоминаний.

О том, что Кира здесь нет я знаю из социальных сетей. До сих пор, как вспомню о том, с каким волнением залезла на страничку его красавицы-невесты, начинает жечь скулы, веки и уши.

Я чуть не задохнулась от стыда и злости, когда прочитала её недавнее сообщение о том, что помолвка с Киром у них состоялась. В Швейцарии, где она была на съемках. «Помолвка скромная, потому что так вынуждают обстоятельства, но два сердца не могут ждать».

За что он так со мной?

Прохожу в комнату и устало опускаюсь на продавленный диван. После заграничной практики, мне всё кажется здесь особенно убогим и постылым.

– Арина, я пирожков напекла. Будешь? В твоей Испании таких не было.

– Да, мам. – отвечаю, как робот. – В Испании много чего не было.

Одно объединяет наши две страны. Кир Рейгис находится со своей невестой не там, и не там. И теперь я буду тщательно отслеживать его перемещения по соцсетям невесты.

Чтобы не дай Бог не столкнуться снова.

Я больше не наступлю на грабли, но не хочу испытывать себя на прочность.

Глава 13

Иногда нужно встретиться с прошлым, чтобы окончательно отпустить его

Арина

– Да, Таня. Так всё и было. – Задумчиво размешиваю трубочкой молочный коктейль. Настойчиво пытаюсь проколупать в пенке дыру. Коктейль не сдаётся, и затягивает наносимые ему раны.

Жаль, что с сердцем нельзя поступить также.

Таня внимательно слушает, поставив локти на стол и положив подбородок на сложенные ладони. Я боюсь смотреть ей в глаза. Не хочу видеть в лице осуждение.

Да, я редкая дура! Что теперь?

– Подожди, вдруг ты ошибаешься? Может быть его шантажировали? Невеста угрожала, телефон твой удалила...

– Ты бы видела её, – грустно вздыхаю. – Вряд ли она способна на что-то гадкое. А вот он...

Решаюсь поднять взгляд на подругу. Кажется, линчевать меня не будут.

– Нет, нет... Такого не бывает. Что всё хорошо, и вдруг, хоп! Пропало. Должна быть причина. А телефон твой потерял?

– Тань, он разговаривал с доктором, ему могли позвонить все, кроме меня. О чём здесь говорить?

– Так, ну ладно. Кир твой подонок и гад, пусть так. Но ты теперь что будешь делать?

– Что делать? – кривлю уголок рта в жалком подобии улыбки. – Жить дальше. Завтра с Лёвой встречаюсь.

– Ну вот, другое дело. Хороший парень, и тебе подходит.

Чтобы не комментировать это утверждение, втягиваю коктейль через трубочку.

От того, что все считают Лёву «хорошим парнем» мне ни холодно и ни жарко. Ничего в душе ни эти слова, ни сам Лёва не трогает. Но почему бы и нет?

– Хотя бы отвлекусь. И домой не хочу возвращаться, там этот, мамин...

– И Данил у твоей мамы ничего, хороший мужик.

Танька с аппетитом откусывает гамбургер, а я почему-то злюсь. Все вокруг видят достойных и классных, только я замечаю, что Лёва занудный, а мой будущий отчим хочет сэкономить на съёме жилья.

Может быть я, в принципе, теперь буду ненавидеть всех мужчин? Спасибо одному избалованному ублюдку.

Нарочито громко втягиваю остатки коктейля. Невежливо, но это лучшая демонстрация моего отношения к маминому ухажёру. Словами такое пренебрежение не высказать.

– Как у тебя со Стасом? – стараюсь спрыгнуть с неприятной темы.

– Да нормально. – Машет рукой и торопливо прожевав дополняет. – Главное, что сестрёнок моих любит, на фигурное катание несколько раз отводил, когда я не могла. Соне помогал сочинение написать, представляешь?

Утыкаюсь взглядом в стол, чтобы Таня не увидела там скуку. Я рада, что Таню всё устраивает. Но в том состоянии, что я сейчас, даже Стас... Знакомый вдоль и поперёк Став видится каким-то извращенцем. Сестрёнок он любит...

Со мной точно что-то не то!

– В общем, у нас, как у всех... – Окончание Таниной фразы тонет в остатке гамбургера, куда она вонзает зубы.

С завистью смотрю, как она ест. У меня нет аппетита уже очень давно.

Но «как у всех» не вызывает зависти, скорее, зелёную тоску. У мамы тоже, «как у всех». А я так не хочу! Я уже, наверное, никак не хочу.

Чуть не вздрагиваю от оглушительного голоса «Милый звонит, возьми трубку! Милый звонит»

– Кстати, вот и он. – Таня лезет в сумочку. – Классный рингтончик на него поставила, правда?

Снова втягиваю коктейль. Подходящих слов у меня не находится.

– Да, Стас. Ага, с Аринкой сидим. Не, не долго. Вот забежали перекусить, да поболтать. Да, чего случилось, говори. Угу... – Таня прислушивается, откусывает, но перестаёт жевать.

Из гамбургера капает соус на поднос, но она не замечает. Её всегда такое подвижное и живое лицо превращается в маску деревянного истукана. Усилием воли глотает, даже видно, как сокращается шея. Наконец произносит с усилием:

– Да ладно... Сейчас скажу ей.

Кладёт мобильный экраном вниз и смотрит на меня широко открытыми глазами.

Меня пугает её реакция. Невольно подаюсь вперёд, упираюсь ладонями в стол.

– Что случилось, Тань? – Спрашиваю с придыханием.

– Слушай, ты только не волнуйся. Но, кажется тот мужик умер... Ну который тебе лечение оплачивал. Отец Кира.

С облегчением опускаю плечи. Неприятно, конечно, но ожидаемо. Жаль Станислава Эдуардовича. Только звонить Киру и выражать соболезнования я не стану. Да и не могу, потому что я в чёрном списке нежелательных контактов.

– Я и не волнуюсь. Жаль, конечно, неплохой он человек... Но что поделать.

– Вставай, – Таня быстро вытирает пальцы о салфетку, подлетает ко мне и дергает меня под локоть. – Вставай, вставай...

– Чего ты хочешь от меня? – вяло отбиваюсь.

– Стас говорит, в новостях прочитал, что гражданская панихида или что-то такое сегодня. Пойдём.

– Ты чего, сдурела?

– Пойдём, пойдём. У тебя куча причин там присутствовать. – Таня отпускает мой локоть и выразительно загибает пальцы перед моим лицом. – Во-первых, Станислав Эдуардович для тебя много сделал. Во-вторых, так ты выскажешь своё уважение. В–третьих, там будет этот ублюдок, но это не точно.

– Нет, – испуганно трясу головой, – именно из-за последнего пункта я там точно не появлюсь.

– Тебе разве не хочется посмотреть в его лживые глаза? Увидеть, как он побледнеет при виде тебя? Ну или не побледнеет... Подойти и сказать что-то в стиле... – Танька прикладывает руку к груди и выразительно декламирует. – «Ваша семья потеряла последнего приличного человека. Соболезную».

Я бы поаплодировала её актёрскому таланту, но не могу. При одной мысли о том, что на похоронах может быть Кир и я увижу его, вызывает у меня тремор рук.

– Ты ничего не теряешь, Арина. – Подруга нависает надо мной. – Если он там, ты увидишь его истинное лицо. Увидишь, как он с тобой общается, как разговаривает. Получишь ясность и завершишь этот этап в жизни. Нельзя же киснуть всю жизнь из-за того, что тебя обидели?

Не знаю, что меня больше удивляет, неожиданная ясность мыслей подруги или то, что её слова откликаются где-то в груди.

– Возможно, он не успеет, он же за границей.

– Тем более. Если бы не отец Кира, ты бы здесь не сидела.

Морщусь, представив, что было бы со мной, если бы Станислав Эдуардович не подключил к моему восстановлению все ресурсы – и финансовые, и административные.

Может и правда, Таня права?

– Хорошо, – с неохотой поднимаю из-за стола. – Но только ради Станислава Эдуардовича. Куда идти-то?

Глава 14.

Настоящая сила в умении отпустить, а не держаться

Арина В большом зале людно и подозрительно тихо. Ни всхлипов, ни речей. Я никогда не была на похоронах, не сталкивалась со смертью лицом к лицу.

Стеснительно мнусь на пороге, и тут же получаю тычок от Тани:

– Заходи, чего ты.

Прохожу, стараясь смешаться с толпой. Женщины и мужчины в тёмной или блеклой одежде, многие с цветами.

Верчу головой влево и вправо, стараюсь разглядеть, что здесь происходит. Мне неловко – мы одеты, будто зашли погреться. Я в оранжевом свитере с горлом, Таня в драных джинсах. Наверное, неприлично заявляться вот так?

К счастью, подругу наш внешний вид не сильно волнует. И её не смущает несколько подозрительных взглядов, брошенных в нашу сторону.

– Знаешь, зачем там балконы наверху? – Шепчет мне, указывая глазами на второй ярус. – Если у покойного была вторая семья, они смогут проститься с ним украдкой, не привлекая внимания.

– Откуда ты только это знаешь? – Возмущённо шиплю.

А сама невольно шарю глазами по балкончикам, будто мне важно, есть ли у Станислава Эдуардовича свои тайны. Судя по отсутствию движения на балюстраде, у бывшего прокурора скелетов в шкафу явно не водится.

– Всё, началось. – Таня напряжённо вытягивает шею.

Стоя где-то в задних рядах слушаю проникновенную речь. Не знаю, кто её произносит, но в носу щиплет от сочувствия. Станислав Эдуардович, и правда, был классным – добрым, душевным, открытым. Да, всё так, как говорят...

Я ему никто, но всё равно ведь, спасал, помогал.

– Жаль его, совсем молодым ушёл, – всхлипывает рядом пожилая женщина в шляпке с вуалью. С удивлением кошусь на неё, по моим представлениям, бывший прокурор был очень даже пожившим мужчиной лет шестидесяти.

Когда оратор заканчивает рассказывать о важной государственной роли покойного, его замечательных человеческих качествах, и переходит к семье, я уже неприкрыто смахиваю слезинки с ресниц.

Рядом со мной мелькают белые платочки. Кажется, растрогана не только я.

Я бы всё отдала, чтобы у меня был такой отец. И как жаль, что Кир не ценит этого!

Даже на похороны не приехал. Эту речь должен был произносить самый близкий человек – его сын.

– Я скажу несколько слов...

На меня словно обрушивается пустой балкончик второго яруса. Услышав знакомый до боли голос замираю. Так и стою, опустив голову и зажимая пальцами внутренние уголки глаз, чтоб не разрыдаться.

Делаю несколько глубоких вдохов и поднимаю голову, слегка привстаю на цыпочки, пытаясь разглядеть. Но куда мне с моим ростом!

– Приехал-таки, наследничек! – Таня хищно улыбается рядом. У неё такое лицо, словно она готова распихать толпу плечом, прорваться к Киру и вцепиться в его горло.

– Пойдём. – Тяну её к выходу. – Я не хочу...

– Стой на месте, – фыркает. – Будто это мне надо!

На нас цыкают окружающие, Кир что-то говорит на фоне тихим и сдавленным голосом. Я, боясь потерять сознание, цепляюсь за рукав подруги. Всё будто в тумане. Мне душно...