Текст книги "Пепел после тебя (СИ)"

Автор книги: Кира Сорока

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Глава 31.2

***

Алина приходит через час. К этому моменту я уже так загнался, что почти не участвую в домашке. Мышка что-то читает вслух. Вроде мы должны написать по этому тексту рассказ. Она пишет, а я рисую в тетради квадратики и кружочки.

– Что там у тебя? – пытается заглянуть в мою тетрадь.

Резко закрываю.

– Ничего. Давай перемену устроим.

Пересаживаю девушку к себе на колени. Она не возражает. Обняв за талию, покрываю неторопливыми поцелуями шею.

Зря я, наверное, не обедал. Голод просыпается нешуточный. Руки самовольно забираются под её футболку, исследуют нежную кожу на рёбрах и плоском животе. Алина как тростиночка. Одно неловкое движение – и, того гляди, сломаю её.

Она укладывает затылок на моё плечо, глубоко вздыхает.

– Что у тебя на душе? – спрашивает шёпотом.

Смятение. Страх. Боль.

– У меня всё нормально, – отвечаю будничным тоном.

Поворачивает голову, и наши взгляды встречаются. Её губы так близко, что достаточно лишь немного потянуться к ним.

– Ну я же вижу... что ты психуешь, – говорит она осторожным тоном.

– Нет. Не психую. Ещё даже не начал, – пытаюсь сопроводить эту реплику ироничным смешком, но выходит какой-то каркающий звук. – Я просто переживаю за тебя, вот и всё.

– Не волнуйся. Я не дам втянуть себя в какую-то сомнительную авантюру. К тому же те мужчины говорили о поездках в европейские страны. Отец меня ни за что не отпустит.

На этом моменте я, кажется, глохну.

Какие, бл*ть, поездки?

Алина с этими двумя? Через мой, нах*й, труп!

Чтобы не сорваться, меняю тему.

– В какой универ хочешь поступать?

– Мне тяжело даются языки, – признаётся Алина, немного краснея. – Наверное, поэтому именно они мне и интересны. Хотела бы в Иняз, но туда только платно. Возможно, работа моделью поможет мне в финансовом плане. Возможно, поэтому я за неё и держусь, честно говоря.

У меня аж в голове светлеет. И всего-то? Дело в бабках? Чтобы оплатить обучение?

Ох, мышка, я легко могу взять это на себя!

Но говорить подобное вслух пока опасно. Алина сто процентов откажется.

– Языки – это круто. Мы с отцом частенько бывали за бугром. Английский мне даётся нормально, французский так себе, а вот, например, испанский – это что-то из разряда сломать язык и мозг.

– Ой, а мне кажется, он такой красивый! – с горящими глазами говорит Алина. – Я бы очень хотела его выучить.

Говоря о языках, Алина вся светится.

Я наконец-то овладеваю её губами, прижав к себе ещё сильнее. После долгого поцелуя скольжу губами по скуле. Целую в нежное местечко за ушком и шепчу своё признание:

– Te amo (люблю тебя)...

Вновь жадно целую в губы. Долго, глубоко... С трудом отрываюсь, и из меня невольно вылетает:

– Te quiero (хочу тебя)!

Пульс просто зашкаливает, сердце долбит по рёбрам. Кажется, Алина поняла то, что я сказал. Но она не вырывается и не пытается остановить процесс, который через несколько секунд может стать необратимым.

Мои грёбаные руки уже везде. Её руки тоже. Нас обоих уносит в какую-то другую вселенную, о которой я раньше не знал. В этом моменте хочется остаться навечно.

Со страдальческим стоном отстраняюсь сам и пару раз бьюсь затылком о подголовник компьютерного кресла.

Так нельзя. Ещё рано. Не хочу давить. Не хочу напугать.

– Егор, всё нормально, – хлопая ресницами, говорит Алина.

Её щёчки покраснели. В глазах – томная поволока.

– Шшш... – успокаивающе глажу её плечи. – Нам пока нельзя. Ты ещё маленькая.

Она вспыхивает и заливается румянцем.

– Что-о? Маленькая?

– Тебе же нет восемнадцати, – посмеиваюсь от её возмущённого тона. – Вот стукнет восемнадцать – и приходи.

Кажется, она мне сейчас двинет. Но нет же, расплывается в дьявольской улыбке и дерзко отвечает:

– Сам приходи. А я тогда ещё подумаю, надо мне всё это или нет.

Я в шаге от того, чтобы сломать эти выдуманные только что принципы. Смять этот дерзкий ротик и сделать мышку своей.

Меня тормозит не её возраст, а её отец. Правильнее дождаться совершеннолетия хотя бы для него. Он и так меня ненавидит. Это меньшее, что я могу сделать.

– Давай делать уроки, – пересаживаю Алину обратно.

Мне не помешал бы сейчас холодный душ…

Раскрыв тетрадь, вырываю листок со своими каракулями. Пробежав глазами по тексту в учебнике, начинаю писать рассказ. Выходит какая-то хрень, но я не останавливаюсь, старательно переключаясь с мыслей о её теле на нелюбимый предмет.

Алина поглядывает на меня время от времени. Покусывая губы, прячет улыбочки. А потом мы заказываем перекус в виде суши и смотрим фильм в моей спальне.

Что становится тотальной ошибкой, ведь я вновь не могу от неё отлипнуть. Собственные принципы трещат по швам, и, чтобы не оступиться, я провожаю Алину до дома.

– Ты сказала бабушке про театр?

– Угу. Она в восторге.

Цепляясь за мою руку, Алина ловит баланс на ледяном участке дороги.

– Как твоя нога?

– Синяк есть, но не болит совсем. Ты меня вылечил, – чмокает меня в щёку.

Ловлю её лицо в ладони, припадаю к губам. Крышу, как всегда, уносит. Наши тела буквально сливаются.

Вдруг рядом что-то хлопает. То ли дверца машины, то ли... Нет, это всё же дверца тачки. На краю зрения вижу жёлтое такси. Второй хлопок, только глуше – крышка багажника. Шаги по снегу замирают рядом с нами...

Резко отпрянув от меня, Алина оборачивается. Словно что-то почувствовала. А я не почувствовал. Но уже вижу воочию, что это её отец.

Бл*ть! Приплыли...

А что, кубок Лиги чемпионов уже закончился?

Глава 32

Алина

– Пап... – вырывается из меня хриплым шёпотом.

Глаза отца не мечут молнии. И нет, его не трясёт от злости от того, что он только что увидел. Скорее, в его взгляде вселенское разочарование, причиной которого стала я. Ледяной холод сковывает мою грудь, а щёки, наоборот, вспыхивают огнём.

– Домой иди, – говорит отец тоже хрипло.

Потом его взгляд перемещается на Егора, и теперь в нём не разочарование, а прямая угроза.

– Думаешь, только у тебя связи есть? Решил – отправишь меня подальше от дочери, и я никогда не узнаю, от кого получил этот ценный подарочек? Да я фсбшников этих лично тренировал! Я там благодарности начал рассыпать, а мне один шепнул, что благодарить нужно совсем не комитет или федерацию. Грозный-младший – вот, кто мой благодетель, вашу мать!

Егор молчит. Засунув руки в карманы пуховика, прямо и спокойно смотрит на отца. И такое ощущение, что он точно понимает, о чём говорит папа. А вот я вообще ни слова не поняла.

– Пап...

Пытаюсь дотронуться до его руки, но он отшатывается и выкрикивает:

– Домой! Быстро!

Сам хватает меня за предплечье и тащит к подъезду. Егор пытается меня перехватить.

– Нет!.. – умоляюще смотрю на него. – Не надо. Потом увидимся.

– А вот нихрена! – рявкает отец, распахивая дверь подъезда. – Я тебя на домашнее обучение перевожу. А со следующей четверти – в другую школу! Всё, иди!

– Геннадий Степанович! Дайте объяснить! – пытается остановить моего отца Егор.

Но куда там! В таком состоянии он никого не будет слушать. И даже хорошо, что дверь подъезда закрывается, отрезая нас с отцом от моего парня. Неизвестно, чем это всё могло закончиться.

Говорят, девочки влюбляются в тех, кто напоминает им папу. Возможно, в этом есть логика. Мой отец легко посоперничает в упрямстве и буйном нраве с Егором.

На ватных ногах захожу в лифт и смотрю на папу. Нужно бы его обнять, ведь мы давно не виделись. Но сейчас это кажется неуместным. Его буквально трясёт от ярости. Он смотрит в пространство перед собой и сыплет ругательствами.

– Малолетка, бл*ть! Самый ушлый, да?! Утырок! Долбаные Грозные! Поперёк горла у меня стоят!

– Папа... Всё не так, как ты думаешь! – не сдерживаюсь я. – Егор... он хороший парень. Я с ним счастлива.

Лицо отца идёт яркими красными пятнами. Сейчас он достигнет нужного градуса кипения – и пар из ушей повалит.

Умолкаю. Двери лифта раскрываются, на площадке нас встречает обеспокоенная бабушка.

– Я хоть и глухая, но вас даже на улице услышала... Гена, в чём дело? Что за разборки? Ты зачем ребёнка до слёз довёл?

Дотрагиваюсь пальцем до щеки. Даже не заметила, как начала плакать.

– Довёл? – резко разворачивается ко мне отец. Швыряет сумку на пол. – Я довёл? Это они с сестрицей смерти моей хотят! Нормальных парней для них нет! Надо самое говённое говно выбирать! Юлька сначала с сорокалетним связалась, а теперь ещё старше нашла. А эта, – зыркает на меня убийственным взглядом, – позволила себе мозги запудрить. Он ведь сплавил меня специально на этот чёртов Кубок! Чтобы к тебе подобраться! За отца нам мстить решил. Или что там в его нездоровой башке?

– Пап, я не знала, что Егор как-то поспособствовал твоему отъезду...

– Конечно, ты не знала! – перебивает он меня. – И не узнала бы. Посвящать тебя в свои планы он не планировал.

– Но я уверена, что у него на то были веские причины, – поспешно вставляю я. – Возможно, он и правда хотел помочь тебе попасть на этот турнир.

– Ты издеваешься? – лицо отца застывает мрачной маской. – Он тебя на наркоту посадил, что ли?

Папа резко дёргается ко мне, а дальше происходит самое омерзительное, что когда-либо происходило в моей жизни. Отец резко поднимает рукава моей куртки до локтей и вглядывается в вены.

Выкручиваюсь из его цепких пальцев.

– Гена, ты всех соседей переполошишь! – сетует бабушка.

Папа рычит что-то нечленораздельное. Скинув куртку и ботинки, уходит на кухню. Слышу, как моет руки. Бабушка, держась за сердце, торопится за ним. А я, пользуясь временной передышкой, закрываюсь в комнате и строчу Егору сообщение.

«Прости за моего отца. Надеюсь, он успокоится».

От Егора тут же приходит ответ: «Я хочу с ним поговорить. Как можно быстрее».

Я: Быстро не получится. Ему нужно остыть.

Егор: Хорошо, тогда завтра вечером. Я приду к вам на ужин.

Ох, не уверена, что это хорошая идея...

Я: Постараюсь его подготовить.

Егор: Люблю тебя, мышка.

Сердце пускается вскачь. Впервые Егор сказал мне, что любит. Точнее, написал об этом. И я тоже должна ему написать.

– Алина, дверь открой! – рявкает отец.

Бросив телефон на кровать, быстро открываю. Папа заходит в комнату и осматривается. И, конечно, мой смартфон тут же попадается ему на глаза.

На экране всплывает ещё одно сообщение от Егора.

«Люблю тебя.»

И ещё одно.

«Люблю тебя.»

– Это я забираю! – папа успевает первым схватить телефон. – И это! – хватает со стола ноутбук.

– Папа! Это уже перебор! – теперь и меня трясёт от ярости.

– Перебор – это когда твоя единственная, как мне казалось, разумная дочь связывается с отморозком. Попадает под его влияние и, очертя голову, бросается его защищать. Он рассорил тебя с Тимофеем! Сколько раз они дрались? Сколько раз Тимофей мог серьёзно травмироваться и навсегда вылететь из футбола? А остальные?

– Да тебя, похоже, только Тимофей интересует! – взрывает меня. – Может, ты и обо мне хоть раз подумаешь, а не только о своей футбольной семье!

– Я и думаю, – отрезает отец. – Из дома ни шагу.

Выходит из комнаты, а я провожаю его взглядом. Бабушка молча хлопает глазами, замерев в коридоре. Потом срывается за отцом, и я слышу, как она заявляет:

– Гена, либо ты объяснишь мне, что происходит, либо заказывай билет на ближайший самолёт.

– И закажу! – рявкает он.

Ну если он и с ней так разговаривает, значит, моего отца накрыло дальше некуда.

Я его понимаю. Для него Егор – это часть семьи Грозных. Плохой парень, посягнувший на его дочь. Но для меня он любимый человек! Как папе доказать, что Егор изменился?

Глава 32.2

***

Отец заходит в мою комнату через час. Вроде бы сейчас он более вменяемый. Я сижу на кровати, он садится на компьютерное кресло. С минуту разглядывает меня. Так, словно не узнает. Выражение вселенского разочарования мною никуда не делось с его лица.

– Я говорил с твоей учительницей, – изрекает отец. Голос у него пугающе подрагивает. – И она пошла мне навстречу, рассказав о твоём поведении в школе. И о новом ученике, некоем Егоре Коршунове, она тоже обмолвилась. Но мы с ней оба знаем, что он никакой не Коршунов. Скажем так: она не поведала мне о том, что я хотел узнать, но и не отрицала ничего. Теперь прибавим к этому рассказ бабушки о твоём новом однокласснике, с которым ты проводишь время. Который был у нас в гостях. И вспомним о том, что Грозный поспособствовал моему отъезду на чемпионат. Как ты думаешь, как я себя чувствовал, решив наконец это сложное уравнение?

Сглатываю.

Хреново он себя чувствовал, это очевидно. Я тоже так себя чувствовала, когда Егор внезапно опять появился в моей жизни. Но я дала нам шанс. А отец должен дать его мне!

Открываю рот, чтобы ответить, но отец взмахом руки заставляет меня захлопнуть его.

– Этот парень болен! – рычит он. – Он преследует тебя! Ты что, не понимаешь? Сначала преследовал из-за флешки. Флешку он не получил, его отца посадили. Как думаешь, что он от тебя хочет теперь?

– Не то, что ты думаешь!

– Тогда что? – папа пытливо смотрит мне в глаза.

– Он просто хочет быть со мной! – выпаливаю я. – Он маму искал, ты же знаешь. А с отцом у него были сложные отношения. И ему плевать, что Захара посадили.

– Ну пусть так, – отвечает отец. – Но выглядит его поведение крайне неадекватным. Этому парню нужна психологическая помощь. Он преследует мою дочь. И с этим я могу обратиться к соответствующим органам.

– Папа, не надо! – меня аж подбрасывает.

Вскакиваю на ноги.

– Сядь! – рявкает отец.

Падаю обратно на кровать.

– Ты же так не сделаешь?.. – слёзы не дают говорить и дышать. – Я буду всё отрицать! Он меня не преследует!

– А если мы спросим одноклассников?

Да Господи! Они же были свидетелями наших конфликтов... И всё между нами поначалу выглядело довольно мерзко. Наладилось совсем недавно. И одноклассники у нас не самые адекватные...

– Папа... Ну пожалуйста... Дай всё объяснить!

– Объясняй.

– Мы встречаемся. У нас отношения. Всё очень серьёзно.

Он качает головой. Отчаянно, безнадёжно, устало. Словно растеряв все силы, наваливается на спинку кресла.

– Ты мне выбора не оставляешь, Алина... Мы завтра же уедем.

– Куда?

– Не всё ли равно? – разводит руками.

– Нет! Я никуда не поеду! Мне скоро восемнадцать! Хочешь, чтобы я...

Решительность во мне резко тает вместе с потоком слов. Не могу я сказать отцу что-то столь ужасное.

– Ну? Что ты сделаешь? – тяжело смотрит на меня.

– Уйду от тебя, – отвечаю шёпотом, не глядя в глаза.

Не могу смотреть. Умру от его осуждения и обиды. Папа растил нас с Юлианой без мамы. Как я могу быть такой неблагодарной скотиной?

– Повтори! – рычит он.

Пару секунд молчу, не в состоянии ничего сказать. Потом нахожу в себе силы... Ну или черпаю её из «люблю тебя» на моём телефоне... Потом поднимаю взгляд и, глядя отцу в глаза, начинаю говорить.

– Мне предложили контракт в качестве модели, представляющей одну косметическую фирму. В марте я смогу подписать договор без твоего согласия. Там хорошие гонорары, разъезды по Европе. Я смогу сама себя обеспечивать. Я уйду от тебя и начну жить самостоятельно. А позже выйду замуж за того, кого люблю. Ты не сможешь мне помешать.

– Не смогу, – кивает он. – Но пока у меня ещё есть несколько недель, чтобы вдолбить в твою голову хоть какие-то здравые мысли. Хочешь быть моделью? Хорошо. Как бы меня это ни бесило. Пожалуйста, занимайся этим, если тебя интересует такая работа и жизнь. Но Грозный – это табу. Либо ты быстро выздоравливаешь от него, либо пакуешь чемоданы.

Он встаёт. Похоже, это его окончательное решение.

Я своего отца хорошо знаю. Он всю жизнь меня любил и баловал. В те моменты, когда приходил домой в качестве отца. А вот когда заявлялся в роли тренера футбольной команды – то тушите свет... Он превращался в тирана, деспота, самодура. Все должны были маршировать под его дудку. Обычно он умел вовремя переключаться из одной своей ипостаси в другую. А тут, похоже, заклинило. Потому что Егор – его личный триггер.

Надо что-то придумать. Как-то их помирить.

Долго смотрим друг другу в глаза. Решаю включить ребёнка.

– Пап... Ну пойми меня, пожалуйста! Я не хочу менять школу. Снова. Мне психологически очень сложно бегать из города в город, из школы в школу. Я хочу, чтобы у меня были друзья.

– Понимаю. Но с ним ты учиться не будешь, – отрезает он.

– Тогда лучше домашнее обучение...

Глаза вновь печёт от слёз.

– Я тебя услышал.

С этими словами он уходит.

– А как мне учиться дома без компьютера и телефона?! – запоздало выкрикиваю я.

Отец вновь заглядывает в мою комнату.

– Договорюсь с Ольгой Абрамовной, чтобы присылала домашнее задание мне.

– Но... А как же проекты?.. Информация из интернета? Без компьютера сейчас вообще никак!

– Ну мы же как-то выжили! – вновь рычит отец. – Не сдохли без ваших интернетов!

Дверь захлопывается.

Ну конечно, они выжили... Выжили и стали вот такими чёрствыми сухарями!

Гашу свет и ложусь на кровать лицом к окну. Шторы забыла закрыть... Вглядываюсь в балкон десятого этажа дома напротив. Свет в комнате горит, хорошо подсвечивая силуэт человека на балконе. Егор... Резко вскакиваю и подбегаю к окну. Отодвигаю тонкую дневную занавеску. Да, это Егор. И он меня не видит, потому что в моей комнате темно.

А я вот могу смотреть на него. И поплакать немного над тем, как всё у нас с ним трагично.

Никак не клеится... Ни в начале, ни в середине, ни в конце. Есть только короткие эпизоды, когда всё вроде бы становится нормальным, и ты чувствуешь твёрдую почву под ногами, уверенность в завтрашнем дне и в Егоре. Но почти сразу же что-то или кто-то эту уверенность отнимает. И его тоже у меня отнимают...

Вижу голубое свечение телефона возле лица Егора. Возможно, он пишет мне. Или звонит. А там отец с моим телефоном...

Меня так стремительно накрывает злостью, что я, не отдавая себе отчёта, выбегаю из комнаты. Отец на кухне. Слышу его грозный голос.

– Ты проблем с законом хочешь? Оставь мою дочь в покое!.. Что значит – придёшь? К нам? Да кто тебя впустит? Мне плевать на твои объяснения!..

Прижимаюсь спиной к стене в прихожей. Из комнаты выглядывает бабушка, прислушивается к словам отца, поджимает губы... Может, она и слышит через раз, но прекрасно понимает, что происходит. С теплом смотрит на меня, раскрывая объятья. И я сдаюсь. Утыкаюсь носом в её плечо и тихо плачу.

Не хочу я выбирать между отцом и Егором. Но папа заставляет меня выбирать...

– Шшш... Всё, Алинка, успокойся, – утешает бабуля. – А твоему папе я сейчас по башке настучу.

– Ей лучше настучи! – рявкает на бабушку отец, появившийся в прихожей. – На вот... Забирай свой телефон, – внезапно отдаёт мне гаджет. – Посмотрим, умеет ли твой Егор держать слово.

Трясущимися пальцами сжимаю телефон и иду за отцом, который вновь направляется на кухню.

– Что это значит? Что он тебе пообещал?

– Что не станет тебя беспокоить.

Я застываю.

Отец ведь лжёт, да? Или Егор ему солгал. Что значит – не будет меня беспокоить?

Глава 33

Гроз

Сонно моргая, почти не слышу, что вещает наш историк. После бессонной ночи меня размазывает прямо по парте. Навалившись на неё руками и уткнувшись подбородком, врубаю телефон, лежащий перед глазами.

Мне просто физически необходимо вновь перечитать ночную переписку с Алиной.

Мне плохо без моей кареглазки.

Первую пару вечерних вызовов от неё я проигнорировал. Не был уверен, что это она, а не её отец с дебильной проверкой. А потом она написала мне. В час ночи.

Алина: Егор, что происходит?

Я: Докажи, что это ты. Я обещал твоему отцу тайм-аут.

Алина: Доказать?.. Когда мы были в твоей спальне, я выяснила, что ты боишься щекотки. Это сойдёт за доказательство?

Я боюсь щекотки, да. Мне всегда было стрёмно от этой ущербности во мне. Ну типа я же Гроз, я не имею права на страх, и всё такое... Алину это очень позабавило. Она щекотала меня и сама хохотала.

Я: Хорошо. Это ты.

Алина: Так у нас тайм-аут?

Я: Конечно, нет. Но для твоего отца давай «да»?

Алина: Не знаю...

Я: Мы справимся.

А потом я шёпотом наговорил ей голосовое сообщение.

«Я скучаю... Хочу быть рядом... Прости меня».

Алина: Тебе не за что извиняться.

Я: Есть. Были бы у нас здоровые отношения с самого начала, всего этого не было бы.

Алина: Скоро мне восемнадцать. Отец не сможет решать за меня.

Я: Нормальный батя у тебя. Он родитель, который защищает своего ребёнка. Не нужно с ним ругаться.

Алина: Я не хочу ругаться, я хочу, чтобы он понял меня без конфликтов. Но не знаю, как.

Я: Мы что-нибудь придумаем.

Алина: Обещаешь?

Я: Обещаю. И удали у себя нашу переписку.

Алина: Хорошо.

Я: Спокойной ночи, моя мышка.

Алина: Спокойной ночи.

Сердечко, присланное в конце, разбередило мою душу окончательно. Это её способ сказать мне «люблю».

Я всю ночь не спал, маясь от этой неопределённости и варясь в страхах. Если Столяров увезёт Алину в неизвестном направлении, я, конечно, всё равно её найду. Но быть вдали от неё даже какое-то короткое время просто невыносимо.

С тоской смотрю на пустой соседний стул. Официально Алина на больничном. Может, мне тоже «заболеть»? Чё мне тут без неё делать?

«Учиться, – услужливо подсказывает мозг. – И доказывать Столярову свою адекватность».

Ну ладно...

Уроки проходят как в тумане. Вернулись Жанна и Боярский... Они там чё-то мутят против нас, но мне как-то похеру. Жизненной энергии уже не хватает на всех сразу. Пару раз я рычу на девку Купидонова, потому что она лезет ко мне с вопросами об Алине.

Не понимаю я эту блонди. Чё ей надо? Вот Борисова мне более понятна. Со своим прошлым – бегством из Англии и маниакальным увлечением Купидоновым – сейчас она благоразумно сохраняет дистанцию. Отгородилась ото всех. В столовой сидит одна, на уроках прилежно учится, по сторонам особо не смотрит.

У неё явные проблемы с головой, теперь я вижу это невооружённым взглядом. И то, как она смотрит на Купидонова, я тоже вижу.

Не дай Бог мне так же смотреть на Алину!.. Любовью в Таниных глазах и не пахнет. Вожделение, зависимость и ненависть от невозможности получить желаемое. Этой девочке надо лечиться. И эта тётка – наша класнуха и одновременно школьный психолог – просто идиотка, раз этого не замечает.

– Егор! – внезапно догоняет меня эта самая идиотка в коридоре. – Хотела уточнить насчёт проекта. Как продвигается?

А я не знаю... Алина, напустив на себя таинственности, обмолвилась как-то, что всё готово, но мне проект не покажет. Во всяком случае, не раньше, чем мы будем его зачитывать перед классом. А потом случился её отец. И теперь я вообще не знаю, когда Алина здесь появится.

– В порядке, – пожимаю плечами. – У нас ведь есть ещё неделя, да?

– Да.

Ольга Абрамовна уже собирается ретироваться, но я останавливаю её, нахально придержав за локоть.

– Скажите, а как внимательно Вы изучали Борисову?

Она хмурится.

– А почему ты спрашиваешь?

Выдерживаю пару секунд паузу, изучая глаза училки за стёклами её очков.

– Егор, в чём дело? – машинально поправляет, надавив пальцем на дужку.

– Ну Вы же знаете, что она не совсем здорова?

По ошеломлённому взгляду Абрамовны понимаю, что не знает. Значит, приняли Таню в школу по указанию пьянчуги директора, который закрыл глаза на инцидент в Англии.

Меня он тоже принял, закрыв на многое глаза.

– Ладно, проехали, – отступаю.

– Егор! – требовательно смотрит на меня училка. – Таня – девочка непростая, но... Я не понимаю...

– Просто приглядывайте за ней. Вы поймёте, – напускаю таинственных ноток в голос и ухожу.

Насчёт класнухи я понял, что она в силу одиночества (детей и мужа у неё нет) очень любит копаться в жизнях учеников. Короче, теперь я подтолкнул её копать под Таню. Возможно, с моей подачи Борисова всё-таки получит надлежащую помощь. Если это лечится вообще!

На последнем уроке Таню выдёргивают из класса за двадцать минут до звонка. За ней приходят класнуха и завуч. Девчонка неторопливо собирает свой рюкзак, идёт к двери и прежде, чем покинуть класс, оборачивается и смотрит... Нет, не на объект своей больной любви Купидонова. Она смотрит на меня. Злобно. Мстительно.

Дверь захлопывается. Трясу головой. Меня бесит эта школа. Меня бесит любое пространство без моей девочки. Я словно потерян без неё. Словно сейчас посмотрю в окно, а там вновь кружат хлопья пепла.

Спасительный звонок даёт возможность наконец убраться отсюда.

Промаявшись какое-то время дома, одеваюсь и еду в магазин. Покупаю торт, конфеты, цветы для бабушки и Алины. Брутальный букет красных роз для бабы Вали и нежные розовые эустомы для Алины.

Не припомню, чтобы когда-нибудь дарил кому-нибудь цветы. Разве что маме. Выдранные из городской клумбы бархатцы. Мне тогда было восемь.

Припарковавшись возле подъезда Алины и взяв угощенье и цветы, дожидаюсь случайного «швейцара». Ждать приходится довольно долго. Но это лучше, чем звонить в домофон. Потому что её отец точно меня не пустит. Он, конечно, и в квартиру меня не пустит... Но находясь на лестничной площадке у их двери больше шансов прорваться.