Текст книги "Журнал «Если», 1999 № 08"

Автор книги: Кир Булычев

Соавторы: Клиффорд Дональд Саймак,Фредерик Пол,Джин Родман Вулф,Андрей Синицын,Андрей Щербак-Жуков,Терри Бэллантин Биссон,Дмитрий Караваев,Владислав Гончаров,Тимофей Озеров,Александр Ройфе
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Так он объяснил переход от статичной геометрии нашей Вселенной к высшей геометрии. В его объяснении было больше поэзии, нежели науки, однако я видела ясные доказательства его правоты.

– И давно ваш народ научился таким путешествиям?

– Десять лет назад. А твой?

– Триста лет назад.

Он уважительно кивнул.

– В таком случае ты должна понимать, о чем говоришь. Наверное, дьяволов действительно нет, и мы не в аду.

– Как вы пользуетесь своими приборами?

– Ими пользуются змеи. Если тебе не противно, могу показать.

Я взглянула на Сынка.

– Ты не боишься змей?

Он покрутил головой.

– Сейчас – нет. Кстати, не пора ли познакомиться?

– Джин Фробиш, – представился индеец.

Я тоже назвала свое имя.

Змеи вползли по его свистку и собрались посередине кабины, образовав два клубка по полсотни особей в каждом. Фробиш отдал какую-то команду на немыслимом птичьем языке. Змеи повиновались немедленно. Прильнув к приборам, они приступили к делу, рапортуя шипением и чавканьем. Джин кивнул, и змеи расползлись.

– Особая порода? – осведомилась я.

– Техтоногенная селекция, – сказал он. – Отличные работники, не обладающие собственной волей ввиду отсутствия центральной нервной системы. Они умеют запоминать и размышлять – коллективно, но никак не самостоятельно. Понимаешь? – Он позволил себе легкую улыбку, гордый своими слугами.

– Кажется, понимаю. Ты, Сынок, тоже плод особой селекции?

– Я служил талисманом, – ответил плюшевый медведь. – Я могу размножаться самостоятельно – были бы условия.

Тема оказалась щекотливой, и я поспешила увести разговор в сторону.

– Скажите, Джин, вы управляете отсюда всем кораблем?

– Теми частями, которые откликаются.

– Ваши компьютеры могут подсчитать, какая часть корабля находится под контролем?

– То, что осталось от корабля, отзывается отлично. Остальное барахлит или вообще молчит. Я как раз пытался определить степень поражения, когда появились вы.

– Вы встречали людей, ушедших за бронированные люки?

– Да. Они крупнее масаев.

У меня уже появилось объяснение многому из того, что я увидела. Кое-чему я даже могла найти земные аналоги. Джин и его змеи действовали вполне разумно, Сынок – тем более. Бронированные люки тоже утратили прежнюю загадочность. Но как быть с убитой собакой в комбинезоне? Я поморщилась. Видимо, это и есть застреленный Фробишем демон. А что за нечисть населяет прозрачный аквариум?

– Нам предстоит еще многое понять, – предупредила я.

– Ты и медведь – из одного мира? – спросил Фробиш. Я покачала головой. – Ты прилетела одна?

Я кивнула.

– Без вооруженной охраны?

Вот оно что!

– Совсем одна.

– Хорошо. – Он встал и подошел к стене у серого столба. – У нас немного голодных ртов, разве что те, в золотых латах, позарятся на нашу еду. – Он прижал ладонь к столбу. Образовалось круглое отверстие, внутри которого сверкнули две пары глаз.

– Мои жены, – объяснил Фробиш.

Одна оказалась стройной брюнеткой лет пятнадцати-шестнадцати.

Она вышла первой и опасливо покосилась на меня. Второй, более полной и круглолицей шатенке, было лет двадцать.

– Жаворонок, – сказал Фробиш, указывая на молодую. – А это Мышь. Жены, познакомьтесь с Фрэнсис Женевой.

Жены встали справа и слева от мужа и, взяв его за локти, уставились на меня.

Значит, людей на корабле четверо – или больше, если воины в зек лоте окажутся людьми. Слияние миров прошло поразительно удачно.

– Вы сказали, Джин, что приборы сохраняют контроль над уцелевшими системами корабля. Если это действительно так, то мы можем попытаться возвратиться на Землю.

– На какую? – спросил Сынок. – Какая из них ждет нас?

– О чем говорит медведь? – спросил Фробиш.

Я объяснила ситуацию так доходчиво, как сумела. Фробиш был опытным инженером и астронавигатором, но мало что смыслил в теории и практике множественных континуумов. Он поджал губы и нахмурился, не желая признавать своего невежества. Я вздохнула и в поисках поддержки оглянулась на Жаворонка и Мышь. Но обе были воплощением покорности и не смели поколебать авторитет Фробиша.

– Женщина говорит, что мы должны решить, куда возвращаться, – вмешался Сынок. – Определить наугад, понравится ли нам Земля, которая нас встретит.

– Моя Земля вам понравится, – произнес Фробиш.

– Не никакой гарантии, что это будет ваша Земля.

– Бессмыслица! – отмахнулся Фробиш. – Но я принял решение. Мы попытаемся вернуться.

Я пожала плечами:

– Хорошо.

– Змеи займутся машинами. Ты, Фрэнсис, посмотришь на убитое мною животное.

Я согласилась. Он что-то прочирикал, обрисовывая змеям задачу, и поднял панель, под которой обнаружилась клавиатура для человеческих рук. Запрограммировав компьютеры, он еще пообщался со змеями. Они исполняли его команды безупречно, как совершенные инструменты в руках опытного мастера. О возражениях не могло идти речи. Змеи были всего лишь механизмами, откликающимися на голос. Я бы не удивилась, если бы жены Фробиша проявили такую же покорность.

– Мышь найдет корм для медведя, Жаворонок будет нести караул. Понятно?

Женщины кивнули. Жаворонок достала из тайника ружье.

– Мы вернемся и утолим голод.

– Я дождусь вас, – сказал Сынок, подойдя ко мне.

Фробиш холодно глянул на медведя.

– Мы не едим со зверями! – произнес он высокомерно, совсем как британский офицер, указывающий слуге его место. – Но тебе дадут то же самое, что и нам.

Сынок возмущенно растопырил лапы.

– Со мной всегда обращались только по-человечески, – заявил он. – Либо я ем со всеми, либо остаюсь голодным. – Устремив на меня взгляд своих золотых глазок, он спросил по-русски: – Ты пойдешь с ним?

– У нас нет выбора, – ответила я на его языке.

– Что ты мне посоветуешь?

– Временно смирись. Я на твоей стороне. – Мне было трудно понять его настроение по выражению черной с белыми крапинами мордочки. На его месте я бы не успокоилась. Но учить медведя дипломатии не оставалось времени.

Фробиш открыл люк, ведущий в кабину с трупом, пропустил меня вперед, после чего задраил люк изнутри.

– Я уже видела тело, – сообщила я. – Что вы хотите узнать?

– Мне нужен твой совет, – ответил он.

Я не приняла его слова на веру, но наклонилась над. неподвижным существом, зажатым между креслами.

– Он вам угрожал?

– Он бросился на меня. Я решил, что это демон, и выстрелил. Он умер.

– Чем вызван весь этот разгром?

– Я выпустил много очередей, – признался он. – Я был очень напуган. Теперь я успокоился.

– Это существо могло бы нам помочь…

– Оно похоже на пса. Какой толк от собаки?

– Послушайте, – обратилась я к нему, отойдя от трупа, – вы, кажется, не понимаете, что здесь происходит. Постарайтесь вникнуть, иначе мы все погибнем. Я не собираюсь расставаться с жизнью из-за глупости одного человека!

У него расширились глаза.

– Женщины не разговаривают в таком тоне с мужчинами!

– Эта женщина разговаривает, дружище! Не знаю, что за порядки в вашем обществе, но тебе придется привыкнуть к сотрудничеству с другим полом, не говоря уже о других видах! В противном случае тебя постигнет судьба этого бедняги. Ты не дал ему шанса обозначить намерения: запаниковал и давай палить! Это не должно повториться.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не перейти на крик.

Фробиш через силу улыбнулся и шагнул к люку. Он старался держать себя в руках. Сама я сомневалась, хорошо ли работает моя голова. Этот человек выглядел понятным, но я никак не могла его разгадать. Я барахталась в пучине, и резкие движения могли только ускорить исход.

– Что это за пес? – спросил Фробиш, тяжело дыша. – Что за кабина?

Я схватила труп за ногу и выволокла его на свет.

– Возможно, это разумное существо. Вот и все, что я могу сейчас сказать. При нем нет никаких вещей. – Я отвернулась и соскребла с ладоней запекшуюся кровь. Я еле держалась на ногах от усталости, голова раскалывалась от боли. – Я не инженер. Не знаю, пригодится ли нам все это оборудование, и не могу определить, возможно ли его наладить. А ты?

Фробиш огляделся и приподнял одну бровь.

– Невозможно.

– Ты уверен?

– Уверен. – Он принюхался. – Все сгорело. Здесь опасно.

– Да, опасно. – Я оперлась о спинку кресла.

– Тебе потребуется защита.

– Неужели?

– Самая лучшая защита – семейные узы. Ты все время споришь, но мои жены научили бы тебя приличиям. Семейные узы – лучшая опора. Мы вернемся, и все будет хорошо.

Он застал меня врасплох, и я не сразу нашлась с ответом.

– Какие еще семейные узы?

– Я возьму тебя в жены и буду защищать.

– Я могу сама за себя постоять.

– Отказываться глупо. Если ты останешься одна, тебя убьют такие, как он. – Он указал на погибшего пса.

– Мы поладим, даже не став одной семьей. У меня нет ни малейшего желания покупатьбезопасность.

– Ты меня удивляешь! – сказал Фробиш. – Я не плачу женщинам денег!

Он говорил тоном обиженного мальчишки. Что подумали бы его жены, услышав наш спор?

– Надо избавиться от тела, прежде чем оно начнет разлагаться, – напомнила я. – Помоги мне вытащить его отсюда.

– Его нельзя трогать.

Усталость прогнала остатки осторожности.

– Чертов идиот! Очнись! Нам грозит страшная опасность!

– Повторяю, женщине не пристало так говорить. – Он подошел и занес руку для удара.

Нагнув голову, я заехала ему кулаком в солнечное сплетение. Удар получился слабый, но хватило и его, чтобы Фробиш свалился, как подкошенный. Я чертыхнулась и села на стол, чтобы, потирая отшибленную руку, поразмыслить над происшедшим.

Я не привыкла к пренебрежительному отношению к женщинам. Оно вызывало у меня отвращение, но внутренний голос подсказывал, что идти против вековых традиций глупо. Жены Фробиша не выступали против угнетения. Своим поступком я все испортила. Мне ничего не оставалось, как отнести его обратно, к женам, и дождаться, пока он придет в себя. Я подтащила его за руки к люку, потом подхватила под мышки. Пришлось провезти его по луже крови на полу кабины, и теперь за индейцем тянулся тошнотворный след.

* * *

Я скучаю по Ягиту Сингху сильнее, чем готова сама себе признаться. Я думаю о нем и гадаю, как бы он поступил в подобной ситуации. Он невысокий и смуглый, с правильными чертами лица и глазами Кришны. Наши отношения прекратились три недели назад, по моему настоянию, так как я не видела для них перспективы. Он бы сумел поладить с Фробишем: улыбался бы ему, вел себя с ним по-товарищески, но не отказывался от собственных взглядов. Благодаря ему осколки моих детских воспоминаний слились в целостную картину. Может быть, и в теперешнем хаосе он нашел бы рациональное зерно? Где ты сейчас, Ягит? Наслаждаешься ли сменой времен года? Кончилась ли твоя зима? Ведь ты не понимал девочку, мечтавшую о снеге. Кровь Твоя чересчур горяча, чтобы ты мог вынести мою зимнюю нерешительность, а принуждать меня к перемене ты не хотел, попросту не мог. Я застряла между детством и своими тридцатью годами, между весной и зимой. Началась ли у тебя весна?

* * *

Жаворонок и Мышь приняли из моих рук своего мужа, кипя от гнева. Речь их была сбивчива, но я поняла, кого они винят в случившемся. Я рассказала об инциденте Сынку, и тот опечалился.

– Вдруг он проснется и застрелит нас?

Во избежание такой развязки я унесла ружье в свою каюту. Там сохранился целый стенной шкаф, у меня остался ключ, но я не стала запирать ружье, а просто припрятала его, чтобы воспользоваться в случае необходимости. Пришло время проявить дипломатичность, хотя мне хотелось одного – забыться сном. От усталости все мышцы были как каменные.

Я поплелась за Сынком. Фробиш уже очухался. Он лежал на откидной койке рядом со своей плоской панелью. Жены сидели рядом на корточках и с мрачным видом утоляли голод, черпая из металлических мисок.

Фробиш смотрел мимо меня, зато Жаворонок и Мышь не скрывали негодования. Я чувствовала, что в драке их будет нелегко одолеть. Но и я так просто не дамся…

– Пора взяться за ум, – сказала я.

– На этом корабле правит безумие, – огрызнулся Фробиш.

– Согласен, – подал голос Сынок, усаживаясь на полу рядом со своей миской.

Заглянув в нее, он принялся уничтожать содержимое, ловко орудуя пальцами.

– Если мы будем ссориться, то ничего не добьемся, – сказала я.

– Только это и не позволяет мне тебя прибить, – буркнул Фробиш. Мышь наклонилась к его уху и что-то зашептала. – Жена подсказывает: тебе надо дать время, чтобы ты разобралась в логике наших обычаев. – Неужели эти женщины способны мыслить рационально, невзирая на свой гнев, или индеец просто пытается заманить меня в ловушку? – Не исключено также, что ты вождь. Я сам вождь, и мне бывает трудно ужиться с другим вождем. Поэтому я управляю кораблем один.

– Я не… – Но тут я прикусила губу. Не надо торопиться. – Мы должны работать вместе. Лучше временно забыть о том, кто из нас вождь.

Сынок вздохнул и отставил пустую миску.

– А вот я не вождь! – сообщил он. – Мне это не по душе. – Он повис на моей ноге. – Талисманам нужна вторая часть. Я выбираю Женеву. Кажется, мой английский уже достаточно хорош, чтобы меня понимали.

Фробиш бросил на медведя любопытный взгляд.

– Больно… – Он погладил ушибленный живот и перевел взгляд на меня. – Ты бьешь не как женщина. Женщина метит в самое уязвимое место мужчины, а ты бьешь с умом. Я не могу признать тебя так, как это сделал медведь, но если ты подумаешь над моим предложением, мы сможем работать вместе.

– Предложение о семейных узах?

Он кивнул. Он был мне не менее чужд, чем его змеи. Я решила выиграть время.

– Хорошо, я подумаю. Мне трудно преодолеть свое воспитание.

– Мы тем временем отдохнем, – сказал Фробиш.

– Пусть нас охраняет Сынок, – предложила я.

Медведь гордо выпрямился и встал у люка. Казалось, мы заключили перемирие, но прежде чем улечься на откидную койку, я спрятала в кармане брюк оружие – железный брусок.

Змеи заползли в свои клетки-этажерки и застыли. Я накрылась простыней. Секунда – и я погрузилась в блаженный, целительный сон.

* * *

Не знаю, сколько времени я спала. Разбудил меня истошный крик Сынка:

– Они здесь! Они здесь!

Я свалилась с койки, запутавшись в простыне. Индейская семья раньше меня приготовилась отражать нападение. Напрасно я прятала ружье: у Фробиша нашлось другое, которое он взял на изготовку.

– Кто «они»? – спросила я, еле двигая языком.

Фробиш ногой отпихнул Сынка от люка и попытался закрыть крышку, но прежде чем он сумел это сделать, в кабину вполз черный кабель. Крышка прищемила его, вызвав сноп искр. Фробиш отскочил и прижал приклад ружья к плечу.

Сынок повис на моей ноге. Мышь открыла клетки и выпустила змей. Фробиш пятился от содрогающейся дверцы. Змеи дисциплинированно ползли к задраенному люку, из-за которого доносились детские голоса.

– Подождите! – крикнула я.

Мышь прицелилась в меня из пистолета. Я сочла за благо умолкнуть.

Дверца опять распахнулась, и в комнату стремительно вползли сотни извивающихся, переплетающихся кабелей. Ружье вывалилось у Фробиша из рук и было тут же облеплено, как бактерия антителами. Мышь выстрелила наугад и упала на дергающиеся кабели. Жаворонок метнулась к дыре, в которой обычно скрывались обе женщины, но кабели поймали ее за ноги.

В следующую секунду кабели взмыли к потолку, оттолкнулись цобрушились на змей. Змеи рассыпались, некоторые прилипли к кабелям, как насекомые к языку лягушки. Спастись удалось одной-единственной змее, проползшей мимо меня. Сынок обнимал меня за ноги, но двинуться с места мешал не он, а обмотавшие меня липкие тросы.

В распахнутом люке появилась маленькая бесформенная фигура с мачете. Обрубив липкие провода, препятствующие движению, существо вошло в кабину, опасливо озираясь. Потом оно помахало рукой, и следом за ним в кабину вошли еще пятеро.

Все они были совершенно одинаковыми: примерно полметра высотой (чуть ниже Сынка), лысые и розовые, словно грудные дети. Лицами все шестеро походили на человеческих зародышей, глаза у них были серо-зеленые, ручонки пухлые, с короткими пальцами, как у младенцев с полотен Рубенса. Они прошли в кабину широкими уверенными шагами, не касаясь живых лиан.

Сынок задергался, услышав донесшийся из коридора звук, похожий на высокое мяуканье.

– С грудями… – простонал он.

Один из младенцев положил на порог люка трап, отошел в сторону и хлопнул в ладоши. Остальные выстроились в ряд, выпятив розовые зады и заложив ручонки за голову, словно сдаваясь неприятелю. Мяуканье стало громче.

В кабину вошла, непристойно содрогаясь, «мусорная корзина» с грудями, как описал эту невидаль Сынок. Это был цилиндр в юбке со сборками, снабженный тремя парами грудей с розовыми сосками. Торс венчала плоская головка, черные глазки тревожно скользили по кабине. Больше всего «корзина» напоминала Диану Эфесскую, римскую покровительницу рожениц.

Один из младенцев что-то провозгласил тоненьким голоском. «Диана» замерла на месте. Младенец кивнул – все шестеро припали к грудям и зачавкали.

Насытившись, они разошлись по кабине и внимательно ее осмотрели. Главный обращался к нам по очереди, пробуя разные неведомые языки. Я ослабила свои путы, убрала их ото рта и посоветовала Сынку пустить в ход известные ему языки. Он так и сделал, хотя тросы заглушали его голос. Главный выслушал его с любопытством, повторил кое-что за ним и обернулся к своим сородичам. Один кивнул, шагнул к нам и обратился к медвежонку на языке, похожем звучанием на греческий. Сначала Сынок недоумевал, потом стал более или менее связно отвечать.

Младенцы ослабили его путы, опасливо поглядывая на меня. Сочетание Сынка-медведя и шести младенцев, еще не отнятых от груди, производило такое сильное впечатление, что меня разобрал истерический смех.

– Кажется, он говорит, что знает, как все произошло, – перевел Сынок. – Они были к этому готовы и предполагали, чего можно ожидать. Что-то в этом роде…

Главный соприкоснулся ладонями с грекоязычным сородичем и сам заговорил с Сынком на этом языке. При этом он держал свои пухлые ручонки вытянутыми и жестом потребовал от Сынка того же. Третий снял затвердевший кабель с лап Сынка, который прикоснулся к ладоням собеседника. Младенец пронзительно рассмеялся и шлепнулся на пол. Правда, уже в следующее мгновение он резко посерьезнел, встал и сурово оглядел нас.

– Здесь распоряжаемся мы, – произнес он по-русски. Фробиш и его жены запричитали на своем причудливом французском, требуя их освободить. – У них другой язык? – спросил младенец Сынка. Тот кивнул. – Мои братья овладеют их языком. На каком говорит четвертая? – Он указал на меня.

– По-английски, – ответил Сынок.

– Столько разнообразия! – сказал главный младенец со вздохом. – Ее языком овладею я.

Мои кабели были немедленно перерезаны. Я вытянула руки. Ладони главного оказались холодными и липкими. У меня по рукам побежали мурашки.

– Хорошо, – сказал главный на чистом английском. – Мы расскажем вам, что произошло и что мы собираемся предпринять.

Его толкование Разрыву оказалось близким к моему.

– Все это – проделки Множителей. Большие, – он указал на меня, – называют их «энгорами». Мы не удостаиваем их специального названия, потому что не уверены, что они стабильны. В любом случае, те, кто обладает тайной Разрыва, наши враги, в какой бы вселенной они ни прятались. Теперь мы соратники. Мы выбраны из массы жертв Разрыва, накопившейся за столетие. Критерий выбора – близость: все мы выходцы с одной планеты. Вам понятно, что значит быть соратниками?

Мы с Сынком кивнули, индейцы никак не прореагировали.

– Мы, немийцы, дети Ноктилии, были готовы к Разрыву. Мы примем совокупный корабль под свое командование и доставим его в подходящее место, чтобы разобраться, в какой вселенной мы оказались. Можем ли мы рассчитывать на ваше сотрудничество?

Мы с медведем снова кивнули, индейцы опять промолчали.

– Освободить всех! – приказал младенец, величественно взмахнув рукой. – Но имейте в виду: в любой момент мы можем снова вас пленить. Нам совсем не нравится, когда на нас нападают.

Кабели обмякли и испарились, оставив после себя пар и сладковатый запах. «Диана» покинула кабину, сопровождаемая главным младенцем и еще одним из их числа. Оставшаяся четверка внимательно за нами наблюдала, не нервничая, но и не упуская ни одного нашего движения.

– Похоже, мы побеждены, – сказала я Фробишу, но тот и ухом не повел.

* * *

Через несколько часов нам рассказали, куда нам разрешено заходить. Моей территорией стала моя каюта и ванная. Немийцы, судя по всему, в ванной не нуждались, поэтому их стремление удовлетворить наши нужды произвело хорошее впечатление.

Не прошло и часа, как младенцы овладели приборами управления. Они принесли с собой кучу выведенных из строя аппаратов, чтобы необыкновенно быстро и умело вернуть их к жизни. Еще до ужина они научились пользоваться всем, что находилось в кабине.

Затем главный объяснил нам, что «совокупность» еще не готова: в ней недостает еще двух групп. Таковыми оказались чернокожие гиганты в золотых доспехах и существа из прозрачного пузыря на внешней оболочке корабля. Нас предупредили, что крушение установленных границ таит смертельную опасность.

Пришло время укладываться спать. Немийцы удостоверились, что мы спим, после чего сами удалились отдыхать – не знаю, включал ли их отдых сон. Сынок спал у меня под боком, на койке в моей каюте, похрапывая и повизгивая. Я лежала с закрытыми глазами, размышляя о говорящем аквариуме. Я считала его своим тайным оружием. Что еще он может мне сообщить? Принадлежит ли он существам, с которыми мы уже знакомы, или кому-то еще? А может, он и вовсе сам по себе?

Я пыталась отвлечься от своих неприятных, путанных мыслей и погрузиться в сон, но не тут-то было. Я стала беспомощной и бесполезной – состояние, которое мне никогда не нравилось. От бесполезного груза в конце концов избавляются. Недаром я много училась и карабкалась вверх по карьерной лестнице: я привыкла к мысли, что могу сыграть роль в любой системе.

Увы, младенцы, при всей их терпимости и способности к пониманию, выглядели совершенно самодостаточными. Они сами сказали, что заранее готовились к такому развитию событий и знали, как поступить. Неясность была поводом для еще большего сплочения. И немудрено: источник их уверенности – ходячая кормушка – всегда оставался под боком.

У немийцев была их «Диана», у Фробиша – жены, у Сынка – я. Лишь у меня никого не было. Я представляла себе черную пустоту, россыпи звезд. Голова раскалывалась, мышцы спины сводила судорога. Я перевернулась на живот, ненароком потревожив Сынка, и зажмурила глаза, пытаясь представить Ягита Сингха. Но даже во сне не увидела ничего, кроме снега и сломанных серых деревьев.

В каюте вспыхнул свет. Сынок пошевелился и разбудил меня. Я протерла глаза, слезла с койки и с трудом выпрямилась.

Фробиш и его жены совершали в ванной утренние омовения. Они покосились на меня, но промолчали. Я чувствовала напряжение, но старалась не обращать на это внимания, понимая, что нельзя давать волю раздражению.

Я вернулась к себе. Фробиш вошел в каюту следом за мной.

– Мы не согласимся на господство детей, – сказал он тихо. – Чтобы их одолеть, нам потребуется твоя помощь.

– Кто их заменит?

– Я. Они перенастроили мои приборы, но змеи с ними справятся.

– Клетки со змеями крепко заварены, – возразила я.

– Ты присоединишься к нам?

– Что я могу? Я всего лишь женщина.

– Я буду сражаться, а жены и ты мне поможете. Мне нужно ружье, которое ты спрятала.

– У меня его нет. – Но он, видимо, заметил, как я невольно покосилась на стенной шкаф.

– Ты с нами?

– Не уверена, что это разумно. Более того, знаю, что это неразумно. Ты не сможешь добиться своего.

– Хватит с меня твоих оскорблений! Либо ты присоединяешься к Нам, либо я расправлюсь с тобой прямо сейчас…

Сынок ощетинился и оскалил клыки. Я решила рискнуть.

– Ты не мужчина! – крикнула я. – Ты маленький мальчик! У тебя безволосая грудь и сосулька в штанах.

Он толкнул меня на койку, а сам протиснулся к шкафу и поспешно его распахнул. Сынок вцепился ему в икру и оторвал от штанов окровавленный лоскут, но поздно: Фробиш уже схватил ружье и положил палец на спусковой крючок. Я отбросила направленный на меня ствол, и первая пуля вылетела в коридор, где снесла половину головы некстати подвернувшемуся немийцу.

Кровь и грохот выстрела ошеломили Фробиша. Он попытался ударить прикладом Сынка, но тот отскочил, и вождь потерял равновесие, Я заехала ему по горлу ребром ладони.

Потом я завладела ружьем. Фробиш задыхался, лежа у стены, и синел на глазах. Я смягчилась: наклонилась к нему, нащупала трахею и умелым движением пальцев восстановила ему дыхание.

Потом, глядя на труп в коридоре, тихо сказала:

– Вот и все. Пора сматываться.

На шум никто не явился. Я поманила Сынка, и мы побежали по коридору, прочь от рубки индейца и от младенцев.

– Женева! – окликнул меня Сынок, когда мы пробегали мимо бронированного люка. – Куда мы бежим?

Я услышала над головой странный звук и увидела камеру, направившую на нас холодный объектив.

– Не знаю… – пробормотала я.

Гибкий клапан, ведущий в пузырь, был опломбирован. Мы проскочили мимо закутка, где раньше был аквариум, а теперь остались только крепления от него.

Еще через несколько ярдов мы увидели незапертый бронированный люк. Это выглядело как слишком откровенное и потому опасное предложение, но выбора у меня не оставалось.

Корабль был изрыт туннелями, словно термитник. Пройдя через люк, мы оказались в прямом коридоре, где не действовали законы тяготения. Я схватила Сынка за руку, и мы поплыли куда-то вниз. Приборы на стенах коридора смутно напоминали мне оборудование моего корабля. Я бы не удивилась, если бы увидела своих соплеменников.

В конце коридора, метров через сто, тяготение постепенно восстановилось. Нас ждал очередной открытый бронированный люк. Я заглянула в него, готовая выстрелить, но никого не заметила.

Однако стоило нам пройти в люк, как перед нами предстал чернокожий гигант в золотом облачении. Я удивилась, он – ни капельки. Я готова была сразить его выстрелом, он же выразительно опустил оружие, даже слегка улыбнулся.

– Мы ищем женщину по имени Женева. Это ты?

Я кивнула. Он поклонился, звеня доспехами, и жестом пригласил меня следовать за ним. За углом нас ждало неосвещенное помещение и иллюминатор шириной в несколько метров, за которым сияла звездами бесконечность. По движению звезд я догадалась, что корабль движется. В темноте виднелись крупные фигуры, человеческие и совершенно неведомые. Слыша дыхание незнакомцев, я мысленно сравнивала их с притаившимися хищниками.

Чья-то рука завладела моей, надо мной нависла чья-то тень.

– Сюда.

Сынок висел на моей икре, как гиря, но я покорно тащила его, а он терпеливо молчал. Выходя из наблюдательной рубки, я заметила в иллюминаторе абрис континента и узнала Азию. Мы приблизились к Земле. Очертания континентов остаются неизменными в бесчисленных вселенных – неподвижная основа под тонким изменчивым слоем живой краски. Какова же жизнь в далеких мирах, на континентах иных очертаний?

Следующая комната тоже была темной, но я увидела огонек свечи за занавеской. Тень, сопровождавшая меня по коридорам, вернулась в смотровую рубку и задраила люк. Теперь до меня доносился звук дыхания всего одного человека. Это было не мое дыхание!

Меня пробрала дрожь. Видимо, нас собираются прикончить. Разумеется, как прокормить столько ртов? Воздуха на корабле тоже в обрез, как и всего прочего. Бедный Сынок, из-за своей преданности ты погибнешь раньше срока…

Справа от меня виднелся женский силуэт. Я повернулась к ней. Она вздохнула. Я уже поняла, что она невероятно стара: ее дыхание скорее походило на стон, сухие губы разомкнулись с треском, веки разлепились с хлюпаньем. Огонек свечи отклонился. Привыкнув в темноте, я различила прозрачный треугольник занавески.

– Здравствуй, – сказала женщина. – Тебя зовут Фрэнсис Женева?

Я кивнула и, опасаясь, что она плохо видит, сказала:

– Да.

– Меня зовут Хуниперо. – «X» она произнесла с испанским придыханием. – Я была командиром дальнего космического корабля «Каллимах». Ты тоже командовала кораблем?

– Нет, – ответила я. – Я была просто членом экипажа.

– Что с вами произошло?

Я попыталась ответить лаконично, давясь кашлем. Мое горло пересохло, словно древний пергамент.

– Тебе не трудно подойти ближе? Я тебя плохо вижу.

Я послушалась.

– На твоем корабле почти не осталось компьютеров и банков данных, – сказала она. Я почти не различала ее черт, хотя она, наклонившись ко мне, внимательно меня изучала. – Но мы овладели твоим языком благодаря приборам индейца. Он не сильно отличается от нашего древнего языка, но мы на нем уже не говорим. Многие из вас могут общаться, и это очень полезно. Эти грудные младенцы, немийцы, всегда знают, как поступить. Они неоднократно участвовали в наших путешествиях.

– Могу я спросить, что вам нужно?

– Чтобы тебе стало понятно, я должна объяснить… Я сотни раз переживала mutata. Вы называете это Разрывом. Но мы – моя команда и я – еще не нашли свой дом. Команда не должна оставлять попыток, но я долго не протяну. Мне уже больше двух тысяч лет от роду, и мой поиск близок к концу.

– Почему остальные не стареют?

– Моя команда? Потому что они не руководят. Отпадают только лидеры – это обеспечивает группе гибкость. Ты тоже состаришься. Но группа не стареет, потому что ей надо продолжать поиск.

– Почему вы говорите обо мне?

– Знаешь ли ты, сестра, что означает «Женева»?

Я отрицательно покачала головой.

– То же самое, что мое имя – Хуниперо. Это дерево можжевельник, приносящее ягоды. Мою предшественницу звали Женевбрум: она прожила вдвое больше меня – четыре тысячи лет. К ее появлению корабль был гораздо меньше, чем теперь.

– А ваши люди – те, что в доспехах?..

– Члены моего экипажа. У нас есть и женщины.

– Они занимаются этим шесть тысяч лет?

– Дольше, – ответила она. – По-моему, быть лидером и умереть – гораздо проще. Но у них сильная воля. Загляни в аквариум, Женева.

Загорелся свет, и я увидела знакомый аквариум. Мутная жидкость вертелась в воронке. Старуха вышла из своей ниши, встала рядом со мной и написала что-то непонятное пальцем на стекле.

Население аквариума показало два изображения – мое и старухи. На старухе было простое коричневое платье; темные волосы, слегка тронутые сединой, курчавились. Она еще раз коснулась стекла, и волосы стали длиннее, образовав большую шапку, морщины на лице разгладились, тело стало стройнее и мускулистее, на губах появилась улыбка.

Я узнала себя. Только волосы были не мои.

Я глубоко вздохнула.

– При каждом попадании вашего корабля в Разрыв вы приобретаете новых пассажиров?

– Иногда. Кое-кого теряем, но приобретаем гораздо больше. Последние несколько столетий наши габариты остаются неизменными, но со временем мы возобновим рост. До предельных размеров нам очень далеко: мы можем вырасти еще вдвое. Тогда мы получим целиком все корабли и их экипажи, прошедшие через Разрывы.