Текст книги "Пепел после тебя (СИ)"

Автор книги: Кира Сорока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Глава 47

Гроз

– Как думаешь? Через сколько он начнёт звонить? – спрашиваю я, рисуя пальцем невидимые узоры на её плоском животике.

Мышка бросает взгляд на телефон, лежащий на тумбочке, а потом на окна, за которыми стремительно темнеет.

– После вчерашнего? – двигается ближе ко мне. – Думаю, он даст нам ещё полчасика.

Расплываюсь в улыбке.

Столяров там бесится наверняка. Алина всё воскресенье провела в моей квартире. И большую часть времени – в моей постели. И он сто процентов напридумывал там много лишнего, чего и близко нет. Но звонил всего один раз, в обед, чтобы спросить о том, ели мы или нет. Алина отчиталась, что мы с ней приготовили супчик и да, поели.

Никогда и ни с кем я не готовил супчик. Это было незабываемо!..

Вчера её отец настоял на том, что сам поговорит с агентом Алины. Я был не согласен, но он смог убедить меня уступить.

– Я – её отец. И сам разберусь с этим ушлёпком, который практически подложил мою дочь под другого ушлёпка, – решительно и жёстко произнёс он. – К тому же есть вещи, которые должны решать взрослые, а не дети.

На это я, конечно, возмутился.

Что? Дети? Это мы-то дети?

Но... Наверное, я просто слишком рано повзрослел. А вот Алина в некоторых моментах всё же ещё ребёнок. И я очень жду, когда она вырастет...

Протянув руку, мышка касается пальчиками моего лица. Невесомо проводит по ранке на губе, по синяку на скуле, по надорванной мочке уха. Моя улыбка сползает с лица, потому что в её глазах появляется боль. За меня.

– Хватит, – придвигаюсь ещё ближе. – То, что у меня на лице – ничто по сравнению с тем, что творилось в душе, когда я не мог тебя найти. Раны заживут, синяки пройдут, а вот тот страх... его я буду помнить вечно. И теперь глаз с тебя не спущу, поняла? – строго смотрю на неё. Она кивает. – Но! – продолжаю я. – Хочу сказать, что я, наверное, больше тебя не ревную.

– Нет? – с лёгким возмущением переспрашивает Алина.

– У-у... – качаю головой и ложусь на спину.

Улыбка вновь растягивается на губах.

– Прям вот совсем не ревнуешь? – ложится ко мне под бочок и утыкается подбородком в плечо.

– Не ревную к Тимофею или кому-то из одноклассников, – говорю серьёзно. – Но, конечно, меня забомбит, если какой-то ушлый тип вновь начнёт к тебе подкатывать. Но это будет не ревность, нет. И не страх, что ты уйдёшь от меня. Это будет страх за тебя. И не говори мне, что ты такая чертовски самостоятельная, что со всем справишься сама. Потому что это не так.

– Я ничего и не говорила, – улыбается Алина.

– Вот и молчи, – перевернувшись, накрываю её своим телом и осторожно целую.

Рана на губе мешает целовать так, как хочется.

– Когда ты покажешь мне?.. – шепчу, проходясь губами по её скулам, щёчкам и уголкам губ. – Я хочу взглянуть на проект до того, как мы выйдем его защищать. Знаешь ли... А вдруг я не согласен с тем, что ты там написала?

– Ну... Тебе придётся смириться, потому что я ничего тебе не покажу, – мурлычет Алина, целуя меня в кончик носа и в здоровую щёку.

Я спускаюсь к её шее.

– И что, договориться – не вариант? – легонько прикусываю местечко, где часто бьётся венка.

Алина запрокидывает голову, дышит поверхностно и часто. Спускаюсь к ключицам. Напор моих губ усиливается, несмотря на то, что губа вот-вот вновь лопнет.

Господи... когда там уже март?

Уткнувшись носом в её шею, издаю болезненный стон. Алина гладит меня по волосам, зарывается пальцами в них.

– Сам же сказал, что я ещё не дозрела, – поддевает с хитрецой в голосе.

– Покусаю тебя сейчас, – бормочу недовольно.

Нас отвлекает её телефон. Он начинает издавать какие-то звуки. Много звуков. Приходится прерваться, потому что я всё же хочу знать, что там происходит. Сползаю с неё и ложусь рядом.

– Это просто уведомления из вотсапа, – вздохнув, она тянется к телефону.

Мы вместе смотрим на экран, когда она заходит в мессенджер. Тридцать сообщений в школьном чате. Да что там у них опять?

– Как-то страшно открывать, – говорит мышка, её палец зависает над экраном.

– Дай сюда, – забираю телефон и сажусь, прислонившись к изголовью кровати.

А вот мой телефон молчит, потому что на беззвучном. Ничего важнее Алины, когда я с ней, у меня просто нет. И кто бы ни позвонил, это может подождать.

Алина тоже садится, положив голову на моё плечо. Я кликаю по чату. И первое, что мы видим в самом начале вереницы сообщений – это её фото. Точнее, их два. На одном лицо Алины покрыто мелкими прыщиками, на втором – лицо чистое, а кожа идеальная.

– Да Господи!.. – болезненно стонет она, пряча лицо в ладонях. – Какие же они идиоты... Так, а кто это скинул? – резко оторвав руки, вновь смотрит на экран.

Это сделала Маша. Идиотский поступок, надо признать. Даже с этими псевдопрыщиками, которые нарисованы фотошопом, Алина всё равно королева. А такие, как Жданова – просто завистливые идиотки.

Алина рычит от негодования.

– Ну вот зачем, а? Зачем я снималась для этой дебильной рекламы?

– Ты правда будешь париться об этом? Мышка, пора научиться получать кайф оттого, что люди к тебе неравнодушны. В твоей жизни всегда будут завистники.

– Ага... И всегда будут девчонки, которые положили на тебя глаз. Твои чёртовы фанатки, – щипает меня за бок.

– Это да... – смеюсь я. – Но у них нет шанса, – чмокаю её в висок.

Алина проводит по экрану пальцем, переходя к сообщениям под фотками. В основном это стикеры с ржущими рожами. А вот Милана решила высказаться.

«Ни за что не стала бы участвовать в такой рекламе. Фу!»

Халидов ей ответил: «Тебя и не возьмут».

Ну что ж... Хоккеист прав.

Следующее сообщение от Купидонова.

«Да забейте вы на эти фотки. У меня есть сенсация поважнее».

А следом... скрин моей странички ВК. Странички Егора Грозного.

Купидонов: «Узнаёте? Никакой он не Коршунов».

Бл*ть! Наверное, мне стоило закрыть эту чёртову страницу.

Алина притихла и, кажется, даже не дышит.

Следующий скрин – старая новость о суде над моим отцом. О том, как он брал взятки, отмывал бабки. Как благодаря продажному прокурору разные ублюдки избегали тюрьмы.

Боярский: «Ни фига себе! Как ты вообще это нарыл?»

Купидонов: «Столярова назвала его настоящую фамилию нашей психопатке Тане».

Вырубаю экран. Перевожу взгляд на Алину. Лицо у неё чертовски виноватое. Она зажмуривается и сдавленно произносит:

– Какой кошмар...

Потом распахивает глаза и начинает сбивчиво лепетать о том, что действительно случайно обронила «Гроз» в присутствии Тани. И что ей очень-очень жаль.

Сжимаю её в объятьях, затыкаю рот поцелуем. А отстранившись, начинаю ржать.

– Что смешного? – хмурится Алина.

– Это всё, на что они способны? Серьёзно? Узнали мою фамилию? Да пусть хавают!

– То есть... ничего страшного? – растерянно всматривается в меня Алина.

Вместо ответа тянусь к своему телефону, намереваясь зайти в чёртов чат и сказать всё, что я о них думаю. И сделать это без цензуры. Но вдруг замечаю пропущенный вызов и резко поднимаюсь.

– Что случилось, Егор? – вскакивает Алина.

– Сейчас узнаю, – отвечаю я и выхожу из спальни.

С сотрудником ФСБ мне лучше поговорить без неё.

Глава 47.2

***

– Да, товарищ майор!

На том конце провода звучит тяжёлый вздох, а потом знакомый голос произносит каким-то не очень весёлым тоном:

– Егор, говорил же тебе: закрытое учебное заведение на севере страны было бы гораздо надёжнее, чем эта не самая лучшая школа, которую выбрал ты.

– Говорили, да, – не спорю я. – А что случилось?

– Случилось то, что всему отделу прилетит по шапке за хреновую службу. Программа защиты свидетелей покажется кому-то сверху не особо эффективной и её отменят совсем. Ты хочешь словить пулю? Лично я не хочу потерять звезду с погонов. И смерть подростка отчасти по моей вине – мне тоже как-то некомильфо.

Но я же не подросток, чёрт возьми! Однако поправлять его сейчас будет не очень умно.

Вообще-то, майор ФСБ Громов Владимир Викторович – человек хороший. Но если он решит запереть меня в частной школе где-то под Мухосранском, то так и сделает.

Делом моего отца занимались именно федералы, потому что они неподконтрольны прокуратуре. Я шёл по программе защиты свидетелей и первые два месяца просидел взаперти в квартире на окраине города. Меня постоянно охраняли. С майором мы виделись довольно часто, он навещал меня.

Оказалось, Громов учился с моей матерью в одной школе. У них там что-то было, как я понял. Во всяком случае, Владимир Викторович вспоминал о ней с теплом. И у меня язык не повернулся рассказать ему о том, в кого моя мать превратилась под конец своей жизни.

Дело о её смерти к делу отца не подтянули, хотя Громов очень этого хотел, посчитав, что мой отец и довёл её до суицида. Но достаточных оснований у обвинения не нашлось. Однако на отце и так была масса всего, поэтому закрыли его надолго.

Программа защиты свидетелей по факту уже остановлена, ведь посадили всех причастных. Федералы организовали мне новый паспорт и помогли с переездом в этот город и поступлением в новую школу. Всё, меня защитили. И вроде как незаметно приглядывали даже, хотя я уже давно не замечал слежки за собой.

– От кого я могу словить пулю? – не понимаю я.

– Да мало ли, от кого. Твоя личность рассекречена, судя по тому, что я уже два часа вижу в интернете.

– И что там?

– Твоё настоящее имя. Какой-то идиот бросил инфу о тебе в местный новостной телеграмм-канал, а потом её подхватили все местные сми.

– Но дело же закрыто.

– Дело закрыто, но скажем так – это моя личная инициатива. Волнуюсь я за тебя, Егор.

– Тогда при чём здесь защита свидетелей, потеря звезды?

– Ну должен же я как-то тебя припугнуть! – фыркает он. – Как ты?

– Я? Вообще-то, лучше всех.

– Слышу. Голос бодрячком.

– Владимир Викторович, я бегать больше не хочу. И прятаться тоже.

– Не хочет он, – бурчит майор. – А жить хочешь? Значит, придётся! Достал тебе место в закрытом пансионе. Но не на севере, скорее, ближе к югу. Уезжаешь послезавтра.

Да бл*ть!

– Не, не поеду.

– Егор! – его голос становится строже. – Что там на уме у твоего отца, непонятно. Остались ли ещё какие-то мрази, которые хотели бы свести с ним счёты, нам тоже неизвестно. В любом случае, оставаться в этом городке опасно.

– Я рискну.

– Нет! – взрывается майор.

– Я отказываюсь от защиты и никуда не поеду.

И это, бл*ть, моё последнее слово!

– Я тебя на днях навещу, – заявляет Громов и вешает трубку.

Ну пи*дец!.. Силой ведь меня упакует в машину. Или найдёт какой-то законный способ.

Чёрт, чёрт, чёрт!

Вот теперь мне хочется порвать одноклассников в клочья. Кто-то из них пошёл намного дальше, чем на школьный чат. Твари!

Я уверен, что моей жизни ничто больше не угрожает, но... Блин, а что, если угрожает? И тогда я буду рисковать жизнью Алины! Она ведь всегда рядом со мной.

Долбаный папаша, даже находясь в тюрьме, всё ещё доставляет мне проблемы. Это плата за безбедное существование, походу.

– Егор...

В гостиную заглядывает взволнованная мышка.

Мы смотрим друг другу в глаза, и, кажется, она читает в моих буквально всё. Прислоняется плечом к дверному косяку с абсолютно опустошённым видом.

– Так и знала, что у нас нет ни единого шанса... Знала, что нас всегда что-то будет разлучать. И на этот раз виновата я. Кто меня за язык-то тянул?

– Очень плохо, что у тебя подобные мысли. Никто нас не разлучит, поняла? – приближаюсь к Алине. Сжимаю ладонями её щёчки. Прижимаюсь лбом к её лбу: – Поедешь со мной в пансион?

– Куда?

– В закрытую школу чёрт знает где, – хмыкаю я и начинаю фантазировать: – Последние учебные месяцы проведём в борьбе с новыми одноклассниками. Я буду бить морды всем парням, которые посмотрят на тебя с повышенным вниманием. Ты, так и быть, пару раз приревнуешь меня к какой-нибудь девчонке. А ещё жить мы наверняка будем в общежитиях, разделённых по половому признаку. И большая удача, если там не будет жёсткой охраны. Но, скорее всего, она будет, и хрен я попаду в твою комнату. Звучит круто, да?

– Я сейчас тебя стукну, – говорит Алина, сверкнув раздражённым взглядом. – Какой закрытый пансион, Егор? О чём ты говоришь?

– Ты права. Идея – дрянь. Не поедем. Давай просто свалим. Прыгнем в машину и уедем в закат.

– А вот теперь ты меня пугаешь, – Алина немного отстраняется и с особым вниманием изучает моё лицо. – Ты скажешь мне, что происходит?

– Да. Сейчас объясню.

Но мне так сложно подобрать слова. Точнее, мне не хочется расстраивать Алину. Я бы хотел всё уладить без её участия.

Сжав мышку в объятьях, начинаю целовать. Она сопротивляется. Правда, недолго. В итоге всё же сдавшись, отвечает на поцелуй, и мы, как и всегда, улетаем в свой космос. А потом я шепчу ей в ушко:

– Просто ответить... Ты бы поехала со мной, если бы отец тебя отпустил?

– Поехала бы, – не задумываясь, отвечает она, даже не спросив, куда я её зову.

Это всё, что я должен знать!

Глава 47.3

***

Та-ак... Я смогу... Всё будет нормально...

Уперевшись ладонями в стену, глубоко вдыхаю и выдыхаю. И никак не могу нажать на чёртов звонок.

Либо пан, либо пропал – вот как будет.

Всё, собрался!

Вдавливаю пальцем кнопку. За дверью раздаются шаги, и щёлкает замок. Столяров скрещивает руки на груди.

– И почему не в школе?

– Мне очень нужно с Вами поговорить.

– Так срочно, что ты с уроков ушёл? – хмурит брови.

Вообще-то, я там и не был. Но говорить ему об этом, наверное, не нужно.

– Да, это очень срочно. Впустите?

– Заходи.

Он нехотя смещается в сторону, и я вхожу в квартиру.

– Ох, у нас гости? – замечает меня баба Валя. – А Алина где?

– Она ещё в школе, – говорю, разуваясь.

– Будешь есть?

– Нет, спасибо.

– Егор пришёл ко мне, – вклинивается тренер. – Оставь нас, пожалуйста.

Поджав губы, баба Валя покидает кухню, оставив свой сериал, орущим на полную мощь. Столяров хмурится, вырубая телик.

Я достаю документы из внутреннего кармана куртки и прохожу на кухню.

– Что это? – смотрит на файл с бумагами Столяров.

– Документы на машину. Хочу на Вас переоформить.

– Не понял... – с недоумением на лице опускается на стул.

Я тоже сажусь.

Пан или пропал...

– Продал БМВ, купил Вольво, – демонстрирую ему ПТС. – Всё легально. Но мне нельзя сейчас машину на себя оформлять.

– Почему?

– Дело в том, что я был в программе по защите свидетелей, – начинаю с самого начала.

Судя по лицу тренера, он ничего об этом не знал. Ну я и вываливаю ему всё остальное. Два месяца взаперти, новый паспорт, этот город, чтобы свалить подальше от врагов отца. А теперь я раскрыт. И Алина, возможно, тоже в опасности. Но у меня есть решение этой проблемы...

Дослушав меня, он рявкает:

– Ни хрена! Не отпущу, понятно?!

– Геннадий Степанович...

– Нет!

Твою ж мать! Походу, всё-таки пропал...

Поставив локти на стол, утыкаюсь лбом в ладони и испускаю болезненной стон. Я в тупике и в каком-то мраке. И никто, блин, не хочет помочь мне выбраться оттуда.

Я ведь хотел по-хорошему! Хотел поступить правильно! А теперь что? Просто забирать её, и всё?

– Тебя не смущает, что Алине семнадцать?

– Уже совсем скоро будет восемнадцать, – выдавливаю из себя, теряя остатки душевных сил. И терпения...

Походу, я сейчас быкану, мы наговорим друг другу всякой дичи, а завтра Алина просто не вернётся из школы домой... И кому будет лучше в итоге? Ей? Мне? Ему?

– Давайте договариваться, – оторвав руки от лица, смотрю на него. – Мы будем жить в съёмной квартире, которую снимете именно Вы на своё имя. То есть Вы будете знать, где Алина находится. Вы переведёте Алину на домашнее обучение, я сменю школу и тоже доучусь удалённо. И мы будем не так уж и далеко. В каких-то ста пятидесяти километрах отсюда. Машина на Вас, квартира на Вас, нас никто не найдёт. Алина не пострадает, обещаю.

– А может, она будет в большей безопасности, если ты просто будешь достаточно далеко от неё?

Своим вопросом он вскрывает меня до мяса. Потому что он прав...

С трудом сглотнув, киваю.

– Да. Скорее всего, так и есть. Но я не могу...

Мой голос просаживается и совсем пропадает.

– Чего не можешь?

– Без неё... Не. Могу.

В моих глазах наверняка стоит боль, когда я говорю о возможной разлуке с моей девочкой. Столяров это считывает. И он крайне недоволен.

– Вы слишком молоды... – начинает свою обычную проповедь.

– Нет. Стоп! – перебиваю его. – Не хочу слушать эту хрень. Вы молоды и ни черта не понимаете в жизни... И вы заблудились где-то там в юношеских чувствах, которые приняли за любовь... Сразу – нет! Мы полностью отдаём себе отчёт в том, что происходит. Я люблю Вашу дочь. А она готова уехать со мной.

– И совсем скоро я не смогу влиять на её решения, так? – ужесточается его голос. – Ты это хочешь мне сказать? Что Алина так и так уедет с тобой? Не сейчас, так в марте?

– Да. И я пришёл, потому что хочу, чтобы Вы сами смогли сделать выбор. Не заставляйте её решать. Она не хочет Вас потерять. И я тоже не хочу. Мы плохо начали, но я бы хотел всё исправить.

И я говорю искренне. Так, как чувствую.

Столяров впадает в какой-то ступор. Его расфокусированный взгляд смотрит в пространство за моей спиной. Я застываю в ожидании. Наконец он отмирает и берёт бумаги на машину. Вчитывается. Присвистывает от цены Вольво. Кладёт бумаги обратно на стол.

– Так ли безопасно снимать квартиру на моё имя? – спрашивает Столяров.

Булыжник в груди, который мешал мне дышать со вчерашнего дня, становится ощутимо меньше. Кажется, тренер согласен сотрудничать.

– Не лучше ли найти какого-то левого человека? – продолжает он свою мысль. – Если тебя всё-таки ищут и будут искать здесь, то наверняка узнают и про Алину. Ну и проверить её родственников – не проблема. Откуда у обычного тренера такая машина? Соответственно, и квартиру, которую я сниму, тоже быстро найдут.

Вообще-то, он прав.

– Но у меня больше нет никого... – признаюсь ему.

– С этим можно решить. В конце концов, бабушка Валя не является ни мне, ни Алине кровным родственником. Квартиру можно арендовать на её имя, – на лице тренера появляется садистская улыбка. – Понимаешь, к чему я веду?

Вообще-то нет. Или?

Да бл*ть!

– Она поедет с вами. Вот тогда я согласен, – подводит он жирную черту под нашим диалогом. – А машину оформим на кого-нибудь из моих пацанов. Я так понимаю, ты без проблем потом впишешь себя в страховку.

На кого-то из его пацанов?

На кого, блин?

Если скажет, что на Тимофея, мне кажется, меня порвёт. Ни моей девочки, ни моей тачки даже чисто формально у него не будет!

– И на кого же?

– Разберёмся. Когда ты хочешь уехать?

– Завтра.

– Завтра? – охреневает он.

Да, надо завтра утром. До того, как явится Громов.

– Мы уедем, а Вы решите вопрос с переводом Алины на домашнее обучение.

– Вы поедете с бабушкой, так?

– Получается так, – соглашаюсь, скрипя зубами.

Ничего не имею против бабы Вали, но мне хотелось жить только с Алиной. Ага, размечтался!

– Вы оба получите аттестаты, так? – напирает тренер.

– Получим.

– Поступите в вузы!

– Само собой.

– И не будете форсировать с началом интимной жизни, пока Алина не станет совершеннолетней!

Эта тема чуть ли не самая болезненная. Потому что ждать всё сложнее и сложнее. Однако я обещаю ему:

– Мы не будем торопиться.

Нам обоим неловко от этой темы, между прочим. Но, видимо, он просто не мог промолчать.

Провожая меня, Столяров вдруг признаётся:

– Мне действительно жаль, что ты так влип из-за отца. И мать твою жаль. Но я не думаю, что ваша семья распалась из-за моей старшей дочери. Не она, так был бы кто-то другой.

Я это тоже понимаю. Мой отец просто не хотел мою мать, Юлиана просто вовремя попалась ему на глаза.

– Ладно... Пойду заберу Алину из школы, – жму на кнопку лифта.

Квартиру, которую мы можем арендовать, я нашел ещё утром. Агент ждёт моего звонка с подтверждением и оплату за три месяца. Договор будем оформлять, когда мы приедем.

С тачкой так быстро не получится. Кого тренер так шустро сюда пригонит?..

А вот я могу пригнать. Дан!

Три часа и он будет здесь. Почему я забыл про друзей?

Вылетаю из подъезда, набираю ему. Сажусь в тачку. Прижав телефон плечом к уху, коротко излагаю Аверьянову то, что мне от него нужно, параллельно мчась к школе.

Полдня без Алины – это ад.

Скоро мы будем вообще неразлучны.

Либо пан, либо пропал. Но я не пропал, а попал в семью. В гораздо лучшую, чем у меня была.

Глава 48

Алина

Этим утром Егор заявил, что мы не идём в школу, и что я отправляюсь обратно домой и притворяюсь больной. Я, конечно, отказалась.

Отец бы не поверил. К тому же я просто не хочу ему врать. У нас с ним и так только-только наладились пока хрупкие, но вполне доверительные отношения.

Тогда Егор пошёл на сделку с самим собой, отвёз меня в школу и оставил под защитой хоккеистов. Мы немного поругались, потому что он толком ничего не объяснил.

Его короткое «я всё улажу» меня как-то не устраивает.

Одно я понимаю совершенно точно – Егор не может больше здесь оставаться. И либо мы уедем куда-то вместе, либо уедет он один.

Чувствую себя так, словно тону в каком-то болоте. Липкий страх буквально поглощает меня, не даёт думать ни о чём другом. К середине учебного дня я чувствую себя чертовски вымотанной. Даже мерзкие шуточки одноклассников вообще не цепляют.

– Эй! Прыщавая!.. – протягивает Боярский уже не знаю, в который раз.

Поднимаю на него взгляд. Парень сидит за своей партой и, обернувшись, смотрит на меня.

– Оо, откликаешься уже! – довольно скалится.

Ну и идиот... Похоже, у него мозги законсервировались в семилетнем возрасте.

Боярскому прилетает каким-то небольшим предметом прямо в глаз. Кажется, ластиком. Взвыв, он хватается за подбитый глаз и злобно смотрит вторым на Руслана.

– Ты охренел?

– Отвернулся и закрыл пасть! – рявкает Халидов.

Защищая меня, хоккеисты уже не особо дипломатничают. С нашими одноклассниками дипломатия вообще не работает.

Боярский отворачивается. Переговаривается с Купидоновым, ища у того поддержки. Не находит. Купидонов сегодня утром уже выхватил от Егора, когда они столкнулись на школьном дворе. К счастью для Максима, Егор его не бил. Очень хотел. Но не бил. Лишь провёл беседу. Без меня.

«Не для твоих нежных ушек», – проворковал он мне тогда и отправил с хоккеистами.

И больше я его не видела. И мне чертовски плохо сейчас.

На мои сообщения он отвечает как-то скомканно, словно делает это на бегу.

Входит Ольга Абрамовна и объявляет, что после географии будет психология.

Вот, чёрт!

Положив телефон на колени, тайком набираю сообщение: «Ты скоро придёшь?»

Егор тут же отвечает: «Пока не знаю. У тебя всё хорошо?»

Это он спрашивает каждый раз.

Отправив короткое «Да», вырубаю экран. Хочется зарычать от негодования.

Как же наш проект? Я что, должна защищать его одна?

Досиживаю урок как на иголках. На перемене хоккеисты подсаживаются ко мне. Руслан – на стул Егора, а Эдик – прямо на парту.

– Кстати, вы не знаете, что всё-таки случилось с Таней? Её отчислили?

– Слухов много, – пожимает плечами Эдик. – Кто-то говорит, что она перевелась в другую школу. Кто-то – что она в дурке. В последнее я не верю. Мне кажется, она просто учится дома.

– Надеюсь, её всё-таки полечат... – замечает Руслан, поморщившись. – Не хотелось бы, чтобы такие люди спокойно разгуливали среди нас.

Теперь уже вся школа знает о её больной любви и выходке с поджогом в Англии. Но не все осведомлены о похожей страсти Тани к Купидонову. Иногда мне кажется, что он тоже ею увлёкся. Но испугался маниакального отношения девушки и остался с Миланой.

Кажется, я тоже маниакально зависима от Егора. А он, определённо, от меня. Где проходит та грань, когда надо начинать бить тревогу? Как не спутать светлые чувства с больной одержимостью?

Ответы есть в нашем проекте. То, как мы это видим.

Замечаю, как Маша с Миланой шушукаются и поглядывают на меня. И Жанна ведёт себя по-прежнему, то есть всё время пытается меня поддеть. В столовой кто-то из них даже подставил подножку, но Руслан успел меня поймать.

Но я уже не обижаюсь на их детские шалости. После случившегося со Светловым одноклассники меньше всего меня заботят. В этом мире есть люди намного опаснее.

Со звонком хоккеисты уходят за свою парту, а я достаю распечатанный на трёх листочках проект по психологии. Пробегаю по нему глазами и с тоской смотрю на дверь. Но Егор, видимо, не придёт...

Вернувшись в класс, Ольга Абрамовна вызывает Боярского с Машей. Они должны были переделать проект.

До меня очередь доходит почти к концу урока.

Две недели прошло с тех пор, как я отказалась демонстрировать готовый проект, и мы получили отсрочку.

Всего две недели...

А кажется, что полжизни пролетело.

Иду к доске.

– Жаль, конечно, что ты сегодня одна, – говорит учительница. – Но делали-то вместе?

– Вместе.

– Хорошо. Начинай.

Смотрю на листок. Ольга Абрамовна стучит ладонью по парте, призывая класс успокоиться. Галдёж перетекает в шепотки и наконец совсем стихает. Прокашливаюсь. Зачитываю название:

– Восприятие любви у старшеклассников.

По классу пробегают смешки.

Я продолжаю:

– Но прежде, чем ответить на вопрос, как именно воспринимают любовь эти самые старшеклассники – то есть мы, я хочу в принципе определить, что же такое любовь. Итак... Любовь – это интимное чувство, особое состояние души, направленное на другого человека. Любовь – это страсть, дружба, привычка, взаимовыгодное сотрудничество.

Я зачитываю сначала то, что когда-то написал Егор Коршунов, когда мы только начинали обсуждать проект. Когда я понятия не имела, что общаюсь с Грозом. А потом читаю его рассуждения о том, что любовь может быть тесно связана с ненавистью. И о том, что иногда человек просто прячется за ненавистью, не желая больше любить. Потому что эта любовь причиняет слишком много боли.

С улыбкой упоминаю Фрейда и его отношение к любви. В моём голосе осознанная насмешка над его теорией, ведь я совсем не согласна с ним.

И, наконец, последний пункт, который написала я сама...

– Так что же такое любовь для старшеклассников?

Оглядываю класс.